- Эй, Балагула! Ты живой?! - окликнул Фомич.
      - Живой, живой... - раздался из кустов неуверенный ответ.
      - Тогда порядок, он потом выпьет...
      Отвар оказался необычайно душистым и вкусным. Мы пили его не спеша, с удовольствием. Борода суетился возле нас, смазывая нам ссадины, доставшиеся в потасовках, которых на нашем пути было слишком даже много.
      Я выпустил цыпленка из рук, поставил на траву, и он, слабо попискивая, копошился возле меня. Отвар действовал чудесно: боль прекратилась. Куда-то ушла усталость. Только в ладонях появился странный зуд. Я присмотрелся и увидел на ладонях жёлтую пыльцу. Попробовал вытереть пальцы о траву, но тут нестерпимо зачесались веки. Я потёр глаза, встал и пошёл к маленькому озерку, умыться.
      Вода была прохладной, чистой. Я с удовольствием вымыл лицо и руки, зуд прекратился, а на поверхности воды остался лёгкий желтоватый налёт. Я собрался пойти обратно, но... ничего не увидел! Передо мной была сплошная туманная пелена. Откуда среди бела дня такой густой туман? До боли в глазах вглядывался я вперёд, но видел только неясные тени, которые шевелились в этом белом молоке...
      - Фомич, подойди ко мне, у меня с глазами что-то странное... раздался голос Оглобли. - Туман...
      - Стой, где стоишь, - ответил обеспокоенный Фомич. - Я сам к тебе пойду... Что за ерунда! Я тоже ничего не вижу. Кто-то нам голову морочит. Где остальные? Борода! Балагула! Кондрат! Дима!
      - Здесь я, возле озерка. Иду к вам, на голоса, - отозвался я. - У меня тоже что-то с глазами...
      Я попытался сориентироваться по голосам, куда мне идти. На поляне раздалось радостное кудахтанье. И заметалась-закружилась какая-то тень. На мгновение она приблизилась ко мне вплотную, и я увидел куриную морду, только размером с человеческую голову. Морда эта посмотрела мне прямо в глаза круглыми выпученными глазищами, а потом отскочила, размахивая крыльями, приплясывая на худых куриных ногах, и радостно кудахтая...
      - Куриная Слепота! - раздался отчаянный крик Бороды. - Ах, я, старый дурак! Как я сразу не догадался?! Как мог попасть в Лес цыпленок?! Это Куриная Немочь! Она нам насыпала на ладони и в котелок с отваром пыльцу куриной слепоты, обернувшись цыпленком!
      А тень вертелась и кружилась по полянке, с громким кудахтаньем махая крыльями перед самыми нашими носами, заглядывая прямо в глаза, нагло хохоча в лица. Эта безумная курица, или Куриная Немочь, как называл ее Борода, прыгала, кривлялась, и пользуясь безнаказанностью, восторженно орала:
      - Куриная Слепота! Куриная Слепота! Ха-ха-ха! Кудах-тах-тах! Кудах-тах-тах! Отпутешествовались?! Как же вы, бедненькие, теперь пойдёте? Как же вы слепенькие теперь дорогу найдёте?! Ха-ха-ха!... Ой! Ай! неожиданно завизжала она.
      А мы услышали голос Балагулы:
      - Мы дальше пойдём ногами, а вот чем пойдёшь ты, - не знаю, потому что ноги я тебе переломаю!
      - Ой, только не ноги! - испугалась Куриная Немочь.
      - За такую мерзкую пакость, что ты с моими товарищами сотворила, не то, что ноги, голову оторвать не жалко.
      - Балагула, это ты? - спросил Фомич. - Что там происходит?
      - Да вот, поймал тут какую-то сумасшедшую курицу, сейчас свяжу ей лапы, помогу вам, а потом её ощипывать буду.
      Он бережно, отводя по одному за руку, собрал нас всех, усадил рядышком друг с другом.
      - Дело поправимое, хотя и неприятное, - успокоил нас Борода. - Это я виноват, не сообразил, должен был по пыльце догадаться... Сейчас попробуем помочь. Балагула, найди мою торбочку.
      - Торбочку? Сейчас... Ах ты, мерзкая птица! Отдай! Отдай!
