Операция средней тяжести

      Жена сидела у зеркала за туалетным столиком и растирала крем по щекам, вокруг глаз. Не оглянулась. Двуспальная кровать была разобрана только с ее стороны, а на другой половине аккуратными стопками лежала его одежда рубашки, пижамы, майки... Все выстирано, выглажено. Рядом стоял пустой чемодан.
      Закололо сердце.
      - Все собрала? - выдавил он.
      - Как видишь.
      - Спасибо.
      - Не за что. Не могу же я допустить, чтобы твоя новая жизнь начиналась со стирки.
      - Альбина, прости, что так вышло, - проговорил Баталов. - Это как болезнь. Лечить, конечно, можно, но тогда надо самому чуть-чуть умереть...
      - Конечно, лучше пусть другие умирают, - ответила жена. - Я тебя не держу. Раз так случилось, то какая вместе жизнь. Уходи, не рви душу.
      - Да-да, конечно, - ответил он. - А почему не работает радио, телевизор?
      - Не до них. Весь день собирала мужа в дорогу.
      - Не ерничай, пожалуйста, - попросил он, отодвинув белье и садясь на "свою" половину кровати. - У меня сегодня был тяжелый день... Язва, аппендикс...
      - Легкие?
      - Средней тяжести.
      Он неожиданно ойкнул, схватившись за сердце.
      Альбина встала, наблюдая за ним. Никогда еще муж не был так бледен. Подумала: "Переживает, ничего... Пускай". Почти не сомневалась, что Алексей не уйдет. И дочерям не собиралась сообщать. Отключила телефон, чтобы остаться один на один со своей бедой.
      - Может быть, корвалолу дать?
      - Не знаю... Не знаю... Может, отпустит? - Вспомнил хохла Геращенко, его слова: "Может, промоет?" Хотел улыбнуться, но острая боль вновь пронзила грудную клетку. Зашлось дыхание. И он повалился на неразобранную кровать, роняя на пол стопки белья.
      - Боже мой, - вдруг поняв, что это серьезно, прошептала Альбина. - Я сейчас... Я "скорую"...
      Он терял сознание, погружаясь в кромешную тьму.
      Это был какой-то черный тоннель, и Баталов несся в нем с непостижимой скоростью к ослепительному свету. И вдруг темнота кончилась. И наступил свет. И оттуда, из глубины, послышался шаляпинский голос: "Ты готов?"
      Не было ни времени, ни боли, а только легкость, бесконечная легкость. И Баталов сказал: "Да...". И тут мучительный стыд вновь ожег его нестерпимой волной.
      "У меня же там ребенок должен родиться... Бедная Эмма... Разве любитьэто грех? Стыдно. Получается - я их бросаю..."
      Кто-то бил его по щекам. Баталов открыл глаза. Рядом стояла его Альбина - бледная, перепуганная.
      - что это было? - спросил Баталов.
      - Думаю, ты побывал на том свете.
      Он сел. Странное ощущение пустоты в груди. Пустоты там, где должно быть сердце.
      - Кажется, прошло... - Баталов с трудом поднялся и стал собирать в чемодан разбросанную одежду. Он складывал ее стопкою, разглаживая ладонью, ощущая тепло от этого прикосновения.
      Он не знал, что будет делать в следующий момент.