- Сторож? - спросил Конан, взглядом показывая вниз.
      Рина, не отрывая ладошек от скалы, повела плечами.
      - Может быть... Но это не живое... определенно, не живое... Я никак не могу разобраться... - Девушка прикрыла глаза, и лицо ее страдальчески сморщилось.
      Киммериец осторожно потянул ее вперед.
      - Идем! Какая бы тварь ни пряталась в этих пещерах, живая или мертвая, нам ее не миновать. Возможно, это призрак или бесплотный дух, поставленный тут на страже... Я встречался с такими и не боюсь их. Идем!
      Они продолжили спускаться, то осторожно двигаясь по карнизам, то повисая над бездной на веревке, то скрываясь в полутьме глубоких расселин. Уже три или четыре раза им пришлось обойти кратер по спирали; дно, тем не менее, приближалось, а солнце стояло еще высоко. Еще виток-другой, прикинул Конан, и они окажутся внизу, среди первозданного хаоса базальтовых глыб, у темных отверстий тоннелей. Он уже мог оценить их размеры - большинство выглядели слишком мелкими для человека его роста, но были и огромные, способные пропустить всадника на коне.
      Спуск закончился раньше, чем ожидалось - очередная трещина, протянувшаяся до самого дна, позволила путникам быстро преодолеть последнюю сотню локтей. Они разобрали оружие и поклажу; Конан, прежде чем взвалить на спину свой увесистый мешок, вытащил из него пару факелов и запалил их. Взглянув на тени, падавшие от камней, он направился к восточной стене, до половины освещенной солнцем; нижняя ее часть уже оделась полумраком.
      - Взгляни! - раздался за спиной зов Рины. Он повернул голову и увидел, что девушка показывает вверх.
      Там, меж остроконечных утесов, обрамлявших кратер, трепетал в потоках жаркого воздуха бледно-голубой клочок небес - словно последний привет светлого верхнего мира, который они покинули совсем недавно. Его усеивали неяркие точечки, слабо светящиеся огоньки, и Конан вначале не понял, что это такое.
      - Звезды... - прошептала Рина. - Добрый знак! - Раскинув руки в стороны, она замерла на мгновенье, наслаждаясь струившимся сверху светом и теплом, затем отбросила назад волосы и взглянула на Конана. - Ну, я готова!
      Он кивнул, сунул ей в руки один из факелов, и, огибая базальтовые обломки, устремился к пещерам. Долгий спуск слегка утомил его, зато Рина выглядела свежей, как весеннее утро - если не считать озабоченного выражения, иногда мелькавшего в глазах девушки. Сила поддерживала и вела ее, Сила вливалась в ее члены подобно живительному потоку, Сила делала ее неутомимой. Постепенно Конан начал привыкать к мысли, что эта юная красавица не станет ему обузой. Если она еще сообразит отвернуться, когда придет время понюхать проклятое зелье... Он никак не мог преодолеть странное стеснение, которое испытывал всякий раз, доставая сосудик с арсайей; он словно боялся увидеть в серых глазах девушки жалость - или иное чувство, более уместное по отношению к человеку, нарушившему свои обеты. Но пока что она - ни в жилище наставника, ни за время двухдневного пути - ни разу не дала понять, что жалеет или презирает его... Однако гордость Конана страдала.
      Высоко подняв факелы, они остановились перед грязно-серой стеной, в которой зияли десятки отверстий. Как и предполагал киммериец, некоторые из них были достаточно велики, чтобы в них въехал целый фургон; выбрав один из таких провалов, он ткнул в его сторону факелом.
      - Пойдем сюда?
      Рина нахмурилась, потом махнула рукой.
      - Все равно... _Э_т_о_ скрывается во всех проходах. И тут, и там, взгляд ее скользнул по черным мрачным дырам, усеивавшим склон.
      - Что ты чувствуешь? - спросил Конан.
      - Ветер... Из всех пещер тянет ветром, от которого подгибаются колени. Тебе заметно это?
