«Что за великолепные громовые раскаты!» — мысленно восклицал я, стоя на каменной плите у очага в своем доме посреди Акросеронских холмов, в то время как громовые удары раздавались то тут, то там, прокатываясь по всему небу и с грохотом обрушиваясь на долины; с каждым новым ударом вспыхивали зигзаги молний и явственно слышалось, как косые струи проливного дождя остриями бесчисленных копий барабанят по моей низкой, крытой гонтом крыше. Окрестные горы, как мне думается, многократным эхом раскалывают и дробят гром, поэтому здесь он несравненно величественнее, чем на равнине. Но что это? Стук в дверь! Кому вздумалось в грозу являться с визитом? И почему гость не воспользовался, как принято, дверным молотком, а вместо того барабанит кулаком в дверь, и удары гулко разносятся по дому, будто скорбный стук гробовщика? Впрочем, пускай войдет. А, он уже здесь! Совершенный незнакомец… «Добрый день, сэр!» — «Прошу вас, садитесь». Что это за диковинный посох у него в руке?

— Дивная гроза, сэр!

— Дивная? Да что вы — ужасная! — Вы промокли насквозь. Становитесь сюда, рядом со мной, поближе к огню.

— Ни за что на свете!

Незнакомец стоял, как вкопанный, в самой середине комнаты — там, куда встал с самого начала. Странный его вид заставлял приглядеться к нему внимательней. Тощая, унылая фигура. Темные прямые волосы слипшимися прядями падают на лоб. Глубоко запавшие глаза окаймлены иссиня-фиолетовыми кругами; взор сверкает молниями, но безвредными, да и грома не слышно. Текло с пришельца ручьями. Он стоял в луже воды, стекавшей с него на дубовый пол, и держал, далеко отстранив от себя, свой странный дорожный посох.

Это был отполированный медный стержень длиной в четыре фута, прикрепленный к гладкой деревянной палке того же размера посредством двух шаров из зеленоватого стекла, с медными же заклепками. Оканчивался он неким подобием трезубца: три тонких острия были начищены до блеска. Незнакомец держал свой посох, не прикасаясь к металлической части.

— Сэр, — произнес я с почтительным поклоном, — имею ли я честь видеть у себя самого Юпитера Громовержца, славнейшего из богов? Таким вот — сжимающим в деснице громовую стрелу — изваял его в древности греческий скульптор. Сам ли бог передо мной или его посланец — во всяком случае, я должен поблагодарить вас за ту прекрасную грозу, что вы устроили в наших горах. Слышите? Вот это удар так удар! Да, тому, кто неравнодушен ко всему величественному, истинное удовольствие принимать у себя в доме самого Громовержца. Гроза от этого становится еще отраднее… Но прошу вас, садитесь. Вот это старое камышовое кресло, разумеется, не заменит вам ваш вечнозеленый трон на Олимпе, однако сделайте милость, присаживайтесь!

В продолжение всей этой учтивой речи незнакомец взирал на меня с изумлением, к которому примешивался явный ужас, но не трогался с места.

— Садитесь же, сэр, прошу вас: вам необходимо обсохнуть, прежде чем снова пускаться в путь.

Я гостеприимно переставил кресло поближе к очагу, где теплился небольшой огонь: дело происходило в начале сентября, и день был скорее сырым, чем холодным.

Оставив без внимания мое приглашение и продолжая стоять в самой середине комнаты, незнакомец окинул меня зловещим взглядом и заговорил:

— Сэр, — заявил он, — простите, но я не только не могу принять вашего приглашения сесть рядом с очагом, но самым решительным образом настаиваю, чтобы вы приняли мое приглашение и встали рядом со мной здесь, в центре комнаты. Силы небесные! — вскричал он, вздрагивая. — Снова эти чудовищные удары! Предупреждаю вас, сэр, отойдите от очага!

— Мистер Юпитер Громовержец, — произнес я, спокойно раскачиваясь с каблука на носок, — мне и здесь вовсе неплохо.

— Позвольте, — воскликнул мой собеседник, — неужели вы настолько невежественны, что даже не подозреваете о том, что очаг — наиболее опасная часть дома во время такой чудовищной грозы?

— Нет, об этом я ничего не слышал, — тут я невольно сошел с плиты.

Заметив мою покорность, незнакомец выразил во всем облике такое торжество, что я немедля, сам того не желая, ступил обратно к очагу и принял самую независимую позу, на какую только был способен. Объяснения я посчитал излишними.