      Мы услышали дикое кудахтанье, топот, шум крыльев, потом что-то шлёпнулось в воду и все затихло.
      - Балагула! Ты где, что там происходит? - спросил Фомич.
      - Курица схватила торбочку, - ответил Балагула, отплёвываясь от воды. - Она побежала, я схватил палку и за ней погнался. Кура эта полетела через озеро, да забыла, что курица не птица, летать не умеет, над самой серединкой и ухнула под воду... Только булькнула...
      - А торбочка? - с отчаянием в голосе спросил Борода.
      - И торбочка. - вздохнул Балагула.
      - Что торбочка?! - чуть не заплакал Борода.
      - И торбочка булькнула... Я поведу. Я отвар не пил, цыплёнка в руки не брал. Обвяжетесь верёвкой, за руки возьмётесь, я и поведу. А по дороге что-нибудь придумаем. Или само пройдёт. Но идти надо... Время идёт.
      - Он прав, - вздохнул Фомич. - Зрение к нам ещё может вернуться, а время - нет. Надо идти.
      - Слепота пройдёт. Только к утру - не раньше, - вздохнул Борода. Ты, Балагула, смотри по дороге маленький жёлтый цветочек, как увидишь, сам не срывай, меня зови... Только не ромашку...
      Глава двадцать вторая
      О чём Ведуньи и Ведуны ведают
      Мы шли, спотыкаясь и падая, часто останавливаясь, с трудом переводя дух, но всё-таки шли. Правда, чем дальше мы уходили, тем неувереннее вёл себя наш поводырь Балагула. Наконец он остановился.
      - Ты что, заблудился? - спросил его Фомич.
      Балагула чуть не плакал от досады:
      - Сам не знаю, что со мной такое странное происходит! Стараюсь идти по солнышку, а всё по кругу получается. Третий раз подряд на одно и то же место выходим. Даже не знаю, что делать...
      - А что там знать-то? - раздался рядом со мной знакомый мне голосок. - Это тебя, милый, Чёрт за нос водит.
      И уже обращаясь ко мне тот же голосок спросил заботливо:
      - Ты золу-то собрал? То-то, пригодится, не выбрасывай.
      Я догадался, что это Старушка.
      А Балагула совсем обозлился:
      - Да при чём тут Черти?! Что я, не вижу, что ли, куда иду?! Я же не слепой! Отвар они пили, а не я.
      - Значит, не видишь, - спокойно ответила старушка. - А если и видишь, то не всё. Смотри, если сомневаешься.
      И она забормотала:
      - Хочешь ты или не хочешь, но если ты меня морочишь, из тумана и ненастья покажись моею властью!
      Тут же раздался вопль Балагулы:
      - Ты чего это меня за нос держишь?! Ах ты, тварь краснозадая! Да я тебя!
      Слышно было, как затрещали по лесу сучья. Голос Старушки остановил бросившегося в погоню Балагулу:
      - Зря стараться будешь. Не гоняйся за Лесным Чёртом - заморочит, заведёт в глухомань-чащобу, а то и по кругу будет за нос водить. Ему это запросто. У каждого левая нога чуть короче правой, и шаг левой ногой совсем чуть-чуть меньше, чем шаг правой. Но когда идёшь долго, особенно по лесу, получается так, что идёшь кругами. Чёрту только и дел остаётся, что взять тебя из озорства за нос, да направлять куда нужно.
      - Пропало наше дело! - в сердцах кинул шапку о землю Оглобля. Теперь никак не дойдём вовремя. Ночь уже, а мы ещё и половину Леса не прошли.
      - Вы сейчас сил набирайтесь, - подала голос Старушка, - а к утру, спозаранку, чуть завиднеется, а мы с Дедом приведем к вам Лешего и Кикимору. Они вас быстренько выведут, вдвое быстрее, короче, своими тропами, тайными. Они же Лесные...
      - А ты кто будешь, бабушка? - спросил Фомич. - Кого нам всем благодарить за помощь?
      - Мы с Дедом, известно, Ведуны. Испокон века Ведуны...
      - Это как это? - проявил живой интерес Домовой. - Всё про всё знаете? Что было, что будет?
