Мерцалова Л., Мерцалов А.
      Сталинизм и война *
      * Фрагмент, глава "Сталинизм и цена победы" из книги А. Мерцалова и Л. Мерцаловой "Сталинизм и война". М., Терра, 1998., стр. 370-394.
      В связи с ценой победы, как узловой проблемой истории войны, мы снова обратимся к наследию военных классиков. Большинство их осуждало чрезмерные потери. Известны слова Наполеона "о цене пролития драгоценной крови". Последовательным сторонником военных действий с малой кровью и даже бескровной стратегии непрямых действий был Жомини. По мнению Свечина, этот классик вообще "стремился изгнать вовсе риск из стратегической операции". "Прежде чем решиться на войну, - писал он, - нужно исследовать, выгодна ли она с точки зрения общественных интересов". "Самой удачной войной, - считал автор, - будет такая, которая, будучи основана на неоспоримых правах, предоставит к тому же государству положительные выгоды, соразмерные с теми жертвами и теми случайностями, с которыми она связана". Генерал осуждал Наполеона, совершившего маневр своей армии за Неман на 500 лье (около 2000 км). При тех обстоятельствах "вероятность гибельных условий обстановки во много раз превосходила... вероятность всех тех выгод, на которые можно было рассчитывать". В то же время Жомини оправдывал Кутузова, который "берег свою армию" и потому позволил Наполеону с остатками его войск уйти из России. Наоборот, Жомини не приводили в восторг "кровопролитные успехи" российской армии в Семилетней войне. Весьма актуально предупреждение этого ученого о том, что "лишь в небольшом числе случаев отряд обязан принять решение - победить или умереть на позиции". Нынешние военспецы сделали героическое обыденным...
      В военной теории укрепилась мысль о том, что мастерство полководца напрямую определяется ценой приобретенного им. По Левалю, "самые знаменитые полководцы всегда достигали решительных результатов с минимумом пролитой крови". "Если человеколюбие не сопровождает генерала в его действиях, - пишет Дюра-Ласаль, - он никогда не будет включен в число героев и никогда об нем потомство не отзовется почтительно, хотя бы он одержал более побед, чем Александр и Цезарь, и более, чем Наполеон". "Даже народы, только что вышедшие из варварства", осуждают полководцев, "напрасно" проливающих кровь неприятеля или своих воинов по "легкомыслию или равнодушию, еще более губительному". Никто из объективных исследователей, заключает автор, не называл еще "великими полководцами" Аттилу, Чингисхана, Тимура, этих "бичей человечества". "Главнокомандующему, - считал Карл V, - более славы доставляют пленные, чем убитые". Эти идеи нашли отражение в деятельности Милютина, "внушавшего начальникам бережливость на кровь". Он придавал большое значение соотношению потерь сторон. С болью он отмечал "огромную убыль несчастной русской армии" под Плевной, "неподготовленные артиллерией атаки" ("государь заплакал"). Подходившие подкрепления "сейчас же вводились в дело и таяли от больших потерь". Эти бои, писал Милютин, "вели крайне бестолково как бы для истребления (собственного. - Авт.) войска". Заботой о сохранении человеческих жизней пронизана книга Б. X. Лиддел Гарта "Стратегия непрямых действий". Большое место в ней занимают мысли о "согласовании цели со средствами", о "принципе соответствия цели имеющимся средствам", "целесообразности экономии сил", об "опасности чрезмерной растраты собственных сил" и т. п.
      Клаузевиц, как и во многом другом, в вопросе о цене победы непоследователен и противоречив. Он верно подчеркивал: "Так как война не является слепым актом страсти, а в ней господствует политическая цель, то ценность последней должна определять размер тех жертв, которыми мы готовы купить ее достижение. Это одинаково касается как объема, так и продолжительности принесения жертв. Таким образом, как только потребуется затрата сил, превышающая ценность политической цели, то от последней приходится отказываться; в результате заключается мир". "Тот полководец и та армия, - продолжает автор, - которые достигли наибольшего, в смысле ведения боя с наивысшей экономией сил, и используют в наибольшей мере моральное действие сильных резервов, идут по наиболее верному пути к победе". И далее: полководец стремится "уничтожать с малым расходом своих сил значительное количество неприятельских". С полным основанием Клаузевиц отмечал: "Упадок могущества Франции... не наступил бы с такой титанической силой и размахом", если б не Россия. Но она заплатила "цену великих жертв и опасностей, которые, правда, для всякой другой страны были бы гораздо значительнее, а для большинства даже невозможными".
      С другой стороны, вся книга Клаузевица буквально испещрена требованиями, рекомендациями, замечаниями совершенно иного свойства: "атаковать, не останавливаясь ни перед какими жертвами", не возлагать ответственность за исход боя на командира, "ибо это вызовет в нем нерешительность". Упоминая о начальнике, "не придающем особой цены жертве своей личности", автор считал "вполне естественным", что он и на своих подчиненных будет смотреть, "как на товар" и распоряжаться ими, "как самим собою". Клаузевиц упустил из вида начальника еще более порочного типа, готового всегда жертвовать другими, но не собой. "...На ограждение страны от потерь, - по мнению Клаузевица, - никогда нельзя смотреть, как на цель обороны в целом, ибо этой целью будет выгодный мир". В борьбе за эту цель автор не видит "жертвы, которую можно было бы считать чрезмерной". Мысль "не щадить крови" фактически доминирует у Клаузевица над всеми остальными соображениями. О "дорогой цене" победы автор упоминает редко и достаточно безучастно, как о любой другой категории своего учения. "Стратегия экономии сил" явно несовместима с известными его представлениями о "стихии войны".
      Цена победы - узловая проблема истории войны. Не располагая многими необходимыми источниками, полностью эту проблему пока решить нельзя. Но имеет смысл подвести некоторые итоги ее исследования и определить перспективы. Победа советских народов и их союзников над агрессивным блоком - событие многостороннее. Однако по традиции сталинистской пропаганды в литературе СССР - РФ все дело часто сводят лишь к значению победы. Причем и ее изображают односторонне. Прописная буква в слове "Победа" жестко ограничивает ее трактовку в рамках исключительно славного и великого. Неистребимый Победоносиков, известный герой В. В. Маяковского, и ныне требует освещать лишь "светлые стороны нашей действительности". Не изжиты еще известные по военным временам штампы "какая война без жертв" (И. Стаднюк, Е. Джугашвили, А. Чубарьян). Эти сомнительные мысли высказывают нередко с легкостью необычайной. Многие принимают огромное число погибших как некую данность, не задумываясь над тем, был ли иной исход, или вообще категорически отвергают его. Другие следуют ущербному принципу "победителей не судят". Но этот принцип возник в то время, когда не существовало и зачатков общечеловеческих морали и права, а люди еще не научились соотносить цели и средства, необходимые для их достижения. Факты показывают, что, начиная с приграничных сражений, кончая Берлинской операцией, у Красной Армии был и другой выбор. Кое-кто из нынешних сталинистски ориентированных историков пытается сбросить со счетов тезис о победе малой кровью как "пропагандистский". Но малой кровью добивались побед англичане и американцы в те же 1941-1945 гг. Какая же в этом "пропаганда"?
      Военные историки длительное время обходили другую главную сторону победы ее цену, хотя в этом gонятии как в фокусе сосредоточена вся война, от ее генезиса до ее влияния на последующее развитие страны и мира. Пока не будет решена эта проблема, историю войны нельзя считать исследованной. Во всем комплексе вопросов, связанных с нею, необходимо выделить ответственность за эту непомерную цену. Именно нежелание раскрывать это и обусловило во многом фальсификацию истории. В умах думающих людей мысль о цене победы возникла давно. 25 июня 1945 г., на другой день после Парада Победы на Красной площади А. Довженко с горечью отмечал в своем дневнике, что при упоминании о павших в "торжественной и грозной речи" Жукова "не было ни паузы, ни траурного марша, ни молчания. Как будто бы эти миллионы жертв и героев совсем не жили. Перед великой их памятью, перед кровью и муками не встала площадь на колени, не задумалась, не вздохнула, не сняла шапки". Еще в начале войны Довженко писал о "тяжелой, кровавой и дорогой победе". Имея в виду низкое "качество" войны, он замечал: "Не было у нас культуры жизни - нет культуры войны"{1}.
