Да.
Старая дама.
О, боги!
Куда стремишься ты, развратный век!
Увы! Мне этот бедный человек
Воспоминаниями дорог:
Я помню времена — тому уже лет сорок —
Когда Клотальдо был блестящий кавалер.
Исполненный приятнейших талантов,
Ума, изящества и грации пример:
Он первый в моду ввел из крупных бриллиантов
Носить большие пряжки на чулках.
И к шпагам золотым серебряные ленты.
Бывало, как зефир он мчится на балах;
Какие нежные шептал он комплименты —
И вдруг — создатель мой — теперь на склоне лет.
Он зажил диким зверем со зверями.
На общество волков он променял наш свет!
Какие времена! О, что-то будет с нами!
Кавалер.
Я в щелку двери подсмотрел.
Когда в приемной он сидел;
И что ж увидел я, о, небо!
Огромный, черствый ломоть хлеба
Он луком заедал.
Другой кавалер.
Не луком, чесноком!
Молодая дама.
Фи!
Старая дама.
Тошно мне!
Камер-юнкер.
Всю комнату потом
Я должен был кропить духами.
Царедворец.
Осмелюсь ли, сеньоры, перед вами
Его преступное ученье изложить:
В деревню он зовет работать с мужиками.
На лоне любящей природы жить.
Чтоб для какого-то невидимого братства.
Мы бросили чины, и службу, и богатство.
Чтоб наравне с последним батраком
Мы, графы и князья, навоз в полях возили,
Чтоб фрейлины двора ходили за скотом.
И чтоб — простите мне — коров они доили!
Старая дама.
Какая дерзость!
Молодая дама.
Вы сердитесь напрасно;
Охотно бы ушла я с ним в долины, в степь.
Мечтать, грустить, внимать свирели сладкогласной.
Глядеть на твой закат, о лучезарный Феб…
Плела бы я ему венки, пастушкою гуляла,
Соломенная шляпка мне пристала,
И право, я люблю горячий черный хлеб.
Кавалер.
Я буду спутник вам, Анета,—
Уйдем туда, под сень лесов;
Хотя мне жаль немного света,
И маскарадов, и балов —
Но рад я скрыться от укоров
Родни озлобленной моей,
От беспощадных кредиторов
И от проклятых векселей.
Шут (танцуя и звеня погремушками).
Не педант я, не философ,
Дела нет мне до морали,
До мучительных вопросов…
К черту мысли и печали.
Пусть расхлебывают внуки
На чужом пиру похмелье;
Мы во всем умоем руки
И да здравствует веселье!
Поцелуи в полном кубке
Мы рейнвейном запиваем;
Не стыдитесь же, голубки.
Пусть коралловые губки
Пахнут огненным токаем.
Все (дружно аплодируя).
Браво, шут!
Среди обнаженных скал над пропастью.
Клотальдо указывает Сильвио на пролетающего орла.
Клотальдо
Взгляни, мой сын, орел над нами,
Покинув скучный, дольний мир,
Стремится плавными кругами
В недосягаемый эфир.
Летит он к солнцу чуждый страха,
В палящий диск его влюблен.
С каким презреньем смотрит он
На нас, детей земного праха…
Сильвио.
Отец, я догоню орла,
Взберусь на каменные кручи.
Его настигнет в самой туче
Моя пернатая стрела!
Клотальдо.
Он обгонять умеет бури:
Не раз он в вихре грозовом
Встречал, как ласку. Божий гром.
Ему, любовнику лазури.
Людская злоба нипочем.
Сильвио.
Ужели робкий, пристыженный
Смотреть я молча осужден.
Как в небесах исчезнет он
Своею славой опьяненный?
И отомстить ему нет сил…
Клотальдо.
О, если друг мой, разлюбил
Ты нашей скромной жизни сладость.
Есть мир иной, иная радость…
Сильвио.
О горе, горе мне, как беден.
Как я беспомощен и слаб!
Клотальдо.
Но что с тобой, мои сын, ты бледен.
О чем ты слезы льешь
Сильвио.
Я раб,
И должен вечно жить в неволе
Среди томленья и стыда,
И никогда, и никогда
Я не узнаю лучшей доли!
Клотальдо.
Скажи, о чем твоя печаль.
Чего ты хочешь?
Сильвио.
Сам не знаю…
Отец, я рвусь куда-то вдаль.
Но силы нет — и я страдаю…
Зачем ты душу мне смутил —
Слепому, жалкому невежде?..
Теперь мне свет дневной не мил.
