- Конан, Йотомакка, Вуулкайна, Неодигми - Као'кирр'от! - настойчиво повторил он.
      Йотомакка снова замотал головой и разразился речью, то поднимая вверх мускулистые волосатые руки, то разводя их в стороны, то приседая - при этом он попеременно выбрасывал ноги вперед, словно хотел кого-то пнуть. Смысл этих жестов оставался Конану неясным, хотя молодой охотник был неплохим оратором - он и слова не давал вставить почтенному Тайбанисантре, как тот ни пытался. Конан тоже его не прерывал. До его ноздрей долетел восхитительный запах жареного мяса и, подняв глаза, киммериец увидел Рину, стоявшую на пороге пещеры. Над головой девушки тонкой струйкой вился дымок костра.
      Пожалуй, пора кончать споры, решил он и, протянув обе руки, сгреб Йотомакку и Вуулкайну. От неожиданности волосатые замерли, болтаясь у него под мышками, потом взревели и задергались, пытаясь вырваться. Но Конан держал крепко! Он даже успел поймать пальцами левой руки предплечье Неодигми - чтобы никто из этой троицы не сомневался, что ему несложно справиться с ними со всеми разом. Затем, тяжело ступая, киммериец направился к зарослям, торчавшим на краю поляны.
      Остальные дикари, с рыжим вожаком во главе, валили следом. Тайбанисантра казался довольным; вероятно, он полагал, что великий и грозный победитель Кро'вара сейчас повыдерет шерсть на загривках строптивцев и задаст им хорошую взбучку. У Конана, однако, были другие планы. Морща нос от тяжелого запаха, что исходил от пленников, он оглянулся на ходу - Рина, привстав на носках, вытянувшись в струнку, следила за ним. Вероятно, не за тем лишь, что он делал, но и за тем, что собирался сотворить. Но аура Конана была чиста от мыслей о кровопролитии.
      Он подтащил всю троицу туда, где вверх и в стороны торчали довольно толстые ветви: одни - толщиной с бедро крепкого мужчины, другие - еще побольше. Свалив дикарей в траву, Конан рявкнул:
      - Встать!
      Удивительно, но они поняли и живо поднялись на ноги. Йотомакка попытался раскрыть рот, но киммериец показал ему кулак - и это тоже было понято и принято к сведению.
      - Смотри!
      Конан указал подбородком в сторону зарослей и потянулся к рукоятям мечей. Резкий свист рассекаемого воздуха, глухие удары, клочья огромных пурпурных листьев, фонтаны мелких веточек и стволы, клонящиеся вниз... Ему не понадобилось много времени, чтобы прорубить в зарослях целую просеку.
      Потрясенные дикари молчали. И рыжий хитрец Тайбанисантра, пытавшийся сбыть могучему пришельцу трех возмутителей спокойствия, и сами эти бунтовщики, и все остальное волосатое племя, самцы, самки, подростки и детеныши, сгрудившиеся на поляне за спиной грозного гостя. В руках его сверкало нечто голубоватое, длинное и узкое; затем раздавался сухой стук, и толстые ветви, которые устояли бы под ударом когтистой лапы такир'дзенна, покорно валились в траву. То было чудо, невиданное чудо!
      Наконец Конан повернулся к толпе, сразу загомонившей и загудевшей, затем, скользнув взглядом по мохнатой физиономии Йотомакки, сделал свирепое лицо и ткнул мечом в сторону порубленных стволов.
      - Кро'вар! - рявкнул он. - Такир'дзенн!
      Клинок свистнул, и очередная толстенная ветвь полетела в траву, словно перерубленная змеиная шея. Еще в воздухе киммериец рассек ее напополам и вновь уставился на своих проводников.
      - Кро'вар, такир'дзенн! - повторил он и с угрозой добавил: Йотомакка, Вуулкайна, Неодигми!
      Несомненно, его поняли. Йотомакка поскреб шерсть на груди и задумчиво обозрел груду изрубленных ветвей; судя по всему, он явно не жаждал испробовать на своей шее волшебное оружие пришельца. Затем он обменялся парой фраз со своими приятелями и окинул сердитым взглядом рыжего вождя, растянувшего огромный рот в жутковатом подобии улыбки. Тайбанисантра был доволен; погладив шрам на щеке, он взмахнул волосатой лапой и пролаял несколько слов, из коих киммериец понял лишь одно - Као'кирр'от.