      Нельзя сказать, что в СССР совсем не упоминали о павших. Некоторые приказы Сталина содержали фразу "вечная слава героям..."{2}. Однако число их тщательно обходили молчанием, фарисейски сообщали только о колоссальных потерях немцев. Уже 3 июля 1941 г. "великий стратег" объявил о разгроме "лучших дивизий врага", а 6 ноября, совсем утратив чувство меры, утверждал, что Германия истекает кровью, потеряв 4,5 млн. Наркомат обороны СССР в 1945 г. нарушил нравственную традицию цивилизованных народов, требовавшую опубликования поименных списков погибших и плененных по меньшей мере после окончания войны. После первой мировой войны, например, были опубликованы сведения о потерях{3}. При сталинском режиме на сокрытии потерь держалась слава "великого полководца". Не были опубликованы потери у озера Хасан и реки Халхин-Гол, в советско-финской войне. Только спустя 50 лет, в 1990 г. было официально объявлено, что потери РККА в "зимней войне" превысили 67 тыс., а финской армии - 23 тыс. человек{4}.
      В интервью корреспонденту "Правды" 14 марта Сталин говорил, что СССР "безвозвратно потерял" в боях, а также вследствие немецкой оккупации около семи миллионов человек. Иначе говоря. Советский Союз потерял людьми в несколько раз больше, чем Англия и Соединенные Штаты Америки, вместе взятые". "Около семи миллионов..." вместо, по меньшей мере, 27 млн. только убитых. Здесь нет ошибки, несовершенства методики подсчета и т. п. Мы еще раз встречаемся с государственно организованной системой лжи. Отметим линии фальсификации, предписанные тогда Сталиным в этой емкой фразе: преуменьшение потерь СССР; подмена категории "убитые" категорией "безвозвратно потерянные"; признание жертв лишь на поле боя и западнее линии фронта, признание единственным ответственным за жертвы - захватчика, причем немецкого, но не фашистского; пренебрежение к жизни человеческой не только по существу ("вождь" вычеркнул сразу 20 млн. граждан!), но и по форме, что стоит одно выражение "потерял людьми". Наконец, подчеркивание сомнительного превосходства СССР над США и Англией. Как глубоко нужно погрязнуть в фарисействе, чтобы гордиться непомерными жертвами?
      Выступление Сталина было директивой. Проблема потерь фактически была объявлена решенной, хотя она и до сих пор всесторонне не изучена. На пути того, кто пытался хотя бы в малой степени развить знание о жертвах, вставала твердокаменная цензура. Условия для изучения потерь были изначально плохи: утрата документов многими комиссариатами в первые месяцы войны, уничтожение их в тех населенных пунктах, например, в Москве, которые собирались сдавать противнику. Учет людей в РККА в военное время осуществлялся плохо. ЦАМО РФ и ныне не имеет, например, данных о численности красноармейцев, оказавшихся в плену, не говоря уже об обстоятельствах их пленения. Известные солдатские медальоны были отменены НКО (приказ No 138) еще 15 марта 1942 г. Фактически они и раньше были не у всех. Так отказались от поименного учета. 12 апреля 1942 г. на персональном учете состояло лишь около одной трети общего числа убитых. Сомнительная графа "без вести пропавшие" позволяла списывать миллионы мертвых и живых, святых и грешников. Эта графа, в какой-то мере понятная в дни боя, сражения, сохранялась и в последующие десятилетия. Соответствующие ведомства начали заниматься жертвами лишь в самое последнее время. Тема была запретной и для науки. Любое упоминание о жертвах, пропущенное редактором, безусловно вычеркивалось цензором. Все это еще более ухудшило обстановку. Погибали новые пласты документальных и иных источников, уходили из жизни миллионы свидетелей потерь - участники войны, их родственники и соседи, жители прифронтовой полосы. Наблюдались и вполне целенаправленные действия. Как показали, например, ленинградские ученые, бывший нарком Д. Павлов стремился изъять из научного оборота любые данные о жертвах Ленинграда, сверх первоначально установленного числа - 623 253 человека{5}.
      На прямой вопрос, по какой причине проблема потерь РККА не изучалась, Шкадов, в течение длительного времени управлявший кадрами и непосредственно отвечавший за изучение потерь, и другие видные деятели Вооруженных Сил или ссылаются на всеобщий режим запретов (как будто они сами неповинны в этом), или откровенно признают грустный итог названного режима: в наши дни установить письменно всех павших "неимоверно трудно", сразу после войны это сделать было много легче, мы "упустили время" и "это лишний упрек нам, оставшимся в живых". Снова попытки прикрыться именем истории, народа. К сожалению, верная мысль об утраченных возможностях проигнорирована в последующих выступлениях этих деятелей, например, в статье Н. Кривошеева, преемника Шкадова, специально занимающегося анализом потерь советских Вооруженных Сил в войнах.
      Разумеется, какое-то движение наблюдалось. В 1961 г. Хрущев опроверг приведенное Сталиным число потерь. По его мнению, действительные потери составили 20 млн. В 1965 г. Брежнев говорил о "более 20 миллионах"{6}. Историки бездумно повторяли эти цифры. Правда, в некоторых томах 12-томной истории второй мировой войны были приведены отдельные сведения о потерях Красной Армии, например, в операциях за рубежом. Однако в советской литературе всех жанров, прессе по-прежнему представлена точка зрения Сталина и его пропаганды, хотя в 1985-1991 гг. она и была несколько приглушена. Вслед за Сталиным не раскрывают, например, число погибших восточное линии фронта - от репрессий, голода и холода{7}. Иногда воспроизводятся без каких-либо комментариев образцы пропаганды военных лет, что вводит в заблуждение неподготовленного читателя: "За шесть недель войны фашистская Германия потеряла свыше 1,5 млн. убитых, раненых и взятых в плен немецких солдат. Этими огромными потерями объясняется тот факт, что немцы все чаще бросают в бой солдат в возрасте свыше 45 лет и юнцов в возрасте 17 лет. Наши потери убитыми, ранеными и без вести пропавшими - около 600 тыс. человек"{8}.
      Десятки раз, во многих вариантах повторяется неумная мысль о советских жертвах как вкладе СССР в обеспечение победы. Но разве не ясно, что одно дело страна, сыгравшая главную роль в борьбе за победу, и другие дело - страна, наиболее пострадавшая. Вклад СССР в коалиционную победу определяется не его жертвами. Разгром Германии был обеспечен потерями, но не ее противников, а вермахта. За 27 млн. советских граждан, погибших в войне, стоят не "весомые и законные интересы и права" СССР, как полагают некоторые авторы. Права вытекают из реального влияния на исход войны, а из этих потерь следует обязанность оставшихся в живых извлечь уроки прошлого. Может быть, по-своему и прав поэт, утверждая: чем больше жертв, тем выше алтарь победы. Но разве нормальный человек будет радоваться и гордиться высотой такого алтаря? Красная Армия на самом деле освободила, например, Польшу с участием ее войск, но правомерно ли выдвигать на первый план потери РККА только убитыми - свыше 600 тыс., тем более что Польша пропорционально своему населению понесла еще большие, чем СССР, потери. Непомерные жертвы - это горе народное, это позор сталинского руководства, но не доблесть. Кто вспоминает о них всуе, тот не освободился еще от мифологии{9}.