Теперь мне стыдно жить, как прежде…
О, если б мог, я б полетел.
Раскинув крылья величаво,
Туда, в заоблачный предел…
С тех пор, как ты промолвишь «слава» —
Мне больно, жжет меня недуг
И мучит жажда…
Клотальдо.
Милый друг.
Прости, старик я безрассудный…
Испей вина
(подает ему кубок с отравой)
Сильвио (осушает кубок).
Напиток чудный! (После молчания).
Отец, легко мне стало вдруг.
Я крылья чувствую, и рада
Душа подняться от земли…
Прощай!.. Уж грохот водопада
Едва мне слышен издали…
Как сладко, страшно… Сердцем чую
Я беспредельное кругом,
Но выше… выше… и орлом
Лечу я в бездну голубую!..
Засыпает; являются слуги и уносят его.
Клотальдо (один).
Дитя мое, прости!
Занавес.
ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ
Зал в королевском дворце. Толпа придворных и дам Сильвио. Шут.
Сильвио.
О где я? Что со мною? Ужель все это сон?..
За миг лишь перед тем уснул я над стремниной,
Беспомощный, нагой, под шкурою звериной.
И вдруг мелодией волшебной пробужден
Я не в глухом лесу, а в царственном покое.
Над головой моей не синева небес.
А складки голубых, таинственных завес,
Не камни подо мной, а ложе золотое…
И девушки, склонив серебряный сосуд.
Мне воду розовую льют.
Благоуханьями обрызганного тела
Их руки нежные касаются порой.
Мне кудри расчесал их гребень золотой.
И ткань пурпурная, как облако, одела
Мне члены мягкою, ласкающей волной.
И я иду меж них, блистая, как денница.
О, если б чудный сон, ты мог всю жизнь продлиться?
Шут.
Еще вопрос никем доныне не решен.
Где твой конец, о жизнь, твое начало, греза.
Где бред мечтателей, где будничная проза.
Где истина и ложь, действительность и сон:
Все в этом хаосе подвижно, мутно, слито.
И вереницею полубезумных слов.
Как бледно-радужной гирляндою цветов
Существование волшебно перевито.
Не вдумывайся в жизнь, разгадки не найдешь.
Коль можешь верить — верь в пленительную ложь.
Сильвио.
Кто ты?
Шут.
Я шут.
Так люди мудрецов непонятых зовут.
Сильвио.
Но что ты делаешь?
Шут.
Смеюсь я надо всем
И ни любовью, ни врагами.
Как буревестник над волнами.
Как вольный ураган — не связан я ничем.
Смеюсь над глупостью людей.
Над рабством, злом и лицемерьем,
И над величьем королей.
Я полон дерзостной отваги,
Я здесь презреннейший из всех, —
Но прямо в сердце, лучше шпаги,
Разит ударами мой смех!..
Первый министр (на пурпурной подушке подает Сильвио корону).
Великий государь, в благоговейном страхе
Позволь склониться мне и к трону подойти,
Чтоб здесь, у ног твоих, во прахе
Тебе корону поднести.
Верховный судья (на подушке подносит Сильвио золотой скипетр).
Вот скиптр, могучий царь, твой грозный атрибут.
Пускай же под его хранительною сенью
Все добродетели в стране твоей цветут
И, длани царственной покорны мановенью.
К тебе, наш судия, на неподкупный суд
Земные племена, как воды притекут!
Шут.
Я видел грозного судью.
Упитанный и жирный,
Склонил он голову свою
С улыбкой детски-мирной.
Недаром лик его так горд
И потом блещет ярко:
Он переваривает торт
И трюфели с пуляркой.
Очки сползли, и взор померк.
И на нос муха села;
Не слышит он, как тощий клерк
Пред ним читает дело…
Судья так громко захрапел
Что вдруг прервалось чтенье дел.
И муха улетела…
Главный казначей (подносит Сильвио червонцы).
Вот золото, мой царь
Сильвио.
Как блещут эти слитки.
Как весело звенят они в руках.
Казначей.
В подвалах у тебя, в железных сундуках.
Мерцая, тихо спят нетронутые слитки.
И только слова ждут, чтоб вырваться на свет
И загреметь дождем сверкающих монет
Их схватят с жадностью протянутые руки.
Благословят тебя промышленность и труд.
Искусства вольные, ремесла и науки,
И мертвые пески, как розы, зацветут.
Возникнут фабрики, театры и музеи,
И смелый рудокоп во внутренность земли
За жилой золотой пророет галереи.