      - Ну, всё, не всё, - усмехнулась Ведунья, - но кое-что знаем. - А у тебя к этому что за интерес такой?
      - Ха! Она ещё спрашивает! Ты где там, бабуля? Чего ты там стоишь? Иди скорее ко мне, рассказывать будешь...
      - Что рассказывать-то? - удивилась Ведунья.
      - Да ты что, старуха, шелухи объелась?! - возмутился Домовой. - Что рассказывать! Всё, что будет со мной. Что было, я про это сам знаю, это мне не интересно...
      - Ну, а что с тобой будет, никому, кроме тебя не интересно. Давай, я про то, что с тобой было, вслух расскажу? - ехидно спросила Ведунья. - Не все про тебя всё знают. А вот им как раз интересно было бы. Например, как ты Балагуле в карты подсматривал, или про то, как ты у Живого компас спёр, или...
      - Да ну тебя, вреднючая старуха! - всполошился Кондрат. - Нашла тоже, старая, о чём рассказывать, глупости всякие. И ничего я ни у кого не спёр, а на время позаимствовал. Должен же я знать, где что...
      - Что - что? - переспросила ехидная старушка.
      - Ну, где юг, а где этот, как его? Да чего ты пристала?! Поносил бы и отдал. Он всё равно не работает...
      - Как это так - не работает?! - подскочил я.
      - Да я с ним ничего не делал! - стал оправдываться разоблаченный Домовой. - Он сам по себе сломался...
      - Он ничего с ним не делал, - подтвердила Ведунья. - Он только компас этот пытался завести, как часы, а стрелка и отвалилась. Вот так вот он с компасом распорядился. Ну, чего тебе ещё рассказать, соколик? -Ласково спросила Ведунья Кондрата.
      - Да ну тебя, вредная бабка, рассказываешь ерунду всякую, про которую совсем даже никому слушать не интересно, - ворчал недовольный Домовой. - Ты бы лучше рассказала, что со мной будет.
      - Нельзя, голубь. Расскажу, а вдруг тебе не понравится? Ты и будешь потом жить и огорчаться. Никак нельзя, - ласково, но твёрдо отказалась Ведунья поведать Домовому о том, что его ожидает в будущем.
      - Вот вредная старуха! - Кондрат даже ногами затопал. - И откуда ты только взялась такая вреднючая?!
      - Из спящих глазок, из волшебных сказок, из лесного обмана, из болотного тумана. Ветер дунул, лист на землю упал, росинка с листа сорвалась, вот я и появилась... Мы, Ведуны, да Ведуньи, все так появляемся. А вот про что мы ведаем, да почему не всем и не всё про то говорим, могу рассказать...
      Когда Русь ещё в самом начале была, когда покровительствовали ей языческие Боги, в каждом поселении, в каждом племени самыми уважаемыми людьми были Жрецы.
      Жрецы сохраняли капища, места поклонения Богам. Жрецы приносили Богам жертвы, через них благосклонные к людям языческие Боги предсказывали людям, что их ожидает, предостерегали от неудачной охоты, от засухи и наводнений, от ненужных войн.
      Боги через Жрецов предсказывали погоду, что было очень важно для людей, которые тогда в основном занимались земледелием и скотоводством.
      А для того, чтобы люди не слишком часто беспокоили их по пустякам, Боги наделили Жрецов способностью предсказывать и прорицать некоторые события.
      Но потом язычество оказалось под запретом, идолов языческих Богов княжеские слуги сжигали, капища разрушали, Жрецов преследовали и казнили.
      Но глубоки были корни языческой веры, связанной, как и народ, с природой. Не сохранилось язычество полностью, но осталось множеством отголосков, даже в христианских обрядах сумели языческие мотивы отразиться, яркие праздники языческие сохранились.
      Это и вербное воскресенье, и широкая масленица.
      И разбрелись Жрецы по всей Руси. Но не утратили они дар предвидения. И передавали его по наследству.
      Бродили по городам, по сёлам, предупреждали народ русский о грядущих переменах, о грозящих им бедах.
      Власти не любили предсказателей. Не любили потому, что многие беды на землю Русскую именно неразумные правители принесли. И стали власти, князья да цари, объявлять всех прорицателей кликушами, бесноватыми, юродивыми.
