Я сейчас расскажу одну историю, коротенькую — и только по её завершении вы на любом числе деталей, взятых из живой жизни, проверите, справедлива эта история или нет.
      Сначала история, а потом доказательства, а не наоборот, как обычно происходит в моих книгах.
      Итак, жил-был Прапредок. Ведающие потомки назвали его Чур (Ч-Р — «воплощение совершенства», «само совершенство»). А ещё его называли Ваней (ВН — «лучший»). Ваня-Иван был Гением — и благородней его не было никого. А благородство немыслимо, среди прочего, без готовности не задумываясь отдать свою жизнь ради спасения друга.
      «Друг» — это не посиделки в бане, не выпитые вместе декалитры пива, а Р-ГД. Или ГР-Д.
      ГР-Д — «совершенная мудрость» (гуру, агора, угорье и т. п.). Насколько я понимаю, совершенной мудростью обладает только Прапредок. Прошедший инициацию «волк» — уже следующая ступень.
      Теперь Р-ГД: «воссияннейший из предков». Опять тот же результат — Прапредок!
      Общий смысл прочтений по Гребню Девы: только тот тебе до конца друг, кто обладает высшей мудростью, то есть «принявший дух волка», то есть воскресивший собой предков. А не обладающий ГР — и не захочет, а волчью яму тебе выроет.
      Долго ли, коротко ли, а возникла ситуация, в которой Прапредок не побоялся пойти на смерть, чтобы спасти друга — погибающего волка. Погиб или не погиб в результате Прапредок — пока не важно. Главное — готовность спасти друга даже ценой своей жизни, стресс от опасности, грозящей им обоим, и волк, который отныне в веках становится «инициирующим предметом» той древней ситуации. «Предмет» даже не сам волк, а тот особенный взгляд, который неповторим, который бывает единственно при обоюдной смертельной опасности, из которой выход — самопожертвенная гибель одного из друзей.
      Чур опередил — погиб он.
      А волк оказался в должниках.
      Волк оказался спасён.
       Спасённый волк был благороден — и он сам, и его потомки отныне понимали жизнь так, что их жизнь принадлежит не им, а Чуру.
      Чтобы остаться в мире благородства, надо воскресить отдавшего за тебя жизнь.
      Механизм воскрешения, напомню, прост: надо спровоцировать ситуацию, в которой потомок Прапредка — непременно герой, то есть прошедший посвящение в культе водыи, желательно, и землитоже, — окажется в стрессовой ситуации и увидит глаза стоящего в преддверии гибели волка. Тут-то Прапредок и воскресает.
      Волк — а посто л, то есть благороден, то есть тоже готов ради воскрешения Чура положить всего себя — и свою жизнь тоже. И волчата его тоже такие — ради воскрешения Чура готовы возрастать, чтобы отдать свою жизнь.
      Вспомните легенды, из которых следует, что инициация Великого Атамана происходит в момент смерти матёрого волка (или за секунды до его смерти!) — добровольной жертвы. А «Весьёгонская волчица»? Там тоже Егор бросает всё и пытается спасти раненую волчицу.
      И через 17 лет после первой публикации «Волчицы» Борис Воробьёв на логическом уровне ни слова не знал из того, что написано в этой книге. А всё описал тютелька в тютельку. Это говорит о том же, о чём и моё ощущение счастья от спасения волка. Это естество руса— и Путь одновременно.
      Кстати, а почему матёрый волк именно матёрый? К особи женского пола, с которой ассоциируется это слово, матёрый волк отношения не имеет? Гребень Девы даёт ответ. МТ-Р — «великая мать», «совершенная мать». Мудрый Волк, Бирюк потому «мать», что только он и может «породить» Великого Атамана, Отца народов, Личность, Прапредка.
      Подчёркиваю, волки готовы делегировать на красотную (крёстную) смерть лучшего из лучших всепланетной своей стаи не ради Егора (персонаж «Весьёгонской волчицы») как такового, не ради его красивых глаз или необыкновенных талантов. Бирюк готов на красотную смерть ради воскрешения Чура — который может воскреснуть в теле всякого, выбравшегося на Воргу. «Егор» ценен тем, что он ГР, «мудрый», то есть обладает достаточным внутренним величием, чтобы созерцать самопожертвенного Прапредка.