И с моря синего примчатся корабли.
Здесь, в золоте твоем, владыка всемогущий.
Таится, как зерно, весь этот мир цветущий!
Сильвио (рассматривая золото).
Так вот где ключ к сердцам людей!
Но нет, не верю я, чтоб эта горсть металла
Игрушка жалкая, достойная детей. —
Такою властию над миром обладала…
Виночерпий (подавая Сильвио кубок).
Вина отведай, царь!
Сильвио (выпив вино).
Божественная влага!
Мне так легко. Я счастлив вновь. —
В груди надежда и отвага.
Огнем по жилам льется кровь!
Виночерпий.
О, дай мне только знак — и брызнет из бочонков
Кипящее вино, и в белых колпаках,
Над жаркою плитой, с кастрюльками в руках.
Забегает толпа придворных поваренков.
И чудный аромат из кухни долетит.
Под крышкой золотой дымящееся блюдо
На снежной скатерти заискрится, и груда
Прозрачных хрусталей на солнце заблестит.
Великий государь отпразднуй новоселье,
Вели устроить пир.
Сильвио.
Да здравствует веселье!
Шепот среди придворных.
Мы спасены. Он наш!
Мы приручить его сумели.
В пирах, под звон заздравных чаш.
Мы юным принцем овладели.
Толкают друг друга. Теснятся к трону.
1-й. Быть стольником твоим мечта моя, король!
2-й. Фазанов поставлять на кухню мне дозволь!
3-й. В моих озерах водятся форели…
4-й. Гранаты у меня в садах давно созрели!..
l-й. Будь милостив, мои владенья округли…
2-й. Оклады увеличь слугам твоим покорным…
3-й. Назначь меня. король, поставщиком придворным…
4-й. Меня подрядчиком…
5-й. Мне денег…
6-й. Мне земли…
Шут.
Мухи роем облепили
Сладкой патоки горшок,
Волки с воем обступили
Жирный лакомый кусок…
Придворный.
Что думает король о женщинах?
Другой.
А вот
Посмотрим: фрейлина к монарху подойдет,
Чтоб испытать его.
Молодая дама (склоняясь перед Сильвио и целуя его руку).
О дай рабе смиренной
Коснуться, государь, руки твоей священной.
Сильвио (в волнении наклоняясь к даме).
Прижать тебя хочу я и пламенной любви…
Дама.
При всех, король?
Сильвио.
Так что ж?
Дама (убегая).
Мне стыдно.
Сильвио.
Погоди.
Красавица, вернись!..
Церемониймейстер.
Опомнись, принц!
Сильвио.
Прочь руки!
Бегу за ней!
Церемониймейстер.
Что скажет свет!..
Сильвио.
Я полон жгучей, сладкой муки…
Церемониймейстер.
Ты нарушаешь этикет…
Кавалер.
Бедняк!
Старая фрейлина (тихо с ужасом).
Он пьян!
Кавалер.
Но не вином, любовью!
Второй кавалер.
К кому?
Первый кавалер.
К той даме молодой.
Одна из фрейлин.
Счастливица!
Вторая.
Как быстро!
Третья.
Боже мой!
Играть беда с такой горячей кровью.
Дама.
Как он красив, как полон сил!..
Кавалер.
Природы милое дитя! Без разговоров
Жеманства глупого, гримас и томных разговоров
Он прямо к делу приступил.
Дама.
Клянусь — от всей души, такого властелина
Мы будем обожать…
Вторая.
Вот истинный мужчина.
Как порох вспыхнул…
Третья.
Да, не то,
Что наши франты…
Четвертая.
При дворе никто
Не смог бы с ним поспорить в этом деле.
Придворный.
А ловко мы его на удочку поддели!
Другой.
Он наш вдвойне: к нему нашли мы два пути
Вино и женщин…
Церемониймейстер (на ухо Сильвио).
Государь, прости —
На пару слов: скажи, кого ты любишь боле
Брюнеток иль блондинок? принц, по воле
Твоей доставить я готов
Красавиц лучших в целом свете
Всех возвратов, племен, наречий и цветов!..
Уже теперь в моем букете —
Немало чудных роз и лилий на примете.
Маршал (склоняясь и подавая Сильвио меч).
Солдаты ждут, возьми свой меч
И за тобой пойдем мы следом…
Полки в огонь кровавых сеч
На страх врагам веди к победам.
Шут (напевает).
«На чарку водки, куманек!»
Робер зовет Жуана;
В таверне слышится: гоп-гоп.
