Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пути русского имперского сознания - Письма к русской нации

ModernLib.Net / Публицистика / Меньшиков Михаил / Письма к русской нации - Чтение (стр. 12)
Автор: Меньшиков Михаил
Жанр: Публицистика
Серия: Пути русского имперского сознания

 

 


"Общая записка" комиссии свидетельствует, что там господствовал вполне "обрезанный" тон тогдашнего времени. "Может ли государство, - заявляла комиссия, - относиться к пятимиллионному населению, к 1/20 части всех своих подданных (хотя и принадлежащих к чуждой большинству расе), которую оно само приобщило вместе с обитаемой ею территорией к русскому государственному телу, иначе, чем ко всем остальным своим подданным, в состав которых входят многие самые разнообразные племена в весьма значительных даже размерах?.. И закон наш, и чувство справедливости, и наука государственного права поучают нас, что все подданные Его Императорского Величества пользуются общим покровительством законов, все они имеют одинаковые гражданские права, все они пользуются свободою переселения и жительства".
      Циническая ложь этих слов, вероятно, считалась правдой большинством членов высшей комиссии. Полуинородческая, обесцвеченная и обеспложенная метафизикой интеллигенция наша серьезно думает, что и закон, и справедливость, и наука - за равноправие евреев. Но даже простой мужик мог бы сказать графу Палену: "Зачем лгать, ваше сиятельство, будто все подданные Государя имеют одинаковые гражданские права? Вы дворянин, я мужик - разве у нас одинаковые гражданские права? Разве у нас с вами одинаковая "свобода переселения" и "свобода жительства"? И закон, и справедливость, и наука права во всех странах признают тысячи неравенств. Да и то сказать, если бы во всем было равенство, то зачем нужен был бы и закон, и справедливость, и наука? Они ведь только и существуют для того, чтобы определять неравенства. Почему вас так тревожит всякое ограничение евреев, когда коренное русское племя покорно несет самые разнообразные ограничения? Вас возмущает то, что местные власти и Государь хотели бы поставить некоторые преграды жидам, совершенно заполонившим русскую школу. Вы считаете это оскорблением еврейского национализма. Но как же мы, русские крестьяне, создатели государства и его защитники, терпим, что не только известный процент, но буквально ни один крестьянский мальчик не может быть допущен в те казенные учебные заведения, где воспитываются дети вашего сиятельства? И после этого у вас поворачивается язык утверждать, будто и закон, и справедливость, и наука признают одинаковые права?"
      Рассудку вопреки, наперекор стихиям либеральная высшая комиссия графа Палена признала, что "с государственной точки зрения еврей должен был равноправен. Не давая ему одинаковых прав, нельзя, собственно, требовать и исполнения одинаковых государственных обязанностей". На раздававшееся и тогда замечание, что еврей и не думает об одинаковом исполнении государственных обязанностей, комиссия предлагала преследовать еврея судом (ищи, мол, ветра в поле) - "но подобная категория проступков не должна лишать еврея тех основ, на которых зиждется его бытие, его равноправие как подданного, его свобода как гражданина".
      Вот с какой страстностью отстаивали наше жидовство русские тайные и действительные тайные кадеты еще четверть века назад.

III

       27 июня
      Среди грубо-бестактной болтовни, которой наши кадеты 1-го и 2-го сорта отличились в Лондоне, любопытна похвальба г-на Милюкова: "Пока русская Государственная Дума останется законодательной, оппозиция в ней будет оппозицией Его Величества, а не Его Величеству". Другими словами, евреи, кадеты, поляки, мусульмане и революционеры разных оттенков будут противиться не Монарху, а правительству Монарха, как бы от его имени. Выходит невероятная чепуха. Нуждается ли русский Государь в революционерах и инородцах, чтобы вести оппозицию против назначаемого им кабинета, давал ли он полномочия преступным и полупреступным партиям - об этом г-н Милюков скромно умалчивает. Читатели обязаны с этих пор думать, что выборгское воззвание (редакция которого приписывается г-ну Милюкову) есть акт "оппозиции Его Величества". Воззвание не платить Государю налогов и не давать солдат, равно как мольбы кадетской партии в Европе не давать России ни франка взаймы, равно как ламентации г-на Милюкова в Америке, - все это деяния "оппозиции Его Величества"! Так как из среды парламентской оппозиции 1-й и 2-й Дум вышел аграрный бунт и заговор на жизнь Государя, то это тоже акты "оппозиции Его Величества"?
      В названной нелепой фразе г-на Милюкова любопытна не преднамеренная ложь - хотя бы величайшего цинизма; любопытна манера нашего иезуитского либерализма притворяться благонамеренным, архилояльным, закономерным, "без лести преданным" Монарху одновременно с совершенно обратной практической политикой. Кадеты лезут к власти с поцелуем и натравливают на нее разъяренных своих "ослов". Одной рукой обнимают власть, другой - ласково душат. Такая "оппозиция Его Величества" установилась у нас давно, за десятки лет до последней революции. Ярким примером ее было поведение Комитета министров и высшей комиссии графа Палена, собранной в 1880-х годах по еврейскому вопросу. Несмотря на то, что министрам и комиссии превосходно было известно "убеждение" Государя относительно процентной нормы евреев в школах и относительно черты оседлости, сановные кадеты и тогда изо всех сил стояли за равноправие.
      Совершенно тоном г-на Милюкова высшая комиссия заявляла: "Сама история законодательства... учит нас, что существует лишь один исход и один путь (правда, медленный и постепенный) - это путь освободительный и объединяющий евреев со всем населением под сенью одних и тех же законов. Обо всем этом свидетельствует не теория или доктрина, но живая столетняя практика". "Верно ли это?" - спросит читатель. Ни в малейшей степени, конечно, не верно. И история, и наука ничего подобного не говорят. Они утверждают нечто обратное, но эти словечки - "история", "наука" - употребляются нашими политическими иезуитами совершенно как в комедии Островского "металл" и "жупел". Расчет, видите ли, нехитрый. Носители власти, заваленные государственными делами, может быть, не читали многотомных исследований по еврейской истории и потому поверят высшей комиссии на слово. "Один исход и один путь" - равноправие. От имени "истории законодательства" и "науки" Верховную власть бюрократия припирала к стене. Но Александр III, конечно, помнил, что были в истории и другой "исход", и другой путь, например "исход из Египта" и путь вон из страны, где евреи размножились в опасной степени. Занесены в историю и другие исходы, но первый остался на все века классическим по гуманности и простоте. Не "столетняя практика", как лгала высшая комиссия, а четырехтысячелетняя практика по еврейскому вопросу убеждает, что равноправие евреев всегда равносильно захвату ими всех преимуществ, причем буквально все народы оказываются при этом условии в кабале еврейской. Все правительства начинают с того, что пробуют путем равноправия слить евреев с местным населением, и ни одному это не удавалось. С непостижимой наивностью высшая комиссия графа Палена одновременно требовала равноправия для евреев и предупреждала, чтобы о слиянии евреев правительство и не думало. "Правительство не должно увлекаться надеждами на возможность полной ассимиляции евреев с остальным населением. Ассимиляция эта нигде не достигнута и никогда достигнута не будет вследствие слишком резких отличий семитической расы, а потому излишне задаваться несбыточными надеждами..."
      Как вам это нравится? Но ведь если иностранцу правительство дает равноправие (права натурализации), то лишь в убеждении, что он принял или на пути к тому, чтобы искренно принять новую национальность, ассимилировать себя с местным населением, слиться с ним в государственных симпатиях, языке, культуре и, наконец, в самой крови своего потомства. Если бы иностранец требовал натурализации и, подобно евреям, оставлял уверенность, что он и его потомство навсегда останутся совершенно особой национальности, особой веры и крови, - то была ли бы хоть тень смысла давать такому иностранцу права натурализации? Всякий народ есть живое тело. Что бы живое тело ни принимало в себя, оно принимает под двумя строгими условиями: принятое должно быть или усвоено, или выброшено вон. Неусвояемые инородные предметы, которые нельзя выбросить, облекаются в теле нагноением, как занозы, чтобы путем хотя бы жгучих страданий освободиться от них, или замуровываются в известковой капсуле, то есть в строго непереходимой черте оседлости. Не составляет ли верх наглости со стороны сановных кадетов требовать, чтобы русский народ принял в свой организм заведомо неусвояемое племя, притом паразитное в опасной степени? Если не явное предательство, то самая пошлая маниловщина сквозит в разглагольствовании высшей комиссии о том, что "присоединенные к государственному телу народности, сохраняя свой внешний и внутренний облик, со всей искренностью и преданностью служат благоденствию, величию и славе общего отечества, сознавая себя его живыми и деятельными членами". Это писалось в эпоху, когда ирландцы в Англии, поляки в Германии, славяне в Австрии давали, казалось бы, достаточный материал для суждения об "искренности и преданности" маленьких народностей "общему отечеству".
      Только меньшинство высшей комиссии согласилось установить известную норму приема евреев в русские школы. "Большинство (8 членов против 5 вместе с председателем) признавало установление какой-либо процентной нормы крайне неудобным, как меру произвольную, несправедливую по отношению к хорошим ученикам из евреев и потому ненавистную, которую весьма легко было бы истолковать как преследование евреев, их племени и религии". А чего боятся пуще огня наши высокопревосходительные лицемеры - это того, как бы кто не "истолковал" их поведения в неблагоприятном для еврейства смысле.
      Я не буду останавливаться на фальшивых, крайне межеумочных постановлениях комиссии графа Палена по школьно-еврейскому вопросу. Как очень многие наши высшие комиссии и особые совещания, комиссия графа Палена явилась многолетней обструкцией Его Величеству, канцелярским тормозом для выраженного Монархом убеждения, попыткой похоронить акт Верховной совести и власти в бумажно-бюрократической могиле. Но Император Александр III был живой человек. Может быть, ему надоело ждать мудрых чиновничьих решений через неопределенное число лет, когда жизнь кричала о немедленной помощи, а может быть, хитрый маневр казенных либералов был Государем замечен. По Высочайшему повелению еще в начале 1882 года началось ограничение приема евреев в разные школы, начиная с Военно-медицинской академии. Евреи до того заполонили военно-врачебное ведомство, что пришлось не только ограничить, но и совсем прекратить прием евреев. То же произошло с ведомством путей сообщения, отчасти с горным и прочими. Ввиду развивающегося революционного брожения в школах правительству нужно было спешить. Министерство внутренних дел, например, дознало, что "большинство студентов-евреев Харьковского университета и ветеринарного института вовсе не посещает лекций, а записывается в студенты только для того, чтобы избежать воинской повинности и иметь право жить в Харькове, где они занимаются торговыми предприятиями, составляя вместе с тем крайне ненадежный в нравственном и политическом отношении элемент". Губернаторы (например, харьковский Петров) продолжали доносить о растлевающем влиянии евреев-учеников на русскую учащуюся молодежь. Комитету министров пришлось "впредь до утверждения общих правил" предоставить министру народного просвещения бороться с наплывом еврейства в школы по его усмотрению. "Страха ради иудейска" это положение Комитета министров, хотя и Высочайше утвержденное 5 декабря 1886 года, опубликовано не было и в Свод законов не вошло. Фактическая власть, что касается бюрократии, и тогда была почти сплошь в инородческих руках. Делянову , как армянину, игравшему притом на гуманных чувствах, видимо, хотелось угодить Императору, но не хотелось брать на себя ответственности перед евреями. Делянов вошел с представлением в Комитет министров об определенной норме приема евреев, но Комитет уклонился от того, чтобы покрыть это предложение своей властью. "Принимая во внимание, что опубликование во всеобщей сведение ограничительных для евреев постановлений могло бы быть неправильно истолковано, Комитет находил, что преследуемая правительством цель ограждения учебных заведений от излишнего наплыва лиц еврейского происхождения может быть с большим успехом достигнута путем частных распоряжений... министра народного просвещения". Оцените трусость, явно просвечивающую сквозь этот тягучий канцелярский язык! Трусость, помноженная на бездарность, - вот подкладка фальшиво-либеральной превосходительной оппозиции Его Величества. Именно она затянула нас в революционный омут.
      1 июля исполняется 22 года со времени деляновского циркуляра о процентной в отношении евреев норме в университетах. Вслед за тем установлена была норма для других высших и средних школ. Результаты нормировочной политики теперь налицо. У правительства нашего, парализованного инородцами, никогда не было мужества, чтобы взглянуть на вопрос прямо. Одно из двух: или евреи не опасны, и тогда норма приема в школы не имеет смысла; или евреи опасны, и тогда норма тоже не имеет смысла.
      Опасность евреев ведь в том, что это паразитный человеческий тип, особая порода со всеми строго определенными в биологии паразитными качествами. Спрашивается, какая возможна норма для допущения паразитов? Сколько именно блох или клопов вы считаете необходимым держать в своей спальне? Сведущие люди говорят, что уже одно насекомое может испортить нервному человеку всю ночь. Один какой-нибудь микроб, попавший в благоприятные для него условия, размножается в чахотку или чуму. Ясно, что единственной разумной нормой приема евреев в состав русской школы и русского общества должен быть 0 процентов. Это отвечает высшей справедливости, которая предписывает защищать свою жизнь. Но Делянов 5 ввел 10 процентов в черте оседлости, 5 процентов - вне этой черты, 3 процента - в столицах, то есть он принял приблизительно норму племенного распределения евреев. Сколько Бог послал этого яда, столько - полной мерой - каждая часть России обязывалась принять его. Надо заметить, что вне черты оседлости процент евреев падает до одного-двух, стало быть, удвоенная и утроенная норма являлась не ограничением, а льготой, условием, вызывающим наплыв еврейства из-за черты.
      Хитрый Делянов одной рукой вводил "ограничения", а другою снимал их. Не далее как через два года после введения нормы, в 1889 году, Делянов разрешил попечителям учебных округов разрешать прием лучших из учеников-евреев сверх нормы. В успокоение власти было поставлено условие, чтобы аттестаты принимаемых сверх нормы евреев имели "очень хорошие" отметки. А в успокоение евреев тут же разъяснялось, что общий вывод из всех "очень хороших" отметок должен быть не менее 3,5 - Какова оппозиционная изобретательность! При еврейской наглости и бесчисленных способах подлога кто же из гимназистов-евреев не в состоянии получить "в среднем" 3,5? Стало быть, фактически уже через два года после издания "нормы" она была тем же графом Деляновым отменена, и никто этого среди правительства не заметил. Мало того, тот же министр в 1892 году распорядился, чтобы перевод учеников-евреев из класса в класс производился не соображаясь с нормой, а в 1896 году процентные нормы предписывалось относить ко всему числу учащихся, а не к числу поступающих в данном году. Словом, гуманный армянин формально выполнил волю Александра III, но фактически свел ее к нулю. Вот что называется у нас оппозицией Его Величества! Именно Делянову, хитрая преданность которого Монарху была увенчана графским титулом, наша школа обязана освободительным развалом. Преемнику Делянова Боголепову  пришлось своей кровью смывать результаты иезуитской политики. Боголепов был убит именно за отмену деляновского циркуляра, открывшего евреям шлюзы в высшую школу. Сменивший его Ванновский  тотчас по вступлении в должность увидал, что "процент учеников-евреев во многих учебных заведениях значительно превышает установленную норму", и с мужеством военного человека принялся восстановлять порядок. Чтобы совсем прекратить прием евреев, правительство наше никогда не наберется храбрости, но Ванновский шел к тому, сократив норму приема евреев на треть. Не прошло и года после этого - и новый министр просвещения г-н Зенгер  стер, точно губкой, все распоряжения Ванновского. Либеральный министр восстановил все деляновские нормы и циркуляры. Это снискало ему на один момент шумную популярность среди бунтовавшей молодежи. Деляновские нормы действуют и до сих пор. Что касается средних учебных заведений, то следующий либеральный глава министерства, г-н Лукьянов , в период, когда в качестве товарища министра он управлял просвещением, обставил прием евреев "рядом таких условий, которые дают широкий простор обходить эту норму на законном основании". Это не мои слова, а одного весьма официального документа. В чем состоят эти условия, гласит циркуляр г-на Лукьянова от 26 июля 1903 года. Между прочим, если бы в гимназиях оказались свободные вакансии, г-н Лукьянов разрешил принимать евреев и сверх процентной нормы. Евреев, окончивших прогимназии и шестиклассные реальные училища, предложено принимать "без применения к ним правил о процент ном ограничении". В приготовительные классы число поступающих евреев предложено производить независимо от числа поступающих в нормальные классы, при переходе же в первый класс ученики-евреи не должны подвергаться действию ограничительных правил. Стало быть, и сверху, и снизу, и в седьмом классе, и в приготовительном, и в первом - всюду предоставлены были лазейки для проникновения юрких сыновей Израиля.
      С. М. Лукьянов, теперешний обер-прокурор Святейшего Синода, по-видимому, разделяет совершенно ошибочное пристрастие Вл. С. Соловьева к еврейскому племени. Вл. Соловьев был поэт и совершенный ребенок в практической жизни. По псалмам Давида он расположен был судить о еврейских ростовщических векселях, готов был простить им всю их ужасающую реальность. Г-ну Лукьянову, раз он - к счастью или несчастью отечества - попал из врачей в государственные люди, следовало бы трезвее взвешивать последствия своих циркуляров. В результате обструктивной в отношении идеи Александра III политики в школьно-еврейском вопросе правительство наше само создало еврейское революционное брожение. Стараясь втянуть в русские школы и русскую интеллигенцию возможно большее число евреев, правительство вызвало громадный наплыв этого племени, а попытки ограничить этот наплыв, попытки лицемерные и неустойчивые, повели к бунту еврейской молодежи. Русская молодежь при этом сыграла роль глупого теста, которое поднимается щепоткой дрожжей. Как блистательно следили звездоносные чиновники за исполнением Высочайше утвержденной нормы, доказывают следующие цифры.
      В 1905 году евреев было в университетах:
      в Петербургском (вместо 3%) 5, 6%
      в Московском 4, 5%
      в Харьковском 12, 1%
      в Казанском 6, 1 %
      в Томском 8, 3%
      в Юрьевском 9, 0%
      в Киевском (вместо 10%) 17, 2%
      в Варшавском 38, 7%
      в Новороссийском 17, 6%
      После революции 1905 года евреи хлынули в русские школы широкой волной. Петербургский университет принял в 1906 году почти 18 процентов евреев (вместо 3 процентов), Харьковский - около 23 процентов, Киевский - 23 процента. Новороссийский - 33 процента, Варшавский (в 1905 г.) - 46 процентов. Прибавьте к этому так называемых вольнослушателей-евреев и вольнослушательниц (между последними евреек было 33 процента). В прошлом году в среднем евреи занимали почти 12 процентов всего русского студенчества.
      Так как еврейское племя составляет всего 4 процента общего населения Империи, то, стало быть, "гонимое племя" благодаря нашей правительственной политике, состоявшей в "оппозиции Его Величеству", успело занять ровно втрое больше мест в высшей школе, чем требуется идеей равноправия. На лестнице всех общественных карьер, на пути, ведущем к реальной власти, евреи захватили по три ступени на каждую одну ступень, занятую русским племенем. Последняя цель "оппозиции Его Величества" - совсем столкнуть народность русскую с исторической дороги и отдать величайшую из христианских империй во власть господам Пергаментам и Винаверам...
       23-27 июня
 
 

НАША СИЛА

       Вчера Империи нашей исполнилось 200 лет. Не в Ништадте, не в Петербурге, а в Полтаве победным громом пушек провозглашена Империя Петра Великого. В лице победителя и его героев мы, отдаленное и бесславное потомство, должны почтить прежде всего тогдашнюю Россию, тогдашних предков наших, тогдашний народ русский, проявивший исключительные, богатырские свойства. Не один Петр одержал победу над Карлом XII - Петр шел во главе родной ему и неотделимой России. Удивительная голова на удивительном теле! Их нельзя рассматривать отдельно, они - одно.
      Я вовсе не слепой поклонник Петра Великого. Многое в этом гениальном царе мне кажется странным, предрассудочным, ошибочным в опасной степени, но, конечно, не сегодня говорить об этом. Разве не то же чувство возбуждает и Россия, и каждый из ее великих людей? Но что меня искренно восхищает в Петре - его энергия и несокрушимый дух. Двадцать лет вести одну войну и не устать! Двадцать лет держать свое отечество под кошмаром нашествия; двадцать лет вставать утром и вспоминать: у меня - война! Для этого нужны прямо нечеловеческие нервы. Как известно, у Петра было достаточно хлопот и великих замыслов помимо войны. Война ему мешала, война спутывала его внутреннюю и внешнюю политику. Петр был вовсе не из числа тех полководцев, что - вроде Цезаря, Наполеона, Суворова - гоняются за военной славой. Война вначале была потехой, потом выгодной авантюрой, наконец - необходимостью государственной, а вовсе не ремеслом Петра. Он не был завоевателем. Ввязавшись в войну с Карлом, он тяготился ею - иногда настолько, что готов был уступить шведам коренной русский Псков, лишь бы они уступили ему устье Невы. Но как Петр ни тяготился войной, он не позволил себе смалодушествовать и бросить тяжелое дело потому только, что оно тяжело. "Не по силам? - изумляется гениальный человек. - Ну так я же тебя одолею!" Препятствия на то и созданы, чтобы преодолевать их. Для этого требуется время, страстное внимание и талант. Кое-что сделавший для науки Бюффон определял гений как терпение. Эдисон, тоже кое-что создавший, сказал, что в его работе "два процента гения и 98 процентов потения". Петр обладал внушением богов - догадкой и, сверх того, страшной и долговременной настойчивостью. Таковы же были его ближайшие сподвижники. Такой же была тогдашняя Россия. Она способна была вдохновляться и достигать, проявляя неистощимое упорство. Фридрих Великий недурно определил Петра и Россию: "Это была азотная кислота, которая поедала железо". Оба элемента стихийной силы. Спрашивается, что же было источником этой чудесной твердости и одновременно - остроты?
      Мне кажется, силой нашей была национальность. К эпохе Петра Россия сложилась как нация. Великорусская народность, раздираемая нашествиями и мятежами, наконец созрела, как зреет хлеб, несмотря на бури и непогоды. Раса физически и духовно является вообще не сразу. Иногда рост ее надолго задерживается. Примеси отклоняются, совершенствуют или убивают породу. Основной тип борется с вариантами, но в конце концов наступает время, когда замысел природы осуществлен, порода созрела! Момент торжественный, как в жизни отдельного человека.
      Созревшая национальность представляет собой гений народа. Это аккумулятор огромной, накопленной в веках энергии. Рассмотрите любую хорошо сложившуюся породу: какая страшная сила предназначена, например, для лапок только что родившегося львенка. Какая быстрота ног у детеныша дикой серны или острота зрения у орленка! Сложившаяся порода точно усовершенствованная машина. Она претворяет сырую материю в работу - в работу артистическую и непрерывную. Законченная раса есть как бы особая отдушина тайных способностей природы. Раз открытая, она дает неистощимый поток специальных сил. Национальность делает великое нетрудным. Грекам нисколько не трудно было их творчество красоты; римлянам не трудны были завоевательные подвиги; англичанам - их мореплавание; немцам - их философия. Законченные народы носят свою гениальность столь же беспечно, как павлины свой пышный хвост, - но, чтобы этот хвост сложился, необходимы были редкие условия и долгие века. Россия в эпохе Петра Великого выработала в своем народе группу гениальных качеств, которые и развернулись букетом великих людей и великих дел. Что же составляет силу национальности?
      Прежде всего - здоровье народное, физическая крепость. Это условие неизмеримо громадного значения. На великие дела нужен большой запас телесной свежести. Если Бог присутствует в своем народе, то последний безотчетно бережет себя и ставит в здоровую обстановку. Тот гений, что предостерегал Сократа от дурных решений, есть в каждом жизнеспособном существе, есть он и в народе. Не хочется отравлять себя, не хочется пачкать. Тянет к полезному, и прежде всего к деятельной жизни. Упорный труд дает хотя грубое, но обильное питание, а хороший корм удивительно быстро преображает расу. При безделье хороший хлеб дает жирных бездельников - при напряженном труде тот же хлеб дает богатырей. Московская Русь при всех несовершенствах культуры все-таки умела кормить себя досыта и не допускала до того, чтобы кормить собой соседей, как это делает теперешняя Россия. Случались голодные годы, но хронического недоедания вследствие чрезмерного вывоза хлеба не было. При всех несовершенствах своих Московская Русь сумела прикрепить бродячее племя к земле и втянуть его хотя бы в крепостной, но правильный, систематический труд. Вся политика Москвы в течение веков состояла в том, чтобы полукочевое состояние народное перевести в оседлое, остановить брожение, кристаллизовать нацию в постоянных формах. "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!" - сказал лентяй, бродивший по земле, когда анархии его жизни был положен конец. Крепостное право впоследствии крайне извратилось, особенно когда у нас начали подражать польским и немецким обычаям, - но в начале оно оказало огромную услугу народу. Как московские князья-самодержцы собрали воедино землю Русскую, так крепостное право собрало силы народные, сосредоточило их на ежедневной работе, втянуло народ в привычку к методическому труду. Теперешняя анархия, как и древняя, в неисчислимой степени растрачивает рабочее время и трудовые силы, разбивает то и другое в случайные клочки. Крепостное же право у нас, как феодализм в Европе, урегулировало народную энергию, ввело ее в определенные формы, заставило работать не кое-как, а культурно. В результате за два первых царствования новой династии Россия, несмотря на тяжелые войны, окрепла, отъелась, размножилась, выдвинула физически сильное поколение, для которого воевать двадцать лет оказалось нипочем.
      Второе качество гения народного, проявленного созревшей национальностью, есть душевное здоровье. Гёте был прав, полагая, что вполне здоровая порода уже в третьем-четвертом поколении дает замечательного человека. Душевное здоровье характеризуется моментом, когда у человека устанавливается прекрасное самочувствие и он всем доволен. Бог, потрудившись шесть дней, обозрел творение, признал, что все "добро зело". Дух народный после многовекового творчества и тревоги наконец приходит в окончательное равновесие. Он здоров и счастлив. Таким был в основном своем настроении Петр, таким был и весь тогдашний народ. В созревшей душе, как в веществе взрывчатом, накоплена громадная сила. С виду инертная, она способна к подвигам и напряжениям титаническим. Пружина, свившаяся в веках, развертывается и дает неожиданную работу. Московская Русь, как ее ни хают у нас жидомасоны, сумела создать и здоровье тела, и здоровье духа народного. Петербург сумел его растратить.
      В здоровье духа входила целая система культов - религиозный, государственный, племенной, семейный. Поколение Петра бесповоротно веровало в Бога, притом веровало единодушно, в православных способах выражения. Последние были превосходны не тем, что были лучше других, а тем, что были родные, вошедшие в самую плоть духа. Восемь столетий подряд поколения переживали возвышеннейшие чувства все в тех же словах и напевах, обкуриваемые тем же ладаном, освещаемые теми же восковыми свечками и лампадами. Как пение петуха, колокольный звон вошел в нервы нации, и она готова была драться до смерти за эти милые вещи - пение дьячка, пение петуха, мычание коровы, колокольный звон... Родина! Что вы, господа жидомасоны, в этом понимаете? Московская Русь сумела накопить в русском сердце эту драгоценность - чувство родины. Петербург сумел его растратить.
      Вы скажете: а раскольники? Разве можно назвать единодушием, когда одна часть нации за какой-то лишний палец перстосложения предает другую проклятию? Я отвечу на это: да, это единодушие. Это спор более внутренний, чем "домашний спор", и он в самом деле взвешен судьбой. Это спор в пределах одной и той же души народной; это ее сомнение, которое было и проходит, почти прошло. Раскольничьи толки - в сущности, плохо понятые и потому одичавшие ветви православия, то самое, что в католичестве ордена. При более широком взгляде на существо веры наши ереси могли бы питать Церковь, как ветви - дерево. Изменяя несколько направление ствола, ветви связаны с теми же вечными корнями и несут те же цветы и листву. Раскольники хвастают своим патриотизмом. Да как же иначе? Ведь они остались, как и мы, одной и той же русской веры, одной ее тысячелетней почвы!

Старое одушевление

      Оно давалось единодушием веры. Московская Русь, столь оплеванная либералами, сумела сохранить в народе религию, то есть философскую высоту духа. Религия - связь с вечностью, с началом мира и непререкаемыми законами. Религия - связь современного мышления с тем, что слагалось в течение тысячелетий, начиная с сумерийской, халдейской, египетской цивилизации, продолжая вдохновением израильских пророков и греческих мудрецов, оканчивая священными настроениями родных подвижников. Религия, как хотите, не низость духа, а высота его; недаром она неразрывно связана с нравственностью, с самым тонким человеческим благородством! Органически, из глубин истории, из недр природы выросло наше народное православие. Москва охраняла его как зеницу ока. Петербург растратил его.
      Поколение Петра - все сплошь московское, вышедшее из московской почвы - было сильно верой не только в Бога. С такою же невозмутимостью веровали в государственную власть, в величие своего племени на земле ("Третий Рим"), в святость семейных начал. Были, конечно, и тогда преступники.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44