Мельников Валентин
      МОЙ СТАРЫЙ ДРУГ МЕФИСТОФЕЛЬ
      Я слишком стар, чтоб знать одни забавы,
      И слишком юн, чтоб вовсе не желать.
      Гете, "Фауст".
      Телефонный звонок прозвучал как раз в тот момент, когда Евгений Бородин уже совсем было собрался пообедать и достал ключи, чтобы запереть дверь своей юридической конторы. Помедлив несколько секунд, он все же взял трубку и узнал голос старого друга Кастуся Костича.
      - Привет Женя! Надо встретиться. Не мог бы заглянуть ко мне в лабораторию? Ей-богу, ты мне очень нужен. Ближе к вечеру? Жду.
      Бородин освободился за час до наступления поздних июньских сумерек. В институтской лаборатории никого, кроме Кастуся, уже не было.
      - Так что у тебя стряслось, дружище? - с ноткой веселой иронии спросил Евгений, намекая на размеренную, спокойную институтскую жизнь.
      - Представь себе - действительно стряслось! Я наконец закончил свое исследование и получил обнадеживающие результаты, - сказал Кастусь со счастливо-смущенной улыбкой человека, впавшего в состояние легкой эйфории от огромной удачи и еще не успевшего привыкнуть к реальности происшедшего.
      - И что это за результаты?
      - Многократная экспериментальная проверка на живом материале подтвердила перспективность метода реабилитации организма с нарушенным балансом клеточных повреждений, проще говоря его омоложения.
      Бородин знал, что Костич, вот уже десять лет работая на стыке трех наук геронтологии, генетики и гистологии, занимается научными исследованиями по проблеме старения и продления жизни человека. Два года назад эту тему не то чтобы закрыли, но перестали финансировать за неимением средств. Бросить на полпути дело, которое стало смыслом его жизни, Кастусь не мог и продолжал исследовательскую работу на собственные скромные деньги, зарабатываемые чтением лекций и публикациями в отечественных и зарубежных изданиях. Кастусь был одинок и вел аскетическую жизнь. Жена от него ушла, не выдержав лишений, а взрослый сын уже давно жил отдельно собственной благополучной жизнью и иногда помогал отцу.
      Костич протянул Бородину открытую на второй странице газету с интервью, которое взял у него известный в городе журналист.
      - Почитай, а я тем временем заварю чайку.
      Интервью начиналось с популярного изложения точки зрения профессора Костича о причинах старения человеческого организма. По мнению ученого, этот процесс происходит сугубо на клеточном уровне. Человек живет за счет пищи, воды и воздуха. Но они же содержат токсины и другие элементы, повреждающие клетки. Особенно опасны так называемые свободные радикалы - молекулы - убийцы. Молодой организм способен справляться с регенерацией поврежденных и отмирающих клеток, но постепенно повреждающие факторы начинают опережать эту функцию, баланс нарушается и наступает дряхление. Однако так ли уж оно неотвратимо? Если постоянно нейтрализовать повреждающее воздействие на клетки, то старость можно значительно отодвинуть. И такая возможность благодаря разработанной Костичем методике стала реальностью.
      - Ну, что скажешь? - спросил Кастусь, когда Евгений отложил газету.
      - Если в твоих выводах все верно, то ты совершил величайшее открытие, способное многое изменить. От всей души поздравляю, рад за тебя.
      - Спасибо. Вот хочу с тобой посоветоваться... На мое интервью уже откликнулось несколько потенциальных инвесторов. Особую настойчивость и заинтересованность проявляет российско-американская компания "Real property"...
      - Постой, постой, я краем уха слышал, что у этой компании не очень хорошая репутация. Надо узнать поточнее... А пока может повременишь с ней?
      - У меня сложилось немножко другое мнение. Вроде бы солидные люди, прекрасный офис. Даже не верится... Может это просто твоя вечная профессиональная подозрительность, а, товарищ полковник?
      Упоминание о полковнике было намеком на прошлое Бородина, когда он служил начальником уголовного розыска областного управления внутренних дел. С тех пор много воды утекло. Внезапно умерла жена, навалилось столько хлопот, что пришлось уволиться в отставку по выслуге лет. Но отдыхал он недолго - открыл собственную юридическую контору, приспособив однокомнатную квартиру на первом этаже панельного дома, которую обменял на свою новую машину "Жигули". Работал здесь Бородин без помощников, один в двух лицах: адвокатом и юридическим консультантом.