      - Као'кирр'от! - Конан с лязгом вложил клинки в ножны, потом вытащил кинжал и рубанул им по ветви. - Йотомакка, Вуулкайна, Неодигми Као'кирр'от! Тогда это будет твоим! - Он потряс кинжалом перед носом молодого охотника.
      Тот нерешительно прикоснулся к лезвию, порезал палец и сунул его в пасть, громко причмокивая; глаза его не отрывались от блестящей полоски стали. Похоже, дикарь уразумел смысл предлагаемого договора: сопротивление влечет смерть, верная служба - награду. Вряд ли эти отношения между господином и слугой удалось бы сформулировать ясней и короче, и Конан с полным основанием посчитал, что время споров прошло. Указав на дубинки и рогатины в лапах ближайших тии'ка, он распорядился:
      - Взять это. Ждать здесь. Я - есть.
      Развернувшись, киммериец направился к дуплу, где его поджидала Рина. Из древесной пещеры тянуло соблазнительными ароматами, и он почувствовал голод; молча забрался наверх, присел у костра и, выбрав кусок мяса посочнее, впился в него зубами. Девушка опустилась рядом с ним.
      - Ну, что скажешь? - произнес Конан, прожевав первый кусок. - Быстро я с ними договорился?
      Рина улыбнулась.
      - Твои доводы были очень убедительны и понятны.
      - Само собой. Но тебе, девочка, надо будет приглядывать за этой вороватой троицей. Чтобы они не удрали от нас - или, удрав, ничего не утащили. Мои мечи, к примеру... И я совсем не желаю гоняться за этими ублюдками по лесу, если они снова украдут мой пояс и флягу с бальзамом.
      - Хорошо, я пригляжу, - кивнула Рина, - но думаю, что ты можешь не беспокоиться. Я следила за ними - ну, пока ты размахивал мечом и сражался с деревьями... Знаешь, теперь все тии'ка - абсолютно все, считая и этого Йотомакку с дружками - преисполнились к тебе великого почтения. Так что тревожиться не стоит, - девушка протянула Конану второй кусок дымящегося мяса, - они нас не бросят и не обманут.
      - Ты уверена?
      - Да. Если бы ты мог разглядеть их ауры... Понимаешь, одно дело выслушать рассказ о том, как был побежден страшный Кро'вар, и совсем другое - увидеть это собственными глазами. Пусть даже вместо змея ты рубил ветки и листья! Нет, не беспокойся, - повторила Рина, задумчиво глядя в костер, - они нас не обманут...
      25. ВЗДОХ ГИГАНТА
      Девушка оказалась права - три молодых охотника ни разу не заставили Конана усомниться в своей преданности. Они вели его и Рину все дальше и дальше, перебираясь от ствола к стволу по огромным ветвям, минуя поляны и висячие лужайки, заросшие алой травой, то спускаясь вниз, то поднимаясь наверх - но, однако, путники не видели ни земли, ни неба с багряными тучами. Вскоре Конан подметил, что тии'ка предпочитают держаться в пределах трех-четырех лесных ярусов, богатых дичью и хорошо им знакомых; кроме птиц и всевозможных мелких животных, тут не составляло труда раздобыть съедобные плоды, ягоды и орехи.
      Груды прелых листьев были покрыты не только травой и мхом, но и множеством иных растений, от совсем невысоких, едва достигавших колена кустиков до великанов в пять длин копья. Эти последние напоминали бамбук, однако среди их узких вытянутых розоватых листьев алели гроздья крупных ягод, довольно сладких и хорошо утолявших жажду. Были здесь и другие плоды - нечто вроде багряных изогнутых огурцов размером с руку, кислых и водянистых; сизые шарики, гнездившиеся плотной кучкой на поверхности чашевидных листьев; шишки, извергавшие поток маслянистых солоноватых орехов; большие мясистые цветы некоторых лиан, что походили вкусом на недозрелые яблоки. Все это годилось в пищу - тогда как колокольчики с одуряющим сладким запахом заменяли волосатым аборигенам вино. Но Конан и Рина по молчаливому согласию больше не прикасались к ним; слишком опасными были грезы, которые вызывал этот наркотик.
