В детстве Митя дружил с младшим сыном Гурвича Леонидом, и его желание побывать в соседнем имении было вполне объяснимым.

— Как не гостит! — вздохнула Зинаида Львовна. — Леонид в прошлом году женился на дочери какого-то чиновника из Министерства иностранных дел по фамилии Недзельский.

Батюшка твой его хорошо знает, а я всего-то раз и встречалась с ним, так что и не помню особо. — Она сделала глоток из бокала с вином и продолжала:

— Девица оказалась неглупой, к тому же красивой и, говорят, держит Леонида в ежовых рукавицах…

— Завтра же отправлюсь к ним с визитом, — быстро сказал Митя и переглянулся с бароном. Княгиня заметила этот взгляд, и что-то в нем, видно, не понравилось ей, потому что она поджала губы и замолчала.

После обеда Маша поспешила укрыться в своей комнате, испытывая странное стеснение в присутствии Мити и в особенности его гостя. Но вскоре в дверь постучали. Она распахнула ее. На пороге стоял Митя и радостно улыбался:

— Маша, милая! Ты почему сбежала? Я хочу Алешке окрестности имения показать, а он просит, чтобы ты поехала с нами. Переодевайся быстрее, я уже приказал лошадей оседлать.

Митя исчез за дверью, а Маша некоторое время раздумывала, что же надеть по такому случаю. Почему-то ей хотелось выглядеть не так, как всегда, и поэтому она решила не облачаться в свой традиционный костюм для верховой езды — черкеску и папаху, а нарядилась в темно-голубую амазонку и надела маленькую шляпку с пером. Амазонка была подарком Зинаиды Львовны и очень шла к Машиным глазам, но девушка не любила ее: в этом случае приходилось пользоваться дамским седлом, а она предпочитала мужское.

Молодые люди ждали ее у крыльца, куда конюхи подвели трех оседланных лошадей, и тут произошла небольшая заминка: на конюшне Маше по привычке приготовили мужское седло, и пришлось спешно менять его на дамское.

Князь и княгиня вышли проводить молодых людей. Зинаида Львовна была немного разочарована. Она надеялась, что сын пожелает отдохнуть после обеда, и думала поговорить с ним, разузнать подробности его жизни за эти долгие семь лет, выведать кое-какие секреты и, главное, выяснить намерения на будущее. Митя мимоходом проговорился, что ждет изменений в своей карьере, которые позволят ему видеться с родителями чаще и, возможно, в какой-то степени благотворно повлияют на его дальнейшую жизнь.

Княгиня сгорала от нетерпения, но неугомонное детище, как всегда, не могло усидеть на месте и затеяло верховую прогулку вместо того, чтобы остаться дома и удовлетворить родительский интерес.

Молодые люди уехали кататься, а князь и княгиня удалились в спальню. Но распорядок дня был уже нарушен, утренние волнения взбудоражили старших Гагариновых, и в конце концов Владимир Илларионович велел лакею принести на террасу холодного квасу и устроился в кресле покурить трубку. Вскоре и Зинаида Львовна захватила вышивание и присоединилась к мужу.

Некоторое время они молчали, переживая в душе радостные минуты встречи с сыном.

Первой не выдержала Зинаида Львовна:

— Митенька-то совсем взрослым встал. Пора, наверно, и о женитьбе подумать.

— Ох, матушка, — покачал головой князь, — посмотри на него, он еще в игры не наигрался. Все бы скакать ему да бегать! Успеет еще жениться, пусть повеселится, отдохнет от службы, а потом видно будет!

— Как бы не избаловался, батюшка! Сейчас барышни пошли себе на уме, так и норовят кого побогаче да познатнее в мужья заполучить, потому не считаются ни с чем, хитрят, обманывают…

— Не бойся, та снеге, Митя весь в меня! Я ведь тоже любил в молодости и покутить, и повеселиться, но к родительским советам прислушивался и женился, когда срок пришел на красивейшей и умнейшей из всех женщин. — Владимир Илларионович склонился к жене и ласково поцеловал ее в щеку.

Зинаида Львовна зарделась от смущения и с нежностью посмотрела на мужа:

— Мне очень хочется, чтобы Митя был так же счастлив, как и мы с тобой, mon chеr!

Князь внезапно оживился, отложил в сторону трубку и озорно улыбнулся:

— Но в одном он, несомненно, изменился, ты не находишь, дорогая?

— Ты имеешь в виду его отношение к Машеньке?

— Вот еще одно подтверждение тому, что я женился на необыкновенной женщине. — Князь хитро прищурился. — Признавайся, ты и остальные мои мысли так же легко читаешь?