      После разговора с Бородиным Костич решил отложить на некоторое время переговоры с "Real property" и направил доклады о своей научной работе в несколько солидных инстанций.
      Однако компания вскоре вновь дала о себе знать, предложив еще более выгодные условия для реализации разработанного Костичем проекта. Причем в весьма настойчивой форме рекомендовала побыстрее дать согласие. Деликатному Костичу такая грубоватая напористость не понравилась, и он отказался от сотрудничества с компанией.
      Последовавшие затем события приобрели совершенно неожиданный оборот. Утром у своего дома Костич был внезапно остановлен двумя рослыми парнями и посажен в автомашину. Ему надели наручники и, прижав лицом к коленям одного из похитителей, вывезли, как показалось Костичу, куда-то за город. Он не увидел ни улицы, ни дома, так как на глазах была плотная темная повязка. Ее сняли только в погребе, куда Кастусь , рискуя поломать ноги, спустился по приставной лестнице с помощью похитителей. Здесь при тусклом свете электрической лампочки он, наконец, смог хорошенько оглядеться. Местом его заточения был просторный погреб с деревянным настилом , кирпичными стенами и потолком из бетонных плит. Кроме старого матраца, рваного одеяла, серой подушки и оцинкованного ведра, здесь ничего не было. В погреб не долетало ни звука; время тянулось убийственно медленно. Два раза в день парень в спецназовской маске приносил еду - кружку чуть прислащенного чая с куском хлеба. Костич решил стоически держаться до конца и не терять собственного достоинства.
      На третьи сутки двое в масках вывели его в темную комнату, усадили за стол, направив в лицо свет настольной лампы и, не назвав себя, сразу приступили к делу - потребовали выдать известную документацию. В противном случае пообещали бессрочную изоляцию. Костич невольно усмехнулся этому мягкому слову в устах бандитов. Он понимал, что его похитители спешат и блефуют, зная, что время работает не на них. Поэтому нельзя соглашаться с их требованиями.
      Однако здоровье Костича вскоре внесло свои поправки в ход событий. Перенесенное потрясение и нервное напряжение привели к развитию стенокардии. Костич потребовал провести лечение. Поздним вечером его с завязанными глазами посадили в машину, отвезли на окраину города и ... отпустили.
      Дверь в его квартире оказалась открытой, в комнатах все было перевернуто вверх дном. Такой же разгром был учинен и в его лаборатории. К счастью, то, что искали ночные гости, хранилось в институтской канцелярии.
      * * *
      Рассказ Кастуся потряс Евгения. Чтобы вот так нагло похитить известного ученого, держать его в погребе, угрожать - такого даже он, видавший виды, никак не ожидал. Значит все намного сложнее и опаснее, чем он предполагал.
      Было похоже на то, что не найдя искомое в лаборатории и в квартире Костича, не добившись результатов от его похищения и столкнувшись с проблемой серьезного ухудшения здоровья узника, бандиты посчитали более выгодным выпустить Костича на свободу и, устроив слежку, выйти на место хранения его материалов.
      После исчезновения Кастуся Евгений несколько раз встречался с одним из своих лучших учеников - заместителем начальника УВД по оперативной работе Андреем Мудровым. По приказу Мудрова были проведены активные оперативно-розыскные мероприятия, позволившие выйти на несколько обоснованных версий. Одна из ниточек потянулась к компании "Real property". В досье на нее появились сведения, что копания занимается продвижением на российский рынок американских телекоммуникационных аппаратов и технологий, оказанием услуг по скупке-продаже недвижимости. Но наряду с этой официальной деятельностью, была и теневая: участие в финансовых "пирамидах", незаконное производство и продажа спиртных напитков, крупные сделки с поставкой за рубеж нефтепродуктов в обход таможенных правил. Руководит всей этой бурной деятельностью президент компании Аркадий Петрович Одинцов - бывший номенклатурный партийный деятель, а ныне магнат, прибравший к рукам несколько предприятий, крупных магазинов, складов и городскую вечернюю газету с типографией в придачу.
      Госпитализация Костича прошла успешно и через три недели его выписали из клиники.
      Другим событием стал приезд представителей Британского научно-исследовательского института по проблемам генетики и геронтологии. Они согласовали с Костичем протокол о намерениях, из которого явствовало, что английская сторона весьма заинтересована научным открытием российского коллеги и готова финансировать клиническую проверку и продвижение на рынки сбыта соответствующих технологий.