      Эта древняя история о великой дружбе двух Совершенных многое объясняет. Она объясняет все странности поведения волка. Объясняет она и странности поведения человека — у деградантов необоснованный страх перед волком, а у личностей, наоборот, готовность волка спасти. Клевета на волка тоже понятна, как и сила вокруг него эмоций.
      Объясняет и то, почему высшей инициацией является именно контакт с волком, именно погибающим. И циркуляцию в этот момент в «системе» духа смерти. В самом деле, наивысшая точка развития Гения — его зрелость, последнее мгновение перед гибелью в бою за жизнь брата. Если бы Прапредок умер от старости, глядя в глаза столь же дряхлого спутника-волка — то всякий прошедший высшую инициацию «волк» тоже бы умер.
      Но воскрешённый Чур не дряхл.
       Сталин, воскресив Чура, может продолжить его жизнь.
      Может быть, воскрешение Чура резко изменит всё.
      Вернёт космосу состояние вселенной.
      Конечно, есть некоторые неясности: у Прапредка была спутница — и неизвестно была ли она п о ловинкой, то есть ПЛ, «волчицей», совершенной. Может, и была, но в какой-то момент суп ру га предала — тут и возникла смертельная для одного из друзей ситуация.
      Неизвестно, в каком количестве были вокруг двуногие без перьев и с плоскими ногтями, и каков был их духовный рост?
      Да и волк был ли с волчицей, неизвестно, сколько было вокруг волков, да и были ли они вообще?
      Если были и не отождествляли себя с погибшим волком, то их потомки — простое хулиганьё и достойны отстрела.
      Но как бы то ни было, эта история, которая архетипически воспроизводится и в жизни людей, и в жизни волков, объясняет странности, «нелогичные» поступки волков. Во всяком случае, намного лучше, чем концепция волка как желудка на четырёх ножках, озабоченного только размножением, как то следует со слов волкоубийц, уж точно никак не гениев.

      Интересно, что фильм «Сармат», а именно эпизод с передачей «духа волка» мальчику, приняв который он и стал великим спецназовцем, разные люди мне пересказывали по-разному.
      Сначала человек двадцать мне или пересказали или подтвердили такой вариант. Волк преследовал лошадь, желал, дескать, её сожрать. Защищаясь, лошадь копытом проломила волку голову. Мальчик, ехавший на этой лошади, с неё упал и, случайновстретившись с умирающим волком взглядом, принял от него дух волка. Отчего и стал непобедимым командиром спецназа.
      Но один человек пересказал мне этот центральный эпизод «Сармата» совсем иначе. Волк, оказывается, вовсе на лошадь не нападал. И нападать не собирался. Волк всадника сопровождал. Просто. Ведь сплошь и рядом люди вспоминают, что по ночам, когда они боятся по тёмному лесу идти от деревни к деревне, боятся настолько, что просто исходят от страха, из леса выходит волк их сопровождать. А то и два. И сопровождают на расстоянии шагов двадцати. Ты остановился — и они сели.
      Так и в «Сармате». Что до лошади, то она проломила копытом волку голову — случайно. А мальчик очень волка жалел. Очень. Всю жизнь потом вспоминал. Потому это и стало лейтмотивом всего фильма — и вообще момент центральный. Жалел.
      «Мальчик хотел спасти волка» в этом пересказе произнесено не было, но «жалел», вообще говоря, подразумевает «хотел спасти».
      Вот так, фильм один, эпизод один, и волк, и лошадь тоже, а знак причинно-следственной связи человек видит в зависимости от того, каков он — смерд или потенциальный волхв.
      Вот этот «двадцатый» от массы, естественно, отличался и в других отношениях. Девятнадцать с большим интересом выслушали мои про волков или Сталина речи, но и пальцем не пошевелили ради продолжения. А двадцатый вцепился в чужой (!) экземпляр «Культа Девы» и, так и не выпустив ни на мгновение, утащил книгу с собой.
