К северу от Саянских гор протянулись на три стороны света, на десятки километров серые от дождей и похолодевшие от промозглых ветров степи. Вершины гор за Вознесенским уже посеребрила зима, а там все еще текут не скованные ледяным панцирем реки.

Поредел лес, открылись дальние дали, сопки стали пустынными, бездумно открытыми ветрам и морозам. Только пихтовые и кедровые боры стоя! по-прежнему непоколебимо и сурово, истинный бастион на пути всепроникающих метелей и пронизывающего насквозь ветра. Снег припорошил сверху черно-зеленые конусы пихт и залихватски заломленные шапки великанов-кедров, улегся на ветках, но вниз не просыпался, лишь завалил опушки и сделал непроходимыми подступы к лесу. Тайга стала еще темней, внизу по-прежнему лежала сухая хвоя, а в ней все еще шуршала и попискивала мелкая лесная живность.

Уже спускались по склонам гор осторожные маралухи с подросшими оленятами, но на утренней заре еще уходили наверх, стараясь укрыться от рыси, медведя, волка и иногда захаживающего сюда с Алтая красавца снежного барса – ирбиса. Вместе с маралухами, держась особняком, совершали путешествие сверху вниз и обратно пугливые косули, изящные и быстроногие, получившие в наследство от предков по-девичьи смирный характер.

Застигнутые в горах обильным снегопадом или пургой, маралы и косули спокойно ложились под защиту скал, густых кустов или в пихтарнике и долгими часами дремали, поджав ноги и полузакрыв большие блестящие глаза. Только длинные чуткие уши ни на минуту не переставали поворачиваться туда-сюда. Влажный черный нос ловил запахи леса и подрагивал, учуяв непонятное. Переждав ненастье, животные отправлялись по глубокому снегу в известном только им направлении, высоко и грациозно поднимая ноги, прыгали, обрушивая и приминая сугробы всей тяжестью тела.

То в одном, то в другом ложке или на поляне поднимались стожки сена, лежали в кормушках березовые и ивовые веники, белела под навесами соль.

Звери принимали человеческую заботу как должное, как выплату процентов по тому долгосрочному кредиту, который люди позаимствовали у природы, почти истребив в Саянах когда-то огромное стадо маралов, косуль, гордых козерогов и диких северных оленей – сокжоев.

А день между тем разгорался. Солнце хотя и поднялось над горизонтом, но спряталось за длинное белое облако, окрасив его в веселый розовый цвет.

Девушка еще затемно вышла из дому и уже несколько часов шла по тайге на лыжах, устала, но первый привал сделала, лишь пройдя самый сложный участок пути – огромные нагромождения камней на опушке пихтового леса. В двух километрах отсюда лежала небольшая поляна, где на днях она со своими учениками установила небольшой стожок для косуль и развесила на специальные вешала заготовленные с лета березовые веники. Вчера весь день шел обильный снег, и косули, а возможно и ланки с оленятами, должны прийти к кормушкам. Она посмотрела на часы, позволив себе еще пять минут отдыха. На душе было тихо и спокойно, кик тих и спокоен окружавший лес, застывшие в седоватой дымке горы за спиной и девственно чистые снега, тронутые редким звериным или птичьим следом…

Внезапно справа хрустнула ветка и на поляну мощным прыжком выскочил матерый марал. Девушка подавила вздох восхищения: таких великолепных рогов, такой гордой осанки и благородной головы с ярко блестевшими глазами она еще ни разу не видела. Олень находился в великолепной бойцовской форме, которую не остудили ни первые холода, ни ледяные метели.

Красавец фыркнул и, раззадоривая себя, ударил копытом, взбив невысокий снежный фонтанчик.

Прислушался и вдруг, закинув рога на спину и вытянув шею, смешно оттопырил губы. Дерзкое и одновременно тоскливое «бээ-уэ-а-а!..» разнеслось по горам далеко-далеко – первобытный и дикий клич, древний как мир любовный призыв и вызов сопернику.