      Осталась фигура умолчания. Старательно описывают ущерб, причиненный противнику, оставляя без внимания потери РККА. Так, "Красная звезда" в 1990 г. в который раз описывает жертвы вермахта во время осады Севастополя. А сколько людей потеряла Красная Армия за страшные 250 дней, сколько человек сталинское руководство бросило в осажденном городе на произвол судьбы? Из книги в книгу переходят сведения об общих потерях вермахта свыше 1 млн. человек, понесенных им вследствие действий советских партизан. А сколько потеряли партизаны? Неужели не ясно, что такая нелепая односторонность наносит вред именно воспитанию, о котором так пекутся эти авторы{10}.
      Не получили оценки громко звучавшие, особенно после 1943 г., призывы устанавливать флаги (флажки) на отвоеванных у противника высотах, зданиях. Насколько они были оправданы? Наибольший размах приобрела кампания за водружение Знамени Победы над рейхстагом. Время от времени она возрождается и в наши дни. Так, Г. Куманев и В, Сеоев в своем обширном интервью "Правде" 30 апреля 1990 г. говорили об ожесточенных боях за овладение этим зданием, о своеобразном состязании частей и подразделений - кто первым водрузит знамя. К сожалению, снова обойдены молчанием вопросы, а нужно ли было штурмовать рейхстаг, какие потери мы понесли в ходе этого кровавого спектакля. Неужели имевшихся к тому моменту и пролитой крови, и реальных достижений было мало, чтобы воспеть подвиг армии, и главное ее "вождю"? Осталось в литературе и просто жульничество. Так, приведенные в т. 6 6-томника сведения о потерях вермахта убитыми, ранеными, пропавшими без вести (13,6 млн. в целом и 10 млн. - на Восточном фронте) выдают за число только убитых; сопоставляют потери Красной Армии убитыми с безвозвратными потерями вермахта (которые включают и пропавших без вести, и инвалидов). "Военно-исторический журнал" голословно отверг упоминавшийся подход авторов 6-томника, включив в число убитых красноармейцев (10 млн.) и 4,5 млн. погибших пленных{11}.
      Интервью, взятое Филатовым у Моисеева и опубликованное в "Военно-историческом журнале" (No 3, 1990), в какой-то мере основано на трудах специальной комиссии, исследовавшей жертвы СССР в военные годы. Эта публикация была призвана положить конец дискуссиям по проблеме. Однако она не носит научного характера. Ее составители с порога отмели как "домыслы" все имеющиеся достижения историографии. Тон публикации категоричен, лишь вскользь упоминается о возможности получения в будущем "более точных цифр", по существу - более полного числа. Методика подсчета потерь неясна. Ссылка на "донесения фронтов, флотов, отдельных армий" малоубедительна. Эти материалы поражены сталинистской фальсификацией. Напомним в этой связи о сообщениях Совинформбюро, составлявшихся не без ведома Генштаба. Заглавие публикации Моисеева-Филатова "Цена победы" обязывало их дать сведения о жертвах и гражданского населения. Тем более что вооруженные силы несут за них непосредственную ответственность. Приведенные в тексте новые данные о погибших и раненых красноармейцах (8 668 400{12} и около 18 млн.) слишком общи. Составители не захотели соотнести эти данные с ранее опубликованными материалами, например, о безвозвратных потерях в 17,2 млн. человек{13}.
      Содержание публикации, как сообщают составители, утвердила "высокая инстанция". "Правда", получившая эти сведения из ИВИ, предварила информацию словами "Из компетентных источников". К сожалению, мы не можем разделить такого мнения. Публикация составлена безграмотно и неряшливо. Потери убитыми, ранеными бездумно сопоставляются просто с "потерями", "безвозвратными потерями". В том же номере журнала на "Страничке главного редактора" Филатов в развязной форме утверждал, что сведения о потерях СССР (20 млн.) будто бы сфабрикованы пропагандистами вермахта еще в 1942 г. и ныне направлены на "разложение наших войск". Вызывает сомнение оценка безвозвратных потерь СССР по годам войны. Если на первые два года (оборону и отступление) приходится немногим более 50 процентов, то вывод о "наибольших потерях" в этот период представляется некорректным. Из публикации следует, что соотношение потерь оставалось для Красной Армии крайне неблагоприятным на протяжении всей войны. Если после первых полутора лет число красноармейцев, оказавшихся в плену, "быстро пошло на убыль", а число общих потерь существенно не уменьшилось, значит, росло число убитых{14}. Если громадные людские жертвы можно легко объяснить известными просчетами Сталина и его советников накануне и в начале войны, потерей примерно 90 процентов танков, артиллерии, самолетов, то чем же оправдать жертвы 1943-1945 гг., когда мы достигли и количественного, и качественного превосходства?
      Еще меньшее доверие вызывают сведения о том, что на 1941 г. падает лишь пятая часть потерь за всю войну, то есть примерно 1,7 млн., в том числе около 1,5 млн. - в Смоленском сражении, Киевской и Московской оборонительных операциях. Не слишком ли малую долю (200 тыс.) оставили авторы всему приграничному сражению, Ленинградской битве и другим боевым действиям 1941 г. И главное. Как можно "вместить" почти 2 млн. умерших пленных 1941 г. в отведенное авторами общее число потерь погибших (1,7 млн.)? По данным В. Козлова, в этот период только убитыми и пленными Красная Армия потеряла около 5 млн. человек{15}. Впрочем, часть сведений уже пересмотрена. Если, по Моисееву, безвозвратные потери РККА в 1941 г. составили "свыше 20 процентов" от таких потерь в войне, то, по Кривошееву, - 27,8 процентов. В 1942 г. соответственно: "около трети" и 28,9 процента. Кривошеев на период отступления относит свыше 56 процента этих потерь. По данным этого автора, безвозвратные потери (по его оценке - это убитые, умершие от ран на этапах санитарной эвакуации, пропавшие без вести, попавшие в плен, небоевые потери; то есть без учета искалеченных) составили 11 млн. 285 тыс.{16}
      Во всяком случае, ныне распространенный тезис о главных потерях в 1941 г.{17} сильно поколеблен; тем более что некоторые военные историки пришли к выводу: и в конце войны были огромные потери{18}.' Но это лишь подтверждает уже известное читателю мнение о том, что воздействие фактора внезапности не прекратилось в начале 1942 г. На все эти вопросы нет ответа в весьма беглых пояснениях, которые дали Моисеев и Филатов в своей публикации. Они ни словом не оговорились, что в Генеральном штабе нет необходимых данных для полного решения проблемы, что в течение 40 лет там не занимались ею. Весьма прискорбно, что составители упустили случай отмежеваться от преступлений сталинизма, принести извинения народу и армии от имени своего ведомства, ответственного за то, что имена миллионов погибших не известны, останки многих из них не погребены, многим награжденным не вручены награды.
      Помимо стремления всячески преуменьшить потери СССР, особенно потери боевые, существует в литературе и противоположная, в той же степени ненаучная тенденция - преувеличивать эти потери. Сообщают о 78 и даже 90 млн. погубленных в 1917-1950 гг. Ю. Геллер пишет о 14-кратном превосходстве потерь РККА. При этом преувеличивается число потерь Красной Армии и преуменьшаются потери вермахта: лишь 3 млн. убитых, в том числе на Восточном фронте только 1,5 млн. человек{19}. Авторы не сообщают о своих источниках. Их выводы не производят серьезного впечатления. Когда на фронте одного штабного офицера упрекнули в том, что он преувеличивает число солдат и офицеров вермахта, выведенных из строя его частью, он бойко возразил: "А ты что - фашистов жалеешь?" Не такая ли методология и у Геллера с коллегами?