      Голова киммерийца отрицательно качнулась; он не ощущал ничего, однако не сомневался, что ветер, о котором толковала Рина, был вполне реален. Разумеется, его порождало не движение воздуха, а нечто иное, какая-то странная бестелесная тварь или недобрые чары, заметить которые мог лишь владеющий Силой Митры. Переложив факел в левую руку, Конан вытащил меч и направился к пещере. Рина молча шагала следом.
      Через несколько мгновений они погрузились в каменное чрево, в густой мрак, где лишь факелы их мерцали двумя крохотными кострами, бросая неяркие отблески на гладкий базальтовый пол. Хотя свод подземного тоннеля был высок и тонул где-то в темноте над их головами, воздух здесь оказался затхлым и вонючим; от стен ощутимо попахивало серой и еще чем-то кислым и неприятным. Однако ничего угрожающего Конан не замечал; к запаху же можно было притерпеться.
      Внимательно глядя под ноги, чтобы не свалиться в какую-нибудь яму, путники шли вперед и вниз. Наклон пола был довольно крут, и киммериец, считавший про себя шаги, вскоре понял, что они опустились намного ниже подошвы вулкана. Теперь со всех сторон на Конана давила земная твердь, огромные груды камня, что держали на своих плечах сказочные исполины - те Первосотворенные Митрой существа, в храме которых он надеялся обрести исцеление. Возможно, оно будет даровано не сразу, но Пресветлый хотя бы возвестит, как искупить грех...
      Что бог может потребовать от него? Что ему нужно? Какую плату он захочет? Станет ли ею усмирение злобных демонов, как то сделал аргосец Рагар? Или победа над магом, адептом Черного Круга, чья волшба грозит опасностями Великому Равновесию? Или же по воле Митры придется сокрушить одного из земных владык, чья жестокость истощила терпение божества? Как полагал Конан, Пресветлый потребует от него великих деяний - тех самых, о которых они некогда толковали с Рагаром; подвигов бескорыстия, которые не вознаграждались ни славой, ни богатством, ни властью. Что ж, Митра был в своем праве! Митра даровал ему Силу для усмирения разбушевавшихся стихий, мерзких тварей, порождений Сета и Нергала, могущественных чародеев, страшных духов, обитателей Серых Равнин, прорвавшихся в верхний мир... Митра наделил его почти божественной мощью - уменьем исторгать молнии! А старый Учитель отшлифовал его разум и плоть, добился, что каждый взмах меча, каждое движение, каждый жест стали стремительными и совершенными...
      И для чего же он использовал это великое искусство? Да, для чего?! Чтобы пустить кровь десятку пьяных солдат! Но и это не вызвало бы гнева Митры, ибо он, Конан, был в своем праве: он защищался и мог использовать и оружие, и свое мастерство. Напавшего - уничтожь! Но пощади того, кто молит о пощаде! Этот последний воин с черной растрепанной бородой и обезумевшими от страха глазами... Не надо было убивать его...
      - Конан! - внезапно вскрикнула Рина, и мысли киммерийца прервались. Конан, ты чувствуешь?..
      Он поднял факел повыше, пытаясь рассмотреть верхнюю часть стен и высокий свод коридора. Тьма и тишина давили на него; мрак казался таким же плотным, как камень, таким же непроницаемым, тяжким, безжизненным... Но кроме этого он ничего не ощущал. Ничего тревожного, во всяком случае может быть, лишь легкую, едва заметную боль в затылке.
      - Сосет... - глухо и непонятно пробормотала Рина, - сосет...
      Она поднесла руку ко лбу, и Конан заметил, что лицо девушки начинает бледнеть.
      - Пойдем, - он обнял Рину за плечи и подтолкнул вперед. Она сделала несколько робких шагов, прижимая ладони к вискам, потом ее движения как будто обрели былую уверенность и силу.
      - Думаешь, это сторож? Та тварь, о которой предупреждал Учитель?
      Девушка кивнула, брезгливо передернув плечами.
      - Мне вдруг показалось, что тут, под грудью, повисла огромная пиявка... и сосет, сосет... Я стала словно бы пустой, как орех без сердцевины...