Марал снова прислушался, фыркнул и заметил наконец странную неподвижную тень. Но не испугался, только скосил глаза и, грациозно переступая ногами, стал обходить загадочное существо по кругу.

А чтобы у врага не осталось никаких сомнений насчет его намерений, изредка опускал голову и поддавал снег рогами, так что комья летели во все стороны, а вместе с ними куски веток и листья кашкары и карликовой березки. В довершение всего марал то и дело рыл снег копытом, а сам все шел и шел по кругу, пока порыв ветра не донес до ноздрей страшный запах человека и железа.

Секунда – нет, четверть секунды! – гигантский прыжок через кусты, скошенные в сторону смертельно испуганные глаза, треск ломающихся под тяжелым телом веток, грохот осыпающихся камней – и все стихло, исчезло, как видение…

Девушка печально усмехнулась. Вот как боится олень одного только запаха человека. Даже здесь, в заповеднике… Сколько все-таки зла принесли люди несчетным поколениям этих красивейших в мире животных, если боязнь стала уже выверенным, запечатленным инстинктом!

Она встала на лыжи, закинула карабин за спину и опять пошла-побежала по лесу, отмеряя последние сотни метров до кормушек. А вслед ей, отражаясь от скал и мрачной стены пихтарника, неслось торжественно-величавое «бээ-уэ-а-а-а... бэу-уээ-уа-а-а!..»

Глава 1

Подполковник милиции Денис Барсуков сидел, вытянув под столом длинные ноги, и усердно пытался изобразить на лице неподдельный интерес к пространным докладам многочисленных руководителей районного масштаба. Речь шла о подготовке хозяйств к зиме. Начальники разных рангов и уровней потрепаться любили, поэтому вырваться раньше обеденного перерыва не усматривалось никакой возможности.

Барсуков украдкой посмотрел на часы, потом измерил на глазок очередь из желающих выступить и еще больше уверился в том, что обед – единственный шанс улизнуть с совещания и заняться своими непосредственными обязанностями, количество которых, несмотря на ненормированный рабочий день и полное игнорирование выходных, росло поистине с космической скоростью.

Теперь требовалось придумать подходящую причину, по которой ему позарез необходимо смыться. И достаточно убедительно объяснить потом главе районной администрации Кубышкину Евгению Александровичу, что начальник райотдела милиции выполняет какое-то очень важное задание, а отнюдь не игнорирует вопросы обеспечения крупного рогатого скота кормами, а сельчан – дровами и углем.

В кабинете было жарко, от сидевшего рядом редактора районной газеты Федюнина несло застарелым запахом пшеничного самогона, который он тщетно пытался зажевать очередной порцией «дирола». Хотя Федюнин старался дышать в сторону, потел и вздыхал он столь выразительно, что даже без сопоставления оперативных данных, на основе только косвенных улик было понятно, кто еще, помимо подполковника Барсукова, лелеет тайную мечту исчезнуть с очередного судьбоносного для района совещания.

Барсуков вновь взглянул на часы. До перерыва оставалось минут сорок, плюс еще пять минут, которые уйдут на стаскивание с трибуны очередного увлекшегося выступающего. Выходит, без малого час ему придется терпеть похмельные запахи справа и созерцать сытую физиономию визави – Игоря Ярославовича Надымова, бывшего председателя рай потребсоюза, а ныне удачливого предпринимателя, успевшего вовремя прибрать к рукам все торговые точки района. Надымов изредка ласково поглядывал на подполковника, а во время короткого перерыва вышел вслед за ним на крыльцо – подышать свежим воздухом и выкурить длинную заморскую сигаретку. Очень ему хотелось затеять легкий разговор, вроде ни к чему не обязывающий, но способствующий сближению. Совсем легкий разговор, ни о чем. На затравку – невинная охотничья байка. Следом – безобидный анекдот. Потом – вздох по поводу скверной погоды и не менее скверных дорог. Мечтательное: "В баньку бы сейчас! А потом бы водочки холодненькой, да под пельмени!! – и взгляд в сторону неулыбчивого начальника РОВД. Как реагирует? Понимает ли намек на возможность грядущих удовольствий в компании милого и приветливого Игоря Ярославовича?

