– Да, да, – подтвердил Джарчи. – Ты три дня лежал без памяти, – и он сокрушенно покачал головой: – Разве можно так бить несмышленыша, – и посмотрев на Субудея, спросил: – Кумыс ему давал?
Субудей засуетился, наливая в чашку напиток, объяснив на ходу:
– Он только что пришел в себя.
Чиркудай с удовольствием выпил пенящееся кислое питье. Он даже не ожидал, что у него такая сильная жажда. Субудей сразу налил ему еще.
Пришел Джелме и заулыбался, прищурив раскосые глаза. Чиркудая хотели приподнять и посадить, но он справился сам.
– Сильный, – с завистью произнес Субудей.
Джарчи вытащил мясо из котла на деревянное блюдо, и они поели. Затем кузнец встал, посмотрел на младшего сына и приказал:
– Субудей, останешься с ним, – и, кивнув головой, молча позвал за собой Джелме в кузницу.
Чиркудай почувствовал слабость после еды. Он упал на кошмы и снова уснул.
Проснулся вечером. В юрте стоял полумрак. Он был один. Осторожно встал и прошелся до двери и назад. Ему показалось, что у него ничего не болит. Только спина почему-то неприятно онемела.
Вскоре пришли Джарчи, Джелме и Субудей. Их лица были невеселы. Кузнец подошел к Чиркудаю, задрал на его спине кафтан и осуждающе поцокал языком. Субудей потрогал спину пальцами, но Чиркудай ничего не почувствовал.
– Больно? – поинтересовался Субудей.
– Нет. Только спина чешется.
– От этого зачешется, – согласился Джарчи.
Джелме в это время разжег огонь в очаге. Они молча подождали, когда разогреется загодя сваренная баранина и Джарчи, притащив с улицы усыпанную солью переднюю часть нового барана, положил ее в котел. Поев, кузнец помялся и сказал:
– Тебе нельзя здесь оставаться. Он тебя убьёт, – горестно повздыхав, старик продолжил: – Темуджина не нашли. Однако все догадываются, что ему кто-то помог. Он ускакал на нашей лошади, но нас в этом не винят, хотя Агучу бесится. Тургутай-Хирилтух именно ему поручил сторожить Темуджина, поэтому, он отыграется на тебе. Тебе надо уходить.
Чиркудай молча встал и направился к выходу.
– Да подожди ты! – недовольно крякнув, остановил его Джарчи: – Не сейчас. Ночью. Чтобы никто не видел. Садись, не стой.
Чиркудай сел на войлок. Субудей и Джелме с сочувствием смотрели на мальчика.
– Сварим барана, дадим тебе в дорогу, – начал Джарчи: – Вот, возьми кремень, железо и трут, ты уже научился ими пользоваться. Прячь их подальше. Увидят, сразу узнают, кто дал. Близко от селения костер не разводи, заметят – убьют, – кузнец помолчал, собираясь с мыслями:
– Тебе нужно идти вверх по течению Керулена. Если сможешь быстро пройти вдоль реки, то утром наткнешься на пороги. Это камни, которые лежат на дне, поперек течения. Переберешься по ним на ту сторону и, если ничего с тобой не случится, двинешь в степь. А дня через три доберешься до гор. Там есть лес. В лесу прожить легче. Может быть по дороге тебе встретиться кочевье кераитов. Они добрые. Тогда остановишься у них. Там тебя никто искать не будет. Кераиты хорошие люди, хотя и христиане. С нами дружат.
О себе старайся никому не рассказывать: налетели, порубили семью, а тебя бросили – и все. Ты меня понял?
Чиркудай кивнул головой.
Субудей покопался в своих вещах и вытащив какой-то сверток. Покосился на отца и развернул. Это были отшлифованные наконечники для боевых стрел. Шесть штук. Протянул Чиркудаю подарок:
– Возьми. Пригодятся, – покопавшись еще, вытащил из-под своего войлока красивый кривой нож в ножнах и снова покосился на отца.
– Так вот, значит, как он пропал, – усмехнулся кузнец, но согласно кивнул головой: – Отдавай, отдавай, если не жалко.
