Глава 4

– Тут не иначе как сто шестьдесят пятой пахнет. – Начальник утро положил перед Барсуковым несколько листков бумаги, явно вырванных из школьных тетрадей. – Шесть заявлений от граждан. В августе еще проехали по селам два хмыря из города, закупили мясо у частников, обещали через неделю расплатиться, и вот уже три месяца глаз не кажут. Эти заявления из Арыштаевки, но, насколько нам известно, имеется еще не меньше двух десятков потерпевших и в других деревнях.

– Договоры купли-продажи заключались? – Барсуков пробежал глазами одно заявление, другое. – Сколько уж можно попадаться на удочку разных проходимцев-перекупщиков и верить им на слово! Ладно, – прихлопнул он ладонью заявления, – проработайте пока оперативные мероприятия, проверьте личности этих мошенников, подключите своих оперов – пусть свяжутся с соседями. Вполне вероятно, что эти приятели и у них успели нагадить.

Кто у нас за Арыштаевку отвечает? Ты, Безъязыков?

– Я, – встрепенулся тот, – но мне машину надо, чтобы туда добраться.

– Объединись с Панферовым, он сегодня в Маркелово едет по поводу кражи скота, тебя попутно подбросит и на обратном пути заберет. Дня хватит?

Аркаша Безъязыков, совсем еще юный оперуполномоченный уголовного розыска, с белобрысым коротким чубчиком, тяжело вздохнул:

– Мне еще до Зинки Таманцевой добежать надо.

У нее насос со скважины кто-то свистнул. Нечем воды накачать. А у нее мал мала меньше…

– Хорошо. – Барсуков почесал в затылке ручкой. – Машина все равно раньше двенадцати не пойдет. Так что беги до Зинки. Да, ты ж сегодня прямо с дежурства? Поспать успел хоть немного? – справился начальник.

Безъязыков махнул рукой:

– Не удалось пока, да я в машине высплюсь!

Подполковник покачал головой, но ничего не сказал. Жалко мальчишку, рвет жилы на работе; несмотря на чрезвычайно молодой возраст, уже один из лучших оперов в отделе. Но людей не хватает, и приходится закрывать глаза на то, что Аркадий уже сутки не спал. Остается только надеяться, что сегодня не стрясется ничего серьезного и парень сможет хорошенько отоспаться.

Оперативники разбежались по своим делам, после них пришел черед инструктажа водителей ГАИ, потом начальник штаба принес на утверждение план проведения операции «Сигнал» и график оперативного дежурства. Барсуков тщательно проверил все пункты плана, подчеркнул карандашом неуклюжее словосочетание и внимательно посмотрел на начштаба:

– Опять мы с тобой бодаться будем, Василий Борисович? Смотрю, на выходные внештатников оперативными дежурными ставишь? А напортачат опять, кто за это отвечать будет?

– Но Орляк, сами знаете, дочку замуж отдает, Пекарев на операцию ложится… Не могу же я каждый день одного только Савельева ставить на дежурство!

– Конечно, не можешь, значит, проводи более тщательный инструктаж, учи их внимательнее и аккуратнее работать с документами. Да, а почему планы печатаются на серой бумаге?

– Потому что белой мало, но для вас я велел напечатать на белой.

– Вот я-то как раз и обойдусь серой, а те, что на белой, на стенды вывеси…

До обеда он почти ни разу не встал со своего кресла. Двери кабинета не закрывались ни на секунду, причем почти ничего конкретного из того, что он запланировал на день, пока выполнено не было.

Текучка в очередной раз вцепилась в него зубами, наступила на горло благим порывам, а после обеда предстоит провести еще парочку совещаний, принять с десяток граждан по личным вопросам. Выходит, раньше восьми не уйдешь, но, возможно, это и к лучшему. Возвращаться в гостиничный номер с рассохшейся кроватью, колченогим столом и ржавыми потеками на стенах страсть как не хотелось.

