* * *
      По аилам поползли слухи о том, что светлобородые царевы начальники записывают молодежь на войну. Люди заволновались, начали собираться стихийные сходы, на которых принимались решения не подчиняться царскому указу о призыве на военную службу. Но волостные управители не поддержали эти решения. На собрании аильных старшин Темирбай призвал аильчан не спорить с властью.
      - Наш царь Николай, - сказал он, - ведет большую войну с иноземцами, и мы должны помочь ему в этом. К тому же кыргызы не будут стрелять из ружей, их призывают только на военно-тыловые работы.
      Тут же Темирбай огласил списки призывников. Никто из сыновей богатых и знатных людей в них не попал. Зато много было бедняков и неугодных. В их числе оказался и Жанторо. Отомстил-таки злопамятный бай за тот случай с Нурджамал.
      Весть о призыве в армию застала Жанторо дома. Вот уже две недели он далеко не отлучался - ждал первых родов жены. Гонец ускакал, а Жанторо долго вертел в руках врученную им бумажку, силясь понять, как же можно забирать мужа у рожающей жены, оставлять семью без кормильца, обрекая на голод. Видно, совсем потеряли совесть царские слуги. Нет, нельзя поддаваться им. "Уйду в горы, отсижусь там, потихоньку помогая семье", - твердо решил он.
      Еще раз прискакал гонец с требованием явиться в волостную управу. Но Жанторо дома не застал. Его жена с грудным ребенком на руках сказала, что не знает, где муж.
      Спустя неделю заглянул Иван. Увидев его, Нурджамал расплакалась. Удрученно выслушал он ее рассказ и как мог постарался успокоить. Пообещал наведаться еще раз в ближайшие дни, привезти что-нибудь из еды, а потом и самого Жанторо навестить, который по словам Нурджамал укрылся в известной им обоим пещере. Свое обещание Иван сдержал, выручил Нурджамал мясом, мукой, картошкой и сахаром. Когда немного поутихли поиски дезертиров, купил патронов к ружью Жанторо, загрузил большую седельную сумку съестным и пораньше, еще до зари, отправился на встречу с другом.
      Долгим и трудным был путь. Ехал Иван, не давая отдыха ни себе, ни коню, А все же разыскал Жанторо уже в сумерках. Место было совершенно безлюдное и дикое. Позади осталась опушка леса, а впереди последнюю альпийскую зелень уже оторочивал сплошной снежный пояс. О большой высоте напоминала не только растительность, но и разреженный холодный воздух.
      Подход к пещере был завален камнями от когда-то обрушившегося скального выступа. Пройти это каменное нагромождение человеку не просто, а коню подавно. Зато следов не остается. За каменным завалом показалась полого уходящая вниз вытянутая площадка, в конце которой находился вход в пещеру. Иван свистнул и услышал за спиной ответный свист. Оглянулся - никого. Слегка растерявшись, сдернул ружье с плеча и, пригнувшись, повел стволами в направлении свиста.
      - Салоом алейкум1 - раздался знакомый голос Жанторо.
      - Как же я не заметил тебя! - удивился Иван. - Во все глаза смотрел и все-таки прошел мимо.
      - А я давно за тобой наблюдаю, - сказал Жанторо.
      - Что ж, осторожность никогда не помешает, - согласился Иван. - Ну, показывай, как устроился.
      За высоким сводчатым входом открылась круглая полость, небольшая по площади, но достаточная для двух-трех человек с лошадьми. В дальнем конце пещеры чуть дымил каменный очаг. Рядом - толстый настил из арчевых веток и сухой травы - постель беглеца. Это была та самая пещера, в которой жил второй пойманный ими барс. А теперь судьба загнала сюда и его ловца. Однако странно переплетаются порой нити жизни в этом загадочном мире! - подумалось Ивану.
      Жанторо подбросил топки в костер, поставил чайник и, вопреки традициям гостеприимства, первым завел разговор об оставшейся без него семье. Слушал жадно, перебивая рассказ нетерпеливыми вопросами.
