- Давай сюда Радио, я сам понесу.
      - Неет, - покосившись на героического Балагулу, ответил тот, с сожалением вздохнув. - Я сам. Я понесу.
      И он постарался выпрямить отсутствующие коленки.
      Хорошо, что идти оказалось недалеко. Я раздвинул кустарник и прямо перед носом увидел удивительной красоты полянку.
      Глава шестнадцатая
      Медвежья Поляна
      Большая, светлая, окружённая зарослями малины, она тянула прилечь на травку и греться на ласковом солнышке, подставляя бока.
      - Отдых! - скомандовал Фомич.
      Мы с Оглоблей отправились за дровами. Как оказалось, не все у нас, как Фомич и Оглобля, питались воздухом.
      Борода принялся собирать какие-то травки, Фомич пошёл за водой, Кондрат увязался за ним, Балагула остался охранять лагерь.
      И тут же полез в густые заросли малины...
      Нас с Оглоблей заставил всё бросить и бежать на Поляну леденящий душу вопль, перешедший в пронзительный визг.
      К нашему ужасу мы опоздали. Выскочив из кустов, мы остановились, оцепенев от вида ужасающей картины:
      Посреди поляны валялся лицом вниз несчастный страдалец Балагула, а сверху его беспощадно рвал огромный медведь.
      Я вскинул обрез, целясь в медведя, но Оглобля толкнул стволы вверх, и картечь с визгом ушла в небо.
      Медведь, от испуга присев, бросил трепать Балагулу, подпрыгнул, опустился на четыре лапы, и бросился наутек.
      При этом с ним от страха случилась могучая медвежья болезнь...
      Огромный медведь, ошалевший от страха, несся на другой конец поляны прямо на Кондрата и Фомича, возвращавшихся с вёдрами, полными воды.
      Фомич успел отскочить за дерево, а Кондрат остался стоять как вкопанный, его сковал страх. Всё, что он смог сделать в свою защиту, это пронзительно завопить, отчего только усугубил медвежью болезнь.
      Косолапый сбил с ног Домового, промчался всей своей массой прямо по нему и скрылся в густом кустарнике.
      Фомич бросился к распростёртому Кондрату, но тот, хотя и с трудом, но всё же встал сам, вытянул перед собой дрожащие от страха руки и пошёл так в нашу сторону неуверенной деревянной походкой.
      - Кондратик, что с тобой? - участливо спросил его Фомич.
      - Меня медведь об... обболел...
      Фомич бегом принёс оставленные на краю поляны ведра с водой и вылил одно на Кондрата. Тот осмотрел себя, обнюхал, поморщился, горестно повздыхал и заспешил к бездыханному другу.
      Дохромав до него, он склонился над телом Балагулы, и тут же вскочил, закрывая лицо руками:
      - Ой, я не могу! Он ему... Он ему... Медведь ему горб отъел! - в ужасе прошептал Кондрат.
      Мы с опаской приблизились. Спина бедняги была залита кровью. Над ним, отогнав нас в сторону, склонился Борода, велев никому не мешать и принести воды.
      Он долго и осторожно рассматривал бедного Балагулу, потом посмотрел на свою руку, понюхал её и облизал пальцы.
      - Он Вурдалак!!! - заорал Домовой.
      - Это же малина! - выкрикнул Борода. - Это не кровь. У него вся спина в малиновом соке.
      Мы с опаской приблизились и увидели, что спина у лежащего без чувств Балагулы вся в раздавленных ягодах малины.
      Борода перевернул несчастного горбуна на спину и плеснул ему в лицо водой. Тот задёргался, задрыгал ногами:
      - Не люблю воду! Не надо воды!
      - Дружок, ты больше не калека! У тебя медведь горб отъел! - радостно сообщил ему Домовой.
      - Чтоб он у тебя что-нибудь отъел! - сердито огрызнулся Балагула.
      Кондрат поднял лежавший рядом с его дружком полотняный мешочек и заглянул в него:
      - Странно, - пожал он в недоумении плечами. - Горошины, сухари, малина... Да это же - горб!
      - Как - горб?! - подошёл к нему Оглобля.