— А ты еще сомневаешься? — рассмеялась в ответ жена. — За тридцать лет жизни с тобой я научилась не просто читать твои мысли, а даже предугадывать их. Ты ведь подумал о том, как хорошо Митя встретился с Машенькой, и несказанно рад, что он назвал ее сестрой? Но у тебя ведь все на лице написано, так что особых трудов не составляет догадаться, о чем ты в сей момент думаешь.

Князь пожал плечами и усмехнулся:

— Нашла чем удивить, и я про тебя то же самое могу сказать. Ты прямо расцвела вся, когда увидела, что он к ней как к родной бросился!

— Право слово, обрадовалась, — перекрестилась Зинаида Львовна. — Слава богу, что все так хорошо получилось, а то я грешным делом побаивалась, вдруг у них опять ссоры да обиды начнутся. И барон, друг Мити, мне понравился. Такой приятный молодой человек, только худой больно, но я уж постараюсь откормить его.

— Постарайся, матушка, постарайся! Юноша он неплохой, по всему видно! И состоянием приличным обладает! Ты заметила, как он на Машеньку поглядывал? Смотри, как бы нам не пришлось ее уже в этом году замуж отдавать.

— Побойся бога, Владимир Илларионович, — замахала руками княгиня, — полдня не прошло, как он наш порог переступил, а ты уже планы строишь, смотри, сглазишь. Может, он пьяница или болеет чем? Вид-то у него не ахти! Или тебе не терпится от Машеньки быстрее избавиться, так скажи, не таи.

— Бог с тобой, дорогая! — нахмурился князь. — Машу я люблю не меньше, чем Митю, и ничего, кроме счастья, им не желаю. Но согласись, лучше отдать ее за человека нам известного, чем за богатого, о котором мы ничего не знаем. Со старшим бароном мы с юности знакомы. Федор Иоганнович — человек честный и порядочный. Немного суховат и педантичен не в меру, но он из тех моих знакомых, на кого я могу положиться при случае без колебания…

Молодые люди успели тем временем отъехать от имения верст на пять, а то и более. Митя не находил себе места от восторга и бурно радовался, стоило им оказаться в том или ином заветном местечке. О многих он подзабыл за долгие годы отсутствия, а они вдруг появлялись, словно из небытия, напоминая о безмятежной поре детства, мальчишеских шалостях и забавах…

Тихие, укрывшиеся в тени ракит речные заводи, прозрачные, кишащие рыбьей мелочью озера, заливные луга, на которых наели в ночном коней, дубравы, где каждый листок — словно нанизанный на веточку золотой слиток, так сильно пропитан он солнечным светом и теплом…

Наконец они спешились у Богатырского холма. Митя и Алексей бросили тужурки на землю и прилегли на них, подставив лица прохладному ветерку, тихо шелестевшему травами и вершинами ракит на берегу Сороки. В небе заливались на все лады жаворонки, в траве — кузнечики, одуряюще пахло мятой, чабрецом. Розовый иван-чай и желтые метелки донника укрыли основание холма, а дальше до самого берега простерлась поляна, сплошь белая от расцветшего нивяника. Крупные ромашки так и просились в букет, точно малые телята толкались головками в колени, в ладони, и Маша незаметно для себя отходила все дальше и дальше от задремавших молодых людей, которых она по-прежнему стеснялась.

За время прогулки она едва перемолвилась с ними парой слов, смущаясь и краснея, если Митя или барон обращались к ней с вопросами. Да и друзья, похоже, не слишком страдали от ее молчания. Митя говорил и смеялся почти безостановочно. Алексей вел себя более спокойно. Правда, Маша несколько раз поймала на себе его быстрый взгляд, и ей показалось, что гость не прочь поговорить с ней, если бы не Митя со своими восторгами и болтовней…

Маша вернулась через час с большим букетом нивяника.

Молодые люди уже проснулись и тихо переговаривались между собой. Маша, чтобы не мешать им, пристроилась на камне в тени кустов уже отцветающей таволги и принялась разбирать цветы. Наиболее крупные она отложила для букета, а из мелких сплела три венка. Один тут же надела на голову, а два других взяла в руки и поднялась с камня, намереваясь подойти к Мите и барону. Венки получились отменные, и она улыбнулась, представляя, как забавно они будут смотреться на головах у молодых людей.

Митя и Алексей уже не лежали. Теперь они сидели на траве и, как показалось Маше, о чем-то спорили. Она сделала несколько шагов и вдруг замерла, услышав свое имя.