      Иван поспешил успокоить его по поводу домашнего житья-бытья, передал привет и гостинцы от жены. Заметив, как просияло заросшее черной бородой лицо Жанторо, добавил еще одно важное сообщение.
      - Похоже, властям ныне уже не до беглых призывников. Народ шибко заволновался. К возмущению мобилизацией добавилось большое недовольство сселением аильчан на неудобья. И страдают-то из-за малоземелья больше всего бедняки, а богатеи самые лучшие пахотные земли успели по себе разобрать.
      - Так, может, хватит мне здесь отсиживаться? Вместе и вернемся, как думаешь?
      - Пожалуй, стоит попробовать. Может и обойдется, если тихо сидеть.
      - Тогда заночуем, а завтра в путь, - обрадовался Жанторо.
      Брожение неожиданно приобрело нешуточный размах. То тут, то там раздавались призывы устроить справедливый передел земли. Те, кому было что терять, встревожились и задумали повернуть ход событий в свою пользу. Стали распускать слухи, что во всем виноваты переселенцы из России, они мол, отобрали всю землю. Такие утверждения лишь отчасти были правдой. А корень зла был в политике колониальной администрации, стремившейся создать прослойку лояльно настроенных к режиму собственников, опору и костяк местной власти. Они-то и разоряли крестьян, за бесценок скупали у них землю. В их числе были и кыргызы, и русские, и татары, и уйгуры, и люди других национальностей. В распространении ядовитых слухов был замешан и Темирбай. Опасаясь потерять свои богатства, он коварно предал власть и объявил себя сторонником народного восстания. Сформированный Темирбаем отряд, объединившись с другими силами восставших, внезапно напал на поселенцев из России в Сливкино, Дархане, Теплоключенке, а потом добрался и до дальней Сазановки. Запылали русские избы и украинские хаты, пролилась первая кровь.
      Так начался август 1916 года. Недолго продолжалось восстание - не устояло против хорошо вооруженной и дисциплинированной воинской силы. Настал черед карателей. Спасаясь, люди бежали на сырты9, а оттуда через высокогорный перевал Бедель - в Китай. Лишь немногим удалось сохранить остатки своего скота и имущества. Голод и нищета ждали эмигрантов на чужбине. Чтобы не погибнуть, продавали местным феодалам своих детей.
      Вместе со всеми сбежал и подстрекатель Темирбай. Пробираясь через снега приграничного перевала, он со злобой винил во всех бедах своих неудачливых соплеменников и втайне жалел, что ввязался в безнадежную затею. Но Темирбаю было все-таки легче, чем другим. Несмотря на потерю скота и имущества, оставались еще немалые деньги, золото и дорогие украшения. С ними ему очень скоро удалось поправить свое положение и развернуть весьма доходную торговую деятельность.
      Как только начались погромы в русских селах, Жанторо примчался к Ивану.
      - Лучше бы тебе куда-нибудь скрыться на время, - посоветовал он.
      - А, будь что будет, - сказал Иван. - Зла я никому не делал, авось, и ко мне не придут со злом.
      Сам Жанторо не только не присоединился к восставшим, но и открыто порицал их действия, повторяя слова незабвенного Бейшена о том, что пролитая кровь не служит правому делу и рождает лишь новое кровопролитие.
      Шубарина не тронули, но общая беда не обошла стороной и его. Массовая гибель скота лишила заработка. И на охоту стало не безопасно ходить - в горах разбойничали лихие люди. И тогда задумал он на время податься в город в надежде, что может там повезет с какой-нибудь работой. И действительно случай улыбнулся ему. У купца Дубова освободилось место приказчика в мануфактурном магазине. Обратившийся за трудоустройством молодой образованный человек понравился ему, и Шубарин стал приказчиком. Поселился в каморке при магазине, на харчи и одежду денег хватало.
