Пароход «Кабо де Себастьян», вышедший из Барселоны, неторопливо скользил по темной глади Средиземного моря, приближаясь к бухте Пальмы.
      – Сегодня это больше похоже не на море, а на плавательный бассейн, – заметил первый помощник, обращаясь к капитану.
      Первый луч солнца упал на лицо Клэя. Он открыл глаза, тихо встал и, задернув занавески, на цыпочках вышел из каюты, чтобы не разбудить мирно спавшую Бернадетт. Он хотел спокойно обдумать, как поступить с ней дальше. Клэю было приятно, что она всецело зависела от него, смотрела на него, как на своего покровителя. Ему нравились ее широко открытые глаза, устремленные на него с доверием и нежностью. В ее присутствии он чувствовал себя самым сильным и умным на свете. Кроме того, Клэю льстило, что на его спутницу обращают внимание везде, где бы они ни появились. Может быть, ей стоит вернуться во Францию? Но стоило ему заговорить об этом, как девушка сжималась от страха и льнула к нему, словно ребенок. Он вспоминал Мардж с ее независимостью – та нередко обвиняла его в черствости, но, по существу, не нуждалась в нем.
      Бернадетт же всегда глядела на него снизу вверх, за исключением тех редких моментов, когда она впадала в депрессию. Тогда на нее было больно смотреть: запавшие глаза, осунувшееся лицо, сжатые губы. Она старалась забиться в какой-нибудь угол и подолгу сидела молча, не видя и не слыша ничего вокруг. Но потом все опять становилось как прежде, и она снова была той нежной Бернадетт, с которой он чувствовал себя настоящим мужчиной. Клэй не знал, что мучает ее, но он твердо решил сделать все, чтобы заполнить черные дыры в ее душе.
      Пароход входил в бухту Пальмы, и древний город величественно выплывал из предрассветного тумана. На фоне синего неба уже можно было различить очертания собора. Изумрудная гладь залива и поросшие лесом горы ласкали взор путника, перед которым Пальма, казалось, раскрывала свои объятия. Так же и Бернадетт, едва открыв глаза, захотела обнять Клэя, но рука коснулась пустоты, и девушка в ужасе вскочила с постели. Куда он исчез? – билось в ее мозгу. Но стоило ей взглянуть в окно, как она сразу успокоилась: солнце, изумрудный блеск волн и далекий шум на берегу – все предвещало счастливый день, полный новых впечатлений. Здесь, на маленьком острове, их не найдет никто.
      Почему ее всегда тянуло в новые места? Наверное, потому, что ее все всегда бросали. Бернадетт старалась не думать о будущем: пока Минь Хо охотится за ней, о каком будущем можно было думать! Он был ее другом, но она не оправдала его надежд, так же как не оправдала надежд всех, с кем сводила ее судьба. Еще в монастыре девчонки говорили, что из нее не выйдет ничего путного. Они оказались правы, и сейчас Бернадетт повисла на шее у Клэя. Ему это может только повредить, по его следу тоже шли его бывшие друзья. Девушку словно затягивала какая-то черная дыра. Хорошо бы просто лечь и умереть, но ведь она была не безразлична Клэю, он искренне заботился о ней. Нет, она должна думать не о себе, а о нем и не поддаваться мрачным мыслям. Многим было куда хуже, но они не теряли надежды до последнего. У Говарда была вера, но он лежит теперь на дне океана, и все из-за нее. Нет, прочь эти мысли, прочь! Она встала под холодный душ, и водяные струи смыли с нее накопившуюся горечь.
      Две недели они добирались до Пальмы. Еще находясь в Цюрихе, Клэй позвонил в свой банк и договорился, что деньги переведут прямо сюда – нужно было только зайти в отделение «Америкэн экспресс» и оттуда позвонить в Люцерн. Из Цюриха они самолетом прибыли в Лозанну, а затем доехали на поезде до Дижона. Французским таможенникам Клэй показал паспорт на имя Говарда Джелинека, и все прошло гладко. Там же, в Дижоне, Бернадетт на свое имя арендовала машину, на которой они добрались до Барселоны и сели на этот пароход.