      В литературе о потерях, как и в освещении ряда других проблем войны, проявили активность ученые, ранее не занимавшиеся этой тематикой. Свободнее от охранительных тенденций, они поддержали или придали новое развитие плодотворным методикам подсчета, хотя некоторые из них и переоценивают при этом степень изученности людских потерь минувшей войны. Еще в 1961 г. Б. Урланисом были опубликованы немецкие данные о потерях Германии убитыми - свыше 6 млн. Однако военные историки эти данные, как правило, игнорируют. В 1994 г. названо соответствующее число боевых потерь - свыше 4 млн. Часть авторов с полным основанием подчеркнула, что немецкие сведения о боевых потерях основаны главным образом на поименных донесениях вермахта и отличаются большой ненадежностью. Среди работ этих авторов отметим статью Б. Соколова и написанную на ее основе книгу "Цена победы" (1991), а также статью В. Козлова "О людских потерях Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов". На них сразу же откликнулся "Военно-исторический журнал", обвинив ученых в пропаганде враждебных суждений о Красной Армии, приписав им "домыслы", отвергнув их выводы по известной схеме "этого не может быть, потому что этого не может быть никогда". Тщетно пытается журнал опровергнуть цифры 5:1, означающие примерно соотношение потерь РККА и Восточного фронта вермахта{20}.
      Обратимся к этому главному вопросу. Именно соотношение потерь сторон на советско-германском фронте компрометирует сталинское руководство в наибольшей мере. В оценке советских потерь, на наш взгляд, наиболее близки к истине авторы 6-томника. Отметив, что урон СССР в людях составил 20 млн., ее авторы подчеркнули, что "почти половину" этого числа составляли "мирные жители и военнопленные". Вооруженные же силы потеряли на поле боя убитыми свыше 10 млн. человек. Лишь спустя 20 лет, - в 1985 г. в советской литературе (Б. Бессонов) вернулись к этой оценке - 14 млн. погибших красноармейцев{21}, что в основном совпадает с мнением и зарубежных исследователей{22}. Насколько можно судить по некоторым публикациям, разрыв между числами 14 млн. и 8 млн. объясняется различием в оценке красноармейцев в плену. Известно, что общее число потерь СССР убитыми в трудах Самсонова и ряда других исследователей уточнено до 27 млн. Трудно, однако, предположить, что это приведет к пересмотру числа погибших военнослужащих в сторону уменьшения.
      Потери вермахта убитыми, по немецким данным, составляют свыше 4 млн.{23}, в том числе на Восточном фронте - 2,8 млн. Последнее число высчитано в соответствии с представлением советских военных историков о том, что вермахт понес на Востоке свыше 70 процентов своих потерь. Производят странное впечатление попытки ряда советских военных руководителей оспорить число 2,8 млн. Они утверждают, что потери вермахта по сравнению с РККА будто бы "были нисколько не меньшими. Ведь фашистскому командованию к концу войны пришлось проводить тотальную мобилизацию". Заметим, что такую мобилизацию оно начало уже на рубеже 1941-1942 гг. Но это не имеет прямого отношения к делу. И главное. Зачем советским историкам, не сосчитав своих, браться за чужих? На какие источники они могут опираться при этом? Тем более что расчеты немецких специалистов до сих пор не вызывали сомнений в мировой литературе.
      Итак, около 14 и 2,8. Соотношение потерь убитыми РККА и Восточного фронта составляет примерно 5:1. В целом жертвы населения СССР и Германии - 4,5:1; есть оценки 2:1, 3,5:1, 7:1 и другие. Они не представляются доказанными, как и такой расчет: потери Германии - 4 млн., СССР - 20 млн., соотношение 1:5. СССР и Германия из всех держав двух враждебных коалиций понесли наибольшие потери. Некоторые авторы ошибочно рассматривают в сумме потери Германии и ее союзников, с одной стороны, а потери СССР - без союзников, - с другой{24}. Несомненно, жертвы обеих коалиций должны составить предмет дальнейших исследований. При этом, естественно, должны будут учтены не только сравнительно небольшие потери США и Англии (соответственно: 405 тыс. и 375 тыс.), но и огромные жертвы Польши (6 млн.), Югославии (1,7 млн.).
      Среди потерь РККА особое место занимает плен. Число красноармейцев, оказавшихся в плену, у разных авторов различно. Важно подчеркнуть, что в СССР до сих пор нет ни одной специальной работы. В обзоре "О мифах старых и новых" Гареева этому вопросу отведено две страницы{25}. Автор отвергает германские оценки 5,7 млн. и склоняется к выводам комиссии США - около 4 млн. Разницу до 1,7 млн. автор объясняет тем, что "фашистское руководство в число военнопленных включало всех партийных и советских работников, а иногда и членов партии, многих гражданских лиц, угнанных в Германию". Это автор повторяет дважды, но ни разу не ссылается на какой-либо источник. Такой аргумент представляется неубедительным. Зачем фашистам понадобилось такое "включение"? Чтобы прославить вермахт? Но кому не хватало и без того баснословных реальных успехов вермахта? Кроме того, по международным законам военнопленных рано или поздно нужно было бы возвращать. Зачем же их число искусственно увеличивать? Фашисты без труда обходились методами вербовки и насильственной отправкой в Германию граждан многих стран Европы, тем более СССР. Зачем им понадобился такой сложный путь: сначала объявлять их военнопленными, а потом вопреки международному праву использовать их труд? Уже в 1943 г. фашисты начали заметать следы своих преступлений. Но не известно, чтобы они пытались преуменьшить первоначально объявленное количество советских пленных. Фашисты на основании известного приказа о немедленном - в момент захвата - уничтожении политических работников Красной Армии расправлялись не только с теми, но часто и с армейскими коммунистами вообще, кроме того военнослужащими еврейской и цыганской национальности. В 1941 г. они целенаправленно уничтожали вообще советских военнопленных как таковых. Тезис о включении вермахтом гражданских лиц в число военнопленных появился в нашей пропаганде не после войны, как считает автор, а во время нее, по пропагандистским соображениям, ныне вполне понятным.
      Не выдерживает критики и другой довод Гареева: в 41-м в плен не могли попасть миллионы, поскольку под ружьем было всего 5 млн., но армия продолжала воевать. Автор упускает важные обстоятельства. В конце года в армии оставалось лишь несколько процентов тех, кто начинал войну. В плен попали также и многие из вновь мобилизованных. Автор сообщает, что по выводам комиссии с участием Жукова (1956), в СССР было учтено лишь немногим больше 2 млн. находившихся в плену, из них свыше 1,8 млн. было репатриировано. В то же время комиссия отмечала, что по немецким данным, 600 тыс. пленных погибло, а "неизвестное количество бывших военнопленных продолжало находиться за рубежом". Складывается впечатление, что на этом уровне знания Гареева и его коллег остаются и ныне. Он называет "важным источником" донесения фронтов, согласно которым за время войны было 4,5 млн. без вести пропавших и пленных; что "пока не удается установить судьбу 374 тыс. человек". Но как это согласовать с данными, по меньшей мере трижды опубликованными, о трех миллионах людей, которых до сих пор относят к "без вести пропавшим"?{26}
      В итоге Гареев принимает общее число военнопленных - примерно 4 млн., а число погибших в плену 600 тыс. или "несколько больше", хотя по данным, приведенным представителями СССР на Нюрнбергском процессе, в плену погибло 3,8 млн. советских военнослужащих. Многочисленные противоречия автор или не замечает, или объясняет их неубедительно. Характерно, что по мнению Ахромеева, из 8 млн. 668 тыс. 400 человек, потерянных за всю войну, на первые шесть месяцев приходится 3 млн. 138 тыс. человек; попали в плен и пропали без вести 3 млн. 396 тыс. 400 человек. Рыбкин же считает, что погибло 4,5 млн. советских военнопленных. Работники одного и того же ведомства могли бы согласовать свои суждения, по крайней мере, объяснить такие разночтения{27}.