— Заклинаю вас небом! — вскричал незнакомец, и в голосе его тревога диковинным образом смешивалась с угрозой. — Заклинаю вас небом, отойдите от очага! Разве вы не знаете, что теплый воздух и сажа — отличные проводники, не говоря уж об этой громадной железной подставке для дров? Сойдите с камня, я вас умоляю — я вам приказываю, наконец!

— Мистер Юпитер Громовержец, я не привык, чтобы мне приказывали в моем собственном доме.

— Не смейте называть меня этим языческим именем! Вы отваживаетесь богохульствовать в такой страшный час.

— Сэр, а не будете ли вы так любезны объяснить наконец, что вам угодно? Если вы ищете укрытия от грозы — милости просим; соизвольте, однако, соблюдать учтивость. Если же вы пришли по делу — говорите, в чем оно состоит. Кто вы?

— Я агент по продаже громоотводов, — ответил незнакомец, несколько смягчившись, — в мои обязанности входит… Боже милосердный! Что за удар! Вас поражало когда-нибудь молнией? Я имею в виду ваши постройки… Нет? Тогда лучше всего принять надлежащие меры, — он многозначительно постучал своим посохом об пол. — Как известно, для грозы бастионов не существует, однако скажите только слово — и одним мановением этого жезла я превращу ваш дом в Гибралтарскую крепость… Вы слышите? Будто Гималаи рухнули!

— Вы отвлекаетесь. Итак, в ваши обязанности входит…

— В мои обязанности входит разъезжать по округе и собирать заказы на громоотводы. Вот образец (еще один удар посоха об пол). У меня с собой наилучшие отзывы, — он принялся шарить в карманах. — В Кригэне в прошлом месяце я снабдил пять зданий двадцатью тремя громоотводами.

— Постойте! Да ведь как раз в Кригэне на прошлой неделе, в субботу ночью, молния ударила в колокольню, сломала большой вяз и задела купол зала для собраний, не так ли? Были там ваши громоотводы?

— Только на колокольне.

— Тогда какой от них прок?

— Да это вопрос жизни и смерти. Однако наш рабочий проявил невнимательность. Прилаживая громоотвод к верхушке колокольни, он не заметил, что металлический стержень соприкасается с жестяным покрытием. В этом вся причина несчастья. Виноват рабочий, а не я… Вслушайтесь!

— С какой стати? Гремит так, что указывать пальцами на небо — право же, лишний труд… Вы слышали о том, что случилось в Монреале в прошлом году? Служанку поразило молнией в ее собственной постели: в руках она держала металлические четки… В Канаде вы тоже ведете свои дела?

— Нет. Насколько мне известно, там в ходу только железные громоотводы. Следовало бы воспользоваться моими — из меди. Железо легко плавится. Кроме того, металлическая часть у них слишком тонка и потому неспособна выдержать разряд. Железо плавится — и здание гибнет. С моими медными изделиями такого никогда не случится. Эти канадцы просто олухи. Иногда они прикрепляют медный прут прямо к верхушке стержня, что может привести к страшному взрыву, тогда как электричество должно незаметно уходить в землю — именно так действуют мои громоотводы. Мой громоотвод устроен единственно верным образом. Взгляните! Всего доллар за фут.

— Хулить собратьев по ремеслу — не лучший способ вызвать доверие к себе.

— Прислушайтесь! Гром рокочет уже не так глухо. Гроза приближается, тучи идут все ниже над землей… Слышите? Сокрушительный удар! Гроза уже у нас над головой: все раскаты слились в один залп. Вот еще вспышка… Держите!

— Что такое? — воскликнул я при виде того, как он, сунув мне в руки свой посох, обратился к окну и застыл, сжав правой рукой левое запястье.

Но не успел я задать свой вопрос, как у него вырвалось новое восклицание:

— Гремит!.. Три удара пульса: это значит, гроза ближе чем в полумиле от нас — где-то там, над тем лесом. По пути мне попались три пылающих дуба — их только что расщепило до основания. Дуб особенно сильно притягивает молнию, поскольку в его соках растворено железо. Пол в вашем доме как будто дубовый?

— Дубовый… Впрочем, я начинаю подозревать, что вы намеренно выбираете ненастье для своих путешествий. Гром помогает вам произвести впечатление, наиболее выгодное для совершения сделок.

— Слышите? Ужас!

— Вы готовы вооружить других бесстрашием, а сами так неподобающе пугливы… Люди, как правило, предпочитают путешествовать в хорошую погоду, вы же выбираете грозу — и однако…

— Да, я путешествую именно в грозу, но не без особого рода предосторожностей, известных только имеющему дело с громоотводами. Слышите? Опять! Скорей взгляните на этот образец. Всего лишь доллар за фут.

— Громоотвод хоть куда, ничего не скажешь. Но о каких это особых предосторожностях вы упомянули? Позвольте все же, я закрою ставни: вода затекает под раму. Надо задвинуть засов.

— В своем ли вы уме? Разве вам не известно, что железный засов проводит электричество? Не смейте этого делать!

— Тогда я просто закрою ставни и велю мальчику принести деревянную задвижку. Будьте так добры, дерните за шнур от колокольчика.

— Да вы настоящий безумец! Вот этот самый шнур от колокольчика может испепелить вас на месте. Никогда не беритесь за шнур от колокольчика и вообще не вздумайте бить в колокола во время грозы.

— Даже в набат? Тогда умоляю вас, скажите мне, где и как возможно укрыться от опасности в такую пору? Есть ли у меня в доме место, где я мог бы находиться без страха за свою жизнь?

— Есть. Но не там, где вы сейчас стоите… Отойдите от стены! Иногда электричество сбегает вниз по стене и затем, поскольку человек — еще лучший проводник электричества — попадает со стены непосредственно в человека. Молния! И совсем близко… По всей видимости, шаровая.

— Вполне возможно. Но скажите наконец, какое место в доме, на ваш взгляд, всего безопасней?

— Эта комната, а в ней — именно та точка, где я сейчас стою. Становитесь и вы сюда!

— Прежде докажите свою правоту!

— Слышите? Вслед за вспышкой взрыв, окна дрожат — что будет с домом? Скорее сюда!

— Я просил вас привести доказательства.

— Сюда, сюда!

— Благодарю вас, я предпочел бы остаться у очага. А ну-ка, мистер Торговец Громоотводами, покуда грома не слышно, будьте все же так добры объяснить мне, почему вы считаете именно эту комнату и ту часть комнаты, где вы стоите, наиболее безопасным местом во всем доме?

Наступило кратковременное затишье. Мой собеседник заметно ободрился и отвечал:

— Ваш дом одноэтажный, с чердаком и погребом, комната находится как бы посредине дома — поэтому здесь относительно безопасно. Случается, что молния бьет из облака в землю, а иногда — из земли в облако. Вам понятно? Я выбрал середину комнаты, так как если молния ударит в дом, она попадет либо в очаг, либо в стены — следовательно, чем дальше вы находитесь от них, тем лучше. Идите же сюда!

— Погодите! То, что вы мне сейчас сказали, ничуть меня не обескуражило, а напротив, как ни странно, внушило уверенность.

— Что же именно?

— Вы сказали, что молния иногда бьет из земли в облако.

— Да, возвратный удар, как его называют: когда земля перенасыщена электричеством и отдает его избыток.

— Возвратный удар — с земли на небо? Прекрасно! Однако сядьте к очагу и обсушитесь.

— Нет, я останусь здесь, и именно в мокрой одежде.

— Отчего же?

— Лучший способ себя обезопасить — слышите, снова! — это вымокнуть во время грозы до нитки. Мокрая одежда лучше проводит электричество, чем тело: если молния даже и поразит вас, электричество пройдет сквозь одежду и не заденет тела. Гроза усиливается… Есть ли у вас в доме какой-нибудь коврик? Коврики не проводят электричества. Давайте его скорее, мы с вами оба на него встанем. Небо чернеет — темно, как ночью. Слышите? Скорее, скорее коврик!

Я принес ему коврик. Окутанные облаками горы, казалось, надвинулись и обрушились на дом.

— Ну, а теперь, поскольку беседа нам никак вреда не причинит, — сказал я, вернувшись на свое место, — извольте поведать мне о ваших предосторожностях во время грозы.

— Погодите — пусть кончится эта.

— Нет-нет, давайте рассказывайте. Вы находитесь в самом безопасном, по вашему мнению, месте — что еще? Говорите!

— Хорошо, изложу вкратце. Я держусь в стороне от сосен, от высоких домов, от уединенных построек, не приближаюсь к горным пастбищам, проточной воде, стадам коров и овец, а также к скоплениям людей. Если я путешествую пешком, как сегодня, то замедляю шаг; если в двуколке — не касаюсь ее стенок; если верхом — то спешиваюсь и веду лошадь за собой. Но более всего я избегаю высоких людей.

— Не ослышался ли я? Человек сторонится ближнего — и когда? — в минуту опасности!

— Да, в грозу от высоких людей я стараюсь держаться подальше… Что за чудовищная невежественность! Не знать, что рост в шесть футов достаточен для того, чтобы в вас разрядилось грозовое облако! Жителей штата Кентукки, например, если они пашут в одиночку, молния поражает прямо за плугом, на неоконченной борозде. Если же тот, в ком шесть футов роста, стоит у проточной воды, то подчас он служит проводником для грозового облака. Слышите? Наверняка раскололся вон тот черный утес. Да, человек — превосходный проводник. Молния ударяет в него, если он стоит под деревом, а с дерева всего лишь сдирает кору. Однако, сэр, вы без конца заставляете меня отвечать на ваши вопросы и не даете приступить к делу. Будете вы заказывать громоотвод? Взгляните на образец. Видите, медь высшего качества. Медь считается лучшим проводником. Дом у вас низкий, но расположен он в горах, поэтому высота роли здесь не играет. Вы, жители гор, наиболее уязвимы… Поверьте, в горной местности продавцу громоотводов есть где развернуться. Взгляните на образец, сэр! Одного громоотвода будет достаточно для такого небольшого дома, как ваш. Ознакомьтесь с этими рекомендациями. Всего лишь один громоотвод, сэр, ценою в двенадцать долларов. Слышите? Кажется, древние гранитные глыбы столкнулись и перемешались, будто мелкие камешки. Судя по звуку, что-то опять разлетелось вдребезги. Если громоотвод будет возвышаться на пять футов над вашей крышей, он защитит все вокруг в радиусе двадцати футов. Всего двадцать долларов — по доллару за фут… Слышите, какой ужас! Так будете вы заказывать? Приобретаете? Можно записать ваше имя? Только представьте себе груду обугленных останков; так вот сгорает лошадь, привязанная в конюшне: мгновенная вспышка — и все кончено!

— Вы берете на себя роль чрезвычайного посла и полномочного представителя самого Юпитера Громовержца, — расхохотался я. — Вы, жалкий смертный, явились сюда, чтобы с помощью простой палки быть посредником меж прахом и небесами? Уж не воображаете ли вы, что, раз вы способны высечь из лейденской банки зеленоватую искру, в ваших ничтожных силах отвратить небесный перун? Ваши громоотводы ржавеют и приходят в негодность — и где вы тогда? Да кто дал вам право, вы, Тетцель, торговать вразнос этими вашими индульгенциями, спасающими от божественного промысла? У нас же и волосы на голове все сочтены, и дни нашей жизни сосчитаны. И в грозу, и при блеске солнца я с легким сердцем предаю себя в руки Господа. Лживый коммерсант, прочь! Взгляни: свиток грозы свернут, мой дом невредим; в голубеющем небе я вижу радугу и читаю в ней, что божество не пойдет войной на землю, обиталище человеческое.

— Злосчастный богохульник! — завопил, брызгая слюной, пришелец, и лицо его почернело, тогда как радуга на небе сияла все ярче. — Я обнародую твои нечестивые речи!

Взгляд его засверкал злобой, фиолетовые круги у глаз расширились, будто лунный ореол в непогоду. Он бросился на меня, наставив трезубец на мою грудь.

Я схватил этот жезл, вырвал у него из рук, изломал, кинул на пол и растоптал, затем выволок мрачного властителя молний за дверь и швырнул зигзагообразный медный скипетр ему вслед.

И однако ни таковой мой поступок, ни все мои старания склонить на свою сторону соседей не возымели успеха: продавец громоотводов по-прежнему пребывает в нашей округе, все также путешествует во время грозы и успешно ведет торг, наживаясь на людских страхах.

1854

ПРИМЕЧАНИЯ

Акросеронские (грозовые) холмы — возвышенность на юго-западе Албании, на мысу, разделяющем Адриатическое и Ионическое моря; известны как район штормов.

Гибралтарская крепость — английское владение на юге Испании, на берегу Гибралтарского пролива; крепость расположена на скале, что обеспечивало ей неприступность.

Лейденская банка — прообраз электрической батареи, изобретена в 1745 г. П. Мушенбруком в г. Лейдене (Нидерланды).

Тетцель, или Тецель Иоханн (1455? — 1519) — саксонский монах-доминиканец, агент по продаже папских индульгенций; славился ораторским искусством.