Субудей тяжело вздохнул и протянул нож Чиркудаю, который по привычке поклонился ему. Джарчи сморщился и отвернулся.
Джелме тоже покопался в своих вещах, нашел новую войлочную шапку и отдал ее Чиркудаю. Чиркудай опять поклонился.
Джарчи повздыхал наблюдая за ними и сказал:
– Пусть баранина вариться пока. А вы ложитесь спать. Я разбужу
Чиркудай послушно улегся. Субудей примостился рядом. Джелме лег на своем месте. Кузнец остался сидеть около очага, задумчиво глядя в огонь.
Глава третья. Худу-сечен
Когда воздух на востоке стал серый и предрассветно прохладный, Чиркудай увидел пороги Керулена. Осторожно прыгая по скользким камням, перебираясь через реку, он старался не смотреть на гудящие под ногами водяные буруны. Ему повезло – не упал. Лишь немного промочил сапоги.
Перебравшись через реку, мальчик, преодолевая усталость, почти побежал от реки в степь. Обессилив, пошёл медленно, и тут заметил, что шум воды за спиной растворился в шорохе травы под ногами. Немного успокоился.
Рассмотрев в утренних потёмках большой вросший в землю камень, подошёл, и тяжело дыша, привалился к нему. Стоял до тех пор, пока не взошло солнце. Подставил лицо под теплые лучи. Чуть-чуть поколебался, и снял с плеч маленький, но тяжелый мешок, который ему приладил на спину кузнец. Вытащил провизию и, стал неторопливо есть, внимательно осматривая степь.
Он не думал ни о чем. В голове было пусто. Чиркудай не сожалел о том, что ему пришлось покинуть такую приветливую семью. И он ничего не боялся. И не потому, что был очень храбрый, просто еще не умел жалеть себя, и не научился думать о будущем. А то, что с ним произошло, считал обычной жизнью – другой-то он и не знал.
Долго ещё высматривал всадников, которые могли его искать. Но в степи было тихо.
Закинув рюкзачок за спину, посеменил дальше, оглядываясь через каждые десять-пятнадцать шагов. Шёл до вечера, к синеющим вдали горам, часто останавливаясь на отдых. За целый день кроме орлов, евражек и промелькнувших вдали сайгаков, никого не заметил. В сумерках наткнулся на ложбинку в земле и улегся в нее, закутавшись в новый темно-синий халат, подаренный кузнецом. Когда стало совсем темно, бездумно уставился на звезды.
Вспоминал уют теплой юрты кузнеца, хитрого Субудея, медлительного Джелме, и злого Темуджина. Но вспоминал о них так, как вспоминал некоторые хорошие сны. И он никак не мог понять: то, что ему снилось, было правдой, или нет? Так и заснул, ни в чём не разобравшись.
В полночь Чиркудая разбудил невесть откуда прилетевший ветер. Стало холодать. Звезды пропали. Продрожав в ложбинке всю ночь, утром упрямо потопал под темными косматыми облаками на запад. Как находить запад, его научил кузнец. Чиркудай запомнил слова Джарчи: «Обойди сопку вокруг. И если увидишь, что на одной стороне много травы, значит, сопка смотрит этой стороной на юг, а на другой мало травы, значит – на север. Встань лицом к югу. По правую руку от тебя и будет запад. Туда и иди, на запад. Там кераиты».
В полдень начался дождь, постепенно превратившийся в ливень. Чиркудай остановился. Небо потемнело так, будто наступил поздний вечер. Постояв без движения с полчаса, он почувствовал, что замерзает. И халат промок насквозь. Пришлось идти вперед, сквозь струи дождя, и побыстрее, чтобы разогреться. Через час наткнулся ещё на один огромный камень, косо торчащий из земли. Под ним был лаз. Чиркудай втиснулся в узкую дыру и попал в чью-то нору. Но зверем сильно не пахло, очевидно, лисица или кто еще, давно бросили это жилье.
Он съежился на трухлявой подстилке из перепревшей травы и клочков шерсти, подтянул колени к груди, стараясь сохранить тепло. И сильно трясясь всем телом, как от лихорадки, почувствовал, что от дрожи ему становиться теплее. Но уснуть не смог.
Лишь под утро забылся, провалившись в тяжелый сон. А когда пришел в себя, увидел за узким выходом синее небо. Кое-как выбрался наружу и улегся на коричневый пластинчатый камень, постепенно согреваясь под теплыми солнечными лучами. От халата повеяло паром, но не таким, какой поднимается над кипящей в котле водой. Одежда стала высыхать.
Немного согревшись, Чиркудай достал кусочек вареного мяса из мешка и, откусывая от него на ходу, пошел по быстро высыхающей после дождя твердой земле, стараясь, чтобы солнце все время находилось с левой стороны. То, что солнце днём находится на юге, тоже научил Джарчи. «Встань к солнцу левым боком и запад будет впереди тебя. А вечером солнце будет перед тобой, на западе. Оно прячется в последнее море».
На четвертый день Чиркудай понял, что начался подъем к подножию гор и увидел далеко впереди темный лес на крутых склонах. Он прибавил шагу, но горы и лес приближались очень медленно. Вечер опять застал его в степи. Только на пятый день он дотронулся рукой до первого дерева, не веря, что дошел. И сразу понял, как измучился. Но останавливаться не стал. Быстро стал углубляться в чащу, стремясь побыстрее удалиться от опасной для него степи.
Лес показался ему старым и добрым приятелем. Когда совсем выбился из сил, нашел в сумрачной глубине большую ель и, упав под нее, уснул как убитый. Проснулся вечером. Посмотрел по сторонам и обнаружил, что сквозь деревья степь не видно, значит и его никто из степи не заметит. Собрал сухие ветки, мох, повозился и высек искры кресалом в трут и стал дуть. Трут задымил. И он развёл небольшой костер. Ему стало тепло и уютно, от обдающего лицо жара. Отогревшись, поел и опять уснул.
Неожиданно среди ночи его словно подбросило: почувствовал совсем близко чужого. Старясь не шуметь, отполз от прогоревших, но еще тлевших головешек, и затаился. Да, к нему подкрадывалось живое существо. Но без зла, которое Чиркудай ощутил бы всей кожей, особенно спиной. Через несколько минут услышал легкие шаги и понял – это человек, идущий в темноте прямо к нему.
– Здесь есть кто-нибудь? – спросил человек.
Чиркудай понял по голосу, что это старик. Но говорил он немного не так, как Джарчи. Слова у него получались по-другому. Хотя Чиркудай хорошо понимал пришельца. Незнакомец не коверкал их, как китаец Линь: просто иначе произносил. Чиркудай поколебался и ответил:
– Здесь я.
– А ты кто? – донёсся тревожный голос из темноты.
– Я – Чиркудай.
– А ты, какого рода, какого племени? – продолжал допрашивать человек, но приближаться не стал.
– Я не знаю.
Старик помолчал, подумал и поинтересовался:
– Где же остальные люди?
– Я один, – помедлив, сообщил Чиркудай.
– Вот как!.. – удивился незнакомец, и замолчал.
Чиркудай впотьмах видел этого человека, недоуменно остановившегося в пяти шагах от потухшего костра. Пришелец глубоко и сипло вздохнул:
– А ты пустишь меня к своему огню?
– Да, – коротко ответил Чиркудай и услышал, как человек стал подходить ближе. – Но мой костер погас, – разочарованно сказал мальчик.
– Это не беда, – успокоил Чиркудая гость. – Сейчас мы его снова разожжем, – намного повозился и продолжил: – У тебя есть кресало?
– Есть.
– Тогда запали огонь, чтобы я увидел тебя. А потом я поищу хворост, который нужно подбросить в твой костер.
Чиркудай поколебался, но решил не добывать огонь кресалом. Вспомнил, что по кресалу могут узнать о Джарчи и кузнецу от этого может быть плохо. Он подполз к головешкам и стал их раздувать, положив сверху пучок сухой травы. Под углями засветилась искра, и они затлели. Трава вспыхнула, и он увидел перед собой седобородого старика с посохом, в полосатом халате, в войлочной шапке и в старых стоптанных сапогах.
– Вот ты какой, – задумчиво пробормотал старик, рассматривая мальчика в мечущемся свете желтого пламени. – Подожди немного. Я отойду за ветками. Они рядом. Чуть халат не порвал, когда шел к тебе на запах дыма, – и, поднявшись, исчез в темноте.
Чиркудай надергал немного сухой травы вокруг себя, подкинул в костер и стал ждать. Вскоре появился старик с охапкой прутьев. Развел огонь побольше, подкладывая топливо по веточке. Снял с плеч хурджун, примостился под елью напротив Чиркудая. Вытащил из мешка коврик, расстелил, положил на него плоскую лепешку, соль, лук.
– Проголодался? – поинтересовался незнакомец, показывая одной рукой на еду, а другой, подманивая Чиркудая поближе.
– У меня осталось немного… – вздохнул Чиркудай, вынимая из своего мешка остатки баранины.
– Я почти всё съел. А кумыс кончился
Старик удивленно посмотрел на мальчика, и недоуменно покачал головой:
– Ты запасливый. Наверное отбился от своих?
– Нет. Я ушел.
– А почему ты ушел? Откуда и куда? – продолжал допытываться старик.
Чиркудай склонил голову, помолчал и тихо повторил:
– Ушёл и все.
Старик задумался, но не надолго. Он опять поманил мальчика к себе и, показав рукой на коврик, сказал
– К твоему мясу мои лепешки с луком – нападай.
Чиркудаю понравилось такое обращение незнакомца, и он пододвинулся ближе. Перед ночным ужином старик бросил немного пищи на землю, задабривая духов. Ели молча. Лепешка была сухой и жесткой. Хлеб имел странный вкус, Чиркудай пробовал его в первый раз.
После трапезы пришелец молча наломал елового лапника, постелил Чиркудаю и себе, сказав:
– Давай поспим: утро вечера мудренее, – и, завернувшись в свой старый халат, засопел. Старик больше ни о чем не спросил.
Чиркудай съежился на другой стороне костра, но долго не мог уснуть.
Эту ночь Чиркудай впервые после побега из куреня спал спокойно.
Старик встал рано. Насобирал хвороста и своим огнивом разжег костер. Чиркудай незаметно наблюдал за ним, притворяясь, что спит. Он не хотел услышать от незнакомца новые вопросы, на которые сам не мог ответить.
Однако старик раскусил хитрость мальчишки и, усмехнувшись, посоветовал:
– Вставай. Нечего притворяться.
Он не стал приставать к Чиркудаю. Принес воды в своем медном котелке и повесил его над пламенем. А когда вода закипела, насыпал туда каких-то листьев. После того, как вода окрасилась в зеленый цвет, предложил Чиркудаю попробовать, пояснив – это чай.
Старик заинтересовал Чиркудая. Его отношение располагало к нему, кроме того, у незнакомца имелись новые непонятные для мальчика вещи. Когда пили чай с лепешкой, Чиркудай увидел протянутый ему желтый камешек. Старик хитро прищурился, предлагая попробовать угощение, и сам положил себе за щеку такой же камень. Чиркудай с опаской лизнул новинку и определил, что этот камень приятный на вкус.
– Сахар, – пояснил старик. – Он сладкий и с ним пьют чай, – и тут же поинтересовался: – Вкусно?
Чиркудай молча кивнул головой.
Поев, они затоптали костер. Старик сказал, это для того, чтобы не случился пожар. И, не сговариваясь, пошли из леса к опушке. Чиркудай даже не спросил, возьмет его старик с собой или нет. Просто они пошли вместе, будто старые знакомые.
Долго молчали. Наконец незнакомец не выдержал и спросил:
– Значит, ты хочешь пойти со мной?
– Да.
– Хорошо, – согласился старик и сообщил:
– Меня зовут Худу. Можешь так и называть – Худу.
– А меня – Чиркудай…
– Я помню, – кивнул головой Худу, и внимательно оглядев степь, задумчиво сказал:
– Наверное, пойдем… к хонхиратам, – при этом он пристально посмотрел на мальчика, старясь определить, как тот отреагирует на название этого айратского племени. – Ты не против?
