Современная электронная библиотека ModernLib.Net

О Христе и Церкви

ModernLib.Net / Религия / Мень Александр / О Христе и Церкви - Чтение (стр. 3)
Автор: Мень Александр
Жанр: Религия

 

 


      РОЛЬ ЦЕРКВИ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
      Если мы задумаемся о роли Церкви в современном мире, современном обществе, во всем Советском Союзе или хотя бы там, где большинство населения - православные, то у нас возникнет картина сложная и, я бы сказал, малоотрадная. Потому что в населении, в разных слоях населения, есть глубокая, постоянно растущая потребность в духовных ценностях, потребность в поиске, в осмыслении смутной веры, которая, в общем, распространена среди основной массы населения; нельзя сказать, чтобы у нас воцарился атеизм: у нас воцарилось глубочайшее религиозное невежество, или язычество, а стремление к чему-то высшему, стремление к каким-то духовным вещам осталось. Ответ на это стремление дает Церковь. Потому что Церковь является инструментом Христа, инструментом христианства. Она обязана проповедовать то, что Христос нам дает. Она должна продолжать Его жизнь на земле проповедь, служение и воплощение - через таинства, то есть ее присутствие должно быть присутствием Христа в мире.
      Если мы, положа руку на сердце, спросим, является ли присутствие христиан подобным присутствию Христа в мире, то ответ будет, конечно, отрицательным... Я отлично понимаю, что в порыве апологетического рвения многие из нас, особенно неофиты, готовы говорить о неверующих в черных тонах, а слово "верующий" считать эквивалентом света. Но это схема упрощенная, которая употребляется только в горячей полемике (это такая боевая психология: "черное" - "белое", "наши" - и "ихние"; те все плохие эти все хорошие).
      Но я думаю, что нам надо посмотреть сейчас глубже и серьезнее и суметь признаться в том, что на запросы, которые существуют в обществе, Церковь (то есть мы, христиане) не отвечает в достаточной мере по тем направлениям, о которых я уже сказал: проповедь, свидетельство и жизненное присутствие.
      Пожалуй, единственное, что в какой-то степени есть, - это присутствие. То есть в основном Евхаристия не потеряна, хотя между верующими и таинством очень много преград поставлено и сложилось исторически. Даже те замечательные, помогающие человеку эстетические, обрядовые формы, которые облекают богоприсутствие (а ведь обряд, искусство издавна, даже со времен Ветхого Завета, были неотъемлемой частью богоявления; все свое умение, талант, всю свою любовь к красоте человек вкладывал именно в это), - даже и они находятся на уровне, мягко говоря, ниже среднего. Потому что если мы обойдем московские храмы, то увидим церкви, расписанные халтурщиками по французским или немецким картинкам конца прошлого века, с разнобоем икон, где изумительные древние иконы висят рядом с совершенно невозможными изображениями. Если снаружи храмы сегодня стали как-то постепенно приводиться в порядок, внутри многие из них выглядят плохо. Чин богослужения, пение - все это оставляет желать лучшего. Лишь в единичных храмах мы можем видеть и слышать богослужение в подобающей церковно-эстетической оболочке.
      Кроме того, всевозможные бытовые обычаи, которые у нас вкрались в церковную жизнь, разрушают эстетику церкви. Я не буду сейчас перечислять, их все знают достаточно хорошо и их видно - пойдите в любой храм, они сразу бросаются свежему человеку в глаза и мешают ему.