      - Это он, подлая его душа, чтобы ничего не тащить, засунул себе на спину мешок с горохом и жрал этот горох всю дорогу, отчего и треск стоял, возмущался взбешённый Домовой. - А я думаю, что это он всё время спину чешет, а это он горох да сухари доставал! А в малиннике решил малинки добавить...
      - Сейчас другое важно, - остановил всех Оглобля. - Медведи - народ мирный. Просто так не нападут. Я точно знаю, сам здесь проходил. Чем ты его обидел? И не вертись, говори, как есть, иначе беда будет.
      - Так я значит чего? - заюлил разоблачённый "горбун". - Я собираю тут малинку, никого не трогаю, слышу в кустах трещит. Заглянул туда, вижу сидит мужик в шубе, спиной ко мне, и малину жрёт. Главное, не по ягодке собирает, а сгребает куст в охапку и тащит ручищами в рот, вместе с листьями. Я ему кричу:
      - Ты что же, такой сякой, делаешь? Ты что же это с ягодой вытворяешь?! Кто же так малину собирает?!
      Он в ответ на меня ноль внимания, только фыркает. Разозлился я, подошёл поближе, да как дам пинка! Очень меня обидело, что он не по ягодке собирает...
      - Да как же медведь будет по одной ягодке собирать, когда у него пальцев нет?! Дурья твоя башка! - сплюнул Фомич.
      - Я-то думал, что это мужик, - оправдывался и без того смущённый Балагула. - Ещё смотрю на него и думаю, чего это он в такую теплынь в шубе ходит? Ну, когда он повернулся, я понял, что это не мужик. Извините, говорю, обознался: не за того принял. А он - грубое животное. Кааак накинется! Ну, я, конечно, грудью... это... на землю. Ну, а он сверху, этот... горб мне давай рвать...
      - Горб! Я тебе покажу - горб! - бросился на него Домовой.
      Обеспокоенный Фомич остановил его, удержав за плечо:
      - После отношения будете выяснять. А сейчас надо побыстрее отсюда убираться, как бы нас хозяева об этом не попросили, тогда хуже будет.
      - Медведи, что ли? - испуганно поинтересовался Балагула.
      - Нельзя Хозяина по имени звать. Придёт. Зови, как хочешь: Хозяин, Босой человек, только не по имени, - погрозил ему Оглобля...
      Кусты малины на краю поляны затрещали, зашевелились...
      - Ну вот, накликал... - тихо сказал Оглобля, доставая топор.
      - Ты стрелять не спеши, пока я не скажу. - удержал вскинутый мной обрез Фомич.
      Мы встали посреди поляны спина к спине, заняв оборону, готовые дорого отдать свои жизни. Обступая нас плотным кольцом, изо всех кустов, выходили и выходили медведи.
      Тогда вперёд выступил Фомич:
      - Мы не враги Лесному Народу! Мы воюем с Нечистью, с Лесной тоже. Я - Фомич, Ночной Воин. Вы меня должны знать. Я ваших медвежат во время обходов в лесу находил и к Поляне выводил. Наш друг обидел Медведя не по злобе, а по глупости и по недоразумению. Если вы на нас нападёте, мы будем защищаться. Кому польза, что мы побьем друг друга? Я сказал, вы - думайте.
      Он вернулся к нам, а Медведи собрались в круг, что-то обсуждая. Потом вперёд вышел самый большой и старый из них. Он сказал:
      - Идите, куда шли. Мы вам вреда не причиним. Если сумеем, то и поможем. Отдыхайте. Мы покараулим.
      Медведи скрылись в кустах, а мы поели, приготовив на костре кашу. Вернее, поели все, кроме Фомича и Оглобли.
      Я спросил у них, не выдержав:
      - Чем же вы кормитесь? Не спите, не едите...
      Ответил мне Фомич:
      - Надеждами питаемся, чужие сны смотрим, чужой покой охраняем. Зато с нами и хлопот меньше: готовить не надо, нам ни холодно, ни жарко не бывает...
      Вздохнул, помолчал, потом добавил:
      - А хотелось бы...
      И отошёл в сторону, где они с Оглоблей принялись что-то горячо обсуждать.
      А у меня почему-то пропал аппетит.