Но подполковник на крыльце не задержался, а прямо направился к желто-голубым «Жигулям», переговорил по рации с дежурным: все спокойно, начальство пока не тревожит, криминальная обстановка на десять утра существенных изменений не претерпела, раскрыта по горячим следам утренняя кража козы Риголетты с подворья пенсионерки Симбирцевой.

Перерыв закончился, и Игорь Ярославович, взгрустнув, вернулся на прежнее, хорошо насиженное место. Следом появился подполковник с капельками воды от растаявшего снега на погонах, не слишком дружелюбно оглядел собравшихся и устроился рядом с еще более поскучневшим и осунувшимся от неумеренного употребления «дирола»

Федюниным.

За окном продолжали тихо кружиться крупные, похожие на гусиный пух снежинки. Они ложились на окружавшие село рыжие сопки, на серый, в цвет низкого неба асфальт, на плечи и головы редких прохожих, на крыши разноцветных торговых киосков и автомобилей, скопившихся на стоянке перед зданием районной администрации, именуемым в народе «Кактус». Стены его покрывала ярко-зеленая краска. Призванное олицетворять свежие, как молодая листва, идеи и помыслы новой метлы района, это халтурное исчадие забугорной промышленности в первый же месяц после ремонта пошло пузырями, потрескалось, а в некоторых местах откровенно облезло, породив частушку, которую не преминула обнародовать на Празднике урожая зловредная директриса районного очага культуры Антонина Веденеева:

Как в родном моем селе

Кактус вырос по весне.

Цветом он зелененький,

Словно доллар новенький.

Но осенний ветер дунул,

Кактус тут же захирел,

Весь морщинами покрылся,

Как коленка облысел…

Денис вздохнул. Завтра на восемнадцать ноль-ноль у него назначена встреча с этой самой Веденеевой, которая командует единственной в республике народной дружиной и, как ни странно, весьма успешно со своим делом справляется. Правда, за месяц пребывания в должности начальника РОВД ему пришлось столкнуться с такой коллекцией нелепостей и несуразиц, что он почти не удивился, узнав, что во главе добровольных радетелей за мир и спокойствие в селе стоит молодая дама. И, как отозвался о ней начальник милиции общественной безопасности Коля Кондратьев, особа довольно привлекательная, но настырная, способная своими выходками довести до точки плавления даже бюст Петра Великого, установленный в скверике на месте памятника вождю мирового пролетариата.

Жара и духота в кабинете становились прямо-таки нестерпимыми. Денис протянул руку и осторожно коснулся радиатора отопления. Ладонь не терпит! Он посмотрел на тщедушного начальника коммунального хозяйства, который все совещание сидел, уткнувшись носом в ворот толстого, домашней вязки свитера, а во время своего двадцатиминутного отчета о готовности коммунальщиков к зиме больше сморкался и откашливался в носовой платок, и понял, что батареи будут так жарить, похоже, еще с недельку, до полной ликвидации простуды и связанного с ней озноба у хлипкого коммунального начальства.

До обеденного перерыва оставалось уже совсем ничего, а подполковник так и не придумал убедительного предлога, чтобы исчезнуть с совещания. Он взглянул на Надымова, тот немедленно мило ему улыбнулся, а Федюнин закряхтел, завозился на своем стуле, привстал и во весь голос заявил: «Господи! Духота какая! Неужто нельзя форточку открыть?»