      Вопрос: как это получилось, как дошли мы до жизни такой? Это положение, в общем, свойственное всему Востоку. Всему восточному христианству свойственно такое уничиженное состояние церковной жизни. Конечно, многие говорят, что это уничижение Церкви есть как бы уничижение Христа. Бесспорно, это справедливо с какой-то точки зрения. Там, где Церковь страдает, или там, где Церковь, христиане несут на себе бремя тяжких обстоятельств, - там уничиженный Христос. Если преподобный Сергий служил на деревянных сосудах, одевался в облачения из рогожи, то это был уничиженный Христос. Но там, где храмы, которые могли бы быть действительно святилищами церковной красоты, а превращаются в какие-то размалеванные... не знаю, как все это назвать (причем, это ведь не дикость: существуют архиереи, благочинные, существуют какие-то понятия, книги, традиции), то тогда это не уничиженный Христос, а тогда это просто беспечность, равнодушие - в общем, понятно, откуда это все проистекает. И здесь мы не имеем права говорить об уничижении Христа, а имеем право говорить о том, что мы унижаем свою веру - в ее внешних проявлениях. И это в сердце восточно-христианского мира! Я никогда не был в Иерусалиме, но слышал много рассказов от людей, которые там побывали, видел множество кинокадров, фотографий, читал много книг об этом - нигде это совершенно позорное для христианства унижение не явлено так, как в самом Израиле. Как бы оттуда начинается этот скорбный путь Церкви. Самая величайшая святыня христианства, Гроб Господень, - и мрачный, я бы сказал даже, безобразный храм, который стоит над ним... Да, дворцы аристократов, дома архиереев выглядели изящней, чем эти грубые провинциальные претензии на какой-то псевдостиль. И тут есть некий рок, потому что, даже когда в новое время стали строить храмы, они тоже не удавались: в Назарете построили храм - новейший - в честь Воплощения, и тоже получилось неудачно.
      Очевидно, Восток, место зарождения нашей Церкви, - зеркало состояния христианства. И нигде так не бушуют страсти разделения, как у Гроба Господня - как будто какой-то демон там заставляет христиан сталкиваться друг с другом, являя мусульманам, иудеям и неверующим позорнейшую картину взаимной грызни.
      Вот в этих картинах и в том, что потом происходило в христианском мире, ответ на вопрос, который часто тревожит совесть христиан - православных, католиков, протестантов: почему Господь не дает Церкви путей более легких, почему так мало успеха она имеет на протяжении столетий?
      Я, конечно, не сказал бы так радикально, что Церковь имеет мало успеха; я думаю, что Царство Божие совершает свое шествие по-прежнему. Но измена закону Божию никогда не была безнаказанной, всегда было некое возмездие за отступничество. И не надо думать, что это устаревшие идеи Ветхого Завета. Вспомним слова Христовы о Иерусалиме, когда Он говорил: "Если бы ты знал о часе посещения твоего... Если бы Содом и Гоморра покаялись, то стояли б до сих пор", - это говорит Христос; то есть Он связывает судьбы народов, городов, цивилизаций с их духовным и нравственным состоянием. И падение Византии, Александрии, Российской империи, падение многих других христианских центров есть не только мученичество христиан, но есть перст Божий, указание на то, что путь был ложный, что в этом пути было больше зла, чем добра, иначе бы Господь сохранил эти очаги.
      Это я говорю издалека, но цель у меня все та же: ответить на вопрос, как дошли мы до такого положения здесь. Россия является частью Восточной Церкви, она приняла христианство с Востока и несет в себе все поло-жительные и отрицательные стороны этой формы исповедания Евангелия. Когда пали древние апостольские центры, то Россия как раз оказалась одним из наиболее серьезных оплотов православия. И даже теперь по количеству православных в мире она все равно стоит на первом месте.
      Что же происходило в Русской Церкви? Как получилось, что эта страна стала первой страной массового атеизма? Быть может, я повторю то, что уже всем известно, но еще раз хочу напомнить, что принятие христианства на Руси, которое произошло тысячу лет назад, было принятием целого комплекса, целой цивилизации. Киевские князья, приняв христианство, вместе с ним приняли всю византийскую традицию - вместе с греческим языком, иконой, литургией и многим другим. Мы знаем, что в Киевской Руси все иконы подписывались по-гречески, духовенство было греческим по происхождению. Церковь Русская была частью, экзархатом, так сказать, филиалом Греческой церкви. И, принеся в Киев цивилизацию, христианство вначале оказалось исключительно действенным, потому что в мир племен, создавших этот народ, пришли новые нравственные ценности, новый тип духовной жизни, который, конечно, мог лишь постепенно овладеть народом. Для христианизации нужны десятки поколений: не просто покрестить людей, на место капища поставить церковь, а все останутся теми же язычниками, - христианизация долгий процесс, очень долгий. И здесь Церковь должна была выступать (в данном случае я говорю уже о Церкви как о христианской иерархии) как Церковь учащая (по западной терминологии), должна была выступать как непрестанный воспитатель нации. Делала она это? Бесспорно, делала. Если мы посмотрим работы С. М. Соловьева, В. О. Ключевского и многих других историков, мы увидим, как много для просвещения Руси, особенно в киевский период, сделали церковные иерархи, а особенно монастыри.