      Кстати, бывший десантник. Наверное, потому и «Сармата» смотрел не отрываясь.
      Лет ему тридцать. Думаю, в детстве он, по меньшей мере, раскалил на газу гвоздь и жахнул по нему молотком.
      До нашего разговора был, как внушали ему цивилизаторы, антисталинистом, но понял всё с ходу и ушёл, сжимая в руках «Культ Девы».
      Бывает, сидишь в компании такого состава, что подымать раздражающие дегенератов темы волка и Сталина невозможно, но очень интересен сидящий напротив человек. Можно не подымать. Достаточно попросить «подозрительного» (своими живыми глазами) уточнить, нападал ли волк в «Сармате» на лошадь, чтобы её сожрать, или, напротив, всадника сопровождал, чтобы, если что, защитить.
      И таких утончённых приёмов зондирования должно быть много.
      Например, такой. Спросите собеседника, деградируем ли мы от поколения к поколению или, напротив, совершенствуемся. Если скажет: совершенствуемся, как учат нас цивилизаторы, то можно отворачиваться и, если дело происходит в поезде, сладко заснуть.
      Беседуя с охотниками (не на волков, а вообще), я обратил внимание, что те охотники, которые доросли понимать внутренний стержень благородства Сталина, визуально воспринимают волка совсем иначе, чем смерды. Умеющие понимать Сталина видят волка так, как будто у него размыты контуры. В частности, вот он, волк, есть — и вдруг совершенно неожиданно исчез.
      Я волка, к сожалению, пока видел только в зоопарке, в Челябинске, — буквально в нескольких шагах от клетки мне довелось читать лекцию местным ведистам. Меня вид волчицы просто поразил — птица, совершенно летящая птица! Хотя волчица стояла, не двигалась. Но я-то ясно видел, что она в полёте, она не ограничена контурами своего тела!
      О размытости контуров мне рассказали уже на Вычегде, после Челябинска, такоевосприятие волчицы — моё непосредственное.
      Ещё раз повторяю, да, впоследствии я часто от многих — даже от волконенавистников! — слышал, что нет на свете ничего красивее, чем бег волков по снегу.
      Уточняю: не бег это вовсе, а стелящийся полёт. Утверждаю, что волк парит над землёй. Он летит, даже когда стоит, не двигаясь, в клетке.
      Такой странный тип восприятия объясним. Смерд и волхв живут в разных плоскостях бытия: у одного — жизнь, обслуживание желудка, а у другого — карна, вита. Смерд вообще из-под «красной шапочки» теории демократии мало чего видит — вокруг одни только «мёртвые пространства». Состояние «карлик» для него приговор.
      Но в результате даже первой инициации — узнал слово— человек переходит в иную плоскость мира. В этом мире он видит, что любой волк суть продолжение «духа волка» — так на Прародине называют мудрейшего на планете волка-прапредка. Но об этом ниже.
      Но высший пилотаж утончённого зондирования, это взмыть над потоком людей и сразу выхватить взглядом тех немногих, кто умеет распознавать в себе волховскую кровь и умеет наслаждаться созерцанием её источника.
       Что нам скажет идеолог уничтожения волков?
      Всю жизнь Павлов, автор цитируемой ниже книги ( М. П. ПавловВолк, Москва, ВО Агропромиздат, 1990, С. 74), получал деньги в основанном Мантейфелем институте не столько за уничтожение волков, сколько за поиск их уничтожения оправданий. Но и за убийства тоже.
      За десятилетия, проведённые в лесу под ружьём, как пишет сам Павлов, ему удалось убить 16 волков. Ему, как сотруднику головного института, предоставлялись все мыслимые и немыслимые технические средства — но волки оказывались умнее. Но ещё Павлов организовал много на волков облав. Естественно, поскольку премии Павлов получал с головы убитого волка, то, чтобы волка обмануть и убить, он вынужден был о нём вызнать хоть что-нибудь, чтобы хоть как-то предугадывать его поступки. Другое дело, что домысливание мотиваций волка к самому волку не имеют никакого отношения, а — суть самооправдания Павлова перед неизбежным для всех и каждого Судом.