Никто из присутствующих не успел отреагировать на реплику редактора должным образом. Из-за дверей кабинета донесся непонятный гвалт, затем более определяемый грохот: кажется, кто-то отбросил в сторону стул. Раздавшийся вслед за этим визгливый вскрик и плаксивый речитатив любимой секретарши Кубышкина Верунчика подтвердил, что вместе со стулом в сторону отлетела и сама Верунчик. В довершение под дверями главы администрации послышался совсем уж непотребный шум и шипение, словно стая диких кошек выясняла отношения, В следующее мгновение двери распахнулись и на пороге появилась неизвестная Барсукову девица с короткой, почти как у самого подполковника милиции, стрижкой, раскрасневшимися щеками, яростно блестевшими глазами, одетая в распахнутый на груди бушлат военного образца с полуоторванным цигейковым воротником. В одной руке она держала песцовую ушанку, во второй – ножку от пострадавшего в схватке стула, а локтем пыталась отпихнуть секретаршу, уцепившуюся за нее мертвой хваткой бультерьера.

Верунчик силилась обойти девицу и перехватить инициативу, но та весьма успешно прижала ее бедром в камуфляжных брюках к косяку и сердито приказала: «Верка, отвяжись!»

– Людмила! – ахнули одновременно директор заповедника Кочерян и глава администрации. Директор вскочил со своего стула и еще более растерянно добавил:

– Сейчас же покинь кабинет!

– Еще чего! – Девица резким движением сбросила с плеч бушлат, не глядя отправила за спину ушанку, далее последовала ножка стула. Верунчик едва успела уклониться от летящих в ее сторону предметов одежды и остатков мебели. Неожиданная посетительница переступила порог, решительно сдула нависшую на глаза прядку волос, в два шага преодолела расстояние до Надымова и остановилась за его спиной.

Денис с удивлением отметил внезапную бледность, проступившую на пухлых щечках Игоря Ярославовича, и явный испуг в его глазах. Но не успел подполковник должным образом оценить это аномальное явление на самоуверенной физиономии местного Рокфеллера, как девица ловко ухватила того левой рукой за галстук, а правой отвесила весьма звонкую и, несомненно, крепкую пощечину.

Верунчик и зав районными финансами Раиса Федоровна испуганно вскрикнули. Все присутствующие загалдели, вскочили на ноги. Федюнин потянулся через стол и попытался удержать агрессивную девицу за руки, та вырвалась и, ухватив Надымова за грудки, одарила редактора таким бешеным взглядом, что он невольно подался назад и чуть не сел мимо стула. С белоснежной сорочки Игоря Ярославовича в разные стороны брызнули пуговицы. Девица, захватив сорочку в кулак, приподняла свою жертву со стула, несколько раз сильно встряхнула и выкрикнула срывающимся от гнева голосом:

– Ax ты, мразь! Опять на косуль охотился? Дети их сеном подкармливают, от голода спасают, а ты на вездеходе из карабина… – Она не договорила и вновь отвесила Надымову затрещину, теперь уже левой рукой по правому уху.

– Денис Максимович! Полковник! – Кубышкин, вероятно от неожиданности, повысил Дениса в звании, но тем не менее посмотрел на него крайне грозно. – Сейчас же прекратите это безобразие и удалите эту хулиганку из кабинета!

Худой и горбоносый Кочерян подскочил к девушке и попытался за локти оттащить ее от Надымова. Но она лишь разгневанно раздула ноздри и прокричала с еще большей яростью:

– Отойди, Ашот! А то и тебе достанется! – Затем вновь с презрением посмотрела на Надымова и с явным сожалением произнесла:

– Скажи спасибо, тварь, что карабин дома оставила, а то не сносить бы тебе головы. – Она оттолкнула его от себя, брезгливо отряхнула руки и посмотрела на директора заповедника:

– Как вы можете, Ашот Саркисович, сидеть за одним столом с этой гадиной? Ведь он со своими дружками не менее десятка косуль сегодня ночью положил. Сволочи! – Она посмотрела в сторону Надымова, торопливо поправляющего галстук и приводящего в порядок прическу. – Ничего, все равно я на этого подонка управу найду!