      Евгений посоветовал Кастусю временно пожить у него, полагая, что переговоры с англичанами могут подтолкнуть бандитов к активным действиям.
      Неделю было тихо, а потом начались неприятности. Начальница институтской канцелярии Зотова сказала Костичу, что не может больше держать у себя его материалы, так как получила за это замечание от директора института.
      - Если не возражаешь, перевезем их ко мне, - сказал Евгений. - Только позволь сделать это по моему плану. Завтра к обеду я заеду в милицейской машине на хозяйственный двор института, ко второму подъезду, а ты обеспечь, чтобы материалы можно было быстро забрать.
      Все прошло так, как задумал Бородин. Однако у него все время было ощущение чьих-то глаз за спиной. "Кажется - или в самом деле профессиональная слежка?" - гадал он и не мог найти точного ответа.
      Затем начались ночные звонки с угрозами Костичу. И вдруг Бородину позвонили из приемной Одинцова - передали учтивое приглашение встретиться с господином президентом в любое время по вопросу, представляющему взаимный интерес.
      Офис "Real property" находился на тихой улице, довольно далеко от центра города, в двухэтажном здании, облицованном розовым туфом, которое резко выделялось среди обшарпанных соседних домов. Бородин нажал кнопку звонка у двери в караульное помещение с примыкающими к нему массивными раздвижными воротами. Коренастый молодой человек в камуфляже пригласил его в помещение и, спросив как о нем доложить, коротко переговорил с кем-то по прямому телефону. Щелкнул электрический запор, и Бородин по аккуратной бетонной дорожке, обрамленной кустами роз, прошел в сопровождении другого молодого человека в такой же униформе в здание. поднялся на второй этаж и через приемную без задержки был препровожден в кабинет президента компании. Аркадий Петрович встретил его с оттенком вельможного благорасположения и, неспешно встав из-за стола, подал руку. Она была мясистой и мягкой, словно без костей, как плюшевая детская игрушка. Впечатление такой же плюшевой мягкости производило и его крупное лицо и дородная, но с годами ставшая рыхлой от кабинетной жизни, тяжеловесная фигура. Аркадий Петрович пригласил гостя присесть в кожаное кресло у маленького столика и сам опустился в такое же кресло напротив.
      - Ну-с, - сказал он, весело потирая руки, - что будем пить? - чай, кофе... а может, покрепче?
      Бородин выбрал кофе. Чтобы заполнить паузу, Одинцов снял очки и начал протирать их носовым платком. Его маленькие глазки в припухлых веках хитро щурились, пронзительно изучающе скользя по лицу гостя. Сейчас этот постаревший благообразный Одинцов мало был похож на человека, с которым пришлось столкнуться Бородину лет тридцать назад при очень неприятных обстоятельствах. Бородин хорошо помнил их встречу, однако не спешил показывать это. Одинцов словно читая его мысли, сам напомнил о ней.
      - Вот увидел вас, Евгений Васильевич, и сразу вспомнил, что мы с вами, оказывается, уже давно знакомы, - с веселым оживлением сказал он.
      - Да, я тоже припоминаю, - откликнулся Бородин, не сдержав легкой усмешки.
      Одинцов уловил ее и ответил с ноткой добродушного примирения:
      - Что поделаешь, жизнь нас крутит и несет...
      "А ты все такой же ловкий, - отметил про себя Бородин. - Умеешь плыть по течению. Теперь хочешь, чтобы я забыл о твоих прошлых гадостях, которые ты мне причинил".
      Одинцов был тогда первым секретарем одного из городских райкомов партии, а Бородин - начальником отделения уголовного розыска в районном отделе внутренних дел. Вместе с начальником райотдела он был вызван в райком в связи с участившимися грабежами и разбоями. Волны этих преступлений не были явлением районного масштаба, они захлестнули всю страну и являлись ничем иным, как массовым переделом "теневого" капитала. Доморощенные капиталисты, научившиеся как-то сосуществовать с чуждым им советским государством, столкнулись с новой неожиданной бедой - уголовниками всех мастей. Почуяв, где лежат большущие и легкие на отъем деньги, криминальная братва начала подчистую прибирать к рукам нажитые "цеховиками" капиталы. И вновь над страной зловеще замаячил лозунг: "Грабь награбленное!"
      Эта напасть застала врасплох подпольных миллионеров, и они молча расставались со своими богатствами, даже не думая обращаться за помощью в милицию, справедливо полагая, что закон не на их стороне.
      Бородин, как и многие его коллеги, конечно же знал, что происходит и в городе, и в области, и в стране. Но противостоять разгулу преступности, которая чаще всего носила латентный характер, было очень трудно. Даже в тех случаях, когда грабителей ловили с поличным, потерпевшие "теневики" отказывались участвовать в опознании своего имущества и заявляли, что никто их не грабил.
      Партийные органы, как правило, не вмешивались в подобные происшествия. Но на сей раз, видимо, пострадали интересы людей, близко связанных с Одинцовым. Он обвинил районную милицию в бездействии и как пример привел случай ограбления некоего гражданина Шевчука.
      Начальник милиции и его подчиненный молча переглянулись - Шевчук с заявлением не обращался и сам факт не был зарегистрирован в райотделе.
      - Ну, что молчите? - наседал секретарь.
      - Гражданин Шевчук к нам не обращался, а по вашему сообщению примем все законные меры, - сказал Бородин.
      Его слова привели Одинцова в бешенство.
      - Вы что там в своей милиции - сидите и ждете, когда к вам придут, да еще бандитов приведут? - загремел он.
      Оба получили тогда крутой нагоняй. Начальнику милиции объявили строгий выговор по партийной линии, а Бородина освободили от должности и перевели в другой райотдел простым оперуполномоченным.
      После этих событий они ни разу не встречались. Год спустя Одинцова назначили на должность управляющего делами обкома партии, где он быстро прослыл способным хозяйственником. В его ведении были спецмагазины, буфеты, дачи, квартиры для привилегированной верхушки, путевки в санатории - короче, все материальные блага, недоступные простым смертным.
      Предметом особой опеки управляющего делами было дачное хозяйство неофициальная загородная резиденция партийных боссов, укрытая от посторонних глаз в великолепном зеленом массиве. Здесь все шло по строгому регламенту даже места за пиршественным столом были распределены по рангам. Никто, кроме управляющего, не имел права входить в кабинеты и спальные помещения, отведенные секретарям обкома. Будь на месте Одинцова человек, менее стойкий к спиртному, он неминуемо стал бы алкоголиком, так как банкеты в резиденции устраивались часто, гости нагружались спиртным до потери сознания. Управляющий всегда появлялся в начале застолья, а потом исчезал до времени развозки по домам пьяненьких гостей. Под его руководством все происходило четко, как по нотам, и областная элита была вполне довольна управляющим. Даже когда случались проколы в виде краж, совершенных собственными сотрудниками, Одинцов умело обставлял все так, чтобы сор не выносился из избы. Схема была хорошо известна Бородину: из обкома в УВД поступало сообщение по телефону о краже с просьбой разобраться, но в сводку не включать. Как только милиция находила виновников кражи, следовало телефонное указание не возбуждать уголовное дело по причине якобы полного восстановления ущерба и принятия дисциплинарных мер.
      Полузабытые воспоминания молнией пронеслись и растревожили память Бородина. И хотя он ничем не выдал своих чувств, пристальный взгляд Одинцова уловил настроение собеседника. Глаза его жестко сузились, но он тут же спохватился и поспешил развеять неловкость.
      - А не распить ли нам все-таки по рюмочке-другой коньяку? А то кофе слишком возбуждает.
      Он подошел к бару и достал бутылку.
      - Настоящий, французский, - заметил Одинцов, разливая по рюмкам искрящуюся жидкость.
      Пока хозяин нарезал лимоны, Бородин успел присмотреться к рюмкам искрящуюся жидкость.
      Пока хозяин нарезал лимоны, Бородин успел присмотреться к рюмкам искрящуюся жидкость.
      Пока хозяин нарезал лимоны, Бородин успел присмотреться к рюмкам искрящуюся жидкость.
      Пока хозяин нарезал лимоны, Бородин успел присмотреться к кабинету. Он был большой и уютный. Длинный стол для совещаний, книжный шкаф, бар и письменный стол отливали янтарным блеском полированного ореха. Черный кожаный диван, две акварели на стенах, белоснежные оконные шторы, волнами спадающие к полу, великолепно дополняли интерьер.
      - Вы, наверное, догадываетесь о цели нашей встречи и поэтому не будем тратить время на предисловия, - наконец приступил к делу Одинцов. - Мы заинтересованы в сотрудничестве с господином Костичем и хотели бы ему помочь...
      - А вы полагаете, что он нуждается в помощи?
      - Знаете, до нас ведь тоже дошли слухи о его похищении. Боюсь не случилось бы худшее. Вам это особенно должно быть понятно. Мы предложили господину Костичу солидную финансовую поддержку и практическое продвижение его открытия. К сожалению, он отказался от сотрудничества с нами. Не оспаривая его право самому выбирать партнеров, я тем не менее совершенно убежден в том, что сотрудничество с нашей компанией пошло бы ему только на пользу и защитило бы от покушений на него. Для этого у нас достаточно возможностей.
      - Прекрасно. Но что же вы хотите от меня?
      - Насколько мне известно, вы давно знаете друг друга, и господин Костич прислушивается к вашему мнению. Вы. полагаю, уже сделали некоторые выводы из случившегося с ним. Согласитесь, мы живем сейчас в такое время, когда цивилизованная гражданская защищенность человека становятся иллюзией. Милиция, другие правоохранительные органы уже не те... обеднели, ищут, как сейчас говорят, спонсоров. Рассчитывать на силу закона, увы, не приходится. Говорю это со всей прямотой, сознавая, что вам как профессионалу, отдавшему три десятка лет борьбе с преступностью, это неприятно слушать. Но что поделаешь, се ля ви. Те, кто заинтересовался господином Костичем, так просто не остановятся, доведут дело до конца, уж будьте уверены.
      - Что вы имеете в виду?
      - Поймите правильно, я строю пока только предположения. На мой взгляд, вашему другу угрожает реальная опасность, с ним могут сделать все, что захотят.
      - И единственный выход - броситься в ваши объятия?
      Одинцов мгновенно разгадал затаенный смысл этой саркастической реплики вывести из себя, заставить проговориться. Он мягко, располагающе улыбнулся и сказал:
      - Вы умный человек. Но, ей-богу, зря подозреваете меня в злых намерениях. У меня, как я уже сказал, есть свой интерес к господину Костичу, но я действую открыто, стараюсь убедить его и вас в собственной же пользе. Ничего навязывать, повторяю, не собираюсь. Как говорится, вольному воля.
      Доводы Одинцова не убедили Бородина. Его подозрения о том, что именно он косвенно или прямо приложил руку к похищению Костича, еще больше усилились. Внимательно вслушиваясь в слова Аркадия Петровича, он вновь и вновь возвращался к одному парадоксальному наблюдению. "Вот ведь закоренелый лжец и негодяй, - думал Бородин, - а как умеет казаться приятным и даже искренним. Наверное, таково свойство всех незаурядных представителей этого бесовского племени".
      Они расстались внешне доброжелательно. Бородин коротко пообещал переговорить с Костичем. Но Одинцов был раздосадован его подспудным сопротивлением. Да, недооценил он этого старого служаку. И вот еще какое дело - неизвестно, что же так связывает его с Костичем. Мужская дружба? Чепуха. За всю жизнь Аркадий Петрович ни разу ни с кем не дружил и не понимал, что это такое. Всех людей он делил на три категории: нужных, бесполезных и врагов. Первые причислялись им к цвету общества, с ними он всегда старался ладить, заискивал и извлекал от этого для себя пользу; ко вторым, - а их было большинство, - относился как к быдлу; третьих, если те были в силе, держал за правило по возможности обходить, а если слабели - помогать топить. И эта раз и навсегда избранная линия поведения до сих пор не подводила его. Но сейчас он вдруг почувствовал какую-то слабинку. "Надо получше разобраться в их отношениях", - решил Одинцов.
      Если бы он сделал это раньше, то несколько изменил бы свои взгляды на мужскую дружбу. Кастусь и Евгений родились и выросли в маленьком станционном поселке на Южном Урале, учились в одном классе и жили по соседству. Летом все дни мальчишки проводили на степном, заросшем камышом озере, купались, ныряя с лодки, на предательской трясине лабз жали серпами камыш для коров и были неразлучны во всех своих предприятиях. Окончив школу, оба уехали в областной центр, где поступили в разные институты: Кастусь - в медицинский, Евгений - в юридический. Но жили в одной комнате, которую снимали в домишке пожилой вдовы. После окончания института Кастусь работал терапевтом в областной клинической больнице, а Евгений связал свою жизнь с уголовным розыском. Они в один год женились и получили квартиры в новом микрорайоне. У Костича появились способности к научной работе, и он был приглашен на должность ассистента на кафедру патологической анатомии к известному профессору Меньшову. А потом и сам стал профессором и заведующим кафедрой.
      Их профессиональные интересы были далеки, но однажды Евгению довелось увидеть, чем же занимается его друг. Следователь прокуратуры, с которым оперуполномоченный Бородин работал над раскрытием убийства, поручил, не ожидая окончательного заключения судмедэкспертизы, проконсультироваться у специалистов о характере ранений на теле убитого. До этого Евгений никогда не был в морге и позвонил Костичу, чтобы оказал содействие. Они встретились на кафедре патанатомии. Кастусь что-то объяснял двум студенткам в белых халатах, которые с женской аккуратностью выщипывали пинцетом волокна нейронов на обрубке потемневшей от формалина человеческой руки. Не привыкшего к подобным картинам Бородина больше всего поразили спокойствие и деловитость, с которой эти милые девчушки расправлялись с рукой неизвестного бедолаги.
      Но еще более сильное впечатление оставил морг. Будучи студентом, Бородин, конечно же, знакомился с основами судебно- медицинской экспертизы, но так случилось, что из-за болезни практику в морге пришлось пропустить, и сейчас он впервые попал в это мрачное учреждение. Уже у входа он почувствовал тошнотворный, липкий запах, въедавшийся в одежду и поры тела. Разверстые грудные клетки, животы и черепные коробки на каменных столах, трупы на кафельном полу остро напомнили ему картины Дантова ада и едва не повергли в шок. И среди этого ужаса препараторы с пятнами крови на фартуках невозмутимо оформляли документацию, точили скальпели на кожаных ремнях, какие Бородин видел в парикмахерских, курили, пили чай и вели разговоры о всякой всячине. Стараясь не дышать и никуда не смотреть, Евгений с мучительным усилием над собой выслушал мнение врача по результатам вскрытия убитого человека, и почти бегом покинул морг.
      Впоследствии за годы службы в милиции он перевидал немало трупов и смертей, но так и не обрел привычку спокойно воспринимать их. В УВД Бородина считали хорошим сыщиком и порядочным человеком, но кое-кому не нравилось его пристрастие в точности соблюдать права тех, кто сам подозревается в неуважении к закону. За это над ним посмеивались, дескать, шеф угро малость не от мира сего, чересчур интеллигентный. Бородин не обращал внимания на такие разговоры, но всегда испытывал горечь и расстраивался, когда видел, как некоторые сотрудники, повседневно сталкиваясь со злом и насилием, начинают черстветь и усваивать манеру равнодушно-хамского отношения к тем, кто оказывался в их власти.
      Конфликты на этой почве случались еще в самом начале его карьеры и один едва не оборвал ее. Руководство УВД командировало новоиспеченного начальника угро в один из отделов внутренних дел в сельской глубинке, где накопилась уйма, как говорят следователи, "висяков без личности" - нераскрытых преступлений, считавшихся безнадежными. Изучив приостановленные уголовные дела и организовав планомерную работу по ним, Бородин сильно поколебал это мнение. Список раскрытых его сотрудниками преступлений увеличивался день ото дня. Среди них оказался один весьма заурядный грабеж - у пострадавшего отобрали часы и ботинки. Бородин вычислил грабителя, опросив жителей округи. Им оказался шестнадцатилетний ученик сельского профтехучилища, не имевший
      родителей и живший у дедушки. Когда явилась милиция, дед вынес из комнаты грязный носовой платок, в котором были детали разобранных часов "Победа". Другую улику - старые грязные ботинки нашли посреди огорода.
      - Вот стервец Колька, притащил, - а на кой ляд они ему, - охал дед.
      Кольку Бородин привез со стройки коровника и перепоручил следователю.
      - У меня срочный выезд, - сказал он. - А ты пока составь протокол допроса. Парня подержи у себя, пока не вернусь.
      Но вышло иначе. Следователь поспешил отрапортовать районному прокурору о раскрытии еще одного преступления, а тот сходу выдал санкцию на арест парня.
      Узнав об аресте, Бородин обозвал следователя чуркой с глазами, попытался убедить прокурора в необходимости смягчения меры пресечения, но напрасно.
      Не нашел он понимания и у начальника УВД. Тогда-то и написал свой рапорт об увольнении от службы в милиции, которому, однако, не дали хода, посчитав причину неосновательной.