— …Маша — чудесная девушка, — быстро и раздраженно говорил Митя, — но о ней и речи не может быть. Скажи на милость, как я должен относиться к ней, если она выросла на моих глазах? Я ее очень люблю, она мне дорога как сестра, не более.

— Но мне показалось, — тихо сказал барон, — что тебе нужна именно такая девушка, милая, скромная, спокойная.

Признайся, Машенька необычайно красива. Истинно русская красавица!

— Вот и продолжай к ней присматриваться, даст бог, еще и породнимся! — Митя со всего размаха хлопнул приятеля по плечу и рассмеялся. — Я и так уже влюблен в самую красивую девушку на земле и надеюсь скоро сделать ей предложение.

Надо только узнать у Марии, приехала ли Алина к Гурвичам..

Она клятвенно заверила меня, что родители намерены отправить ее на все лето к сестре в имение.

— Подальше от ухаживаний великого князя, как я полагаю? — Маша поняла по голосу, что барон усмехается.

— А это не твое дело! — взорвался вдруг Митя, вскочил на ноги и тут заметил Машу, застывшую в десятке шагов от них.

Он весело всплеснул руками. — Смотри, Алешка, что за чудо!

Истинная дриада[2] к нам в гости пожаловала!

Он подбежал к девушке, подхватил на руки и, не успела Маша опомниться, вновь поставил ее на ноги уже рядом с бароном. Отступив на шаг, Митя окинул их придирчивым взглядом и вдруг взял из рук у Маши венок и водрузил его на голову приятеля. Барон посмотрел на девушку и сконфуженно улыбнулся, а Маша не удержалась и прыснула. Алексей своим видом напомнил ей большой растрепанный подсолнух, одиноко торчащий среди опустевшего поля. Он попытался снять венок с головы, но Митя не позволил, а неожиданно вложил руку Машину в руку барона и дурашливо затянул:

— Венчаются раб божий Алексей и раба божия Мария!..

— Дмитрии, прекрати! — успел крикнуть Алексей, а Маша выдернула свою руку из его ладони и, не разбирая дороги, бросилась к прибрежным кустам. Пет, ничего не изменилось! По-прежнему Митя ведет себя по-свински, не понимая, в какое неловкое положение ставит ее перед совершенно незнакомым человеком. И зачем она согласилась на эту поездку?

Ивовые ветки больно хлестали по лицу. Митя догнал ее около реки, схватил за руку и привлек к себе:

— Ну что ты, дурочка, обижаешься! Алешка на мои шутки давно уже внимания не обращает. Я ведь не со зла! Вы и вправду рядышком прекрасно смотритесь, но это не значит, что я сто минуту готов вас сосватать. Барону месяц у нас жить, что же, ты так и будешь от него шарахаться?

Он ласково погладил ее по спине и, склонившись ниже, дунул на легкий завиток, выглядывающий из-под венка:

— Я тебя никому в обиду не дам, а Алешка мой лучший друг, и я его знаю, как самого себя! Уверяю тебя, он все воспринял как шутку.

— Митя, дай слово, что никогда больше не станешь выставлять меня на посмешище, — всхлипнула Маша и подняла на него заплаканные глаза. — Я не хочу, чтобы обо мне думали, будто я только и мечтаю поскорее выскочить замуж!

— А разве это не так? — хитро прищурился Митя. — Или у тебя уже есть кто на примете, только ты скрываешь от брата? Сознавайся! — Он слегка тряхнул ее за плечи и, взяв пальцами за подбородок, попытался заглянуть девушке в глаза.

Но Маша сердито дернула головой, стараясь освободиться из его рук.

— Ах, так! — Митя левой рукой перехватил ее за запястья, а правой с еще большей силой прижал к себе.

— Отпусти сейчас же! — взмолилась Маша.

— Отпущу, — Митя слегка ослабил хватку на запястьях, но продолжал обнимать ее, — отпущу, если признаешься, в кого влюблена. Наверняка это кто-нибудь из соседей…

— Ни в кого я не влюблена! — Маша рассердилась не на шутку. Вдобавок езде венок почти развалился и надвинулся на глаза. Она попробовала сбросить его с головы, но венок сполз еще ниже, и она уже почти не видела Митю, смотревшего на нее со странной улыбкой — немножко удивленной, немножко…

Он и сам не смог бы объяснить, что за странное чувство испытывает при виде этой девчонки с раскрасневшимися щеками, растрепавшимися русыми волосами и маленьким хорошеньким носиком, выглядывающим из-под разлохмаченного венка. Пытаясь что-то сказать, она слегка приоткрыла рот и провела языком по верхней губе. И вдруг, совершенно не понимая, что с ним происходит, Митя прильнул к этим нежным, совсем еще детским губам в далеко не братском поцелуе.