      «…Есть примеры насторожённого поведения волка, которые трудно объяснить тем, что воспринятая им опасность являлась следствием только развитых органов чувств. Так, при облавных охотах на волка не раз подмечалось, что матёрый зверь, многократно побывавший в крутых переделках во время облав, редко становится трофеями (так в тексте — А. М.) умелых охотников, хотя им, как правило, доверяются наиболее надёжные волчьи лазы. В то же время такие охоты почти не обходятся без того, чтобы какой-либо малоопытный охотник или так называемый «охотник по случаю», не оказался раззявой, т. е. не прозевал бы выход к флажкам, а то прямо на выстрел таких вот «мудрых волков»…
      Из одной небольшой деревни в другую, большую, в школу возили на подводе детей. По дороге в утренних сумерках им часто встречался волк, повадившийся здесь навещать скотомогильник. И каждый раз при приближении подводы зверь сходил с дороги, отдаляясь метров на 30–40, иногда садился, пропуская детей. По требованию родителей в деревню были отправлены охотники, чтобы ликвидировать «подозрительного и вообще опасного зверя». Ознакомившись с ситуацией, охотники заключили, что на сей раз дело очень простое. Они решили переодеть одного из охотников в одежду прежнего возчика (женщины) и направить его на подводе с детьми. Завершение этой уловки было таким: волк при первом же приближении подводы с детьми, управляемой замаскированным в женскую одежду охотником, отдалился от дороги на 200 м…
      Анализируя эти любопытные случаи, есть основание считать, что подобную «разумность» в поведении волка можно объяснить или проще объяснить способностью опытного зверя улавливать определённое настроение (душевное волнение, эмоции) людей. Ведь нетрудно представить, сколь же напряжённым было состояние группы детей, сидевших теперь не с возницей, а с охотником, когда они наблюдали приближение волка. Известно также, что страстный охотник, подстерегающий волка с ружьём в руке, — это предельно напряжённый человек. Малейший шорох или чьё-либо мелькание — и его, как говорится, словно «током пронизывает»»…
      Итак, подумаем головой над содержанием опуса подручного (прихвостня) Мантейфеля. Волк, явно приветствовавший детей, оказывается, прежде всего, шёл на скотомогильник. Я, грешным делом, полагаю, что если скотомогильник не плод фантазии наёмника, а был на самом деле, то с чего бы это волку ходить туда в одно и то же время суток? Да ещё задерживаться синхронно опозданиям детей?
      В том смысле, что сани с детьми выходили почти(!!!) в одно и то же время, не точно, но волк всё равно встречался на одном и том же месте.
      Оно конечно, научные сотрудники бывают необыкновенно тупы, но не настолько же! Значит, самооправдание. Значит, страх перед Судом. Страх подразумевает предзнание Суда. И знание перечня совершённых мерзостей и «текста» приговора.
      Насчёт предзнания «текста» приговора — очень серьёзно. В рассказе Павлова между строк отчётливо прочитывается, что дети стали очень напряжены, когда к ним подсел охотник, а вот когда с ними была безоружная женщина-возница и волк, — дети были совершенно спокойны. Перечитайте, перечитайте! Не боялись — хотя полностью безоружны. С волком чувствовали себя защищёнными, а рядом с волкоубийцей как-то иначе.
      Подсознание Павлова видит реальные знаки причинно-следственных связей: волк приходил безоружных детей именно защищать — от собак, от медведей, от «мантейфелей». И волк из всех защитников — защитник самый предпочтительный, потому что способствует обретению вечности и полноты биологической жизни. Но Павлов «благословляет» охоту и на этого волка и на других. Выкормыш хрущёвский.
      Но кто в деревне натравил на волка охотников? Что-то сомнительно, что кто-то из родителей детей, — врёт Павлов и здесь. Волк защищает не только детей, но всю деревню. Не удивлюсь, что в этой деревне сравнительно с близлежащими деревнями аномально высокий процент орденоносцев Великой Отечественной и вообще Героев.