      Но потом, как вы знаете, татарское иго и возвышение Московского царства многое изменили. Представители иерархии, духовенства, монашества понимали, что сейчас самое важное для страны - объединиться, создать национальный очаг и освободиться от ига. Этому патриотическому благородному долгу было отдано очень много сил. Митрополит Алексий, конечно, трудился над просвещением народа, переводил Новый Завет на церковнославянский язык и т. д., но, в общем, это был период серьезного одичания. Надо было миссионерствовать заново. Но этого не делали. В основном усилия иерархии заключались в поддержке московского князя. Может быть, по-человечески рассуждая, эта патриотическая работа оправдала бы себя и в духовном смысле, если бы возникшая в результате усилий Церкви и других общественных сил монархия сумела оценить это и воздать должное христианской Церкви. Между тем, монархия восприняла христианство просто как одно из орудий для своего правления, одно из средств поддержки своей власти. И когда патриарх Филарет поставил на престол своего сына, Михаила Романова, тот мог еще как-то его слушаться, потому что это был его родной сын; а следующий царь уже не хотел слушать критику патриарха Никона.
      Патриарх Никон был человеком, может быть, суровым и страстным, и в чем-то он заблуждался, но тем не менее нельзя отрицать того, что он не хотел допустить, чтобы Церковь превратилась в инструмент государственной власти. Он обвиняется в папизме и т. д., но все это уже история. Важно то, что Алексей Михайлович, низложив патриарха, добился того, что Церковь стала инструментом государственной власти. И этот процесс был завершен, как вы все хорошо знаете, Петром I.
      С этих пор в Русской Церкви произошли чудовищные перемены. Официально, на бумаге, за подписью высшего духовенства, главой Церкви была признана императрица, Екатерина. Царь стал как бы священным лицом, он мог запрещать и разрешать Соборы; то есть все уродства так называемого константиновского периода в XVIII-XIX и даже в ХХ вв. расцветали махровым цветом, окарикатуривая Церковь, душа ее и превращая в послушное орудие государства. Все талантливые иерархи убирались, либо отправлялись в далекую провинцию. Только те, кто с крестом в руке благословляли крепостное право и величали монархию, те, кто настаивали на том, чтобы имя Божие писалось с большой буквы, а имя царя в богослужебных книгах писалось все целиком большими буквами, - вот те и оставались на месте. Духовенство, иерархия были глубоко дискредитированы в глазах общества образованного. Образованное общество имело свои изъяны, но нам сейчас интересно по-смотреть на собственные, церковные изъяны.
      Живые силы в Русской Церкви были постоянно. Об этом говорят сонмы святых, подвижников, богословов, проповедников, писателей. Но мы должны признаться, что жизнь их всех была исключительно трудной. Когда мы говорим "Оптина пустынь", мы всегда упускаем, что оптинские старцы были гонимы от архиереев, высылались оттуда, считались людьми, состоящими в прелести, чудаками. Мы знаем, что лучшие религиозные философы и писатели запрещались в XIX в. к публикованию: Хомяков и Леонтьев, Владимир Соловьев и Чаадаев - все запрещались. И кого бы мы ни взяли: правого или левого, Леонтьева или того же Чаадаева, - все они были как бы в оппозиции, все они были неугодны, потому что имели собственное мнение, имели собственные мысли.
      Вот такая Церковь, которую, надо сказать, вовсе не злорадно, изображал Перов на своих картинах, потому что он был все-таки православным человеком, он изображал это, потому что ему тошно было на это смотреть, - такая Церковь не могла ни свидетельствовать, ни по-настоящему проповедовать. Проповедничество в Русской Церкви стало возрождаться только в конце XIX в. В середине же века, при Филарете, проповедовали только епископы; священники поголовно молчали во всей многомиллионной стране. Это значит, что народ не слышал слова Божия, народ, который в большинстве своем был неграмотным, даже устного слова не слышал.
      Социальная роль Церкви все время ограничивалась. Духовенство находилось в таком бедственном состоянии, что иногда в деревнях священники стояли на одном уровне с бедняками - многодетные, наделенные кусочком земли, жалкие, они задыхались под гнетом своих благочинных, консисторий - достаточно, прочесть книги Лескова, например, роман "Соборяне", который показывает эту картину очень ярко.