      - С тобой Сила Митры, - уверенно произнес Конан, пытаясь ее подбодрить. - Защищайся! Наставник обучил тебя, как строить щит? Ну, что-то вроде плаща, обволакивающего тело... Умеешь это делать?
      Она слабо улыбнулась.
      - Пока еще плохо. Но я попробую.
      Они шагали в темноту, судорожно сжимая в руках оружие и наполовину сгоревшие факелы. Подземный коридор был ровным, как древко копья, и по-прежнему высоким и широким. Конан не ведал, какая сила проложила его в горных недрах, недоступных людям; может быть, этот проход был выжжен потоком огненной лавы, некогда ярившимся и бушевавшем тут? Или его вырубили гиганты, что держат сейчас земную твердь на своих широких плечах? Во всяком случае, за минувшие тысячелетия этот тоннель - как, вероятно, и соседние - не остался без обитателей. Были ли они - или оно - в самом деле стражами, охранявшими дорогу в нижний мир, или просто поселились в темных глубинах, явившись из царства мертвых или из других мест, столь же таинственных и непостижимых? Теперь Конан уже не сомневался, что ощущает чье-то злобное внимание: в затылок ему повеяло холодом, а в висках начали покалывать крохотные иголочки.
      Рина слабо застонала, что-то пробормотав. Напрягая слух, Конан уловил: "Нет... нет... не дамся..." - и тут же девушка споткнулась, едва не растянувшись на каменном полу. Киммериец успел поддержать ее, но это усилие тяжким гулом отдалось в голове, словно под черепом начали одна за одной рушиться волны океанского прибоя.
      Девушка бессильно обвисла в его руках, и Конан остановился. Лицо Рины снова начало бледнеть, веки смыкались, словно необоримый сон вдруг стал одолевать ее, и киммериец подумал, что происходит невероятное. Она же владела Силой! И еще недавно - там, на дне кратера - энергия переполняла ее! Значит, либо ей так и не удалось поставить защиту, либо...
      Либо Сила Митры являлась приманкой для невидимой твари, атаковавшей их! Лакомым куском, который она жаждала заглотить!
      Конан, прижав меч локтем, взвалил девушку на плечо и мрачно усмехнулся. Если эта догадка верна, то с него много не возьмешь! Ни божественной Силы, ни даже человеческой души... душа его, и память, и разум - в бронзовой фляге... сам же он пуст... абсолютно пуст... как сказала Рина?.. словно ореховая скорлупа без ядрышка?..
      Однако он продолжал идти вперед, придерживая легкое тело девушки правой рукой; меч свисал с запястья на петле, факел потрескивал, разбрасывая искры, дротик Рины, который она сжимала в окостеневших пальцах, иногда царапал по камню. Второй факел ему пришлось бросить, но особой нужды в нем не было - мрак словно бы начал сереть, как будто в дальнем конце тоннеля разгоралось некое зарево. Может быть, выход? сквозь неумолчный мерный гул мелькнуло в голове у киммерийца, и он попытался ускорить шаги.
      Но это ему не удалось. На Конана внезапно навалилась слабость; затылок оледенел, а гул невидимого прибоя под черепом сменился мертвой тишиной. Он шел, едва волоча ноги, пытаясь преодолеть сонный морок, дремотный туман, что накатывал на него сзади и спереди, сверху и снизу, со всех сторон. Лечь... не двигаться... закрыть глаза... уснуть... забыться... Какое блаженство! Не думать ни о чем... ни о верхнем мире, таком шумном и беспокойном... ни об этой девушке, что болтается на его плече словно подстреленная дичь... ни о старце с янтарными глазами хищной птицы... ни о Митре, пославшем его сюда...
      Митра... светозарный бог... он знал, что делает... решил, что слуге его пора отдохнуть... навеки отдохнуть... опуститься на пол, на каменный пол, такой гладкий, уютный... отложить меч, смежить веки... пусть гаснет огонь факела... пусть придет тьма, обнимет, успокоит, убаюкает... навсегда... навсегда... навсегда...
