Рикмен выпалил:
– Полиция! Отпусти ее!
Джордан, держа Дезире за запястье, глянул через плечо. Затем размахнулся и изо всей силы ударил кулаком ей в лицо – верхняя губа лопнула, и кровь брызнула струей. Рикмен увидел капли, черные в розоватом свете уличных фонарей, обрызгавшие стену дома и светлые ботинки Джордана.
Рикмен закрыл глаза от этих воспоминаний.
– Я представился как офицер полиции, а он ударил ее кулаком в лицо со всей силы. – Он посмотрел на Грейс, и она увидела в его глазах гнев и изумление. – Я был уже совсем близко. Джордан видел меня. Он знал, кто я такой. Но его это не остановило. Ему было мало того, что он изуродовал ей лицо. Она испачкала ему кровью ботинки, и это его взбесило. Он стащил ботинок и треснул ее каблуком по голове. Она рыдала, пыталась закрыться свободной рукой. Я подбежал к нему, когда он изо всех сил ударил ее во второй раз.
– Джефф, эта девушка была София? – спросила Грейс.
– Нет… – Он вдруг смутился. – Боже, я только сейчас понял, что даже не знаю ее настоящего имени. На панели она называет себя Дезире.
– Тогда я не понимаю, почему…
– Я не сдержался, Грейс. Я вышел из себя. Я готов был его убить. Если б Дезире не оттащила, то, наверно, и убил бы. Мои руки были все в крови. Он… – Рикмен уставился куда-то в пустоту.
Джордан молил о пощаде, его лицо превратилось в кровавое месиво. Рикмен желал тогда смерти сутенера, но для него самого это стало бы концом службы.
– Ты не должен был так поступать, – сказала потрясенная Грейс.
– Знаю. Я думал об этом все время. Меня тогда как заклинило – унижения детства, отец, воспоминания о том, что он вытворял с матерью. – Он покачал головой. – Я не могу ни объяснить себе этого, ни простить.
– Думаешь, Джордан убил Софию из… мести?
– Девушка, которую… – Он запнулся. – Я чуть было не сказал «защитил». Так вот, Дезире присматривала за Софией. Полагаю, они были подругами.
Грейс прищурилась:
– Боже правый! Получается, таким жутким способом он отомстил и тебе, и девушке? Да нет, Джефф, здесь должна быть какая-то другая причина.
– Хотелось бы, чтоб была.
– Почему же ты раньше мне этого не рассказал? – В ее вопросе не было упрека, только беспокойство за него.
Он посмотрел на свои руки:
– Мне было жутко стыдно, Грейс. Я и не знал, что во мне столько ненависти.
«Неправда, Рикмен, знал, – подумал он. – Ты все еще неискренен с ней. Ты ненавидел отца так, что у тебя в глазах темнело. И будь ты на пару стоунов тяжелее и на год-два постарше, ты бы убил его, а не гнал по улице».
– О господи, – сказала Грейс. – Никак не могла понять, как я не заметила, что ты в таком состоянии вернулся домой. А теперь вспомнила: это было в ту ночь, когда ты вроде бы пьянствовал где-то с Ли Фостером.
Рикмен виновато повесил голову.
… Фостер оглядел стоящего на пороге Рикмена и, как всегда подшучивая, сказал:
– Надеюсь, что тот парень выглядит еще хуже.
Рикмен был почти невменяем. Фостер втащил его в квартиру, загнал под душ, кинул одежду в стиральную машину, позвонил Грейс и выдал ей только что состряпанное алиби…
– Он объяснил мне, что вы прошлись по пивнушкам и порядком надрались, – сказала Грейс и, осознав теперь второе значение слова, добавила: – Его, наверно, позабавил собственный каламбур. Это случилось, когда ты подал документы на звание старшего инспектора. Предположительно, вы должны были отмечать это событие. Он еще пошутил: «Старшим инспектором не быть, если как следует не обмыть».
Рикмен не мог смотреть ей в глаза:
– Прости, Грейс.
– Джордан не подавал жалобу?