      Дубов жил рядом с магазином в большом пятистенном доме с подклетью и просторным подворьем. Это был типичный купеческий дом с крытой железом зеленой крышей, расписными ставнями, нарядным крылечком и палисадником. Ожидая посетителей у двери магазина, Иван нет-нет да поглядывал на этот дом, казавшийся ему роскошным по сравнению с убогими домишками прочих городских обитателей. Однако ничего за глухим забором не было видно, и дом казался пустым. Это навевало грустные мысли о собственной избушке с сиротливо заколоченными окном и дверью. Тут же наплывали воспоминания о счастливых днях охоты в горах вместе с Жанторо. Иван и в городе не расставался с конем, которого за умеренную плату определил на содержание в конюшне маленькой конно-спортивной школы. Он с нетерпением ждал выходного дня, когда можно с утра до вечера поохотиться на фазанов. Однажды, подстрелив трех молодых петухов, он решил преподнести их в дар хозяину магазина, к которому испытывал искреннее почтение за ровное и уважительное отношение к своим сотрудникам.
      Служанка провела его в гостиную и попросила подождать. Сложив у ног фазанов, Шубарин присел на один из мягких стульев под белым чехлом и огляделся по сторонам. Все здесь дышало достатком и уютом добротного купеческого быта. Крашеный пол просторной гостиной был устлан двумя персидскими коврами, посредине красовался стол красного дерева с полированной столешницей и изящными гнутыми ножками. Простенок меж окон занимал мягкий кожаный диван. Привлекали взгляд и удобные кресла, большие напольные часы с боем, два писанных маслом пейзажа на стенах.
      Евстигней Панкратович Дубов вышел к гостю по-домашнему - в бордовом шелковом халате и в рубахе с расстегнутым воротом. Иван приветствовал его стоя, легким поклоном головы.
      - Был на охоте, - сказал он, - и решил преподнести вам свой скромный трофей, ежели вы не против. Извольте взглянуть.
      Учтивая речь и особенно петухи весьма понравились Евстигнею Пакратовичу.
      - Ну, так-с, и где же вы добыли этих красавцев? - потирая от удовольствия руки, спросил он.
      - В перелесках и камышах на побережье, неподалеку отсюда. Редкие по красоте места и дичью не бедные.
      - Краем уха слыхал я про вас, что вы знатный охотник и даже барса живьем брали. Так ли?
      - Было дело. Охотой я давно увлекаюсь и почитаю за счастье, когда удается побродить по горам.
      - Да вы романтик, сударь мой! А я вот за своими торговыми делами совсем не вижу природы. Даже искупаться летом в озере и то не часто получается. А места здесь и в самом деле богатейшие и есть у меня мысль...
      Досказать свою мысль Евстигнею Панкратовичу помешало появление девушки лет двадцати двух. Она бросила на гостя быстрый любопытствующий взгляд и сказала с ласковой усмешкой, обращаясь одновременно и к отцу и к гостю:
      - Коль папенька заведет разговор о делах, до утра хватит. А у нас уж все к ужину готово.
      Певучий, красивого тембра голос девушки невольно заставил Шубарина взглянуть на нее несколько пристальнее, чем допустимо при первом знакомстве. Такой голос мог быть только у девушки, одаренной от природы всеми женскими прелестями и уже знающей силу их действия. И в самом деле, первое впечатление не обмануло его. Девушка, несомненно, была хороша собой. Большие внимательные глаза, русые косы, уложенные на голове венцом, аккуратный носик, чуть пухлые чувственные губы, стройный стан и заметная под платьем округлость бедер.
      Не дожидаясь ответа, девушка скрылась за дверью. Евстигней Панкратович широким жестом пригласил гостя последовать за ней и, с шутливой сокрушенностью покачав головой, сказал:
      - Вот егоза неугомонная! Ускакала, не успел даже представить... Не откажите в любезности отужинать с нами.
      Прошу-с.
      В столовой за накрытым столом рядом с девушкой сидела очень похожая на нее женщина, только намного старше, и юноша лет семнадцати.