– Это я на тебя управу найду, Людочка! Допрыгалась, голубушка! Думаешь, все, что ты сейчас наговорила и натворила, тебе с рук сойдет? – процедил Надымов сквозь зубы, старательно отводя взгляд от девушки. – И за рукоприкладство ответишь, и за оскорбления, и за клевету… – Он посмотрел на продолжавшего молчать подполковника:

– Сегодня я обязательно напишу заявление на ваше имя, Денис Максимович, а сейчас очень прошу задержать эту взбесившуюся особу, пока количество пострадавших ограничивается только мной и этой милой девочкой. – С прежней ласковой улыбкой он посмотрел в сторону Верунчика.

Но та вдруг неожиданно сердито сверкнула глазами и пробурчала:

– Вы себя защищайте, Игорь Ярославич, а за меня не беспокойтесь. С Людмилой мы и без вас разберемся. – И, подхватив вещи своей недавней противницы, секретарь покинула кабинет, хлопнув за собой дверью.

На мгновение в кабинете воцарилась тишина, все вопросительно смотрели на начальника РОВД.

Все, кроме самой возмутительницы спокойствия.

Она ехидно усмехнулась и с вызовом оглядела подполковника с ног до головы:

– Прежде чем меня кто-то арестует, я все-таки успею разделаться с этой обезьяной! – Она выхватила из рук директора заповедника увесистую кожаную папку и занесла се над ранней лысиной Игоря Ярославовича. Тот вздрогнул и прикрыл голову руками.

Но удара не последовало. В последнее мгновение Барсуков успел схватить девушку за запястья, вырвать у нее папку и отбросить в сторону. Девушка зашипела, как рассерженная кобра, попыталась вывернуться из милицейских объятий, а когда это не удалось, попробовала пнуть его по ноге. Подполковник резко отклонился в сторону директора заповедника, тот тоже подался назад, не удержался на ногах и упал на колени Раисе Федоровне, лицом в низкое декольте, прикрытое легким шелковым шарфиком.

Дама оглушительно взвизгнула, обозвала Кочеряна полуприличным словом, одновременно что-то выкрикнули Кубышкин и Надымов, но Денису было уже не до эмоций разгневанного начальства. Он был озабочен серьезной проблемой: как вытолкать негодную девицу из кабинета. Отбивалась она отчаянно и, нужно признать, умело и так вывернула ему палец, что пришлось применить особый захват со спины и, слегка подпихивая коленом сзади, вывести нарушительницу из кабинета.

За дверями их встретила Верунчик и недружелюбно посмотрела на подполковника:

– Куда вы ее повели, Денис Максимович?

В этот момент девица сделала новую и почти удачную попытку освободиться. Она внезапно присела и почти выскользнула из рук подполковника.

В последнее мгновение Барсуков успел схватить ее за брючный ремень.

После непродолжительной борьбы ему наконец удалось усадить ее на диван. Девушка молча, с неприкрытой яростью смотрела на него и все так же в бешенстве раздувала крылья небольшого, аккуратно выточенного природой носа.

Верунчик подошла к задержанной, села рядом и успокаивающе погладила по руке:

– Успокойся, Мила! – Она осуждающе посмотрела на подполковника, который сел за ее стол, открыл папку и достал лист чистой бумаги:

– Протокол небось собираетесь писать?

– Собираюсь! – сухо ответил Барсуков и поднял глаза на девушку:

– Потрудитесь сообщить свою фамилию, имя, отчество и род занятий.

Девушка устало махнула рукой:

– Отвяжитесь от меня! Ничего я вам не скажу, потому как знать вас не знаю и знать не хочу!

Денис строго посмотрел па нее:

– Не дерзите, гражданка! Я – начальник РОВД подполковник Барсуков и потому намерен вас задержать и проводить в отдел для выяснения обстоятельств хулиганства, которое имело место быть только что…

Девушка язвительно улыбнулась:

– Имело место быть… Вы по-человечески умеете выражаться, гражданин мент? Или только суконным языком протокола? – Она рассмеялась, слегка откинув голову назад, и опять повторила:

– Имело место быть… Грамотей!

