- Поздравляю, - пробормотала Меда.
      - Спасибо.
      Доктор Томасин отвернулся и принялся обсуждать с матушкой Редд какие-то проблемы наностыковки, так что мы незаметно сбежали из комнаты, преследуемые по пятам неуемной Кэндес.
      - Правда, он классный? - с восторгом выдохнула она.
      - У тебя очень симпатичный отец, - сказала Меда, раньше чем я успела остановить ее.
      - Он мне не отец! Он мой доктор.
      - Но вы с ним… Меда!
      - Как поживают твои утки? - спросила я.
      - По-моему, они скоро проклюнутся, - сообщила Кэндес. Бола отметил, что на этот раз заговорило другое звено. Она меняла интерфейсы, когда менялась тема разговора, в то время как нашим интерфейсом всегда оставалась Меда, и общение с другими цепочками всегда шло через нее. - Я регулировала освещение и подогрев, чтобы было похоже на настоящую утку, сидящую на яйцах.
      - Молодец, - неискренне похвалила Меда.
      И снова в разговор вступила новая Кэндес. Сколько же у нее интерфейсов?
      - У нас ведь первые месячные! Поэтому доктор Томасин и приехал.
      Настала наша очередь краснеть. Я ощутила потрясение Строма: он поспешно отвел взгляд и уставился куда-то в пространство. Меда, Кванта и я - со всеми нами это когда-то случилось впервые. Это было неизбежно, точно так же, как ночные поллюции у мальчишек и прочие прелести пубертатного периода. Однако некоторые вещи не принято выносить за пределы цепочки.
      - Ты ведь понимаешь, что это означает?
      - Думаю, да, - смутилась Меда. - Мы ведь наполовину женская цепочка.
      - Да нет! Я не об этом. Доктор Томасин создал меня так, что я могу размножаться по-настоящему.
      - Это как?
      - Тебе ведь известно, почему все цепочки создаются генными инженерами?
      - Конечно.
      - Так вот, если я совокуплюсь с цепочкой моего типа, я смогу родить шесть полноценных звеньев септета, а он, - кивнула она на белобрысого мальчика, - зачать седьмую!
      - То есть если ты встретишь цепочку из шести мужских звеньев и одного женского?
      - Ну да!
      - Но зачем тебе нужен целый септет? Чтобы оплодотворить вас всех, нужен лишь один мужчина и одна женщина - для вашего седьмого.
       У них уже есть один мужчина,- пошутил Мануэль. Фи, как грубо…
      - Как зачем? Ради биологического разнообразия, разумеется!
      Мы все были немного сбиты с толку, в воздухе витал запах смущения.
      - Но…
      - Если ты забеременеешь, - продолжала Кэндес, - то родишь обычных одиночек, которых затем придется объединять в цепочку. Это не произойдет само собой. А мои дети сразу родятся цепочкой!
      - Но ведь…
      - Как ты не понимаешь! Это ведь намного более стабильно с точки зрения биологии!
      - Да, но…
      - Пока цепочки не смогут производить на свет цепочки, мы - всего лишь тупиковая ветвь. Доктор Томасин как раз этой проблемой и занимается.
      - Но…
      - Что «но»?
      - Ты всего лишь новое поколение. Ты все равно человек. Четырнадцать зеленых глаз в упор уставились на нас.
      - Я больше чем человек, Аполло.
      - Значит, тебе придется заводить детей только от такой же цепочки, а не от того, кого полюбишь.
      - О, я поняла, к чему ты клонишь. - Кэндес снисходительно улыбнулась. - Какая наивность! Не надо путать любовь с размножением. Я буду рожать детей ради сохранения вида, вне зависимости от своих привязанностей.
      - Ну и как, доктор Томасин уже подобрал тебе партнера?
      - Кажется, нет.
      Она задумалась на минуту. Звенья ее цепочки перегруппировались, и место интерфейса заняла другая девочка, как две капли воды похожая на остальных.