Денис посмотрел на часы. Скоро обед, а значит, неизменные две порции пельменей, чай и пара пирожков с картошкой. Надо еще успеть в магазине что-нибудь на ужин купить, а то в холодильнике у него хоть шаром покати…

Он подошел к окну. Со второго этажа хорошо просматривалась центральная сельская улица: серые от непогоды дома, опустевшие, слегка прикрытые снегом черные квадраты огородов, разлохмаченные осенним ветром копны сена и кроны тополей. Из труб змеились сизые дымки, в доме напротив трепыхалось на веревке детское бельишко. Денис вздохнул, вспомнив вдруг сына. Через неделю Костя и отец появятся здесь, а у него до сих пор не решен вопрос с жильем. Придется опять выяснять отношения с Кубышкиным.

У крыльца остановилась красная «нива». Из нее вышел Дробот, но в райотдел не поднялся, а окликнул проходящую мимо молодую женщину; та остановилась и, просияв, поспешила ему навстречу. Барсуков проследил, как незнакомка целует его подчиненного в щеку, тот с явным наслаждением трясет ее ладонь и оба, счастливо улыбаясь, о чем-то щебечут рядом с открытой дверцей автомобиля.

За спиной подполковника послышались шаги.

Он обернулся. Поглощенный созерцанием встречи Дробота с симпатичной гражданкой, он не расслышал, как открылись и закрылись двери за его заместителем по кадрам, спокойным и рассудительным Александром Генриховичем Келлером, немцем по национальности, педантичным порой до невозможности, но отменным исполнителем. Любой не успевший вовремя поесть опер или следователь в его кабинете всегда мог рассчитывать на домашний пирожок или булочку, которые в изобилии пекла Лидия Петровна, жена Келлера и по совместительству повар школьной столовой.

– Смотри-ка, наш Стас в своем репертуаре, – улыбнулся Келлер. – Вместо того чтобы к начальнику с докладом бежать, он ручки дамам целует. А кто ж это такая? – Он снял очки и вгляделся в молодую особу в узких черных брючках и короткой кожаной курточке. – Никак Людмила? Точно, она! – Он озадаченно покачал головой. – Я ее и не узнал поначалу.

Барсуков неожиданно для себя судорожно сглотнул. Кажется, он тоже узнал ее. Но женщина, что стояла сейчас внизу и весело болтала с Дроботом, совсем не походила на ту разъяренную и растрепанную особу, что вчера бушевала у него в кабинете по поводу несчастной двадцатки, на которую ее оштрафовали. В какой-то момент он даже пожалел, что пошел на поводу у Стаса и не наказал эту нахалку на более существенную сумму. Вдобавок пришлось подвозить ее до дома, не мог же он позволить, чтобы она шлепала через все село в одних носках.

– Какая Людмила? – на всякий случай поинтересовался подполковник.

Келлер глянул с удивлением, но счел своим долгом объяснить:

– Ручейникова. Та самая, с которой вы вчера воевали.

Барсуков недовольно поморщился. Похоже, уже весь отдел в курсе вчерашних баталий в его кабинете, хотя проходили они в присутствии единственного свидетеля, Стаса Дробота, и за плотно закрытыми дверями.

– Хорошая девушка, – вздохнул за его спиной Александр Генрихович, – но не для Дробота, конечно! Тот со своей Антониной никак разобраться не может! Жениться ему надо, Денис Максимыч, а то окончательно избалуется!

– На его нынешней должности не сильно избалуешься! – усмехнулся Барсуков. – Наша святая обязанность – загрузить его работой выше макушки, чтобы по девкам не бегал!

– Да и без девок тоже плохо дело! – улыбнулся Келлер. – Он, когда у Антонины переночует, как на крыльях летает, да и процент раскрываемости прямо на глазах растет.