– Для него бы это означало сотрудничество с полицией, – ответил Рикмен. – Но такие, как Джордан, всегда ищут способ расквитаться.
– Джефф, ты должен доложить об этом.
– Я так и сделаю. Утром я поговорю с Хинчклифом. Я… я просто должен был рассказать тебе. Первой.
Это было правильное решение. Всю жизнь Рикмен руководствовался природным чутьем, и оно его не подводило. Лишь иногда приходилось поступать в соответствии с целесообразностью. Грейс же заставила его думать по-другому. За годы их знакомства он обнаружил перемены в себе самом. Он понял, что можно быть твердым, не становясь при этом жестким.
А сейчас она опустилась к нему на колени. Ее пальцы нежно касались шрамов на его лице: вот тонкая серебристая нить, рассекающая бровь, а это – рубец на подбородке от запущенной в него отцом пепельницы за какой-то уже забытый проступок.
– Джефф… – прошептала она, целуя его. – Джефф…
Глава 33
Будильник прозвенел в семь утра. Грейс застонала и перевернулась, обняла Рикмена и. прижалась к его спине.
– Не уходи, – пробормотала она с закрытыми глазами.
– Я должен, – сказал Рикмен, целуя ее руку и ослабляя объятия.
– Я напишу тебе освобождение, – сказала Грейс, важно нахмурившись. – Я же врач – имею право.
Он рассмеялся, поинтересовавшись, что же за болезнь должна была скрутить его за ночь, чтобы ему был прописан постельный режим.
– Мои диагнозы известны неразборчивостью почерка, – подольщалась она. – Никто и не узнает, что у тебя болит.
– И что же будет написано в графе «заболевание»? – Ему было любопытно, что она придумала.
– Сезонно обусловленный пароксизм капилляров периферийных сосудов.
– То есть?
– Это когда ноги мерзнут. Я вылечу.
– Ну разве что… – вздохнул он, обходя кровать и направляясь в ванную. – Но на сегодня у меня запланировано покаяние.
Грейс откинула с глаз волосы и села, окончательно проснувшись.
– Господи, прости, Джефф. Я уснула и все забыла.
Он нагнулся и поцеловал ее:
– Не переживай – я помню.
– Я приготовлю завтрак, – засуетилась Грейс, спуская ноги с кровати.
Рикмен ласково уложил ее назад:
– Я успеваю только побриться и принять душ. Еда даже не обсуждается.
– Джефф…
– Все хорошо, Грейс. – «Опять ложь», – подумал Рикмен. На самом деле ноющая боль в желудке терзала его почти всю ночь. Он взвесил все «за» и «против» своего признания за долгие часы бессонницы. – Думаю, я должен это сделать.
На совещании подчиненные не сообщили ничего интересного: опросы друзей Джеза Флинна доказали только то, что все они были крайне напуганы. Бифи, Минки и Даз отказывались вести диалог. Психолог, обследовавший Даза, установил, что у мальчика посттравматическое стрессовое расстройство. Свидетельские показания указывали на то, что мальчишки невольно помогли устроить убийство четверых человек, личности которых до сих пор не были установлены. Опросы проституток Джордана были не ценнее дырявой галоши. «За исключением, – подумал Рикмен, – моей интереснейшей беседы с Дезире вчера вечером».
Он удивлялся своему желанию сбросить с себя груз долго скрываемой вины. Хотя он и внушал подозреваемым: «Вам станет легче, если вы об этом расскажете», но сам никогда в это по-настоящему не верил. Тем не менее признание пришлось отложить: Хинчклиф отсутствовал. Его опять вызвали на совещание с суперинтендантом и финансовой службой, поэтому отчет Рикмена о его собственном неофициальном расследовании подождет.
Народ безо всякого восторга рассеялся выполнять поставленные задачи. Изменить этот настрой было бы проще простого. Достаточно было заявить: «А знаете, ребята, похоже, я понял, почему Джордан хотел убить Софию». Танстолл обязательно спросил бы почему, предварив вопрос своим обязательным «не хочу показаться глупым» – в его воображении именно Танстолл всегда спрашивал об очевидных вещах. «Нет, не наркота, не деньги и не новый передел территории, а месть копу, который не умеет уважать закон».