      Зато Балагула и Кондрат ели с такой поспешностью, что только ложки со свистом воздух рассекали.
      Балагула, как оказалось, из лени даже миски с собой не взял. Пришлось ему есть из одной миски с Кондратом.
      Сначала они долго перетаскивали эту миску каждый в свою сторону, стараясь подтянуть поближе к себе, потом вцепились левыми руками каждый в свой край, и со страшной скоростью замолотили ложками по каше.
      Брызги летели во все стороны, оба были в этой каше по самые уши. При этом Балагула так быстро работал ложкой, что не успевал вовремя открывать свой ковш, отчего пару раз кашу с ложки вместо ковша перегружал прямо себе на физиономию.
      Кондрат тоже несколько раз промахнулся и забросил кашу себе за спину, вместо каши удивлённо ловя ртом воздух.
      При этом оба они бросались на миску с удвоенной энергией, когда им казалось, что сидящий напротив зачерпывает чаще. В один из таких моментов Кондрат только засунул ложку в рот, как ему показалось, что его приятель зачерпнул лишний раз.
      Он ринулся к миске, Балагула рванулся на перехват...
      Раздался стук лбов, глухое оханье, а потом что-то булькнуло...
      Услышав непривычную тишину с того места, где они ели, я поднял голову и увидел, что Балагула сидит на корточках, торопливо перегружая содержимое миски прямо себе в распахнутый ковш, а Кондрат сидит на земле с выпученными глазами, открыв рот, из которого торчит... черенок от ложки!!!
      Ложка, между прочим, была у него деревянная, с хороший кулак. И когда они лбами стукнулись, он эту ложку и проглотил, а она застряла у него в горле.
      Глаза у Домового покраснели, вылезли из орбит, а по щекам и бороде градом катились слёзы.
      К нему подскочил Борода, попытался похлопать по спине, но безуспешно. Я попробовал вытянуть ложку за черенок, - не тут-то было, застряла она в горле наглухо. Оглобля и Фомич топтались рядом, не зная чем помочь в такой неожиданной ситуации.
      Балагула, как ни в чем не бывало, продолжал вытряхивать себе в рот остатки каши.
      Наполнив остатками ковш, он задвинул его на место, булькнул, заглатывая, потянулся и подошёл к нам.
      Посмотрев на наши безуспешные потуги, послушав горячие споры о том, как помочь Домовому, он отстранил меня, наклонился над раззявленной пастью Кондрата, двумя пальцами покачал деревянную ложку за черенок. Встал, помычал, покачал головой. А потом, мы даже охнуть не успели, взял и затолкнул ладонью ложку внутрь.
      Кондрат судорожно дёрнул кадыком, и в наступившей тишине было слышно, как ложка тяжело чавкнула на дно желудка.
      Страдалец Домовой сидел, отчаянно и со свистом хватая ртом воздух, вытирая со лба испарину.
      Немного придя в себя, осторожно потрогал живот. Прислушался, наклонив голову, к своим внутренним ощущениям, явно остался чем-то недоволен, встал, подобрал увесистую палку и медленно пошёл на Балагулу, бессвязно бормоча в ярости:
      - Мы не дойдём вдвоём! Я его порешу! Не мешайте мне! Он меня вилкой! Меня Медведь из-за него обболел! Я Радио тащил! Он в меня ложку!!!
      Балагула попытался залезть на дерево, это ему не удалось, мешал пупок. Он сорвался, тут же спрятался за ствол, и оттуда заговорил:
      - Я тебе жизнь спас! Задохнулся бы ты без меня - дурак!
      - Ты не кипятись, Кондрат! - стараясь быть объективным, вмешался я. - Мы действительно не могли эту ложку вытащить. Так что выходит, что он тебе и вправду помог.
      Так мы уговаривали Домового.
      - Ну и ладно! - размазывая по физиономии слёзы обиды, произнес Кондрат. - Только Радио он дальше сам попрёт... И рогатину!
      - Ладно, ладно, всё сделаю... - на удивление покладисто согласился Балагула.
      - Слышь, Борода, - обратился Домовой к нашему знахарю. - Ты всё знаешь, скажи, дерево переваривается?