       Зачем она это делает?- спросил Мануэль.
       Подростковый кризис,- ответил Бола.
      - А если уже подобрал, - сказала новая Кэндес, - то это даже к лучшему. И кстати, любой мой партнер будет его произведением. Потому что еще никто, кроме него, не умеет делать цепочки из семи звеньев!
      - Значит, с другими септетами ты не знакома? - уточнили мы.
      - Нет. Вообще-то, нет. Но, думаю, есть и другие. И я совокуплюсь с кем скажут, лишь бы продолжить свой вид.
      - Но цепочки - это не отдельный вид, - возразили мы. - Мы все равно люди.
      - Разумеется, мы совершенно новый вид, - отрезала она. - Цепочки намного лучше одиночек. Это же очевидно! А я намного лучше, чем секстет, или квинтет, или квадрат.
      - Мы люди! - настаивали мы.
      - Может, вы и люди, а я - новый вид, - гордо заявила она, удаляясь.
      Вот и поговорили.
      Каждый день мы переворачивали яйца. Мы тщательно измеряли влажность. Мы определяли температуру с помощью подсоединенных к компьютеру датчиков. Эти проклятые датчики все время врали и будили нас посреди ночи, но просто перевернуться на другой бок и уснуть было нельзя: кто знает, может, утята и правда замерзают? Через пятнадцать дней мы открыли клапаны инкубаторов и понизили температуру на полградуса.
      Критика матушки Редд задела нас за живое, и мы стали аккуратнее вести записи. Яйца пометили ярлычками с геномами - во всяком случае, те, которые смогли вспомнить. Каждый час замеряли температуру и влажность и составляли диаграммы.
      Мы внимательно следили за утиным выводком на пруду, хотя сенсоры феромонов так и не уловили отзвука химиомыслей, а наш лабораторный журнал день за днем заполнялся одинаковыми строчками: «Признаков согласия не обнаружено».
      С Кэндес мы старались встречаться как можно реже. Но хотя кому-то может показаться, что на площади в сто гектаров это не проблема, все было не так. Выполняя поручения матушки Редд, она всегда оказывалась у нас на пути.
      Однако не думать над ее словами было еще труднее. Я все время ловила себя на том, что мысленно спорю с ней. Конечно, во многом Кэндес ошибалась, но кое в чем она была права.
      Согласно классическому определению вида, цепочки все еще оставались людьми. Если бы Меда, Кванта или я родили ребенка от не-модифицированного человека, этот ребенок был бы самым обычным. Мы не были новым видом. Однако и под человеческие стандарты мы не подходили. Стараниями предшественников нас снабдили сенсорными подушечками, способными передавать химиомысли. У нас имелись шейные железы для выделения феромонов эмоций и простейших мыслей. Мы обладали более совершенным обонянием, чтобы различать тончайшие запахи.
      С виду мы ничем не отличались от людей прошлого столетия. Но тот факт, что мы были цепочкой, действующей в структуре общества как единое целое, говорил о многом. Мы являли собой совершенно новый тип социальной организации, созданный благодаря биотехнологиям и поддерживаемый искусственно. Если бы не система яслей и генетическая модификация эмбрионов, через несколько поколений наше общество просто исчезло бы, сменившись обществом обычных людей. Кэндес была права: если Верховное правительство лишится власти и существующая система рухнет, цепочки распадутся. Без постоянной поддержки социума нам не выстоять. Да, мы были самыми совершенными животными на планете, а на деле - марионетки на ниточках.
      В мире насчитывалось три миллиона цепочек, то есть чуть больше десяти миллионов человек. Три десятилетия назад население планеты равнялось десяти миллиардам. А катаклизм еще не был остановлен. Мы, цепочки, унаследовали Землю, но вовсе не благодаря своему превосходству, а лишь потому, что не смогли покинуть ее вместе с Сообществом. В наследство нам досталась весьма хрупкая экосистема. Да и наша собственная биология была неустойчива и, быть может, куда менее перспективна, чем нам представлялось…
      Мы решили обратиться к матушке Редд.
      - Насколько стабильно наше общество? - спросила Меда однажды вечером, когда мы убирали со стола после ужина. Кэндес в комнате не было - она возилась со своими утиными яйцами.
      - Представительная демократия с законодательством, основанным на принципах согласия, - ответила та, - куда стабильнее многих других.
      - Нет, я имею в виду в биологическом и социальном смысле. Что будет, например, если мы утратим свои научные познания?
      Одна из матушек Редд перестала вытирать тарелки и внимательно на нас посмотрела. Две другие продолжали драить кастрюли как ни в чем не бывало.
      - Хороший вопрос. Честно говоря, не знаю. Но, полагаю, следующее поколение людей будет совершенно нормальным. Хотя, возможно, удастся сформировать цепочки, в которых генетические изменения будут наследственными.
      - Будут ли? Она улыбнулась:
      - Может, стоит поискать информацию в Сети?
      - Уже искали, бесполезно. Все равно ничего не понятно. Честно говоря, мы никогда не были сильны в биологии. Вот физика или математика - другое дело.
      - Наша индивидуальность основана на технологиях. В этом вся проблема. И поскольку мы не желаем добровольно расставаться со своей индивидуальностью, обратного пути нет, - сказала матушка Редд. - Мы переросли свое прошлое, точно так же, как переросло его Сообщество. И вопрос, который ты задаешь, - самая главная проблема нашего мира: как мы будем размножаться?
      Были такие, кто говорил, что Исход - то есть практически мгновенное исчезновение миллиардов членов Сообщества - и был той самой новой ступенью развития, превращением обычного человека в сверхчеловека. По словам матушки Редд выходило, что наше общество создало собственную, параллельную ступень эволюции, которую нельзя было повернуть вспять, не лишившись индивидуальности.
      - Значит, будущее за такими, как Кэндес?
      - Может быть. Впрочем, идеи доктора Томасина, возможно, излишне радикальны. Да, воспроизводство септетов может стать решением проблемы. Но этими вопросами занимаются и другие ученые, в том числе специалисты по этике.
      - Почему?
      - Если наше общество и наша биология нездоровы, мы не можем позволить им развиваться.
      - Но…
      Кэндес ворвалась в комнату с воплем:
      - У меня утенок проклюнулся!
      И мы отправились смотреть на то, как склизкий, похожий на ящерицу птенчик клювом пробивает скорлупку. Но из головы никак не шли слова матушки Редд, и, размышляя о них, мы то и дело касались друг друга ладонями. Именно тогда, пока мы любовались новорожденным утенком, я впервые осознала вдруг, что есть те, кто считает наиболее перспективным путем развития уничтожение общества цепочек.
      На следующий день доктор Томасин приехал снова. Теперь он появлялся на ферме каждую неделю и часами осматривал свою подопечную в ее комнате. В тот вечер после его отъезда Кэндес не вышла к ужину, и матушка Редд велела нам сходить за ней.
      - Кэндес! - окликнула Меда, постучав в дверь.
      - Напомни, что ей надо проверить температуру в инкубаторах, - сказал Бола. Мы, конечно, делали вид, что совершенно не интересуемся ее проектом, однако это было не так. И потом, не могли же мы позволить утятам погибнуть!
      - Да! - негромко отозвался мальчишеский голос. Ого! Значит, ее мужское звено умеет не только скромно стоять в сторонке?
      Меда толкнула дверь и вошла. Все шесть девочек-Кэндес лежали на кроватях с раскрасневшимися лицами, покрытыми испариной. В комнате стоял тяжелый запах напряженных мыслей.
      - Что с тобой?
      - Все в порядке, - ответил мальчик. Он единственный сидел на постели, а не лежал.
      - Ужинать будешь?
      - Что-то нет аппетита. Мы не очень хорошо себя чувствуем. Одна из девочек открыла глаза.