      Народ же в отличие от правителей, любил прорицателей, берёг их, потому и не трогали их власти, побаивались гнева народного. В народе прорицателей приравнивали почти к святым, называли их так же блаженными.
      Только блаженные могли царям правду в лицо говорить. Таким был и Железный Колпак, который Годунову велел богов слушать. Был ещё дьяк Авель, который многое предсказал, что потом сбылось. И год смерти Екатерины Великой, и пожар Московский.
      Постепенно извели городских прорицателей. Но жили ещё в глухих деревнях такие люди, которые будущее ведали. Их-то и называли в народе Ведунами, да Ведуньями. Они могли всем и каждому его судьбу предсказать.
      В одном селе случились странные вещи.
      Началось всё с того, что летним днём, когда все были на покосе, на ближнем к деревне лугу потемнело вдруг, почти как ночью, налетел сильный ветер, нагнал стремительно чёрные тучи, ударили из этих туч ослепительные молнии, загрохотали свирепые громы и хлынули на землю потоки воды.
      На лугу укрыться негде, ни одного деревца не растёт. Бросились люди в деревню, по домам от ливня спасться.
      Забежали на горку, и вдруг светло стало. А ливень и гроза не утихают. Удивились люди, остановились, оглянулись, да так и застыли на месте, руки разведя и рты разинув.
      И вот что они увидали.
      По размытому просёлку, опираясь на кривой посох, шагал старик в белых штанах и рубахе. Ветер вокруг него рожь по земле пластом стелил, травы в землю втаптывал, а у него ни один волос не шевелился ни в копне белых волос, ни в седой бороде до пояса.
      Этот странный седой старик шёл, а над ним выгибалась коромыслом удивительно яркая радуга.
      Люди стояли на горке, позабыв про то, что их ливень насквозь вымочил, и смотрели, как всё ближе и ближе подходит к ним Белый Старик.
      А он шёл не спеша, словно и не было вокруг грозы. Он приближался, а вместе с ним приближалась и радуга. И чем ближе подходил Белый Старик к селу, тем тише становился ливень.
      Белый Старик прошёл мимо селян, даже голову в их сторону не повернув.
      Радуга прокатилась над селом и растаяла. И тут же гром затих, молнии ослабели, и ливень кончился.
      А когда проходил Белый Старик мимо людей, все заметили, что одежда на нём сухая. И волосы на голове, и борода, тоже сухие.
      И штаны у него белые, словно он по сухому песку прошёл, а не по просёлку, на котором грязи по колено.
      Не успели люди словом перекинуться, впечатлениями поделиться, как Белый Старик зашёл в заколоченную избу, стоявшую на отшибе.
      Пошли сельчане к избе, постучались осторожно в ворота. Вышел к ним Белый Старик, остановился молча на крыльце, из-под кустистых белых бровей народ оглядывая.
      Вышел вперёд деревенский староста и сказал:
      - Мы, мил человек, не спрашиваем, откуда ты и кто таков. Пожелаешь сам поведаешь, а нет, и не надо, живи. Только в этом доме тебе селиться не следует.
      - Чем же он хуже других? - спросил Белый Старик.
      У многих мурашки по коже пробежали, так этот голос на воронье карканье похож был.
      - В этом доме печник жил, - пояснил Староста. - Ты старый человек, должен знать, что большинство печников да плотников с Нечистой Силой водятся. Вот и этот связался. Он жадный. Говорили, что Печник этот с Чёртом обменялся, тот обещал ему открыть место, где клад закопан, а Печник в замен пообещал, что как только клад тот найдёт и выкопает, сразу душу свою бессмертную Чёрту передаст во владение.
      Вывел Чёрт Печника на бросовый луг, на котором даже трава расти не хотела, и пояснил ему:
      - На этом месте потому ничего не растёт, - рассказал Чёрт, - что здесь тайно висельник не отпетый похоронен. Не страшно тебе?
      - Чего мне-то бояться? - угрюмо буркнул Печник. - Не я же здесь похоронен.
      Удивился Чёрт, но ничего не сказал. Щёлкнул он по земле хвостом, посмотрел вокруг, походил, потом остановился посреди луга, топнул копытом по земле и сказал Печнику:
      - Вот земля, под ней висельник, а на земле мой след, след копыта. И в том месте, где след, клад и зарыт. Копай, пользуйся. А мне душу отдай, как договорились.