      Окружавшее их растительное изобилие - и мхи, и травы, и лианы, и кусты - паразитировало на гигантских деревьях, питалось их соками, коренилось в почве из перегнивших листьев, находило опору среди чудовищных ветвей и сучьев, что были в пять, в десять раз толще стволов секвайн, виденных Конаном в саду Учителя. Там, наверху, ничто не могло сравниться с древесными исполинами нижнего мира, разве что горы. Но они, в конечном счете, были просто грудами мертвого камня, тогда как огромные деревья подземного царства жили сами и давали жизнь великому множеству божьих творений, от ничтожных кустиков мха до волосатого народца, обладавшего речью и почти человеческим разумом. Казалось, эти деревья были повсюду одинаковы - стволы, покрытые толстой и трещиноватой бурой корой, да пурпурные округлые листья размером с воинский щит. Среди буйства цветов и плодов Конану ни разу не попалось что-либо подобное, относившееся к самим древесным гигантам; возможно, они существовали целую вечность и не нуждались в продолжении рода.
      С помощью Рины он попытался расспросить на сей счет троих тии'ка, и мохнатые проводники, посовещавшись меж собой, повели его вниз. Они преодолели больше тысячи локтей, очутившись в царстве вечной ночи, куда не пробивался свет багровых облаков; здесь, среди титанических ветвей, способных послужить опорой каменным цитаделям владык верхнего мира, мерцали едва заметные оранжевые огоньки. Йотомакка повел свой маленький отряд к одному из этих далеких светлячков, что разгорался все ярче и ярче; приближаясь к нему, молодой охотник начал приседать и почтительно кланяться, выказывая признаки благоговейного страха.
      - Это их бог, - пояснила Рина, - один из многих богов тии'ка, такой же могущественный, как Рогач Кро'вар. Но Кро'вар злобен; он пожирает людей и животных, а это, - она протянула руку к сиявшему вдали огоньку, - это дает им жизнь.
      Они шагали в тишине и темноте, разгоняемой лишь призрачным светом далеких оранжевых факелов, и Конану постепенно стало казаться, что огоньки колеблются, то всплывая вверх, то приопускаясь, словно их раскачивает невидимое течение. Тот светлячок, к которому они шли, выглядел уже оранжевым апельсином на фоне бархатно-черного мрака; он тоже двигался вверх и вниз, точно болотный огонек, приманивающий путника. Почему-то киммериец решил, что до него не больше полусотни шагов.
      Вскоре выяснилось, что он неверно оценивает расстояние. Апельсин превратился сначала в подобие полной луны, затем - в сияющий щит, в большое круглое окно, светившееся во тьме; наконец над путниками нависла огромная сфера, слегка сплюснутая сверху, высотой в пять или шесть человеческих ростов. Несмотря на гигантские размеры, она не производила впечатления массивности, скорее наоборот; она казалась легкой, воздушной, почти невесомой. В неярком оранжевом свете Конан разглядел большие треугольные отростки, венчиком обрамлявшие нижнюю часть шара, исходившие от них змеевидные стебли, соединявшиеся вместе будто большая сетчатая сумка, и центральный стебель, короткий и толстый, как целое дерево. Он крепился к ветви и был покрыт такой же бурой и трещиноватой корой в алых прожилках; явно плоть от плоти лесного великана, приютившего странников в своей необозримой кроне.
      - Цветок... - потрясенно выдохнула Рина. - Цветок, Конан! Его цветок!
      Киммериец хмыкнул.
      - Что тебя удивляет? Большое дерево, большой цветок... Может, он тоже съедобный, как цветы лиан?
      - Не кощунствуй! - вытянув вперед руки, девушка сделала шаг к мягко сияющей сфере. - Он живой! Он полон Силы Митры! Я чувствую это... Он драгоценность, достойная украсить чело бога...
