Глава 5

На подступах к хутору их встретили три огромные собаки. Молча окружили путников и сели на некотором расстоянии от них, каждый раз вскакивая и угрожающе рыча, стоило лишь Сергею или Насте пошевелиться.

— Вот те раз! — Сергей снял шляпу и потряс ею в воздухе перед носом самого большого пса. Тот утробно рыкнул, сверкнув маленькими глазками, спрятанными в космах свалявшейся шерсти, словно предупредил: «Не подходи, господин хороший, пожалеешь!»

— Да, серьезный зверь, — вздохнул Сергей, — но позвать на помощь он, надеюсь, мне позволит. — Он опустил на землю поклажу, ободряюще улыбнулся погрустневшей было девушке и, приложив руки ко рту, несколько раз прокричал:

— Эй, там, на хуторе, есть кто живой?

В окнах старого бревенчатого дома, окруженного хозяйственными постройками, по-прежнему было темно, и графу пришлось неоднократно повторить свой призыв, прежде чем в окнах затеплился, а потом задвигался слабый огонек. Кто-то кряхтя поднял засов на воротах, и в щель высунулась голова мужика, борода и шевелюра которого, на первый взгляд, ничем не отличались от всклокоченной шерсти четвероногих сторожей.

Мужик поднял вверх фонарь, некоторое время вглядывался в две темные, не смеющие сдвинуться с места фигуры, мужскую и женскую, и потом недовольно пробурчал:

— Пошто орете? Спать людям мешаете!

— Мы от свояка твоего, милейший, от Ивана, — достаточно учтиво ответил граф, хотя был на грани того, чтобы плюнуть на псов и хорошенько вздуть мужика: его попутчица уже изрядно замерзла. Сергей заметил, как Настя несколько раз зябко поежилась.

Но мужик, услышав знакомое имя, свистнул псов, и, когда они, поджав хвосты, подбежали к нему, неожиданно отвесил им по изрядному пинку. Собаки взвизгнули и скрылись в подворотне. Хозяин молча оглядел нежданных гостей и угрюмо проворчал:

— Переспать место найдется, но на перины не рассчитывайте! Хотите, на сеновале располагайтесь, хотите, в сенцах на полатях. Поесть, окромя молока и хлеба, нет ничего, да и то, если хозяйку разбужу, — он развернулся и пошел к дому.

Сергей и Настя прошли за ним и замерли на пороге. У входа в горницу стоял огромный детина с совершенно лысым черепом и странными, навыкате, глазами. Детина, словно грудной младенец, пускал пузыри и безмятежно улыбался, поигрывая своей страшной игрушкой — большим мясницким топором. Хозяин взял из его рук топор и подтолкнул парня в спину: «Иди спать, Мишаня! Это свои, от дядьки Ивана».

Мишаня выпустил изо рта особенно большой пузырь, радостно захихикал и, вытянув в сторону Насти толстый кривой палец, что-то нечленораздельно прогнусавил.

— Девка, девка, — закивал головой мужик и более настойчиво подтолкнул парня ко входу в горницу. -

Иди ужо! Напугаешь добрых людей! — И, мрачно усмехнувшись, пояснил:

— Дурачок он, богом убитый. Из жалости держим. Больно уж хорошо за скотиной ухаживает.

Из глубины дома послышался стук, будто что-то тяжелое свалилось откуда-то сверху, и вслед за этим раздался скрипучий голос:

— А чтоб тебя, дубина ты стоеросовая, опять приступку от печи убрал!

— Акулина! — крикнул хозяин. — Подай-ка ночевщикам молока да хлеба!

— Сам подай, коли дюже приспичило! — раздалось в ответ, но через некоторое время на пороге появилась растрепанная баба в засаленном сарафане и, слеповато прищурясь, сунула в руки Сергею глиняный горшок с молоком. — Носят тут черти всяких по ночам! — довольно недружелюбно проворчала она. — А хлеба нету. Мишка с вечера сожрал последнюю ковригу, — она подозрительно оглядела Сергея, потом Настю. — Чё по ночам шастаете, людям покою не даете?

— Больно неласкова ты, матушка, как я погляжу, — усмехнулся граф, — не по христианскому это обычаю гостей на пороге держать.

— От таких гостей, поди, не соберешь костей, — баба уперла руки в бока. — Нынче за постой платить положено, а не лясы без толку точить.

— От Ивана они, Акулина, — пробурчал за ее спиной хозяин. — Видно, опять застряли, господа хорошие?

— А мне хошь от Ивана, хошь от Трофима, — не сдавалась Акулина. — Зря, что ли, среди ночи поднялись?

— Успокойся, матушка, на вот, держи! — Сергей достал бумажник и отсчитал несколько ассигнаций. — В городе столько номер в хорошей гостинице стоит.

Баба оттолкнула руку хозяина, потянувшуюся было за деньгами, выхватила их из рук Сергея и запихала за пазуху, потом почесала у себя под мышкой и уже более дружелюбно проговорила:

— Подай им, Никита, тулуп да одеяло с печки. Пускай тут в сенях устраиваются, а то на сеновале небось задубеют.

— Ну что ж, спасибо и на этом, хозяюшка, — Ратманов шутливо поклонился. — Уважила! — И посмотрел на хозяина:

— Свояк твой просил поутру батраков послать, экипаж из грязи вытащить.

— А что, и пошлем, — опять встряла Акулина. — За деньги-то и черта с преисподней вытянуть можно! — Она метнула быстрый взгляд на девушку, потом на мужчину и, недобро усмехнувшись, удалилась в горницу, где тут же принялась визгливо поносить на чем свет стоит слюнявого Мишаню. Очевидно, тот не удержался и что-то сожрал под шумок.

Хозяин снял с гвоздя висевший тут же в сенях тулуп, потом вошел в дом и вернулся с рваным лоскутным одеялом.

— Устраивайтесь как-нибудь! — пробурчал он глухо и ушел, забрав с собой фонарь. Настя робко дотронулась до руки графа и прошептала:

— Тут что, только одни полати?

— Скажите спасибо, что на улице не пришлось ночевать! — Граф расстелил одеяло, бросил в ноги тулуп. — Ложитесь, Настя, и постарайтесь заснуть.

— А как же вы, Фаддей? — девушка вгляделась в темноту. — Вам ведь тоже надо отдохнуть.

— Не думаете ли вы, что я всю ночь буду сидеть вот на этом порожке? — усмехнулся граф. — Придется вам потесниться на этом прокрустовом ложе. Надеюсь, тот слюнявый отрок не придет ночью слегка подкоротить меня.

— Нам придется спать вместе? — ужаснулась Настя. — Но ведь это неприлично!

— Об этом надо было думать чуть раньше, когда вы замыслили сумасбродный побег, Настенька, — весьма ехидно заметил граф. — Вы сами выбрали это грязное, зловонное одеяло вместо объятий молодого мужа.

И хотите вы этого или нет, но до утра вам придется терпеть мое присутствие под вашим боком.

— Ну что ж, это еще не самый худший вариант, — вздохнула девушка и сняла пальто. — Как бы ни было все плохо, в одном мне повезло, что вы тоже решились, раз последовали за мной. — Она вскарабкалась на полати и попросила:

— Подайте мне, пожалуйста, саквояж, Фаддей.

Граф поднял саквояж с пола и пробормотал:

— Боитесь, что его наша хозяйка к рукам приберет?

Настя не ответила, но Сергей заметил, что она поставила его поближе к изголовью. Все-таки интересно узнать, какие такие ценности скрывает его невеста в своем багаже? Он достал портсигар, но курить расхотелось, и он вернул его в карман сюртука. Карманные часы показывали два часа ночи. До рассвета не меньше трех часов, но вряд ли ему удастся заснуть после стольких треволнений. Он приоткрыл дверь, и тут же у дверей вырос тот самый косматый пес, что встал на их пути к хутору.

— Славные порядки! — усмехнулся Сергей. — Собаки не только в дом не пускают, но и не выпускают.

Он закрыл дверь и подошел к полатям. Настя лежала с открытыми глазами и, когда Сергей взобрался к ней и лег рядом, отодвинулась к стене.

— Послушайте, — прошептал мужчина, — не нужно делать вид, что я кусаюсь. Как бы вы ни пытались вжаться в стену, нам все равно придется делить этот тулуп на двоих. Конечно, я могу отодвинуться на самый край и уступить его вам. Но вы же не заставите меня дрожать всю ночь, как заячий хвост?

— Хорошо, — прошептала Настя. — Представляю, что скажет мне мама, когда узнает, с кем и как я провела эту ночь.

— Кажется, вы уже пожалели о своем поступке, Настя? — спросил тихо граф и поймал себя на том, что заботливо подтыкает край старого пыльного тулупа под спину той, с которой должен был лежать сейчас в роскошной кровати под… Он отдернул руку и откинулся на спину. Похоже, этот белый балдахин становится навязчивой идеей… Сергей почувствовал, как жаркая волна растекается по его телу. Он представил лежащую рядом с ним девушку в свете свечей в тонкой кружевной сорочке… Хотя нет, к этому времени он уже освободил бы ее от одежды, чтобы ничто не мешало им любить друг друга… В этот момент дыхание Насти коснулось его щеки, и она едва слышно прошептала, не подозревая о тайных, не совсем благочестивых мыслях своего спутника:

— Как вы думаете, Фаддей, сумеем мы за два дня добраться до Самары?

— Не стоит загадывать. — Сергей повернулся на бок и осторожно коснулся пальцами девичьей щеки. Настя слегка вздрогнула, но не отодвинулась. — Насколько я знаю своего брата, он не усидит на месте и, вполне возможно, отправится в погоню…

Девушка отбросила его руку и села.

— Какого брата? Кого вы имеете в виду? — прошептала она ошеломленно. — Я что-то не понимаю вас.

Сергей чертыхнулся про себя и тоже сел.

— Успокойтесь, так я обычно называю Сергея, и, думаю, он все-таки решит прояснить до конца причину вашего побега.

— Господи, этого еще не хватало! — произнесла обеспокоенно Настя и подтянула к себе саквояж. — Возможно, нам следует попросить хозяина довезти нас, не дожидаясь утра, до почтовой станции, а там нанять другой экипаж?

— Уймитесь, Настя! — Граф мягко потянул ее за руку, приглашая лечь, и вдруг, как и тогда в лесу, нашел своими губами ее губы и приник к ним. Что ж, если он намерен совратить ее в самом ближайшем будущем, почему бы не закрепить тот небольшой успех, которого он добился при первом их поцелуе в лесу?

Но на этот раз девушка вывернулась из его рук и сердито прошептала:

— Вам не кажется, господин Багрянцев, что вы поступаете недостойно, вторично злоупотребляя моим доверием?

— Простите! — Граф виновато погладил ее по руке. — Спите спокойно, до утра нам отсюда не выбраться! Хозяина вряд ли получится уговорить, а если мы решимся покинуть хутор без его ведома, собаки все равно нас не выпустят.

— Фаддей, мне почему-то страшно! — Настя вновь пододвинулась к молодому человеку. — У этого парня такая жуткая физиономия. — Она вздрогнула и вдруг обняла Сергея за шею и прижалась к нему. — Не судите меня строго, но с вами я чувствую себя в безопасности. — Она уткнулась лицом в его грудь. — Я уже испортила свою репутацию, так что ничего страшного, если вы поцелуете меня еще раз.

Фаддей был так близко, что она ощущала исходящий от него слабый запах хорошего табака, смешанный с ароматом французского одеколона. Покидая родной дом, Настя и не подозревала о том, что уже этой ночью будет лежать в объятиях малознакомого мужчины и почти умолять его о поцелуе. Таким, возможно не очень приличным, способом она пыталась, пусть на время, избавиться от мук совести, которые постоянно испытывала, представляя заплаканное лицо матери. Ведь ей одной пришлось держать сегодня ответ перед светским сбродом, заполнившим их дом накануне свадьбы, и стараться найти достойное объяснение поступку своей дочери, который не поддавался никакой логике и грозил остаться вечным позором и унижением для их семьи.

А как сам жених воспримет это известие? Неужели и вправду бросится в погоню? Этого ей недоставало! Настя еще крепче прижалась к человеку, к которому испытывала непонятное влечение с первой минуты их встречи на постоялом дворе. Вероятно, именно это чувство заставило ее обратиться к нему за советом, а потом позволить проводить себя до первой почтовой станции.

Разве можно так быстро влюбиться? И не ошибается ли она, наделяя Фаддея Багрянцева качествами, которыми он вряд ли обладает?

Мать постоянно твердила Насте о том, что нельзя поддаваться первому чувству. На свете множество красивых мужчин, преуспевших в искусстве обольщения легковерных дурочек. Стоило ей встретить на своем пути человека, который отличается от других, и все, она потеряла голову!..

Настя никогда прежде не целовалась с мужчинами, хотя и считала себя какое-то время влюбленной в одного очень худого молодого человека с пылающим взором, впалой грудью и радикальными взглядами на жизнь. Любовь эта была тайной и ничего, кроме болей в желудке, ей не принесла. Дело в том, что в доме, где обычно она могла встретить Шарля Кассье, подавали лишь черствые бутерброды и жидкий, слегка подслащенный чай… К счастью, эта любовь угасла так же быстро, как и возникла…

На вечеринке, которую устроили по случаю отъезда Шарля и его товарищей в далекий Трансвааль[2], ее влюбленность улетучилась в тот самый момент, когда пьяный доброволец потащил смотревшую на него восторженными глазами русскую девушку за руку в сад и попытался овладеть ею прямо на грязной, усыпанной окурками лужайке. Тут она вспомнила, чему ее учил отец, который, очевидно, предвидел, какие опасности могут подстерегать очень красивую, но неопытную девушку. Через мгновение Шарль ползал на четвереньках по мокрой траве и из последних сил сыпал проклятиями в адрес девицы, которая, того не сознавая, вывела из строя пламенного борца за счастье непокорных африканеров. Чуть позже она узнала, что бедные буры так и не дождались помощи и потому, очевидно, не сумели справиться с англичанами, а Шарль Кассье был вскоре убит своим приятелем в их жалкой квартирке на улице Па-де-ла-Мюль. Оказывается, друзья не поделили щепотку кокаина, до которого были великими охотниками…

Настя вздохнула. Вероятно, эта печальная история так ничему ее не научила, если она бросается в объятия малознакомого человека. Но тем не менее она ничего так не желает, как повторения того божественного поцелуя, который он подарил ей в лесу. Девушка задохнулась от предчувствия небывалого, совершенно нового для нее ощущения, которое она испытала в то мгновение, когда его губы завладели ее губами. Настя была уверена, что Фаддей тоже хочет ее поцеловать, иначе зачем стал бы предпринимать недавнюю попытку, которую она так опрометчиво пресекла.

Девушка закрыла глаза. Кровь быстрее побежала в жилах, сердце учащенно забилось, когда мужское дыхание коснулось ее лица. Мягкие теплые губы тронули уголок ее рта, но ожидаемого поцелуя не последовало.

Вместо этого Настя ощутила, как его пальцы легли на ее губы, очертили их контур и шершавая мужская щека прижалась к ее щеке.

— Простите меня, Настенька, — услышала она едва различимый шепот. — Я не должен вести себя подобным образом. Я не имею никакого права целовать вас. — Сергей дотронулся губами до открытого участка девичьей шеи, чуть выше воротника, и, глухо простонав, отодвинулся от Насти, почувствовав, как дрожь волной пробежала по ее телу. — Нам еще не один день придется быть вместе, но это путешествие очень быстро закончится. — Голос его дрожал от напряжения, но он нашел в себе силы унять лихорадочное возбуждение и не испугать девушку. Губы пересохли, спазм в горле мешал ему сосредоточиться, но Сергей тем не менее продолжал говорить, убеждая прежде всего самого себя в недопустимости поведения, которое способно довести их до катастрофы. — А последствия, если мы будем вести себя неосмотрительно, могут оказаться губительными для вашей репутации и дальнейшей судьбы в особенности. К сожалению, я не имею достаточно средств, чтобы жениться, и поэтому, как бы мне ни хотелось этого поцелуя, я должен прежде всего думать о приличиях, а не о своих желаниях…

«Господи, что я болтаю?» — подумал он, совершенно не понимая, почему вдруг оттягивает сладостный миг мести. Представится ли еще подобная возможность, наступит ли вновь та минута, когда Настя так же доверчиво прильнет к нему и он без страха и сомнения овладеет ею? Сердце его сжалось, а на лбу выступил пот от внезапного чувства стыда и запоздалого раскаяния. С какой стати он затеял эту дурацкую игру в кошки-мышки? При чем тут эта милая, славная девочка, ничего не подозревающая о его преступных замыслах? Девочка, которая искренне верит в любовь и совершенно не виновата в том, что существуют на свете люди с мелкой, грязной душонкой, способные из одной лишь зависти втоптать в грязь самое святое, что есть у человека, — его надежду на счастье.

— У вас талант убеждать, Фаддей. — Настя убрала руку с плеча графа и отвернулась. Чувствовать себя отвергнутой крайне тяжело, но, когда тебе объясняют, что тобой пренебрегли из моральных соображений, становится вдвойне тяжелее от чувства вины за свое непозволительное поведение.

— Не обижайтесь, Настенька, уже наутро вы скажете спасибо, что наши отношения не зашли слишком далеко. — Сергей положил ладонь на плечо девушки, но она сбросила ее и сердито пробормотала:

— Спите, господин поэт! — И язвительно добавила:

— Интересно, насколько ваши моральные принципы зависят от толщины кошелька? Я думаю, стоит его наполнить, и вы ни в чем не будете отличаться от своего гнусного приятеля.

Граф опешил, но предпочел не отвечать на этот явно враждебный выпад бывшей невесты. Оскорбленная в своих лучших чувствах женщина в некоторых случаях способна стереть с лица земли Карфаген, только бы досадить обидчику.

Настя почувствовала нестерпимое желание прогуляться по свежему воздуху. Поэт спал рядом сном младенца, и девушка, чтобы избежать объяснений, потихоньку откинула край тулупа и бесшумно соскользнула с полатей. Дверь едва скрипнула, выпуская ее наружу, и она осторожно осмотрелась по сторонам, вспомнив о собаках. Но вокруг было тихо, дождь окончательно прекратился, а на востоке пробился первый, совсем еще робкий луч солнца. Настя поежилась. Зуб на зуб не попадал от предрассветного холода. Она пробежалась по траве, росшей у стены дома до ближайшего угла, огляделась и нырнула в заросли какого-то кустарника. Через некоторое время показалась оттуда и направилась было к дому, как внезапно увидела дурачка, который с топором под мышкой подкрался к дверям сеней, постоял некоторое время, прислушиваясь, и так же неслышно влез в окно горницы, лишь слегка стукнув створкой.

Не чуя под собой ног, Настя влетела в сени.

— Что случилось? — Фаддей смотрел на нее сверху вниз. — Если собаки за вами гбнятся, так я предупреждал, что они далеко не выпустят.

— Помолчите, пожалуйста, — прошипела Настя и, приняв в помощь его руку, влезла на полати. Потом приблизила к нему свое лицо и прошептала:

— Там, во дворе, этот слюнявый дурачок с топором ходит.

— Он вас заметил?

— Вроде бы нет. Но вам не кажется странным, что идиоту позволено разгуливать с топором? У него же на морде написано, что он чуть больше полена соображает!

Граф усмехнулся, но промолчал и спрыгнул с полатей. Все-таки стоило убедиться собственными глазами, что этот милый лестригон[3] не поджидает их в засаде со своей любимой игрушкой.

Он весьма удачно совершил пробежку почти в том же направлении, что и Настя, но, в отличие от девушки, сразу заметил их экипаж, стоявший под навесом. Лошади были привязаны поодаль у яслей с сеном. Но Сергей не успел порадоваться, что забот с вызволением экипажа поубавилось. Его внимание привлекло открытое окно, из которого слышались приглушенные голоса, и среди них явственно выделялся пьяненький говорок их кучера:

— … Обрадовался, что девка решилась одна ехать. А потом этот барин на ходу в экипаж запрыгнул. Ну, думаю, ничего! Мишане не привыкать! Ему что мужик, что баба… Поначалу, правда, боялся, вдруг спросят, почему станции долго нет, но нет, смотрю, даже не удивились, что в болото въехали…

Сергей застыл на месте, потом, пригнувшись, приблизился к окну. Разговор в горнице, без сомнения, шел о них с Настей и, кажется, ничего хорошего им не сулил! В лучшем случае хозяева замыслили простое ограбление, а если хуже? Не зря же этого придурка с топором вспомнили…

— У барина-то видел бумажник? — раздался сиплый голос Акулины. — Не считая, двадцать пять рублей отвалил. С него одного тыщи две возьмем ассигнациями, да кольцо на руке золотое, да и у девки что-нибудь в сундуке сыщется. Сразу видно, что барышня не из бедных…

— Опять ты, дура бестолковая, заранее денежки считаешь? — рявкнул прямо над ухом Сергея хозяин. — Смотри, сглазишь!

— А чево? Мишаня свое дело знает! Уже час топорик на изготовку держит. Беспокоится только, что девку ему не отдашь! Больно у него одно место на нее чешется! — Акулина грязно выругалась, а мужики оглушительно захохотали.

— На этот раз и я бы не прочь позабавиться с барышней, — кучер еле ворочал языком. — Красивая больно! Я ее сперва даже пожалел. Долго ей мучиться придется, если к Мишане в руки попадет. Та, предыдущая, дня три кричала, пока он ей язык не вырвал…

Сергей буквально в два прыжка преодолел расстояние до дверей в сени и распахнул их. Настя по-прежнему сидела на полатях, прижимая к себе саквояж.

Господи, за эти мгновения он чуть не сошел с ума, представив ее в лапах этого слюнявого чудовища.

— Что случилось, Фаддей? — прошептала девушка испуганно. — На вас же лица нет!

— Потом все объясню. Одевайтесь быстрее и бежим, пока хозяева нас не хватились. — Сергей подал Насте шляпку и приготовился помочь ей сойти с полатей, как за дверью, ведущей в горницу, послышались шаги, и, тихо скрипнув, она приоткрылась.

Не раздумывая ни секунды, Сергей вскочил на полати и прошептал:

— Настя, нас идут убивать! К сожалению, у меня, кроме перочинного ножа, нет никакого оружия. Но даю слово, я буду защищать вас до последнего!

— Мы можем уйти через чердак, — девушка на удивление не растерялась и говорила вполне спокойно, — я, пока вас дожидалась, люк в потолке рассмотрела. Прямо у нас над головой. Подсадите меня, а я вам руку подам…

Через мгновение они были на чердаке. Сквозь многочисленные щели в крыше виднелось серое в предрассветных сумерках небо, но в сенях было по-прежнему темно, и Сергей опустился на колени, чтобы рассмотреть, что же все-таки творится внизу. Он все еще не мог поверить, что подслушанный им разговор не жуткий сон и они попали в настоящую ловушку. Он услышал тяжелое сопение, и в следующее мгновение Мишаня, крадучись, подошел к полатям и замер, прислушиваясь. Затем осторожно дотронулся до тулупа, словно проверял, на месте ли его жертва, и тут же, исступленно взвизгнув, наотмашь ударил топором. Настя судорожно схватила Сергея за руку, но он бросил на нее яростный взгляд и молча толкнул в сторону дальнего конца чердака. Настя послушно отбежала на несколько шагов, открыла свой саквояж и достала из него один сверток, другой… «О, черт! — выругался про себя граф. — Нашла время в тряпках копаться!..»

Мишаня тем временем, судя по звуку, ударил топором во второй, потом в третий раз… И вдруг заверещал, как раненый заяц, тоненько и пронзительно, очевидно обнаружив, что на полатях никого нет. Вслед за ним, словно кликуша на паперти, заголосила Акулина, страшно выругался хозяин: побег обнаружили!

Внизу творилось что-то невообразимое: Мишаня, похоже, разошелся не на шутку и, издавая дикие вопли, крушил все подряд своим топором. Акулина и в хвост, и в гриву костерила трех дармоедов, прошляпивших такую легкую добычу. Кучер и диковатый хозяин отчаянно, в два голоса, матерились…

Сергей вскочил на ноги и, подбежав к Насте, схватил ее за руку.

— Бежим, пока эти ублюдки не опомнились, — прошептал он. — Внизу у конюшни — две лошади. Попробуем до них добраться. Главное, чтобы собак не выпустили!

Девушка сунула ему в руку какой-то тяжелый предмет, завернутый в шелковый шарф, и прошептала:

— Возьмите пистолет. У меня их два!

Сергей умыкнул, но выяснять, с какой целью юная девушка возит с собой два заряженных пистолета, времени не было. Над люком показалась лысая голова с вытаращенными глазами, и идиот, точно огромный орангутанг, одним прыжком взлетел на чердак. Граф, не целясь, выстрелил, и, судя по пронзительному визгу, пуля Мишаню не миновала. Вслед за этим раздался глухой удар и дикий нечленораздельный рев. «Это животное и приземлилось неудачно», — со злорадством, недостойным христианина, подумал граф и, схватив Настю за руку, почти отбросил ее к чердачному окну. Но оно было слишком узким даже для девичьей фигурки, поэтому ударом ноги пришлось выбивать не только раму, но и соседние доски. Сергей первым выбрался на карниз и застыл у самого края, прикрывая спиной Настю: из дома бежал хозяин с ружьем в руках, следом кучер с топором Мишани. Неожиданно прогремел выстрел. Сергей увидел, как кучер подпрыгнул на месте и завалился на бок, а хозяин прицелился, и заряд дроби впился в доски над головой графа. Он слегка присел и оглянулся. Его боевая подруга лихо подмигнула ему и крутанула пистолет на пальце.

— Прыгаем! — крикнул он и показал Насте на небольшую кучу сухого навоза у стены. Девушка приземлилась удачнее, а Сергей, который держал в руках ее саквояж, сильно ушиб колено и, зашипев от боли, опять выругался про себя. Разве таким он представлял себе утро после первой брачной ночи? Вместо счастливой улыбки молодой жены он должен почему-то созерцать рожу бородатого мерзавца, преградившего им путь к спасению, да ублюдка Мишаню, возникшего на пороге дома. Правая его рука висела как плеть, вся рубаха была залита кровью, но идиот подхватил валявшийся рядом с кучером топор и устремился наперерез беглецам. И тут Настя вновь удивила графа. Привалившись к стене дома, она быстро перезарядила оба пистолета, вытаскивая патроны из кармана пальто, один бросила Сергею, а из второго, почти не целясь, выстрелила в Мишаню. Парень молча завертелся на одном месте,

Потом выронил топор и, схватившись за колено, упал на землю. Его оглушительный вой раздался одновременно с яростным лаем собак. Не замеченная беглецами, Акулина, оказывается, успела отворить двери амбара, и три огромных пса мчались через двор навстречу молодым людям.

— Настя, к лошадям! — крикнул что было сил граф и перебросил ей перочинный нож. — Режь постромки!

Он не видел, выполнила ли его команду Настя. В следующее мгновение он ударом в челюсть отправил в нокаут хозяина хутора и разрядил пистолет в уже знакомого кудлатого пса. Второй пес молча бросился ему на грудь, и Сергей двинул его Настиным саквояжем по голове, отправив вслед за собратом в могилевскую губернию. Оглянувшись, он заметил, что Настя пытается увернуться от Акулины. Старая карга достаточно резво гналась за ней с вилами в руках. В этот момент третья собака настигла графа. Сергей ногой отбил попытку пса вцепиться ему в горло и краем глаза заметил, что хозяйка уже без движения лежит на земле, а Настя у коновязи пытается перерезать ножом сыромятные поводья. Хозяин замычал что-то и заворочался на земле, собака, присев на задние лапы, приготовилась к новому прыжку, и Сергей, не раздумывая, подхватил с земли вилы, оброненные Акулиной, и метнул их в осатаневшего от первой неудачи пса. В следующее мгновение граф Ратманов был уже у коновязи. И только тут он обнаружил, что лошади не оседланы. В детстве ему не раз приходилось скакать без седла, но как быть с Настей, тем более с ее узкой юбкой?..

Но девушка сама нашла выход из положения. Наклонившись, она полоснула ножом по юбке, распоров ее на две половины. Потом повернулась к Сергею спиной и приказала: «Режьте!» Через секунду юбка превратилась в два куска материи, которые удерживались на талии и бедрах только на широком кожаном ремешке.

Сергей подсадил девушку на лошадь, стараясь не замечать открытых ног своей бывшей невесты. Бросив последний взгляд на поле битвы, он заметил, что псы не подают признаков жизни, хозяин, стоя на четвереньках, старается подтянуть к себе ружье. Раненный в ногу идиот на животе ползет к дому, да и Акулина была жива, ворочалась на земле, пытаясь перевернуться со спины на живот. Только кучер лежал неподвижно, и по его позе трудно было понять, то ли он мертвецки пьян, то ли уснул навеки, успокоенный пулей из Настиного пистолета.

Настя направила свою лошадь к плетню, опоясывающему усадьбу, и достаточно ловко преодолела его. Сергей быстро догнал ее и отметил для себя, что девушка неплохо держится верхом. Сжимая бока лошади ногами в тонких ажурных чулках, она, похоже, не испытывала никакого стеснения по поводу своего необычного вида. Сергей натянул поводья и остановил лошадь, чтобы осмотреться по сторонам. Настя оглянулась на него.