      - Как бы не так! - повертел Печник у Чёрта под носом дулей. - Так я тебе и отдал душу. Кто её знает, может быть, она мне и пригодится.
      - Ты же обещал! - завопил рассерженный Чёрт.
      - Я тебе обещал душу отдать, когда клад выкопаю, - ответил Печник. Вот когда выкопаю, тогда и отдам.
      - Так копай! - крикнул Чёрт. - Что ты стоишь?!
      - А куда мне спешить? - пожал плечами Печник. - Клад вон сколько лет в земле лежал. Пускай и ещё немного полежит, а я пока похожу подумаю, выкапывать, или нет. А ты тоже пока погуляй.
      Поругался Чёрт, покричал, да что тут сделаешь? Отступился. Договор дороже денег, никто его за язык не тянул. Пошёл Чёрт восвояси.
      А Печник вдогонку ему смёётся:
      - Ну что, Чёрт, обманул я тебя?
      Обернулся Чёрт, усмехнулся, подмигнул Печнику огненным глазом, щёлкнул хвостом, и ответил:
      - Что бы ты понимал, глупый. Ты не меня, ты себя обманул.
      Хлопнул ещё раз по земле хвостом, забросил горсть песка в глаза Печнику, а пока Печник протирал их, Чёрта и след простыл.
      Печник же собрал свои сбережения, которые у него в погребе в кубышке зарыты были, и выкупил у общины бросовый луг.
      Потом построил на этом лугу дом и стал там жить.
      Только что-то странное с ним происходить стало. Со двора он никуда не уходит, весь день у окошка сидит, луг осматривает. А что высматривать, когда там даже трава сорная не растёт? Никто же не знал, что клад там зарыт. Что не просто так Печник работу забросил, дома сидит. Он клад стережёт.
      Поначалу Печник жил себе, да тихо радовался. Во дворе у него клад зарыт, когда захочет, тогда и выкопает. Чёрта он тоже лихо обманул. Но только чем дальше, тем хуже. Отойти от дома Печник боится. А вдруг кто клад его раскопает? Работы у него нет, денег тоже, припасы в доме заканчиваются.
      Решился Печник. Лёг спать пораньше, чтобы встать, надеясь, что Чёрт его не увидит. Глядишь, удастся незаметно клад выкопать, да ещё и душа при себе остаться может.
      Не то, чтобы она ему очень уж нужна была, но вдруг кто ещё больше за неё предложит, чем Чёрт. Печник не с душой расстаться боялся, он продешевить не хотел.
      Проснулся он от странного шума во дворе. Тут же вскочил с постели, схватил ухват, и во двор выскочил.
      Выскочил, и замер на пороге, даже ухват у него из рук выпал.
      По всему бросовому лугу бродило громадное стало коз. Подхватил Печник опять ухват, и бросился на перепуганных животных.
      Разогнал коз, пошёл поскорее за лопатой, а когда стал след искать, за голову схватился, вспомнив, что Чёрта не зря козлоногим зовут. Копыта-то у него козлиные! А весь луг теперь был в козлиных следах.
      Ухват вырвался у него из рук и вприпрыжку помчался по кругу с издевательским ржанием. И только тогда вспомнил Печник о том, что в селе ни у кого коз не было.
      Понял он, что это Чёрт над ним издевается. Взял он лопату и стал копать всё подряд.
      Да только куда там! Зряшные труды. Луг большой, весь не перекопаешь, а козлиных следов вокруг - море.
      День Печник ямы роет, второй, наконец сил не стало, взмолился он у Чёрта:
      - Приходи, козлоногий, укажи место, выкопаю я этот клад проклятый, забери ты мою душу.
      Явился Чёрт. Уселся на крыше, трубу печную обнял и говорит:
      - Глупый ты, глупый, Печник. Я своё условие выполнил. Место клада тебе указал. Только ты меня обмануть хотел, а того не знал, что душа твоя и так мне принадлежит. Это я с тобой шутки шутил. Не ты меня обманул, я тебя. Любой, кто заключит сделку с Чёртом, душу свою ему тут же вручает, независимо от того, о чём он там договорился.