      - Мне кажется, что нет, - задумчиво почесал Борода бороду.
      Кондрат заметно помрачнел, и заметивший это добродушный Борода попытался успокоить его:
      - Ты не переживай, Кондрат, - всё лишнее из желудка само собой выходит, естественным путём...
      - Что?! - выпучил глаза Домовой. - Да ты что! Ты знаешь, какая ложка здоровенная?! Она в горло еле прошла, как же она выходить будет?! Больно же!
      - Ну и что? - выставил ковш осмелевший Балагула. - Потерпишь!
      - Я потерплю! - зловеще согласился Кондрат. - Но только потом засуну тебе эту ложку туда, откуда она у меня выйдет...
      - Чтоб она у тебя там застряла, - проворчал тихонько Балагула.
      - И зачем только я с вами увязался? - ворчал Кондрат, прислушиваясь к тому, что происходит у него в животе.
      - Правильно, - поддакнул красавец Балагула. - Сидел бы в избе, Дом охранял. Только зачем тебе пустой Дом охранять? Что там охранять?
      - Очень даже многое! - рассердился Кондрат. - Даже в пустом доме всегда есть что охранять...
      Глава семнадцатая
      Что Домовой охраняет?
      Наверное, никого из Домашних полудухов в народе не знают так хорошо, как Домового, или Дедушку, как его ещё иногда называют.
      И ни про кого из Домашних столько кривотолков не ходит.
      Попробуйте заговорить о Домовом среди людей. Каждый начнёт с горячностью доказывать что-то своё. Одни будут утверждать, что Домовой добрейшее и милейшее существо, другие - что Домовой самый отвратительный пакостник из всех Домашних, что он не только пакостит по всякому, но ещё и самую тесную дружбу ведёт с нечистой силой, её за собой в Дом тащит, по углам расселяет, хозяев выживает.
      Так где же правда? Какой же он на самом деле, это самый Домовой?
      Правда, как всегда, где-то посередине. И те, и другие в чём-то правы, но в чём-то и не правы.
      Домашние на Руси живут сравнительно недавно. До того, как появились Домовые, да Кикиморы и Шишиморы всякие, в домах славян обитали языческие боги. Много было богов, потому и обитали они повсюду.
      Одним из главных Богов, наравне с Даждьбогом, Ярилой и Перуном, был могучий Велес. Он покровительствовал скоту и огню. Его называли "скотий бог". В языческом Киеве идол Перуна стоял на горе, в центре, а идол Велеса - на Подоле, внизу, под горой.
      Потому Перун считался княжьим Богом, а Велес - Богом всея Руси.
      Поскольку имя Велес созвучно со словом "волос", то иногда так его и называли. Отсюда и легенды о волшебной силе, таящейся в волосах, вспомните хотя бы бороду Черномора. И другое поверье напоминает о Боге Велесе, или Волосе.
      Замужние женщины обязательно должны ходить с покрытой головой, скрывая волосы. Если покажет чужим волосы, "засветится волосами", очень гневается на это Домовой, поверенный Бога Волоса. А об уронивших платок, говорили, опростоволосилась, волосы выпростала, всем показала. Отсюда и выражение пошло: "опростоволосился", попал в глупую ситуацию.
      Но князь Киевский Владимир изгнал с Руси языческих Богов, насильно заменив язычество христианством. Не водяной купелью, огнём и мечом крестил Русь Владимир.
      Ушли языческие Боги. Но поселили повсюду множество Домашних, чтобы те напоминали потомкам, что от язычества Русь пошла, что все мы от одной матери - Природы.
      Скотий Бог Велес оставил в напоминание о себе Домовых, которые должны были не просто Дом стеречь, как многие теперь думают.
      Домовые изначально хранители не самого Дома, а огня, очага в доме. Раньше в каждом Доме был очаг и огонь. Бог Велес был покровителем душ умерших. Мудрый Бог Велес завещал Домовым не просто огонь в очаге или стены Дома охранять. Вверяя им хранить огонь, олицетворение душ умерших предков, он доверил хранить им самое святое - Память.
