Месть моя сладка

— Мы не можем себе позволить нанять лучших адвокатов, — вздохнула я. — Боюсь, даже дальнейшие услуги мистера Уогстафа нам не по карману.

— Надеюсь, речь идет не о том Уогстафе, который работает в фирме «Уогстаф и Чайверс»?! — с непритворным испугом воскликнула Джейн. — Если это он, то пиши пропало. Мои знакомые однажды прибегли к его услугам, чтобы сменить жилье, так он ухитрился перепутать дома, и сделка сорвалась. Вы не поверите, но за свою промашку он еще содрал с них астрономический гонорар!

— Этого мне только не хватало! — простонала я. Собственные перспективы рисовались мне во все более мрачных тонах. Машинально я приняла чашку чаю и тарелку с бисквитными пирожными, которые сочувствующие совали мне с разных сторон.

— Давай лучше вспомним о хорошем, золотце, — затараторил Джереми. — Ведь еще вчера, возвращаясь, мы были на седьмом небе от счастья.

Я посмотрела на него. Глаза Джереми сияли.

— Это верно, — согласилась я, кивая. — Так и было.

— Мы собирались отпраздновать некое важное событие, и в этом смысле ничего не изменилось.

— Ты хочешь сказать…

— Да. По-моему, пора сообщить о нашем решении всему белому свету. Может, тогда мы все сегодня будем крепче спать.

— Скажи сам, — прошептала я.

— Нет, давай скажем хором, — предложил Джереми.

Мы вздохнули и, досчитав до трех, продекламировали в унисон:

— Мы помолвлены и хотим пожениться.

Мама лишь смотрела на нас и недоуменно хлопала ресницами.

— Я сделал вашей дочери предложение, — пояснил Джереми и для пущей убедительности взял меня за руку.

— Ах вот как! — Мамино лицо вдруг сморщилось, а из глаз ручьем хлынули слезы.

Чего-чего, а этого я никак не ожидала.

— Мамочка, — увещевающе заговорила я, нежно обнимая ее за плечи, — порадуйся за нас. Мы любим друг друга и собираемся стать мужем и женой. Разве это не прекрасно?

Она кивнула и шумно высморкалась.

— Да, доченька, это, конечно, замечательно, но просто… слишком неожиданно. И потом, столько вдруг на нас свалилось. Пожалуй, мне лучше пилюли принять. Джон, отведи меня наверх, — обратилась она к моему отцу.

— Ну а ты, папулькин? — спросила я. — Ты рад за нас?

Он кивнул, но от комментариев воздержался. Лишь торжественно потряс руку Джереми и проводил маму в спальню.

— Да, радости столько, как от копченой свинины на еврейских поминках, — пробурчала я. — Как считаешь, Джо?

Джо не ответила: она сосредоточенно рылась в моих чемоданах. Выудив яркий саронг, расшитый узорами в виде тропических рыб, она издала восхищенное восклицание и приложила его к своей груди:

— Ах, какая прелесть! И как раз по мне.

— Не цапай! — Я отобрала у нее саронг. — Это я для Эммы купила. А тебе я вот что привезла. — Я указала ей на тенниску с эмблемой «Санта-Бониты».

— Спасибо… — разочарованно поблагодарила Джо.

— Если рисунок не нравится, можешь нанести поверх что-нибудь свое, — посоветовала я.

Джо выхватила из моих рук тенниску и, ворча, отправилась восвояси.

— Настоящий праздник, да? — ядовито обратилась я к Джереми. — Интересно, твоя мама тоже так обрадуется?

— Она будет счастлива, — заверил меня Джереми.

— А когда мы ее осчастливим?

Джереми замялся.

— Давай чуть-чуть подождем, золотце, — предложил он наконец. — Пока не прояснится ситуация с твоим нелепым обвинением. Просто я знаю свою родительницу. Если на нее сразу обрушить столько новостей, она одними пилюлями не обойдется. Она у меня слишком чувствительная особа.

— По-моему, все мамы такие, — с сочувствием кивнула я.

— Впрочем, это не имеет значения, — сказал Джереми. — Главное, что мы с тобой друг у друга есть. И мы счастливы вместе. Но только, Эли, после всего случившегося я должен знать правду о том, что у вас вышло с Дэвидом Уитвортом на самом деле. Всю правду, какой бы она ни была.

— Что, ты допрос репетируешь? — попробовала отшутиться я.

— Нет, Эли, — серьезно ответил Джереми. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Меня не устраивают крохи, которыми ты угощаешь адвоката. Я должен знать все. Я хочу понять, что нас ждет.

— Ну что ж, будь по-твоему, — неохотно согласилась я, понимая, что шагаю в пропасть. — Тогда слушай.

— Я полностью на твоей стороне. Эли! — с горячностью заявил Джереми, когда я поведала ему свою грустную историю. Правда, кое о чем я все-таки умолчала. В самом конце, устыдившись, я опустила сцену с втиранием «жгучки» и соврала, что в пылу ссоры просто лягнула Дэвида по яйцам. Отчего-то у меня душа не лежала к тому, чтобы рассказывать Джереми эротические подробности о том. как я намазывала «Огненным перчиком» детородный орган Дэвида.

— Как я счастлива с тобой! — благодарно проворковала я, прижимаясь к нему.

— Не бойся, Эли, мы прорвемся, — уверенно произнес Джереми. — А Дэвид — круглый болван. В Англии минуты не проходит, чтобы кому-нибудь по яйцам не вмазали. Представляешь, что было бы, вздумай каждый пострадавший обращаться в суд?

— Но ведь не у всех братья служат в полиции, — напомнила я. — Джереми, так ты правда на моей стороне?

Он кивнул:

— Целиком и полностью.

— Просто не представляю, что бы я без тебя делала! — воскликнула я.

— Боюсь, тебе придется немного поскучать, — вдруг сказал Джереми. — Сегодня днем мне позвонили из компании. Похоже, без меня в Варшаве все разваливается. Я должен немедленно лететь в Польшу.

У меня оборвалось сердце.

— Как? — только и пролепетала я. — Прямо сейчас?

— Завтра утром.

А мне, дурехе, еще казалось, что за ночь я все слезы выплакала!

Глава 38

Мне даже не удалось проводить Джереми в аэропорт. На следующее утро, как раз в то время, когда он поднимался на борт самолета, я сидела в приемной мистера Уогстафа. Вместе со мной своей очереди дожидались татуированные бритоголовые молодчики, любой из которых был способен причинить тяжкие телесные повреждения не только Дэвиду Уитворту, но и парню куда покрепче. Когда амбал с «Титаником» на предплечье осведомился у меня, что я натворила, я не нашла ничего лучшего, как сказать, что просто принесла мистеру Уогстафу сандвичи.

— В вашем деле есть сдвиги, — поведал адвокат, когда наконец подошла моя очередь.

Я изобразила величайшую радость.

— В конце недели, — продолжил плюгавый старичок, — вы снова предстанете перед судьями и выслушаете официально предъявленные вам обвинения. И тут у вас будет выбор. Вы можете выбрать городской суд или королевский. В городском суде заседает троица ветхих дедков, которые почти наверняка вас засудят. Не потому, что из них песок сыплется, а вы молоды и смазливы, а потому, что их чресла никто и никогда не растирал столь экзотическим образом.

Меня передернуло. Не пристало, по-моему, одряхлевшим адвокатам выражаться подобным образом.

— А вот в королевском суде, — продолжил он, — вы предстанете перед судом присяжных. Среди присяжных наверняка кто-нибудь посочувствует вам и поймет обстоятельства, вынудившие вас намазать гениталии мистера Уитворта «Огненным перчиком». Хотя, с другой стороны, будут там и люди, подобные вашей бабушке, у которых ваш поступок одобрения не вызовет.

— Как раз моя бабушка считает, что я поступила правильно, — возразила я.

— Хорошо, пусть это будет моя бабушка, а не ваша, — уступил мистер Уогстаф. — Она бы упрятала вас за решетку за один взгляд на мужское причинное место до замужества.

Я подобострастно хихикнула. Потом сказала:

— Да, выбор, похоже, мне предстоит замечательный. Я должна решить, что лучше: быть погребенной заживо или оказаться сваренной в кипящем масле. А третьего варианта нет?

— Нет. Либо городской суд, либо королевский. Иного не дано.

Я, как ни тужилась, особой разницы между ними не видела. Но все-таки решилась:

— Хорошо, королевский так королевский. Там по меньшей мере хоть какой-то шанс есть. Узнав, как обошелся со мной Дэвид, нормальные люди должны оправдать меня.

— Да, но если вас осудят… — Мистер Уогстаф многозначительно замолчал, чтобы я осознала всю серьезность положения. — Дело в том, Элисон, что наказание за умышленное нанесение тяжких телесных повреждений весьма и весьма суровое. В городском суде вам грозит до шести месяцев лишения свободы или штраф до пятисот фунтов. А вот королевский суд… — Он вновь выжидающе умолк и с важным видом покачал головой. — Если присяжные решат, что вы виновны, хорошо, если отделаетесь пятью годами заключения.

Я ахнула:

— Пятью годами? Но это невозможно! Ведь когда я выйду, мне будет больше тридцати!

— Если будете вести себя примерно, вас освободят через три года, — сказал адвокат. — Но три года — тоже достаточно долгий срок.

— Вы предлагаете мне сыграть в русскую рулетку, — горестно промолвила я. — Либо пан, либо пропал.

— Итак, ваше решение? — осведомился он с таким видом, словно речь шла о загородной прогулке. — Что предпочитаете: брайтонские пляжи или соляные копи?

Я принялась ожесточенно грызть ногти, за которыми так ухаживала на Антигуа.

— Вы уверены, — спросила я наконец, — что в городском суде меня осудят?

— Несомненно, — твердо ответил мистер Уогстаф. — Если вы только не магистр масонской ложи.

— Тогда придется рискнуть и согласиться на суд присяжных, — вздохнув, сказала я. — Из двенадцати человек большинство наверняка посчитают меня невиновной. Это ведь так, мистер Уогстаф, я ни в чем не виновата.

Он кивнул.

— Я вам верю, Элисон. Возможно, счастье вам улыбнется. В конце концов, прежде вы неприятностей с полицией не имели. Вы молоды, обаятельны, прекрасно одеты. — Он вдруг скабрезно ухмыльнулся, ослабил узел галстука, и я машинально вцепилась в подлокотники кресла. Не хватало мне только от собственного адвоката отбиваться. Однако мистер Уогстаф перестал пожирать меня глазами и снова закивал: — Да, Элисон Харрис, надеюсь, мне удастся вас вызволить.

За изрядную мзду, само собой разумеется, подумала я.

Глава 39

В тот же день мне пришлось идти на службу. Иного выхода не было. Две недели Джулия бомбардировала Эмму телефонными звонками, и моя верная подруга уже давно на стенку лезла, не зная, как меня выгораживать. А тут еще в ближайшее время известие о предстоящем судебном процессе должно было появиться в городской прессе. Джулия обожала читать судебную хронику, поэтому мое разоблачение было делом нескольких дней.

На службу я отправилась, захватив с собой справку о мнимой болезни, которую Эмма выписала мне на бланке, украденном из портфеля Эшли. Сам он выписывать подложную справку отказался наотрез, что возмутило мою подругу до глубины души. Впрочем, после очередного частного урока анатомии (надеюсь, вы поняли, что я имею в виду?) Эмма сменила гнев на милость.

Лоток для входящих бумаг на моем столе походил на предгорья Гималаев. Экран монитора покрывал толстенный слой пыли, прямо в центре кто-то вывел слово «пешка».

Джулия поджидала меня в роскошном платье от Карен Миллен и шикарных сапожках.

— Ага, явилась наконец! — заверещала она. — Ну как, тебе лучше? Признаться, цвет лица у тебя завидный. Особенно для больной, которая две недели лежала в постели.

— Это желтушность, — пропищала я.

— M-м… Дорого бы я дала, чтобы приобрести такую желтушность, — съязвила Джулия.

Душа моя ушла в пятки: все, сейчас меня разоблачат. Однако, вместо того чтобы выводить меня на чистую воду, Джулия принялась разгребать авгиевы конюшни на моем столе. Похоже, на этом дискуссия про цвет моего лица была закончена.

— У тебя, конечно, справка есть? — спросила Джулия.

Я молча вручила ей конверт.

— Нет, мне она ни к чему, — отмахнулась Джулия. — Когда выкроишь свободную минутку, отдай справку миссис Веббер из отдела кадров. — С этими словами она величественно удалилась.

С сердца моего свалился камень. Миссис Веббер было, по-моему, лет сто, а то и больше. Вдобавок она была слепа как крот. Ей ни за что не заметить подделку.

Я включила пишущую машинку и взяла из кипы верхний отчет. Похоже, никто не заподозрил, что я ездила отдыхать. Нужно только набраться терпения и вести себя так, чтобы меня не замечали. И ни на минуту не отлучаться со службы вплоть до первого судебного заседания, назначенного на утро пятницы.

В этот миг на столе Джулии зазвонил телефон. Джулия сняла трубку, и лицо ее сразу приняло странное выражение. Переключив звонок на мой стол, она сухо сказала:

— Это какая-то женщина из журнала. Хочет узнать, как ты повеселилась на отдыхе.

— На отдыхе? — Мой голос предательски дрогнул. — Это, наверное, Эмма опять дурака валяет.

— Очень смешно, — процедила Джулия.

— У Эммы идиотское чувство юмора.

— Ты возьмешь трубку или нет? — грозно спросила Джулия. — Мне некогда с тобой трепаться.

— Хорошо, — пискнула я.

Снимая трубку, я краешком глаза следила, не подслушивает ли Джулия. Естественно, звонила Аманда.

— Привет, милочка! — восторженно вскричала она, услышав мой голос. — Ну как, вы счастлиьы? С дельфинами поплавать удалось? А кормили как? Я уже наслышана о вашей блистательной победе. Знали бы вы только, как я горжусь вами обоими! Мы решили, что снимем вас еще раз, чтобы поместить фотографию в летнем номере. Вы ведь теперь у нас самая романтическая пара в мире! — Я мысленно представила, как она оживленно жестикулирует. — Как насчет завтрашнего дня, милочка? Пока у вас еще тропический загар сохранился.

— Э-э-э… а-аыы…

— Вам неудобно говорить, милочка? — догадалась Аманда. — Понимаю. У меня тоже в первый день по выходе из отпуска хлопот полон рот. Позвоните, когда время будет. Кстати, мартовский номер только что вышел. Ваши очаровательные мордашки на трех страницах, с четырнадцатой по шестнадцатую.

И она попрощалась. Я же в отчаянии цеплялась за телефонную трубку, словно за спасательный круг. Мартовский номер? Если кто-нибудь его увидит, мне конец. Кто мог его купить? Я обвела взглядом комнату, мысленно прикидывая, откуда исходит наибольшая угроза. В последнее мгновение, когда мне уже показалось, что поклонниц «Совершенной женщины» среди наших сотрудниц нет, я вдруг сообразила, что видела плакат из этого журнала над столом Айрин.

И вот, проведя на работе около часа, я обратилась к Джулии с просьбой отпустить меня на часок.

— Это еще зачем? — раздраженно спросила она. — Неужели не можешь до обеденного перерыва потерпеть?

— Нет. Мне нужно болеутоляющее. Немедленно. Иначе мне плохо станет.

По счастью, Джулии вовсе не улыбалось остаться с моим трупом на руках, и она меня отпустила. Выйдя из здания, я один за другим обошла магазины, торгующие периодикой, и скупила все имевшиеся в наличии экземпляры «Совершенной женщины». Сто пятнадцать штук. Это облегчило мой бумажник на двести тридцать фунтов.

Страницы с четырнадцатой по шестнадцатую были и впрямь целиком отданы нам с Джереми. Пять огромных фотоснимков и четыре абзаца, посвященных нашей любви. Джереми выглядел сногсшибательно. Я казалась испуганной. Хотя и не такой испуганной, как сейчас. При одной мысли, что кто-нибудь уже успел увидеть разворот, на котором красовалась я, у меня поджилки затряслись. Я оставила себе один экземпляр журнала, который надежно припрятала на дне сумочки. Остальной улов разорвала и выбросила. Конечно, Айрин могла получать журнал и по подписке, но тут уж мне оставалось только полагаться на волю Божию. И еще я дала себе зарок, что вечером уговорю Эмму объездить со мной все супермаркеты.

— Господи, ты выглядишь так, словно только что марафон пробежала! — воскликнула Джулия, когда я, запыхавшись, влетела в офис. — Сядь, отдышись. Нам только не хватает, чтобы ты снова в больницу угодила.

В ту минуту мне пришла в голову лишь одна больница. Психиатрическая.

Глава 40

Неделя ползла со скоростью слизня, страдающего артритом, и тем не менее пятница, мой судный день, неумолимо приближалась. Джереми звонил каждый вечер. А Айрин постоянно изводила меня жалобами, что во всем нашем чертовом городке нет ни единого экземпляра «Совершенной женщины».

Звонки Джереми поддерживали во мне жизнь. Как я ни боялась пятницы, услышав голос Джереми (он звонил ровно в девять вечера), я вмиг забывала все свои страхи. Эмма, изнуренная нашими часовыми беседами, приобрела себе мобильный телефон. Она была уверена, что из-за моей болтовни ей не может дозвониться Эшли. Однако именно в тот вечер, когда она заявилась домой с новехоньким аппаратом «Нокиа», Джереми поведал мне, что на этот раз не сможет долго разговаривать со мной.

— Я скоро ухожу, — сказал он.

— Да? — удивилась я, ведь он всегда говорил, что в Варшаве по вечерам некуда деться.

— Здесь Кандида.

— Кандида? — тупо переспросила я.

— Да. У нее съемки начинаются.

Итак, Кандида в Варшаве. В суете последних дней я совершенно забыла про ее угрозу прилететь в Польшу. И уж чего я никак не ожидала, так это того, что она сразу позвонит моему нареченному.

— Откуда ты это знаешь? — прохрипела я.

— Лоретта связалась со мной по ее просьбе.

У меня чуть-чуть отлегло от сердца.

— Что ж, передай от меня привет, — попросила я. Потом добавила: — А как ее жених поживает?

— Что? — переспросил Джереми. — А, ты имеешь в виду Вадима. Думаю, что нормально.

Спать я в ту ночь легла не слишком встревоженная.

Пару дней спустя, придя на работу, я увидела Айрин и Джулию, которые, склонясь над свежим выпуском «Сан»[18], охали и ахали так, словно впервые лицезрели свитки, найденные близ Мертвого моря.

— Нет, не может быть! — воскликнула Айрин. — Это не он! Я же с ним с детских лет знакома. И волосы у него темнее.

— Он, Айрин, — возражала Джулия. — Готова пари держать. Это просто свет так падает. Кто бы мог подумать: Джереми Бакстер и — она!

Я остолбенела. В первое мгновение заподозрила даже, что «Сан» каким-то образом перепечатала наши фотографии из «Совершенной женщины». Все, я разоблачена, и в считанные дни меня уволят. Однако поведение Джулии меня смущало. Увидев меня, она улыбнулась и поманила меня рукой.

— Иди сюда, Элисон! — позвала она. — Разреши наш спор. Кто здесь изображен: Прыщавый Джереми Бакстер или нет? — И она ткнула в газету алым ногтем.

Я шумно выдохнула и уставилась на фотографию. Изображенный на ней мужчина, безусловно, походил на Джереми как две капли воды. Те же волосы. Тот же нос. Даже солнечные очки те же. Остальное мешала рассмотреть девушка, которая, стоя спиной к фотографу, трогала похожего на Джереми мужчину за плечо.

«Кто этот таинственный друг Кандиды?» — вопрошал заголовок под фотографией.

— Кандиды? — ошеломление прошептала я. — Это Кандида Бьянка?

— Ну да! — фыркнула Джулия. — Киноактриса. Я просто глазам своим не верю. А ты можешь поверить? Прыщавый Бакстер вместе с Кандидой Бьянкой! Могла ли я вообразить такое, когда он после школы поджидал меня на автобусной остановке?

— Он поджидал тебя на автобусной остановке?

— Угу. Он обожал меня до визга. — Джулия говорила небрежным тоном, которым обычно пользовалась, когда хвасталась. — Я тогда Энди Макинтайру голову кружила. Он ведь на мопеде гонял. А Джереми Бакстеру, кроме прыщей и велосипеда, козырять было нечем. Как считаешь, он с ней спит? — спросила она, указывая на фото.

— Представления не имею, — ответила я, призвав на помощь все свое спокойствие.

— Но ведь она его целует.

— Ну и что? — пожала плечами Айрин. Сама того не ведая, она пришла мне на выручку. — Может, они просто здороваются. Сами знаете, как эти папарацци могут любую историю раздуть.

— Точно, — захихикала Джулия. И мечтательно вздохнула: — Я уже начинаю жалеть, что в свое время не дала Бакстеру. Могла бы сказать тогда, что Кандида Бьянка моими объедками питается.

— Я вполне допускаю, что это все-таки не он, — сказала Айрин.

В следующий миг в коридоре послышался голос босса, и мы дружно кинулись врассыпную.

Оставалось надеяться, что Айрин права.

Мне не пришлось посвящать в случившееся Эмму. Она сама приобрела по дороге злосчастный выпуск «Сан» и решительно вступилась за права Джереми:

— Он ведь предупредил тебя вчера, что встречается с ней. Это доказывает, что он невиновен.

Однако вечером Джереми в обычное время не позвонил. Не позвонил он и позже. Я пыталась связаться с ним по всем телефонам, которые он мне оставил, однако дежурившая в офисе полька никак не могла уразуметь, чего я от нее добиваюсь, а дома никто не отвечал. Ночь я провела как на иголках. Даже грядущий суд перестал меня страшить.

Когда Джереми наконец позвонил, я была настолько взвинчена, что, едва услышав его голос, разрыдалась.

— Что случилось? — испуганно спросил мой возлюбленный.

— В газете твоя фотография, — выдавила я сквозь слезы.

Выслушав мои сбивчивые объяснения, Джереми расхохотался. Несколько принужденно, как мне показалось.

— Ох уж эти папарацци, — произнес он таким тоном, словно всю жизнь отбивался от их преследования. — Мы с Кандидой сходили в оперу, а потом она предложила посидеть в ресторане. Эти чертовы журналюги могут из мухи слона раздуть.

— В оперу? — переспросила я, давясь слезами. — Ты же говорил, что терпеть ее не можешь, — Да, но я, оказывается, совсем не то слушал, — ответил Джереми. — А вот вагнеровский цикл «Кольцо Нибелунга» просто превосходен. Длинноват, правда…

— А Вадим тоже с вами был?

— Нет, он занят с труппой. Но он нисколько не возражал, когда Кандида сказала, что мы пойдем в театр. Не понимаю, почему тебя это так волнует.

— Меня вовсе…

— Ой, в дверь кто-то звонит! — перебил меня Джереми. — Извини, милая. Я тебе в четверг перезвоню.

— В четверг! — взвыла я. Но меня уже никто не слышал. Джереми повесил трубку. До четверга оставалось целых два дня.

Кроме Пушистика, утешить меня было некому. Эмма ушла на свидание с Эшли. Марвин недавно познакомился с очень симпатичным латиноамериканцем, профессиональным танцором по имени Чико, и как раз шел брать у него урок ча-ча-ча, когда я ему дозвонилась. Родителей тоже дома не оказалось, а Джо красила волосы и говорить со мной не могла, опасаясь упустить время мытья.

В итоге, никому не нужная, несчастная и брошенная, я уселась у окна и уставилась в темноту улицы. В голову лезли мысли одна мрачнее другой. Кто звонил в дверь Джереми в такое время? Кандида? Водопроводчик? Я должна была во что бы то ни стало услышать от кого-нибудь, что даже если в гости к Джереми зашла Кандида, то это ровным счетом ничего не значит. Джереми по-прежнему души во мне не чает и непременно прилетит, чтобы поддержать меня во время судебного разбирательства.

Судебное разбирательство. Я сняла трубку телефона, и мои пальцы привычно набрали номер Дэвида. Я ведь так и не удосужилась позвонить ему после возвращения. Может, переговорив со мной, он отзовет иск? Не верила я, что причинила ему такой уж серьезный моральный ущерб, нет. Не говоря уж об увечьях. Да, верно, он был раздосадован, даже взбешен. Но ведь теперь, лежа в объятиях Лайзы Браун, он был счастлив (Эмма видела их вдвоем в универмаге, где они выбирали шторы). Быть может, мне удастся вымолить у него прощение.

Дзинь! Дзинь!

— Алло?

Черт, Лайза!

Я брякнула трубку на рычажки. Она не догадается, кто им звонил.

У меня совсем вылетело из головы, что Дэвид недавно купил телефон с определителем номера.

Глава 41

— Милочка, может, вы объясните мне, что происходит?

Звонок Аманды перехватил меня уже у дверей. Нервно сжимая трубку, я подумала притвориться Эммой, но было уже поздно.

— У меня глюки или во вчерашнем номере «Сан» действительно напечатали фотографию Дэвида? — тараторила Аманда.

— А?

— С Кандидой Бьянкой. Неужели не видели? Кандида с таинственным незнакомцем. На первый взгляд он — вылитый Дэвид. Но ведь Дэвид не может быть в Варшаве! Он ведь сейчас вкалывает изо всех сил в Бриндлшеме, копит деньги на свадьбу с прехорошенькой Эдисон. Скажите, милочка, что я ошиблась, и я вас отпущу.

— Вы ошиблись, — заверила я. — Мне тоже показывали эту газету. Это, конечно же, не Дэвид, хотя сходство и в самом деле поразительное. Я очень рада, что Кандида Бьянка не собирается в Бриндлшсм, — добавила я с неестественным смешком. — В противном случае она вцепилась бы в моего Дэвида своими когтищами.

— М-да… — с сомнением протянула Аманда. — Странное совпадение. Вы знаете, милочка, что Кандида отдыхала в «Сайта-Боните» в одно время с вами?

Я поперхнулась.

— Да, я слышала об этом, но ни разу ее не видела. Она вела довольно уединенный образ жизни.

— Надо же, — недоверчиво сказала Аманда. — А мне совсем другое рассказывали. Послушайте, милочка, вы уж поделитесь со мной тайной насчет Кандиды и своего возлюбленного, а я взамен еще несколько ваших фотографий тисну. Идет?

— Мне нечего сказать, — отрезала я.

— Я понимаю, вам неловко, что он вас за нос водит…

Еще как, черт побери!

— И еще, милочка, — добавила Аманда. — Имейте в виду: денег, которые вы получите за эксклюзивное интервью, хватит, чтобы жить припеваючи до глубокой старости. Скажите только, когда, по-вашему, это у них началось? Еще на Антигуа? Дэвид признался вам в неверности до публикации фотографии в «Сан»?

— Мне нечего сказать, — повторила я. — Отношения у них самые невинные. А теперь извините, но мне пора в суд… То есть на службу.

— Хорошо, хорошо, — заторопилась Аманда. — Ступайте на службу. Я не имею права предлагать золотые горы за рассказ о ваших страданиях.

— Я вовсе не страдаю! — свирепо сказала я и с такой силой шмякнула трубку, что телефонный аппарат свалился со стола и пребольно ушиб мне ногу.

Только этого мне не хватало перед началом судебного разбирательства! Макияж, который я так долго и старательно наносила, пытаясь создать впечатление женственности и достоинства, разноцветными ручьями струился по моей несчастной физиономии.

Убитая горем, я сидела на нижней ступеньке лестницы, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, когда наверху появилась Эмма. Она только пробудилась. Заметив, что я не в себе, подруга сбежала по ступенькам, но, увидев мое зареванное лицо, не сумела сдержать недовольного возгласа.

— Господи, да на кого ты похожа?! — воскликнула она. — На часы ты хоть смотрела? Скажи спасибо, что я сегодня решила прогулять лекции и выспаться. Кофе будешь? Перед выходом ты должна перекусить. Пойду тосты приготовлю.

Пять минут спустя я с чувством благодарности вгрызалась в пережаренный тост. Потом позволила Эмме поколдовать над моим макияжем. Предыдущая версия размазалась и стекла.

Тем не менее, несмотря на недюжинное мастерство моей подруги, мистер Уогстаф при встрече вздохнул и поморщился.

В приемной городского суда, помимо меня и моего адвоката, дожидались своей очереди те самые татуированные молодчики, которых я уже видела в его конторе.

— Вы хорошо помните, что нужно делать? — в двадцатый раз спросил меня мистер Уогстаф.

— Да, — ответила я. — Вхожу. У меня спрашивают мое имя и уточняют, в чем состоит обвинение. Я повторяю, что виновной себя не признаю. И тогда мне говорят, когда я должна предстать перед судом.

— Вы уверены, что не признаете себя виновной? Вы точно ничего от меня не утаили? Гарантируете, что в вашей истории отсутствуют подводные камни и внезапно не возникнет свидетель обвинения, который выбьет почву у нас из-под ног?

— Я невиновна, — плаксивым голосом заявила я.

Мистер Уогстаф протянул мне носовой платок, однако взирал на меня с таким безразличием, словно уже много раз становился свидетелем подобных сцен. Наверное, даже головорез с татуировкой на щеке «Я люблю питбультерьеров» в случае необходимости умело пускал слезу.

— Я невиновна, и жюри присяжных меня оправдает, — настаивала я. — Потому что я правду говорю.

— Хорошо, — сказал мистер Уогстаф. — Но запомните: если мы дадим согласие на суд присяжных, пути к отступлению будут отрезаны. Если же они все-таки вынесут обвинительный приговор, срок вам вчинят ох какой большой.

— Срок меня не беспокоит, — уверенно заявила я. — Дэвид Уитворт возводит на меня напраслину. И у меня самой есть свидетель. Эмма, моя подруга, с которой мы снимаем квартиру, подслушивала под дверью наш последний разговор с Дэвидом. Это было в ночь накануне моего отъезда на Антигуа. И она отчетливо слышала, как он сказал, что ни малейшего вреда я ему не причинила. Он был готов простить меня при условии, что я возьму его с собой на отдых.

— И она готова выступить в суде?

— Ради меня Эмма готова на все.

Тут выкликнули мою фамилию. Чувствуя себя Марией Антуанеттой, горько сожалеющей о легкомысленной реплике насчет пирожных, я поплелась за бейлифом в зал. На сей раз вместо участливых старушек я увидела сурового вида мужчину. Выглядел он так, точно только и делал, что штрафовал недотеп, собаки которых гадили на газоны.

— Вы признаете себя виновной? — сразу же спросил он.

— Я невиновна, — еле слышно пропищала я.

— Что-что? — переспросил он, приложив ладонь к уху. — Виновна, да?

— Нет, — отчеканила я, преисполненная решимости не допустить ошибки.

В соответствии со своим конституционным правом я потребовала, чтобы мое дело рассматривал суд присяжных. Судья долго и, как мне показалось, обескураженно шуршал бумагами, но в конце концов все-таки назвал дату, когда я должна буду предстать перед королевским судом.

Через три месяца. Три долгих месяца. Томительный срок, в течение которого ожидание повиснет надо мной дамокловым мечом. Одно утешало: если мой аппетит за это время не разыграется, то к началу суда я сумею без труда втиснуться в бикини, о котором и мечтать не смела.

— Выше нос! — подбодрил меня мистер Уогстаф, усаживаясь за руль новехонького «БМВ». — Сами видите, я ради вас из кожи вон лезу.