– Возможно, вы захотели усугубить ваше положение, гражданка, – спокойно произнес Барсуков, затем вернул бумагу в папку, застегнул ее на «молнию» и поднялся на ноги, – и потому решили намеренно оскорбить меня, обзывая ментом, но, к вашему сведению, именно так я себя и называю. – Он неожиданно и, возможно, излишне шумно перевел дыхание, но продолжал не менее строго:

– И весьма горжусь, когда меня так называют другие. В особенности те, которых я исправно ловлю и отправляю в места не столь отдаленные.

– Ловят вошь под мышкой, – проворчала девица и протянула ему руки. – Надевайте наручники, господин мент, и пошли выяснять отношения, но учтите: дальнейшая жизнь вам сладкой не покажется! Уж это я вам обещаю!

– Во-первых, на дам наручники мы не надеваем, – достаточно учтиво произнес Барсуков и положил руку на плечо нарушительницы. – Во-вторых, не забудьте одеться. ИВС не больница, и лечить ваши сопли там будет некому.

– В ИВС?! Это что ж, теперь так КПЗ называется? – Девица сбросила его руку со своего плеча и толкнула подполковника в грудь. – Отойди! От тебя ментурой за сто верст несет!

Денис неожиданно для себя сделал шаг назад и поежился под взглядом женских глаз, смотревших на него с такими презрением и ненавистью, что он, опять же крайне неожиданно для себя, смутился и не нашелся, что ответить.

Верунчик с не меньшим негодованием смерила Барсукова взглядом, протянула девушке ее бушлат и ушанку и тихо сказала:

– Люда, не горячись! Сама знаешь, с милицией лучше не связываться! Да и против Надымова не попрешь, все у него давно куплено и перекуплено!

– Как ты можешь спокойно об этом говорить, Вера? – Девушка с неподдельной горечью посмотрела на нее. – Они же, сволочи, на джипах своих... с карабинами… И знают ведь, что не уйти косулям по глубокому снегу… Не убежать! – Она вновь опустилась на диван, уткнулась лицом в ушанку и всхлипнула. – Кормушки разнесли в щепки, сено, веники – все перемесили колесами… Да я их следы ни с чьими не спутаю… – Она подняла голову и гневно посмотрела на Дениса:

– Только глубокоуважаемые господа менты изволят ничего не замечать, потому как все им по барабану…

– По барабану? – переспросил ошеломленно Денис. – По какому еще барабану?

– По африканскому! – постучала девушка ладонью себя по лбу. – По вашему деревянному тамтаму, господин милиционер! Потому что мыслите вы исключительно статьями Уголовного кодекса, а на то, что творится вокруг, вам глубоко плевать!

Барсуков скептически усмехнулся:

– А вам, выходит, не по тамтаму? Вы – активный борец с несправедливостью, но почему действуете незаконными методами? Или Уголовный кодекс для вас уже не указ?

– Только прекратите эту полицейскую дребедень!

Меня от нее не просто тошнит, а скоро и вывернет наизнанку… – Людмила нахлобучила ушанку на голову, сердито буркнула:

– Пошли, что ли, – и первая направилась к выходу.

Глава 2

– Садитесь в машину! – произнес в спину задержанной гражданке Барсуков и открыл перед ней заднюю дверцу «Жигулей».

– Ах какие предосторожности! – фыркнула девица и с вызовом посмотрела на Барсукова. – А почему бы вам лично не провести меня пешком через все село с усиленным конвоем, с автоматами и овчарками? Пусть все видят, что милиция не дремлет!

И даже не боится ловить особо опасных преступников!

– Не тратьте свой яд понапрасну, гражданка!