      Она начала что-то шептать, беззвучно шевеля губами. Конан стоял, поглядывая то на девушку, простиравшую руки к огромному цветку, то на трех мохнатых охотников, замерших в почтительном молчании. Пожалуй, тии'ка удивляли его больше - эти парни, Йотомакка, Вуулкайна и Неодигми, не отличались хорошими манерами, и немногое в пурпурных джунглях внушало им уважение и страх. Цветок казался совершенно безобидным, и все же они поклонялись ему - вероятно, не из боязни, а лишь почитая его красоту и высокое предназначение. Ибо в недрах этой светящейся сферы должен был созреть волшебный плод, который через века и века породит еще одно исполинское дерево, опору и краеугольный столп их мира; и молодые охотники инстинктивно чувствовали, что стоят у самых истоков жизни, заполнявшей все необозримое пространство меж темной землей внизу и багряными облаками небес.
      Конан кашлянул, напоминая о времени, и чары рассеялись. В прежнем молчании путники двинулись вверх и вперед, поднимаясь по лианам и ветвям, пока знакомый красноватый полумрак не сменил прежнюю тьму. Насколько близко они подошли к корням древесных гигантов? Что находилось там, внизу, в вечном мраке? Какие чудовищные твари ползали по земле среди огромных стволов, пожирая друг друга? Нарушив тишину, киммериец принялся расспрашивать своих проводников, но они не ведали ответов; их племя обитало на средних лесных ярусах, и никто не спускался ниже уровня, на котором зрели огромные цветы.
      В этом мире существовали всего два направления - вверх и вниз; оба столь же недосягаемые, как ледяной полюс верхнего мира, лежавший за бесплодными заснеженными тундрами Асгарда и Ванахейма. Тут не было ни севера, ни юга, ни запада и востока; пурпурные леса простирались во все стороны, уходя к бесконечности. Пожалуй, лишь два места выделялись в этих беспредельных джунглях - каменная стена, в базальтовой тверди которой лежали тоннели, ведущие на поверхность, и провал, уходивший вглубь, в земные недра. Као'кирр'от! Что таилось на дне этой пропасти? Путь на Серые Равнины, в царство мертвых? Логово Нергала и его демонов? Или беломраморное святилище с колоннами в тысячу локтей и сияющим алтарем, храм, сотворенный некогда возлюбленными детьми Митры? Так или иначе, думал Конан, в этой пропасти его дорога закончится - вместе с порошком арсайи. Вендийского зелья оставалось уже немного, и душа киммерийца таяла вместе с ним, превращаясь в бесплотный призрак. Еще он замечал, что чем ближе подходили они к провалу, тем мрачнее становилась Рина. Вероятно, ее пророческий дар предупреждал об опасности, и на этот раз к ней не стоило относиться легкомысленно.
      Они достигли пропасти спустя три или четыре перехода после того условного "дня", когда им выпало счастье полюбоваться огромным цветком. Как всегда, они двигались по огромной ветви в привычном розоватом полумраке, но свет с каждым шагом становился все ярче, приобретая странный серебристый оттенок - словно где-то впереди восходила луна. Пожалуй, даже не впереди, а внизу: бледные белые лучи просачивались сквозь листья и смешивались с алым потоком, падавшим с небес, заставляя вспомнить о красках утренней зари верхнего мира.
      Внезапно Йотомакка, шедший во главе маленького отряда, остановился и поднял мохнатую руку. Конан машинально взглянул вверх: крона исполинского дерева уже не нависала над ними, огромные листья не заслоняли метущихся багряных и алых облаков. Он не увидел среди них источника серебристого свечения и, сойдя с тропы, несколькими ударами клинка расчистил заросли на обочине; теперь можно было заглянуть вниз.
      Там простирались другие ветви, соединенные с той, на которой они стояли, водопадом лиан; еще ниже зияла бездна, наполненная призрачным сиянием. Как показалось киммерийцу, свет исходил от мраморно-белых скал, лежавших в глубине где-то под его ногами; противоположная сторона пропасти тонула в темноте. Он не смог разглядеть ее дна, словно бы скрытого туманом; оттуда доносилось странное погромыхивание, как будто в мглистой пелене ворочался огромный каменный зверь.