      У порога под взглядами трех пар глаз Иван в нерешительности замедлил шаг. Евстигней Панкратович живо подхватил его под локоть и повел к столу, говоря по пути:
      - Проходите, не стесняйтесь, у нас заведено встречать без церемоний. Прошу жаловать - моя супруга Пелагея Ниловна, дочь Аннушка и сынок Никитушка.
      Далее хозяин, представив Ивана Матвеевича Шубарина как нового приказчика, коротко рассказал о нем, не забыв упомянуть об охотничьей доблести и подаренных фазанах.
      - Ой, как интересно! - воскликнула Анна. - Неужто и вправду вы барсов живьем ловили? И вам нисколько не было страшно?
      Иван уловил некий подвох в этом вроде бы наивном вопросе и ответил как можно проще.
      - Видите ли, барс сильный и смелый зверь. Ежели струсить, промедлишь, то можешь и пострадать. Поэтому каждый барсолов знает, на что идет.
      - А как это у вас было? Расскажите пожалуйста.
      - Аннушка, ты не даёшь покушать Ивану Матвеевичу, - вмешалась Пелагея Ниловна.
      Аннушка капризно надула губки.
      - А когда же и говорить-то, как не за ужином. Ну, коли сейчас нельзя, так потом... завтра, например, вы непременно должны рассказать мне о своих охотничьих приключениях. Мне страсть как интересно, - сказала она, обращаясь к Ивану.
      Как ни приветливы хозяева, а засиживаться у них приказчику негоже. Отужинав и поблагодарив за радушный прием, Шубарин поспешил откланяться.
      Перед сном, расплетая косы у зеркала, Анна вдруг поймала себя на мысли, что сегодняшнее знакомство было очень приятным. Она попробовала восстановить в памяти лицо этого человека. Определенно лет на десять старше ее, у глаз уже легли морщинки. И еще - у него открытый, добрый взгляд. Такой взгляд бывает у людей, свободных от суетного, мелкого городского быта, смотревших на звезды, вдыхавших дым костров, познавших радость приключений... "Да что это я выдумываю", - спохватилась Анна. - Начиталась романов Майн Рида и Фенимора Купера, а он, может, самый обыкновенный человек. И все-таки не мешает поближе узнать его. Завтра же непременно навещу".
      С этим намерением она легла в постель и против обыкновения долго не могла уснуть. А под утро увидела чудной сон - будто скачет она на лихой тройке, кони несутся все быстрее, а возница, знай, подгоняет их. И вот уж они взмывают в воздух, высоко летят
      над землей. Ей и жутко и весело, хочется петь и кричать от восторга. "Но кто же этот возница?" - гадает Анна. И так любопытно, так хочется ей увидеть его лицо! Словно угадав ее желание, возница оборачивается, и Анна узнает давешнего гостя. Он тянется к ней, выпускает из рук вожжи... тройка камнем летит вниз. Анна с ужасом проснулась и долго не могла успокоиться. "Не вещий ли это сон?" - подумалось невзначай. Однако зародившаяся тревога недолго продержалась. Зеркало, у которого она с полчаса прихорашивалась, вернуло беспечность и хорошее настроение.
      Анна решила наведаться в магазин поближе к обеду, когда посетителей обычно бывает меньше. Иван встретил ее у двери и проводил к прилавку.
      - Как спалось? - спросила она.
      - Да так ... как всегда.
      - И не икалось?
      - С чего бы это?
      - А то, что вы приснились мне в страшном сне.
      - Чем же я так досадил вам, сударыня?
      - Да нет, вы ни в чем не повинны. Это я такая мнительная. Ладно, будет о пустяках. Расскажите-ка лучше о себе.
      - Да что ж рассказывать-то? Ничего необычного со мной как будто не происходило.
      - А мне кажется, совсем наоборот.
      - Хорошо, я расскажу вам о себе, но только с условием, что и вы ответите взаимностью.
      - Согласна. Так начинайте же, я жду с нетерпением.
      Иван начал свой рассказ от самого детства. Говорил сначала коротко и сухо, но потом, видя, с каким вниманием и участием слушает Анна, увлекся и оживился. Когда дошел до своих охотничьих приключений, она совсем заслушалась и нетерпеливо подгоняла его, когда он мешкал, не находя нужных слов.
      - Скажите, а ваша избушка цела? - спросила Анна, когда Шубарин закончил свой рассказ.
      - Должно быть цела, хотя я с месяц там не был.
      - Хотелось бы мне поглядеть на нее.
      - Да что в ней интересного, избушка как избушка.
      - А все-таки?
      - Поглядеть-то конечно, можно. Но нельзя вам туда, сударыня. Что скажут папенька с маменькой? Поди не похвалят.
      - А вы уж испугались, господин следопыт?
      - Не за себя опасаюсь, за вас.
      - Вы меня еще плохо знаете. Я коли на что решусь, то никто не удержит.
      - Весьма восхищен. Однако ваш черед рассказывать о себе.
      - Что ж слушайте. Скажу сразу: моя жизнь менее интересна, чем ваша.
      Анна тоже начала издалека. Родилась в Тамбове, в семье, которая не была желанной для родителей отца. Причина в том, что Пелагея Ниловна была бедной золотошвейкой. Папаша Евстигнея Панкратовича, сильно осерчав, пригрозил отлучить сына от купеческого дела и даже лишить наследства. Но когда родилась внучка, смягчился и передумал. К тому времени Евстигней Панкратович заимел свое собственное торговое дело, правда, маленькое и не сильно прибыльное. Оно было связано с поставкой колониальных товаров в Ташкент и Верный. Там торговля шла лучше, чем в европейской части России. Поездив по Средней Азии, Евстигней Панкратович решил основать торговое дело в каком-нибудь месте, где нет освоенного рынка товаров, а следовательно и конкуренции, за счет чего можно получать дополнительную прибыль. Так оказались Дубовы в маленьком уездном городе на берегу Иссык-Куля. У Евстигнея Панкратовича по-прежнему хорошие связи с купцами из Ташкента, Верного, Пишпека, из Китая и даже из Индии, его лавка с колониальным товаром и магазин с мануфактурой дают приличный доход. До переезда Анна окончила женскую гимназию, брала уроки музыки и французского языка.
      - По всему видно, Евстигней Панкратович - человек образованный, предприимчивый и смелый. Не каждый ведь отважится на такой рискованный переезд, - высказал похвалу Иван.
      - А вы работой у папеньки довольны? - неожиданно спросила Анна, глядя ему прямо в глаза.
      - Евстигней Панкратович никого не обижает. Но скажу честно, работа приказчика не по мне. Пошел сюда, потому что жить не на что стало.
      - Я так и думала. А знаете, мне торговое дело тоже не по душе.
      - Чем же вы увлекаетесь?
      В ответ она только рассмеялась и ничего не сказала. А потом вдруг посерьезнев, объявила:
      - У меня сейчас два желания: научиться стрелять из ружья и ездить верхом.
      - Зачем же вам эти мужские занятия? - спросил пораженный Иван.
      - По отношению к женщине вы, оказывается, тоже не лучше всех прочих мужчин. Привыкли считать нас хуже себя и стараетесь не пускать дальше передней и кухни.
      - Вы не справедливы ко мне, сударыня. И напрасно обижаетесь. Женщин я почитаю ничуть не меньше мужчин. Однако есть же занятия, которые трудны и действительно не под силу женщинам.
      - Ежели не хотите обидеть меня, сударь, то вот вам мой сказ: в первый же свой выходной день начинайте учить меня верховой езде. Я от вас не отстану, пока не согласитесь. А с родителями, не опасайтесь, сама все улажу.
      Утром следующего дня Евстигней Панкратович позвал Шубарина к себе в контору. Вид у хозяина был озабоченный и не такой приветливый как обычно.
      - Не вы ли внушили Анне блажь заняться стрельбой и верховой ездой? спросил он, едва приказчик переступил порог.
      - Не только не внушил, напротив, убеждал отказаться от затеи. К сожалению, переубедить не смог, более того, она настаивает, чтобы я помог ей в этом.
      - Нда-с... Узнаю характерец. Что поделаешь - нашенский. Ну, Иван Матвеевич, коли отговорить не смогли, так хоть присматривайте, чтоб ничего не случилось. Уж постарайтесь, чтоб мы не переживали.
      Отвечая Евстигнею Панкратовичу, Шубарин говорил и правду и неправду. Он действительно был удивлен предложением Анны и поэтому сопротивлялся ему, однако в то же время в глубине души был обрадован возможностью встречаться с ней наедине.
      В воскресенье поутру Анна сходила с родителями на молебен в церковь, а воротясь домой, тотчас попросила папеньку поскорей запрячь коляску, чтобы ехать с приказчиком в конно-спортивную школу.
      Шубарин уже поджидал ее на улице. Коляска резво домчала их до городской окраины, где находилась конно-спортивная школа. Анна отпустила до вечера кучера, примерила на себя любезно предоставленную в школе экипировку наездницы, состоявшую из куртки, трико, сапожек, шапочки и хлыста. Первая выездка на иноходце, купленном Дубовым по случаю на торгах, прошла успешно. Иван показал, как ставить ногу в стремя, садиться верхом, держать правильную посадку в седле...
      Анна оказалась упорной и способной ученицей, к концу дня уже пробовала скакать рысью.
      В следующий раз она довольно уверенно держалась в седле, смело преодолевала небольшие препятствия и пускала коня в галоп.
      Теперь все выходные дни они вместе проводили на беговом поле, а в будни Анна по нескольку раз захаживала в магазин, подолгу задерживаясь там.
      Однажды после очередного посещения Пелагея Ниловна сделала дочери строгое внушение, на что та строптиво возразила в том смысле, что давно уж не ребенок и вольна выбирать с кем общаться.
      - Нет, дочка, уж я-то знаю, чем кончаются такие истории. Не пара он тебе...
      Не тебе бы напоминать об этом, маменька! Разве про вас с папенькой не судачили, что вы не пара? А прожили ведь в любви да в согласии. Почему ж ко мне старый купеческий подход примеряете? Пора своим умом жить. Авось, не пропаду.
      Каждое воскресенье Иван ждал как праздник. Вот и в этот раз как только проснулся самой первой была мысль о том, что нынче снова воскресенье, а значит - встреча с ней! Радостное ожидание этой встречи так взбудоражило его, что он не находил себе места и ничем не мог заниматься, пока не подъехала Анна.
      Иван как обычно сел рядом с кучером, коляска покатилась, но вдруг Анна велела остановиться.
      - Мне наскучило, - сказала она, - ездить как в цирке по кругу.
      Пора на простор. К тому же вы обещали научить меня стрелять. Сегодня и займемся. Извольте взять ружье.
      Иван невольно усмехнулся ее капризно-повелительному тону, но выполнил приказание без возражений.
      Часа через два лошади вынесли их к побережью. Здесь с невысокого холма вовсю распахнулась ослепительная синева Иссык-Куля, бесконечно уходящая к горизонту. Анна необыкновенно оживленная, с сияющими глазами, долго всматривалась в даль.
      - Были б крылья, полетела бы как птица над водой! Какая вокруг красота! А вы, Ваня, наверное, уже привыкли к здешним местам и вас ничто не удивляет, сказала она, впервые обращаясь к нему просто по имени.
      Такое обращение для менее чуткого уха могло бы прозвучать как свидетельство дружеского расположения, и только, но Иван уловил в нем нечто большее. "Не знак ли это того, что наконец всё, столько дней копившееся между нами вот тут, сей же час выйдет наружу?" - все больше волнуясь, спрашивал он себя и со сладкой тревогой ждал наступления этого момента. Словно почувствовав его смятение, Анна бросила на него кокетливо-вызывающий взгляд, и пришпорила коня, направляясь к прибрежным кустам. Кони сами нашли просвет среди зарослей и вышли к песчаной кромке, гладко вылизанной волнами.
      - Давайте отпустим лошадей и погуляем по берегу, - предложил Иван и, спешившись первым, протянул руку Анне. Обычно она соскакивала с коня без посторонней помощи, но на этот раз вышло неловко. Нога наездницы запуталась в стремени, и Ивану, чтоб не упала, пришлось подхватить ее на руки. Она вскрикнула и прижалась к нему. Целуя ее на ходу, он направил шаги к кустам...
      Они еще несколько раз приезжали на берег, а потом каждый вечер стали уединяться в каморке, где жил Иван. Влюбленные мало заботились об утайке своих свиданий, и слухи о них скоро дошли до родителей Анны. Объяснение с дочерью было долгим, бурным и бесполезным. Она заявила, что ни при каких обстоятельствах не откажется от Ивана и намерена выйти за него замуж. Не помогли и угрозы лишить приданого, и живописание бед от замужества с нищим совратителем. Ничего не добившись от дочери, Евстигней Панкратович спешно отправился в контору, чтобы призвать к ответу обидчика. Но разыскивать Шубарина не пришлось, он сам ждал у кабинета появления хозяина. Лицо его было спокойно и непроницаемо. И он первым начал крайне неприятный для обоих разговор.
      - Я знаю, Евстигней Панкратович, что вы не такую партию прочили своей дочери, - сказал Шубарин, - но она сама сделала свой выбор. Мы любим друг друга и без колебаний согласились стать мужем и женой. Ежели вы истинно желаете счастья своей дочери - а я в этом не сомневаюсь, - то прошу вас не препятствовать нашему браку. Вы можете гневаться на меня, можете даже наказать, однако ж и за мной оставьте право просить руки Анны...
      Теперь только понял окончательно Евстигней Панкратович, что бессилен помешать нежеланному замужеству Аннушки, прослезился и досадливо махнул рукой - делайте, мол, что хотите.
      Венчание прошло тихо и скромно. Причиной тому было не только желание молодых, но и начавшиеся в стране бурные революционные события, отголоски которых все сильней доходили до самых окраинных провинций Российской империи. Февральская революция и приход к власти Временного правительства поначалу никак не отражались на власти в Прииссыккулье, во главе уездов по-прежнему оставались царские приставы. Лишь через месяц после смены власти в центре, началось и здесь создание новых органов управления. Однако нараставшее брожение в конце концов привело к тому, что и они скоро были упразднены. На смену пришли большевистские советы депутатов трудящихся, первейшей целью которых была экспроприация частной собственности и ликвидация эксплуататорского класса. В эту категорию попали и купцы. У Дубова отобрали все - магазин, лавку, дом. Хорошо хоть успел припрятать кое-какие ценности. С ними и уехали в Россию с дальнейшим намерением перебраться куда-нибудь за границу. Анна уезжать категорически отказалась - осталась с мужем. Молодожены сняли скромный домик и первое время кое-как обходились. Однако Иван не хотел оставаться без дела и подыскивал себе работу. Однажды заглянул в местный совет и там, узнав о его ветеринарном образовании, предложили поработать на таможенном посту, где сходились скотопрогонные пути, ведущие в Казахстан и в Китай. Это было как раз то место, где стояла его избушка. Как же тут не согласиться!
      В таможне выдали винтовку и мандат, удостоверяющий полномочия на вверенном посту.
      На новом месте обжились быстро и вопреки его опасениям Анна оказалась хорошей хозяйкой - научилась готовить, а когда обзавелись собственным скотом, ухаживала и за ним.
      После восстания 1916 года и массового исхода коренного населения за границу в Прииссыккулье участились случаи краж скота. Немало его угонялось к соседям в Казахстан и в Китай. Самой удобной для скотокрадов была дорога, соединяющая восточную часть Прииссыккулья с этими соседями. Здесь же хозяйничали и контрабандисты. В большом количестве тайно вывозили они за рубеж ценные рога маралов, шерсть, шкуры, а в обратном направлении шла другая контрабанда - опий, табак, чай, ткани, посуда и прочие товары.