Но в данный момент им приходится вести дело, как и прежде. Рикмен убедился, что в группе наблюдения за Джорданом достаточно людей. Сутенер оставался их главным подозреваемым, но, до тех пор пока он не переговорит с Хинчклифом, он вынужден молчать о своих соображениях. Поэтому Рикмен вернулся в кабинет и под подозрительным взором Фостера сделал вид, что работает с бумагами.
– Что он там так долго? – задал Рикмен риторический вопрос, подойдя к двери и выглядывая в коридор.
– Не знаю, босс. – Фостер доедал кексы, которые стянул у одной из гражданских служащих, и потел над рапортом о последнем рейде своей группы в район Ливерпуля, населенный беженцами. Через несколько минут стараний он с отвращением положил ручку:
– Мы скорее отыщем целку на Хоуп-стрит, чем уломаем всю эту компашку оказывать содействие следствию. – Он критически оглядел Рикмена. – Ну и что тебя грызет?
– Джордан, – не задумываясь, выложил Рикмен.
От удивления Фостер даже положил на стол остатки третьего кекса:
– Ты же больше не собираешься колоться перед старшим про Джордана?
Рикмен понял, что ему следует держать язык за зубами. Он уткнулся в свой стол и бесцельно переложил несколько бумажек.
– Давай лучше не будем это обсуждать, – сказал он вместо ответа.
– Боишься, я опять изобрету что-нибудь сомнительное? – Фостер дотянулся до двери и захлопнул ее. – Он же под наблюдением. Денек-другой, и мы на него что-нибудь да нароем.
– У нас уже и так на него кое-что есть, – возразил Рикмен. – Но я хочу снять этот камень с души, Ли.
– Отложи пока, – посоветовал Фостер. – Если повезет, порыв иссякнет.
– Не получится.
Фостер запустил пальцы в волосы. Он настолько расстроился, что забыл о вреде, который может нанести своей обалденной прическе.
– Есть три вещи, которые никогда не надо делать, – сказал он, – лезть на рожон, извиняться и сознаваться.
Казалось странным, что и его лучший друг, и его злейший враг думают одинаково. Джордан тоже сказал, что он не собирается признаваться в том, что Рикмен нанес ему оскорбление действием. Но если Джордану сойдет с рук убийство Софии, потому что Рикмен утаил информацию, то он станет соучастником преступления.
– Говорят, признание облегчает душу. – Это была слабая попытка разрядить обстановку, но на Фостера это никак не подействовало.
– Знаешь, чем хорошо признание? Священники и психиатры без работы не останутся.
– И полицейские, – добавил Рикмен.
– Если сами не начнут делать признания.
У Рикмена зазвонил мобильный телефон, и он достал трубку.
– Джефф? – Женский голос был приглушен, будто она говорила сквозь вату.
– Это кто?
Фостер глядел настороженно, и Рикмен жестом попросил его подождать.
– Джефф, это Таня. – Она говорила так, будто совсем недавно плакала. – Я… не знаю, что мне делать…
Рикмен сделал знак Фостеру, что отпускает его.
– Что-то с Саймоном? – спросил он, удивившись, что встревожился.
– У него истерика, – сказала она полным слез голосом. – Я не стала бы тебя дергать, но мы никак не можем его утихомирить. Он постоянно требует тебя.
– Ты правильно сделала, – успокоил ее Рикмен.
Ей, должно быть, трудно было решиться на этот звонок. К тому же он не был в госпитале со дня визита Саймона к нему домой. Когда же это было? Два дня назад?
– Джефф, ему пришлось сделать укол успокоительного. Он считает… – Она запнулась, но затем взяла себя в руки. – Он считает, что совершил нечто ужасное, и поэтому ему пришлось уйти из дома.