– Нет, – ответил Чиркудай. Это слово ему ни о чем не говорило.
Худу помычал, собираясь что-то спросить, но махнул рукой и стал объяснять:
– Я рассказчик. Помню старые истории, которые все забыли. Знаю новости, происходящие в степи. Об этом и рассказываю людям за еду, за кумыс. Они дают мне ночлег. Ты не против того, что я рассказчик?
– Нет. Не против.
– А тебе нравится слушать разные истории?
Чиркудай задумался и, пожав плечами, ответил:
– Я не знаю.
Рассказчик непонятно покрутил головой, но, ничего не добавив, вышел из лесной тени и направился в сторону восхода солнца, туда, откуда пришёл Чиркудай. Мальчик засеменил следом, почувствовав, что для него начинается новая, неизвестная ему жизнь.
Они шли весь день, сделав всего несколько остановок. Старик старался идти не очень быстро, приноравливаясь к короткому шагу мальчика. Но Чиркудай все равно устал. Он старался идти быстро: не хотел быть обузой.
У Худу на ремешке висела пустотелая высушенная тыковка с водой из леса. Через каждые два-три часа, он давал из нее напиться Чиркудаю, а потом утолял жажду сам. Еда у них кончилась.
Вечером они увидели на горизонте с десяток юрт. На подходе их встретили злые рычащие псы. Но кто-то прикрикнул на них из-за юртовых стен, и собаки пропустили странников.
Чиркудай заметил, что Худу совсем не боится этих громадных зверюг, идет прямо на них, и те смущенно отбегают, с удивлением рассматривая и обнюхивая этого странного человека.
Их встретили хорошо. Оказывается, рассказчика здесь знали. Сразу же накормили свежей бараниной, напоили кумысом. Потом в одной из юрт собрались обитатели аула, и стали ждать, когда Худу начнет рассказывать, про то, что происходит вокруг. О Чиркудае никто не спрашивал. Старик тоже никому ничего не объяснял. Устав от долгой дороги, мальчик лег за спинами слушателей на кошму, и моментально уснул.
Утром их разбудил шум и громкие голоса: как они понял из выкриков, аул собирался перекочевывать. По разговорам среди жителей, Чиркудай понял, что они двинутся к основному поселению хонхиратов. Их опять накормили и усадили на повозку, в которой был постелен войлок. Ехать было легче, чем идти. Чиркудай это сразу же оценил. Худу, глубоко задумавшись, сидел рядом. Мальчик не мешал ему.
По пути к их повозке подъезжали конные нукеры, сопровождающие караван и, коротко поговорив с Худу, отъезжали. Мимо проносились подростки на неоседланных лошадях. Некоторые притормаживали около арбы и оценивающе рассматривали Чиркудая. Потом, поддав пятками под бока коней, лихо уносились вперед.
Уже ночью, когда Чиркудай стал засыпать под мерное раскачивание скрипучей телеги, послышался многоголосый лай собак. Они приближались к большому стойбищу, в котором горело много костров на площадях между юрт. Чиркудай здесь ни разу не был. Он на глаз определил, что этот курень больше, чем тот, из которого он сбежал.
Рассказчика и мальчика отвели в отдельное жилье, почти в центре стойбища и, дав им еды, оставили одних.
– Поживем здесь немного, а там посмотрим, – весело сказал старик, укладываясь спать на свежие кошмы.
Чиркудай молча последовал его примеру.
На следующий день под полог их геры нырнул нукер с саблей на бедре и пригласил Худу к нойону. Старик заторопился, кивнул головой Чиркудаю, приглашая с собой, и вышел на улицу.
Чиркудай впервые попал в белую юрту. Все здесь было не так, как в обычных герах: очаговая яма выложена красным камнем, над ней треножник из железа с висящим на цепи огромным медным котлом. А еще вдоль стен стояли светильники, где горели фитили с жиром, ярко освещавшие покои нойона.
Их ждали седоволосые старики, чинно сидевшие на почетных местах у очага. А из-за спин вождей выглядывали молодые мужчины и женщины разного возраста. Следом за Худу и Чиркудаем в юрту вошла девушка и стала всех угощать кумысом. Хозяева называли её Борте.
– Ну, расскажи нам, Худу-сечен, что делается на белом свете, – обратился к рассказчику, после ритуальных взаимных приветствий, богато одетый старик: – Что творится в Великой степи? Что появилось новенького?
Худу прокашлялся и неожиданно для Чиркудая начал рассказывать о славном юноше Темуджине, который долго находился в плену у тайджиутов. Но выбрал момент, исхитрился, и убежал от них. Потом Худу долго объяснял, из какого рода и племени был Темуджин:
– Он внук славного Хабул-хана, который не проиграл ни одного сражения с нашими врагами. Он сын Есугей-богатура, сумевшего объединить племена, воюющие друг с другом.
Присутствующие внимательно слушал Худу, согласно кивая головами, одобряя не то рассказ Худу, не то действия Темуджина.
– Мы знаем Темуджина. Он нареченный жених моей дочери Борте, – и хозяин юрты посмотрел на смутившуюся девушку.
Не выдержав, она махнула косами и направилась к выходу, бросив на ходу:
– Темуджин боится собак.
– Да, это так, – подтвердил хозяин и, покивав головой, задумчиво добавил: – Но это не беда – лишь бы он не боялся людей.
Чиркудай с интересом слушал, о чем говорят взрослые, которые не замечали его присутствия.
Поговорив о Темуджине, Худу сменил тему и стал рассказывать о войнах, затеянных между родами и даже племенами за пастбища. О кровной мести из-за мелочных обид. О кераитах, начавших дружить с китайцами из цзиньской империи.
Старика долго не отпускали, просили и просили рассказать что-нибудь еще. И Худу не отказывал. Его слушали раскрыв рот. Чиркудая удивляло умение своего нового знакомого так интересно рассказывать.
Но, наконец-то их отпустили. Чиркудай видел, как Худу устал. Оказывается, от разговоров тоже устаешь. Старик улегся на кошмы и предложил Чиркудаю последовать его примеру. И только сейчас Чиркудая отпустило напряжение последних дней. Он вдруг почувствовал свою спину, которая стала немного болеть и чесаться одновременно. Но это не помешало ему уснуть.
До следующего дня никто к ним не заходил. А в полдень опять пришел нукер с саблей и повел их в другую белую юрту, где Худу рассказывал о найманах и уйгурах. О Темуджине он не упомянул. Потом им дали отдохнуть один день и опять позвали в очередную юрту. Худу никому не отказывал.
Так они прожили в курене до самой зимы. Степь преобразилась, стала белой от выпавшего снега. Ветер, то наметал сугробы в рост человека, то подметал степь будто веником. В юрте было тепло и уютно. Хозяева куреня позаботились о рассказчике и его ученике: навалили кизяк в кучу прямо у входа, рядом с хворостом для растопки.
Когда Худу с Чиркудаем обошли почти все геры, за ними приехали всадники из другого племени, с крытой повозкой. В других стойбищах тоже хотели послушать сказочника. Пришлось попрощаться с гостеприимным Дай-сеченом, нойоном хонхиратов, у которого они гостили, и ехать сквозь завывающую пургу, секущую снегом лицо, к соседям, до которых был день пути. Им дали не новую, но хорошую волчью шубу. Старик расстелил ее в возке и, усадив рядом с собой Чиркудая, закутал обоих в теплый колючий мех.
От хонхиратов они переехали к хабурходам, у которых было много разбросанных по степи куреней. Им приходилось жить в стойбище не более недели, а затем перебираться на новое место. В таких поездках прошла холодная зима.
С каждым днем солнце поднималось все выше и выше, подбираясь к макушке синего неба. Снег начал таять и стекать ручьями в овраги. Повеселели животные, предвкушая молодую траву: им, видно, тоже надоело копытить из-под снега мерзлые кусты.
У хабурходов Худу-сечен заметил хромую лошадь, ковылявшую между юрт и припадавшую на переднюю правую ногу. Он спросил, чья она? Кто-то сказал со смехом:
– Наверное, ничья. Ее скоро забьют на мясо.