      Так что натравил кто-то нравственно чуждый — не русский. «Христианин» какой-нибудь. Какой-нибудь «мантейфель» или «павлов».
      Врёт Павлов и о механизме появлениямудрых волков. Дескать, «матёрый зверь, многократно побывавший в крутых переделках во время облав». Волк не Павловская собачка с наработанными рефлексами, а если и собачка, то в меньшей степени, чем сам Павлов. Пойдите, поговорите с лесниками: травят ядами одних волков, а от смерти собрата обучаются отраву не брать — другие. Подумайте сами и посоветуйте «павловым» тоже подумать — но на этот раз уже головой.

      Волк — уж слишком тонко чувствующее существо, чтобы встреча его со смертью происходила случайным образом.
      На Валдае был такой случай: молодой волк, съевший отравленное мясо — теперь на Валдае сколько мясо отравленное ни выкладывают, ни один волк не берёт, даже пришедший сюда за сотни и сотни километров, — пришёл умирать под окно одного из лесников.
      Смерды какие только объяснения не придумали этому удивительному выбору места смерти. Дескать, на свет лампочки пришёл — как будто «лампочка Ильича» только у одного этого лесника! Заведующий охотхозяйством Валдая уверенно врал мне, что волка привела дорога. Дескать, по дороге идти легче, шёл-шёл, вот и упёрся. Но не учёл заведующий, со шкурой волка над столом, что дотошный москвич — везучий, свезло ему и в этот раз: попалась попутка как раз в ту дальнюю деревню, словом, побывал у того лесника рядом с домом (в отсутствие хозяина). Нет там дорог. То есть, вообще нет. Удивительно, но это так — нету вообще. Врал заведующий — но ведь как убеждённо врал!
      Тот лесник — третий человек в моей жизни, который сажает дубы. Не по работе, а от души. Даже целые в лесу аллеи. Выводы делайте сами.
      Кстати, Борис Воробьёв, прежде чем написал «Весьёгонскую волчицу» — а чтобы написать такое, надо быть готовым, защищая волка, встать на линию по нему огня, чтобы заслонить, — прежде сам был охотником на волков.
      Когда человек движим одной только интуицией и с Воргой на логическом уровне не знаком, то он петляет.
      «…Придя домой, Егор сказал жене, что вот она и дождалась своего, теперь он никакой не охотник, а с будущей недели начнёт работать в колхозе.
      Жена сначала не поверила, а потом, как Егор и думал, обрадовалась. Да и он сам чувствовал себя по-другому. Не радостнее, нет, а вроде бы спокойнее, как будто что-то свалилось с души. Всё стало определённым, и начинается новая жизнь. Завтра отпустит волчицу, а с понедельника — на работу. Хоть куда. Хоть к Василию на конюшню, хоть в кузницу к Гошке. Лучше к нему. Василий ничего мужик, да больно командовать любит. Он и с лошадьми-то не по-лошадьи, а всё командует. А Гошка, тот молчун, знай себе стучит молотком. У него сейчас работы навалом, к посевной надо и плуги отремонтировать, и бороны, и телеги. А помощник у Гошки-то не очень-то — мальчишка Пахомов. Парень смышлёный, ничего не скажешь, да силёнок ещё маловато…»
      А может, потому Гошка молчун, что не готов ещё Егор к серьёзному разговору? А больше и поговорить не с кем.
      Сдаётся мне, что волк приходил плакать под окно к леснику, чтобы его усовестить. Противоядия-то он волку дать не мог. Противоядия не существует. И волк это знал. Или, если не сам волк, то координатор.

      Академическая наука о волке — суть лженаука.
      Лженауки уже торжествовали во времена Древней Греции — об этом говорят тексты античных трагедий. Уже тогда их зрители утратили ведение— соответственно, удовольствие получали при удачном варианте самооправдания.
      Ладно, плевать и на этих «искусствоведов».