      Оглянувшись, Конан увидел, что Рина стоит рядом, напряженно рассматривая провал. На милом ее личике не было следов страха, но озабоченность и тревога читались вполне ясно. Что-то ей не нравилось там, внизу; что-то беспокоило ее, заставляя морщить лоб и поджимать пухлые губы.
      - Нас ждут неприятности? - спросил Конан.
      - Да. И на этот раз я не вижу, чем все закончится. Вот что меня беспокоит!
      - Неприятности там, неприятности тут, - киммериец кивнул в сторону провала, потом коснулся пояса - в том месте, где была спрятана почти опустевшая фляга. - Но это _м_о_и_ неприятности, клянусь Кромом! - Он сделал паузу и негромко спросил: - Не жалеешь, что пошла со мной?
      Она покачала каштановой головкой.
      - Нет. Мне очень хочется побывать в храме Первосотворенных. Ну, и потом... потом есть и другие причины. - По губам девушки скользнула загадочная улыбка, и лицо ее на мгновение стало беспечным и юным.
      Конан почувствовал, как кто-то дергает его за рукав, и оглянулся. Йотомакка... Его приятели опустились на корточки посреди тропы и отдыхали, полузакрыв глаза.
      - Као'кирр'от, - отчетливо произнес молодой охотник, тыкая вниз пальцем. - Кооннан, Йотомакка - Као'кирр'от! - Он протянул руку с раскрытой ладонью и добавил еще одно слово - протяжное, похожее на вопль шакала в ночи. "Давай!" - понял Конан и отстегнул ножны.
      Жадно схватив кинжал, дикарь вытянул клинок, коснулся лезвия и восхищенно поцокал языком. Его огромные челюсти раздвинулись, маленькие глазки заблестели - похоже, он пребывал на вершине блаженства, получив награду за честный труд. Затем Йотомакка разразился долгой речью, то взлаивая, то стукая себя кулаком в грудь, то приседая и подскакивая. Несомненно, он был отличным оратором - не хуже рыжего хитреца Тайбанисантры; и, вдобавок, у него имелось важное преимущество перед вождем - молодость.
      Киммериец вопросительно взглянул на Рину, ожидая перевода, но она отделалась кратким: "Благодарит". Йотомакка все еще продолжал приседать и подскакивать, явно не собираясь заканчивать свои речи. Оторвавшись от созерцания пропасти, Конан спросил:
      - О чем он болтает? Вроде мы в расчете.
      - В расчете. Но он вспоминает, каким долгим был путь, как преданно они с Вуулкайной и Неодигми служили нам, охотились для нас, собирали плоды, стерегли наш сон. И еще - показали цветок, божественное сокровище, которое видел не всякий человек из племени тии'ка.
      - Кром! Похоже, он перечисляет все свои заслуги, - усмехнулся Конан. - Значит, мало ему ножа, хочет чего-то еще.
      Так оно и вышло. Тон Йотомакки вдруг сделался просящим, словно заскулил маленький щенок; сунув кинжал под мышку, он протянул к Конану волосатые лапы со сложенными лодочкой ладонями. Рина, внимательно слушавшая речь дикаря, вдруг рассмеялась.
      - Чего ему надо? - Киммериец покосился на мохнатого проводника.
      - Попробуй догадаться... Как ты думаешь?
      - Мой меч? Нет? Ну, тогда твое копье или метательный диск? - Конан включился в игру, заметив, что тревожное настроение девушки прошло.
      - Он просит камни, рождающие красное и горячее, делающие мясо мягким и вкусным... твои кремни, одним словом! Дай ему. Мне кажется, что внизу, девушка кивнула в сторону пропасти, - огонь нам не понадобится. Мы близко к цели.
      Киммериец задумчиво взглянул на Йотомакку.
      - Пожалуй, ты права. Пусть берет! - сбросив с плеча мешок, он вытащил огниво и вложил его в ладони дикаря. Йотомакка радостно взвизгнул и разразился было новой речью, но Конан, поднявшись с колен, решительно подтолкнул его к лесу. - Шагай, парень! Надеюсь, теперь мы в расчете.
      Выпрямившись во весь рост у края провала, он смотрел, как три мохнатых охотника неторопливо двигаются по ветви к огромному стволу, темневшему перед ними словно скала. Тии'ка шли, то и дело перекликаясь хриплыми голосами - видно, строили планы на будущее; Вуулкайна нес кинжал, прижимая его к груди, Йотомакка стискивал в ладони огниво.
      - Думаю, рыжий вождь с длинным именем сильно просчитался, отправив с нами эту банду, - заметил Конан.
      - Почему? - Рина подошла и встала рядом, посматривая на спины удалявшихся дикарей.
      - Если Йотомакку не сожрет на обратном пути Кро'вар, если он вернется домой, то у тии'ка будет новый вождь... Я в этот уверен!
      - В самом деле? Думаешь, племя признает его? Ведь он - всего лишь воришка и бродяга, который не слушается старейшин!
      Конан пожал плечами.
      - Теперь у него есть кинжал и есть огонь. Что же касается воришек и бродяг, то из них, девочка, выходят неплохие вожди... Я знаю, я сам был таким!
      Рина улыбнулась.
      - Был? А каким стал?
      - Про то мне неведомо. Посмотрим, простит ли меня Митра... Тогда можно поговорить и о том, какой я теперь. - Он повернулся к провалу. - Ну, будем спускаться?
      С немалым трудом они добрались до самой нижней ветви исполинского дерева, скользя по лианам. Лес отступил; пожалуй, впервые за все время странствий в пурпурных джунглях Конана и Рину не окружали листья, висячие полянки с багряной травой и гигантские стволы, подобные горам. Они стояли на ветви, протянувшейся над пропастью; позади неясной громадой темнел лес, вверху текли и кружились алые тучи, под ногами разливалось серебристое сияние. Безбрежный простор окружал их; казалось, мир вращается сейчас вокруг незримого центра, помеченного большим древесным цветком, прилепившимся к ветке рядом с путниками. Он был не оранжевым, а карминово-красным, и сиял вдвое ярче, чем огромные сферы, виденные ими в лесу.
      - Что же дальше? - Рина, придерживаясь за гибкие стебли, склонилась над провалом. - Пойдем к стволу и спустимся на землю? А потом разыщем какую-нибудь расселину в скале, по которой можно спуститься?
      Конан с сомнением хмыкнул. Отсюда, с нижней ветви, он мог уже разглядеть обрывавшийся вниз край пропасти, эту уходившую в туман белую стену, совершенно гладкую и блестящую. Странный камень, подумалось ему. Похож на полированный мрамор, однако сияет и переливается, словно самоцвет под лучами солнца... Он не видел никакой расселины, ни самой мельчайшей трещинки; поверхность казалась ровной, без выступов и карнизов, и спуститься по ней можно было лишь на веревке.
      Однако это выглядело сущей бессмыслицей: отвесная стена провала тянулась вниз на тысячи локтей, длина же веревки была не больше пятидесяти. Возможно, мелькнуло в голове у Конана, в этом белом сияющем камне все-таки есть трещины и выступы, что послужат опорой для рук и ног? Отсюда он не мог их разглядеть; они с Риной стояли на самой середине ветви, нависавшей над пропастью, и до ее края было далеко - не меньше двух-трех полетов стрелы.
      Девушка молчала, не мешая ему размышлять, и настороженно поглядывала вниз; видимо, тревога вновь овладела ею. Еще раз осмотрев склон, испускавший серебристое свечение, Конан направился в огромному цветку, уцепился за толстый стебель и, свесившись над бездной, попробовал разглядеть противоположную сторону. Но там царила тьма, и бездна под его ногами странным образом как бы делилась на три части: светлое пространство у гладкой белой стены, узкая зона сумерек - и мрак. Непроглядный мрак, густой и вязкий, какого ему не приходилось видеть никогда.
      - Не знаю, как туда спуститься, - наконец признал Конан. - Может, просто спрыгнуть? - Он невесело усмехнулся и сплюнул в пропасть. - Если пресветлый Митра решил погубить меня, так погубит; а захочет спасти - так спасет... Как ты думаешь, малышка?
      Пушистые брови Рины сошлись на переносице.
      - Спрыгнуть? Нет, - она покачала головой. - Даже тот, кто владеет Силой, не способен летать... быть может, лишь Учитель... Нет, мы должны придумать что-то другое.
      Их руки переплелись на толстом стебле цветка, что плавно покачивался вверху - огромный, сияющий, прекрасный; символ жизни, яркий ее огонек, что мерцал над бездной неведомого.
      - Ах, если б у нас были крылья... - со вздохом сказала Рина.
      - Тогда бы мы стали птицами, а не людьми, - сильные пальцы Конана сжали кисть девушки, словно киммериец боялся, что она выпустит сейчас стебель и ринется в пропасть. - Не надо мне крыльев. Вот от лестницы или веревки в десять тысяч локтей я бы не отказался!
      - Мне кажется, что в бездне под нами побольше десяти тысяч локтей, заметила Рина. - И эти белые скалы выглядят как-то странно... Знаешь, у меня такое ощущение, что они живые...
      - Живые? - Конан приподнял бровь. - Кром, что ты хочешь этим сказать? Хмм... живые... И опасность, которую ты чувствуешь, исходит от них?
      - Нет, оттуда, из темноты, - девушка вытянула руку с дротиком к противоположной стороне провала. - Оттуда, Конан! Но давай пока забудем о ней. Нам надо решить, как спуститься вниз.
      Отступив от края пропасти, киммериец поднял голову. Огромный цветок сиял над ним, едва заметно покачивался в потоках теплого воздуха, струившегося из бездны. Треугольные лепестки, окружавшие нижнюю часть карминово-красной сферы, были величиной в человеческий рост; под ними висела густая сеть стеблей толщиной в руку, похожая на небрежно сплетенную корзинку.
      - Странно, - заметил Конан, - тот цветок, который мы видели в лесу, был другим... поменьше и не таким ярким.
      Ухватившись за стебли, Рина легко подтянулась вверх, проникнув внутрь живой корзины, и положила ладонь на лепесток. Пальцы ее порозовели, озаренные алым сиянием; прикрыв глаза, девушка глубоко вздохнула и замерла.
      - Да, этот цветок другой, - ее рот удивленно приоткрылся. - Другой, Конан! Он созрел и несет в себе семя новой жизни...
      - Не значит ли это, что ему пора в путь? Что семени надо подыскать подходящую почву? - Киммериец постучал носком сапога по толстому центральному стеблю. - Я думаю, этот цветок - не первый, который падает с ветви в пропасть... Может, он и нас прихватит с собой?
      - Но выдержит ли он такую тяжесть? - с сомнением произнесла Рина.
      - Смотри, как велик этот шар! - Конан, внезапно преисполнившись надежды, протиснулся меж стеблей и встал рядом с девушкой. - Видишь, теперь цветок идет вниз... да, идет вниз, но совсем медленно... Не эти ли крылья, - он звонко шлепнул ладонью по огромному лепестку, - посылает нам Митра? Шар опустится на самое дно, и мы вместе с ним... Клянусь Кромом! Как это не пришло мне в голову раньше? Лететь куда лучше, чем лезть по отвесной скале, по веревке или лестнице! И гораздо быстрее, а мне стоит поторопиться!
      - Отличная мысль, - согласилась Рина, - но не повредим ли мы ему? Ведь он - живой!
      Конан ухмыльнулся.
      - Живая скала, живой цветок... Ну, раз он живой, спроси у него!
      - Спрошу, - глаза Рины вдруг стали серьезными. - Спрошу... Сейчас...
      Ее лицо напряглось, потом на губах заиграла улыбка, и пальцы нежно погладили упругую плоть лепестка; казалось, она и в самом деле ласкает живое существо - любимую кошку или собаку. Конан снова усмехнулся.
      - Ну, я вижу, твой цветок не возражает! - и, выхватив меч, он сильным ударом перерубил центральный стебель.
      Огромный карминовый шар вверху покачнулся, затем поток воздуха подхватил его, увлек за собой, протащив наискось по ветви; в следующее мгновение Конан и Рина повисли над бездной. С замирающим сердцем киммериец ждал, что произойдет - рухнут ли они в пропасть или вознесутся к небесам. Но древесный цветок опускался - опускался медленно, неторопливо и плавно, скользил вниз в серебристом сиянии, парил, словно один из тех волшебных летающих ковров, о коих складывали сказки в Туране.
      Пьянящее чувство полета охватило Конана. Он выпрямился во весь рост, стиснул в обеих руках толстые стебли - надежные, как корабельные канаты и заревел, зарычал во всю силу могучей глотки.
      - Кром! Владыка Курганов! Мы летим! Летим! А-хой!
      Обхватив рукой его колени, Рина свесила ноги вниз, просунув их меж стеблями; Конан ощущал ее горячее взволнованное дыхание. Черты девушки разгладились, тревога растаяла в серых глазах - видно, это плавное скольжение в теплом воздухе доставляло и ей огромное удовольствие. Гигантская ветвь нависла над ними, потом медленно ушла вверх; промелькнул край обрыва, округлый, странно сглаженный, и красная сфера цветка начала опускаться в пропасть. Легкий ветерок относил ее к белокаменной стене, пока до гладкой сияющей поверхности не осталось с полсотни локтей.
      - Наверно, мы можем снять мешки, - сказала девушка.
      - Да, пожалуй.
      Конан вытащил веревку, затем помог Рине освободиться от тюка и привязал их поклажу к стеблям - пониже, так, чтобы на мешках можно было сидеть. Копье и свои мечи он тоже обкрутил веревкой, закрепив рядом с грузом, но арбалет не снял, инстинктивно чувствуя, что в воздухе стрела лучшая защита. Теперь они с Риной расположились спина к спине, придерживаясь за верхнюю часть стеблей; Конан сел лицом к белым утесам, девушка наблюдала за противоположной стороной пропасти, тонувшей в вязкой и непроницаемой тьме. Красные лепестки трепетали и изгибались над ними, словно большой зонт с вырезным фестончатым краем.
      - Что ты видишь? - спросила Рина.
      - Скалу, - ответил Конан, - огромную белую скалу. Она гладкая, словно полированные стены стигийских пирамид, и светится, как драгоценный камень. Тут нет никаких расселин, - добавил он мгновением позже, - и я думаю, что мы не сумели бы спуститься по ней. Кром! Тут просто некуда поставить ногу...
      - С моей стороны только темнота... темнота и мрак... Мне кажется, это серебристое сияние от скалы тянется на четыре или пять сотен шагов, потом тонет в сумерках, а за ними - тьма... И я чувствую, Конан, что в ней копошатся какие-то твари.
      Полуобернувшись, киммериец ободряюще похлопал девушку по плечу.
      - Вряд ли порождения мрака рискнут выбраться на свет, - заметил он. Ну, а если так случится, угостим их стрелой или одним из твоих дисков.
      Край провала, оставшийся вверху, был уже не виден - его заслоняли огромные лепестки. Над ними нависла карминовая сфера цветка, отсекая пурпурный лес, небо и тучи; теперь они видели только серебристый свет с одной стороны и тьму с другой. Казалось, белое и черное смыкаются где-то в вышине, не то сражаясь, не то лаская друг друга; кроме этих красок в мире не существовало больше ничего. Снизу, со дна пропасти, доносились шорохи и отдаленное громыханье.
      - Как ты думаешь, насколько мы спустились? - произнес Конан.
      - Ненамного, - голос Рины был напряженным и чуть хриплым. - Может быть, на тысячу или полторы локтей.
      Они замолчали. Нахмурив брови, Конан разглядывал медленно уплывавшую вверх белую стену, от которой исходило призрачное сияние. Этот чудовищных размеров утес, простиравшийся на тысячи локтей, и в самом деле был отполирован не хуже камней стигийских пирамид, но, в отличие от их откосов, он не выглядел ровным. Поверхность отвесного склона будто бы состояла из округлых впадин и выпуклостей, и каждое из этих образований тянулось по вертикали на добрый десяток полетов стрелы, одновременно уходя влево и вправо на значительно большее расстояние.