– Ну ты, Генрихович, и загнул! – рассмеялся Денис. – Выходит, показатель раскрываемости в нашем отделе зависит лишь от постельных побед начальника криминальной милиции? Ты об этом самому Стасу расскажи, представляю, как он воспрянет духом от твоих наблюдений.

– Да я ж пошутил, – сконфузился зам. – Просто Антонину жалко! Мается девка, страдает…

– А ты-то откуда знаешь, что страдает? Или тебе в жилетку не только милиционеры плачутся?

– Мы с ней в одном доме живем. И Лидия моя у нее частенько пропадает. Поэтому мы в курсе некоторых событий. Вчера вот Стас не пришел, и с Людмилой они поссорились, так что проревела Тонька весь вечер и сегодня точно не в духе, особенно если Стас ей с утра не позвонил. И чует мое сердце, что не позвонил, потому как в девять утра еще уехал на водохранилище. К утопленнику, о котором на планерке дежурный сообщил. А сейчас вон как живенько с Людмилой болтает, про Антонину небось и не вспомнил. А что? Ручейникова девица очень даже симпатичная, когда нормально оденется да причешется, не чета нашим сельским лахудрам, которые тонны краски на физиономии изводят, а толку чуть!

Барсуков открыл было рот, чтобы язвительно прокомментировать заключительную часть речи своего достопочтенного зама, но в этот момент женщина подняла глаза, и их взгляды встретились. Денис почувствовал нечто вроде молниеносного удара под коленки, а в кончики пальцев впились тысячи острых иголок; он вздрогнул и пришел в странное, совершенно необъяснимое смятение, словно его застали за чем-то неприличным.

Тонкие черные брови слегка приподнялись в удивлении, в больших темных глазах, окаймленных густой щеточкой ресниц, промелькнула легкая усмешка. Женщина прикусила нижнюю губу, с вызовом посмотрела на ошеломленного начальника районной милиции и склонила голову в едва заметном приветствии.

Денис ощутил паническое желание спрятаться за широкую спину своего заместителя. И не потому, что девица на самом деле оказалась прехорошенькой и совершенно не походила на взъерошенную ведьму, которую ему с трудом пришлось выдворять из кабинета Кубышкина. Он вдруг, независимо от собственной воли, понял, что откровенно завидует Стасу, так свободно разговаривающему с девушкой, о которой сам Денис не мог вспоминать без некоторого содрогания. Впервые в жизни он встретил женщину, которая совершенно безбоязненно дерзила ему, не терялась от его взгляда и, без всякого сомнения, обладала более острым и злым языком. Вчера он несколько раз ощущал себя на грани нокаута, да и сейчас оказался весьма близок к подобному состоянию, ощутив внезапный укол самой что ни есть настоящей ревности.

Он нахмурился, недовольный собственной реакцией на эту бесцеремонную и не слишком воспитанную особу, но вежливо улыбнулся и кивнул ей в ответ. Женщина откровенно насмешливо посмотрела на него и опять перевела взгляд на Стаса, что-то весело ему сказала, потом приподнялась на цыпочки, снова поцеловала в щеку и, помахав рукой на прощание, быстро пошла в сторону центра села.

Через пару минут в кабинет ввалился Дробот.

Слегка запыхавшись от стремительного подъема по лестнице, он быстро доложил о ситуации с утопленником. Очередной неопознанный труп, а значит, убогая могила в дальнем углу кладбища с номером и надписью на фанерке «Неизвестный».

Барсуков, нахмурившись, пробежал глазами протокол осмотра места происшествия, не очень художественное описание трупа, а также протоколы допросов, которые Стас снял с двух местных бомжей, первыми заметивших труп.

– Ладно, с этим все ясно. – Барсуков закрыл папку. – Но на всякий случай скажи Афимовичу, чтобы еще раз хорошенько осмотрел тело, может, какие-то зацепки появятся.

Афимович был судмедэкспертом, дело свое знал на пять с плюсом и не раз помогал следствию вывести безнадежное казалось бы дело из тупика.