      Дом раньше переходил из поколения в поколение. Старился дом, его сносили и на этом самом месте ставили новый. И всегда горел в Доме очаг. Всегда живой огонь напоминал хозяевам о предках, они как бы жили рядом.
      И сам Домовой, который служил в этом Доме ещё тем хозяевам, души которых теперь трепетали в очаге языками пламени, был связью между живыми и мёртвыми.
      Он сам по себе почти никогда не покидал Дом, в который его поселил ещё сам Велес. Если хозяева собирались куда-то переезжать, они должны были очень сильно просить Домового, чтобы тот поехал вместе с ними.
      Тот соглашался на переезд только в том случае, если точно знал, что в оставшемся Доме поселится другой Домовой, и что могилки предков, живших в этом доме, не останутся без присмотра.
      Он настолько всегда роднился с хозяевами, что зачастую даже лицом на них похож становился. Называли Домовых по-разному: Шишок, Дедушка, Хозяин.
      Домовым мог стать и обычный человек, умерший без причастия. Живут они в основном за печкой, куда нужно было бросать мусор, чтобы Домовой не перевёлся.
      Ни в коем случае нельзя было выносить мусор из избы. Вот откуда пошло выражение: "выносить сор из избы". Это означало остаться без покровителя, без Домового.
      Потому же уборку в доме всегда начинали от порога, заметая мусор к печи, не вынося его за порог. Да и сейчас многие хозяйки ни в коем случае не начнут уборку от печки, или из угла, всегда от порога. Именно в углах и за печкой излюбленное место проживания Домового, да ещё в подполе.
      Домовой не всегда такой добрый. Если хозяин его творит плохие дела, не помнит родственников, предков забывает, Домовой его наказывает. Он начинает скот хозяйский мучить, лошадям гривы заплетать, птицу домашнюю по ночам пугать, с насестов сгонять.
      Если в Доме кавардак, если скотина словно взбесилась, если среди бела дня кувшины сами собой с полок валятся, значит, чем-то Домовой недоволен, свой протест выражает.
      Вот какие мы, Домовые.
      А я в этом доме много столетий прожил. Ну, не точно в этом, а в том, что на его месте стоял. Хорошие были у меня хозяева. Трудолюбивые, добрые, радушные. Родителей чтили, предков всегда с уважением вспоминали, меня, Домового, жаловали.
      Жил я так с ними, нарадоваться не мог.
      А потом получилось так, что умерли мои хозяева, и поселился в Доме злой Бобыль.
      Был этот Бобыль лодырь и пьяница. И вместе с ним в Доме поселились чёрное пьянство, и чёрная брань.
      К тому же Бобыль был жаден и вороват. И ещё всегда и всем завидовал. Напьётся вечером, сидит на лавке и сам себе на всех жалуется.
      Уж как я старался ему помочь! Как пытался его вразумить! Всё бесполезно. Пропил всё Бобыль. И Дом пропил.
      Когда уходил, меня не то чтобы с собой пригласить - не вспомнил даже.
      Мало того, он перед уходом настриг свиной щетины и распихал тайно в Доме повсюду. Это для того, чтобы в Дом нечистую силу привадить!
      Он-то ушёл, а мне пришлось щетину эту собирать. Да разве всю её сразу выберешь? Поселилась всё же в Доме и Нечистая Сила. Я попробовал было с ней воевать, да куда мне!
      Только не мог же я просто так Дом бросить! Стал я Домашних приводить, селить их. Так вот вместе мы Нечисть и выгнали.
      А что никто из людей не живёт... Ну так и что? Нас, Домовых, только сами хозяева прогнать могут. Или Нечистая Сила, которая сильнее нас.
      Мы для того, чтобы на месте Дома Трава Забвения не выросла... Ясно теперь, что Домовые охраняют? - закончил Домовой.
      Мне, например, стало ясно.
      Мы стали собираться в путь. Впереди нас ждал Железный Лес.
      Глава восемнадцатая
      В Железном Лесу
      Лес оказался по-настоящему железный. Ноги грозила проколоть острая, как проволока, трава. Над головой шуршали железные листья с острыми краями. Отовсюду пахло холодом и железом.