      Наконечник дротика заскрежетал по камню, и Конан вздернул голову. Проклятая тварь! Кем - или чем - не было бы это существо, пытавшееся наслать сонный морок, оно не желало показаться! Возможно, у него не имелось ни тела, которое могли бы пронзить меч или копье, ни рук или лап, ни когтей, ни пасти и клыков, способных растерзать жертву... Возможно, плоть и кровь вообще не интересовали это порождение мрака; возможно, оно жаждало иного, неизмеримо более ценного, что таится и в человеке, и в звере - самого дыхания жизни, дарованного богом, что теплой трепещущей аурой окружает смертных... Так почему-то казалось Конану, и подобные мысли могли вызвать лишь страх - ведь это значило, что он не сумеет поразить бестелесного врага мечом.
      Или же стоило попытаться?
      Сон по-прежнему одолевал его; он не мог двигаться дальше, не мог нести Рину. Положив на пол легкое тело девушки, Конан пристроил факел в трещине, змеившейся по стене, и полоснул мечом запястье. Резкая боль на мгновенье отогнала дремотную вялость; выхватив второй клинок, он прижался спиной к камню и вытянул оружие вперед. Сталь поблескивала холодно и мертво, и не хотела оживать - как тогда, у развалин древней башни, в пустыне, в тот миг, когда зубы Инилли подбирались к его горлу... И сейчас он тоже ощущал чьи-то ледяные клыки на затылке; они впивались все глубже и глубже, высасывали мозг, разум, душу, с них струился яд, погружавший в беспамятство, их холодные острия пронзали череп...
      - Выходи! - яростно прорычал Конан, взмахнув клинками. - Выходи, тварь, отродье Нергала!
      Тишина. Мертвая тишина вечного забвенья...
      - Выходи!
      Крик его метался под высоким сводом, не порождая даже эха.
      - Выходи!
      Теперь ему почудился смешок, чье-то мерзкое хихиканье, словно бестелесный демон издевался над ним. Не звук, нет, одно ощущение звука, отдавшегося не в ушах, а под черепом. И сразу сон с новой силой навалился на него. Глухо звякнули мечи, выпавшие из рук, и Конан, теряя сознание, начал медленно оседать на пол вслед за ними.
      Спать... в покое... в тишине... во мраке... спать, спать... не думать ни о чем... забыть о грехе и каре, о вине и искуплении, о жизни и смерти... спать, спать... вкусить сладость забвения... не двигаться, застыть на каменном полу и самому превратиться в камень... в прах, который навечно упокоится в этом темном коридоре... спать, спать... уснуть, став бессловесным и немым, бесчувственным и неподвижным...
      Немым? Бесчувственным?
      Почти инстинктивно ладонь Конана легла на пояс, ногти царапнули грубую кожу, пальцы коснулись маленькой бронзовой фляги, потянули ее вверх, к лицу... Он не сознавал, что стоит на коленях над телом Рины; не чувствовал, как горячая капелька смолы с догорающего факела обожгла кисть; не видел розовеющего вдалеке пятна, от которого в темноту подземного коридора тянулись слабые лучики света... Он не сознавал, не чувствовал и не видел ничего; все его мысли сосредоточились сейчас на крохотном сосудике с порошком арсайи.
      Кром, как же он мог забыть про свое зелье! Про снадобье, просветляющее разум! Видно, тьма повлияла на него - тьма и отсутствие солнца, с которым он соразмерял прием бальзама...
      Не спи, сказал он себе, непослушными пальцами выковыривая пробку; не спи, и мы еще посмеемся над этой тварью! Над этим бестелесным стражем, над мертвецом, что высасывает души из живых! Пиявка, проклятый морок, отродье Нергала... Подлое, как все ублюдки, что таятся в темноте и нападают исподтишка... Без крови и костей, без тела, которое можно было бы проткнуть клинком... Мерзкая тварь!
      Свежий и острый запах арсайи отрезвил его, растопив дремотный туман. Ледяные клыки, впившиеся в затылок, исчезли, смолкло и монотонное бормотанье, неудержимо вгонявшее в сон; лишь где-то во тьме прозвучал неслышимый вздох. Не вздох, а отзвук вздоха; однако Конан уловил в нем ненависть и разочарование.