      А на таможенном посту всего-то было два человека - Шубарин и его помощник Эрмек Джекшенов. Дежурили сутками, сменяя друг друга.
      Как-то в свободный от дежурства весенний день Иван решил проведать Жанторо. Не виделись три года, а показалось обоим - целую вечность. Нурджамал подарила мужу двух сыновей и ждала третьего ребенка. А Жанторо был все таким же неугомонным мергенчи. хотя теперь ходить в горы удавалось пореже - к семейным заботам добавились хлопоты по хозяйству.
      Погостил в тот раз Иван до часу, когда солнце начало клониться к закату, отдал должное угощениям Нурджамал, рассказал о своей жизни, беременной жене Анне и заторопился домой. Провожая его, Жанторо пообещал в свою очередь навестить друга.
      Они действительно встретились снова, но не в избушке, а на посту при неожиданных обстоятельствах: Шубарин составлял опись контрабандных товаров, обнаруженных им при задержанном караване из Китая. Хмурые погонщики верблюдов, окружив его, требовали отпустить караван. Они наседали все больше, выкрики и угрозы становились все громче. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не подоспел Жанторо. Направив коня в толпу и поработав камчой, он разогнал нападавших, которые в конце концов подчинились требованиям Шубарина следовать за ним в уездный город.
      Сев верхом, с винтовкой наперевес, Иван двинулся сзади. Жанторо, опасаясь за него, решил тоже поучаствовать в конвоировании.
      * * *
      Повстанцы, с которыми Темирбай в 1916 году бежал в китайский город Кульджу, услышав, что советская власть их не будет преследовать, начали возвращаться на родину. Но Темирбай не спешил уезжать - знал, что классовых врагов новая власть не щадит. К тому же и в Кульдже ему было неплохо. У него имелся приличный дом, шло на лад собственное торговое дело, связанное с перепродажей скота, шерсти и шкур. Но Темирбаю все было мало хотелось иметь еще большие доходы. А путь к ним лежал через торговлю опием. Он понимал, что дело это рискованное. Неделями и месяцами пробирались тайными тропами по Казахстану и Киргизии агенты опийных торговцев. Иногда наркотик провозился верблюжьими караванами вместе с контрабандными товарами, но чаще припрятывался среди легально вывозимых грузов. Труден и опасен был путь, многие караванщики исчезали бесследно либо попадали в тюрьмы. Но лихие деньги и пристрастие к наркотику толкали на отчаянное дело все новых изгоев общества.
      Не устоял Темирбай перед великим соблазном. Сначала понемножку, а потом все большими партиями стал сбывать опий за китайский кордон. А чтоб барыши росли еще больше и было кого вербовать себе на "работу", открыл опиекурильню. Дело разрасталось, Темирбай подмял под себя многих мелких торговцев зельем и стал крупнейшим магнатом в Кульдже.
      Наиболее короткой, но зато трудной и рискованной была караванная тропа через заснеженный перевал Бедель. Летом 1918 года Темирбаю удалось провезти через этот перевал большую партию опия. Но с наступлением холодов высокогорный проход закрылся. Пришлось пользоваться кружной дорогой через Казахстан. Первый караван Темирбая с китайскими товарами, среди которых был припрятан опий, едва не напоролся на недавно открытый кыргызский таможенный пост. Опасность удалось миновать благодаря осторожности и сообразительности караван-баши, выславшего впереди себя конный дозор. Получив сообщение о предстоящей таможенной проверке, он вовремя свернул с дороги и обходным путем вывел караван на южное побережье Иссык-Куля. Оттуда, сменив верблюдов на лошадей, контрабандисты добрались до Пишпека, где прочий товар сбыли оптом, а опий доставили по железной дороге своим клиентам в Ташкенте.
      Однако второй караван Темирбая, вышедший вслед за первым, постигла неудача. Случайным свидетелем и участником его задержания как раз и стал Жанторо.