      Бедняге Домовому упало на голову дикое яблоко, тоже железное. Хорошо, что ещё совсем маленькое, теперь он прикладывал его к здоровенной шишке.
      - Здесь внимательно и под ноги, и по сторонам смотрите! Лес нехороший. Глаз да глаз нужен, - предупредил нас Оглобля, побывавший в этих местах раньше.
      Я прислушался к жестяному шелесту листьев, к звону железных иголок на железных ёлках, и мне стало не по себе.
      Зябко поведя плечами, я тихо сказал Фомичу:
      - Ну и Лес!
      - Когда-то это был обычный Лес, - услышав, что мы говорим о Железном Лесе, вставил своё слово Оглобля.
      - И почему же он так вот вдруг стал Железным? - оглядываясь на металлические ветки, спросил я.
      - Давняя это история, - вздохнул Оглобля. - Точно не знаю, что случилось, но зато могу рассказать Легенду о Железном Лесе.
      И он рассказал.
      Легенда о Железном Лесе
      Когда-то здесь был самый обычный Лес. Зелёный и красивый. Но потом пришли люди и вырубили часть деревьев. И на освободившемся месте возвели Город.
      И в нём построили громадный Завод, который делал Железо. И все люди в этом городе делали Железо. Потому, что за это Железо им платили Деньги.
      И чем больше они делали Железа, тем больше Денег им платили.
      В Городе стало не хватать Заводов, чтобы делать ещё больше Железа.
      Его и так делали очень много, но людям хотелось во что бы то ни стало делать ещё больше, чтобы получать за него ещё больше Денег.
      И они стали строить ещё больше Заводов.
      Им даже камень для строительства завезти некогда было. И стали они строить Заводы из Железа. И дома строить людям тоже было некогда.
      Когда строишь дома, говорили они, не делаешь Железо. Когда не делаешь Железо, теряешь Деньги.
      Стали люди жить на Железных Заводах. А их каменные жилища развалились, потому что и жёны их, и дети, все стали жить на Заводах и делать Железо.
      Вскоре стоял возле Леса Город Железных Заводов.
      И так много стало этих Железных Заводов в Городе, что люди стали делать Железных Людей, чтобы они работали на этих Заводах.
      Лес же вокруг почти весь вырубили, потому что нужно было много места для новых Железных Заводов.
      И вода в реках и озёрах вокруг Города Железных Заводов вобрала в себя столько металла, что берега стали Железными, трава вокруг тоже стала Железной, потому что питалась водой из этих рек и озёр.
      И даже дожди стали Железными. И постепенно остававшийся ещё вокруг Города Лес тоже стал сплошь Железным, и звери, и насекомые в Лесу - тоже.
      Постепенно вымерли люди. Некоторое время поработали на Железных Заводах Железные Люди, но им не нужны были Деньги, поэтому работали они плохо. К тому же не могли ремонтировать сами себя.
      Остановились и замерли Железные Заводы. Растащили их на части рыскавшие вокруг Железные Муравьи.
      И на месте Города Железных Заводов вырос Железный Лес, по которому мы сейчас и идём.
      Так закончил Оглобля эту историю.
      Пока он рассказывал , я шёл вперёд и внимательно смотрел вверх, опасаясь что какое-нибудь железное яблоко рухнет мне на голову. И едва не поплатился за свое верхоглядство.
      - Берегись! - раздался крик.
      Чудом я успел отпрыгнуть, - распластавшийся в стремительном прыжке огромный Волк, щёлкнув стальной пастью, пролетел мимо.
      Острой болью обожгло бок. Я схватился ладонью и увидел на ней кровь. А Волк развернулся и готовился прыгнуть ещё раз: он стоял передо мной, расставив лапы, разинув пасть. Шерсть на нём была железной, ею-то он и ободрал мне до крови кожу.
      Раздумывать было некогда, я сорвал с плеча обрез, не целясь вскинул, да и что толку было целиться с такого маленького расстояния? Положив палец на курок, я почувствовал себя уверенней.
      Потом случилось что-то непонятное: Волк зарычал, попятился задом, и ушёл в кусты, зашуршав железом о железо.