Худу-сечен попросил отдать ему эту кобылу. И ему отдали. Он стал за ней ухаживать так, как Чиркудай еще ни разу не видел: прикладывал к ее больной ноге какие-то травы, растирал мышцы горячим молоком, и делал еще что-то. Чиркудай как мог, помогал ему. Лошадь ожила. Подняла понурившуюся голову и почти перестала хромать.
Нукер, подаривший лошадь рассказчику, позавидовал его умению врачевать. Но кобылу не отобрал, а попросил в обмен за нее рассказать о лечении животных. Худу-сечен не отказался. Слушателей было много: оживлять больное животное считалось высочайшим искусством у кочевников.
Как только зеленая трава пленила степь, Худу-сечен попрощался с хабурходами. Взгромоздившись на кобылу, усадил впереди себя Чиркудая, и направил лошадь в неизвестные края. Чиркудай с интересом присматривался к уверенному в себе, ничего не боявшемуся старику. Неожиданно он понял, что то, что для него было новым и необычным, для Худу было давно знакомо, и являлось лишь продолжением жизни старика. И он стал смутно, необъяснимо для себя, осознавать, что детство и старость чем-то похожи друг на друга. Но они находятся на разных концах жизни и разделены большим расстоянием, которое не проедешь в один день на лошади. Как Чиркудай понял из разговоров взрослых, это расстояние называют временем.
На лошади они поехали немного правее того места, где всходило солнце. Как с неприязнью однажды сказал Худу-сечен: «Съездим в Китай», и тяжело вздохнул.
Через месяц Худу привез мальчика в городок под названием Ляоян, который стоял рядом со скалистыми горами, поросшими низким бамбуком. На его улицы так просто, как в стойбище, попасть было невозможно. Это сразу же определил Чиркудай, увидев высокую стену, окружающую город со всех сторон.
В стене были ворота, около которых несколько хмурых солдат, совсем не похожих на нукеров, внимательно осматривали всех приезжих: проверяли багаж, обыскивали одежду. Чиркудай вертел головой, рассматривая стены, город и солдат, не закрывая от удивления рот. Заметив это, Худу грустно улыбнулся: «Смотри – муха залетит». И Чиркудай захлопнул рот. Для него все было новым и необычным.
За воротами стояли странные юрты, сделанные из глины и камня, которые сказитель называл домами. Худу провел Чиркудая в самую середину городка, по тесным улицам и вывел на площадь. Старик уверенно направился к самому высокому дому. У дверей тоже стояли солдаты. Худу отдал повод лошади одному из воинов, глубоко вздохнул и шагнул в дом, поманив Чиркудая за собой. Мальчик с опаской вошел в невиданное им строение. Но от старика старался не отставать: Худу был вторым из взрослых, после кузнеца Джарчи, кому он полностью доверял.
В длинном полутемном коридоре, где пахло совсем не так, как в юрте, им встретился какой-то человек. Он быстро сказал что-то старику на непонятном для Чиркудая языке, и, засеменив впереди, шурша шелковым халатом, повел их дальше, даже не взглянув на мальчика. В конце коридора человек открыл дверь и пропустил Худу и Чиркудая в огромную светлую комнату с большими окнами в стенах.
Чиркудай с любопытством вертел головой, прижимаясь к старику. У дальней стены комнаты, завешанной коврами с красивыми рисунками, кто-то зашевелился и пошел к ним навстречу. Это был странный, одетый как женщина, китаец, На нём был желтый блестящий халат, на котором кто-то нарисовал красивые красные цветы. Он и лицом походил на женщину. И волосы на его голове были закручены как у женщины. В руках китаец держал розовый веер.
Худу уважительно поклонился китайцу, который ответил старику легким кивком головы. Они молча смотрели друг на друга. Но Чиркудай чувствовал, что китаец чего-то ждет от рассказчика. Очевидно, он тоже хотел услышать какую-нибудь сказку. Чиркудай заметил одну странность за людьми: самые разные из них были похожи друг на друга – все любили послушать бывалого человека.
Китаец внимательно посмотрел на мальчика, и ткнув в его сторону веером, кратко спросил:
– Кто такой?