      Значительная часть советских историков, в первую очередь Самсонов, Семиряга, Козлов{28}, принимают германские оценки общего количества попавших в плен и числа погибших. Согласно нескольким источникам, по меньшей мере часть немецких оценок основана на поименном учете пленных. В ЦАМО хранится картотека многих фашистских лагерей военнопленных, с помощью которых может быть раскрыта судьба около одного миллиона человек. Карточки содержат весьма подробные сведения о них: фамилия, имя, отчество, девичья фамилия матери, адрес родственников, дата и место рождения, приметы, религия, гражданская и военная специальность, воинская часть, дата и место пленения, в каком состоянии попал в плен, получение прививки, время и причина смерти, место захоронения. В новейшей литературе воспроизведены материалы Международного военного трибунала. Среди них - документ вермахта, согласно которому по состоянию на 20 февраля 1942 г. из 3,9 млн. советских пленных осталось лишь 1,1 млн.{29}
      Наиболее значительными среди немецких исследований о советских военнопленных в Германии представляются труды X. Штрайта{30}. Он сообщает, что в многочисленных "котлах" в ходе приграничного сражения и последующих операций оказались миллионы солдат и офицеров. Только под Киевом - 452 720. Под Киевом, Брянском-Вязьмой попали в плен 1,3 млн., в первые полгода войны - около 3,5 млн. человек. Ужасная судьба постигла их в Германии. Из 5,7 млн. советских пленных в началу 1945 г. в лагерях оставалось 930 тыс. До одного миллиона использовались вермахтом как "добровольные помощники". 500 тыс. были освобождены Красной Армией или совершили успешные побеги. Остальные 3,3 млн. (57%) погибли, причем почти 2 млн. - до февраля 1942 г. С этим не согласуется утверждение А. Кваши о том, что "более миллиона" из граждан СССР "воевали против Красной Армии"{31}. По германским данным, лишь меньшая часть этих людей "воевала", большинство же использовалось вермахтом на хозяйственных работах. Вызывает возражение и определение "добровольный". Выбора у этих людей не было: единственной альтернативой их коллаборационизму была смерть. Во всяком случае проблема эта не решена и нельзя всех наших людей объявлять "бывшими гражданами" и "изменниками". Среди них были предатели, но были и Соколовы из шолоховского рассказа "Судьба человека".
      Сравнивая положение советских и других военнопленных, Штрайт приводит следующие данные: из 231 тыс. английских и американских военнопленных умерли 8348 (3,6%), "в основном в хаосе последних месяцев войны". По данным Федеральной комиссии историков (ФРГ), Красная Армия взяла в плен около 3 155 000 военнослужащих вермахта. Из них умерло от 1 110 000 до 1 185 000 (35-38%){32}. Подчеркивая исключительную жестокость обращения с советскими пленными, Штрайт свидетельствует: фашисты сознательно попрали международное право, в том числе и Гаагскую конвенцию 1907 г. Установленные ею нормы распространялись и на граждан тех государств, которые не присоединились к конвенции. К моменту нападения СССР не признал Женевскую конвенцию о военнопленных 1929 г. и Гаагскую конвенцию 1907 г. Но согласно основам международного права военнопленные тем не менее обеспечивались на уровне резервных войск государства, интернировавшего пленных. Тем более что СССР ратифицировал Женевскую конвенцию о раненых, чем показал, что он априори не отвергает международное право.
      По Штрайту, в связи с огромным числом пленных на Восточном фронте руководство вермахта столкнулось со сложностями. Однако автор отверг попытки германских генералов оправдать гибель пленных. Он сообщает, в частности, как осенью 1941 г. в Польшу были транспортированы для постоянного размещения 361 500 советских пленных, а в апреле 1942 г. из них оставалось в лагерях лишь 44 000; 7500 совершили побеги, 310 000 (более 85%) погибли. Главное командование вермахтом (ОКВ) как в ведении войны, так и в обращении с пленными никакими нормами себя не ограничивало. Причины их смерти: голод, крайне неудовлетворительные условия жизни, транспортировки, обслуживания, систематическое уничтожение определенных групп пленных. Приказом ОКВ от 8 сентября 1941 г. разрешалось, "как правило", применение оружия против советских пленных. Лишь шесть месяцев спустя это было запрещено, поскольку было "слишком много самовольных расстрелов". Одной из причин разгрома Германии в 1914-1918 гг. был голод. Гитлер и его генералы "болезненно воспринимали этот опыт". "Одной из главных целей их нападения на СССР был захват продовольствия". Уже в мае 1941 г. министерствам, планировавшим оккупацию, было ясно, что "следствием этого должна стать смерть миллионов людей в СССР". Пленные, полностью зависимые от завоевателей, первыми испытали это.
      Еще до нападения на СССР ОКВ предписывало самое минимальное снабжение пленных. Рацион был намного ниже уровня, обеспечивавшего существование. Так, пленные, шедшие пешком через Белоруссию летом 1941 г., получали в день 20 г пшена и 100 г хлеба или 100 г. пшена без хлеба. По нормам ОКВ (август 1941 г.) они должны были получать 2040- 2100 калорий, фактически же снабжение было значительно ниже. Несмотря на распространение среди пленных на почве голода эпидемий, 21 октября генерал-квартирмейстер Э. Вагнер отдал приказ об уменьшении рациона - до 1500 калорий для не работающих вследствие крайней слабости. В это время в Польше умирало ежедневно 4600 советских пленных. Для сооружения своего "жилища" пленные располагали практически лишь колючей проволокой. Сотни тысяч пленных погибли в пути следования от измождения и расстрелов. При транспортировке использовались исключительно открытые вагоны. Был случай, когда из 5000 пленных 1000 замерзли. По данным на начало декабря 1941 г., при таких условиях умирали 25-70% пленных.
      Новейшие исследования, подчеркивает Штрайт, показали, что приказ об уничтожении в момент пленения комиссаров Красной Армии в большинстве немецких дивизий неукоснительно выполнялся. Это вскрывает несостоятельность попыток ряда генералов доказать, что они блокировали этот приказ. В мае 1942 г. Гитлер вопреки своему желанию отменил его. С этого времени комиссары должны были направляться в концлагерь Маутхаузен, где подлежали "уничтожению работой". В ОКB пришли к выводу, что первоначальный приказ о комиссарах усиливал сопротивление РККА. Все приказы вермахта о советских пленных носили ярко выраженную идеологическую окраску. Советский солдат объявлялся недочеловеком. Попытки отдельных лиц улучшить положение пленных наталкивались на глухую стену в руководстве вермахта, экономики. Начальник ОКВ Кейтель отверг предложение начальника военной разведки Канариса вернуться к традициям рыцарских войн.
      В конце октября 1941 г. ОКВ решило изменить отношение к советским пленным. Крах скоротечной войны обострил проблему рабочей силы в промышленности. С ведома Гитлера несколько увеличили рацион питания, ограничили произвольные расстрелы. Но положение пленных по-прежнему определялось фразой Г. Гиммлера: "Рассматривать эту человеческую массу как полезное ископаемое". Вследствие длительных лишений в конце 1943 г. среди пленных снова резко усилилась смертность. Расчеты на использование их в качестве рабочей силы в целом не оправдались. Наибольшее число пленных, занятых в германской экономике, составляло 631 000 в августе 1944 г., т. е. 11% общего числа пленных. Подавляющее их большинство было неработоспособно и умирало. Отношение к ним со стороны предпринимателей, как правило, было обусловлено идеологической ненавистью и соображениями наживы. "Высшим законом", считал генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы гауляйтер Заукель, должно стать "выбить из восточных пленных как можно больше"{33}.
      В отечественной и зарубежной историографии нет единого мнения о причинах неимоверных потерь РККА. Л. Рыбаков-ский видит эту причину в низком профессиональном уровне армии, он делает общее заключение: непрофессиональная армия традиционно ориентирована на победу числом, а не умением. По его данным, во всех крупных европейских войнах Россия теряла на одного погибшего солдата противника трех своих. В этом он видит "самый сильный аргумент в пользу профессиональной армии". Однако представляется необходимым осуществить специальное исследование проблемы, прежде чем говорить что-то определенное. В схеме Рыбаковского отсутствует очень важный момент: в чем особенности проявления названной им тенденции в войне 1941-1945 гг. Иными словами, как соотносятся сталинистское военное руководство и небывало высокая цена победы.
