Владимир Мельник
      Михаил Потапович
      В лесу уже таял мокрый снег, пели первые птицы и светило уже весьма теплое весеннее солнце. Михаил Потапович проснулся, зевнул, почесал ухо и, встряхивая лохматой головой, вылез из своей берлоги. Солнце резануло по не до конца продраным глазам ярким светом, словно желая сказать Михаилу Потаповичу, что проснулся он как раз вовремя.
      - Э-эх, етить твою волюшку! - восторжено проревел он, глядя на великолепие весеннего леса, потягиваясь и разминая затекшую за зиму лапу, - До чего ж хорошо-то, а!..
      Как всегда, после спячки, хотелось жрать. Именно не есть, а вот так вот жрать, потому как похудел за эту зиму Михаил Потапович изрядно. Hадо было пойти поискать что-нибудь съестное, однако Михаил Потапович никогда никуда не спешил. Он был нетороплив, силен и, как и подобает всем медведям его, уже довольно зрелого, возраста, немножко ленив. Мало того, он был настящим эстетом. Вы когда-нибудь видели медведя-эстета? Я тоже не видел, но, тем не менее, Михаил Потапович действительно отлчивлся этим качеством от многих своих собратьев: он даже писал стихи и иногда торжественно зачитывал их своим друзьям по вечерам, когда они собирались на берегу озера по субботам почесать языки и поиграть в свои медвежьи игры. Да, Михаил Потапович был настоящим эстетом, а потому, проснувшись, он не поскакал сразу же набивать брюхо, а решил побродить по весеннему лесу, разумно рассудив, что что-нибудь такое, что можно было бы съесть, попадется ему на пути само. Михаил Потапович был оптимистом...
      Пошатываясь, он побрел через березовую рощицу, натыкаясь могучими плечами на тонкие березки, дошел до ручья и жадно припал к воде. Hапившись, он стал умываться, фыркая и чихая, как будто огромная мохнатая собака. Тут-то он и почувствовал, что кто-то сзади хлопает его по плечу, а обернувшись, увидел перед собой своего старого друга Егора Семеновича.
      - О, кого я вижу! Здравствуй, Егорушка, здравствуй, сосед! - обрадовался Михаил Потапович, вскакивая на задние лапы, - Как твои дела-то, а? Проснулся-то уже давно, небось, как я по тебе вижу!..
      - И тебе привет, Миша, - сказал Егор, пожимая Михаилу Потаповичу мокрую лапу, - У меня-то все в порядке, как обычно. Проснулся я уже с неделю-то, вот и хожу, гуляю... А у тебя-то как? Как перезимовал?
      - Э-э... У меня-то тоже все в полном, так сказать, порядке будет. Вот, вылез я, понимаешь, из берлоги из этой, а тут прям такое вот весеннее, опять же, такое все... Гм.
      - А, Миша, это да. Это есть такая буква, как говорится.
      - Слушай, а ты вот уже неделю гуляешь... Какие новости в лесу? Чего за зиму случилось-то? - спросил Михаил Потапович, садясь на кочку.
      - Да, новостей-то и никаких... Вот, правда, Степан Трофимыч-то... Гм. Hе перезимовал, понимаешь... Умер он.
      Михаил Потапович открыл пасть и уставился на Егора Семеновича в полном недоумении. Тем временем, Егор Семеныч продолжал, задумчиво ковыряя когтем кору на каком-то дереве:
      - Да, стар он уже был. Да и один совсем. Кабы не...
      Егор Семенович сокрушенно всплеснул лапой, как бы отмахиваясь от Михаила Потаповича:
      - Та, чего я тебе буду говорить? Сам понимаешь, как оно бывает-то...
      Помолчали, глядя в землю. Егор Семенович первый прервал паузу, показывая на небо:
      - Смотри-ка ты, Миша, солнце-то уже высоко. Полдень, небось... Пойду я, наверное, дальше. Ты уж заходи, если чего, потому как, сам понимаешь... Бывай.
      Егор Семенович переступил через ручей и поломился сквозь кусты в направлении своей берлоги, оставив омраченного Михаила Потаповича сидеть у воды и рассматривать тающий снег на земле.
      * * *
      Весеннее солнце поливало ярким светом утренний город. Звонок будильника, разбудивший Михаила Потаповича, смешался со звоном трамваев на улице, шуршанием автопокрышек по мокрому асфальту и прочим уличным гамом, доносящимся через открытое окно. Михаил Потапович проснулся в бодром расположении духа: весна - есть весна. Странный сон про медведей совсем вылетел из памяти, когда Михаил Потапович вышел на балкон с сигаретой и чашкой утреннего кофе и залюбовавшись тем самым весенним великолепием, которое ему снилось. Допив кофе и скоренько одевшись, он вышел из квартиры.
      - Hа работу, на работу, трам-там-там! - напевал Михаил Потапович, спускаясь по ступенькам вниз.
      Hа лестничной клетке он встретил соседа Егора Семеновича, выносившего мусор и ругающегося на "этих чертовых разгильдяев, снова набросавших на лестнице шелуху от семечек".
      - Доброе утро, Егор Семеныч! Как твое ничего?.. - поинтересовался Михаил Потапович. - Почему такой мрачный с утра? С женой, что-ль, поссорился?
      - Да, в порядке, в порядке... Мне-то что? Ты, это... Про Степана Трофимыча слыхал? - спросил Егор Семенович и, не дожидаясь ответа, продолжил, - Hе проснулся он сегодня, понимаешь. Так-то. Вот оно как бывает, на самом деле...
      Михаил Потапович совершенно ошарашеный, как-то сразу вспомнил о медвежьем сне. Он хотел что-то сказать Егору Семеновичу, но слова каким-то образом перепутались в его голове и он только открыл рот, не находя, что ответить.
      - Да, Миша. Так-то оно бывает, на самом-то деле. - повторил Егор Семенович и, совсем по-медвежьи, махнул своей огромной ручищей, - Все мы когда-нибудь... Э-эх!.. Пойду я, пожалуй, Миша. Да и ты смотри, на работу не опоздай: тебе-то до пенсии еще поработать-то осталось... Заходи, если чего.
      Егор Семенович, шаркая тапочками, пошел вверх по ступенькам. Через несколько шагов он обернулся и добавил:
      - Да, заходи, если чего!..
      * * *
      А через пару лет приснилось Михаилу Потаповичу, что медведь по имени Егор Семенович попал в руки охотников. Проснувшись, Михаил Потапович долго сидел, разглядывая обои на стене и молчал. Через некоторое время он все-таки поднялся и пошел умываться. Через пол-часа Михаил Потапович вышел из своего дома на улице Медвежьей и, как обычно, пошел на работу.