– Приблудился в лесу, – отчего-то поежившись, ответил Худу. – Даже не знает, из какого он племени. Халат на нем тайджиутский, сапоги рода Джурки, шапка куят-гермес… Не знаю, кто он. Родителей нет. И на айрата не похож, хотя сам чёрный, – Худу помялся и, как показалось Чиркудаю, стал оправдываться, что мальчику не понравилось:
– Я один. Детей нет… С ним и его родителями, очевидно, что-то случилось. Вон, белая прядь волос, с такой не рождаются.
– Я не возражаю, – мягко сказал китаец. – Это к лучшему: меньше подозрений. Ты смотришься как настоящий сказитель. Приобрел ученика, – китаец усмехнулся и, похлопав веером по своей ладони, вернулся к стене, где стояло кресло. Усевшись, помолчал и тихо спросил:
– Надеюсь, ты не забыл о нашем уговоре?
– Я всегда исполняю данное слово! – гордо сказал Худу.
Чиркудаю вновь не понравилось поведение старика. Везде он был самым главным, а сейчас стоял перед китайцем, как провинившийся мальчишка.
Китаец, очевидно, тоже заметил подавленность Худу и сказал, успокаивая его:
– Не надо так переживать. Я стараюсь не для чжурчженей, а для киданей. Для империи Ляо, – он помолчал, опустив голову. – Кидане существовали с кочевниками, то бишь с вами, мирно. Ты это знаешь. Чжурчжени наши общие враги. Ну ладно, – китаец еще раз махнул веером: – Может быть, до лучших дней мы и не доживем, а вот он, – хозяин ткнул веером в сторону Чиркудая: – Он их увидит. Потом скажет тебе и мне спасибо.
– Можешь называть нас цзубу, я не обижусь, – с грустной усмешкой предложил Худу.
– Вредный ты и язвительный, Худу-сечен. И мудрый одновременно, – хитро прищурившись, заметил китаец. – Всё норовишь куснуть. Я же тебя не унижаю! Нам, киданям, это не нужно – ваше подчинение. Живите себе, как жили. Я принимаю любой народ, уважаемый Худу-сечен, даже своих врагов, чжурчженей. Но пустыми поклонами даже деревянный кол в землю не вобьешь. Для этого нужно бить по нему лбом. А это больно. И не каждый сможет, – китаец недовольно хлопнул в ладоши.
В комнату вошел человек, встретивший их в коридоре.
– Проводи и накорми, – приказал хозяин.
– Слушаюсь, Ваше императорское Величество, – поклонился человек. И Чиркудай рассмотрел их провожатого – это был розовощекий, как девушка, юноша.
– Завтра поговорим, – кивнул китаец старику, отпуская его.
– Хорошо, Ляо Шу, – согласился Худу и повел Чиркудая за юношей.
Их поселили в большой комнате, с высоким потолком. Но помещение было не так красиво, как у хозяина. Однако все равно комната была больше юрты. Чиркудай осмотрелся и потрогал серые кошмы, аккуратно уложенные на полу у глухой стены и пошел к противоположной, со светлыми окнами, в которые вставили прозрачные листы. Через них мальчик увидел площадь, посреди которой непонятно для чего вкопали в землю толстые бревна.
– Это называется стекло, – объяснил Худу-сечен, заметив, как Чиркудай осторожно потрогал прозрачные листы. Старик тяжело вздохнул своим мыслям и, покряхтев, уселся на кошмы, посоветовав Чиркудаю:
– Ты потерпи. Сейчас нас накормят, а потом поспим.
Юноша принес мясо в плоской чашке, белые зерна, которые Худу назвал рисом, и много травы. Чиркудай осторожно попробовал все. И хотя еда для него была странной на вкус, ел он с удовольствием.
Утром Чиркудая разбудил странный шум и звон железа на улице. Он встал и осторожно подкрался к окну. На площади шла битва. Юркие всадники, в необычной одежде, не похожей на айратскую, яростно дрались друг с другом. На противоположном конце огромной площадки боролись между собой ловкие пешие воины. Над головами одних сверкали сабли, другие ловко крутили цепями, захлестывая ими противника и сваливая на землю, третьи очень быстро вращали копьями, сшибая древком нападавших с ног.
