Но, понятно, не только одни радости приносил нам 1943 год. Я уже говорил, что объединенными усилиями наших артиллеристов и авиаторов удалось в три раза сократить обстрелы Ленинграда. Но добиться полного прекращения обстрелов мы так и не смогли. На улицах продолжали рваться снаряды. Покончить с этим можно было, только полностью ликвидировав блокаду, отодвинув от города линию фронта.
      Огорчали нас и дела у подводников. Мы успешно обеспечили переходы лодок на запад, к Лавенсари. Но встретить нам довелось только "Щ-303", которой командовал капитан 3 ранга Иван Васильевич Травкин. Напрасно ждали мы возвращения "Щ-406" и других подводных кораблей, направлявшихся в боевые походы на балтийские коммуникации врага. Обеспечивать их обратные переходы нам так и не пришлось. Немцы весной этого года многократно усилили противолодочный рубеж, буквально перегородив Финский залив от берега до берега. Ни одной лодке прорваться в Балтику не удалось. Все они, кроме "Щ-303", погибли при форсировании противолодочных позиций.
      Но как ни тяжело было мириться с боевыми неудачами, происходящими рядом, по соседству, общий победный ход войны держал нас в счастливом, приподнятом настроении. Все мы чувствовали: скоро и под Ленинградом произойдут великие перемены. И, наверное, нам при этом будет дано не последнее слово...
      Глава пятая. Атакующий форт
      Накапливаем силы
      В одну из первых ноябрьских ночей мы заняли свои места по боевой тревоге. Была сыграна тревога и на соседних батареях - 312-й и 211-й. Нам было приказано обеспечить артиллерийское прикрытие перехода каравана с важным грузом из Ленинграда в Ораниенбаум. А это означало, что, если заговорят батареи противника, расположенные в наших секторах, надо немедленно открыть огонь и подавить их. Задача была в достаточной степени отработанной, координаты всех целей, обладавших способностью простреливать залив, лежали у нас, как говорится, в кармане.
      Всю ночь мы не смыкали глаз, напряженно всматриваясь в дальномеры, визиры, стереотрубы, бинокли. Чернильную тьму изредка вспарывали лучи прожекторов. Не ни одной вспышки так и не было обнаружено ни с командного пункта батареи, ни с наблюдательных постов. Под утро был дан отбой.
      Днем мы узнали, что за груз особой важности потребовал нашего обеспечения. Оказалось, к нам на пятачок прибыла железнодорожная артиллерия. Огневая мощь Ижорского укрепленного сектора возросла теперь за счет трех 130-миллиметровых батарей 406-го дивизиона майора Я. Д. Тупикова и отдельной шестидюймовой батареи капитана А. В. Марчукова. Тут и ребенку было ясно, что приготовления эти не для обороны.
      Узнали мы и то, как была осуществлена эта нелегкая транспортная операция. Погрузка железнодорожных транспортеров весом по 125 тонн каждый и прочего подвижного состава производилась на паромную баржу, специально оборудованную рельсовыми путями. Дело происходило в Ленинградском морском торговом порту. Выполнялась работа с помощью 200-тонного плавучего крана. Все это время не прекращался довольно интенсивный обстрел порта, но сорвать погрузку он не смог.
      С наступлением темноты два тральщика взяли баржу на буксир и под прикрытием катера-дымзавесчика потащили ее из Невской губы на запад. В это время и были приведены в готовность береговые и корабельные батареи - все, что могло своим огнем воспрепятствовать вражеской артиллерии сорвать буксировку.
      В Ораниенбаумский порт караван прибыл затемно. По специально проложенному настилу паровоз вытянул транспортеры, платформы и вагоны на причал, и батареи отправились на отведенные им места.
      А через день обстановка для нас стала еще яснее. Майор Коптев собрал командиров подразделений и объявил нам, что с пятого числа основной задачей дивизиона будет обеспечение перевозки войск 2-й ударной армии из Ленинграда на ораниенбаумский плацдарм. Той самой 2-й ударной, которая в составе Волховского фронта участвовала в прорыве блокады. Нам предстоит заняться подавлением батарей, обстреливающих Ораниенбаумский порт, а также тех, которые будут пытаться нарушать наши перевозки. Кроме того, каждая батарея и рота должны выделить людей в специальную команду - ей вменяется в обязанность поддерживать порядок в порту и участвовать в разгрузочных работах. От форта пойдут 80 человек. А всего в составе команды будет 200 моряков.
      - Значит, скоро начнется? - нетерпеливо спросил кто-то из присутствующих.
      - Что начнется? - строго переспросил Коптев.
      - Наступление...
      - Товарищи, я сказал то, что сказал. А свои предположения держите при себе, - заключил Григорий Васильевич.
      Да и к чему нужны были эти уточнения? То, что готовится наступление, и притом в ближайшее время, становилось совершенно очевидным. А когда, что и как об этом нам могли сказать не раньше, чем придет соответствующий приказ.
      Перемещение сильной, имевшей опыт наступательных боев 2-й ударной армии в "Лебяжьенскую республику" свидетельствовало, что намечается операция не менее чем фронтового масштаба и что нашему плацдарму отводится в ней не последняя роль. Сил для обороны, для уравновешивания напора фашистских войск у нас и без того хватало - это подтверждали два с лишним года существования пятачка. А вот наступать без существенного пополнения мы не могли. Чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть на штабные карты с нанесенной на них обстановкой.
      Плацдарм окружали мощные, глубоко эшелонированные полосы неприятельской обороны. Первая полоса включала в себя две фронтальные и две отсечные позиции. Ее передний край проходил по северным и северо-западным скатам высот в районе сел Керново, Гостилицы, Петровское и Троицкое. Почти сплошь он был прикрыт минными полями и проволочными заграждениями глубиной от 50 до 100 метров. Вторая позиция главной полосы была оборудована в 2-4 километрах от переднего края. Эти позиции занимали достаточно боеспособные фашистские соединения: моторизованная дивизия СС "Нордланд", пехотная дивизия СС "Полицай", 9-я и 10-я авиаполевые диивизии с приданным батальоном моряков "Остланд". Противник здесь располагал 265 орудиями, из которых 97 имели калибр свыше 150 миллиметров. Передний край второй полосы обороны проходил по линии населенных пунктов Копорье, Витино, Кипень, Алакюля, Сибилево и Сашино. Он тоже в достатке имел и опорные пункты, и узлы сопротивления.
      Нельзя было сбрасывать со счета и дальнобойные батареи, предназначенные для обстрелов Ленинграда, - они, как известно, могли быть повернута в любую сторону. А для этой цели у немцев имелось 24 дивизиона полевых орудий от 75до 105-миллиметрового калибра, 24 дивизиона артиллерии резерва главного командования калибром от 105 до 220 миллиметров и 2 дивизиона железнодорожной артиллерии, где калибр орудий достигал от 240 до 406 миллиметров.
      Взломать такую оборону могла лишь по-настоящему мощная группировка. И вот такую группировку у нас на плацдарме начали создавать.
      В оставшиеся до 5 ноября дни мы готовились к стрельбам по вражеским батареям, достававшим своим огнем до Ораниенбаума, вели дополнительное изучение целей, пристреливали репера.
      В ночь на пятое мы совершили упреждающий огневой налет по выделенным нам целям. Результат был успешным. Удар оказался неожиданным для противника, и он почти не обстреливал Ораниенбаумский порт. В ту ночь как раз и пришли первые 10 кораблей с бойцами 2-й ударной.
      Сами по себе ночные морские перевозки между Ленинградом и Ораниенбаумом не могли озадачить врага, вызвать у него какие-либо подозрения. Ведь именно таким путем поддерживалась жизнедеятельность нашего плацдарма на протяжении всей навигации. Немцы достаточно привыкли к этому. Именно это и определило намерение нашего командования производить переброску войск малыми группами судов, так, чтобы противник не догадался о происходящей передислокации, не почуял замысла, в соответствии с которым готовилась операция.
      На следующую ночь повторилось то же самое. Стреляла Красная Горка, стреляли и другие батареи Ижорского сектора, в том числе и вновь прибывшие, железнодорожные. И снова в порт прибыла сравнительно небольшая группа судов.
      Наступил день 26-й годовщины Октября. Праздник мы встречали в атмосфере радостной озабоченности. Для нас наконец наступила пора особенно интенсивной работы. Нетерпеливое ожидание грядущего наступления захлестнуло всех. И каждая новость, хотя бы косвенно свидетельствующая о его приближении, распространялась мгновенно. К разряду таких новостей принадлежал приход в Ораниенбаум штаба 2-й ударной армии, который прямо в праздничный день приступил к приему участка обороны у штаба Приморской оперативной группы.
      Сразу после праздников я с несколькими артразведчиками выехал на переднцй край, в район Петергофа. Оттуда удобнее было управлять огнем на подавление батарей, прощавших Ораниенбаумскому порту. К тому же надо было запастись личными наблюдениями об этих целях.
      Едва миновали Большие Ижоры, как навстречу нам стали попадаться колонны солдат. Колонны были немногочисленные; видимо, командование не хотело мозолить глаза неприятельской разведке. Бойцы шли бодро, хорошо держа равнение. Лица все больше мелькали молодые, здоровые. Обмундирование на людях было новенькое, все были хорошо вооружены. А вдоль дороги, в лесках, виднелись тщательно замаскированные танки, орудия и автомашины.
      Невольно мне вспомнился далекий сорок первый год, остров Бьёрке, рассказы бойцов, переправившихся с материка. Тогда им, бредущим напролом через лес, ошеломленным неожиданным отступлением и всем ходом боев, складывавшихся не так, как учили, достаточно было услышать несколько автоматных очередей и крик "Окружили!", чтобы впасть в отчаяние. А сейчас навстречу нам шли солдаты, у которых вдосталь было и автоматов, и самозарядных винтовок, и, главное, светилась твердая уверенность в глазах. Это было совсем иное войско, вкусившее счастье побед, проникшееся ощущением своего боевого превосходства над врагом. Слово "окружение" им тоже было знакомо, но окружали не их, а они.
      Конечно, и такие могли не взять какой-нибудь высоты или отступить под напором превосходящих сил. Но именно отступить, а не побежать. Потому что тот, другой, период войны был пережит, выстрадан, как тяжелая, но преодоленная болезнь. Пусть не ими, их старшими братьями. Но иммунитет перешел и к ним. И снова заболеть они уже не могли. Да, передо мной проходила новая армия, армия конца сорок третьего года, обновленная не только оружием и людьми, но и всем своим духом. Право же, этим нельзя было не гордиться.
      - Товарищ капитан, - прервал мои размышления шофер, краснофлотец Шведов, когда наступленье-то начнется?
      - А вам самому как кажется?
      - Да вроде бы скоро должны. Вон сколько войск, да и техники разной...
      - Вот и я думаю, что скоро. А когда именно - через месяц или через два, мне это известно не больше, чем вам.
      - Скорей бы уж, - вздохнул Шведов. - А то надоело взаперти сидеть...
      Проскочив разбитый, закопченный Ораниенбаум, мы выехали на пустынную грунтовую дорогу. То и дело приходилось петлять, объезжая воронки, оставленные снарядами. Пробуксовывали колеса в раскисшей глине. Мелкая сетка дождя затушевывала стволы высоких акаций, выстроившихся по обеим сторонам дороги. Но и через эту сетку видны были раны, оставленные на их коре стальными осколками. Иные деревья были и вовсе безжалостно расщеплены, другие, срезанные под корень, лежали на коврах из желто-бурой листвы. Сердце щемило от такого пейзажа.
      Дальше - больше. За окном кабины замелькало то, что когда-то составляло улицу дачной деревушки. Деревянные дома были разнесены в щепы, от каменных остались груды мелкого битого кирпича. Видно, снаряды тут по нескольку раз попадали в одно и то же место.
      Машина въехала на горку, знаменитую прежде своим пышным парком. Многие поколения искусных садовников трудились здесь, облагораживая растительный мир на радость глазу российских императоров и их семей. Парка теперь не было вовсе - будто прошелся тут кто-то с разбойным топором. Лишь кое-где среди щепы торчали безжизненные комли.
      А вот какие-то черные руины. Что это? Ах да, здесь же был Екатерининский дворец. Рядом - остатки дачного садика. Помнится, тут на бронзовых пьедесталах гордо стояли мраморные статуи. Вон они, искалеченные, валяются на жухлой траве, среди потускневших осколков зеркального стекла и цветных ваз. Прекрасные дворцы и парки, шедевры зодчества и ваяния, которыми восхищался весь мир, превращены фашистами в груды щебня. И эти варвары мнят себя высшей расой!
      Неожиданно из кустов вышел боец с автоматом и преградил нам дорогу:
      - Дальше на машине нельзя, товарищ капитан. Обстреляют.
      По узкой тропинке мы добрались до переднего края, в район наблюдательных постов. Лестница, привязанная к высокой сосне, привела меня в "воронье гнездо", укрытое среди хвои. С одной окраины Петергофа, разделенного фронтовой линией на две части, я рассматривал в стереотрубу другую половину города, находившуюся в руках врага.
      С этими местами, проплывавшими в окулярах, у балтийцев была связана память о небольшой, но исполненной высокого трагизма странице из истории боев за Ленинград.
      В начале октября сорок первого года, когда линия фронта вокруг города уже стабилизировалась, немцы продолжали атаковать позиции 8-й армии в восточной части ораниенбаумского пятачка, стремясь разделаться с неподатливым плацдармом у себя в тылу. Тогда-то флотское командование и решило высадить в Петергофе тактический десант, который в случае удачи мог бы обеспечить соединение плацдарма с ленинградской группировкой.
      Ночью 5 октября катера со шлюпками на буксире тихо подошли к берегу в районе Нового Петергофа. Они доставили из Кронштадта около 500 моряков. Основу отряда составляли матросы из учебного отряда, с линейных кораблей "Октябрьская революция" и "Марат", курсанты Военно-морского политического училища. В десант взяли только добровольцев, членов партии и комсомола. Командовал отрядом полковник Андрей Трофимович Ворожилов из кронштадтского учебного отряда, комиссаром был назначен опытный политработник полковой комиссар Андрей Федорович Петрухин.
      Бой вспыхнул сразу после того, как на берег высадилась разведка. Основные силы высаживались уже под огнем. Вооруженные винтовками, гранатами, пистолетами и финскими ножами, моряки быстро продвинулись вперед. Бой откатился от берега и заполыхал где-то в глубине немецкой обороны...
      Радиосвязь с десантом установить не удалось. Катера с боеприпасами, отправленные следующей ночью из Кронштадта, не пробились к берегу - их встретил плотный огонь. Не сумели установить связи с десантниками и в последующие сутки. Следы отряда потерялись, судьба его оставалась неизвестной. Не было сомнений лишь в одном: в том, что моряки дрались до последнего.
      Позже, получив данные от разведки флота и от представителей 8-й армии, удалось узнать некоторые подробности. Еще при высадке одна из раций была разбита осколком мины. Остальные вышли из строя, побывав, в воде. Этим и объяснялось отсутствие радиосвязи. При высадке был насмерть сражен пулей полковник Варожилов. Командование отрядом принял полковой комиссар Петрухин. К середине дня 5 октября десантники овладели Нижним парком. Отдельные группы моряков вырвались на улицы Петергофа и завязали там бой. Соединившись с бойцами сильно потрепанной 10-й стрелковой дивизии из состава 8-й армии, балтийцы достигли железной дороги Ленинград - Ораниенбаум.
      Эти успехи были настоящим подвигом, рожденным необыкновенной самоотверженностью, высочайшим боевым порывом и флотской солидарностью советских моряков-патриотов. Однако силы врага были слишком велики. Противник, оправившись от неожиданности, перешел в наступление. 6 октября отряд был отрезан от моря. Не удалось ему прорваться и на пятачок. Вечером 7 октября бой окончился. Говорили, что погибли все моряки до единого. Те, кто не сложили голову на поле боя, были схвачены и замучены фашистами.
      Была ли эта высадка десанта грамотной в военном отношении, действительно необходимой? Имела ли реальные шансы на победный исход? На эти вопросы ни я, ни мои товарищи не искали ответа. Да мы тогда и не смогли бы его найти. Главное, что поражало наше воображение, - это ореол героизма, окружавший подвиг балтийцев. И трагическая безвестность: не уцелел никто, кто бы мог рассказать, как все это было...
      Тогда, в сорок третьем году, я, разумеется, не предполагал, что спустя много лет после войны отыщутся уцелевшие участники десанта, которых судьба провела и через рукопашные схватки у Петергофских фонтанов, и через многие другие бои - до самой Победы...
      На обратном пути из Петергофа я задержался в Ораниенбауме - мне хотелось узнать, как работают наши батарейцы в порту. Старший по выгрузке майор А. Г. Брилль похвально отозвался о береговых артиллеристах.
      Выгрузка боевой техники, и особенно боеприпасов, требовала строгого соблюдения мер безопасности. А ведь дело происходило в кромешной тьме, при полной светомаскировке. От разгрузочной команды требовались и находчивость, и энтузиазм, и мужество. И в примерах того, как проявлялись эти качества, не было недостатка.
      Краснофлотец Тихомиров, идя с тяжелым снарядом на спине по сходне, перекинутой через открытый трюм судна, поскользнулся и сорвался вниз. При падении с такой высоты и ударе о металл снаряд мог взорваться. И Тихомиров, падая, старался удержать его на спине, чтобы смягчить удар. От серьезного увечья или гибели матроса спасла нефть, заполнявшая трюм на глубину человеческого роста. Он отделался крепким ушибом. А на следующий день, несмотря на полученное освобождение от работы, Тихомиров вышел на выгрузку орудий.
      Майор Брилль сказал мне, что команда красногорцев служит примером для всех и что ей всегда поручают самые трудные и ответственные задания.
      Повидавшись с нашими товарищами, мы отправились дальше, к дому.
      ...Холодный ветер гнал над заливом низкие, разбухшие тучи, густо ронявшие мокрый снег. Но непогода не вызывала досады. То, что сообщил нам сейчас полковник Румянцев, вызвало такой прилив радости, что все вокруг виделось в розовом свете.
      Войдя в помещение командного пункта, снова ставшего местом моего жилья, я расстегнул мокрую шинель и повесил ее на вешалку. Ровный электрический свет заливал комнату. Здесь было тепло - на форту теперь не испытывали острого недостатка в топливе.
      Два года назад, почти в эту же самую пору, я пришел с совещания у Румянцева в свою землянку на Бьёрке. Пришел подавленный, опустошенный свалившейся на нас бедой: нам приказали готовиться к эвакуации, оставить острова, которые, как нам казалось, могли держаться и держаться. Это тогда я написал на томике Ленина: "Оставляем остров непобежденным. Мы скоро вернемся..."
      Целых два года прошло с тех пор, два очень длинных и очень тяжелых года. И только теперь час нашего возвращения на оставленные земли стал по-настоящему близким. Расхаживая между пультом управления огнем и вделанным в стену кожаным диваном, я мысленно воспроизводил то, что сказал нам полковник на коротком совещании сегодня, 19 ноября.