И садитесь в машину, пока я не превратился в особо опасного начальника милиции! – усмехнулся Денис. – По всему видно, не дают вам покоя лавры народной героини! Что ж, могу устроить по знакомству небольшой костерок на площади для новоявленной Жанны д'Арк! Но дрова и растопка за ваш счет! Увы, милицейский бюджет и так трещит но швам, а после подобного мероприятия мы окончательно вылетим в трубу!

Девица хмыкнула, окинула подполковника насмешливым взглядом и с елейной улыбкой на устах произнесла:

– Гран мерси за заботу, господин подполковник!

И за счастье лицезреть легендарного Барса – кажется, так вас называют восторженные поклонницы?

Видно, сам Господь Бог снизошел до нашей Тмутаракани и послал вас порядки наводить и преступников в каталажку определять! Ну что ж, желаю вам крепкого здоровья и успехов на столь благородном поприще, господин мент!

Барсуков только вздохнул в ответ: он терпеть не мог своего прозвища. Подполковник совсем уж собрался захлопнуть дверцу за строптивой задержанной, которая наконец-то соизволила устроиться в углу заднего сиденья, но не тут-то было! В последнее мгновение девица с силой ударила ногой в дверцу, отчего подполковник, и так не слишком твердо державшийся в новых кожаных туфлях на покрытом тонким ледком асфальте, пушечным снарядом пролетел к крыльцу и с высоты своего приличного роста всей почти стокилограммовой тяжестью впечатался в небольшой сугроб, скопившийся у подножия гипсовой урны.

Урна, крякнув от неожиданности, распалась на части. Над головой поверженного начальника РОВД взметнулся вихрь из конфетных фантиков и оберток от жвачки. Приподнявшись на локтях, он увидел, что девица на всех парах мчится прочь от машины в компании двух лохматых подростков, причем совершенно не понятно, мальчишки это или девчонки.

Барсуков встал на ноги, окинул грозным взглядом двух кумушек, притормозивших напротив и с неподдельным интересом наблюдавших за попытками подполковника более основательно закрепиться на скользкой поверхности.

Из «Жигулей» выскочил верный водитель Барсукова Сережа, велел любопытным дамам закрыть варежки и следовать дальше своим курсом, выразительно похлопывая по руке ПР (она же палка резиновая, она же «демократизатор»).

– Что без толку на теток лаешься? – упрекнул Сергея начальник, слегка прихрамывая вернувшись к служебному автомобилю, и, навалившись па капот, достал пачку сигарет. – А правонарушителя упустил!

– Да какой же она правонарушитель? – удивился водитель. – Это ж Людмила Алексеевна, она моего братишку в школе ботанике учит. Пестики-тычинки всякие…

Барсуков с удивлением уставился на Сергея:

– Так эта хулиганка – учительница? Что ты мне голову морочишь?

Сергей пожал плечами и отвел взгляд в сторону:

– А какой мне резон вам ее морочить? Учительница она и есть учительница, правда не настоящая. В школе учителей не хватает, вот ее и попросили уроки биологии вести и, кажется, еще географии. А так она в заповеднике работает, по научной части. Замом у Ашота Саркисовича.

– Учительница? Зам по науке? – Барсуков озадаченно посмотрел на водителя и вдруг неожиданно расхохотался. – Ну и лихая дамочка эта твоя Людмила Алексеевна! И частенько она так хулиганит?

– Да нормальная она девка, Денис Максимович! Горячая больно, но без дела ни с кем ссориться не будет! А что, – он с явным интересом посмотрел на начальство, – Надымова она успела отлупить?

– А ты-то откуда знаешь? – опешил подполковник.

– Да не знаю я, а только предполагаю, – ответил уклончиво Сергей и отвел взгляд в сторону. – Я в машине сидел, вас дожидался. А Людмила подбежала, дверцу открыла – и ко мне. «Дай, – говорит, – на время свою дубинку, надо мне хорошенько одного стервеца отлупить!» Я, конечно, посмеялся, думал поначалу, что она шутит, а потом смотрю – она вся белая и от злости прямо невменяемая. «Стой, – кричу, – Людмила, успокойся!» А она рукой махнула – и в администрацию. Ну, думаю, держись теперь Надымов!