      Он поднес горлышко маленького сосуда к ноздрям Рины. Девушка закашлялась и чихнула, потом, резким движеньем подобрав под себя ноги, начала подниматься. Конан, бережно закупорив фляжку, сунул ее за пояс.
      - Что... что случилось? - Глаза Рины были полны недоумения. Внезапно она вспомнила и вскочила, выставив вперед дротик и вглядываясь в темноту; губы ее дрогнули. - _Э_т_о_ ушло? Конан, _э_т_о_ ушло? Скажи мне!
      Он гулко расхохотался - не над собой и не над страхом Рины - над бесплотной невидимой тварью, что разочарованно скулила в темноте. Теперь он ощущал ее присутствие - не слухом или зрением, а каким-то шестым чувством, пробудившимся еще в те дни, когда с ним была Сила.
      - Ты смеешься? - На губах Рины тоже заиграла улыбка. - Смеешься? Значит, все хорошо?
      Кивнув, Конан вытащил из трещины свой факел. Он догорал, но теперь киммериец ясно видел впереди расплывчатое розоватое пятно. Свет! Свет и выход! Он показал на него Рине.
      - Но как ты с ним справился? - Она все еще не могла прийти в себя. Как? Даже я... даже Сила Митры не защитила нас!
      - Кром! - Конан подтолкнул ее вперед. - Рассчитывай больше на себя, а не Митру, малышка! Ну, еще на вендийских мудрецов...
      - При чем тут вендийские мудрецы?
      Ухмыльнувшись, киммериец погладил свой широкий пояс, за которым прятался драгоценный сосудик. Теперь, когда Рина тоже вдохнула снадобье, Конан чувствовал, что они равны: пусть недолгий миг, но ее душа тоже пряталась в этой самой бронзовой фляге и возвратилась из нее в телесную оболочку.
      - Ты помнишь, что Учитель сказал про арсайю? - Он снова похлопал по ремню. - Бальзам, который употребляют вендийские мудрецы! Он-то нас и выручил.
      - О! Твое лекарство, что просветляет разум?
      - Да, Рина.
      Передав девушке факел, Конан подобрал свои мечи, вложил их в ножны; он был уверен, что оружие ему не понадобится. Бестелесная тварь, невидимая и едва ощутимая, пряталась во мраке, жадно поглядывая на них, но не пытаясь повторить атаку. Вдалеке тускло сияло розоватое пятнышко выхода, и киммерийцу казалось, что оттуда тянет свежим воздухом.
      - Вперед, малышка?
      - Вперед!
      Но прежде, чем сделать первый шаг, Конан повернулся и плюнул в темноту подземного прохода.
      23. ПУРПУРНЫЕ ЛЕСА
      Тоннель оборвался внезапно; еще мгновение назад над ними нависали тяжкие базальтовые своды, и вдруг багровый и алый простор распахнулся во всю ширь, ослепив путников неярким светом. В вышине клубились розовые облака, скрывающие небо; они текли, меняли формы, то вытягиваясь гигантскими колоннами, почти касавшимися горизонта, то образуя пушистые шары или превращаясь в расплывчатые титанические замки с остроконечными или приземистыми башнями, фигурными парапетами и стенами, отливавшими багрянцем. Эти подвижные тучи, мерцавшие всеми оттенками красного, простирались над таким же красным миром, показавшимся Конану бескрайней равниной, заросшей кустарником и странными деревьями, торчавшими вверх и в стороны подобно растрепанным метлам. Их кроны и стволы были бурыми и ярко-алыми, огненными, оранжевыми, кроваво-красными и желтовато-кирпичными; они то наливались угрожающе-багровым, почти черным, то радовали глаз нежными лилово-розовыми и карминовыми красками. Но главным был пурпур: основа и фон, на коем прихотливыми узорами струились прочие цвета.
      - Нижний мир! - выдохнула Рина и тут же с восторгом добавила: - Какая красота! Словно под водой, среди алых кораллов и пурпурных водорослей!