      Созерцание науки начинается с момента определения границ, где кончается точное знание, а где начинаются фантазмы или, наоборот, догадки.
      В волковедении такой границей является волк-одиночка.
      В лесу испокон веков обнаруживали следы одиноких матёрых волков.
      Волков-одиночек.
      Бирюков.
      Да, конечно, встречаются в лесу совсем седые волки, с обломанными о стальные капканы клыками или стёршимися в голодные годы о высохшие мослы. «Старики» жмутся к помойкам столовых и о пуле чуть ли не умоляют. Их убивают — но, увы, отнюдь не их жалости.
      Но есть и другие волки-одиночки — самые крупные, самые красивые, самые неуловимые — и монахами (МН-Х — «праотец», точнее, «носитель-Х ведения-М праотца-Н») они живут не один год.
      Цивилизаторы втирают нам под кожу веру, что волк-одиночка образуется в результате того, что его выгнали из стаи — за неспособность. Некую неспособность. К примеру, за невозможность помогать волчице кормить волчат. Я понимаю, что городского оболванить легче лёгкого, но дело оболванивания поставлено так широко, что под каток цивилизаторов попадаются даже охотники.
      Изгнанный, говорите, молодыми сыновьями? Которые матёрому в пупок дышат?
      Неподалеку от Сольвычегодска встречают следы громадного волка-одиночки вот уже четвёртый год. Раз «четвёртый», то одиночкой он стал не в предсмертном состоянии. Да и на волков в тех местах давно не охотятся — и волчицу его убить не могли.
      Да и вообще, кто когда видел, чтобы матёрого выгоняли? Кто, когда и в какие времена? Подсмотреть за интимной жизнью волка практически невозможно, его и просто намеренно встретить — проблема. Чтобы утверждать, что самых сильных и мудрых именно выгоняют, надо обвешать всю волчью семью телекамерами, каким-то образом сделать, чтобы волки на эти камеры не обращали внимания, а потом долго-долго наблюдать. Долго, потому что надо дождаться, когда дети подрастут и начнут грызть отца.
      Такой эксперимент пока не поставлен — соответственно и вывода обоснованного сделать невозможно. Миф об изгнании («Акела промахнулся!») — фантазм. Да и появился задолго до появления телекамер.
      Словом, весь этот желудочный механизм бредятины об изгнании — не более чем продолжение того фантазма, что волки суть желудки на ножках, что якобы они Павловские собачки с рефлексами и цель их — пожрать да размножиться.
      Но вся видимая часть жизни волка тому противоречит.
      На самом деле, высшая цель волка («популяции» как целого) — воскрешение Чура.
      В жертву себя приносит не просто так волк. Не волчонок. Не прибылой. Не переярок. И даже не средний вожак семьи.
      Восходит на плаху из волков самый лучший — праволк.
      Эвены его называют «дух волка».
      Праволк — лучший их волков-одиночек.
      Волк-одиночка из стаи уходит сам. Само слово «стая» (СТ — «преддверие», «суть») говорит о том, что семья волков — ячейка «учебного заведения». Во всяком случае, в том биологическом объекте, которому изначально прилагалось слово «стая».
      Пока будущий бирюк учится в семье — начинает волчонком, потом стажируется в качестве вожака семьи — он просто лучший. Но потом он перерастает семью и служит сразу многим семьям. Становится координатором.
      Успех ко ллектива предполагает наличие координатора.
      Неподалеку от Сольвычегодска, на большой посёлок Харитоново (пара тысяч населения) волки однажды зимой совершили нападение — таскали собак. Собаки и пискнуть не успевали — а всё для них уже кончалось.
      В этом посёлке охотников много, и утром, не досчитавшись собак, мужики сообща внимательно осматривали следы. Среди прочего, выявили одного странного поведения волка. Клыками он не работал. Он взобрался на высокую поленницу дров и залёг там. Лежал долго, достаточно долго, чтобы снег с одной стороны подтаял. Сама «операция» волков длилась минуты — следовательно, волк пришёл «сканировать» Харитоново задолго до того, как туда ворвался волчий «спецназ». С поленницы руководил волк-координатор.