Веселый звон стаканов.
Но вдруг война…
Робер Жуану стал врагом;
Уж не под звон стаканов —
В лихом бою. Как с зверем зверь
Два друга встретились теперь
Под грохот барабана.
Робер приятеля убил
И крест за подвиг получил.
Робер убил Жуана…
Снопами валятся тела
И не осталось ни кола
От вражеского стана;
Ура. победа! Но никто
Не объяснил бы нам, за что
Робер убил Жуана.
Маршал.
Монарх, ты грозный вождь бесчисленных полков.
Явись же к ним на миг и взором их обрадуй!
За долгие года лишений и трудов
Да будет твой привет им лучшею наградой.
Взгляни, вот рать твоя!
Отдергивает занавес, и с террасы открывается вид на площадь, покрытую войсками.
Войска.
Да здравствует наш царь!
Маршал.
О, посмотри на них, великий государь.
Как латы их гремят, как очи грозно блещут…
Поверь, им за тебя не страшно умереть;
Перед лицом твоим от счастия трепещут
Их львиные сердца, закованные в медь.
Ты можешь на врага их бросить в бой кровавый
Одним движением властительной руки, —
И ринутся на смерть, как зверь тысячеглавый,
Твои железные, гремящие полки.
Сильвио.
И это не мечта, не ложь, не сновиденье…
Я — царь.
И предо мной все падает во прах.
Бесчисленных сердец послушное биенье
Я чувствую в моих трепещущих руках.
Падите ниц, рабы: я царь!.. В самозабвеньи
Как сладко повторять мне гордые слова
Захватывает дух от шири необъятной
И кружится над бездной голова…
О, если чудный сон умчится невозвратно —
Упьюсь, хотя на миг, чтоб ни было потом.
До пресыщения моим блаженным сном.
Смелее же вперед! Рабы, я принимаю
Ваш блещущий венец бестрепетной рукой
И над простертою у ног моих толпой
Я меч высоко поднимаю!..
Все.
Да здравствует наш царь!
Король и придворные уходят.
Зал во дворце. Входят двое придворных, разговаривая.
1-й.
Каков наш принц!.. И день и ночь похмелье!
Не только всех вельмож — он дам перепоил.
В разбойничий притон чертог свой превратил,
Разврат, безумство, пьяное веселье…
Уж эти мне пиры! Того гляди — убьют
За картами, в попойке безобразной,
Иль где-нибудь, в углу таверны грязной
Седую голову бутылкой разобьют.
2-й.
Толпа гуляк, по городу блуждая.
Врывается порой, как бешеная стая.
В дома почтенных горожан, —
И бьет, что под руку попало, наш буян, —
Лакеев, рыцарей, посуду.
Беда красавицам и бочкам сладких вин:
И в кладовых, и в девичьих — повсюду
Хозяйничает он, как полный властелин
Не быть добру…
1-й.
А слышали вы новость?
Он с нашим добрым, старым королем
Дерзнул высказывать надменную суровость.
Его поссорили с отцом.
2-й.
За что?
1-й.
Он раздражен интригами и сплетней.
Узнал он, что отец венца его лишил
По воле рока и светил
С тех пор он каждый день мрачней и неприветней.
2-й.
Шаги… Прощайте.
Расходятся. Входят две дамы.
1-я.
Где свершилось злодеянье?
2-я.
Увы! Не в тайном сумраке ночей.
Здесь, на виду у всех, в полуденном сияньи:
Жестокий Сильвио, убийца и злодей!
Держа в руках букет магнолий белоснежный
Подарок жениха, невинна и светла,
Как чистый херувим, полна мечтаний нежных,
Из сада во дворец Эстрелла тихо шла.
Навстречу Сильвио… С попойки возвращаясь
Он с наглым вызовом подходит к ней, шатаясь.
Объята гнева и стыдом,
Эстрелла вырвалась из рук злодея,
Как трепетная лань, гонимая орлом,
В одну из мраморных остроконечных башен
Она кидается — уж бездна перед ней —
Ступени дрогнули, бежит он, дик и страшен.
Его дыхание все ближе, горячей.
И в бешенстве кричит он: — «Будешь ты моей!»
И пронеслось предсмертное стенанье:
«Прости мне, господи!» Цветы к груди прижав.
Эстрелла с башни кинулась стремглав.
В лазури белое мелькнуло одеянье —
Погибло счастье и любовь…
Удар о камни членов нежных. —
И обагрила девственная кровь
Цветы магнолий белоснежных!..