      Бородин хорошо знал, какая судьба ждет мальчишку. Теперь он будет под стражей до суда, а это автоматически сыграет роковую роль - его осудят к лишению свободы. В колонии он станет добычей и рекрутом криминального мира.
      Эта бесчеловечная цепочка не давала сбоев потому, что правоохранительная система была заинтересована в ней. В клубок ее корпоративных интересов втягивались все - от участковых инспекторов до судей. Участковые и оперуполномоченные старались ладить со следователями, а те заискивали перед прокурорами, не скупились на презенты (чаще в виде бутылки водки), когда являлись за санкцией на арест или по поводу утверждения обвинительного заключения. А судьи были "в контакте" с прокурорами, потому что опасались, как бы не "настучали" на них в партийные органы. И дирижировал всем этим известный тоталитарный принцип - сбиваться в стаю, думать одинаково и не высовываться.
      ...Встречаясь с узниками в прокуренных до рези в горле, темных, оштукатуренных "под шубу" и похожих на пещеры казематах, Бородин с трудом скрывал чувство стыда и неловкости перед ними. Методы превентивного задержания, которые применялись к ним, часто не основывались ни на показаниях, ни на уликах, не давали ожидаемых результатов в раскрытии преступлений и лишь нравственно развращали сотрудников милиции, вели к упадку мастерства личного сыска.
      * * *
      Похищение плохо отразилось не только на здоровье, но и на настроении Костича. Ночные грустные мысли все чаще одолевали его. Он стал серьезно сомневаться в том, что его научная разработка даст благо людям. "Как же я не подумал сразу, - укорял он себя, - что она может стать лакомой приманкой для негодяев, превратиться в источник преступного бизнеса и невиданных масштабов обогащения. И именно негодяи, прежде всего, воспользуются возможностью продлить себе жизнь. Страшно представить, какое кощунственное, разлагающее влияние они будут оказывать на сменяющиеся поколения. А демографический дисбаланс от расширяющегося продления жизни? ..."
      У государства Костич не нашел поддержки. Значит, надо искать частных инвесторов. Но где гарантия добропорядочности их намерений? Его уже пытались сломить. Шантаж, угрозы продолжаются и поныне. Рано или поздно бандиты добьются своего. Что же делать?
      Этот вопрос стал постоянной головной болью Костича. Им все настойчивее овладевало желание уничтожить документацию, чтобы никто чужой не смог воспользоваться плодами его открытия. В конце концов решение созрело окончательно, и Кастусь почувствовал огромное облегчение.
      Теперь уже не имело смысла прятаться под крышей Евгения. Не откладывая, он вернулся домой, сжег все бумаги, оставив лишь статистику лабораторных опытов и наблюдений, и уничтожил готовые к употреблению препараты.
      * * *
      В один из выходных дней Бородин отправился в универмаг присмотреть себе обувь, а на обратном пути завернул в парк, в котором не был уже много лет. В пору его молодости здесь кипела жизнь, часто играл духовой оркестр, танцплощадка ломилась от молодежи. Теперь он увидел неметеные дорожки, поломанные деревья и скамейки, ветшающие павильоны и ларьки, гнезда отколотых плиток на танцплощадке. Картину запустения дополняли останки многочисленных скульптур вождей и героев революции, которые по мысли местных властей должны были излучать некую идеологическую ауру на посетителей. Но неблагодарные граждане в пылу мстительного порыва свергли и Ленина, и Сталина, оставив одни облупленные постаменты. За компанию с вождями жуткие увечья получили угловато-тяжеловесные статуи серошинельных красных полководцев Ворошилова и Буденного. Гипсовые калеки с отбитыми носами и ржавыми прутьями вместо рук и ног стали прибежищем воробьев и ворон. А будь они чугунными или медными, давно были бы украдены и пущены на переплавку.
      Гулять по парку Бородину расхотелось. Уходя быстрыми шагами, он вновь и вновь невольно возвращался мыслями к России. Не уготована ли и ей подобная участь?
      В свои 63 года Бородин никак не мог смириться с тем, что он уже отработанный, никому не нужный материал и втайне страдал, когда его называли ветераном на заслуженном отдыхе. Эти слова отдавались в душе погребальным эхом. Нет, он совсем еще не чувствовал себя человеком, исчерпавшим запас жизненных сил.