      После демократических реформ 1860-х годов начинается некоторое возрождение, которое идет с трудом, а в ХХ в. появились уже активные деятели, в частности, члены Синода, такие, как митрополит Антоний (Вадковский), - люди, которые хотели бороться за независимость Церкви. Борьба их направлялась на то, чтобы Церковь перестала быть государственной. Многие говорили о необходимости освободить Церковь от опеки. Владимир Соловьев доказывал, что насильственное православие - это худший враг Православия. Когда от людей требовали при принятии на работу справки о причастии, когда гнали самым чудовищным образом старообрядцев, когда использовали Церковь в совершенно посторонних целях, - разве это могло быть похоже на свидетельство?
      И вполне понятно, почему в России так бурно развилось сектантство. Оно вспыхнуло и за какие-то короткие двенадцать лет, с 1905 по 1917 гг., расплодилось с необычайной быст-ротой, причем самого разнообразного толка. Грозный призрак стоял перед Россией - всей стране стать сектантской. В извест-ном романе Андрея Белого "Серебряный голубь" это представлено как бы символически: интеллигент, который ищет правду, и вот он попадает к сектантам; а перед этим дана картина провинциальной церкви, - священник мух ловит; в общем, одно вытекает из другого.
      Когда на Русскую Церковь обрушилась катастрофа, то в значительной степени (хотя мы сейчас не любим этого говорить) это была такая же Немезида, как войска Магомета II под стенами Константинополя. И Карловацкий собор показывает, насколько не готово было высшее духовенство к этим переменам. Веками связанное со старой государственной властью, оно не хотело с ней расставаться, и поэтому по отношению к новой власти занимало позицию самую бессмысленную: это или какое-то совершенно нелепое идеологическое отрицание, или попытки превратить ее в такого же хозяина, каким была царская власть (сначала обновленцы, а потом их преемники).
      Я специально говорил сейчас только о теневых сторонах, потому что только они могут нас побудить задуматься, а не заниматься ностальгическими восторгами о старине. Хорошего о самих себе сказано очень много. А мы говорим как раз о том, что надо уметь каяться и видеть прошлое. Каяться друг за друга. Если бы это была только история, все выглядело бы совершенно иначе. Трудно нам сейчас каяться за древних людей, которые жили много тысяч лет тому назад. Никто не чувствует себя причастным к вине какого-нибудь египетского фараона или даже Иисуса Навина - все это безмерно далеко. И даже не хронологически далеко, а далеко религиозно, нравственно, человечески. Между тем то, что происходило в начале XX в., в XIX, в XVIII вв., - это пока еще та самая цивилизация, в которой мы живем и сегодня; пока еще для нас живыми являются писатели, которые писали тогда, художники, которые работали тогда, идеи философские, политические, которые господствовали тогда; все соотношения сил, которые сейчас мы имеем в России, уже были тогда в зачатке. Недаром Салтыков-Щедрин так здорово рассказал о будущем - он видел все это уже тогда.
      Один выдающийся современный писатель задал однажды вопрос церковному журналисту: как случилось, что Россия, право-славная страна, стала страной массового атеизма? И тот ему ответил следующим образом: Церковь не выполняла в России той роли, которую Господь ей дал, - проповедь, свидетельство, присутствие. И теперь, если мы будем говорить о будущем, то чего ожидает от нас Господь в оставшееся время? Чтобы мы, то есть Церковь, обратили внимание сейчас именно на эти моменты.
      Проповедь. Это значит, что мы должны найти общий язык с людьми нашего времени - не отождествляясь с ними полностью и не отгораживаясь от них стеной архаики. Это значит, что мы должны поставить заново, свежо, как бы открывая это впервые, все те вопросы, которые ставит перед нами Евангелие.
      Свидетельство. Это значит, что мы должны решить - мы еще не решили жизненную задачу, мы должны найти свою позицию в жизни, свое место - не в обычном смысле слова, а свое отношение ко всем жизненным проблемам.
      И, наконец, присутствие. Чтобы мы все время учились молитве и чтобы углубляли в себе опыт таинств, чтобы наше свидетельство было не свидетельством об идеологии, а свидетельством о живом присутствии Бога в нас.
      К этим трем пунктам, я думаю, можно вполне свести задачи будущего. Конечно, могут спросить: а как должна реагировать Церковь на общественные явления нашей жизни и т. д.? Могу сказать только одно: что вовсе не это требуется от нас специально. От нас требуются только те три пункта. Заметим, что хотя древние пророки часто говорили о политических событиях своего времени, Христос о них никогда не говорил. Он говорил о том, что относится ко всем временам. И вот мы должны быть одновременно и вписаны в наше время, и ему не принадлежать. И если нас спросят: что же вы сделаете для современного общества? - спросит это конформист или диссидент, спросит это активный человек или беглец, - мы всем ответим одинаково: что если мы будем свидетельствовать о Христе, о Евангелии, если мы будем жить в его духе, то в какой-то степени будем участвовать в том, что Он задумал, а Он задумал никогда не покидать эту землю. Он это осуществляет и без человека, но Он хочет, чтобы это осуществлялось и при помощи человека. Значит, мы будем действовать вместе с Ним. А следовательно, этим самым будет исполняться и все остальное, каждое общество от этого будет получать только добро.
      ВЛАСТЬ ЦЕРКВИ
      Когда мы говорим о власти, которую Господь оставил Церкви, мы прежде всего должны изгнать, исключить, полностью перечеркнуть мысль о ее подобии власти земной. Сейчас забудем о том, что, скажем, церковные власти в течение Средних веков, Нового времени, современности ино-гда становились государствоподобными, становились управляющими подобно тому, как упра-вляют барон, князь, император, диктатор, президент. Это власть совершенно другой природы, это невозможно даже сравнивать.
      Господь говорит: "Кто хочет быть первым, да будет всем слуга", "не называйтесь владыками, учителями, отцами - не владычествуйте", - значит, Он в корне отрицает социальную, санкционированную власть Церкви. "Да будет всем слуга". И даже папа рим-ский вынужден в результате этого в своем титуле носить выражение "слуга слуг Божиих" - то есть что он всем слуга, - пускай хотя бы формально, но все-таки должен.
      Значит, прежде всего должна быть эта оговорка. Если власть церковная не должна быть властью деспотической, тиранической и административной, то исторически складывалось, что она именно такой и становилась. Но идеал всегда оставался, и во имя него происходило постоянное обновление, он всегда светил. Любое искажение есть не более чем искажение. И у нас есть критерий, по которому мы можем это мерить.
      Почему поставлен Петр? Во-первых, все апостолы были избраны не из людей высокого социального ранга, и у нас есть все основания думать, что это сделано было намеренно. Потом пришел Павел, пришел александриец Аполлос люди влиятельные, образованные; потом пришли и власть имущие. Уже во времена апостола Павла в городе Коринфе государственный казначей был христианином человек, имя которого начертано на памятниках, найденных в Коринфе, он фигурирует в Посланиях. Но прежде всего Господь избирал людей, лишенных социального истеблишмента, не пользовавшихся общественным признанием, уважением, которые не занимали в мире какого-то почетного места, "не книжных и простых", как сказано о них в Деяниях. Тем не менее, из них наибольшим авторитетом мог пользоваться мытарь Матфей, который, очевидно, был более грамотным, чем все остальные, или юный Иоанн, который был близок к первосвященнику и, по-видимому, был не просто рыбак и к тому же человек с определенным достатком.
      Поставлен Петр. Это тайна его души. Потому что Господь говорит: "Блажен ты, Симон, это тебе открыла не человеческая плоть и кровь, а Отец на небесах" - когда Петр увидел в Иисусе Мессию, это было прозрение. Но что он всегда стоит первым - это свободное избрание, мы не можем считать, что оно обусловлено известным нам фактором. Бог взял человека не книжного и простого и поставил его для того, чтобы было ясно, что Церковь родилась не благодаря энергии, талантам, образованности и каким-то другим дополнительным качествам первоучителей, а силой Духа Божия.
      Конфуций с начала своей проповеди пытался найти князя-покровителя, потому что он понимал: надо опираться на какую-то реальную государственную силу; Будда сам был князем; Платон тоже искал, пытался найти, так сказать, политическую опору.