1-я. Молчи… — король!..
Входит Сильвио, придворные и Шут.
Сильвио.
Всему граница есть —
Вина, любви — не вечно опьяненье. —
Вот в чем беда! Спать, пить и есть —
Нельзя всю жизнь без пресыщенья; —
И надо чем-нибудь наполнить скучный день
Бессмысленный и длинный.
Чего бы пожелать? В душе моей пустынной
Все тихо: говорить и думать лень.
И я теперь готов завидовать животным.
Их грубым радостям, простым и беззаботным.
Тоска!.. О, если б кто-нибудь нашел
Источник свежих; новых упоений,
Нетронутых, безвестных наслаждений —
Я разделил бы с ним порфиру и престол!
Шут.
Таков удел земной: природа для людей
Заимодавец беспощадный.
И все один процент — сто на сто — платят ей
За каждый светлый луч, за каждый миг отрадный.
Кто б ни был должником — сапожник иль король.
Вчера любовь, вчера веселье. —
Сегодня скука и похмелье,
И мудрость поздняя, и головная боль.
Сильвио.
Бездельники. Льстецы и дармоеды.
Так вот как служат королю!
Где хохот, шутки и веселье?
Я лиц унылых не терплю.
Пляшите, смейтесь, — чем хотите, —
Умом иль глупостью — царя развеселите!..
Найдите для меня игру, забаву, труд:
Что делают у вас, когда не спят, не пьют.
И не целуются с красотками?
Канцлер.
Великий
И доблестный порыв премудрого владыки
Мы все приветствуем; твой юный дух растет
И жаждет к подвигам направить свой полет.
Дерзнул, монарх, к делам правленья
Привлечь твой милостивый взгляд:
Мои бумаги. Повеленья
Давно без подписи лежат.
Взглянуть на них царю не будет ли угодно?
Вот кипа пыльных, старых дел
Когда б спросить тебя я смел,
Чтоб ты пожертвовав минуткою свободной,
Хотя б важнейшие бумаги просмотрел…
Сильвио.
Подать мне свитки.
Канцлер.
Вот, мой царь.
Сильвио (бросает свитки).
Возьмите их, солдаты.
Скорей, в огонь весь этот хлам проклятый
И пепел по ветру развейте!
Канцлер (в ужасе).
Государь,
Здесь важные дела!
Сильвио.
Повелеваю.
Чтоб по всему подвластному мне краю
Дела и рапорты, какие б ни нашли —
Рукою палача немедленно сожгли.
Солдаты, взяв бумаги, удаляются.
Ко мне, мой шут! Я по тебе тоскую,
Мне скучно, друг… Ты здесь умнее всех.
Спой песенку, унылую, простую,
Чтоб искрился в слезах безумный, горький смех!
Шут (напевает).
То не в поле головки сбивает дитя
С одуванчиков белых, играя:
То короны и митры сбивает, шутя,
Всемогущая смерть, пролетая.
Смерть приходит к шуту: «Собирайся, дурак.
Я возьму и тебя в мою ношу,
И к венцам и тиарам твой пестрый колпак
В мою общую сумку я брошу».
Но, как векша, горбун ей на плечи вскочил
И колотит он смерть погремушкой.
По костлявому черепу бьет, что есть сил.
И смеется над бедной старушкой.
Стонет жалобно смерть: «Ой, голубчик, постой!»
Но герой наш уняться не хочет.
Как солдат в барабан, бьет он в череп пустой.
И кричит, и безумно хохочет:
«Не хочу умирать, не боюсь я тебя!
Жизнь и солнце, и смех всей душою любя,
Буду жить-поживать припевая:
Гром побед отзвучит, красота отцветет,
Но дурак никогда и нигде не умрет —
Но бессмертна лишь глупость людская!»
Сильвио.
Спасибо, шут, ты рассмешил меня.
Исчез похмелья чад тяжелый.
Вина, рабы! За пир веселый,
За стол, друзья!
Пусть гроздий сок, звеня,
Забрызжет вновь, как пена водопада.
И, не смущаемы зарей,
Мы сладкой кровью винограда
Наполним кубок золотой!
Старый слуга (выходя из толпы).
Побойся Бога!
Сильвио.
Берегись!
Слуга.
Чего
Беречься мне? Меча и скиптра твоего?
Когда еще, мой принц, вас не было на свете,
Ни крови не щадя, ни живота, ни сил,
Во брани, мире и совете
Народу моему я правдою служил.