Внезапный резкий звонок по внутренней связи заставил собеседников вздрогнуть.

– Денис Максимович! Евгений Александрович вас требует! – сообщила секретарша.

– Соедини! – Денис выключил кнопку громкой связи.

С первого выдоха главы администрации в трубку Барсуков понял, что тот в ярости. Не поздоровавшись, Кубышкин почти выкрикнул:

– Какого черта, Барсуков, тебе и твоим ментам государство зарплату платит?

– Не понял, – насторожился Денис. – С каких это пор наша зарплата стала причиной вашего недовольства?

– А с таких! – Кубышкин перешел на более высокий тон. – Пока ты задницу паришь в своем кабинете, главу администрации чуть ли не в заложники берут… – Денис переложил трубку в другую руку и опять включил громкую связь, кивком предложив Дроботу и Келлеру подойти ближе.

Теперь голос Кубышкина грохотал, как пожарный набат:

– :.И кто бы ты думал? Ребятишки из школы!

Дробот привстал со стула, сделал большие глаза и, кивнув в сторону окна, попытался что-то объяснить подполковнику на пальцах.

Денис недовольно покачал головой и движением руки приказал ему сесть.

– Чего они хотят? – жестко спросил Барсуков.

– Совсем ничего, сущие пустяки. Чисто детские требования у наших ребяток, – несколько сбавил тон Кубышкин, – но приемную мою взяли приступом профессионально, насмотрелись западных боевиков, негодяи.

– Что все-таки происходит? – Барсуков протянул руку к стоящему рядом стулу, взял лежащую на нем фуражку и нахлобучил ее на голову.

– Они требуют вернуть их дорогую, драгоценную, любимейшую учительницу Людмилу Алексеевну Ручейникову, которую директор школы имела неосторожность отстранить от преподавания.

– И что, никак нельзя решить эту проблему более мирным путем? – учтиво справился Барсуков.

– Думаешь, ты самый умный? – огрызнулся Кубышкин и нетерпеливо приказал:

– Срочно пришли наряд; пусть этих безобразников выдворят из моей приемной. Я через час должен быть на совещании в правительстве области, и, если я на него опоздаю, тебя ждут крупные неприятности.

– Сейчас буду! – Денис положил трубку и посмотрел на Дробота:

– Ты в курсе, за что Ручейникову уволили?

– Формально все по закону, Денис Максимович, а если по совести… – Стас с досадой махнул рукой, поднялся со стула и потянул вверх «молнию» на куртке. – Я вместе с вами еду, по дороге постараюсь все изложить в деталях.

На крыльце и на первом этаже здания администрации толпились учителя, ученики младших классов и несколько бабок, торгующих сигаретами и семечками возле сельского универмага.

Ребятня с криками и свистом окружила две милицейские машины. Денис приказал начальнику МОБа Кондратьеву навести порядок на нижнем этаже, а сам в сопровождении Дробота и пяти сотрудников поднялся на второй этаж.

Навстречу ему бросилась директор школы Полина Романовна Колыванова:

– Денис Максимович! Прекратите это безобразие! – Она схватилась за сердце. – Оба одиннадцатых класса там... в кабинете у Евгения Александровича!

Денис, не проронив ни слова, направился в приемную. Колыванова засеменила следом.

Дробот придержал се за плечо и тихо попросил:

– Притормозите, пожалуйста, Полина Романовна. Наши сотрудники обойдутся без вашей помощи.

– Но там же дети! – Колыванова заломила руки. – Надеюсь, их не будут бить?

– Смею вас заверить, – усмехнулся майор, – бить кому-либо морду в нашу задачу не входит, а обеспечить порядок – прямая обязанность.

– Станислав Васильевич! – Колыванова ухватилась за его рукав. – Но я ведь ни в чем не виновата. Ручейникова постоянно играет с ними в демократию, вот и доигралась!

– Так вы ее за игры в демократию уволили? – поинтересовался, не поворачивая головы, Барсуков и толкнул дверь в приемную.