Маша вздрогнула, попыталась оттолкнуть его, но в следующее мгновение почувствовала, что его рука отпустила ее запястья и прижалась к затылку, поцелуй стал еще настойчивее. Митя на миг отстранился, что-то прошептал и вновь припал к ее губам, осторожно обвел их контуры копчиком языка, и они приоткрылись, пропуская его дальше… Девушка ощутила, что его язык раздвигает ей зубы, проникает внутрь, и задохнулась от испуга. Мало того, что она никогда не целовалась с мужчиной, она даже не предполагала, что ее первый поцелуй будет настолько бесстыдным и полным откровенной страсти. А что он именно такой, она поняла по тому, как простонал вдруг Митя и его пальцы буквально впились в ее спину и затылок.

«О господи! Что я делаю!» — успела подумать Маша и изо всех сил оттолкнула Митю от себя.

Застигнутый врасплох, Гагаринов-младший отпрянул от нее и с недоумением посмотрел на девушку:

— Маша, что случилось?

— Как ты смеешь! — Маша стянула с головы венок и со всего размаха съездила им по княжеской физиономии. — Ты что себе позволяешь? Думаешь, что за меня некому заступиться, и смеешь обращаться со мной, как с дворовой девкой? Ошибаешься, братец! Я сама в состоянии постоять за себя, и учтя, добром это для тебя не кончится!

Митя покраснел и попытался взять ее за руку, но она отступила на шаг и убрала руки за спину. Тогда он тоже отступил от нее, вытащил из-за пояса плетку и принялся вертеть ее в руках, старательно пряча глаза.

Какое-то мгновение они молчали, постепенно сознавая, что же такое они натворили…

Митя, то краснея, то бледнея, заговорил первым. Но по-прежнему не глядя ей в глаза.

— Прости, не знаю, что на меня нашло! Очевидно, я так и не смогу относиться к тебе как к младшей сестре. Ты взрослая и очень красивая девушка и способна возбуждать у мужчины определенные желания.

Он вздохнул и оглянулся. В просвете между деревьев видны были лошади и дожидавшийся их барон. Он с нетерпением вглядывался в кусты, укрывающие Машу и Митю.

Митя опять виновато посмотрел на Машу и попросил:

— Если сможешь, забудь про этот поцелуй. Он ровно ничего не значит. И я даю тебе слово, что никогда более не позволю себе подобных вольностей. Тем более… — он замялся на мгновение и тихо добавил:

— Я люблю другую женщину и намерен к зиме жениться на ней.

— Кто она? — шепотом спросила Маша, неизвестно почему почувствовав вдруг, что ее сердце словно окунули в ледяную прорубь и оно вот-вот превратится в сосульку.

— Ее зовут Алина Недзельская. Она свояченица моего старого товарища Леонида Гурвича. По моим подсчетам, она должна уже приехать, и я намерен завтра с утра нанести визит Гурвичам. Надеюсь, ты не откажешься поехать с нами в гости?

— С кем — с вами? — произнесла Маша тихо, стараясь не расплакаться.

— Как с кем? — удивился Митя. — Со мной и с Алексеем.

Советую тебе быть с ним внимательнее. Он едва-едва оправился от тяжелейшего ранения. Меня в том бою слегка осколком задело, вот смотри, какую отметину от турецкой картечи заработал.

Он склонился к Маше, и она, неожиданно для себя, коснулась пальцами небольшого красноватого рубца чуть ниже уха и ласково погладила его.

Митя опять покраснел и прижал ее пальцы к своей щеке:

— Мария, не шути так со мной! Иначе я опять что-нибудь не то сделаю!

— Митя, Маша! Где вы там? — раздался поблизости голос барона. Митя с недовольным видом оглянулся и отнял свою ладонь от Машиной руки.

Девушка пригладила волосы и, вздохнув, направилась следом за Митей навстречу барону, пробиравшемуся к ним через заросли молодого ивняка. Митя придержал шаг, взял Машу за руку и повел, как маленькую, к поляне, заботливо отводя ветки от ее лица.

Барон встретил их на полпути и взял Машу за другую руку.

В отличие от Митиной, его ладонь, несмотря на жару, была холодной, и Маша вновь почувствовала странный озноб.

И ужас. Она поняла, что более всего на свете хочет сто же минуту вернуться на берег реки и чтобы Митя опять поцеловал ее. Маша судорожно вздохнула. Барон посмотрел на нее задумчиво, с едва заметной печалью, словно разглядел в ее глазах что-то, до сих пор ей самой неведомое и оттого непонятное.