      - Да шут с ней, душой, - чуть не плачет Печник. - Ты мне укажи где клад лежит!
      - Ну нееет! - погрозил пальцем Чёрт. - Ты хотел умнее Чёрта быть, вот и будь.
      Встал, нырнул в печную трубу, и тут же из неё вылетел, исчезнув в небе.
      Рыл Печник ямы ещё неделю.
      А на седьмой день не выдержал и повесился. На кладбище его поп не велел хоронить, самоубийц за оградой кладбища хоронят, так его на бросовом лугу возле дома его, в поганой земле и закопали.
      С тех пор никто не селится на этом месте в нашем селе, - закончил Староста.
      - Никто не селится, а я поселюсь, - ответил Белый Старик, и ушёл в дом, даже не попрощавшись.
      Переглянулись сельчане и разошлись, непонимающе покачивая головами.
      Стал Белый Старик жить в бывшем доме Печника на поганом месте.
      Днём он в лес ходил, травы собирал, сов, да летучих мышей отыскивал, к себе во двор на жительство приглашал.
      Ночью Белый Старик до утра в доме лучину жёг, что-то на огне готовил, потому что из печной трубы дымок вился.
      Пришёл он однажды к соседу, постучал в ворота, а когда вышла его жена, он сказал ей:
      - Дай мне молока!
      - У нас семья мал-мала меньше, - ответила та, - детей полон дом, живём бедно, только-только им хватает.
      - Ну и что? - нахмурился Белый Старик. - Всё равно твоя корова ночью сдохнет!
      Сказал так и ушёл.
      А ночью корова у его соседа и вправду померла. Горе у них большое. А Белый Старик пришёл к ним и говорит:
      - Не дали мне молока, вот вам за это. Дали бы, может, подсказал бы, как спасти вашу корову.
      Стали его ругать, а он повернулся к мужику, который рядом стоял, и говорит:
      - Ты-то чего кричишь? Что суетишься? Что о чужой корове печалишься? Завтра ты сам помрёшь
      Все испуганно притихли. А Белый Старик повернулся спиной, и ушёл со двора.
      На следующий день полез на сеновал тот мужик, которому Белый Старик смерть назначил, да и упал оттуда, и прямо на борону напоролся, которая кверху зубьями лежала...
      Похоронили мужика и угрозу Белого Старика вспомнили. И стали его с тех пор стороной обходить.
      Как кого на улице встретит, да как что скажет плохое, так оно и исполняется. А хорошего он никому не говорил.
      Стали люди, как только он появляется, по дворам прятаться.
      Выходит Белый Старик на улицу, вся деревня по домам. Даже собаки брехню заканчивают. Тишина в селе такая, словно там и не живёт никто.
      А Белый Старик стал тогда по-другому поступать. Он подойдёт молча к чьим-то воротам. И как постоит у ворот, так в этом доме на следующий день беда случится: корова захворает, кур лиса подавит, сами хозяева заболеют...
      Затихло весёлое когда-то село.
      И вот однажды, когда опять вышли все жители косить луга под горкой, пролился сильный ливень. Такой же сильный, как в тот день, когда в село Белый Старик пришёл.
      Побежали все обратно в село, а как на горку взбежали, ливень и кончился. Сразу как-то весёлое солнышко появилось. Повернулись обратно на покос идти, косы, да грабли, которые побросали, собрать, да так и застыли всем селом.
      По просёлку поднимался в горку Белый Старик. Поначалу думали люди, что это тот самый, из их села, а потом присмотрелись, нет, другой совсем Старик.
      Этот ростом поменьше был, лицом покруглее.
      Переглянулись селяне и встали стеной у него на пути.
      - Здравствуйте, люди добрые, - поклонился им в пояс Белый Старик, поравнявшись с ними.
      - И ты здравствуй, - ответили ему вразброд.
      И вышел вперёд Староста. И сказал он Старику:
      - Шёл бы ты мимо, дедушка. У нас уже есть один такой Белый Старик, хватит с нас.
      - Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался Старик. - Расскажите, что за ещё один? А потом я сам уйду, меня и гнать не нужно будет.