      Ряд авторов пытается объяснить большие потери внешними обстоятельствами. Агрессор с его человеконенавистническими целями и человекоубойной промышленностью, на самом деле, виноват во всем, но лишь в конечном счете. Здесь правомерно напомнить вопросы: как оказался он в глубине чужой земли, кто позволил ему истребить миллионы беззащитных людей. Можно встретить противопоставление "беспощадного использования людских масс советским руководством... бережливому введению в бой с использованием больших материальных средств англо-американским"{34}. Эта схема объясняет лишь часть известных фактов. Нельзя отрицать прямую связь между огромными потерями Красной Армии и уровнем сталинистского руководства. Необходимо учитывать, однако, и крайне несправедливое распределение военных усилий внутри антифашистской коалиции. В то время, как СССР сковывал главную мощь общего противника, США и Англия накапливали оптимально необходимые силы и средства, свободно выбирая время, образ и место действий. Определенным кругам удалось добиться желаемого: пусть немцы и русские больше убивают друг друга. И дело здесь не только в искусстве или коварстве западной дипломатии. Как уже отмечалось, все это объясняется, в первую очередь, просчетами во внутри- и внешнеполитической деятельности Сталина и его группы.
      Мнению зарубежных специалистов об особенностях советского военного искусства весьма созвучно суждение, появившееся недавно в отечественной литературе. Некоторые авторы утверждают, что якобы вообще не было победы СССР, поскольку ее добились такой кровью; что виновников неоправданных потерь необходимо исторгнуть из истории; что РККА закончила войну, не умея воевать, залила кровью своей, завалила врагов своими трупами. Это также крайность{35}. "Не умеющий воевать" не победил бы и большой ценой. Зарубежные военные историки, подчеркивая вклад Красной Армии в дело победы, не сбрасывают со счетов успешных ее операций, особенно 1944-1945 гг.
      В ряде новейших публикаций представлены различные суждения советских военных историков, как повторяющиеся в течение десятилетий, так и претендующие на новизну. Таков тезис о жестокой политике агрессора по отношению к советскому населению как причине непомерных потерь СССР. По мнению Рыбкина, "большая разница в потерях - это, прежде всего, результат различного политического характера войны". В этом суждении - доведенный до абсурда классовый подход, влияние тезиса о нациях агрессивных и миролюбивых. На самом деле зло - в порочном руководстве одной из "миролюбивых наций". Анфилов, признав скороговоркой преступления и просчеты Сталина, утверждает, что "главная причина наших огромных потерь - ожесточенность борьбы с агрессором". "Эта война, - говорил Гитлер, - будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке сама жестокость - благо для будущего". В таком духе враг и действовал. Ставка в этой войне была: либо жить, либо быть уничтоженным{36}. Автор прав, только далеко не во всем. "Ожесточенность" в боевых действиях - оружие обоюдоострое. Почему же она принесла такие потери СССР, а не Германии? "Жестокость Гитлера" действительно обусловила смерть в плену миллионов красноармейцев. В условиях обычной войны пленным гарантируется жизнь. Но по чьей вине миллионы красноармейцев оказались в фашистском плену?
      Соотношение потерь пытаются обойти молчанием с помощью самых различных приемов. Кривошеев объясняет рост людских потерь "высокой технической оснащенностью" воевавших армий{37}. Но почему другим армиям это оснащенность позволила решительно уменьшить потери? И, главное, такой довод совершенно не проливает свет на наш вопрос: соотношение потерь сторон на советско-германском фронте. "Пацифисты кричат, - утверждает Филатов, - что победа досталась слишком дорогой ценой! А поражение было бы дешевле?" Но это же подмена тезиса. Генерал неловко ушел от вопроса о цене победы к вопросу о цене поражения, о целесообразности защиты Родины. Н. Раманичев как будто идет по тонкому льду: в 1944-1945 гг. "конечный результат операции порой затмевал объективную оценку того, какой ценой достигался успех". Сталин выражался не так витиевато и куда более определенно: "выполнить задачу, не считаясь с жертвами". Хорьков вместо "порой" вводит слово "иногда": "Не всегда даже оправданные, справедливые политические цели достигались глубоко продуманными, всесторонне взвешенными военными средствами... иногда жизни людей приносились в жертву желанию первым отрапортовать об успехе". Тюшкевич признал, что наступление на Висле началось 12-14 января 1945 г. при "неполной готовности войск", что "конечно, увеличивало число наших потерь". Но сделал абсурдную с точки зрения военной теории даже начала XIX в. оговорку. Она по сути дела лишает историка права судить об этом решении Сталина или исключает возможность сколько-нибудь объективной оценки. "На каких же весах, - восклицает автор, - измерить целесообразность или политический, стратегический, нравственный приоритет того или иного решения?! Все тут, по-моему, зависит от конкретной ситуации и от мировоззренческой позиции исследователя, от системы его приоритетов"{38}.
      Кривошеев сводит причины потерь к "внезапному и вероломному" нападению Германии на СССР{39}. Место этого фактора в ряду других, конечно, нельзя преуменьшить. Но автор ставит на этом точку. В действительности сам внезапный для СССР характер нападения, как было показано, был следствием более глубокой причины. "Немцы воюют расчетливее, стараясь избежать лишних жертв". Эту мысль опубликует писатель В. Кондратьев лишь спустя 48 лет{40}. Историкам запрещалось признавать нечто подобное. В действительности Сталина мало интересовала цена победы. Ему нужен был результат. "Вождь" и его советники исходили из того, что человеческие и материальные ресурсы неисчерпаемы, и не дорожили жизнью солдат и офицеров. Это проявлялось в самых различных формах, сказалось это и на общем почерке командования{41}.
      Нельзя считать проблему потерь изученной, а имеющиеся оценки окончательными, как прямо или косвенно утверждает ряд авторов. Хорьков, например, вообще сомневается в возможности получить точные данные, поскольку самые большие потери понесли в начале войны. Но именно за этот период в архивах нет никаких данных. В окружение тогда попадали не только полки, дивизии, но и целые армии, уничтожая все оперативные документы, среди них - и о численном составе. Но погибали далеко не все. Кто-то переходил линию фронта, скрывался в партизанах, в плену. Такие суждения не лишены оснований. Однако это не означает, что историки должны опустить руки, хотя к сказанному автором можно присовокупить и другие трудности. До сих пор нет единого мнения о количестве призванных в армию во время войны: "более 20 млн. человек", "около 29 млн.". Кваша высказывает мысль о неточности подсчетов населения СССР накануне и после войны. Известно, что число 27 млн. получено в результате сопоставления именно этих данных{42}.
      Показательно отношение различных авторов к упоминавшейся комиссии. По мнению Гареева, "данные о действительных потерях тщательно исследованы специальной комиссией" и опубликованы (в интервью Моисеева Филатову). На самом деле, комиссия, хотя она и состояла из авторитетных представителей АН, Госкомстата, МО СССР, далеко не решила проблемы. Как отметил Рыбаковский, "ее оценка не может быть окончательной", ею "слабо использованы архивные материалы из-за ограниченного доступа к ним". В какой-то степени будет, очевидно, оправдана параллель с тем, что потери гражданской войны в СССР также до сих пор не изучены, хотя в этом случае перед исследователем трудности встают несравненно большие, чем при изучении потерь второй мировой войны. Одно из препятствий на пути к истине - это идеологизированность историков, публицистов, писателей, занимающихся проблемой потерь. Играет роль их отношение к марксизму-ленинизму, Октябрьской революции, сталинизму. Часто по политическим соображениям авторы считают возможным отступить в той или иной мере от профессиональных требований. "Я исчисляю наши потери в 100 миллионов человек", утверждает А. Н. Рыбаков, имея в виду потери советского общества после 1917 г. не посвящая, однако, в тайны своих "исчислений"{43}.