– Но ведь это… – Он уже готов был сказать, что это неправда, но в известном смысле Саймон действительно был виноват: он бросил десятилетнего мальчишку на произвол жестокого и бесчеловечного отца. Оставил его с матерью, которая была совершенно запугана и забита. Случались дни, когда, вернувшись из школы, он заставал ее все на том же месте в окружении немытой с завтрака посуды, с ужасом глядящей в одну точку – на какую-то страшную сцену, которая беспрерывно прокручивалась у нее в голове.
– Я собирался подъехать сегодня, но попозже. – Он глянул на часы. – Ладно, сейчас приеду.
Хинчклиф еще не появился, а разговоры с Саймоном, может, на время отвлекут его от собственных неприятностей.
– А тебе удобно? – Похоже, ее силы были на исходе. – Тебя он должен послушаться.
– Неприятности? – поинтересовался Фостер, который и не подумал уйти.
– Родственники.
Фостер фыркнул:
– Беда.
– Мне нужно съездить в больницу, – объяснял Рикмен, натягивая пальто.
– Я звякну, когда Хинчклиф вернется.
– Договорились. – Рикмен, засовывая мобильник в карман, мыслями был уже в другом месте.
До госпиталя он домчался за десять минут. Очередь на парковку растянулась на целый квартал, поэтому, сделав круг и показав удостоверение охраннику, он заехал через задние ворота.
Таня ждала его перед лифтами на пятом этаже. Глаза были красные и заплаканные, и Рикмен обнял ее. Она прижалась к нему, обхватив за шею, затем, смущенно засмеявшись, они разомкнули объятия.
– Как он? – спросил Рикмен.
Она пожала плечами. Даже это простое движение стоило ей огромного труда.
– Все тебя требует.
Рикмен уже сделал шаг в сторону палат, но она задержала его, положив руку на плечо:
– Джефф, я хотела бы узнать до того, как мы…
– Нет, – коротко ответил Рикмен. Он был не в состоянии что-то рассказывать Тане. Ему слишком тяжело дался разговор с Грейс. Тане он еще не скоро сможет довериться.
Саймон стоял у окна, глядя на город. Он повернулся, когда Джефф вошел в палату. Его глаза блестели от слез, капли дрожали на ресницах и щеках.
– Джефф! Я думал, ты уехал.
– Я расследую серию убийств, Саймон, – объяснил он. – И потом, ты был у меня в пятницу, помнишь?
Саймон безнадежно посмотрел на Таню:
– А когда была пятница?
– Позавчера. – Голос невозмутимый, но в глазах плещется боль. – Вспомнил?
Он нахмурился, затряс головой. Ему продолжают задавать вопросы. Просят его вспоминать разные вещи, когда его голова забита ватой, а он не может заставить слова вернуться и не может думать, потому что для этого нужны слова. А он их забыл. Сейчас он старается, потому что Джефф попросил. Джефф его брат, а они всегда были близки. И порой ему кажется, что он что-то должен Джеффу. Он не знает точно, что именно. Может, извиниться. Он уже чуть голову не сломал, думая над этим. Видимо, он что-то не то сказал. Или сделал…
Эта мысль вдруг напугала его, и он посмотрел на Джеффа:
– Я что-то сделал. Я сделал что-то ужасное.
Джефф попытался ему помочь:
– Ты приходил ко мне домой. В пятницу, позавчера.
Саймон вдруг увидел картинку с фотографической четкостью.
– Деревья… – произнес он.
– Я живу рядом с Сефтон-парком.
Саймон почувствовал всплеск – волнения, а может, счастья.
– Помнишь, как мы переплывали озеро на лодке? – спросил он. – А на коньках зимой до другого берега добирались? Из озорства.
– Да.
Что-то промелькнуло в лице брата, и Саймон наклонил голову, пытаясь понять что. Похоже на боль. Или на счастливое воспоминание? На что же?
– Таня говорит, ты очень расстроился. Из-за чего? – задал вопрос Джефф.