      Христос никакой политической опоры не дает, все его ученики политически ничего не стоят, экономически ничего не стоят, и именно поэтому проявилась сила Божия - Он построил Церковь на вере обычных людей, чтобы никто, самый последний изгой мира, не мог сказать: "Конечно, это они, апостолы". Да нет, это были люди не богатые, не влиятельные, не знатные, не особенно мудрые. Это вовсе не значит, что надо быть дураком, чтобы быть христианином. Потом были и умные, тут же пришел Павел - мудрец. Но в основе были положены люди такие, чтобы никто не мог сослаться на свою немощь, на свое низкое положение в обществе и сказать: "Ну, это не для меня". Причем, это ведь началось с образа жизни самого Христа, который не был образом жизни экстраординарным. Понимаете, когда говорят: "вот некий йог дышит десять раз в сутки и ест горсточку риса и все", - это прекрасно для некоторых, но это сразу выводит его за пределы обычных человеческих мерок. Люди говорят: "Это чудесно, но это не для нас". А об Иисусе никто не может сказать: "Не для нас". Пришел Иоанн Креститель, аскет, постится, - люди говорят, что в нем бес. Пришел Христос, ест и пьет, - им опять не нравится. Но именно Христос подчеркивал, что Он вел обычный образ жизни. Но это не решает всех вопросов. У нас главный вопрос такой: Церковь, то есть семья, которую Господь основал на земле, разрастаясь, невольно принимает формы социальные - это, конечно, община. А в социальной общине, как в организме, начинают действовать какие-то функциональные элементы. И апостол Павел все это сводит к биологической аналогии: он говорит, что тело имеет различные органы, органы имеют различные функции, так и в Церкви - все ли апостолы, все ли учители, все ли исцеляют, все ли имеют дар говорения? Для того чтобы существовало такое сообщество, оно должно быть структурированным, в нем по мере роста должна появиться дифференцированность институтов.
      Но прежде чем возникает такая структура, есть такая тайна: когда нами, служащими, несется настоящее евангельское слово, - то это слово не наше, это слово Его: "Кто слушает вас, Меня слушает". Разумеется, есть различия. Я могу от себя говорить, мало ли что мне в голову придет. Тогда, конечно, этот критерий здесь не подходит ни в коем случае. Но если это соответствует Евангелию - а мы всегда можем знать и чувствовать, в какой степени соответствует, - то тогда это так, потому что Он нам завещает, чтобы через нас все существовало. Смотрите - Он хочет что-то делать в мире, то есть насаждает Царство Божие на земле, но Он же говорит: "Я продолжаю оставаться и буду действовать". Да, Он будет действовать, но через нас. Через нас следовательно, мы все наделяемся властью служителей Божиих, служителей Христовых, священников; как говорит апостол Петр: "Вы царственное священство, род избранный". Значит, мы все посвящены Богу. Дальше идут функциональные различия внутри церковного организма.
      Иисус сказал апостолам: "Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе". Почему "свяжете и развяжете (разрешите)"? Это старинное выражение, обозначающее какие-то уставы, постановления, то есть: "вы утверждаете то-то - значит, так; вы отрицаете - значит, так". Но здесь может естественно возникнуть вопрос: а если какое-нибудь постановление не соответствует Евангелию? Тогда оно автоматически теряет свою силу, оно теряет свою внутреннюю благодатность, потому что оно не есть слово Христово, сказанное через пастыря или архипастыря - кого угодно. Это есть уже только их слово. Но все-таки слово должно сохраняться живым через людей, потому что одних книг недостаточно, потому что есть - и каждый из вас знает - особая сила, которая передается от души к душе. У книги есть свои преимущества, но у книги есть и свои минусы, потому что есть вещи, которые нельзя передать только словами. Заметьте, что поэтому Христос ничего не писал. Он не писал, чтобы не обоготворили букву; Он не создал точно регламентированной церковной организации, поэтому до сих пор спорят католики, православные и протестанты, как организовать Церковь.
      Католики считают, что надо строить ее как единый организм во главе с единым пастырем; православные считают, что каждая нация должна иметь своего пастыря, протестанты идут еще дальше - каждая община может быть более или менее партизанской. А Христос не оставил нам об этом указаний - чтобы устав не был нами канонизирован и чтобы у нас не было культа этого устава, потому что это человеческая сторона. Даже Священное Писание не было заповедано Им. В Jesus Christ Super Star ученики поют вначале, когда они сидят на Вечере: "Вот придет время, напишем Евангелие..." - это пародия! Вы не найдете в Священном Писании слов, где бы Господь сказал: "Ну, теперь идите и напишите Евангелие, сделайте это". Нет! Он сказал: "Идите и научите", - что вовсе не означало писать, и - "Сие творите в Мое воспоминание", - то есть совершайте Евхаристию. Все! Больше никаких заповедей Он не оставил. "И чтобы не было у вас, как у язычников, где цари господствуют над народами, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий - как служащий, у вас пусть каждый будет слуга". Все остальное развилось как естественный процесс: и Евангелие нам было нужно - через него Дух Божий действовал, и все остальные стороны были нужны. Но, конечно, они в процессе истории естественно заражались преда-ниями старцев. Самый опасный враг - предания старцев. Ведь Господь мало кого обличал, но предания старцев и фарисеев обличал. И поэтому Церковь всегда находится в состоянии Страстной недели: она всегда умирает - и воскресает вновь. И вся история Церкви идет так: человеческие начала ее погребают, забивают гвозди в крышки ее гроба, потом этот гроб лопается, и она оттуда выходит снова и снова. Чешский марксистский историк Зденек Неедлы говорил: революционный яд Евангелия продолжал действовать всегда в течение Средних веков и Нового времени. Он это трактовал, так сказать, социально, что неверно, конечно, это гораздо более широко. Поэтому реформистские тенденции в Церкви, которые иногда бывали и крайними, и уносились куда-то влево, они все-таки всегда были оправданы, ибо остается непреложным слово Иоанна Златоуста: "Церковь вечно обновляется". И когда мы говорим, что мы Церковь традиции, Церковь предания, то ведь это можно понимать и искаженно: что мы Церковь, которая умерла, Церковь, которая остановилась и застыла, как мумия. Нет. Церковь предания - это Церковь, которая развивает изначально ей данный Дух.
      А что касается проблемы Петра как главы апостолов, то проблема эта относится к области веры. Если католики верят, что Бог действует через преемника Петра, то Он так и действует. Это доказать исторически, научно невозможно. И когда мы в поле-мике против католической структуры начинаем выдвигать такую концепцию, что раньше не было такой власти, то протестант может развить нашу же аргументацию и сказать, что раньше не было венчания, например, не было икон. Не было ведь! Так значит что же, упраздним это и многое другое?
      Покойный патриарх Сергий говорил, что Церковь развивалась по линии от плюрализма к единству; что вначале общины были все независимы и разбросаны, потом они объединялись, потом возникли епископаты, митрополии, потом возник патриархат - и все это движение носило характер безусловно центростремительный. Организационно был один шаг до того, чтобы Церковь превратилась в единый государственный организм. Но Промысл Божий этого не допустил. Он использовал грехи человеческие, распри между латинянами и греками для того, чтобы сохранить плюрализм хотя бы на двух полюсах Римской империи; и возникло два типа благочестия, а теперь и три. На самом деле есть несколько типов христианства, их должно быть не менее четырех, поскольку, по традиции, существуют четыре типа человеческого характера. И мы можем сказать, как бы пародируя, что протестанты - это холерики, православные флегматики, вернее меланхолики, а католики - сангвиники и т. д. Я очень это огрубил, но если вы покопаетесь, разберетесь, то увидите, что иной человек, который числится православным и по всем приметам таков, в душе - совершенный баптист, а есть баптисты, которые совсем православные. Иной иудей такой, что сдери с него шапочку, надень что-нибудь другое - будет истинно православный человек, прямо ортодокс. Это типажи человеческие.
      Тогда возникает вопрос - опять мы возвращаемся к исходному, - почему же Господь вручил эту власть? Ну нет этой власти. Заслуга А. С. Хомякова в том, что он показал (правда, с левыми загибами), что в Церкви нет внешнего авторитета. Загибы были в том, что он потерял ощущение реальности, плотской реальности Церкви - и что любой союз людей требует определенной дисциплины, иначе все будут везти, как лебедь, рак и щука. Но мы должны всегда помнить, что дисциплина эта не божественная, а конвенциональная, условная.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7