      Серьезно тормозит дело методологическая недисциплинированность многих лиц, обратившихся к интересующему нас вопросу. В литературе просто свирепствует понятийная неразбериха. Очень часто нельзя понять, о каких потерях идет речь прямых или косвенных, общих или боевых, безвозвратных или санитарных, безвозвратных или умершими от ран и т. д. Продолжается преднамеренное или по малограмотности смешение понятий цены и значения победы, исхода войны. Некоторые авторы, в частности Тюшкевич, пытаются найти разницу между "ценой войны" и "ценой победы". Но для того, чтобы выделить из общих потерь ("цена войны") армейские ("цена победы"), нужно ли вводить какие-то термины, да еще и явно не бесспорные? Цена войны и цена победы на деле сливаются, поскольку победа суть неотъемлемая часть войны, ее завершение, ее итог. Если следовать логике автора, то народ "работал на войну", а Вооруженные Силы - на "победу". Шкадов приписывает авторам, пытающимся изучить потери СССР, не свойственное им намерение "обесценить нашу победу необоснованно большими жертвами". "И все же она победила", - восклицает Анфилов, пытаясь закрыть таким путем проблему потерь армии. "Вроде бы и не наша армия внесла решающий вклад в разгром гитлеровской машины. Вроде бы и не было победы", - в унисон с ним пишет Моисеев. "Цена победы определяется ее результатами", по меньшей мере некорректно заявляет Гареев. Какие "результаты" имеет в виду автор? Человеческие жизни, материальные потери? Тогда с ним нельзя не согласиться. А может быть, в этой мысли - некая модификация старого девиза "цель оправдывает средства"?
      Бесспорным является главный вклад СССР в разгром фашизма, бесспорно историческое место победы вообще. Она определила дальнейшее развитие всего человечества. Эти истины приняты ныне мировой наукой. Ученые отмечают, что Вооруженные Силы СССР постоянно привлекали на себя большинство войск противника. Более двух третей его потерь приходится на Восточный фронт. Об этом можно и нужно говорить без всяких оговорок. Недаром многие западные исследователи отождествляют провал Восточного похода фашистов с итогами второй мировой войны. Другое дело - непомерно высокая цена этой победы, связанные с ней другие теневые стороны военной истории СССР. До последних лет простое упоминание о них многие генералы и политики относят к разряду "антикоммунистических и иных фальсификаций". Высокая цена победы - такой же реальный факт истории, как и решающая роль СССР в войне. Первая не может затмить второй, так же как и вторая не позволяет забывать о первой.
      Не изучены многие проблемы потерь минувшей войны. Среди них - число советских потерь, их виды, потери в ходе различных операций, различных государств - участниц войны. Не осуществлен сравнительный анализ потерь двух коалиций, не раскрыта ответственность за потери. В связи с активизацией антисоциалистического и националистического экстремизма важно иметь оценку потерь различных республик, составлявших СССР. Нет единого мнения о потерях Ленинграда и других городов. Полностью выпал из поля зрения официальной историографии и такой важный сюжет, как влияние потерь на развитие страны послевоенных десятилетий в областях экономической, политической, идеологической, демографической. Напомним, в частности, о глубоком демографическом спаде 80-х гг. Демографическая же катастрофа 90-х гг. вызвана уже незадачливыми "реформаторами"{44}
      Выход в свет под редакцией Кривошеева справочника о советских военных потерях{45}, к сожалению, не решил проблемы. Он основан на той же ненаучной методологии, что и названные статьи Моисеева, других авторов. Составители не замечают, что соотношение потерь - это главный показатель эффективности действий армии и уровня ее руководства; что даже при явно "улучшенном" ими соотношении потерь сторон 1:1,3 в пользу фашистского блока (не ясно, как подсчитано это) нельзя говорить о некоем "триумфе сталинской полководческой школы". Они не объяснили непомерные потери советских войск, в частности жестокое расходование сил пехоты при плохом огневом обеспечении ее действий; ответственность за потери.
      Основу справочника составили 111 таблиц, отражающих представления составителей о боевых потерях в 1918-1989 гг. (особенно 1941-1945) - по годам войн, фронтам, операциям, видам Вооруженных Сил и родам войск. Книгу назвали "исследованием", но пренебрегли многими требованиями науки, да и элементарной нравственности. Как можно считать себя "первыми", отметая труды отечественных и зарубежных ученых? Почему, отбросив основную категорию (убитые, умершие), составители стали оперировать понятием "безвозвратные потери"? Почему они уменьшили без объяснений известные общие потери Красной Армии, ее потери за рубежом, в том числе в Берлинской операции? Составители считают окончательными свои заключения, сами же признают мимоходом, что учет людей в РККА во время войны был поставлен неудовлетворительно, а затем в течение почти полувека изучением потерь всерьез вообще не занимались. Составители постоянно обнаруживают свое желание любыми способами преуменьшить потери армии. Настораживает то обстоятельство, что после публикаций Моисеева за последние три года число потерь осталось неизменным. Не прекращено ли снова на десятилетия исследование этой важнейшей проблемы?
      В последние годы появилось несколько новых специальных работ. Они не меняют общей картины. В статьях Кривошеева ("Вестник границы России". 1995. No 5 и др.) в какой-то степени учтена наша критика. Автор приводит новое число "безвозвратных людских потерь РККА" - не 8 668 400, а 9 168 400. Он учел какую-то часть призывников, погибших до зачисления в списки войсковых частей. Но учтены по-прежнему далеко не все погибшие в боях комбатанты. Автор ввел стыдливый термин "списочный состав армии", чтобы вновь оставить вне внимания, например, ополчение с его непомерными жертвами. Генерал упрямо утверждает, что самые большие потери СССР - решающий вклад в победу коалиции. Представляет интерес сборник "Людские потери СССР в период второй мировой войны" (СПб., 1995). Авторы почти 30 статей в той или иной степени, как правило, впервые осветили самые различные вопросы - от методики изучения людских потерь до голода в тыловых районах, от жертв армии до цены эвакуации. Преобладают, однако, частные темы. Гареев, Кривошеев, другие уже известные нам авторы лишь повторяют свои ранние публикации.
      В большинстве новых публикаций обнаруживаются старые заблуждения или преднамеренная ложь. Мы не склонны преувеличивать разницу между гибелью на поле боя и иной смертью. Но в данном случае речь идет о сознательных усилиях скрыть ответственность военных лидеров за жертвы среди мирного населения, преуменьшить боевые потери, чтобы навязать мнение о "триумфе сталинского (или жуковского?) военного искусства". Эти авторы не замечают, что и при соотношении потерь сторон РККА и вермахта 1:1,3 (по данным Кривошеева) нельзя говорить о "триумфе". Ряд недобросовестных историков поставил под сомнение проверенный временем показатель эффективности действий армий и профессионализма военных вождей - соотношение потерь, не предложив, впрочем, ничего нового. Другие не видят прямой зависимости масштабов потерь от качества войск и руководства ими.
      По-прежнему искажают причины "больших утрат" СССР. Кривошеев и его соавторы объясняют это "прежде всего тем, что... он принял на себя основной удар и длительное время фактически один противостоял фашистской Германии и ее союзникам". Они ссылаются на "массовое уничтожение" агрессором советских людей; на "каток войны", что дважды прошел по земле СССР; на "предателей", что также входят в число потерь. Но все это - полуправда. Эти обстоятельства действительно неблагоприятны для СССР. Но они возникли не без участия его политических и военных руководителей или по их прямой вине. Так, противники и союзники СССР вступали в войну, выбирая наиболее удобное для них время. Но что помешало СССР поступать так же? Кто пустил жестокого агрессора в глубь страны? Всячески подчеркивая роль союзников Германии, непорядочно забывать союзников СССР, например, Югославию, США, сковавших на Западе и Востоке значительные силы фашистского блока.