      Рассказали Старику. Он выслушал и сказал:
      - Это не просто Белый Старик. Это - Ведун у вас поселился. Только он все заветы нарушил. Придётся его наказать. Приведите его ко мне.
      Пошли люди, привели своего Белого Старика.
      Посмотрел на него пришедший, и дотронулся своим посошком до его посоха.
      И тут же посох в руках Белого Старика превратился в большую чёрную змею.
      Попробовал Белый Старик выбросить эту змею, а она словно прикипела к руке у него. И тянется к нему. Тот не смог с ней совладать и укусила она его в голову.
      И тут же почернел Белый Старик. И стал Чёрным Стариком. Усох весь, сморщился.
      - Вот так вот, - сказал пришедший дедушка. - Это гордыня его так изуродовала. Он должен своим провидением помогать людям, подсказывать им, предостерегать, а он запугивать взялся.
      Ударил он посошком по голове Старика и сказал:
      - Всё, что ты ведал, забудь, всё, что знаешь, пускай умрёт в тебе, как эта змея умрёт сейчас.
      И дотронулся он до змеи. И зашипела змея, и рассыпалась в прах.
      Стали благодарить дедушку. Стали его к себе жить звать, да он отказался.
      - Кто же ты? - спросили его.
      - Я тот, кто даёт провидение, и тот, кто его забирает. А вы живите, не бойтесь. Больше ни один Ведун, ни одна Ведунья, не смогут предсказать ни одному человеку смерть. Потому, что это великое таинство. Такое же таинство, как и судьба. Не дело Ведуна судьбу открывать. Каждый должен сам с ней бороться, или добиваться её благосклонности. А Ведунам и Ведуньям дано будет только предостерегать людей, подсказывать, но только совсем немного, чтобы не привыкали люди чужим умом жить.
      Сказал так дедушка и исчез.
      А мы, Ведуны и Ведуньи, теперь так и поступаем. А кроме этого ведаем мы памятью. Мы не только оберегаем людей от каких-то событий, мы их от предостерегаем. Самая страшная беда для человека - беспамятство.
      Вот чем мы ведаем.
      - Да ну тебя, старая... - проворчал Домовой. - Памятью я сам своей ведаю, сам знаю, что мне помнить, что нет. А ты наговорила тут всякого, чтобы мне не предсказывать. Не Ведунья ты, а ведьма старая...
      - Это я-то старая?! - рассмеялась Ведунья. - А ты? Да ты вообще пенёк. Сказать, сколько ты лет по погребам да по запечьям шастаешь?!
      - Нет! - заорал Кондрат. - Нам, Домовым, никак нельзя возраст вслух заявлять - беда будет!
      - Да что ты? - притворно ужаснулась Ведунья. - А если я попробую?
      - Да ты что?! - кричал Домовой. - Беда будет! Ууууу!
      - Ну так что ж! - притворно вздохнула Ведунья. - Будет, так будет. Чему быть, того не миновать...
      - Бабка! Не вздумай! - завопил Кондрат.
      Но было уже поздно. Она сказала:
      - Двести тридцать четыре годочка тебе, два месяца, три недели с одним днём, и одиннадцать часов...
      - Ну что ты наделала?! - заорал Домовой.
      - А что? Кому-то плохо?
      - Всем плохо! - кричал в голос Кондрат. - Всем! Все думали, что я молодой и красивый, а теперь будут думать, что я - красивый и старый! Всем будет очень грустно! Дурацкие у тебя шутки, бабка...
      - Смотри, Кондрат, если будешь грубить, я ещё чего про тебя вспомню, - пригрозила Ведунья.
      - Что ты, что ты, бабулечка-душечка, - испугался Домовой.
      - Смотри, да помни. Спите, а я пошла за Лешим и Кикиморой...
      Мы с удовольствием улеглись. Проснулся я от жуткого крика.
      Глава двадцать третья
      Неукротимая Кикимора. Тени
      Как оказалось, кричал я сам.
      И как было не закричать, когда открываешь спросонья глаза, и прямо над собой видишь морду. Рогатую, всю в шерсти, в клочьях мха, и с улыбкой от уха до уха, от которой становится совсем жутко, поскольку на всю эту широкоэкранную улыбку приходится всего два зуба, при этом оба черные и кривые, да ещё и растут в разных концах этой пасти. Вот когда я понял, откуда пошла присказка про то, что зуб на зуб не попадает!