      Но только я с облегчением перевёл дух, как в мою ногу кто-то впился. Я вскрикнул, глянул вниз, и увидел убегающего железного муравья, чёрного и блестящего, размером с кошку. С другой стороны, раскрыв стальные жевалки, на меня набегал другой муравей. Я не стал ждать, пока он меня цапнет, и выстрелил.
      Во все стороны с пронзительным визгом полетели пружинки, шестерёнки, гаечки, обломки железа. Раздался жуткий визг...
      Рассмотреть свой разлетевшийся на запчасти трофей я не успел. Со всех сторон к нам устремились Железные Муравьи.
      Я разнёс в клочья ещё одного, успел перезарядить обрез и развалить еще пару злобных насекомых, но перезарядить второй раз не успел. Муравьи подбегали так быстро, что пришлось доставать меч и молотить им направо и налево, благо особых навыков в фехтовании в таком бою не требовалось.
      Вот когда я с благодарностью вспомнил Оглоблю, настоявшего на том, что в бою лишнего оружия не бывает.
      Сам Оглобля крушил Железных Муравьёв на запчасти топором, который пришёлся как нельзя более кстати.
      Фомич демонстрировал чудеса фехтования, лихо и легко перерубая Муравьёв точно посерединке, где было тоньше всего. При этом он непрерывно двигался, не давая Железным тварям приблизиться.
      Кондрат, прижавшись к Железному дереву спиной, молотил набегавших Муравьёв сверху вниз увесистой дубиной. Борода сидел на ветке железного дерева, и что-то лихорадочно смешивал из мешочков и торбочек.
      Хуже всех чувствовал себя Балагула. Он вперевалку бегал на своих ножках без коленок, отягощённый ящиком Радио, пытаясь вилкой поразить Муравьёв, которые почему-то норовили пообкусать ему пальцы на ногах. Так же тщетно, но воинственно размахивал он в воздухе зажатой в другой руке вилкой.
      Сложно сказать, чем бы всё это закончилось, если бы не Борода.
      Наколдовав что-то с травами и порошками, и выбрав подходящий момент, он спрыгнул прямо на спину большому Муравью, пробегавшему под деревом. Тот рухну, а Борода быстро и ловко связал ему лапы кушаком, взвалил трофей на плечо, и взгромоздился со своей добычей обратно на ветку.
      Муравьи моментально побросали охоту за нами и собрались под деревом, на котором сидел Борода.
      - Вы не подходите сюда близко! Я сам справлюсь! - крикнул он нам. Я Муравьиную Королеву захватил!
      Борода терпеливо дождался, пока все Муравьи соберутся под деревом, развязал кисет с приготовленным заранее порошком, и посыпал толпящихся внизу Муравьёв. Они стали лопаться у нас на глазах с глухими хлопками. И во все стороны разлетались со звоном и с визгом детальки, шайбочки, кусочки железа, гаечки и всё такое прочее.
      Через каких-то пять минут на полянке вместо боевых Муравьёв со стальными челюстями валялась куча металлолома.
      - Вот что значит разрыв-трава! - весело сказал Борода, спрыгивая с дерева, залихватски подмигнув нам.
      Дальше мы прошли Железный Лес почти без приключений, если не считать нападения пары Железных Волков, с которыми мы сравнительно легко справились.
      Железный Кустарник начал редеть, и впереди завиднелась полянка.
      Но когда мы подошли ближе, она оказалась тяжёлой черной водой, абсолютно непрозрачной.
      Глава девятнадцатая
      Омут и Водяной
      - Смотри, смотри, - подтолкнул меня в бок Борода. - Видишь, левее? Вооон, воронка на воде крутится. Если где увидишь на воде такую воронку, знай - это Водяной на дне пряжу прядёт, веретено крутит. Омут это...
      Он зябко передёрнул плечами.
      - В Омут попасть - заживо пропасть. Как попадёшь в такую вот воронку на воде, тебя Водяной закрутит, за ноги ухватит, прямиком к себе на потеху, на дно утащит, - добавил Домовой.
      - Что будем делать? - спросил Фомич.
      - Может, обойдём? - робко предложил я.
      - Пока обходить будем, без малого день потеряем, - покачал головой Фомич.