– Надымов? Так ты знаешь, по какой причине она его отлупила?

– Так эту причину с утра все село знает! Ругаются, плюются, а связываться в открытую боятся.

Только вот одна Людмила и осмелилась ему репу начистить.

Барсуков хмуро посмотрел на Сергея, щелчком отправил окурок в сторону поверженной урны и скомандовал:

– Ладно, хватит об этом! Поехали в отдел!

Он сел рядом с водителем и сердито захлопнул за собой дверцу. Все село знает и плюется… Взбесившаяся учительница избивает местного богатея…

События развиваются, как в дешевом романе, а он только по десятку бессвязных фраз может судить о том, что случилось нечто весьма незаурядное, возможно криминальное, он, начальник РОВД, даже не в курсе, что творится у него под носом.

– Поехали, – повторил он еще более недовольно, но тут заметил косой взгляд Сергея на свое плечо и чертыхнулся сквозь зубы: сержантской лычкой лег поперек погона вкладыш от жвачки с полнотелой грудастой девицей. Водитель виновато улыбнулся, содрал с погона начальства наглую красотку, а с его рукава – шелуху от семечек и торопливо спросил:

– Может, проедем до пруда? Людмила ведь туда побежала. Не дай бог, кому-нибудь голову оторвет!

– С чего ты взял? – опешил Барсуков. – Я думал, она убежала, потому что испугалась, что я и вправду ее задержу…

– Как же, испугается она! Она в прошлом году в одиночку шатуна завалила, а по весне двух «мичуринцев» с оружием задержала, – рассмеялся Сергей. – А дверью вас шарахнула из-за того, что Славку, брата своего, и Светку, девчонку его, увидела. На пруду в полынье лебедь-подранок живет.

Они за ним присматривают, подкармливают. А тут, похоже, кто-то из местных бичей решил его на обед забить. Я, по правде, ничего толком не понял, потому что вы в снег упали, Людмила ракетой из машины вылетела, Светка белугой ревет…

– Хорошо, поедем к пруду! – вздохнул подполковник. – Кажется, сегодня я только тем и буду заниматься, что защищать чужие физиономии от мордобоя…

«Жигули» на предельной скорости рванули через все село к старому пруду. Лет тридцать назад стояла там колхозная мельница, водилась пропасть карася, а сейчас только пиявки да комары стали его постоянными обитателями. И лишь разжиревшие от избытка питания лягушки тревожили по весне его поверхность страстными прыжками в воду.

К сожалению, милиция поспела лишь к заключительному акту трагедии. Бездыханная тушка лебедя лежала на присыпанной снегом кочке. Рядом с ней на коленях стояла рыжеволосая девчонка и рыдала в голос, размазывая по щекам слезы вперемешку с грязью. Высокий парень со светлыми, собранными в хвостик волосами стоял рядом и угрюмо наблюдал за попытками Людмилы дотянуться длинной веткой до небритого субъекта в рваной телогрейке, распластавшегося на животе на тонком, еще прозрачном льду по другую сторону от полыньи.

– Лежи спокойно, не шевелись! – крикнула наконец Людмила и, отбросив в сторону ветку, огляделась по сторонам, очевидно, в поисках более убедительного орудия то ли спасения, то ли наказания. Мужик, заметив милицию, заерзал брюхом по льду, выругался по матушке и попытался отползти подальше к противоположному берегу. Лед тут же закряхтел и стал прогибаться под тщедушным телом.

– Кому сказала, не шевелись! – Людмила сердито топнула и посмотрела на выскочивших из машины милиционеров. – Сергей, топор есть?

– Есть! – Шофер нырнул в багажник и выхватил небольшой туристский топорик в брезентовом чехле. Людмила ловко поймала его за топорище и, не глядя на Дениса, ткнула топор ему в руки: