Глава 9

Бурцев слушал и медленно выпадал в осадок. Неужели?! Неужели атомный взрыв? Но откуда в начале пятнадцатого столетия взяться ядерному заряду? Неоткуда! Если только…

«Атоммине» цайткоманды? Но разве такое возможно? «Атоммине» осталась в хронобункере СС с запущенным часовым механизмом. И на часах – меньше четырех минут. Так как же?

Может, все-таки не взрыв? Может, природный катаклизм какой? Ну, крупный метеорит, к примеру?

– А сверху на этот, как его, Хильдисриден ничего не падало? – поинтересовался Бурцев.

Священник поджал губы:

– Я же сказал: адское то пламя было. И шло оно снизу.

Хм… Извержение вулкана?

– А адское пламя разливалось, подобно лаве или…

– Разносилось подобно ветру.

Так-так-так… А еще этот таинственный недуг, выкосивший остатки герцогского воинства. Уж очень он смахивает на симптомы лучевой болезни, как минимум, средней степени тяжести. Как бы ни были прочны рыцарские латы, а от радиации они не спасут. Да, все сходится – даже характерный при радиоактивном поражении организма кратковременный период ремиссии – то самое «облегчение мукам», что дало возможность умирающим спокойно исповедаться и причаститься.

Ну, и наконец, главное… Бурцев еще раз взглянул на трехгрудую ведьму. Вот она откуда взялась, пресловутая «сиська дьявола». Результат мутации это. Как и все прочие уродства, взбудоражившие округу.

– Ну, так что, поджигать, Ваша милость? – торопил отец Бонифаций.

– Сначала моя милость явит милость этой ведьме, святой отец.

– Милость?! Ведьме?! – Священник не понимал барона и не желал понимать. – О чем вы говорите?!

– Пусть она ведьма, но ведь и дама к тому же, – хмыкнул фон Гейнц. – А я как-никак рыцарь. Так что… Пусть ее придушат перед сожжением. Чтоб не мучилась.

– Но…

– Не спорьте, святой отец. Грешное тело, как и должно, будет предано огню. А большего не нужно.

Наверное, в данной ситуации это было верхом милосердия и благородства. Однако Бурцеву по-прежнему не хотелось становиться молчаливым свидетелем бессмысленного смертоубийства.

– Позвольте, господин барон. – Он повернулся к фон Гейнцу.

– Да, слушаю?

– У меня будет к вам одна просьба весьма деликатного характера.

– Чем я могу помочь, почтенный комтур?

– Отдайте ведьму мне.

Сзади чуть не грохнулась на землю Аделаида.

– Вам?! – Брови фон Гейнца скрылись где-то под поднятым забралом. – Помилуйте, но зачем вам ведьма?!

Отец Бонифаций встревожился.

– Тварь следует изничтожить! – гневно потряс крестом священник. – Как можно оставлять в живых такую мерзость?

– Вацлав! – зашипела в ухо Аделаида. – На кой ляд тебе сдалась эта мерзопакостная девка?!

Бурцев ответил.

Сначала – барону и священнослужителю:

– Братья ордена Святой Марии в живых мерзость не оставляют. Но вначале я намерен с ней поговорить и расспросить кое о чем…

Соврал, конечно. Рыцарь и святой отец непонимающе хлопали глазами.

– О чем расспрашивать ведьму?! – вознегодовал отец Бонифаций.

Пришлось сочинять на ходу:

– Какому демону она подчиняется. Как поддерживает связь с ним. С какого конца садится на помело. Ну, и вообще, не мешало бы учинить следствие по всей форме.

– Вацлав, – шептала за спиной супруга, – признавайся, зачем тебе девка с тремя грудями? Тебе двух моих мало, да?

Бурцев процедил сквозь зубы:

– Не ревнуй. Я просто не люблю, когда жгут невинных людей.

– Ревновать? – дернулась Аделаида. – Тебя? К ней?! Много чести вам обоим! И кого ты тут называешь невинным?

– Тихо, – предупредил Бурцев. – Веди себя, как подобает служанке. Иначе мы тоже всей толпой пойдем на костер. Хочешь гореть в одном пламени с ведьмой?

Аделаида заткнулась. Видимо, не хотела. Вместе с трехгрудой ведьмой – точно нет.

Барон хмурился:

– Следствие, значит? Вы имеете в виду пытки, господин комтур? Ну, если это, действительно, так необходимо, мы можем устроить… В подвалах замка имеются темницы с пыточным инструментом. Хотя, честно говоря, я бы…

– Вообще-то, я говорю не о пытках, – перебил Бурцев.

Лицо фон Гейнца вытянулось.

– Но как проводить дознание без пыток?! Разве такое возможно?

Бурцев сделал постную физиономию.

– Слово Божие, только лишь слово Божие…

– Вы полагаете, я не читал молитв над этой ведьмачкой?! – брызгая слюной, встрял отец Бонифаций. – Да с тех пор, как ее сюда доставили, только этим занимаюсь. И думаете, я добился признания или раскаяния? Это сатанинское отродье лишь бранится. И притом, замечу, – весьма премерзопакостно! Я подозреваю, помимо прочего, тут имеет место быть великая одержимость.

– Я, конечно, никоим образом не хочу ставить под сомнение ваш непререкаемый авторитет, святой отец, – мягко произнес Бурцев. – Однако должен заметить, что братья-каноники ордена Святой Марии, уже не одну сотню лет оберегающего границы христианского мира от язычников и прочих врагов истинной веры, являются все же более сведущими в некоторых вопросах противоборства с нечистой силой.

Глава 10

Священник из Шварцвальдского замка обиделся, побагровел, фыркнул гневно. Ладно, пусть себе…

Бурцев продолжил, обращаясь уже к фон Гейнцу:

– Господин барон. При нашем посольстве состоит лучший м-м-м… экзорцист ордена. Позвольте представить – отец Джезмонд.

– Кто? – живо заинтересовался рыцарь. – Где?

Бурцев кивком указал на Джеймса Банда. А что? Папский брави вполне мог сгодиться для этой роли.

– Но разве сейчас требуется экзорцизм? – неистовый отец Бонифаций рвался в теологический диспут.

И нарвался.

– Экзорцизм требуется всегда, – весомо и назидательно ответил Бурцев. – В общении с порождениями ада – особенно. Да вы и сами только что упомянули о случае великой одержимости?

Крыть было нечем. Отец Бонифаций лишь беззвучно шевелил губами.

– К тому же отец Джезмонд прославился не только изгнанием дьявола, – с серьезным видом добивал оппонента Бурцев. – Он еще и великий чудотворец. В свое время отец Джезмонд вернул себе утраченный глаз. Я сам был тому свидетелем.

Еще в Венеции грозный брави Джезмонд Одноглазый, действительно, преобразился в двуглазого.

– Так что, возможно, он даже сумеет избавить несчастную от третьей груди.

– Меч? – не без интереса спросил фон Гейнц. – Или отец Джезмонд хочет прижечь сиську дьявола раскаленным железом?

– Слово Божие, – повторил, закатывая глаза, Бурцев.

– А если не получится? – не унимался замковый духовник. – Лишняя грудь, выкармливающая по ночам врага рода человеческого, – это не волос. Так просто от нее не избавишься.

– Если не получится, отец Джезмонд узнает от нее, – Бурцев глянул на осужденную, – все, что должно знать. А после – убьет ведьму.

– Ее тело должно сгореть в огне, – хмуро заявил отец Бонифаций.

– Не обязательно. Есть иные, не менее действенные способы, известные, правда, лишь опытнейшим борцам с нечистой силой и лучшим экзорцистам.

Отец Бонифаций захлопнул варежку.

– Мы можем присутствовать при допросе? – поинтересовался барон.

Альфред фон Гейнц был очень любопытен.

– Лучше не надо, – твердо сказал Бурцев. – Во-первых, посторонние лишь помешают отцу Джезмонду своим присутствием. А во-вторых, обряды, которые он станет проводить над ведьмой, – это весьма опасное таинство. Изгнанная нечистая сила может овладеть непосвященным и незащищенным. Вам ведь не хочется, чтобы на вашей груди тоже выросла сиська дьявола, любезный барон?

Фон Гейнц побледнел.

– Не-е-ет…

«Отец Джезмонд» уже подыгрывал Бурцеву, важно кивая. Притихший отец Бонифаций смотрел на коллегу-экзорциста с уважением и страхом.

Барон покачал головой. Пробормотал под нос:

– Удивительных все же послов шлет нынче орден. Не зря меня предупреждали.

Затем фон Гейнц махнул рукой, гаркнул:

– Отогнать всех от костра! Очистить пространство! Казни не будет.

Ведьму с поленницы Бурцев снимал под разочарованный гул толпы сам. Полуголую, извивающуюся, как змея, норовившую укусить. Ничего… справился. После взбалмошной Аделаиды с любой мегерой справишься. Вот только…

Глаза только так и цеплялись за обнаженную женскую грудь. За третью – среднюю – по большей части. И не одни глаза. Рука во время возни на эшафоте тоже пару раз соскользнула. Случайно – уж слишком трепыхалась чертовка. На ощупь третья грудь оказалась такой же упругой и волнующей, как и две другие. Да уж, да уж…

Едва Бурцев стащил мутантку на землю, как кто-то сильно дернул его за плащ. Какого?!. Бурцев оглянулся.

Аделаида! Княжна была в бешенстве.

– Чего пялишься на нее? – зашипела полячка. – Чего лапаешь? Понравилась ведьма, да?

Блин, опять начинается!

– Уймись, – шикнул Бурцев. – На нас люди смотрят.

И – громче:

– Не волнуйся, сестра, ведьма не причинит нам вреда.

Ведьму он отдал на попечение Джеймсу. Распорядился – тихо, чтоб никто не услышал:

– Смотри в оба. Не дай сбежать, а то точно прикончат ее тут. И сам не вздумай убивать, понял?

– Да что я, душегуб какой-то, что ли?! – возмутился лучший киллер Венецианской республики Джеймс Банд. – Бабу без причины резать не стану.

– И правильно. И не надо. Помни – никакая она, на самом деле, не ведьма. На лишнюю грудь не обращай внимания. Остальное позже объясню.

– А-а-а, – махнул рукой Джеймс. – Ведьма – не ведьма. Одной сиськой больше, одной меньше. В венецианских борделях мне доводилось видеть и не таких уродин-куртизанок. Они стоили дорого и сношались вовсе не с нечистой силой.

– Правда? – удивился Бурцев.

– Ну да. Ублажали пресыщенных аристократов из знатнейших родов. Так что лишней грудью меня не напугаешь. И потом… Что значит третья грудь в мире, где папствуют сразу аж три папы.

Да, похоже, троепапство на Джеймса произвело куда большее впечатление, чем все остальное. Увы, столь же терпимыми оказались не все. Подошел Освальд. Спросил тихонько, накручивая на палец длинный ус:

– Слушай, Вацлав, зачем нам связываться с нечистой силой? Ведьму спасать – грех. Жгли ее немцы – и ладно. А нам ноги отсюда уносить надо.

– Ну, знаешь, Освальд! – Бурцев нахмурился. – Когда-то в Новгороде и меня чернокнижником объявили. Тоже сжечь хотели. Нет, баба эта останется с нами. Я ведь и правда поговорить с ней хочу. Глядишь, и расскажет что путное. А сбежать мы пока все равно не сможем. Никто не отпустит. Подождем ночи. В темноте ускользнуть проще будет.

Освальд сокрушенно покачал головой, но отошел.

И – вновь подступила Аделаида:

– Что, совсем околдовала тебя ведьмачка, да, муженек?

Бурцев сплюнул. Ну, достала!

– Знаешь, Аделаида, если и встречал я на своем веку настоящую ведьму, так то не она. – Он кивнул на мутантку.

– А – я, да? – правильно поняла Аделаида.

– Вацлав, Агделайда, потише вы. – Ядвига поспешила встать меж ними. – К нам направляется Его Милость.

Спешившийся барон фон Гейнц, действительно, шел по очищенному от зевак пространству.

– Все хорошо? – осведомился рыцарь, приблизившись. – Мне показалось, будто орденская сестра позволяет себе…

– Нет, все в порядке, барон. Сестра просто очень боится ведьмы и просит позволения держаться от нее подальше. – Бурцев поспешил сменить тему: – А где же Его Императорское Величество? Он не выходил смотреть на казнь?

Пышной императорской свиты поблизости не наблюдалось.

– Его Величество Рупрехт Пфальцский все прекрасно видит во-о-он из той башни, – понизил голос фон Гейнц. – И выходить из замка лишний раз ему незачем. Император прибыл сюда прошлой ночью, втайне. А в толпе могут оказаться лазутчики швейцарцев или недовольных императором курфюрстов. Не забывайте, о переговорах Его Величества с орденом прежде времени не должен знать никто. Для обывателей вы – не послы, а обычные рекрутеры, объезжающие города и замки империи, чтобы собрать под знамена братства Святой Марии рыцарей и кнехтов для предстоящей войны с Польшей и Литвой.

Бурцев кивнул. Вот, оказывается, какой легенды им следует придерживаться. Что ж, неплохая легенда. Только нужно будет, чтобы Сыма Цзян, Бурангул и Хабибулла закрыли лица шлемами и не снимали их без крайней нужды.

– Вы ведь, конечно, знаете об этом, – барон встревожился, – ну, о том, что вам надлежит играть роль рекрутеров?

– Конечно, знаю, – заверил Бурцев.

Теперь он знал. Теперь – конечно, знал.

– Ну, тогда прошу следовать за мной.

– Куда?

– На аудиенцию. Из замка прибыл посланник. Его Императорское Величество пожелал встретиться с вами немедленно, господин комтур.

Глава 11

– Странный вы все-таки посол, комтур, – такими словами встретил Бурцева император.

Холодные взгляд скользнули по лицу «посла», по доспехам, которые давным-давно вышли из рыцарской моды. По гиммлеровской папке со свастикой – ее Бурцев сунул за пояс. Такие бумаги лучше держать при себе.

– Очень странный…

Бурцев решил промолчать. Только склонил голову перед монархом. Помогло…

Император ответил сдержанным кивком. И вроде успокоился.

Его Императорское Величество Рупрехт Пфальцский, чей полный титул звучал длинно, коряво и неудобопроизносимо – Курфюрст Пфальцский, Король Немецкий, Император Священной Римской империи, – был человеком сухим, резким и жестким. В делах и поступках, в движениях и словах. Колючий взгляд условного властителя условной империи мог вызывать либо страх, либо неприязнь – третьего не дано. Подергивалось в тике левое веко, губы были плотно стиснуты, кулаки – сжаты.