      Клэй стоял на палубе, глядел на медленно приближавшийся город и вспоминал, как много лет назад они с Мардж приехали сюда из Лондона в гости к приятелю. Они приплыли на пароходе в эту же бухту. Те дни, пожалуй, были самыми счастливыми в его жизни. Они тогда взяли напрокат крохотный автомобильчик и изъездили остров вдоль и поперек. В маленьких ресторанчиках и деревенских тавернах они объедались всякой морской снедью, любовались древностями, уцелевшими вопреки цивилизации, гуляли по узеньким средневековым улочкам и старинным деревенькам, блуждали в пещерах Порто Кристо и купались ночью на пустынных пляжах. Они были красивой парой, и будущее рисовалось им в радужном свете. В какой же момент между ними возникла отчужденность? Почему все так вышло? Неужели Клэй теперь был навсегда обречен лишь копаться в прошлом да прятаться от людских глаз?
      Как было бы хорошо повернуть время вспять! Он смог бы начисто переписать всю книгу своей жизни, все могло бы сложиться иначе. Если бы мать не сказала, что он ей не сын, ему бы не пришлось, уже будучи взрослым, мучиться в загадках своего прошлого. Мать больше ничего не сказала, и Клэй до сих пор так ничего о себе и не узнал – кто же он и откуда. Если бы было можно забыть об этом. Все, что он знал, это место его рождения – Германия. Так записано в паспорте. Другие документы, из которых можно было бы что-то узнать о его настоящих родителях, сгорели во время войны. А может, их и не было вовсе. Может, его просто отобрали у матери и увезли. Украли. Бог знает, как все было на самом деле. Могло ведь быть и так: мать сказала, что он ей не сын, только для того, чтобы сделать ему больно, а на самом деле она все-таки была его настоящей матерью? Может быть, поэтому и никаких следов не осталось?
      Клэй мерил палубу шагами. В конце концов, какое это сейчас имело значение? Мать умерла много лет назад, а он, неважно – приемыш или нет – он-то сейчас всего лишь преступник, которого ищут. Если бы можно было связаться с Пателем или капитаном Нью, тогда – другое дело. Капитан мог бы изменить его судьбу, заявив, например, что полковника Уэйна-Тернера убили там, в деревне. Капитан получил бы за это кругленькую сумму, а Клэй… Впрочем, он, кажется, уже начинал бредить.
      Посмотри правде в глаза, сказал себе Клэй. Кто-то упорно ищет Бернадетт. Скорей всего это вьетконговцы. Одно лишь упоминание о Минь Хо сводит ее с ума. Должно быть, в прошлом она пережила какой-то кошмар, но не хочет об этом говорить, ведет себя так будто родилась именно в ту минуту, когда встретилась с Клэем, а раньше и не жила вовсе. Она наблюдательна, этого не отнять, например, насчет толстого англичанина она оказалась права, но он с тех пор не появлялся. Факт остается фактом – они оба вынуждены бежать. Его, коль скоро за ним охотятся военные, с помощью Мардж быстро сумеют воскресить из мертвых и вывести на свет Божий. Может быть, стоит самому объявиться и войти с ними в контакт? В конце концов есть же хорошие люди на свете. Говард, например. Но он верил в Бога, а в людей верить нельзя – обязательно предадут. И Клэй горько усмехнулся.
      Пароход уже швартовался в старинной пристани. Клэй полюбовался на собор, который был теперь совсем близко, и постарался думать о приятных вещах. Например, о том, что можно будет взять напрокат яхту и вдоволь поплавать. Он провел рукой по волосам и подставил лицо ласковым солнечным лучам. Полюбовавшись еще с минуту пальмами на набережной, он направился обратно в каюту.