Саймон глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться. Это так тяжело, когда не можешь уловить суть. Так много всего, в чем нужно разобраться: новые представления, новые звуки, новые люди. Когда он взглянул сверху на город, то узнал его с трудом. Вспомнил собор, некоторые здания. А вот блочные дома снесли, и ветхие портовые пакгаузы на прибрежной полосе переоборудовали в дорогое жилье.
Голова раскалывалась от мыслей. Память возвращалась, но как-то бестолково, короткими бессмысленными вспышками, как обрывки разговоров в шумной столовой или в классе, из которого вышла учительница. Он испугался: нельзя так больше думать. Школа, уроки – это для детей, а он уже взрослый. Она возвращалась, как… – Саймон напрягся. – Как взрывы звуков, когда настраиваешь радио! Он улыбнулся Джеффу. Есть! Он сделал это. Сообразил.
Таня медленно выдохнула, ее плечи обмякли.
– Он забыл вопрос, – расстроенно сказала она.
– Я не забыл! – запротестовал Саймон.
– Ты расстроился, – напомнила Таня. – Тебе казалось, что ты когда-то поступил нехорошо.
– И вовсе нет. Я никогда не делал ничего плохого. Правда, Джеффи?
Два дня назад Рикмен ответил ему резко, даже безжалостно. Но это было сорок восемь часов и целую вечность тому назад.
– Мы все иногда совершаем плохие поступки, Саймон, – сказал он теперь. – И обижаем других людей. Мы не хотим, чтобы так получалось, но…
Таня внимательно смотрела на него, ожидая, возможно, откровения.
– … обижаем, – закончил Рикмен.
– Но я-то нет! – Саймон говорил по-детски вызывающе. – Что я сделал? Если бы сделал, ты бы уже сказал. Как я узнаю, если мне никто не рассказывает? Я же вам не мистер Всепомнящий какой-нибудь, – сообщил он с забавной доверительностью.
– Мы поговорим об этом позже, когда тебе станет лучше, – сказал Рикмен.
– Я хочу знать сейчас! – Раздражение Саймона грозило перерасти в неуправляемый гнев ребенка.
Рикмен начал было говорить, но его прервал звонок мобильника.
– Бэт-фон! – захихикал Саймон. Его настроение снова изменилось с головокружительной скоростью. – Скорее, Робин! В пещеру к Бэтмену!
В палату влетела сердитая медсестра:
– Здесь нельзя пользоваться сотовым телефоном, кругом медицинская аппаратура.
Рикмен извинился, сбросил звонок и отключил телефон.
– Бэтмен был моим любимцем, – начал рассказывать Саймон, совершенно забыв, о чем только что шла речь. – А Джефф всегда хотел быть Суперменом.
Рикмен подумал, как же Таня выдерживает постоянное возбуждение, перепады настроения, забывчивость, бесконечные повторы и эту бессмысленную маниакальную болтовню?
– Извини, – обратился он к ней, показывая телефон. – Это может быть важно.
– Я провожу тебя до лифта, – сказала Таня.
Когда он выходил, Саймон схватил его за рукав:
– Ты не Супермен, Джефф. Если честно, ты и сильным-то не был. Но ты всегда был мужественным. – Он как-то сник. – Джефф всегда был мужественным, – повторил он уже Тане.
– У него как будто ухудшение, – сказал Рикмен, пока они ждали лифт.
Она вздохнула:
– Доктор Пратеш говорит, у него наблюдается прогресс, но выглядит это как два шага вперед, один назад. Это может долго продолжаться. Нам предложили курс реабилитации в специализированном неврологическом центре в… Фэйзакерли, так, кажется.
Рикмен кивнул:
– Ты останешься?
– Столько, сколько он будет меня терпеть. Я все надеюсь, что он вдруг… – Она пожала плечами. Надежды, что Саймон одним прекрасным утром проснется и вспомнит ее, было мало.
– Как мальчики?
Ее лицо тронула улыбка, стирая годы тревог, прожитые за короткие две недели.
– Ссорятся и дерутся, но если дойдет до смертоубийства, я вмешаюсь.
– Ты бы привела их к нам как-нибудь.
Она засмеялась:
– Это на время остановит их войну – в доме дяди им придется быть паиньками.
Рикмен почувствовал удовольствие от этой мысли.
– Извини, не успел ты с ними познакомиться, как я навязала тебе звание дяди.
– Все хорошо, – улыбнулся Рикмен. – Мне даже нравится. – Он беспечно чмокнул ее в щеку и вошел в лифт. – Мы с Грейс только согласуем день, – сказал он на прощание. – Я на связи.
Он включил мобильник и набрал Фостера еще в лифте, не доехав до первого этажа. Огромное фойе он пересек широким шагом с телефоном, прижатым к уху. Наконец Фостер ответил.
– Ты как раз вовремя, – сказал он. – Еще одно убийство. Тело еще теплое. Криминалисты рассчитывают снять с него отпечатки.
– Неаккуратно работает наш убийца. – Рикмен почувствовал растущее возбуждение.
– Я уже в пути. Подхватить тебя? – предложил Фостер.
Рикмен колебался. Даже присутствие посторонних может помешать криминалистам.
– Решайся, босс, – поторопил Фостер. – Дай себе возможность хоть сегодня побыть настоящим полицейским. С Хинчклифом ты всегда успеешь наговориться.
Рикмен расследовал это дело по шестнадцать часов в сутки вот уже две недели. Наконец-то они сделали рывок – почти зацепили Джордана. И если уж его карьера, возможно, полетит в тартарары из-за этого Джордана, он хотя бы успеет побывать на месте убийства.
– Но мы не сунемся, пока криминалисты не закончат, обещаешь?
– Честное скаутское.
Джефф даже увидел, как Фостер вскинул руку в лицемерном салюте, и произнес:
– Давай адрес.
Глава 34
Когда Рикмен подъехал, Фостер стаптывал каблуки перед домом.
– Что случилось? – спросил Рикмен. – Не хотел начинать без меня?
– Суперсыщик не хочет меня пропускать, – объяснил Фостер, бросив рассерженный взгляд на молодого констебля, стоящего на посту у двери.
При приближении Рикмена тот вытянулся по стойке смирно.
– Виноват, сэр… – сказал констебль. – Но криминалисты все еще работают, сэр.
Рикмен улыбнулся:
– Молодец.
Молодой человек ел его глазами, ожидая нагоняя.
– Я не шучу, констебль. Вы все сделали правильно – согласно установленному порядку. Не можем же мы позволить сержанту Фостеру трясти перхотью по всему месту преступления и портить образцы для анализа на ДНК, так ведь?
– Так точно, сэр. – Констебль слегка расслабился, но, решив, что еще неизвестно, чего ждать от Фостера, с беспокойством взглянул на него.
Рикмен проследил за его взглядом и подбодрил приятеля:
– Не унывайте, сержант. Нам тоже дадут взглянуть. Но если мы сейчас вдруг что-то сдвинем или, того хуже, разобьем, так это точно будет сфальсифицированная улика. Так что пусть криминалисты спокойно работают, хорошо?
Он был в приподнятом настроении: стоило торчать на холоде под присмотром молоденького бобби, если результатом станет наконец арест Джордана.
Они продолжали терпеливо ждать, засунув руки в карманы и притопывая ногами, чтобы согреться.
Из дома вышел один из криминалистов, неся камеру и портативный видеомагнитофон.
– Ну, что там? – спросил у него Рикмен.
– Похоже, что ей сломали шею, – ответил тот.
– Вам удалось получить отпечатки? – с надеждой спросил Рикмен. «Ну скажи же, что у вас получилось!»
– Конечно, – раздался голос за спиной криминалиста.
Рикмен разглядел Тони Мэйли.
– Что заставило криминалиста-координатора покинуть теплую постель в холодное воскресное утро?
– То же, что заставило инспектора-детектива появиться так рано на месте преступления, – в тон Рикмену ответил Мэйли. – Любознательность. Ну и мои необходимые специальные навыки. – Мэйли улыбался. – Снять отпечатки с кожи – это довольно сложно. Нам повезло. Большой и частично указательный палец на шее.
Рикмен выдохнул. Да, похоже, на этот раз им повезло.
– Я всегда говорил, вы самый лучший криминалист на севере Англии. – Он унял волну восторга и спросил: – А ДНК?
– Она боролась с убийцей, – ответил Мэйли. – Возможно, под ее ногтями мы найдем кое-что.
– Долго еще? – Рикмену приходилось ждать, а ему еще предстоял неприятный разговор со старшим инспектором. Он не мог показаться Грейс на глаза, не выполнив данного ей обещания.
– Мы почти закончили, – сказал Мэйли. – Хотите, можете взглянуть, но только быстро.
– А чего долго любоваться-то? Мы еще успеем насмотреться на нее в морге, – влез Фостер со своими шутками.
Мэйли округлил глаза, и Фостер удивился:
– Чего?
– Не все привыкли к твоей поразительной бестактности, – пояснил Рикмен.
– Я буду сама тактичность. А сейчас пропустите меня к ней. – Он направился к двери, но его опять остановил констебль, закрыв проем своими внушительными плечами.
– Прошу прощения, сержант.
– А сейчас что? – раздраженно спросил Фостер. – Богом клянусь, если я немедленно не войду взглянуть на жертву убийства, то будет еще одна. – По его взгляду было совершенно ясно, кому предназначено стать предполагаемой жертвой.
Констебль вытянул подбородок, указывая на что-то позади Фостера. Криминалист уже уложил свою аппаратуру и сейчас стоял позади микроавтобуса, держа в каждой руке по новенькому защитному костюму.
– Вы же не собираетесь входить туда в неподобающем одеянии, джентльмены?
Дом был маленький, стандартный, разделенный на две квартиры. Лестница на второй этаж была втиснута в угол, и внизу получился крошечный холл. На дверях квартир стояли врезные замки.
– Есть кто в другой квартире? – спросил Рикмен.
Мэйли отрицательно покрутил головой:
– Бобби уже пытался достучаться. Никакого ответа.
Защитные костюмы они надевали в холле. Мэйли остановился с ними, чтобы поменять свои бахилы на свежую пару. Пол в холле был без коврового покрытия. Половицы окрашены в шоколадно-коричневый, а стены – в розовый цвет.
– Где она? – спросил Рикмен, влезая в защитный костюм.
– В гостиной, наверху.
– Что нам известно о жертве?
– В квартире были письма на ее имя… – Мэйли быстро пролистал блокнот. – Она работала переводчиком в Городском совете. Натали… или…
– Наталья? – Рикмен почувствовал тревогу.
– Ну да. Наталья Сремак.
– Сремач, – машинально поправил Рикмен. «Наталья Сремач. Подруга Грейс. Господи, как же ей об этом сообщить?»
– Ты ее знаешь? – спросил Фостер.
– Видел как-то раз, – ответил Рикмен, припоминая женщину с оливковой кожей, грустными прекрасными глазами и широкой улыбкой, которая не могла скрыть ее тревогу.
– Хотел бы я знать, что их сюда так и тянет, – пробормотал Фостер, прерывая его мысли.
– Кого?
– Нелегальных иммигрантов. Этих акул в Мерси гораздо больше, чем во всех балканских водах.
– Ты само сострадание, Ли. – Рикмен натянул бахилы и пару резиновых перчаток. – Мисс Сремач является, то есть являлась, беженкой, что делает ее абсолютно легальной иммигранткой.
– Виноват, босс, – отчеканил Фостер без всякого намека на смущение или раскаяние.
Они были готовы, но Мэйли задержал их еще раз:
– Капюшоны, прошу, джентльмены.
Фостер натянул свой на голову, уже шагая вверх через две ступеньки.
– Мы изъяли одну часть двери, забрали в лабораторию, – сообщил Мэйли Рикмену. – Вероятно, получим с нее отличные отпечатки пальцев.
Диван не дал им широко открыть изуродованную дверь гостиной, поэтому Фостер один протиснулся в комнату. Оказавшись внутри, взглянул на тело.
И приглушенно вскрикнул.
Мэйли и Рикмен тревожно переглянулись.
Ее шея была изогнута под невозможным углом. Голубые глаза смотрели испуганно.
– Господи, нет!!!
– Фостер? – окликнул Рикмен.
– Джефф. – Фостер выглянул в узкую щель из-за двери. – Тебе нельзя сюда, Джефф.
Мэйли и Рикмен смотрели на Фостера с удивлением. Он побледнел и пытался проглотить комок в горле.
– Выведи его отсюда, – обратился он к Мэйли.
– Что за чертовщина с тобой творится? – строго спросил Рикмен.
Он сделал шаг к двери, но Фостер загородил проход:
– Джефф…
Увидев ужас на лице друга, Рикмен почувствовал, как и в нем зашевелился страх. Глаза расширились, он судорожно вздохнул:
– Не…
Фостер попытался схватить его за плечо, но Рикмен с такой силой отбросил его руку, что Фостер потерял равновесие. Воспользовавшись этим, Рикмен оттолкнул его в сторону.
В комнате стояла неестественная тишина. Он увидел. Сердце, бухнув о ребра, остановилось. Земля качнулась под ногами, голова закружилась. У него вырвался задушенный стон:
– Боже! Нет!
Пластиковые пакеты покрывали ее голову и кисти рук. Пакеты приклеены по краям скотчем, чтобы сохранить для экспертизы все, что возможно: кожные клетки, волосы, ворсинки с одежды убийцы.
Рикмен упал на колени и начал судорожно разрывать пластик, все повторяя:
– Нет! Нет!
Разъяренный Мэйли ворвался следом и схватил его за руку:
– Ты что вытворяешь?
– Отцепись ты от меня, – рычал Рикмен, борясь с Мэйли. – Она задыхается. Ей нужен воздух. – Он вырвал руку. – Нужно сделать ей искусственное дыхание.
– Да помогите же кто-нибудь! – закричал Мэйли.
Фостер пересилил себя и вернулся в комнату.
– Слишком поздно, Джефф, – уговаривал он, оттаскивая Рикмена.
Мэйли встал на колени, проверяя сохранность печатей.
– Боже! Боже! – повторял Фостер, не в силах отвести взгляд от тела.
– Не прикасайся к ней! – зарычал Рикмен Мэйли, силясь вырваться.
Фостер притиснул Рикмена к стене, крепко держа за плечи.
– Джефф, послушай. Ты должен меня выслушать. Она мертва, – заговорил Фостер. Ему самому слова казались чужими и жестокими. – Грейс мертва.
Рикмен перестал вырываться и дико глядел на Фостера.
За спиной послышался вскрик Мэйли:
– Господи, так это доктор Чэндлер?!
– Мы должны помочь ей, – настойчиво твердил Рикмен, пытаясь найти в лице Фостера подтверждение того, что это чудовищная ошибка. Ведь это же ошибка? Не может ею не быть. Потому что это слишком ужасно, чтобы быть правдой. Грейс спала, когда он уходил утром. С ней все хорошо. Грейс дома.
– Мы уже не можем помочь ей, Джефф, – твердил Фостер. – Грейс…
Рикмен с силой ударил Фостера в грудь обеими руками.
– Нет! – закричал он. – Не смей так говорить. Она не мертва. Грейс не…
Он рванулся вперед, но Фостер перехватил его за локоть и развернул. Рикмен схватил Фостера за горло, и они рухнули на книжные полки. Посыпались книги и безделушки.
К ним подскочил Мэйли и ударил Рикмена между лопаток. Судорожно вздохнув, тот разжал руки. Мэйли оттолкнул его к двери, и Рикмен, шатаясь, вышел на лестничную площадку. Криминалист последовал за ним, но Фостер перехватил его одной рукой, держась второй за горло.
– Оставь его, – просипел он.
Мэйли смотрел вслед Рикмену: