Грех во спасение

В детстве Митя дружил с младшим сыном Гурвича Леонидом, и его желание побывать в соседнем имении было вполне объяснимым.

— Как не гостит! — вздохнула Зинаида Львовна. — Леонид в прошлом году женился на дочери какого-то чиновника из Министерства иностранных дел по фамилии Недзельский.

Батюшка твой его хорошо знает, а я всего-то раз и встречалась с ним, так что и не помню особо. — Она сделала глоток из бокала с вином и продолжала:

— Девица оказалась неглупой, к тому же красивой и, говорят, держит Леонида в ежовых рукавицах…

— Завтра же отправлюсь к ним с визитом, — быстро сказал Митя и переглянулся с бароном. Княгиня заметила этот взгляд, и что-то в нем, видно, не понравилось ей, потому что она поджала губы и замолчала.

После обеда Маша поспешила укрыться в своей комнате, испытывая странное стеснение в присутствии Мити и в особенности его гостя. Но вскоре в дверь постучали. Она распахнула ее. На пороге стоял Митя и радостно улыбался:

— Маша, милая! Ты почему сбежала? Я хочу Алешке окрестности имения показать, а он просит, чтобы ты поехала с нами. Переодевайся быстрее, я уже приказал лошадей оседлать.

Митя исчез за дверью, а Маша некоторое время раздумывала, что же надеть по такому случаю. Почему-то ей хотелось выглядеть не так, как всегда, и поэтому она решила не облачаться в свой традиционный костюм для верховой езды — черкеску и папаху, а нарядилась в темно-голубую амазонку и надела маленькую шляпку с пером. Амазонка была подарком Зинаиды Львовны и очень шла к Машиным глазам, но девушка не любила ее: в этом случае приходилось пользоваться дамским седлом, а она предпочитала мужское.

Молодые люди ждали ее у крыльца, куда конюхи подвели трех оседланных лошадей, и тут произошла небольшая заминка: на конюшне Маше по привычке приготовили мужское седло, и пришлось спешно менять его на дамское.

Князь и княгиня вышли проводить молодых людей. Зинаида Львовна была немного разочарована. Она надеялась, что сын пожелает отдохнуть после обеда, и думала поговорить с ним, разузнать подробности его жизни за эти долгие семь лет, выведать кое-какие секреты и, главное, выяснить намерения на будущее. Митя мимоходом проговорился, что ждет изменений в своей карьере, которые позволят ему видеться с родителями чаще и, возможно, в какой-то степени благотворно повлияют на его дальнейшую жизнь.

Княгиня сгорала от нетерпения, но неугомонное детище, как всегда, не могло усидеть на месте и затеяло верховую прогулку вместо того, чтобы остаться дома и удовлетворить родительский интерес.

Молодые люди уехали кататься, а князь и княгиня удалились в спальню. Но распорядок дня был уже нарушен, утренние волнения взбудоражили старших Гагариновых, и в конце концов Владимир Илларионович велел лакею принести на террасу холодного квасу и устроился в кресле покурить трубку. Вскоре и Зинаида Львовна захватила вышивание и присоединилась к мужу.

Некоторое время они молчали, переживая в душе радостные минуты встречи с сыном.

Первой не выдержала Зинаида Львовна:

— Митенька-то совсем взрослым встал. Пора, наверно, и о женитьбе подумать.

— Ох, матушка, — покачал головой князь, — посмотри на него, он еще в игры не наигрался. Все бы скакать ему да бегать! Успеет еще жениться, пусть повеселится, отдохнет от службы, а потом видно будет!

— Как бы не избаловался, батюшка! Сейчас барышни пошли себе на уме, так и норовят кого побогаче да познатнее в мужья заполучить, потому не считаются ни с чем, хитрят, обманывают…

— Не бойся, та снеге, Митя весь в меня! Я ведь тоже любил в молодости и покутить, и повеселиться, но к родительским советам прислушивался и женился, когда срок пришел на красивейшей и умнейшей из всех женщин. — Владимир Илларионович склонился к жене и ласково поцеловал ее в щеку.

Зинаида Львовна зарделась от смущения и с нежностью посмотрела на мужа:

— Мне очень хочется, чтобы Митя был так же счастлив, как и мы с тобой, mon chеr!

Князь внезапно оживился, отложил в сторону трубку и озорно улыбнулся:

— Но в одном он, несомненно, изменился, ты не находишь, дорогая?

— Ты имеешь в виду его отношение к Машеньке?

— Вот еще одно подтверждение тому, что я женился на необыкновенной женщине. — Князь хитро прищурился. — Признавайся, ты и остальные мои мысли так же легко читаешь?

— А ты еще сомневаешься? — рассмеялась в ответ жена. — За тридцать лет жизни с тобой я научилась не просто читать твои мысли, а даже предугадывать их. Ты ведь подумал о том, как хорошо Митя встретился с Машенькой, и несказанно рад, что он назвал ее сестрой? Но у тебя ведь все на лице написано, так что особых трудов не составляет догадаться, о чем ты в сей момент думаешь.

Князь пожал плечами и усмехнулся:

— Нашла чем удивить, и я про тебя то же самое могу сказать. Ты прямо расцвела вся, когда увидела, что он к ней как к родной бросился!

— Право слово, обрадовалась, — перекрестилась Зинаида Львовна. — Слава богу, что все так хорошо получилось, а то я грешным делом побаивалась, вдруг у них опять ссоры да обиды начнутся. И барон, друг Мити, мне понравился. Такой приятный молодой человек, только худой больно, но я уж постараюсь откормить его.

— Постарайся, матушка, постарайся! Юноша он неплохой, по всему видно! И состоянием приличным обладает! Ты заметила, как он на Машеньку поглядывал? Смотри, как бы нам не пришлось ее уже в этом году замуж отдавать.

— Побойся бога, Владимир Илларионович, — замахала руками княгиня, — полдня не прошло, как он наш порог переступил, а ты уже планы строишь, смотри, сглазишь. Может, он пьяница или болеет чем? Вид-то у него не ахти! Или тебе не терпится от Машеньки быстрее избавиться, так скажи, не таи.

— Бог с тобой, дорогая! — нахмурился князь. — Машу я люблю не меньше, чем Митю, и ничего, кроме счастья, им не желаю. Но согласись, лучше отдать ее за человека нам известного, чем за богатого, о котором мы ничего не знаем. Со старшим бароном мы с юности знакомы. Федор Иоганнович — человек честный и порядочный. Немного суховат и педантичен не в меру, но он из тех моих знакомых, на кого я могу положиться при случае без колебания…

Молодые люди успели тем временем отъехать от имения верст на пять, а то и более. Митя не находил себе места от восторга и бурно радовался, стоило им оказаться в том или ином заветном местечке. О многих он подзабыл за долгие годы отсутствия, а они вдруг появлялись, словно из небытия, напоминая о безмятежной поре детства, мальчишеских шалостях и забавах…

Тихие, укрывшиеся в тени ракит речные заводи, прозрачные, кишащие рыбьей мелочью озера, заливные луга, на которых наели в ночном коней, дубравы, где каждый листок — словно нанизанный на веточку золотой слиток, так сильно пропитан он солнечным светом и теплом…

Наконец они спешились у Богатырского холма. Митя и Алексей бросили тужурки на землю и прилегли на них, подставив лица прохладному ветерку, тихо шелестевшему травами и вершинами ракит на берегу Сороки. В небе заливались на все лады жаворонки, в траве — кузнечики, одуряюще пахло мятой, чабрецом. Розовый иван-чай и желтые метелки донника укрыли основание холма, а дальше до самого берега простерлась поляна, сплошь белая от расцветшего нивяника. Крупные ромашки так и просились в букет, точно малые телята толкались головками в колени, в ладони, и Маша незаметно для себя отходила все дальше и дальше от задремавших молодых людей, которых она по-прежнему стеснялась.

За время прогулки она едва перемолвилась с ними парой слов, смущаясь и краснея, если Митя или барон обращались к ней с вопросами. Да и друзья, похоже, не слишком страдали от ее молчания. Митя говорил и смеялся почти безостановочно. Алексей вел себя более спокойно. Правда, Маша несколько раз поймала на себе его быстрый взгляд, и ей показалось, что гость не прочь поговорить с ней, если бы не Митя со своими восторгами и болтовней…

Маша вернулась через час с большим букетом нивяника.

Молодые люди уже проснулись и тихо переговаривались между собой. Маша, чтобы не мешать им, пристроилась на камне в тени кустов уже отцветающей таволги и принялась разбирать цветы. Наиболее крупные она отложила для букета, а из мелких сплела три венка. Один тут же надела на голову, а два других взяла в руки и поднялась с камня, намереваясь подойти к Мите и барону. Венки получились отменные, и она улыбнулась, представляя, как забавно они будут смотреться на головах у молодых людей.

Митя и Алексей уже не лежали. Теперь они сидели на траве и, как показалось Маше, о чем-то спорили. Она сделала несколько шагов и вдруг замерла, услышав свое имя.

— …Маша — чудесная девушка, — быстро и раздраженно говорил Митя, — но о ней и речи не может быть. Скажи на милость, как я должен относиться к ней, если она выросла на моих глазах? Я ее очень люблю, она мне дорога как сестра, не более.

— Но мне показалось, — тихо сказал барон, — что тебе нужна именно такая девушка, милая, скромная, спокойная.

Признайся, Машенька необычайно красива. Истинно русская красавица!

— Вот и продолжай к ней присматриваться, даст бог, еще и породнимся! — Митя со всего размаха хлопнул приятеля по плечу и рассмеялся. — Я и так уже влюблен в самую красивую девушку на земле и надеюсь скоро сделать ей предложение.

Надо только узнать у Марии, приехала ли Алина к Гурвичам..

Она клятвенно заверила меня, что родители намерены отправить ее на все лето к сестре в имение.

— Подальше от ухаживаний великого князя, как я полагаю? — Маша поняла по голосу, что барон усмехается.

— А это не твое дело! — взорвался вдруг Митя, вскочил на ноги и тут заметил Машу, застывшую в десятке шагов от них.

Он весело всплеснул руками. — Смотри, Алешка, что за чудо!

Истинная дриада[2] к нам в гости пожаловала!

Он подбежал к девушке, подхватил на руки и, не успела Маша опомниться, вновь поставил ее на ноги уже рядом с бароном. Отступив на шаг, Митя окинул их придирчивым взглядом и вдруг взял из рук у Маши венок и водрузил его на голову приятеля. Барон посмотрел на девушку и сконфуженно улыбнулся, а Маша не удержалась и прыснула. Алексей своим видом напомнил ей большой растрепанный подсолнух, одиноко торчащий среди опустевшего поля. Он попытался снять венок с головы, но Митя не позволил, а неожиданно вложил руку Машину в руку барона и дурашливо затянул:

— Венчаются раб божий Алексей и раба божия Мария!..

— Дмитрии, прекрати! — успел крикнуть Алексей, а Маша выдернула свою руку из его ладони и, не разбирая дороги, бросилась к прибрежным кустам. Пет, ничего не изменилось! По-прежнему Митя ведет себя по-свински, не понимая, в какое неловкое положение ставит ее перед совершенно незнакомым человеком. И зачем она согласилась на эту поездку?

Ивовые ветки больно хлестали по лицу. Митя догнал ее около реки, схватил за руку и привлек к себе:

— Ну что ты, дурочка, обижаешься! Алешка на мои шутки давно уже внимания не обращает. Я ведь не со зла! Вы и вправду рядышком прекрасно смотритесь, но это не значит, что я сто минуту готов вас сосватать. Барону месяц у нас жить, что же, ты так и будешь от него шарахаться?

Он ласково погладил ее по спине и, склонившись ниже, дунул на легкий завиток, выглядывающий из-под венка:

— Я тебя никому в обиду не дам, а Алешка мой лучший друг, и я его знаю, как самого себя! Уверяю тебя, он все воспринял как шутку.

— Митя, дай слово, что никогда больше не станешь выставлять меня на посмешище, — всхлипнула Маша и подняла на него заплаканные глаза. — Я не хочу, чтобы обо мне думали, будто я только и мечтаю поскорее выскочить замуж!

— А разве это не так? — хитро прищурился Митя. — Или у тебя уже есть кто на примете, только ты скрываешь от брата? Сознавайся! — Он слегка тряхнул ее за плечи и, взяв пальцами за подбородок, попытался заглянуть девушке в глаза.

Но Маша сердито дернула головой, стараясь освободиться из его рук.

— Ах, так! — Митя левой рукой перехватил ее за запястья, а правой с еще большей силой прижал к себе.

— Отпусти сейчас же! — взмолилась Маша.

— Отпущу, — Митя слегка ослабил хватку на запястьях, но продолжал обнимать ее, — отпущу, если признаешься, в кого влюблена. Наверняка это кто-нибудь из соседей…

— Ни в кого я не влюблена! — Маша рассердилась не на шутку. Вдобавок езде венок почти развалился и надвинулся на глаза. Она попробовала сбросить его с головы, но венок сполз еще ниже, и она уже почти не видела Митю, смотревшего на нее со странной улыбкой — немножко удивленной, немножко…

Он и сам не смог бы объяснить, что за странное чувство испытывает при виде этой девчонки с раскрасневшимися щеками, растрепавшимися русыми волосами и маленьким хорошеньким носиком, выглядывающим из-под разлохмаченного венка. Пытаясь что-то сказать, она слегка приоткрыла рот и провела языком по верхней губе. И вдруг, совершенно не понимая, что с ним происходит, Митя прильнул к этим нежным, совсем еще детским губам в далеко не братском поцелуе.

Маша вздрогнула, попыталась оттолкнуть его, но в следующее мгновение почувствовала, что его рука отпустила ее запястья и прижалась к затылку, поцелуй стал еще настойчивее. Митя на миг отстранился, что-то прошептал и вновь припал к ее губам, осторожно обвел их контуры копчиком языка, и они приоткрылись, пропуская его дальше… Девушка ощутила, что его язык раздвигает ей зубы, проникает внутрь, и задохнулась от испуга. Мало того, что она никогда не целовалась с мужчиной, она даже не предполагала, что ее первый поцелуй будет настолько бесстыдным и полным откровенной страсти. А что он именно такой, она поняла по тому, как простонал вдруг Митя и его пальцы буквально впились в ее спину и затылок.

«О господи! Что я делаю!» — успела подумать Маша и изо всех сил оттолкнула Митю от себя.

Застигнутый врасплох, Гагаринов-младший отпрянул от нее и с недоумением посмотрел на девушку:

— Маша, что случилось?

— Как ты смеешь! — Маша стянула с головы венок и со всего размаха съездила им по княжеской физиономии. — Ты что себе позволяешь? Думаешь, что за меня некому заступиться, и смеешь обращаться со мной, как с дворовой девкой? Ошибаешься, братец! Я сама в состоянии постоять за себя, и учтя, добром это для тебя не кончится!

Митя покраснел и попытался взять ее за руку, но она отступила на шаг и убрала руки за спину. Тогда он тоже отступил от нее, вытащил из-за пояса плетку и принялся вертеть ее в руках, старательно пряча глаза.

Какое-то мгновение они молчали, постепенно сознавая, что же такое они натворили…

Митя, то краснея, то бледнея, заговорил первым. Но по-прежнему не глядя ей в глаза.

— Прости, не знаю, что на меня нашло! Очевидно, я так и не смогу относиться к тебе как к младшей сестре. Ты взрослая и очень красивая девушка и способна возбуждать у мужчины определенные желания.

Он вздохнул и оглянулся. В просвете между деревьев видны были лошади и дожидавшийся их барон. Он с нетерпением вглядывался в кусты, укрывающие Машу и Митю.

Митя опять виновато посмотрел на Машу и попросил:

— Если сможешь, забудь про этот поцелуй. Он ровно ничего не значит. И я даю тебе слово, что никогда более не позволю себе подобных вольностей. Тем более… — он замялся на мгновение и тихо добавил:

— Я люблю другую женщину и намерен к зиме жениться на ней.

— Кто она? — шепотом спросила Маша, неизвестно почему почувствовав вдруг, что ее сердце словно окунули в ледяную прорубь и оно вот-вот превратится в сосульку.

— Ее зовут Алина Недзельская. Она свояченица моего старого товарища Леонида Гурвича. По моим подсчетам, она должна уже приехать, и я намерен завтра с утра нанести визит Гурвичам. Надеюсь, ты не откажешься поехать с нами в гости?

— С кем — с вами? — произнесла Маша тихо, стараясь не расплакаться.

— Как с кем? — удивился Митя. — Со мной и с Алексеем.

Советую тебе быть с ним внимательнее. Он едва-едва оправился от тяжелейшего ранения. Меня в том бою слегка осколком задело, вот смотри, какую отметину от турецкой картечи заработал.

Он склонился к Маше, и она, неожиданно для себя, коснулась пальцами небольшого красноватого рубца чуть ниже уха и ласково погладила его.

Митя опять покраснел и прижал ее пальцы к своей щеке:

— Мария, не шути так со мной! Иначе я опять что-нибудь не то сделаю!

— Митя, Маша! Где вы там? — раздался поблизости голос барона. Митя с недовольным видом оглянулся и отнял свою ладонь от Машиной руки.

Девушка пригладила волосы и, вздохнув, направилась следом за Митей навстречу барону, пробиравшемуся к ним через заросли молодого ивняка. Митя придержал шаг, взял Машу за руку и повел, как маленькую, к поляне, заботливо отводя ветки от ее лица.

Барон встретил их на полпути и взял Машу за другую руку.

В отличие от Митиной, его ладонь, несмотря на жару, была холодной, и Маша вновь почувствовала странный озноб.

И ужас. Она поняла, что более всего на свете хочет сто же минуту вернуться на берег реки и чтобы Митя опять поцеловал ее. Маша судорожно вздохнула. Барон посмотрел на нее задумчиво, с едва заметной печалью, словно разглядел в ее глазах что-то, до сих пор ей самой неведомое и оттого непонятное.

3.

— Вам скучно, Машенька? — Барон Алексей Кальвиц слегка наклонился к девушке и коснулся ее локтя кончиками пальцев. — Позвольте пригласить вас прогуляться к реке, если не возражаете?

— Не возражаю, — тихо сказала девушка и подала ему руку.

Они спустились с крыльца террасы, на которой шла веселая игра в шарады. Митя весь светился от счастья и не замечал вокруг никого, кроме милой его сердцу Алины. Весь день он не отходил от нее ни на шаг, не обращая внимания на многозначительные взгляды родителей и шуточки своего давнего приятеля Леонида Гурвича. Бодрый толстячок был без ума от своей красавицы жены Елизаветы Михайловны, особы сдержанной и молчаливой и, очевидно, не совсем одобрявшей слишком шумное проявление чувств и неумеренный восторг, которые Митя демонстрировал все эти дни по отношению к ее сестре…

На следующий после приезда день Митя в сопровождении барона отправился с визитом к соседям. И теперь дня не проходило, чтобы он не появлялся в их имении или все многочисленное семейство Гурвичей в сопровождении доброго десятка гостей не прибывало с ответным визитом в Полетаеве.

Маша в тот раз поехать к Гурвичам наотрез отказалась, сославшись на головную боль. После злополучной прогулки она стала испытывать еще большую неловкость в присутствии Мити и барона. Стараясь лишний раз не попадаться им на глаза, она попросила приготовить ее комнату в дальнем от дома флигеле, прятавшемся в тени огромных старых лип, объяснив свое желание тем, что в доме слишком жарко и шумно, С приездом Мити к семье воцарились суматоха и какое-то особое напряжение, отчего все в доме испытывали немыслимое беспокойство. Прознав о появлении молодого князя, в имение зачастили гости — соседи-помещики с чадами и домочадцами. Все спешили высказать свое расположение и разделить радость старших Гагариновых по поводу приезда сына.

Все эти визиты неизменно сопровождались застольем, танцами, заканчивались далеко за полночь, по не успевали хозяева свободно вздохнуть после отъезда гостей, у ворот появлялся новый экипаж, а то и два — и все начиналось сызнова…

Зинаида Львовна старалась не показывать, насколько она устала, но Маша видела, что под прекрасными карими глазами княгини залегли тени, а у губ выступили тонкие морщинки. С гостями она была неизменно весела и приветлива, легко танцевала польку и мазурку, кружилась в вальсе с Владимиром Илларионовичем или с кем-то из гостей, но однажды Маша застала ее плачущей в своем будуаре.

— Что с вами? — Маша присела рядом с ней на подлокотник кресла и обняла за плечи. — Кто вас обидел?

— Никто меня не обидел. — Зинаида Львовна всхлипнула и смущенно улыбнулась девушке. — Я сама себя обидела. Думала, Митя приедет и, как в детстве бывало, ни на шаг от меня не отойдет, а оно все не так повернулось. С Владимиром Илларионовичем еще найдет время словом переброситься, а со мной и не поговорил как следует ни разу. Две педели уже прошло, а он все больше у Гурвичей пропадает. Дома если и появится, то опять же только гостями и занят.

А эти бесконечные танцы, шум, смех, суматоха!.. Как я устала от всего этого, Машенька. Потом эта девица, Алина! Она ж ему весь свет затмила! Только и слышишь: «Алина, Алина!..»

Честно сказать, я не нахожу в ней ничего особенного и не понимаю, из-за чего вдруг Митя потерял голову.

— Она очень красива, Зинаида Львовна, — тихо сказала Маша и погладила ее по руке. — А Митя уже в первый день заявил, что намерен вскоре жениться на ней.

— Вот видишь, а разве он с родителями посоветовался, попросил их благословения?

— Она вам не нравится? — спросила Маша и отвернулась, чтобы княгиня не заметила, как она покраснела при этом.

— Как тебе сказать, — пожала плечами Гагаринова, — конечно, Алина — весьма смазливая девица, тут мне нечего возразить, по только уж очень молчалива и надменна, точная копия своей сестрицы. Та тоже если слово молвит, то словно целковым всех одарит. И мне кажется, что и Алине, и Елизавете Михайловне иногда бывает стыдно за Митино поведение, а норой он явно раздражает их.

— Не знаю, я такого не замечала. Правда, Алина зачастую слишком высокомерно, на мой взгляд, разговаривает с некоторыми из ваших гостей. Мне она тоже решила показать свой характер, по я быстро поставила ее на место. И теперь, кажется, она старается не замечать меня.

— И что же ты такое сказала ей, дорогая моя девочка?

— Она попыталась сделать мне замечание по поводу сервировки чайного стола, а я порекомендовала ей держать своп советы при себе до того случая, когда она станет здесь хозяйкой, если, конечно, когда-нибудь это произойдет.

— Но тебе этого не очень хочется, Машенька?

Маша пожала плечами и не ответила, а Зинаида Львовна вздохнула и печально сказала:

— Да-а, не о такой невестке я мечтала, по делать нечего, против волн сына я не пойду, и, если он считает, что Алина более всего подходит ему в супруги, значит, так тому и быть…

Вечерами Маша, не дожидаясь, когда стихнет веселье, убегала в свой флигель, чтобы быстрее лечь в постель и спокойно восстановить в памяти события минувших дней. Несмотря на присутствие признанных светских красавиц сестер Недзельских, она пользовалась не меньшим и бесспорным успехом у сыновей окрестных помещиков, а граф Барятьев, овдовевший два года назад, признался ей в любви и просил у Владимира Илларионовича руки его воспитанницы. Но Маша наотрез отказала ему, хотя он, как никто другой, подходил под тот романтический образ, который совсем недавно рисовало ее воображение. Граф был необычайно красив, галантен, к тому же имел приличное состояние и, самое главное, был всего на десять лет старше Маши.

Зинаида Львовна попыталась убедить Машу не отвергать Барятьева столь решительно и попросить у него время, чтобы подумать над его предложением. Но князь заявил, что никоим образом не хочет выдавать Машеньку замуж против ее желания, и тоже отказал графу, который сразу же покинул Полетаев, но слухам, вскоре вернулся в Петербург, а потом, кажется, уехал то ли и Пиццу, то ли в Каины.

Барон был более сдержанным в проявлении своих чувств, не преследовал Машу ухаживаниями и не докучал комплиментами. Из-за плохо зажившей раны на ноге он почти не танцевал и проводил вечера большей частью в кресле где-нибудь поблизости от старших Гагариновых.

За последние дни они почти не разговаривали друг с другом, тем более никогда не оставались наедине, но Маша постоянно ощущала на себе взгляд темных, смотрящих чуть исподлобья глаз. Иногда они встречались глазами, и девушка поспешно отводила взор, испытывая странное чувство, будто кто-то неизвестный проникает к цен в душу и цепкими сильными пальцами сжимает ее сердце, отчего оно превращается в маленький кусочек льда. В последнее время непонятное беспокойство поднимало ее из постели, и она ночь напролет мерила шагами спальню, подходила к окну и распахивала его настежь, всматриваясь напряженно в густую ночную темноту, окутавшую притихший старинный парк.

Из-за деревьев, закрывавших от нее господский дом, доносились веселая музыка, смех, взрывы шуток и крики восторга, когда над кронами деревьев взлетал вверх разноцветный сноп фейерверка.

В эти минуты Маша особенно сильно чувствовала свое одиночество, заброшенность и ненужность. С каждым днем все настойчивее и упорнее ее кружило, манило, затягивало в сладостный омут, а то вдруг заставляло витать в облаках необычное, совершенно неизвестное до сей поры ощущение.

Воображение дополняло его прекрасными видениями, от которых мучительно ныло сердце, ведь Маша ясно понимала, что ее мечтам, слишком смелым и оттого нереальным, никогда не суждено сбыться. Но она до сих пор просто-напросто не подозревала, что и тревоги ее, и волнения — не что иное, как предчувствие любви, которая пропитала воздух, вобрала в себя ароматы лета и наполнила ожиданием счастья сердца молодых людей у гостивших этим летом в ближайших имениях.

В самом же Полетаеве вся атмосфера, весь воздух казались настолько пронизанными любовью, что даже отъявленные холостяки вдруг начинали красноречиво вздыхать и посылать томные взгляды в сторону какой-нибудь уездной Афродиты. И недаром Маша, для которой все было впервые, никак не могла разобраться в охвативших ее странных желаниях, маялась, страдала, но ответов на свои вопросы не находила…

Вечером проходу не было от парочек, гуляющих по аллеям парка, уединившихся в беседках или в тенистых зарослях на берегу пруда. Тихие шепоты, звуки быстрых поцелуев, смущенный смех барышень — преследовали ее повсюду, и Маше приходилось быть постоянно начеку, чтобы ненароком не натолкнуться где-нибудь в особо укромном месте на самозабвенно воркующих влюбленных. И до норы до времени ей это удавалось, пока сегодня после обеда она не отправилась прогуляться верхом.

Задумавшись, Маша отпустила поводья и не заметила, как Ветерок доставил ее к подножию Богатырского холма. Наконец-то она была одна и могла вдоволь насладиться тишиной и покоем, которых ей так недоставало в княжеском доме.

Она спешилась, отпустила Ветерка пастись, а сама устроилась в теин огромного камня с каким-то французским романом в руках. Но роман на этот раз попался неимоверно скучный, к тому же она почти не спала ночью, поэтому немудрено, что, прочитав первые две страницы, она незаметно для себя вначале задремала, а потом крепко заснула.

Разбудили ее громкие голоса по другую сторону камня, за которым она лежала. Маша подняла голову, выглянула из-за него и тут же испуганно пригнулась.

Рядом с ее камнем на траве сидели Митя и Алина, чуть ниже виднелась легкая коляска, на которой они приехали сюда.

Митя обнимал девушку за плечики быстро, взволнованно говорил:

— Вы не должны об этом волноваться. С осени я начинаю службу в Морском гвардейском экипаже и могу жить в городе. Я уже разговаривал с батюшкой. Он готов предоставить нам свой дом в Петербурге. Вам он должен непременно понравиться. Только не стоит затягивать со свадьбой, прошу вас, дорогая.

Алина что-то тихо ответила ему, и Митя, похоже, улыбнулся:

— Об этом не беспокойтесь, по службе мне еще ни разу не сделали замечания из-за моего, как вы изволили заметить, легкомысленного поведения. Поверьте, в мундире я жутко суров и чертовски серьезен и службу исполняю наилучшим образом.

Алина опять что-то сказала, и Маша по ее тону поняла, что она сердится.

— Не сердитесь, прошу вас. — Слова Мити подтвердили догадку Маши, а те, что он сказал следом, повергли ее в изумление. — Вы не должны ревновать меня к Маше. Я неоднократно объяснял вам и прошу понять, что я не испытываю к ней ровно никаких чувств, кроме братских. И хотя она мне не родственница, уверяю вас, я люблю ее только как младшую сестру, не больше!

— Но почему вы провожаете ее взглядом всякий раз, когда она проходит мимо? — слегка повысила голос Алина.

— Господи, — вскричал Митя, — она всю жизнь прожила в нашем доме, она такая же неотъемлемая его принадлежность, как стул, диван или каминные щипцы. И, естественно, если кто-то чужой берет эту вещь, то есть приглашает Машу на танец, то я невольно провожаю ее взглядом.

— Только не кривите душой, — сказала капризно Алина, — следят глазами обычно за дорогой, особо ценной вещью, которую боятся потерять.

— Алина, — сказал Митя мягко, — только не придумывайте того, чего нет и никогда не будет. Или вы уже жалеете о том, что позволили мне полюбить вас? Учтите, теперь я просто так не отступлю и собираюсь отправиться вслед за вами в Петербург и просить вашей руки. Надеюсь, ваш папенька не будет против?

— Папенька в любом случае не будет против, — с явным недовольством в голосе произнесла Алина, — но вы должны отдавать себе отчет, что женитьба весьма ответственное и серьезное дело, а ваш чересчур шумный и веселый нрав, обилие друзей и знакомых вызывают у меня некоторые опасения по поводу нашей совместной жизни. В моей семье все подчиняется определенному распорядку, и я ни в коем случае не намерена изменять его, когда выйду замуж…

— Алина, дорогая! Я обещаю вам, что приложу все усилия, чтобы вы были счастливы не меньше, чем в доме своего…

Митя не успел договорить. Соскучившийся Ветерок выбежал из ложбины, в которой он обычно пасся, и радостно заржал, обнаружив, что хозяйка за время его отсутствия никуда не исчезла. И Маше ничего не оставалось, как подняться из-за камня и виновато развести руками.

Митя на мгновение потерял дар речи, несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, потом побледнел, яростно сверкнул глазами и, повернувшись к Алине, попросил:

— Дорогая, пройдите, пожалуйста, к коляске, я должен поговорить с этой бесцеремонной особой тет-а-тет!

Алина, поджав губы, смерила Машу презрительным взглядом и, гордо вскинув тщательно причесанную головку в белоснежной, отделанной кружевами шляпке, прошествовала к коляске.

Митя одним прыжком преодолел расстояние до камня, ухватил Машу за плечи и яростно встряхнул:

— Опять за старое взялась, голубушка? Мало я тебе уши в детстве драл, дрянь ты этакая!