       Кажется, раньше глаза у нее были зеленые? Да.
      - Если хочешь, мы сами присмотрим за твоими утятами.
      - Какими еще утятами? - удивилась она.
      - Ну как же! Твой проект для Научной ярмарки! Они схватились за руки для согласия.
      - А-а… Хорошо. Спасибо.
      - Ты правда в порядке?
      - Все прекрасно. Правда.
       Может, доктор Томасин сделал ей прививку?
       Она достаточно взрослая, чтобы самой делать себе прививки.
      Мы торопливо поужинали, после чего отправились в лабораторию, чтобы покормить утят Кэндес. Нашим до вылупления оставалось еще несколько дней.
      С подстилкой все было в порядке, а сами птенцы оказались и не слишком активны, и не чересчур шумны - значит, температура стояла оптимальная. Мы накрошили в воду немного хлеба и оставили корм в клетках.
       Только бы у птенцов на нас не случился импринтинг.
       А почему бы и нет? Было бы забавно.
       Потому что тогда они не смогут выжить в дикой среде. Они должны привязаться друг к другу. Как мы.
      Мы переглянулись. Да, нас правда привязывает друг к другу что-то вроде импринтинга.
      Два дня спустя начали вылупляться и наши утята. В первый день проклюнулись двенадцать птенцов, что было очень неплохо. Двадцать пять вылупились на день позже. Затем еще пятьдесят. Потом нам было уже некогда замечать, когда появлялись на свет остальные.
      Сарай внезапно превратился в утиный роддом с конвейерами для размоченной кукурузы, фабрикой по производству подстилки и бесконечными измерениями температуры и влажности.
      Вскоре обнаружилось, что ящики для кур, в которых мы собирались держать утят, слишком малы, так что пришлось в срочном порядке сооружать новые - из фанеры и проволочной сетки. Одну клетку приходилось держать про запас, чтобы было куда пересадить выводок на время уборки.
      - М-да, надо было поаккуратнее нам с экспериментом… - проворчал Стром, который был занят тем, что вытаскивал утят из одной клетки и пересаживал в другую. Он указал на птенчика с торчащим из нежного пуха крокодильим хвостом.
      Бола заглянул в освободившуюся клетку и зажал нос. Запаха мы не почувствовали, но нас тоже накрыло волной брезгливого отвращения.
      - Когда, наконец, они станут самостоятельными! Недель через шесть.
       О-о… Не скоро…
      Утят было так много и с ними было столько хлопот, что нам просто не хватало времени, чтобы как следует понаблюдать за их поведением. Зато Кэндес обожала, встав возле сарая, хвастаться своими последними успехами.
      - Я отделила одного птенчика, - рассказывала она, - и дала ему немного корма. Представляете, остальные тут же начали пищать!
      - Они просто почуяли еду, - мстительно сказали мы.
      - Возможно. Но это сработало и с болевым стимулом.
      - Болевым стимулом?!
      - Ну да. Когда я ущипнула одного утенка, остальные сразу подняли шум.
      - Ты что, щиплешь своих утят?
      - Совсем чуть-чуть. И потом, это ведь ради науки!
      - Ну да…
      - Я записала все на видео, - продолжала она. - Выглядит весьма убедительно.
      - Значит, у тебя получится отличный доклад на Научной ярмарке, - вздохнули мы.
      Кэндес помолчала, а затем изрекла:
      - У вас ужасно много уток.
      Мы обернулись и все шестеро раздраженно уставились на нее.
      - Мы в курсе.
      - Ой! А у этой пятнышки, как у далматинца!
      - Мы в курсе!
       У нее снова зеленые глаза. И какая-то она бледная.
      - Ты опять нездорова?
      Кэндес снова поменяла интерфейс (теперь это происходило с ней постоянно).
      - Немного. Наверное, аллергия.
      - Что такое аллергия?
      - Реакция на частицы пыли и пыльцу растений. Раньше это было очень распространено. Доктор Томасин говорит, она всегда у меня присутствовала, но проявилась только здесь, на ферме.
      - Будем надеяться, в следующей партии септетов он исправит эту оплошность, - язвительно заметила Меда.
      - Думаю, да.
      Когда она ушла, Кванта продемонстрировала нам воспоминание о Кэндес сразу после ее приезда. За месяц она выросла на пятнадцать сантиметров!
       Скачок роста.
       И сиськи выросли,- хихикнул Мануэль.
      - Перестань.
       Что-то не то с ней творится. Эта постоянная смена интерфейсов, аллергия, забывчивость…
      Все остальные лишь пожали плечами. Мы-то что можем сделать? Сказать матушке Редд.
      Однако нам просто некогда было всерьез задумываться о странностях Кэндес, и мы так и не собрались поговорить с матушкой Редд. Надо было кормить утят.
      Через две недели мы начали выпускать птенцов во двор. Смотрите! Если их разделить, они снова собираются в отдельные группы!
      Я не понимала, в чем дело, пока Бола не поделился с нами тем, что видел. У него была пространственная специализация, и через секунду я увидела, как почти неотличимые друг от друга утята сбиваются в кучки, когда мы достаем их из клеток.
       Может, все дело в импринтинге?
       А кто знает, может, импринтинг и есть простейший способ построения цепочки?
      Стром снова растащил утят по всему двору, а мы зачарованно глядели, как они упрямо собираются в группы. Затем мы пометили нескольких птенчиков краской и повторяли эксперимент снова и снова, наблюдая, как выводок из шести утят каждый раз собирается вместе.
       Похоже, мы наконец напали на что-то стоящее!
      Как оказалось, не только мы. Шестеро птенцов с пятнышками краски на спинках теперь ни на шаг не отходили от Строма. Стоило ему растащить их в разные стороны, как они тут же сбивались в кучу у его ног.
       Кажется, они к тебе привязались.
      - А разве они еще не успели привязаться друг к другу? - растерянно спросил Стром, окруженный утиным выводком. Видимо, нет. Папочка.
      Стром в ответ лишь беспомощно улыбнулся.
      Когда утята переселились на озеро, у нас наконец появилось время для учебы и прочих дел. Правда, от ста пятидесяти уток (не считая тех, что ни в какую не желали отходить от Строма) на озере стало шумно и тесно, а нам все равно приходилось таскать к берегу пакеты с хлебом, чтобы вся эта прожорливая стая не умерла с голоду.
      Удача по-прежнему была на стороне Кэндес и ее единственного выводка, в то время как наши результаты казались весьма сомнительными.
      - Ох, опозоримся мы на ярмарке, - ворчала Кванта. - У нас же совсем ничего нет!
       Отрицательный результат - это тоже результат.
      - Вот только за такие результаты не дают голубых ленточек.
      Мы и оглянуться не успели, как наступил день ярмарки, и вот мы уже едем в столицу округа. Трясемся в старом автобусе, вместе с матушкой Редд и, конечно же, Кэндес. Уток пришлось оставить дома, хотя ручной выводок Строма крякал ужасно жалобно.
      - Ну почему нам нельзя было лететь на флаере? - обиженно спросила Меда. - Или хотя бы сесть за руль?
      - Потому что, - отрезала матушка Редд.
      До города - добрых сто километров. На флаере - всего ничего, а на этом древнем драндулете - два часа езды. Внутри тесновато для нас троих. Мы открываем окно, и становится немного легче.
      Теперь, через три десятилетия после Исхода, необходимость в дорогах практически отпала. Удаленные фермы мало-помалу пришли в запустение. Мы проезжаем мимо заброшенных садов, где некогда четкие ряды деревьев скрылись в беспорядочных зарослях, а заботливо взращенные гибриды совсем одичали. Даже дорога - и та пришла в упадок и покрылась трупными пятнами рытвин.
      - Трудно даже представить, что было здесь лет двадцать назад… Кэндес смотрит на нас невидящим взглядом.
      - Да… - рассеянно отзывается она. Кажется, она вообще не слышала наших слов.
      - Волнуешься?
      Она пожимает плечами. Она очень бледна, светлые волосы растрепались.
      - Дать тебе расческу?
      - Со мной все в порядке! - вдруг срывается она на крик. - Оставь меня в покое!
      Наверное, это просто волнение. Сказать по правде, у нас у самих поджилки трясутся.
      - Прости.
      Одна из матушек Редд за рулем, две другие оборачиваются к нам. В ответ на неадекватную реакцию Кэндес Мануэль недоуменно пожимает плечами, и матушка Редд снова переключает внимание на дорогу.
      Пока мы глазеем по сторонам, Бола изучает программу ярмарки.
      В секции юниоров заявлено сто презентаций! Это немало: по одной на каждую ученическую цепочку в округе. Бола зачитывает вслух темы докладов.
      - «Сверхэффективный водородный двигатель с платиновым катализатором».
       Мы это делали в третьем классе.
      - «Исследование вакцины для риновируса AS234». Лекарство от редчайшей простуды,- ехидно комментирует Стром.
      - «Производительность холодных сплавов в сверхпроводящих амальгамах».
       Это никогда не будет работать.
      И ничего о генетике птиц - кроме нашего проекта и работы Кэн-дес.
      Вдоль дороги тянется ряд опустевших зданий - маленькие трехэтажные домики, почти вплотную прилепившиеся друг к другу.
      - Только посмотрите! И как это люди помещались раньше в такой тесноте?
      Должно быть, почуяв наше удивление, матушка Редд замечает:
      - В каждом таком доме жила одна семья - всего четыре или пять человек. Вам трудно в это поверить, но население Земли уменьшилось на три порядка в течение какой-то пары лет. До Исхода цепочки составляли меньше одной десятой процента от всего человечества. А теперь мы управляем всем миром. И это огромная ответственность.
      Кванта перегибается через проход, чтобы взглянуть на Кольцо. Кэндес отодвигается, когда Кванта оказывается рядом, и свирепо зыркает на нас.
      На бледном, будто выцветшем небе ни облачка, и в вышине, изгибаясь поперек небосвода, виднеется Кольцо - символ Сообщества, безжизненное напоминание о его величии.
      - Они неудачники, - говорит Кэндес (на этот раз не интерфейс, а мужское звено). - Тупиковая ветвь.
      - Точно так же, как и мы. Согласно твоим собственным теориям, - парирует Меда. - Мы ведь не можем размножаться напрямую.
       Не дразни ее,- посылаю я. - Она и так еле живая.Меда бросает на меня смущенный взгляд.
      - Извини, Кэндес, - говорит она. - Хочешь - поболтаем… или еще что-нибудь?
      Та даже не оборачивается. Взгляд ее прикован к Кольцу. Зря стараемся,- раздраженно посылает Мануэль. Возразить на это мне нечего, и мы снова отворачиваемся к окну, за которым проплывает пустынный пейзаж.
      Научная ярмарка проходила в громадном здании постройки прошлого века. В него набились толпы людей, почти как в школе, цепочка на цепочке. В воздухе - такая концентрация феромонов и химиомыслей, что думать практически невозможно. После летнего уединения на ферме находиться в такой толчее непривычно. А через несколько недель - снова в школу…
      Мы нашли свой павильон, зарегистрировались, а потом отправились бродить по ярмарке. Наша очередь подходила еще нескоро - во второй половине дня, сразу за презентацией Кэндес.
      И снова она нас опередила!
      К трем часам пополудни в павильоне для юниоров яблоку негде было упасть, и не только из-за числа участников. Здесь присутствовали и матушка Редд, и доктор Томасин, заметили мы и нескольких преподавателей из Института, в том числе доктора Теккерея и Ха-рона.
      Мы выступали в биологической секции, так что у нас уже в глазах рябило от белых мышей и хлорофилла, когда наконец очередь дошла до Кэндес.
      Она поднялась по ступенькам на трибуну, бледная и сгорбленная.
       Все еще болеет,- подумали мы, касаясь друг друга ладонями, чтобы не мешать окружающим.
      Кэндес тем временем вставила в прорезь свой кубик, и позади нее на экране возникло название проекта.
       У нее ошибка в слове «генетический»!
      - Тише!
      - Простите.
      - Я… - начала Кэндес. - Я… я Кэндес Тергуд.
      Затем на глазах у всех она поменяла интерфейс и начала заново.
      - Я Кэндес Тергуд, и мой проект… - Она оглянулась на экран и замолчала. Затем снова сменила лица. По залу поползло недоумение. - Я Кэндес Тергуд, и вот тема моего д-доклада.
      Ее всю трясло, бескровное лицо блестело от пота. Она нажала на кубик, и на экране побежали кадры видеофильма. Возможно, она и собиралась как-то комментировать происходящее на экране, однако это оказалось выше ее сил. Кэндес просто стояла, и все.
       О, нет… Ну что же она застыла!
      Прошло шестьдесят секунд, прежде чем доктор Томасин поднялся со своего места. Кэндес смотрела не отрываясь, как он поднимается по ступеням. Я со своего места чувствовала феромоны уверенности, которыми он пытался ее успокоить. Однако страх Кэндес оказался сильнее. Прежде чем доктор успел до нее добраться, она сбежала вниз по лесенке и бросилась к двери.
       Скорее!- послала я. - Мы должны ей помочь.
      - Следующий докладчик - Аполлон Пападопулос. Наша очередь!
       Но ей нужно…
      Мгновенное согласие - и мы взошли на помост.
      Вечером на ферму возвращались только мы шестеро и матушка Редд.
      - Я лишь хотела помочь, - сказала Меда, когда мы расселись по местам.
      - Доктор Томасин и без вас сделает все, что нужно.
      - Понятно.
      Я была уверена, что матушка Редд почувствовала наши угрызения совести. То, что мы не бросились вслед Кэндес, лежало на душе тяжким грузом. Она попала в беду, и, несмотря на все ее занудство, никакая голубая ленточка не стоила слез друга.
       Она нам не друг.
      Я обернулась к Мануэлю, дав волю своей злости. Он шарахнулся в сторону, но тут же призвал цепочку к согласию.
       Ну и что! Все равно ей нужна наша помощь!- гневно заявила я и запустила в него своей ленточкой. Снаряд не попал в цель, плавно спланировав на переднее сиденье. Матушка Редд строго посмотрела на ленту, а потом на нас. Но мне было наплевать, даже когда воздух наполнился сконфуженными феромонами Строма.
       Никто во всем зале не пришел ей на помощь. Никто! А ведь мы должны были.
      Новая волна смущения - от Мануэля и остальных.
       Она переволновалась и убежала, потому что помочь ей было некому. А теперь она вообще пропала!
      В конце концов они со мной согласились. Оставшуюся дорогу до фермы мы просидели в молчании.
      А дома в электронном почтовом ящике обнаружили счет за такси.
      - Она здесь! Добралась на такси!
      Мы заглянули в ее комнату, потом обшарили весь дом… Никого. Тогда мы проверили сарай и лаборатории. Матушка Редд стала звонить доктору Томасину, а мы побежали к озеру, но остановились, когда выводок Строма громким кряканьем возвестил о своем желании присоединиться к нам. Пришлось выпустить уток из вольера. Птицы тут же заковыляли к озеру.
      - Куда это они?
      - Похоже, папочка им больше не нужен.
      На озере Кэндес тоже не оказалось. Мы остановились, оглядываясь в шести направлениях и пытаясь уловить хоть какой-нибудь знак, хоть намек на то, где она прячется.
       Надеюсь, с ней ничего не случилось.
      - Смотрите!
      Из леса показалась целая утиная стая - это были наши утки, все до одной.
      - Что это с ними?
      Доковыляв до нас, птицы с громким кряканьем столпились вокруг наших ног.
      - Час от часу не легче! Теперь у нас целое стадо привязавшихся уток!
      Птицы оглушительно галдели, однако издавали не обычные нестройные звуки, а крякали дружно, в унисон, с равными промежутками и во все нарастающем темпе. Потом они вдруг развернулись и толпой направились к лесу. Мы двинулись следом.
       Стадная цепочка?!
      Вслед за утками мы пробирались сквозь ветки кустарника, стараясь не отставать от их неуклюжего строя. Впрочем, птицы ковыляли под кустами куда проворнее, чем мы продирались сквозь заросли. Довольно скоро мы вышли к поляне, где прямо на земле лежала Кэндес.
      - О, нет!
      Она была белая как мел и липкая от пота. Пульс едва прощупывался.
       Смотрите, как запали щеки… И кожа словно бумага.
      На висках Кэндес просвечивали синие жилки вен.
      Пока мы осматривали ее, утки продолжали толпиться вокруг.
       Нужно отнести ее в дом.
      Мы отыскали дорогу попроще и перенесли всю цепочку на ферму, по три звена за раз и мальчика последним. Нам ужасно не хотелось разлучать их, но они лежали без сознания и другого выхода не было.
      - Батюшки! - всплеснула руками матушка Редд и тут же велела нам отнести Кэндес в лабораторию. Было так странно видеть ее в роли медика… Раньше матушка Редд лечила людей, хотя теперь ее специальностью была экология. Думаю, она и по сей день в душе оставалась врачом, даже несмотря на потерю звена. Но сколько необходимых навыков она потеряла вместе с этой частью?
      - Кладите ее на стол. И скорее несите остальных.
      Когда мы вернулись со следующей тройкой, матушка Редд уже проводила анализы: измерение уровня гормонов, анализы крови, генная карта… Когда мы втащили в лабораторию последнего из цепочки Кэндес, матушка Редд как раз говорила по видеофону с доктором Томасином.
      - В генной карте серьезные отклонения от нормы. Похоже, Кэндес вводила себе какие-то метаморфанты, причем не далее как неделю назад. В результате - шок, почечная недостаточность, обмороки… Возможно, частичная амнезия. Я уже вызвала неотложку.
      Доктор Томасин казался совершенно ошарашенным.
      - Но зачем она это сделала?! Он морочит нам голову.
      Не знаю, откуда взялась эта мысль, но как только она прозвучала в моей голове, цепочка тут же со мной согласилась. Мы доверяли своей интуиции. Ни один из нас до этого и не думал в чем-то подозревать доктора Томасина, но то, что сейчас он неискренен, было ясно как день.
      - Я подъеду в течение получаса. Тут в разговор вмешалась Меда:
      - Как могло случиться, чтобы личный доктор Кэндес не знал, что она балуется со своим геномом? Она ведь все лето была не в себе.
      Сказано это было негромко, но достаточно отчетливо, чтобы услышала матушка Редд. Одна из них обернулась и пристально на нас посмотрела. Мы твердо встретили этот взгляд. Она чуть заметно кивнула.
      - «Скорая» уже здесь, - сказала она доктору Томасину. - Мы едем в окружную больницу.
      - Встретимся там, - кивнул он и отключился. Матушка Редд обернулась к нам:
      - Ждите меня здесь.
      - Но…
      - Я сказала, ждите.
      Мы повиновались, а чтобы скоротать время, занялись поиском юридической и медицинской информации о послеродовом генетическом манипулировании. Да, дети в нашем обществе создаются искусственно - это факт. Но индивидуум (а точнее цепочка) - понятие священное и неприкосновенное. Однако доктор Томасин, создавший Кэндес, решил изменить ее, модифицировать свое творение.
       Он не имел права.
      В этом мы не сомневались.
      Когда прибыл флаер «скорой помощи», матушка Редд отправилась не в окружную больницу, а в клинику Института.