И царь, твой батюшка, нас жаловать изволил,
И слуг, — дай Бог ему здоровья. — никому
Он оскорблять бы не позволил, —
Ни даже сыну своему!
Сильвио.
Молчи, негодный раб!..
Слуга.
Спроси, в кровавой сече
Когда-нибудь перед лицом врага.
Дрожал ли старый твой слуга —
Ему ль унизиться до рабской, льстивой речи?
Нет, Сильвио, мой долг свершу я до конца,
И я скажу тебе, как честный, старый воин,
Скажу в лицо: ты недостоин,
Ты недостоин, принц, великого отца!
Сильвио.
Молчи, я задушу тебя!..
Слуга.
Молчать мне поздно.
Довольно я терпел, нет больше сил молчать.
Клянусь — пред истиною грозной
Тебя заставлю я дрожать —
Она мне сердце жжет и рвется на свободу!
Сильвио.
Держи его, палач!
Слуга.
Палач не нужен…
Я стар, я хил и безоружен.
Но видишь, радостью горит мой взгляд
И слезы светлые в очах моих дрожат.
Всю правду я сказал, что совесть мне велела.
И так теперь легко, и что мне муки тела, —
Нет! Счастья у меня не можешь ты отнять.
И мне не страшен мрак могилы.
Благодарю тебя, Господь, что дал ты силы
Мне, недостойному, за правду постоять!..
А ты, безумец, знай, — не защитят от Бога,
Ни грозные полки, ни шайки палачей,
Господен гнев найдет тебя и за стеной чертога
Тебя, убийца и злодей!..
Сильвио.
Так вот тебе, умри!.. (закалывает Слугу).
Слуга.
Умру за правду Божью!
Придворные.
Спасайтесь, горе нам!
Разбегаются. На сцене остаются только Сильвио и Шут.
Сильвио (над трупом старика).
Проклятый пес, издох!
Уж холодеет труп; а жаль, что я не мог
Упиться досыта его предсмертной дрожью…
Нет, то ли дело барс, иль раненый медведь
У нас, в лесу: — там есть на что смотреть,
Чем насладиться: зверь, от боли воя,
Измученный, облитый кровью весь
Без судорог отчаянного боя
Мне жизни не отдаст! — А здесь —
Чуть пальцем тронешь их — покорно и бездушно.
Трусливые, как зайцы мрут они…
Так под секирой валятся послушно
Червями съеденные пни!
Встает, чтобы уйти и ногою отталкивает труп старика.
Прочь, падаль мерзкая, с дороги!
Входит Базилио
Базилио.
Кровь на руках его, о боги!
Мой сын, убийца! Прав ваш приговор —
Святые звезды! Горе и позор!
Сильвио.
Уйди, оставь меня!
Базилио.
Так вот — слепая сила,
Царящая над участью людей.
Так вот — судьба!.. Она твой разум ослепила,
Мой сын, молю тебя, не отдавайся ей
Борись, дитя мое…
Сильвио.
Не рок, и не светила,
А прихоть старого глупца
Меня, законного наследника, лишила
Престола, скиптра и венца.
Не обвиняй судьбы: не ты ль, отец преступный.
По мнимой воле рока и светил
Меня в неведомых лесах похоронил?
Забытый, брошенный в пустыне недоступной.
Как сорная трава, я рос… И вот, теперь,
Ты удивляешься, что дик я и мятежен,
И непочтителен, и не довольно нежен..
Кого мне почитать, кого любить?.. Я зверь!..
Ни совести, ни Бога, ни отчизны
Нет у меня: ты сам лишил меня всего!..
И мне ли слушать укоризны
Мучителя, тирана моего!..
И ты в глаза смотреть мне смеешь.
И не дрожишь, и не бледнеешь!
Или твой сын, отец, до мщенья не дорос.
Базилио.
Дитя, не оскорбляй моих седых волос.
Сильвио.
Седые волосы, любовь и добродетель…
Не правда ли за них я должен все простить?
О, не прикажешь ли мне голову склонить
К твоим стопам, мой царь и благодетель?
Так знай: одна лишь страсть закон души моей,
Я голос крови презираю,
И что мне власть отца, и что мне суд людей. —
Их трусости в лицо мой вызов я бросаю.
Вас, сумасбродных стариков.
Щадить нельзя, и я на все готов —
И перед кровью не бледнею.
О, проучить я вас сумею
Упрямых, старых дураков!
Базилио.
Мой сын, ты опьянен могуществом и властью.
Но знай: изменчив рок, не доверяйся счастью.
Величие царей и слава промелькнет