      Бернадетт с Клэем сидели в ночном клубе «Тито». Внизу расстилалась бухта, окаймленная яркой лентой автомобильных огней, бегущих по набережной. Ночью бухта являла собой феерическое зрелище: в ее черных водах, похожий на рождественскую елку, блистал разноцветными лампочками только что прибывший туристический лайнер, на водной глади, словно в зеркале, отражался освещенный прожекторами величественный собор. Впервые после отъезда из Гонконга Клэй решил выпить немного виски. Ему нравилось бездумно наблюдать за двумя чернокожими чечеточниками, лихо отстукивавшими какую-то мелодию сороковых годов под звуки небольшого духового оркестра. Отель, где они остановились, находился в нескольких минутах ходьбы отсюда. Он был наполовину пуст, но портье предупредил их, что вскоре ожидается большая группа туристов, все номера заранее забронированы, и поэтому он подыщет им что-нибудь в другом месте. К тому же, сказал он, в окрестностях Пальмы можно устроиться не хуже и гораздо дешевле. Если же взять напрокат маленький автомобиль, а еще лучше, скутер (тогда не будет проблем с парковкой), то можно вообще чувствовать себя, как дома.
      Клэй прикинул, что если не слишком швыряться деньгами, то на острове можно прожить довольно долго. Сообщив своему банкиру в Люцерне, где находится, он решил, что теперь можно немного расслабиться. Клэй отхлебнул еще глоток виски. Чечеточники были выше всяких похвал, и он наградил их щедрыми аплодисментами. Заказав вторую порцию виски, он решил, что впредь постарается не пить ни грамма. Коль скоро он превратился в простого смертного – без званий и положения в обществе, – ему необходимо как следует взяться за себя, поскольку надеяться теперь не на кого.
      – Может, лучше купить виски в городе, чтобы не бросать денег на ветер? – спросила Бернадетт.
      – Ничего, иной раз можно позволить себе немного кутнуть, – ответил Клэй.
      В это время на сцене появился фокусник и начал показывать трюки, от которых Бернадетт пришла в неописуемый восторг.
 
      Из своего парижского офиса Майк Картер тщетно пытался дозвониться Пателю, но телефонистка доказывала ему, что он что-то перепутал, поскольку номера, по которому он звонил, не существовало. Тогда он попросил старшую телефонистку дать ему номер конторы, находившейся в том же здании. Да, ответили ему, на втором этаже действительно располагалась некая индийская фирма, но она переехала, а куда, никто не знает. В общем, после отъезда из Лондона Майк начисто потерял из виду и Клэя, и капитана Нью, и Пателя. Он послал своего человека из Сайгона в Гонконг, чтобы прояснить ситуацию на месте, и тот доложил ему, что, по некоторым сведениям, компания «Триэнгл» переехала в Индию, где к власти пришло новое правительство. Это случалось часто: многие бизнесмены, сколотив состояние в Гонконге, уезжали, не оставляя, естественно, ни благодарственного послания, ни нового адреса.
      Итак, на Моди-роуд компании Пателя больше нет. Странная история, если не сказать больше. Не могли же три человека разом испариться. По словам его агента, в офисе фирмы царило такое запустение, словно там вообще никто и никогда не обитал. Нет, он не думает, что мистер Картер ошибся, просто в здешних местах все происходит несколько иначе, чем в Европе.
      После поездки Мардж в Лондон они еще не виделись. Сейчас она по-прежнему жила в парижском «Интерконтинентале», но собиралась в круиз по Средиземноморью. Парижане предпочитают покидать свой город на лето, а вместо них туда приезжают немцы, шведы и англичане. В офисе она оставила для него записку, из которой было совершенно неясно, что она собирается делать и нужен ли он ей вообще. Майк задумался, и тут зазвонил телефон.
      – Давно тебя не слышала, – раздался бодрый голос Мардж. – Как поживаешь?
      – Лучше некуда, – холодно ответил он.
      – Неправда.
      – Ты угадала.
      – Не хочешь поужинать вечером?
      – Почему бы и нет. Ты где?
      – В «Интерконтинентале». Собираюсь в круиз и хочу с тобой посоветоваться.
      Майк чувствовал, что она настроена вполне дружелюбно и гораздо сердечней, чем когда они были любовниками.
      – Когда ты думаешь ехать?
      – Хочу успеть до начала лета. А в самую жару удеру домой.
      – Есть несколько круизов по Средиземноморью, с остановками в разных портах.
      – Хочется развеяться, повидать людей.
      – Говорят, на этих пароходах иногда как раз попадаются люди.
      – Надеюсь, – рассмеялась Мардж. – Ну так что, ты позвонишь насчет столика?
      – Да. На который час заказывать?
      – На полседьмого.
      – Идет.
      Мардж была довольна. Она не безразлична Майку, это чувствовалось по его тону. А сейчас надо позвонить в салон красоты и слегка почистить перышки. Не для него, конечно, а так, для поднятия тонуса. Вещи были уже почти сложены, и ей хотелось поскорей сбежать из этого омерзительного номера.
      Открыв кошелек, Мардж вывалила его содержимое на постель. Среди монет, помады и прочего мусора оказались водительские права мужа. С цветной фотографии на нее смотрел красивый, мужественный Клэй. Мардж стало не по себе, словно на нее дохнуло чем-то неизбежным. Какой он теперь, подумала Мардж, наверное, сильно изменился? Ведь передряги не украшают человека, а он сейчас вынужден скрываться. Где он живет, как, на какие деньги? Интересно, есть ли у него любовница? И любит ли он кого-то?
      Ерунда. Какая любовница может быть у Клэя, который вообще на это не способен! А вдруг он изменился и стал таким, каким она когда-то мечтала его видеть? Она позвонила вниз и попросила принести ей несколько проспектов средиземноморских круизов. Да, она уезжает, но номер оставит за собой. Мардж подошла к зеркалу и стала внимательно разглядывать себя. В общем, ничего, но загар не помешает. Несколько часов в салоне красоты всегда приводили ее в норму. Разве можно отказывать себе в таком удовольствии?
      Взглянуть бы сейчас на Клэя, ну хоть на миг. Она пыталась представить, каково ему сейчас без всего, что у него было, – без формы, без имени, без положения в обществе. Он, наверное, стал похож на затравленного зверя, жалкого в своем одиночестве. Из Майка не вытянешь ни слова. Может, они решили бросить все это? А если нет? Но не могут же они всерьез считать его предателем! А вдруг он свихнулся? Ах, если бы хоть одним глазком увидеть его. Ведь может случиться и так, что если они увидятся, то все опять наладится, как если бы между ними ничего не происходило…

      Портье долго извинялся: к сожалению, через три дня им придется выехать. Лучше – за город, там есть прекрасные места, он поможет им найти что-нибудь приличное. В этом году на Майорке просто столпотворение, переполнены все отели, зато в Кала д'Ор выстроили новую гостиницу. Это очень милое и модное место всего в сорока милях отсюда, не больше часа езды. Лучше всего взять такси, а через неделю как раз подойдет очередь на аренду «веспы», он сделал заказ.
      – Надо известить о нашем переезде банкира в Люцерне, – тут же сказал Клэй.
      – Я ужасно боюсь, когда ты сообщаешь ему, где мы находимся.
      – Не волнуйся, тайна вкладов – закон в Швейцарии.
      В «Американ экспресс» с ним разговаривали в высшей степени вежливо и сообщили, что пока переведена всего лишь одна тысяча долларов. Если угодно, можно позвонить в банк прямо отсюда.
      – Простите, что звоню за ваш счет, но я говорю не из отеля. Мне опять нужны деньги. Извините, если замучил вас.
      Банкир рассмеялся в трубку.
      – Я рад вам помочь. Вы, видимо, не скучаете. Уже вернулись из Италии?
      – Из Италии?
      – Ну да, я же помню, вы звонили мне из Генуи – у меня все записано.
      – Простите, но я…
      – Вы еще сказали, что плохо меня слышите, то ли линия барахлила, то ли что-то еще. Не мудрено, что вы все забываете при своих постоянных разъездах. Давно вернулись в Пальму?
      – Дело в том… – но тут Клэй осекся, решив промолчать.
      – Впрочем, – продолжал банкир, – главное, что сейчас мы слышим друг друга, и я рад вам помочь.
      – Мне нужно еще четыре тысячи долларов. Расходы невообразимые.
      – Для того мы и существуем, полковник. Я уже подготовил план возможных инвестиций.
      – Пожалуйста, повремените с этим. Пока мне приходится много ездить, и лучше, если мы все обсудим в письменной форме. Я напишу вам, как только у меня будет постоянный адрес. Здесь, в Испании, не совсем обычные правила относительно иностранной валюты.
      – Хорошо. Звоните в любое время. А четыре тысячи будут вам переведены сегодня же.
      – Спасибо.
      – Желаю приятно провести время!
      – Всего наилучшего.
      Кто же, черт возьми это был: Патель, ВВС? Как они пронюхали про банковский счет? Могли, конечно, узнать и у Мардж. Они же все заодно, эти лапочки, всем им не терпится сцапать меня поскорей. Вовремя я смылся из города. Здесь, на острове, будет спокойнее. Неизвестно, что сказал им банкир, но вряд ли он им вообще что-нибудь сказал. Значит, скоро придут по его душу, решил Клэй, кто именно – большого значения не имеет. Нужно быть готовым.
      Бернадетт ждала его на улице.
      – Я купила тебе «Трибьюн», – сказала она. – Что произошло?
      – Ничего, – как можно спокойнее попытался ответить он.
      – Клэй, у тебя все написано на лице, пожалуйста, не пытайся от меня что-то скрывать.
      – Кто-то на днях звонил моему банкиру, представился мной и сказал, будто я звоню из Генуи.
      – Они идут по нашему следу, им нужна я… Клэй, я же говорила тебе, что от меня надо избавиться.
      – На этот раз, видимо, мои люди взялись за меня.
      – Не паникуй. Им ничего не известно. Иначе они давно дали бы о себе знать.
      – Ты их недооцениваешь.
      – Их – может быть. Но Минь Хо я знаю.
      – Минь Хо? Того парня, что был ранен в ногу, когда меня сбили?
      Бернадетт утвердительно кивнула.
      – Тысячу раз – нет. С его акцентом провести банкира просто невозможно.
      – Ты его не знаешь, Клэй, это его рук дело. Он встречался с Пателем в Гонконге. А того англичанина в Люцерне помнишь? Они все связаны между собой. Я это чувствую, я знаю!
      – Не принимай все так близко к сердцу. Если твой Минь Хо – такой гений, он бы давно уже нас отыскал. Но сейчас нам на хвост сел кто-то другой. Мне казалось, что мы обеспечили себе прикрытие, но кто-то все же позвонил в банк.
      – Значит, прикрытие оказалось недостаточно надежным.
      – Пока это всего лишь звонок. Надо все просчитать.
      – Позволь мне вместе с тобой разобраться во всем, может быть, вдвоем мы скорей найдем решение.
      – Что тебя мучает, Бернадетт?
      – Сама не знаю. Какая-то безысходность. Мне было так хорошо, как в сказочном сне. Но за все приходится платить. У меня нет выхода.
      – Выход можно найти всегда. Мы уезжаем. Пока им известно только то, что мы в Пальме. Они еще попотеют, отыскивая иголку в стоге сена, а мы тем временем засечем их. Как выглядит твой Минь Хо?
      – Ты же его видел.
      – Но плохо запомнил.
      – Для тебя все вьетнамцы на одно лицо?
      – Подожди, кажется, припоминаю: такой маленький, в очках и в чистой рубашке? И еще у него, по-моему, французский акцент. Но он меня черта с два узнает.
      – Узнает! Он помнит не только тебя, но и размер твоих ботинок. Минь Хо помнит все.
      – Еще раз прошу, не паникуй. У нас нет никаких оснований считать, что это именно он. Если же он спелся с командой Пателя, значит, всем им нужны деньги и только. Это уже легче.
      – Он ни с кем и никогда не споется. Минь Хо использует Пателя в своих целях. Деньги его не интересуют.
      – Так что же ему от тебя нужно? Что ты ему сделала?
      – Он хочет вновь завладеть мной, наказать меня. Я верила ему, я была…
      – Ты была его любовницей?
      – Нет, никогда. Не говори так обо мне!
      – Кто бы ни шел за нами, он еще в Италии. А когда приедет на Мальорку, мы уже будем в Кала д'Ор.
      – Мне страшно, Клэй.
      – Мы должны прийти в себя. Давай возьмем напрокат суденышко и прогуляемся по морю. Надо только держать ухо востро. Минь Хо знает, как ты его боишься, и он попытается сыграть на этом, сыграть в открытую. А мы будем начеку. Не станет же он нападать на тебя на улице – это не Сайгон, здесь есть и закон, и полиция.
      – Он не остановится ни перед чем. Ты не можешь даже представить, на что он способен.
      Клэй думал, что банкир вряд ли упомянул в разговоре Пальму и все их страхи беспочвенны. Кроме того, нельзя исключать, что за ним охотятся свои, из ВВС – для них он дезертир. Ну, допустим, поймают его и упекут в психушку. Бернадетт тут абсолютно ни при чем, их она не интересует.
      Он хотел объяснить это Бернадетт, но она была просто невменяема. В ее воображении возникло лицо Минь Хо, который смотрел ей в глаза и говорил грубости. Она попыталась прогнать это видение, представить его таким, с которым она была дружна в Париже, но ничего не получалось. Тот романтический образ не возвращался. Она видела лишь перерезанное шрамом и искаженное злобой лицо, она ощущала его дыхание, слышала его голос, обвинявший ее в предательстве, в том, что она связалась с американцем. Бернадетт сжалась от ужаса – нет, она не заслуживает счастья, эта жизнь слишком хороша для нее, грешницы.
      Они дошли до набережной и встали под тенью пальм, глядя в бескрайнюю морскую даль.
      – Видишь вон ту яхту под голубым парусом? Смотри, как хорошо идет: поймала береговой ветер и несется бог знает куда.
      – Уже половина первого. Пойдем скорей в отель за вещами, – поторопила его Бернадетт.
      Впрочем, о чем это она? Куда спешить? Бернадетт резко остановилась и села на каменную скамью. Разве ты забыла, чему тебя учили в монастыре – грешникам нет спасения.
      – Тебе что, плохо? – испуганно спросил Клэй.
      – Нет, ничего. Просто я не хочу идти.
      – Раз не хочешь идти, давай поймаем такси. Заберем вещички – и прощай, моя бухта, я буду скучать по тебе. Ничего не поделаешь, все хорошее рано или поздно кончается. Но когда– нибудь мы сможем вернуться – как хочется в это верить.
      Завидев такси в нескольких метрах от них, Клэй кинулся к нему, и пока пассажиры расплачивались, стал уговаривать водителя подвезти их в отель. Водитель, говоривший по-английски, ответил, что тут всего-то пять минут ходьбы, но Клэй сказал, что они захватят вещи и поедут в Кала д'Ор.
      – Вы знаете, как туда доехать? – спросил он.
      – Еще бы мне не знать, – ответил шофер, – моя семья из тех мест. Я вырос в деревне, что по соседству, когда там еще не понастроили всех этих шикарных отелей. А сейчас туда ездят одни богачи. Вам там понравится.
 
      Майк Картер посмотрел на часы – уже шесть. Он решил немного опоздать, чтобы она не думала, будто ему не терпится ее увидеть. Интересно, она всех мужчин заставляет чувствовать себя недоумками или одного только меня? Клэй небось поэтому и сбежал. И на черта ей сдался этот круиз? Ну да, хочет покрасоваться и найти какого-нибудь мужика. Эдакого красавчика-европейца, сердцееда с ученой степенью и толстым карманом. Начнет с ним беседовать об искусстве, а он и глазом не успеет моргнуть, как превратится в отбивную. Я через это прошел, теперь пусть другие ловятся. А вдруг она влюбится? Кого, например, она способна полюбить? Наверное, какого-нибудь итальянского плейбоя…
      Зазвонил телефон. Это был Лондон.
      – Ну что, Картер? – голос в трубке прозвучал резко, как команда. – Приказ выполнен?
      – Дело в том…
      – К черту подробности. Время идет, и если этот парень объявится живым, нас ждут крупные неприятности.
      – Я напал на след…
      – Твой след меня не интересует. Сообщи, когда с ним будет покончено. У тебя осталось три недели. На нас давит Вашингтон.
      И трубку бросили на рычаг. Картера прошиб холодный пот. Надо взять себя в руки. Хватит, с него довольно, этот Клэй довел его до ручки. Он ненавидел ее мужа, ненавидел за то, что она была с ним много лет. Теперь этот подонок, видно, переметнулся к красным. Что ж, наверное, они правы: пора с ним кончать.

      Терпение, пожалуй, было моей единственной добродетелью. Наверное, потому, что я всегда был смешным и неуклюжим. Всю жизнь мне приходилось следить за собой, чтобы не пролить стакан или не опрокинуть стул. Прежде чем что-то сделать, я должен был хорошенько подумать, как бы не напортачить. Каждое слово, каждое движение требовало от меня крайней осторожности. Потому-то, наверное, мне и нравился Восток. Терпению китайцев можно только поучиться. Взгляните, как благодаря их упорству из паршивого острова Гонконг превратился в процветающую державу. Даже в преступном мире у них другие законы. Они могут годами ждать, пока соперник попадется в расставленные сети, и никогда не мстят сразу, а выжидают. Если хочешь найти убийцу, отомстившего своему обидчику, ищи концы в прошлом.
      Терпение для сыщика – это все. В нашей работе и в помине не сыщешь того шика, с каким голливудские детективы пачками ловят бандитов. Все это чушь собачья. Наша работа нудная и кропотливая, требующая внимания к мельчайшим деталям. Копаешься, измучишься весь, пока наткнешься на след, а бывает, что и не наткнешься. Если бы люди знали, сколько преступлений так и остаются нераскрытыми, они бы умерли от страха. Минь Хо терпением не отличался, но зато верил в судьбу. Он совсем сник, когда я сказал ему, что нашел Бернадетт и Клэя. Он стал неузнаваем после того, как я сообщил ему, что они на Мальорке. Куда только подевалась вся спесь, ходил за мной как пришибленный. Я от души повеселился, когда мы пошли в испанское консульство за визой для него. Я изображал богатого английского туриста из Гонконга, а он – моего слугу. Покуда я беседовал с испанским дипломатом, вручив ему специально заготовленную визитную карточку, Минь Хо стоял в сторонке, держа в одной руке мою шляпу, а в другой – чемодан.
      – Как долго вы намерены пробыть в Пальме? – вежливо поинтересовался чиновник.
      – Еще не решил. Надо подумать, ведь я там еще не бывал, – ответил я с важным видом.
      – Это место чрезвычайно популярно у туристов, – горделиво заметил он, – в разгар сезона на каждого местного жителя приходится семь приезжих.
      Я изобразил на своем лице восхищение.
      – Вы повсюду путешествуете со своим слугой?
      – Да, он прекрасно готовит, и мне без него не обойтись – я на специальной диете. Что поделаешь, диабет.
      По пути из консульства Минь Хо впервые за эти дни улыбнулся.
      – Тебе бы актером быть, а не сыщиком.
      – Внешность подкачала, – ответил я с напускной скромностью. Спектакль получился высший сорт.
      Тем же вечером мы решили развлечься и отправились в цирк. Я не пожалел – зрелище было что надо: и гимнасты на трапециях, и клоуны, и главное – тигры. Я вообще неравнодушен к дрессировщикам. Хоть сам я и не трус, но не могу смотреть без дрожи, как хладнокровно они входят в клетку ко львам или тиграм. В общем, вечер удался. Мы пили кофе с коньком, а потом пошли ужинать в шикарный ресторан. Еще до этого мы уже как следует поддали, а за ужином Минь Хо один выпил целую бутылку вина. Он говорил без умолку, таким я его еще не видел. В первый раз за все это время Минь Хо разоткровенничался.
      – Когда мы с этим закончим, я съезжу в Париж, а потом уж обратно домой.
      – Ты хорошо знаешь Париж?
      – Да. Я учился там в университете.
      – И что изучал?
      – Литературу.
      – Шутишь!
      – И вовсе не шучу. Я писал стихи, – сказал он, и я вдруг увидел, как изменилось его лицо и во взгляде исчезла злая настороженность.
      – Ты покажешь мне что-нибудь?
      – Ты же не читаешь по-французски.
      – А ты переведи.
      – Знаешь, все это слишком личное.
      Я тоже здорово набрался и подумал, не спятил ли я. Передо мной сидел совсем другой человек, говоривший странные вещи.
      – Ты ведь знаешь ту женщину, что ездит с американцем? – спросил я.
      – Знаю. Мы вместе учились в Париже.
      – Значит, для вас это давнишняя история?
      – Очень, – со вздохом ответил он.
      – Ты ненавидишь ее?
      Он посмотрел на меня как на сумасшедшего.
      – С чего ты взял?
      – Но ты же охотишься за ней.
      – Не за ней, а за ним, – ответил он не слишком уверенно.
      – А он что тебе сделал?
      После этого Минь Хо замолчал, прижав к себе свою сумку, потом выпил еще, и мне пришлось тащить его на себе до такси. Мне так и не удалось его расколоть. Я чувствовал, что все дело в ней, но он так и не признался в этом. Правда, тогда мне было все равно. Я исполнял волю мистера Пателя и, несмотря ни на что, должен был подчиняться Минь Хо. Пусть молчит, думал я, а мое дело – довести погоню до конца.
      Через несколько дней мы ступили на борт суперсовременного судна, где нас встречали, как членов королевской семьи. Минь Хо, как обычно, прижимал к себе сумку, а мои чемоданы тащили два носильщика. Время близилось к вечеру. Утром мы должны были прибыть в Барселону, а еще через день – в Пальму. Стоя на боковой палубе среди множества туристов, мы смотрели на берег.
      Я размышлял, что меня ждет впереди. Цель была совсем близко. Минь Хо не раз повторял, что раскроет дальнейший план, как только преступники окажутся у нас в руках. Но мои перспективы были туманны. Патель мертв, и мне снова придется искать работу. Лицо Минь Хо приняло свое обычное выражение, он был собран и зол. Похоже, думал я, наш медовый месяц окончен. Краем глаза я взглянул на него, и по моей спине побежали мурашки. Таким я его еще не видел. Это было лицо беспощадного убийцы. Я всегда знал, что самые опасные из преступников – те, которыми движет личная ненависть. Именно она была теперь написана на его лице. Какую же роль он приберег для меня?
      И в тот момент, когда раздался гудок и пароход стал медленно отваливать от берега, меня словно молния пронзила мысль: он убьет американца, заберет с собой женщину, а меня… Я же единственный свидетель. Вот почему он не желал говорить о своих планах. Я никогда не спешу с выводами и прежде, чем сделать решительный шаг, всегда прокручиваю всевозможные варианты. Но уж если я на что-то решился, меня не остановить. Недаром ко мне прилипло прозвище – Бульдог Блумфилд. Теперь я воспринимал Минь Хо по-другому. Чувство опасности, как зубная боль, то пронзало меня, то отступало на задний план. Это сейчас я все вижу, как на ладони, а тогда во мне лишь зародились подозрения, которые то усиливались, то ослабевали.
      – Почему американец убил Пателя? – спросиля я Минь Хо.
      – Не твоего ума дело, – отрезал он привычно жестким тоном.
      Город исчез из виду, пароход набирал скорость, и как-то сразу наступила ночь. Я поспешил в кафе на верхнюю палубу. Минь Хо пошел за мной. Я заказал самую большую порцию мороженого – это был первый признак того, что на душе у меня скребли кошки. Минь Хо почти ничего не ел и не пил, а я снова надрался.
      – Учти, Блумфилд, – сказал он, – это твой последний загул. Пока не поймаем их, ни капли спиртного, понял? – сквозь зубы прошипел он.