      Ее лицо разрумянилось, мышцы обрели былую гибкость, и Конан, бросив взгляд на свою спутницу, понял, что она окончательно пришла в себя. В глазах девушки опять играли отблески Силы, и, хотя она не могла исторгать ее потоком сверкающих молний, астральная энергия наделяла Рину прежней неутомимостью и стойкостью. Пожалуй, еще и некоторой долей легкомыслия: девушка любовалась пейзажем с таким восхищением, словно они оба вдруг попали в сад Учителя, приветливый и знакомый. Конан, однако, не забыл о сонном мороке, затаившемся в пещере; что касается этой пурпурной равнины, то и здесь их наверняка поджидали опасности - возможно, иного рода, чем оставшаяся позади, но столь же смертоносные для беззаботных странников.
      Он коснулся руки девушки, ощутив бархатистую нежность ее кожи; это было приятно, и Конан не спешил отнимать ладонь.
      - Скажи, малышка, что нас тут ждет? В этих красных зарослях?
      Она улыбнулась.
      - Кажется, ты поверил в мой дар?
      - А разве я сомневался? - ответил он вопросом на вопрос. - В пещере все случилось так, как ты предсказывала... Какая-то мерзость едва не поживилась нами, и одолел ее не меч, а бальзам дамастинского мага, киммериец хлопнул по своему поясу. - Ну, так что нас ждет дальше?
      - Сейчас... - Рина, прикрыв глаза, повернулась к пурпурной равнине. Губы ее сжались, лицо стало серьезным, даже суровым, на чистом высоком лбу меж бровей возникла вертикальная морщинка. Конан невольно залюбовался девушкой; румянец щек оттенял темные веера ресниц, каштановый локон и маленькое ушко, что пряталось за ним, казались исполненными прелести... Взгляд киммерийца спустился ниже, к упругой груди, полуприкрытой полотном туники, стройной талии, округлым бедрам, длинным ногам в маленьких сапожках. Не в первый раз он спросил себя, почему эта красавица пошла с ним - неужели из одной любви к опасным авантюрам и любопытства? Нет, это было на нее непохоже... Может быть, как намекнул наставник, ей хотелось испытать свои силы? Свое искусство, приобретенное за время обучения? Почему-то Конану казалось, что дело не только в этом; пожалуй, он мог бы угадать причину, но решил, что торопиться не стоит.
      Рина фыркнула, и киммериец, оторвавшись от созерцания ее безупречных колен, поднял взгляд к лицу девушки. Вероятно, с провидением грядущих событий было покончено, и теперь серые глаза Рины смотрели прямо на него с легкой насмешкой и еще каким-то непонятным и слегка пугающим выражением. Ведьма, настоящая ведьма, подумал Конан и вслух спросил:
      - Ты разглядела что-то смешное, а? Еще одну тварь, которая может усыпить нас и высосать души?
      - Нет. Там, - рука девушки протянулась к полыхавшим пурпуром и багрянцем зарослям, - нет ничего смешного, и нет ничего опасного... особо опасного, я хочу сказать. Мы пройдем по равнине из конца в конец и останемся в живых. Может, никто из нас и ранен не будет, - заметила она уже с меньшей уверенностью.
      - Чего же ты улыбаешься?
      - Ну-у... - протянула Рина, - ты глядел на меня, а я - на твою ауру... Помнишь, я говорила, что могу видеть такие вещи...
      - И что ты высмотрела?
      Она загадочно усмехнулась.
      - Что высмотрела, то высмотрела! Пойдем.
      Покачав головой, Конан двинулся вслед за Риной. Он почти сразу же забыл об этом разговоре; в незнакомом месте не стоило раздумывать о девичьих прихотях, чтобы не попасть на обед какой-нибудь твари. Правда, слова его спутницы обещали сравнительно нетрудный переход в ближайший день или два, но Конан не привык доверять предсказаниям, сулившим покой и безопасность. Он знал, что в живых остается лишь тот, кто всегда настороже - это правило являлось одинаково справедливым и в верхнем, и в нижнем мире.
      Скалистый уступ, по которому они шли к пламенеющей равнине, кончился; почва под ногами стала не такой твердой, вокруг появились первые деревца, похожие на прутики, усеянные непропорционально огромными листьями круглыми, алыми и вогнутыми, словно боевые щиты. Кое-где в этих природных чашах поблескивала вода, и Конан, зачерпнув на ходу горсть, убедился, что она чиста и свежа, словно влага горных ключей. Что касается самих деревьев, то они выглядели странно: некоторые, как и положено, тянулись вверх, к розовым небесам, другие торчали в стороны и в бок, или стелились по самой земле, переплетаясь друг с другом и образуя плотный живой ковер, не позволявший разглядеть почву. Внезапно киммериец сообразил, что они двигаются по тропе - или по чему-то очень похожему на тропу; ее покрывал толстый слой сухих листьев и обломанных веток, рдевших багряной корой.
      Тропа! Если есть тропа, значит, недалеко и те, кто ее проложил! Удвоив осторожность, огромный варвар с подозрением огляделся по сторонам, затем перебросил с плеча на грудь арбалет и зарядил его. Скрип взводимого рычага заставил Рину повернуть голову. Глаза ее удивленно расширились, когда девушка увидела в руках Конана оружие; ее ладонь тут же легла на сумку с метательными дисками.
      - Ты что-то заметил? Что-то опасное?
      - Тропа, - коротко отозвался киммериец.
      - Да, тропа... похоже на тропу... Но я не чувствую угрозы.
      - Когда почувствуешь, может оказаться поздно, - Конан поднял голову, разглядывая небо. Там не было ничего живого, ничего движущегося, кроме облаков - ни птиц, ни летучих мышей или драконов, которые могли бы нежданно пасть сверху. Розовые, оранжевые и алые тучи по-прежнему текли и струились, воздвигая фантастические замки, чтобы в следующий миг обратить их в руины; неяркий свет падал от них на землю, и киммериец не сумел бы сказать, утро ли сейчас, разгар дня или вечер. Может быть, подумалось ему, тут, в нижнем мире, не существует ни утра, ни вечера, ни дня, ни ночи; они шли уже довольно долго, но небо оставалось прежним и ничто не предвещало наступления темноты.
      Заросли по краям тропинки сделались гуще, скрывая небеса. Пурпурные древесные стволы теперь были уже толщиной с руку или с мужское бедро, и вздымались ввысь на двадцать-тридцать локтей. Те из них, что уходили в стороны, казались не меньшей длины; их кроны прорастали друг в друга, ветви переплетались на удивление густо, не позволяя и шагу ступить с тропы. Она, как почудилось Конану, сделалась заметно шире, но толстый слой опавших листьев и сухих веток не сохранил никаких следов - ни отпечатка звериной лапы или ступни человека, ни колеи от повозки. Это выглядело странным; дорога - и довольно прямая! - по которой никто не ходит и не ездит.
      - Смотри! - Рина, замедлив шаги, вытянула вперед руку.
      Конан кивнул; он и сам уже разглядел некое бурое образование, маячившее вдали сквозь разрывы в листве. Оно уходило куда-то вверх, словно гигантская каменная колонна, подпирающая кровлю из розоватых туч; киммериец не мог разглядеть его вершины.
      - Скала, - произнес он, легонько подтолкнув Рину. - Иди, не останавливайся! Может, там найдется место для ночлега... Не спать же нам поперек тропы.
      - Я не устала.
      - Зато я устал и голоден.
      Он в самом деле проголодался и страшно устал. Еще недавно такое признание далось бы Конану с трудом, но теперь, после пережитой смертельной опасности, Рина словно бы сделалась ближе и понятней ему. В конце концов, ее Сила - Сила Митры! - не защитила их, не смогла отогнать сонный морок; не помощь божества, а он, он сам, спас их обоих от той гнусной твари! И стоило это недешево!
      Конан вдруг ощутил, как утомление наваливается на него, пригибает книзу, заставляет горбить плечи... Долгий день, тяжелый день! Спуск в кратер, потом переход через подземный тоннель, бескровное, но жуткое сражение с его стражем... а теперь еще и эта странная дорога, по которой они отмахали уже не одну тысячу локтей... Ну, ничего, подумал он, приглядываясь к маячившей впереди темной колонне; где скалы, там и пещеры, самое безопасное место для ночлега. Может, и какая-нибудь дичь найдется...
      Бурый утес приближался, разрастаясь вширь, нависая над кронами пурпурных деревьев чудовищной пирамидой. Конан все еще не мог разглядеть его вершину - ветви, густо усеянные большими круглыми листьями, закрывали и небо, и горизонт. Хотя деревья по краям тропы выглядели все более мощными и высокими, ни одно не было по-настоящему большим - таким, чтобы на него стоило влезть и осмотреться. В этом смысле скала представлялась киммерийцу гораздо более удобным наблюдательным пунктом.
      Тропа, превратившаяся тем временем в усыпанную листьями дорогу шириной в десяток шагов, словно упиралась в бурую стену утеса, и Конан уже начал подозревать, что там их ждет нечто вроде тоннеля, прорубленного сквозь камень. Или все-таки дорожка огибает скалу? Он не успел как следует обдумать этот вопрос, как деревья начали мельчать, редеть, раздвигаться, и путники очутились на поляне.
      Тут росла невысокая густая трава, напоминавшая цветом свежепролитую кровь; кое-где виднелись странные цветы - крупные, величиной с кулак колокольцы, черные лепестки которых пестрели багровыми прожилками. Поляна была довольно широка, около полусотни шагов, и стелилась в обе стороны ровным алым ковром, огибая утес. Вблизи он показался Конану не пирамидой, а, скорее, сужавшейся к верхушке колонной, чудовищным копьем, устремленным в розовое небо; чудилось, что эта скала, направляемая рукой гиганта, вот-вот устремится вверх, пронзит клубящиеся тучи, пробьет в них огромную прореху и исчезнет где-то в заоблачном мире.
      - Странная гора, - выдохнула Рина за плечом киммерийца. - А ее поверхность... ты только посмотри!
      - Кром! - Он покачал головой. - Никогда не видел такого!
      Поверхность скалы, в целом довольно ровную, без выступов, карнизов или торчащих глыб, рассекали трещины, причудливо змеившиеся снизу вверх; они были того же цвета, что и кровавая трава на поляне, и казались узором из алых изогнутых линий, проступившим сквозь бурый камень. Может быть, это огромный монолит из драгоценного рубина? - мелькнуло у Конана в голове. Самоцвет неимоверной, непредставимой величины, покрытый земляной или каменной коркой? Ему захотелось подойти поближе и проверить это; опустив арбалет, Конан сделал шаг к скале и потянулся за кинжалом.
      - Стой! - Рина дернула его за тунику. - Не лучше ли сначала обойти кругом? Может быть, заметим что интересное...
      Конан внимательно взглянул на нее.
      - Чувствуешь опасность?
      - Нет... - казалось, девушка колеблется. - Нет, не опасность. Но... но... знаешь, мне чудится, что эта скала - живая, - произнесла она шепотом.
      - Живая? Хмм... - Киммериец оставил в покое кинжал и медленно двинулся вправо, не спуская глаз со странного утеса. Рина последовала за ним.
      Они сделали двадцать или тридцать шагов, удалившись от того места, куда привела их тропа, и вдруг Конан почувствовал, как почва под ним прогибается. Он замер, предостерегающе подняв руку, потом осторожно шагнул вперед, поглядывая то на скалу, то на пушистый ковер красной травы, испещренный черными пятнами колокольчиков. Да, земля определенно подрагивала! Не резкими толчками, как это случается в день гнева подземных богов, а плавно и едва заметно. Казалось, он и в самом деле шел по ковру толстенному ковру из трав, растянутому над бездонной трясиной.
      Трясиной? Неужели там, внизу, болото? Рядом с этой огромной скалой? Губы Конана недоверчиво скривились. Превозмогая усталость, он присел, положив арбалет на колено, запустил пальцы в траву и с натугой выдрал пучок - почва под ним, как и все остальное в нижнем мире, была окрашена в красные тона, но влаги не выступило ни капли.
      - Что ты там ищешь? - окликнула его Рина.
      Конан поднялся.