      - Переброска войск второй ударной армии к нам на плацдарм продолжается и будет полностью закончена к новому году, - сообщил Владимир Тимофеевич. - Уже существует достаточно подробный план наступательной операции, где ораниенбаумскому плацдарму отводится весьма важная роль. Естественно, что большие задачи ложатся и на части Ижорского укрепленного сектора. Береговая артиллерия скажет свое слово и в боях за полное снятие блокады Ленинграда. Подготовиться к этому мы должны весьма тщательно. Поэтому мне сегодня предложено довести до вас план огневой поддержки в полосе наступления второй ударной армии...
      Наконец-то о наступлении, в скором начале которого мы нисколько не сомневались, было сказано во весь голос. Мало того, мы получили хотя бы приблизительное представление и о его сроках. Теперь надо было браться за дело засучив рукава. Многое нам предстояло сделать, чтобы во время взламывания неприятельской обороны артиллерия работала с точностью хронометра, с сокрушительной снайперской меткостью. Но для такого дела, с таким настроением мы готовы были горы своротить!
      Через неделю нам сообщили более подробные сведения об артиллерийском обеспечении операции. Всего флот выделял для этой цели 290 стволов калибром от 100 до 406 миллиметров. Решением командующего флотом адмирала В. Ф. Трибуца эти силы были разбиты на четыре группы. В первую группу, возглавляемую подполковником Е. А. Проскуриным, включались артиллерия Красной Горки и Серой Лошади, бронепоезда "Балтиец" и "За Родину", железнодорожный дивизион и батарея, недавно прибывшие к нам на пятачок, батареи кронштадтских фортов и корабельные орудия линкора "Марат", эсминцев "Сильный" и "Страшный" и канонерской лодки "Волга". В эту наиболее сильную группу входило около половины выделенных флотом стволов.
      Вторую группу под командованием вице-адмирала Ю. Ф. Ралля составляла артиллерия таких кораблей эскадры, как линкор "Октябрьская революция", крейсера "Таллин", "Киров" и "Максим Горький", лидер "Ленинград" и эсминец "Свирепый". В третью группу, которую возглавил капитан 2 ранга М. Г. Иванов, вошли четыре эскадренных миноносца и три канонерские лодки. Четвертую группу, руководимую инженер-капитаном 1 ранга 2-й ударной армии, утвержденном 26 ноября командующим И. Д. Снитко, представляли орудия морского артиллерийского полигона.
      Кроме того, на красносельском направлении должна была действовать 101-я морская бригада железнодорожной артиллерии полковника С. С. Кобца.
      В плане артиллерийского обеспечения операции 2-й ударной армии, утвержденном 26 ноября командующим флотом, нашей первой группе ставились следующие задачи на первые три дня наступления:
      "1. Подавить 6 артиллерийских батарей владимиро-настоловской группировки противника.
      2. Нейтрализовать наиболее активные батарей, сковать действия неприятельской артиллерии в районе Сашино, Низино и Симоногонт, Кузнецы.
      3. Огневыми ударами по жизненным центрам и путям сообщения нарушить управление противника.
      4. При перемещении вражеских батарей в южном направлении вскрыть их новые позиционные районы и организовать огневое воздействие по ним.
      5. Обеспечить оборону левого крыла 2-й ударной армии восточнее линии Ораниенбаум - Ропша, а также обеспечить устойчивость обороны правого фланга армии на участке 71-й отдельной морской стрелковой бригады".
      Для решения этих задач выделялось 8 тысяч снарядов различных калибров.
      Наша подготовка к операции разворачивалась, приобретая все более углубленный характер.
      А тем временем переброска войск 2-й ударной армии в "Лебяжьенскую республику" шла своим чередом. До начала ледостава в Ораниенбаум было доставлено свыше 600 орудий и минометов, до 1300 вагонов грузов и снаряжения. Когда залив замерз, войска стали переправдять по ледовым трассам в район Малых Ижор.
      Вся передислокация армии была завершена 31 декабря. Командование выражало удовлетворение скрытностью, которую удалось соблюсти в этом нелегком деле. И, как оказалось, для такого удовлетвореция были все основания. Из неприятельских документов стало известно, что гитлеровцы обнаружили наши крупные войсковые перевозки лишь 30 декабря. Причем, проанализировав эти данные, противник пришел к выводу, что войска переводятся... с ораниенбаумского плацдарма в район Ленинграда.
      Подготовка
      Однажды утром во второй половине декабря мне позвонил комендант сектора.
      - Товарищ Мельников, - услышал я в трубке голос Владимира Тимофеевича, приготовьте батарею к учению и осмотру. Сейчас прибудет командующий второй ударной армией.
      Едва мы успели привести в боевую готовность одну башню и командный пункт, как в блоке появился генерал-лейтенант Иван Иванович Федюнинский с группой генералов и офицеров. Сопровождал их Владимир Тимофеевич Румянцев.
      Обход и осмотр батареи начали с низов. В погребе командарм живо интересовался весом и разрывной силой снарядов. Тут же при нем один снаряд подали в перегрузочное отделение. А вся наша группа по трапу поднялась в боевое отделение башни. Командующему показали, как выполняется раздельное и автоматическое заряжание орудий. Чувствовалось, что все это производит на Ивана Ивановича большое впечатление. Он не стеснялся проявлять интерес к окружающему, не изображал из себя этакого всезнающего человека. Подойдя к штурвалу вертикального наведения, генерал попробовал слегка повернуть его. Орудие быстро и плавно пошло на подъем. Командарм не впал и в другую крайность: не предался неумеренным восторгам. Он только покачал головой и произнес:
      - Ничего подобного я еще не видел.
      Из башни мы перешли в боевую рубку. Командующий сел за визир, осмотрел морской сектор и побережье Карельского перешейка.
      - Вот такой бы визир поставить нам на НП в районе переднего края, заметил он.
      На командном пункте, у планшета, генерал подробно расспрашивал меня о возможностях батареи, о дальности ее стрельбы. Он попросил показать ему на карте, до каких пунктов достаем мы своими снарядами, поинтересовался, сколько можем сделать выстрелов в минуту. Потом спросил:
      - А как вы осуществляете корректировку огня на такое расстояние?
      Я доложил ему о системе постов сопряженного наблюдения, об организации стрельбы на сухопутном направлении. Более всего командарма интересовали районы деревень Гостилицы, Дятлицы, Кожерицы и Ропша.
      - Советую вам самому выехать для пристрелки реперов, в направлении Гостилиц, - сказал он на прощание.
      Насколько я понял, генерал Федюнинский. нанес нам свой визит, чтобы лично убедиться в боевых возможностях форта, составить собственное представление, какую помощь от него можно получить при прорыве неприятельской обороны.
      Сразу после встречи Нового года - а встретили мы его довольно буднично, в больших заботах и хлопотах - я выехал в район Гостилиц, на передний край. Даже непродолжительного пребывания на наблюдательном пункте было достаточно, чтобы убедиться: в селе находится сильный опорный пункт. Об этом свидетельствовало и усиленнее движение автомашин к центру, где, по-видимому, располагался немецкий штаб, и неплохо замаскированные оборонительные сооружения на окраинах.
      Теперь было понятно, почему командарм предложил уделить Гостилицам особое внимание: несомненно, этот крепкий орешек лежал в полосе прорыва 2-й ударной.
      Я пристрелял здесь несколько реперов. Пристрелка помогла нам испытать установленную организацию стрельбы, связи, корректировки огня. При этом мы отстреляли подобранную партию зарядов, убедились, как действуют снаряды. Словом, была проведена проверка всей предшествующей подготовки к бою. А подготовка эта была основательной и многогранной.
      Начать с того, что связисты сектора и форта капитан Лещенко, старший лейтенант Юсипов, старшина Пупышев и их подчиненные за короткое время среди лесов и болот развернули 120 километров полевого и проложили 5 километров подземного кабеля. Кроме того, они проверили исправность 200 километров постоянных воздушных линий.
      В районе предстоящих действий 2-й ударной армии было развернуто 26 новых наблюдательных и корректировочных постов. Создали даже подвижной корпост на специальной машине. Ему предписывалось наступать вместе с боевыми порядками частей и оттуда корректировать огонь красногорцев. Во главе поста был поставлен старший лейтенант Юрий Кузнецов с нашей батареи, занимавший у нас должность заместителя командира башни. В оперативное подчинение подполковника Проскурина, командира первой артгруппы, был выделен еще и самолет-корректировщик Ил-2.
      На командном пункте форта развили кипучую деятельность старший лейтенант М. И. Кончаков, собиравший и анализировавший разведданные, и младший сержант В. И. Муравьев. Я посмотрел маленькое чудо искусства, изготовленное руками Муравьева: панораму переднего края обороны противника от деревни Воронино до Петергофа. Впечатление оставалось сильное: ну прямо подлинная местность в миниатюре. Любой мальчишка отдал бы за такое все свои игрушки. Но здесь панорама нужна была, понятно, не для игры - она имела силу точного боевого документа. Для ее составления младшему сержанту пришлось облазить множество деревьев и наблюдательных пунктов.
      Готовились к наступательным боям и сами батареи.
      Частично снялась с места 211-я, которая нередко работала в унисон с нашими двенадцатидюймовыми. Две ее стотридцатки были перебазированы ближе к переднему краю, в район деревни Пеники. Туда же полностью перебралась и 518-я сто двадцатимиллиметровая. Для железнодорожных транспортеров были оборудованы позиции в районе между Малыми Ижорами и Ораниенбаумом, а также неподалеку от села Калище. Бронепоезд "За Редину" перешёл от Красной Горки к платформе Мартышкино, а "Балтиец" оставил поселок Большие Ижоры и занял место на путях у станции Ораниенбаум,
      Вовсю готовились и на нашей флагманской. Под руководством старшин Чуева, Поленова, Тарана комендоры произвели текущий ремонт электромоторов, постов заряжания, поворотных и подъемных механизмов и других узлов артсистем. Работы эти велись поорудийно, так, чтобы три пушки все время оставались в готовности к открытию огня.
      Трехдневному предупредительному ремонту подверглись и приборы управления стрельбой. Трудились артэлектрики самоотверженно. В центральном посту у одной из шестеренок сломалась ось. Старшина Покидалов и младший сержант Божанов, уподобившись ювелирам, за сутки вручную восстановили ее.
      Надо отдать должное инженер-капитану Сирому, капитану Жигало и его подчиненным из артмастерской форта старшине Чернышеву, сержанту Несмачному, краснофлотцам Рожкову и Снеткову. В наших ремонтных работах они принимали самое деятельное участие.
      Артиллеристы с особой тщательностью готовили боеприпасы. Энергетики в который раз проверяли дизель-генераторы и распределительные щиты, заботясь о том, чтобы башни не знали перебоя в электропитании.
      Но подготовка техники, оружия - это была лишь одна сторона дела. Другая, не менее важная сторона заключалась в работе с людьми, в совершенствовании их выучки. Была ли в этом нужда? Ведь все наши боевые коллективы в подавляющем большинстве состояли из испытанных огнем артиллеристов, отточивших свое мастерство во многих стрельбах. Все до единого люто ненавидели врага и мечтали хоть как-то сквитаться с ним, все ждали дня, когда поступит приказ освободить Ленинград от осады.
      И все-таки подготовка людей к операции была необходима, и притом весьма серьезная.