      Он задумался, глядя на чёрную воду, словно ждал ответа оттуда, из мрачной бездонной глубины.
      - Переплывать надо, - вздохнул у него за плечом Оглобля. - Больше ничего не остаётся. Я, например, другого способа не придумал.
      - На чём переплывать? - оглянулся Фомич. - На железных брёвнах? По всей округе живого кустика не отыщешь, не то что деревца. А без плота, вплавь, с оружием, ни за что не осилим Омут.
      - Можно шкуру горячим воздухом надуть, - сказал, злобно оглядываясь на Балагулу, Кондрат.
      - А где взять шкуру? - не заметив его взгляда, спросил Фомич.
      - Если хорошо поискать, найдётся, - ответил Кондрат уверенно, показывая Фомичу глазами на своего приятеля.
      - Не! - заорал тот, тоже заметив этот взгляд. - У меня шкура с дыркой! Во!
      И он раззявил свой чудовищный ковш.
      - Ладно, поплывем на верёвке, - сказал Оглобля.
      - А как это - на верёвке? - заинтересовался я таким более чем оригинальным способом плавания.
      - Ну, не верхом, конечно, на верёвке, - засмеялся Оглобля. - Делают это так: привязывают к пловцу верёвку, и держат за конец, потихоньку отпуская. Если Омут станет затягивать, все вместе вытаскивают на берег, самому с Омутом не справиться.
      Достали длинную верёвку, прикинули на глаз, добавили на всякий случай, связав намертво заветными узлами, которым нас научил всё знающий, и всё умеющий, Борода.
      Фомич скинул с плеч плащ, готовясь первым шагнуть в воду.
      - Постой, - остановил его Оглобля. - Ты не спеши. Успеешь ещё пример показывать, давай я попробую.
      Не дожидаясь согласия, быстро разделся, обнажив мощный торс, покрытый глубокими шрамами. Связал одежду узлом, закрепил на голове ремнем, обвязался вокруг пояса верёвкой, привязал меч на спину, и вступил в воду.
      Чёрная вода нехотя расступилась перед ним, словно не хотела пускать. Но он вошёл, мощно оттолкнулся и поплыл, крикнув нам:
      - Вы там с берега подсказывайте, направляйте, куда плыть, чтобы я в Омут не заплыл.
      И замахал сажёнками через чёрное зеркало воды.
      Доплыл он относительно спокойно и без приключений. Ни Омут, ни Водяной его не потревожили. Вышел на берег, крикнул:
      - Привязывайся ты, Фомич, я тебя отсюда подстрахую!
      Фомич быстро обернул вокруг себя другой конец веревки, и поплыл. С ним всё так же обошлось благополучно.
      Следом собрался идти в воду и я, но тут мы спохватились, что верёвка теперь целиком осталась на том берегу. Мы бранили себя за торопливость и беспечное недомыслие, но что было делать?
      Воодушевлённый примером Фомича и Оглобли, я вошёл в воду. Крики и поддержка обоих берегов помогли мне, и я с трудом, но всё-таки доплыл.
      Не успел я выйти на берег, как меня отругал Фомич:
      - Зачем ты, балбес, на этот берег поплыл? Всё равно кому-то из нас назад плыть придётся, верёвка-то так и осталась здесь.
      Я принялся было оправдываться, но с другого берега раздался вопль:
      - Тонет! Тонет!
      Мы обернулись и увидели, что Омут тянет все ближе и ближе к воронке Кондрата, который залез в воду, когда этого никто не видел.
      Мы попытались добросить до него веревку, но было слишком далеко, и нам это не удалось. Не успевший одеться Оглобля полез в воду, но его остановил Борода:
      - Не успеешь! Да и не вытащишь ты его!
      И действительно, голова Кондрата была уже в самом центре воронки. Он ещё пытался вырваться, но всё было напрасно.
      - Ой! - закричал он. - Водяной за ноги схватил!
      И отчаянно замолотил по воде руками.
      - Ну, всё, - с горечью и отчаянием произнес Оглобля. - Раз Водяной ухватил, он своё ни за что не упустит...
      И тут в воду бросился Балагула. Плыл он совсем скверно, по-собачьи, но тем не менее, удивительно быстро.