      Он никак себя не проявил в звуковом отношении — волки вообще договариваются о совместных действиях без звуковых сигналов. И без мимики тоже. Договариваются даже на бегу, догоняя, скажем, сохатого: рассматривать на бегу морды тех, кто бежит позади хвоста, недосуг.
      Охотники во время облав убивают только молодёжь, прибылых и переярков, а матёрого взять им не удаётся. Если и удаётся, то очень-очень редко. А о матёром рангом повыше, координаторе нескольких семей, и вовсе могут даже не мечтать. Охотники ещё на охоту не вышли, а координатор уже в курсе. Так что от координатора только следы по снегу — да и то в начале зимы.
      Из того, что охотники вышли на волка, вовсе не следует, что координатор бросится на помощь потомков вожака, которой позволил свою семью выследить. У координатора другое предназначение. А лохов надо учить. От балласта и вовсе надо избавляться.
      По глубокому следу охотники «пупков не рвут», а на насте конца зимы следов не остаётся — волка в бесснежье, можно считать, не существует. «Не существуют» даже молодые волки, а уж что говорить о матёром или координаторе…
      Лженаука о волках постулирует, что волчья стая ограничивается семьёй. (Семья — максимум 15 особей.) Но это пустая вера. Волчья стая живёт сотнями и тысячами семей и на громадных территориях.
      Американским исследователям удалось надеть передатчики (с ошейниками) на нескольких волков — тут и выяснилось, что при отсутствии волчат волки перемещаются даже на 900 километров. Но то молодые волки — только на них можно надеть передатчик.
      Матёрый, понятно, живёт шире. Насколько шире?
      А координатор насколько?
      А праволк?
      Так что тот громадный волк-одиночка, следы которого уже четвёртый год в начале зимы обнаруживают в районе Сольвычегодска, в середине зимы может оказаться на Валдае или на границе с Польшей, а летом — в районе Курейки. Или на границе с Кореей. Великие сибирские реки волку не преграда — плавают волки даже лучше, чем бегают. Чем, вообще говоря, поражают тех, кому удавалось заметить плывущего волка.
      Насчёт лета в Курейке, так, художественный образ. На самом же деле есть соображение, из которого следует, что если нет важных дел, связанных с многоходовой комбинацией по воскрешению Чура, то праволк или кандидат в праволки на Прародине окажется в конце зимы. Но об этом соображении я в этой книге распространяться не буду. Можете разобраться сами — это следует из культа воды.
      Чтобы доказать наличие праволка по строго научной методике, надо каким-то образом его отловить, нацепить хотя бы передатчик и потом фиксировать его передвижения. Что, вообще говоря, охотникам не по силам — в принципе. Не то что праволка, но и координатора.
      Так что приведённую мной схему мировой волчьей стаи доказать традиционными способами невозможно. Но тем более, невозможно экспериментально подтвердить веру волконенавистников, что самого красивого и сильного волка-отца выгоняют его «неоперившиеся» дети.
      Только метод простых соображений, которому меня научил достойнейший отпрыск главраввинского рода, мой первый тесть (на самом деле это обычное мышление волхва), может подтвердить то, что вера дегенератов — «Акела промахнулся!» — это идиотизм.
      Теперь к Ворге. Ступень, предваряющая инициацию в Чура, предполагает обнаружение праволка. В книгах о нём — ни звука, ни ползвука — так что искать надо в Евразии как целом или в подсознании. Но и это ещё не всё. Главное — в праволка надо преобразиться.

      Вот что было написано в моей книге «Сталин: Прозрение волхва» в главе «Девятое доказательство»:
      «…У Сталина были и бытовые странности. А именно: зимой он ходил в валенках, о которых пишут все, и в лисьей дохе, которую он привёз из Заполярья, — о ней пишут реже. Вид и состояние этой дохи приводили в ужас его охранников. И не только их. Я не видел ни одной фотографии Сталина в этой дохе — на фотографов она тоже производила на редкость сильное впечатление. По отзывам было ей, по меньшей мере, лет сто.