На стульях, на подоконнике и прямо на полу сидели десятка три мальчишек и девчонок, которые при появлении подполковника и сопровождавших его милиционеров нехотя поднялись на ноги.

– Что тут происходит; ребята? – Денис снял фуражку и пригладил рукой темно-русый ежик волос. – По какому праву вы заняли приемную главы администрации и мешаете ему нормально работать? – Он окинул школьников внимательным взглядом. – Предлагаю вам вернуться в школу и обещаю, что мы рассмотрим ваши требования и решим вопрос по справедливости.

– В вашу справедливость мы как раз и не верим, – из-за спин одноклассников выдвинулась худенькая рыжеволосая девочка. Денис узнал ее.

Это она плакала вчера над убитым лебедем.

Девочка нервно сглотнула, поднесла руки к груди, но продолжала твердо и решительно:

– Мы требуем, чтобы немедленно восстановили на работе Людмилу Алексеевну. Мы не уйдем отсюда, пока ее не вернут в школу. Мы передали наши требования Евгению Александровичу, а он только посмеялся над нами. Велел Полине Романовне вызвать наших родителей и разобраться с зачинщиками.

– Ваша Людмила Алексеевна не имеет педагогического образования, – вылезла из-за спины Стаса Колыванова. – Сейчас мы нашли педагога и, естественно, предложили Ручейниковой уволиться.

– Мне неудобно, Полина Романовна, уличать вас во лжи, – девочка склонила голову и исподлобья посмотрела на директрису, – но мы знаем, по какой причине вы уволили Людмилу Алексеевну.

– Светлана! – ахнула Колыванова. – Тебе же экзамены сдавать…

– А вы не пугайте нас экзаменами, – встал рядом с девочкой высокий паренек. – Размахиваете ими, как дубинкой, хотя прекрасно понимаете, что районе не позволит вам никого завалить. Лично я готов пожертвовать золотой медалью, чтобы Людмилу Алексеевну вернули в школу.

Ребята загалдели, зашумели, обступили милиционеров плотным кольцом, но Светлана подняла руку, и шум мгновенно стих. Девочка сделала шаг вперед, подошла вплотную к подполковнику. Ей пришлось слегка закинуть голову, чтобы видеть его лицо.

– Денис Максимович! Мы считаем, что именно из-за вас Полина Романовна решила уволить Людмилу Алексеевну. Если бы вы не задержали ее вчера или хотя бы не оштрафовали, Полине Романовне не к чему было бы придраться. Она давно повод ищет…

– Как ты смеешь, Светлана, – вскрикнула Колыванова, – повторять этот вздор, да еще в присутствии милиции!

– Погодите, Полина Романовна! – довольно неучтиво прервал ее Дробот. – Мы вам еще дадим слово.

Директриса побагровела, но отошла в сторону и присела на освободившийся стул.

Светлана перевела дух, окинула взглядом обступивших ее одноклассников и продолжала:

– Полина Романовна давно злится на Людмилу Алексеевну. В прошлом году опергруппа заповедника поймала ее мужа и сына на браконьерстве. Все село знает, какой они штраф заплатили. Людмила Алексеевна на этом настояла.

– Светлана, я упорно прошу тебя не возводить на меня клевету! Предупреждаю, это может плохо для тебя кончиться! – с явной угрозой в голосе произнесла Колыванова, но, заметив пристальный взгляд подполковника, отвернулась и сделала вид, что сморкается в носовой платочек.

Девочка, даже не повернув головы в сторону школьной начальницы, весьма язвительно произнесла:

– А как тогда объяснить, что шесть лет вы не могли нарадоваться на Людмилу Алексеевну? Или она стала хуже работать?

– Вчера ваша дорогая Людмила Алексеевна сорвала пять уроков биологии! Посудите сами, разве может называться педагогом человек, оштрафованный за хулиганство? Кроме того, я повторяю это уже в двадцатый раз, мы нашли человека с педагогическим образованием.