      Б. Курашвили по существу повторяет мысль А. Довженко о "культуре войны". Фактически оправдывая большие военные потери, он ссылается на уровень производительности труда. Но как объяснить этим "уровнем" разные методы руководства Жукова и Рокоссовского? Геллер и Некрич в "Утопии у власти" среди других причин справедливо отмечают "преступное небрежение советского руководства" в подготовке отпора агрессору. Они сообщают, что "жизнь человеческая в СССР не стоила ни гроша"; "военное командование часто думало не о том, как выиграть сражение, не неся при этом ненужных потерь, а как выиграть бой, не считаясь ни с какими жертвами"; "бросали людей на убой".
      Гареев выделяет три фактора, определивших потери: военно-политический, оперативно-стратегический, пассивность союзников. Первые два фактора автор связывает со Сталиным , упорно воздерживаясь назвать все своим именем порочное сталинистское руководство войной. "...За большие потери не было принято строго спрашивать". Это наибольшие обобщение и признание, на которые решается генерал. Ссылки на союзников, на их второй фронт несерьезны. При чем здесь сосед, если в твоем дома нет порядка? В книге Гареева о Жукове суждения о потерях еще более беспомощны. Он утверждает, что "могло быть хуже", объявляет "недостойным и кощунственным" вспоминать о потерях, наивно объединяет потери РККА и некоторых ее союзников, почему-то запрещает сравнивать потери одного СССР с потерями одной Германии без союзников. Тезис Жуков будто бы "противостоял" решениям Сталина, приводившим к "несопоставимому урону наших войск" - автор оставляет без доказательств. Лицемерно сравнивает потери войск, руководимых Жуковым, с еще более плачевными результатами, умалчивая о победах малой кровью. Наконец, в разделе "О критериях и цене победы" за туманными рассуждениями о генезисе и итогах войны, роли СССР в достижении коалиционной победы, "непримиримости целей сторон" и "особо ожесточенном характере борьбы" автор пытается скрыть главное некомпетентность и жестокость тирана и многих его выдвиженцев. Гареев вводит наукообразные термины вроде "качество победы, ее цены". Последняя будто бы выражается "не только в приобретениях (?), но и в потерях". В упоминавшейся нами первой книге очерков "Великая Отечественная война" приводятся сведения о потерях РККА под Москвой, они в три раза превышали потери группы армий "Центр". На этом основании авторы, пожалуй, впервые в нашей литературе называют Московскую битву "одной из страшных человеческих трагедий". Но воздерживаются упоминать об искусстве побеждать любой ценой.
      Примечания
      {1}Правда. 1989. 11 сентября.
      {2}См.: Сталин И. Об Отечественной войне Советского Союза. С. .147.
      {3}См.: Труды Комиссии по обследованию санитарных последствий мировой войны. М., 1923.
      {4}См.: Известия ЦК КПСС. 1990. No 1. С. 213. Ср.: Гриф секретности снят... С. 125.
      {5}См.: Советская культура. 1988. 6 августа.
      {6}Брежнев Л. И. Великая победа советского народа. М., 1965. С. 15.
      {7}См.: Вопросы истории. 1988. No 9. С. 117-118.
      {8}Сын Отечества. 1991. 8 мая.
      {9}См., например: Людские потери СССР в Великой Отечественной войне. СПб. 1995. С. 81.
      {10}См.: Красная звезда. 1990. 10 января, 20 марта, 3 апреля; Правда. 1991. 6 июня; История СССР. 1991. No 2. С. 3-31.
      {11}См. Великая Отечественная война 1941-1945. Словарь-справочник. С. 125; Гудок. 1988. 1 сентября; Военно-исторический журнал. 1989. No 3. С. 52; No 9. С. 38-39.
      {12}В это число включены убитые, пропавшие без вести, не вернувшиеся из плена, умершие (Военно-исторический журнал. 1990. No 3. С. 14.).
      {13}Красная звезда. 1990. 24 января; 8 мая.
      {14}Военно-исторический журнал. 1989. No 3. С. 53.
      {15}Вопросы истории. 1989. No 2. С. 132.
      {16}Военно-исторический журнал. 1990. No 3. С. 15; 1991. No 2. С. 4, 13.
      {17}См., например: Историки спорят. М., 1988. С. 314.
      {18}См.: Военно-исторический журнал. 1991. No 2. С. 10; No 3. С. 48-51.
      {19}См.: Родина. 1990. No 11. С. 29; Дружба народов. 1989. No 9. С. 242.
      {20}Урланис Б. Ц. Войны и народонаселение Европы. М., 1961. С. 205. Он же. История военных потерь. СПб. 1994. С. 205. Соколов Б. В. Цена победы. М., 1991; Военно-исторический журнал. 1988. No 10; 1989. No 6; 1991. No 4; Независимая газета. 1991. 13 июля.
      {21}См.: История Великой Отечественной войны... Т. 6. С. 29-30; Бессонов Б. Н. Фашизм: идеология, политика. М., 1985. С. 4.
      {22}Der Zweite Weltkrieg. Stuttgart. 1979. Bd. 3. S. 361.
      {23}Deutschland im zweiten Weltkrieg. B. 1985. Bd. 6. S. 782.
      {24}См.: Красная звезда. 1990. 8 мая.
      {25}Военно-исторический журнал. 1991. No 4. 382
      {26}См.: Красная звезда. 1990. 21, 24 января, 30 июня.
      {27}См.: Гудок. 1991. 22 июня; Военно-исторический журнал. 1989. No 3. С. 52.
      {28}См.: Политическое самообразование. 1988. No 17; История СССР. 1989. No 2; Неделя. 1988. No 11.
      {29}См.: История СССР. 1991. No 2. С. 17, 21; Реабилитирован посмертно. М., 1988. Вып. 1. С. 61-62; Военно-исторический журнал. 1989. No 3. С. 53; Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками. М., 1966. Т. 3. С. 29-30.
      {30}Streit. Ch. Keine Kameraden. Stuttgart. 1987; Untemehmen Baibarossa Pader-bom. 1984.
      {31}См.: Аргументы и факты. 1990. No 19. С. 5; Неделя. 1990. No 25. С. 13.
      {32}Kriege enden nicht im Frieden. Wuppertal. 1991. S. 59.
      {33}Сведения почепнуты из итогового исследования Х. Штрайха. См.: Hitlers Krieg?
      {34}Jacobsen H.-A. Der Weg zur Teilung der Welt. Koblenz. 1978. S. 488.
      {35}См.: Вопросы истории. 1988. No 6. С. 34.
      {36}См.: Вторая мировая война. Итоги и уроки. М., 1985. С. 213, 214, 260; Красная звезда. 1991. 21 февраля.
      {37}Военно-исторический журнал. 1991. No 2. С. 12.
      {38}Известия. 1990. 8 мая.
      {39}Военно-исторический журнал. 1991. No 2. С. 16.
      {40}Цит. по: Коммунист. 1990. No 7. С. 123.
      {41}См.: Звезда. 1990. No 7. С. 170, 196.
      {42}См.: Известия. 1990. 8 мая; Военно-исторический журнал. 1990. No 6. С. 58; 1991. No 4. С. 49. Аргументы и факты. 1990. No 19. С. 5.
      {43}Цит. по: Политическое образование. 1989. No 10. С. 98; Военно-исторический журнал. 1991. No 2. С. 21; Вопросы истории КПСС. 1990. No 5. С. 159; Россия. 1991. No 35. С. 8.
      {44}См.: Правда. 1993. 28 апреля.
      {45}См.: Гриф секретности снять... М., 1993; нашу рецензию: Свободная мысль. 1993. No 3. С. 114-116. Ср.: Ржешевский О. (Красная звезда. 1993. 6 мая).