      В дополнение ко всем этим прелестям, по плечам свисали два уха, опускаясь до локтей. Вместо носа эту образину украшал сопливый кабаний пятак.
      Чудовище поспешно и ласково прикрыло мне рот ладошкой, не очень чистой и почему-то покрытой шерстью, словно в варежке. При этом существо закрыло мне нос, совершенно не заметив этого.
      - Тише леший... - сказало оно мне.
      - Фам фы фефый... - профыркал я в ладошку и стал задыхаться.
      - Что, что? - переспросило чудище, убирая лапу.
      - Сам ты - леший! - рявкнул я, выплевывая клочья шерсти.
      - А я и говорю: "Тише. Я - Леший". А что?
      - А ничего, - сердито ответил я, сообразив, что это и есть тот самый Леший, которого обещала привести Ведунья. - Ты поосторожней не мог разбудить?
      - Я и так осторожно будил, - обиделся Леший.
      Я вспомнил его улыбку и своё пробуждение, и вяло согласился:
      - Ну да, конечно. Это просто мне что-то нехорошее приснилось.
      Я сел и огляделся.
      Насколько я мог видеть подслеповатым взглядом, вокруг валялись вещи. Собираясь в переход, выбросили всё лишнее, даже котелок не оставили. С собой взяли только консервы, бинты и оружие.
      Фомич и Оглобля беседовали о чём-то со старым Лешим, совсем шерстяным, с белой, как у козла, бородой. И совсем даже не похожим на Дядюшку Лешего, которого я встретил в прошлом году на болоте.
      А около меня остановилось существо, которое по некоторым, очень слабо выраженным признакам, скорее даже, намёкам, можно было принять за особу женского рода.
      Существо это стояло, засунув палец в длинный и узкий нос, хотя казалось, что в этот нос даже нитку не вставить. Смотрела эта особа, не отрывая глаз, на Балагулу, при этом гудела густым, как деревенская сметана, басом.
      Голова у неё была длинная, как парниковый огурец, или как жизнь на Кавказе, и голая, как кавказские вершины.
      Одета она была в длинное платье из крапивы. Из-под этого платья свешивались две ножки. Именно свешивались. Сказать, что она на них стояла, было бы сильным преувеличением, поскольку при малейшем движении воздуха ножки эти приходили в дрожание и вибрацию, отчего вся она начинала колыхаться волнообразно.
      Заметив мой взгляд, она резко повернулась и оживлённо запищала, что было удивительно, учитывая то, как она только что сопела.
      - Здравствуйте! Я - Кикимора, - пищала она так, что у меня в ушах звенело. - Ах, как тут одиноко! Скажите, вам не бывает одиноко, когда вам одиноко? Вам никогда не хочется снять с себя последнюю рубашку и одеть первую? Вам никогда не хотелось плюнуть в колодец, чтобы увидеть, как ЭТО вылетает оттуда? А вам не хотелось плевать в высокий потолок, лёжа на спине? Ах, скажите, скажите! А кто это там такой, с такой прекрасной выдающейся челюстью? Вы меня познакомите? А он любит Кикимор? Ах...
      Я сморщился, потёр уши, поспешно схватил Кикимору за руку и быстро, так что ноги её чуть не остались там, где она только что стояла, потащил к Балагуле, которому и пихнул прямо в руки.
      Отбегая от них, прежде чем я успел зажать уши, я ещё услышал:
      - А вы любите ждать любимую, когда идёт дождь, чтобы предложить ей, насквозь промокшей, свою тёплую и сухую кожу? А вы...
      И тут на нас упала ТЬМА. Не мгла, не туман, которые наступили для нас после злой выходки Куриной Немочи, не вечерние сумерки. Именно ТЬМА абсолютная и непроницаемая, когда не видно кончик собственного носа. И сразу же стало невыносимо холодно, словно меня поместили прямо в лёд.
      - Стойте на месте! Возьмитесь за руки! Это плащ Чёрного Колдуна! Возьмитесь быстро все за руки, иначе он кого-нибудь заберёт! - закричала твёрдым голосом Ведунья.