– Что ж вы раньше его не находили? – с изрядной порцией яда в голосе справился черноглазый паренек, решивший пожертвовать золотой медалью.

– Ее и искать не требовалось! Всю жизнь в библиотеке работает! – выкрикнул из толпы девичий голосок.

– Вы, Полина Романовна, кого угодно готовы взять, лишь бы от Людмилы Алексеевны избавиться! – поддержал ее какой-то паренек по-мальчишески срывающимся баском. – Библиотекарша подорожник от крапивы отличить не может, зато будет малышей ботанике учить…

– Ну все, – прекратил начинающийся базар подполковник. – Теперь я вчерне знаком с вашими требованиями. А сейчас прошу остаться тех, кому вы доверите провести переговоры со школьной администрацией в присутствии, допустим, меня и Евгения Александровича.

Ребята столпились вокруг Светланы, сомкнули головы, зашептались. Барсуков искоса оглядел собравшихся. Долговязого светловолосого парня, брата Ручейниковой, в приемной не наблюдалось.

Подполковник подошел к дверям, ведущим в кабинет Кубышкина, и нажал на ручку. Дверь не открылась.

Из-за детских спин вынырнула Верунчик и угрюмо пояснила:

– Я его заперла, чтобы эта банда туда не ворвалась!

Барсуков и Дробот переглянулись. Стас молча протянул руку, взял ключи и передал подполковнику.

Светлана и ее черноглазый одноклассник подошли к Барсукову:

– Мы идем с вами, Денис Максимович! – Девочка с вызовом посмотрела на него и добавила:

– Мы надеемся на вашу справедливость. Но если вы не поможете, завтра мы поедем в город, в министерство образования.

– Что ж, постараюсь оправдать ваше доверие в меру своих сил и возможностей, – слегка улыбнулся Денис и открыл ключом дверь в кабинет Кубышкина. Разъяренный хозяин района вырос на пороге.

Барсуков мягко подтолкнул его в глубь кабинета и бросил через плечо:

– Полина Романовна, поспешите, пожалуйста!

Давайте постараемся обсудить сложившееся положение, пока Евгений Александрович не уехал на совещание.

– Я уже пригласил заведующего отделом образования. – Кубышкин прошел к своему столу и сел в глубокое кожаное кресло. – Надеюсь, Полина Романовна, он даст должную оценку всем этим событиям.

– Я требую, чтобы данный вопрос обсуждался без детей. – Колыванова нервно тискала в руках платок, лицо ее пошло красными пятнами. Слегка дрожащими пальцами она оттянула от шеи высокий ворот лохматого свитера из ангорки.

– Мы не уйдем из кабинета, пока вы не выслушаете нас, Евгений Александрович! – Света шагнула из-за спины Барсукова. Но он придержал ее за руку.

– Никто не собирается вас выгонять, – сказал он спокойно и показал на стулья, стоящие у стены. – Присядьте пока. – И опустился на стул рядом с детьми.

Колыванова смерила его недовольным взглядом, сердито дернула плечом и демонстративно села напротив.

Барсуков склонился к Светлане и спросил:

– А приятель твой где же? Он что, не поддерживает вас?

– Славка, что ли? – Девочка вздохнула. – Поддерживает, но он брат Людмилы Алексеевны, и мы решили, что он не должен идти с нами. – И добавила тише:

– Чтобы Полина нас потом не обвинила, что мы пошли на поводу его личных жлобских интересов. Она и так на него все время бочку катит. Это он тогда по весне ее сына и мужа обнаружил, прямо на месте преступления, за разделкой марала.

Дверь кабинета распахнулась. Через порог шагнул заведующий районе Ерахтин Оглядев из-под очков собравшихся, прошествовал, слегка выпятив круглый животик, через весь кабинет и сел рядом с Колывановой.

Кубышкин прошелся по всей компании тяжелым взглядом и предложил:

– Не будем тянуть время! – Он посмотрел на Светлану. – Ну, кто из вас, террористов, первым будет говорить?

Глава 5

Людмила смела веником снег с валенок, стряхнула его с воротника полушубка и с ушанки. Оглядела двор и озадаченно покачала головой. Недавно выпавший снег был утоптан множеством ног. Выходит, дома опять аншлаг. Вероятно, ребята празднуют победу, которую одержали в сегодняшней схватке со зловредной директрисой Колывановой.

Девушка вздохнула и усмехнулась. Она была из тех людей, которые всегда усмехаются, если их что-то особо раздражает, и особенно улыбчивы при очередной подножке, подставленной им судьбой. Чем сильнее Людмила злилась, тем шире становилась ее улыбка.

Над сараем, который отгораживал двор от огорода, розовым покрывалом на бледно-сиреневом закатном небе разлеглась вечерняя заря. Солнце только что спустилось за темную громаду горы Хан-Тегир, нависавшей над селом своей трехглавой вершиной. В складках скал уже угнездилась холодная ноябрьская ночь, и только укрытая глубоким снегом тройная макушка все еще сияла отраженным солнечным светом.

Людмила вошла в дом и замерла на пороге. Похоже, сегодня здесь собралась добрая половина школы.

По крайней мере, она разглядела нескольких шестиклассников, у которых вела географию. Убрав с пола ковер и сдвинув в углы немудреную мебель, вся шатия-братия разместилась вокруг огромного двухведерного самовара почтенного, чуть ли не столетнего возраста, с медалями на латунных боках.

Девушка обвела взглядом притихших при ее появлении мальчишек и девчонок. Кажется, посуду для чаепития собирали со всех соседей, но и ее не хватило, поэтому кто-то довольствовался стеклянной банкой, кто-то эмалированной кружкой. А два ближайших приятеля Славки – Артем и Димка – вместе с ее непутевым братцем делили на троих небольших размеров глиняную крынку, в которой она обычно топила молоко.

– Та-а-ак! – протянула Людмила задумчиво.

Повесив на вешалку полушубок и определив поверх него ушанку, она присела на низкую скамеечку у входа, не спеша сняла валенки и надела на ноги мягкие замшевые тапочки, отороченные оленьим мехом. И только тогда спросила:

– По какому случаю сабантуй?

– По случаю вашего восстановления на работе, Людмила Алексеевна! – Артем торжествующим жестом взметнул вверх руку с зажатой в ней крынкой. – Виват! Виктория! Виват! Победа!

Людмила улыбнулась и покачала головой:

– Хулиганы! Не успела я обрадоваться, что сбросила с плеч эту обузу, как вы тут как тут со своей инициативой! Ну и что мне теперь делать? На завтра я запланировала поездку на кордон Туртагеш, а теперь все мои планы по вашей милости насмарку!

– Не сердитесь, Людмила Алексеевна! – тихо сказала Светка и виновато опустила голову. – Простите, что не предупредили вас! Но мы старались сделать лучше, и потом, мы совсем не хотим, чтобы уроки биологии у нас вела библиотекарша, которая сроду в школе не работала.

– Заврайоно так нам прямо и сказал, что приказ о вашем увольнении недействителен. – Артем поставил крынку на пол рядом с собой и поднялся на ноги. – Мы же знаем, что вы только для порядка на нас ворчите, а на самом деле рады не меньше нас, что в школу возвращаетесь. Но вы не бойтесь, мы уже не избалуемся, вышли из этого возраста.

А некоторым соплякам, – он шлепнул по затылку некстати вынырнувшего из-под локтя шестиклассника и весело сверкнул черными глазами, – живо устроим отрывание голов и выдергивание конечностей, если успеваемость вздумают понизить по биологии или географии!

– Ребята, я очень вам благодарна, но не следовало применять такие неординарные меры. Ведь не каждый рассуждает, как вы. Назавтра в поселке будут судачить, что это я вас настроила. Боюсь, что и для вас это не пройдет бесследно – всем вам сдавать физику у Полины Романовны…

– Ничего ока нам не сделает! – Димка тряхнул лохматой головой. – Денис Максимович за нас, и Евгений Александрович тоже, кажется, разобрался и поддержал наши требования.

– Ну хорошо. – Людмила обвела взглядом притихших ребят и улыбнулась. – Спасибо вам, братцы!

Честно сказать, я ни на чью поддержку не рассчитывала, тем более, – она озорно подмигнула своим повеселевшим ученикам, – от Дениса Максимовича и Евгения Александровича, – А ментовский начальник – во мужик! – выставил вверх большой палец Артем. – Четко и быстро так разобрался и Колывановой тоже все популярно объяснил. Кубышкин да Ерахтин только головами кивали. А потом до школы нас со Светкой довез и все расспрашивал, как наш «экологический патруль» действует. Оказывается, он в детстве тоже в «зеленом патруле» работал.

– Ну, тем более, – усмехнулась Людмила, – придется его теперь в почетные члены нашего клуба принимать за особые заслуги.

– А он на Светку запал, потому и до школы вас довез! – ехидно пропел вдруг девчоночий голос.

Людмила заметила, как полыхнули яростью глаза ее до сих пор молчавшего брата.

– Ты, Нинка, хоть и подруга мне, но мозги у тебя куриные. – Светлана брезгливо скривилась в сторону приятельницы и добавила:

– Денис Максимович старый уже, почти в отцы мне годится.

– Ладно, хватит выяснять отношения! – прекратила разгорающуюся ссору Людмила. – Ночь на дворе, и у меня закралось подозрение, что ни у кого из вас уроки до сих пор не сделаны. Я, конечно, понимаю, триумф победителей и все такое, но зачем же его завтрашними двойками омрачать?

– На всех двоек все равно не хватит! – философски заметил Артем, но тем не менее приказал:

–Давай по домам, ребята! Людмиле Алексеевне отдохнуть надо!

Ребята принялись разбирать сваленные в кучу пальто, шубейки, куртки, натягивали ботинки, сапоги и гуськом потянулись к выходу. Остались только Светлана, Димка и Артем.

– Вы, Людмила Алексеевна, не расстраивайтесь, что мы все тут затоптали! – засуетилась Светлана. – Идите в свою комнату, а мы тут приберемся, я ужин приготовлю. Отдыхайте пока! – И не успела Людмила возразить, как девочка приказала Славке и его приятелям:

– Ты, Артемка, быстренько садись картошку чистить, а ты, Вячеслав, и ты, Дмитрий, тряпки в руки и полы мыть.

Людмила прошла в свою комнату, включила свет. Согнала с покрывала кошку Мавру и двух ее котят, которые не желали обживать приготовленную для них корзину и ежедневно перекочевывали с помощью заботливой мамаши на кровать хозяйки. Сняла брюки, теплый свитер, переоделась в длинную юбку и светлую футболку, подошла к зеркалу и присела на стул перед ним. Интересно, когда она в последний раз так пристально разглядывала себя? Она запустила пальцы в волосы, слегка взлохматила их. Возможно, не следовало стричься так коротко. С этой прической она похожа на мальчишку-подростка. Первые, еще почти незаметные морщинки вокруг глаз… Она приблизила лицо к зеркалу и вгляделась внимательнее. Нет, если не знаешь, то не заметишь! Но вот само лицо… Целый день провела на улице, а прежде нелюбимый ею румянец так и не проявился. И щеки излишне впалые, и губы шелушатся, потому что она постоянно забывает пользоваться помадой.

За спиной послышался шорох. Людмила повернулась и застала негодницу Мавру на месте преступления. Один еще слепой котенок беспомощно болтался у нее в зубах, а второй снова ползал по покрывалу.