Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мартовскіе дни 1917 года

ModernLib.Net / История / Мельгунов Сергей Петрович / Мартовскіе дни 1917 года - Чтение (стр. 25)
Автор: Мельгунов Сергей Петрович
Жанр: История

 

 


      Рузскій. как главнокомандующій фронтом, наибол?е территоріально близким к революціонному горнилу, был особенно заинтересован принятіем "незамедлительных м?р центром для огражденія арміи и сохраненія ея боеспособности". Он обращался с рядом заявленій. Поддерживая его, Алекс?ев в телеграмм? военному министру 5 марта еще раз, с своей стороны, настаивал на том, чтобы "военным чинам в тылу, населенію и гражданским властям" опред?ленно было указано на "преступность вышеупомянутых д?яній (аресты и избраніе солдатами новых начальников и т. д.) и на строгую законную отв?тственность за совершеніе их". Эта телеграмма была послана в 11 час. утра; в 5 час. посылается другая, адресованная уже не только Гучкову, но и кн. Львову и Родзянко: "Каждая минута промедленія в буквальном смысл? слова грозит роковой катастрофой... необходимо правительственное объявленіе, что никаких делегацій и депутацій им не посылалось и не посылается для переговоров с войсками... Броженіе начинает распространяться в войсках, ближайших к тылу. Эти волненія можно объяснить исключительно т?м, что для массы... непонятно истинное отношеніе правительства к начальствующим лицам в арміи и недов?ріе, что посл?днія д?йствуют согласно директивам и р?шеніям новаго правительства. Ради спасенія арміи, а вм?ст? с ней и родины, прошу не медлить ни одной минуты". На другой день сам Рузскій непосредственно обращается к Львову, Гучкову, Керенскому: "Ежедневные публичные аресты генеральских и офицерских чинов, несмотря на признаніе вс?ми новаго государственнаго строя, производимые при этом в оскорбительной форм?, ставят командный состав, нер?дко георгіевских кавалеров в, безвыходное положеніе... Аресты эти произведены в Псков?, Двинск? и других городах. Вм?ст? с арестами продолжается, особенно на жел?знодорожных станціях, обезоруженіе офицеров, в тол числ? ?дущих на фронт, гд? эти офицеры должны будут вести в бой нижних чинов, товарищами которых им было нанесено столь тяжелое и острое оскорбленіе и при том вполн? незаслужено... При таких условіях представляется серьезная опасность разложенія арміи, перед которой предстанет грозный вопрос о возможности усп?шной борьбы с нашим противником". Рузскій настаивал на "авторитетном разъясненіи центральной власти" и на экстренном прі?зд? "дов?ренных правительственных комиссаров" с ц?лью успокоить в том, что "вс?ми признанному новому строю никакой опасности не угрожает". Алекс?еву Рузскій жаловался в связи с полученіем из Петербурга сов?тскаго "приказа № 2" на то, что вс? его телеграммы остаются "без отв?та". В свою очередь в обращеніи к предс?дателю Думы, к предс?дателю Сов?та министров и к военному министру, сд?ланном почти ночью (в 11 ч. 50 м. веч.) 6 марта, посл? телеграммы Рузскаго, Алекс?ев "с грустью" жалуется, что его "многочисленныя... представленія правительству по аналогичным вопросам остаются без отв?та, что д?ятельность учрежденій, не им?ющих отношенія к арміи, развивается, подобные приказы малоуловимыми способами проникают в части д?йствующей арміи, грозя разрушить ея нравственную силу и боевую ея пригодность, ставя начальников в невыразимо тяжелое положеніе отв?тствовать перед родиной за сохраненіе нравственной устойчивости вооруженной силы и не им?ть способов бороться с потокам распоряженій, подобных приказу № 2. Или нам нужно оказать дов?ріе или нас нужно заменить другими, которые будут способны вести армію даже при наличіи фактов, в корн? подтачивающих основы существованія благоустроеннаго войска".
      Не возлагая надежды на правительственную иниціативу, Рузскій обратился непосредственно к Сов?ту — им была послана особая делегація, пос?тившая Исп. Ком. 6-го . Д?ло касалось "крайне вреднаго" вліянія приказа № 1, который получил распространеніе на С?верном фронт?. Исп. Ком. отнесся с полным вниманіем к заявленію делегаціи ген. Рузскаго. Не надо забывать, что вліяніе большевиков в Исп. Ком. было невелико, и в "первыя нед?ли"' преобладало в нем, по выраженію Шляпникова, "эсэровское м?щанство". Исп. Ком. сознательно отнюдь не склонен был поддерживать анархію на фронт?, понимая, что эта анархія падет на "собственную голову" — через анархію при неустойчивом еще положеніи "могла придти реставрація стараго порядка" (Суханов). В протокол? Исп. Ком. записано: "Делегація от ген. Рузскаго сообщает, что ...начинается полное неподчиненіе власти . Положеніе крайне тяжелое. Необходим прі?зд на фронт изв?стных популярных общественных работников, чтобы внести хоть какое-нибудь спокойствіе в арміи. По обсужденіи этого вопроса признано необходимым командировать одного представителя в Псков, задержать приказ № 2  и послать телеграммы на фронт, разъясняющія, что приказы №№ 1-2 относятся к петроградскому гарнизону, а по отношенію к арміи фронта будут немедленно выработаны особыя правила в соотв?тствіи с основным положеніем новаго государственнаго строя .
      Гучков в воспоминаніях говорит, что он 4-го (3-го был занят отреченіем) телеграфировал в Ставку, прося принять м?ры против распространенія "приказа № 1". В опубликованных документах это распоряженіе военнаго министра не нашло себ? никакой отм?тки, но, как мы вид?ли, им?ются указанія противоположнаго свойства. Из центра на "приказ № 1" по собственной иниціатив? реагировал только Пуришкевич, пославшій главнокомандующему Западным фронтом телеграмму: ..."распространяемый агитаторами на фронт? приказ № 1 Сов?та Р. и С. Д. о неповиновеніи солдат офицерам и неисполненіи распоряженій новаго временнаго правительства является злостной провокаціей, что удостов?рено особым объявленіем министра юстиціи Керенскаго и предс?дателя Сов?та Р. и С. Д. Чхеидзе, напечатанным в № 7 "Изв?стій" комитета петроградских журналистов от 3 марта, а также в "Изв?стіях Сов?та Р. и С. Д.". Пуришкевич р?шительно все перепутал, ибо заявленіе, на которое он ссылался, касалось вовсе не "приказа № 1", а той прокламаціи, которая была выпущена группой "междурайонных" и "л?вых" с.-р. 1 марта и распространеніе которой, как мы говорили, пытался задержать Исп. Ком. Ген. Эверт запросил указаній Ставки: надлежит ли телеграмму члена Гос. Думы объявить в приказах арміям?
      При сопоставленіи отправленной Алекс?евым поздно вечером 6-го телеграммы, в которой он говорил о неполученіи отв?тов от правительства и необходимости или дов?рія или см?ны начальников, с вечерним же бол?е ранним разговором по юзу с Львовым и Гучковым бросается в глаза противор?чіе — Львов опред?ленно осв?домлял нач. верх. штаба: "сегодня ночью вы?зжают на вс? фронты офиціальные депутаты Думы, вчера было напечатано объявленіе от Врем. Правит, гражданам, сегодня печатается такое-же обращеніе к войскам". Но это противор?чіе только кажущееся. В д?йствительности никакого отв?та на т? реальныя проблемы, которыя стали перед фронтом, командованіе не получило. Одно только — Гучков "уб?дительно" просил еще 4 марта "не принимать суровых м?р против участников безпорядка": "он? только подольют масло в огонь и пом?шают тому успокоенію в центр?, которое теперь наступает. Без центра мы не успокоим и фронт". Договориться в данном случа? оказалось невозможным, так как Гучков прервал бес?ду, будучи "сп?шно вызван в Сов?т министров". Психологію момента Гучков, конечно, учитывал правильно, и всетаки остается непонятным, почему ни Правительство, ни военный министр в частности не выступили с р?шительным протестом и формальным запретом т?х сепаратных д?йствій самочинных делегацій, против которых взывало фронтовое командованіе.
      Внутренне Алекс?ев негодовал. Значительно позже, когда Алекс?ев был отстранен от руководства арміей, он писал находившемуся в отставк? ген. Скугаревскому: "за этот "контр-революціонный" приказ разнузданная печать... требовала в отношеніи меня крутых м?р. Ко мн? правительством был командирован генерал, имя котораго посл? возрожденія нашей арміи будет записано на позорную доску, чтобы уб?дить меня в необходимости отм?нить приказ" (в своем дневник? Алекс?ев пояснил, что зд?сь им?ется в виду Поливанов). Молчаніе правительства приводило к тому, что весь одіум борьбы с эксцессами революціи на фронт? во вн?, в сознаніи широких кругов "революціонной демократіи", вновь переносился на реакціонность Ставки. В запоздалых (сравнительно с требованіями фронта) правительственных воззваніях к арміи, появишихся 8 и 9 марта, признавалось, что перем?ны в армейском быту могут происходить лишь распоряженіем правительства, что повиновеніе — основа арміи, что "глубоко прискорбны и совершенно неум?стны" всякія самоуправства и оскорбительныя д?йствія в отношеніи офицеров, героически сражавшихся за родину, и без сод?йствія которых "невозможно укр?пленіе новаго строя", но в этих воззваніях не было того конкретнаго, чего требовала армейская жизнь. Слов говорилось уже достаточно. Что это безволіе, диктуемое "психозом свободы" — своего рода бол?знь времени или боязнь раздражить л?ваго партнера, с которым представители военнаго министерства договорились в учрежденной уже так называемой поливановской комиссіи по реформированію армейскаго быта? Отсутствіе времени для продуманнаго д?йствія в лихорадочной обстановк? общественнаго кип?нія? .
      Мы знаем, как сами члены Правительства в офиціальных бес?дах с представителями высшаго военнаго командованія на фронт? объясняли свое поведеніе — напомним, что Львов жаловался Алекс?еву 6-го: "догнать бурное развитіе невозможно, событія несут нас, а не мы ими управляем", а Гучков в письм? 9-го, пом?ченном "в. секретно", "в собственныя руки" , пытаясь "установить одинаковое пониманіе современнаго положенія д?л, считаясь в оц?нк? посл?дняго лишь с жестокой д?йствительностью, отбросив всякія иллюзіи", давал свою знаменитую характеристику безсилія Врем. Правительства: "Врем. Пр. не располагает какой-либо реальной властью, и его распоряженія осуществляются лишь в т?х рзам?рах, как допускает Сов?т Р. и С. Д., который располагает важн?йшими элементами реальной власти, так как войска, жел?зная дорога, почта и телеграф в его руках. Можно прямо сказать, что Вр. Правит. существует лишь, пока это допускается Сов?том. Р. и С. Д. В частности, по военному в?домству нын? представляется возможным отдавать лишь т? распоряженія, которыя не идут коренным образом вразр?з с постановленіями вышеназваннаго Сов?та": Хотя военный министр и просил врем. и. д. наштоверха "в?рить, что д?йствительное положеніе вещей таково", едва ли надо еще раз подчеркнуть, что Гучков безконечно преувеличивает т? дефекты, которые существовали в организаціи власти, и совершенно игнорировал тогда тот моральный авторитет и ту исключительную популярность, которые им?ло в стран? в первые дни революціи, а, может быть, и нед?ли, Временное Правительство. Думается, объясненіе надо искать в другом — в изв?стном гипноз?, порожденном событіями. Казалось, что Петербург в революціонное время — это пуп русской земли . Надо добиться положительных результатов в центр? — все остальное приложится само собой; мысль эту и выразил Гучков в бол?е раннем разговор? с Алекс?евым.
      Централистическая гипертрофія приводила к тому, что взаимоотношенія Правительства и Ставки устанавливались разговорами по юзу, командировками офицеров, "осведомленных... в деталях создавшейся и Петербург? обстановки" и т. д., и не являлась даже мысль о необходимости в первые же дни непосредственнаго свиданія для выработки однородной совм?стной тактики. Казалось бы, что это было т?м бол?е необходимо, что военная психологія (не кастовая, а профессіональная) неизб?жно должна была расходиться с навыками общественными. Много позже, будучи временно не у д?л в Смоленск?, ген. Алекс?ев писал Родзянко (25 іюля): ..."Я сильно отстал и психологіи д?ятелей нашей революціи постичь не могу". Д?ло не в том, что Алекс?ев "отстал" — он был, кончено, органически чужд тому революціонному процессу, который происходил. Лишь присущій ему особо проникновенный патріотизм сд?лал его "революціонером" и заставил его приспособляться к чуждому міру. "Цензовая общественность" — думскій политическій круг должен был служить мостом к общественности революціонной, которая своими крайними и уродливыми подчас проявленіями должна была отталкивать честнаго военнаго д?ятеля, отдавшаго душу свою исполненію долга во время войны и боявшагося, что "соціалистическія бредни" заслонят собой "Россію и родину".
      Необходимость контакта почувствовал и Гучков, когда писал свое конфиденціальное сообщеніе 9 марта. И т?м не мен?е военный министр незамедлительно не вы?хал в Ставку и не вызвал к себ? ген. Алекс?ева: "подробности современнаго положенія д?л вам доложат — писал Гучков — командируемые мною полк. Соттеруп и кн. Туманов, вполн? осв?домленные... в деталях создавшейся в Петроград? обстановки, ибо оба названные штаб-офицера находились с первых же дней революціи в Гос. Дум? и в близком общеніи, как с членами Врем. Правит., так и членами Сов?та Р. и С. Д.". Сам же Гучков, вы?хавшій на другой день на фронт, начал свой объ?зд с периферіи. 11 марта он был в Риг? — в район? 12 арміи Радко Дмитріева . 13-го прибыл в Псков, гд? "сразу же было... сов?щаніе... по вопросам, связанным с броженіем в войсках". "Гучков — записывает в дневник Болдырев — как единственное средство успокоенія, рекомендует различныя уступки"; "Мы не власть, а видимость власти, физическія силы у Сов?та Р. и С. Д.". "Безпомощность" Врем. Пр. — странный тезис в устах представители власти на фронт? — была основной темой р?чи военнаго министра и на посл?дующих сов?щаніях, и на разных фронтах: через дв? нед?ли почти в таких же выраженіях говорит он в Минск?: "мы только власть по имени, в д?йствительности власть принадлежит н?скольким крайним соціалистам, водителям солдатской толпы, которые завтра же нас могут арестовать и разстр?лять (в записи Легра, которую мы цитируем, не упомянуты Сов?ты, как таковые). Что это: реалистическая оц?нка безвыходнаго положенія , или совершенно опред?ленная тактика, подготовлявшая среди команднаго состава, прінявшаго переворот, осуществленіе плана, который нам?тил себ? Гучков?
      Только 17-го собрались по?хать в Ставку члены Правительства. Св?д?нія об этой по?здк? в печать проникли очень скудно. В "Рус. В?д." довольно глухо было сказано, что "линія общей работы найдена". Лукомскій в воспоминаніях передает лишь вн?шнія черты пос?щенія революціонными министрами Ставки, зафиксировав момент прі?зда, когда министры по очереди выходили на перрон из вагона и, представляясь толп?, говорили р?чи: "совс?м как выход царей в оперетк?" — сказал кто-то из стоявших рядом с генералом. Повидимому, декларативных р?чей было сказано не мало . Возможно, что декларативной стороной и ограничился главный смысл пос?щенія министрами Ставки... Как видно из "секретнаго" циркулярнаго сообщенія, разосланнаго за подписью Лукомскаго, в Ставк? 18-го происходило д?ловое сов?щаніе с "представителями центральнаго управленія" для выясненія вопросов "боеспособности арміи". Сов?щаніе пришло к выводу, что Правительство должно "опред?ленно и ясно" сообщить союзникам, что Россія не может выполнить обязательств, принятых на конференціях в Шантильи и Петроград?, т. е., не может привести в исполненіе нам?ченныя весной активныя операціи. Деникин, со слов ген. Потапова, передает, что Правительство вынесло отрицательное впечатл?ніе от Ставки. Если не по воспоминаніям, то по частным письмам того времени — и с такой неожиданной стороны, как в. кн. Серг. Мих. — вытекает, что само правительство в Ставк? произвело скор?е хорошее впечатл?ніе. 19 марта Серг. Мих. писал: "вс? в восторг?, но кто покорил вс?х, так это Керенскій".

II. Революція и война.

1. Симптомы разложенія.

      Временному Правительству и верховному командованію предстояло практически разр?шить проблему исключительно трудную — сочетать стремленія революціи с задачами продолжающейся войны. В предфевральскіе дни сознаніе сложности этой проблемы при сохраненіи жизненных интересов страны, конечно, не чуждо было представителям соціалистических партій — за исключеніем, быть может, упорных догматиков крайняго толка. Страх перед возможной катастрофой клал преграду революціонной пропаганд? и м?шал "подлым софистам " (по выраженію Ленина) приложить провокаціонно, т. е. преждевременно, свою печать к грядущим событіям.
      Фронт не мог быть изолированным оазисом в атмосфер? той психологіи фаталистически неизб?жнаго, которая охватила наканун? стихійно разыгравшихся событій вс? круги и вс? слои русской общественности и обостряла до крайности напряженность ожиданій народных масс... "Недовольство в народ? становится сильн?е и сильн?е... Революція неминуема" — это запись 2 февраля в дневник? боевого генерала на фронт? — Селивачева (8 марта, посл? событій, Селивачев записал: "несомн?нно, что посл? войны революція была бы бол?е кровавая, а теперь — провинція просто таки присоединилась").
      Как уже указывалось, перелюстрированныя солдатскія письма с фронта в значительной степени можно было бы охарактеризовать выраженіем в одном из этих писем: "Мы стоим на порог? великих событій". Среди перелюстрированнаго департаментом полиціи матеріала им?ется документ, представляющій особый интерес, ибо он был переслан в Ставку военным министром Б?ляевым для ознакомленія войсковых начальников. Задержанное "письмо" с фронта, написанное партійным челов?ком большевицкаго склада мыслей, набрасывало ц?лую программу революціоннаго выступленія посл? войны, окончаніе которой "скоро или не очень скоро" несомн?нно приближается. Вс? наблюденія, которыя автор вынес из своих скитаній "по запасным батальонам и по фронту", приводили его к заключенію, что у правительства может и не оказаться силы для подавленія неизб?жных рабочих и крестьянских "безпорядков". Армія в тылу и " в особенности на фронт?, полна элементов, из которых одни способны стать активной силой возстанія, а другіе могут лишь отказаться от усмирительнаго д?йствія". Весь этот " революціонный элемент" надо спаять для того, чтобы поднять знамя солдатскаго возстанія. Ген. Клембовскій (и. д. нач. шт. верх. главнок.) разослал "совершенно секретно в собственный руки" начальников предложеніе военнаго министра дать отзыв о нам?ченном министерством агитаціонном план? "вс?ми зависящими средствами" парализовать в зародыш? "преступную работу" в арміи. Мы знаем только отв?т Рузскаго, высказавшагося против устройства в войсках бес?д на политическія темы, ибо это приведет лишь к "опасности возникновенія в арміи бол?е интенсивных подпольных теченій". "До настоящаго времени в воинском строю проводится взгляд, что армія должна стоять вн? политики и поэтому не сл?дует "искусственно привлекать ея вниманіе к этому вопросу". Рузскій подчеркивал, что единственным средством борьбы с революціонной пропагандой является изжитіе "тяжелаго кризиса внутренней жизни страны..." "нельзя упускать из виду, что современная армія... представляет собой однородную с прочим тыловым населеніем массу и естественно отражает в себ? т? настроенія, помыслы и стремленія, которые суммируются в другой половин? ея". Были попытки представить революцію плодом "отрицанія войны". Эту аргументацію по соображеніям больше политическим, нежели в соотв?тствіи с фактами, развил в нервом и единственном зас?даніи Учред. Собранія офиціальный докладчик партіи с.-р. о "мир?" — Тимофеев. Первое слово Учр. Собр. должно быть о "мир?" — этом "чаяніи измученнаго, истомленнаго войной трудового народа". Оратор старался вырвать пріоритет у большевиков своими рискованными без оговорок утвержденіями. Для Троцкаго в "исторіи" революціи главным лозунгом февральских дней остается лозунг: "долой войну"...
      Отд?льными иллюстраціями, взятыми из жизни — сложной и многообразной, пожалуй, почти всегда можно подтвердить любой тезис и в особенности тогда, когда р?чь идет о неуловимой с точки зр?нія статистических выкладок народной психологіи. В исторіи не может быть фактически принят сомнительный сам по себ? метод американских "институтов общественнаго мн?нія"'. Обобщающія впечатл?нія современников могут быть ошибочны и субъективны, как, напр., ув?ренность будущаго правительственнаго комиссара при Верховной Ставк? Станкевича — для него "несомн?нно", что "переворот был вызван народным ощущеніем тяжести войны" ; столь же "ясно" было и будущему военному министру Верховскому, что массы поняли революцію, "как немедленное прекращеніе войны". "Когда пришли к нам и сказали о великом переворот?, вс? солдаты сказали: "славу Богу, может быть, теперь мир скоро будет заключен" — вспоминал на сов?щаніи Сов?тов 30 марта Остроумов, солдат большевицкаго уже склада, явившійся "прямо из окопов". Боевой генерал Селивачев, н?сколько пессимистичный в записях своего дневника, скажет с своей стороны, что "совершившійся переворот притянул к себ? мысли арміи, которая безусловно ждала, что с новым правительством будет окончена война". Еще опред?ленн?е было мн?ніе Набокова, принадлежавшаго к числу т?х, которые полагали, что одной из причин революціи было утомленіе от войны и нежеланіе ее продолжать. Но только мн?ніе это сложилось уже в процесс? революціи и сильно отражало в себ? слишком субъективное воспріятіе д?йствительности. В сознаніи Набокова вырисовывался единственно разумный выход — сепаратный мир . Набоков высказал свое уб?жденіе Милюкову, который "р?шительно" не согласился, однако, с этим и считал, что "без войны скор?й бы все разсыпалось".
      Наличія таких разговоров не отрицает и офиціальная сводка Алекс?ева — их слышали, как было упомянуто, депутаты Янушкевич и Филоненко, в одномполку первой арміи при объ?зд? С?вернаго фронта. Командующій 5-ой арміей на С?верном фронт? Драгомиров в донесеніи Рузскому 29-го марта совершенно ясно опред?лил эту психологію "опаснаго свойства", которая стала зам?чать ея в его арміи посл? "н?котораго успокоенія" "в первые дни", и которая свидетельствовала, по его мн?нію, об упадк? боевого настроенія. "Первые дни подряд — писал Драгомиров — ко мн? приходили полки, стоявшіе в резерв?, с заявленіем своей готовности по первому моему требованію итти, куда угодно, и сложить голову за родину". На практик? "крайне неохотно отзываются на каждый приказ итти в иконы" ; "Вс? помыслы солдат обращены на тыл. Каждый только думает о том, скоро ли ему очередь итти в резерв, и вс? мечты сводятся к тому, чтобы быть в Двинск?. За посл?дніе дни настойчиво живут мыслью, что они достаточно воевали, и пора их отвести в далекіе тыловые города, а на их м?сто поставить войска Петроградскаго округа и других больших городов".
      Большевицкіе изсл?дователи сп?шат (не слишком ли опрометчиво!) сд?лать вывод: мир — "таков был первый непосредственный вывод каждагосолдата", получившаго изв?стіе о революціи. Правда, сама по себ? это н?сколько иная постановка вопроса, нежели та, что формулируется словами: "под знаком отрицанія войны родилась русская революція". Подобная концепція связана с утвержденіем, принявшим, естественно, парадоксальный вид у Троцкаго: "Революція обнаружила то, что случилось до нея"... "безнадежно было нравственное состояніе. Его можно опред?лить так: арміи, как арміи, уже не было". Парадокс поддержал Чернов: новой властью армія "была унасл?дована от старой в состояніи еле сдерживаемаго разложенія. Не революція разложила армію. Противоположное мн?ніе основано на том, что только посл? революціи это подспудное разложеніе ц?ликом вышло наружу". Тайное стало явным. "Что раньше проявлялось в ней спорадически, в вид? отд?льных внезапных судорожных конвульсій, то проступило ясной для вс?х наружной синью"... Этот тезис развивал и Керенскій в воспоминаніях, предназначавшихся для иностранных читателей — он утверждал, что в арміи к 17 году исчезла "всякая дисціплина". Еще доныне, в качеств? формальнаго главы революціонной арміи, на московском Государств. Сов?щаніи, Керенскій шел дальше и называл старую армію, связанную "ненавистными ц?пями механическаго принужденія", "т?лом на глиняных ногах и почти без головы".
      Конечно, отрицать наличность до революціи явленій, которыя могут быть отнесены к числу признаков "разложенія" арміи на фронт?, не приходится, равно, как и зарожденіе "солдатской вольницы" в тылу. Соотв?тствующіе прим?ры могут быть многочисленны, начиная со свид?тельства ген. Крымова, прі?хавшаго с фронта и утверждавшаго в Петербург? среди общественных д?ятелей (по крайней м?р? в передач? Родзянко — явно преувеличенной) за н?сколько м?сяцев до переворота, что армія "постепенно разлагается" и что "в теченіе зимы может просто покинуть окопы и поля сраженія". "Из сказаннаго ясно — зам?чает мемуарист Родзянко — что почва для окончательнаго разложенія арміи им?лась на лицо задолго до переворота"... Еще бол?е мрачную картину "разложенія арміи" в конц? 16 г. набрасывала записка петербургскаго жанд. управленія в октябр? 16 г., передавая отчасти наблюденія кадетских парламентаріев и уполномоченных земскаго и городского союзов, рисующих "чудовищную картину жизни тыла и настроенія войск", которая предв?щает "скорый конец войны". В этих наблюденіях, переданных через жандармских осв?домителей, "моральное разложеніе" войск см?шивается подчас с ростом в них настроеній революціонных... Очевидно, это не одно и то же. И записка сама совершенно парализует свой вывод, сообщая наблюденія т?х же "уполномоченных", что "дух арміи был бы великол?пен, если бы был хотя н?сколько выше состав офицеров"...
      Останемся в пред?лах понятія "разложенія арміи" в прямом смысл? слова. Каждый лишній день войны, дававшій пищу для "пораженческой" пропаганды, должен был усиливать симптомы, грозившіе ц?лости и боеспособности арміи, как это наблюдалось на вс?х фронтах сражавшихся держав . Но не всякая заразная бацилла, вошедшая в организм, обязательно приводит к бол?зни. Бол?знь возникает всетаки тогда, когда бациллы захватывают весь организм, т. е. тогда, когда организм перестает сопротивляться. Выло ли это в русской арміи наканун? переворота? Конечно, н?т. Неужели не прав был Алекс?ев, отнюдь не скрывавшій бол?зненных симптомов в жизни старой арміи и говорившій в критическій момент революціи на августовском московском Госуд. Сов?щаніи, что в "руки новой власти поступила армія, которая способна была выполнить и дал?е свой долг и вести многострадальную Россію к скорому окончанію войны". Это была армія относительно "прочная и твердая", сохранившая свою "внутреннюю дисциплину" и сознаніе своих "нравственных обязанностей", несмотря на вс?, быть может, т?невыя стороны своего быта. Опровергать это положеніе могут публицисты и политики, но не историки. "См?шно и неумно", по мн?нію Чернова, сваливать вину за разложеніе арміи на революцію, но с еще большим правом такіе эпитеты могут быть приложены к утвержденіям противоположнаго характера. Факт слишком очевиден: если не февральскій переворот сам по себ?, то дальн?йшій ход революціи сод?йствовал постепенному распаду арміи — вовсе не надо быть "реакціонером", как думает Керенскій, чтобы "поддерживать" подобную версію. Однако, вс? преувеличенія, как в ту, так и в другую сторону, надо отнести в плоскость обостреннаго чувства воспріятія современников или поздн?йшей политической полемики . На военном сов?щаніи в Ставк? 17-18 дек. шестнадцатаго года, исполнявшій тогда временно обязанности Алекс?ева ген. Гурко на пессимистическую оц?нку Рузскаго исключительно неблагопріятных условій, в которых находится С?верный фронт, им?ющій такое распропагандированное гн?здо, как Рига, сд?лал, как видно из офиціальнаго протокола, зам?чаніе, что, если бы д?йствительность вполн? соотв?тствовала этому пессимизму, то противник давно прорвал бы фронт . В параллель к той трезвой оц?нк?, которую давал Гурко на декабрьском сов?щаніи в Ставк?, можно сказать, что вопреки многочисленным авторитетным свид?тельствам военных спеціалистов, фронтовыя арміи, несмотря на вс? посл?дующіе эксперименты, которые производили над ними кентальскіе выученики, в теченіе восьми м?сяцев революціи сохраняли боевыя возможности до посл?дняго дня своего cуществованія , т. е. в теченіе всего до-большевицкаго періода революціи организм арміи противод?йствовал заразным бациллам.
      Наибол?е ярким проявленіем разложенія арміи должно было явиться дезертирство с фронта. Современная молва до февральской революціи доводила это явленіе в старой арміи в годы войны до колоссальной цифры в 2 милліона чел. Ген. Гурко в своих воспоминаніях называет подобное утвержденіе "легендой", — и это д?йствительно было легендой, родившейся в дни военных неудач в 15-м году . Припомним заявленія министра вн. д. Щербатова в истерической обстановк?, царившей в Сов?т? Министров в дни л?тняго кризиса и описанной в протокольных записях Яхонтова, заявленія о "повальной" сдач? в пл?н под вліяніем пораженческой пропаганды. Военные историки старой школы присоединяются в мн?нію ген. Гурко и склонны ограничиться признаніем лишь скромной офиціальной цифры дезертиров — около 200 т. Но метод изм?няется, когда д?ло касается революціи — зд?сь вн? всякой статистики старая ходячая цифра в 2 милл. выступает, как н?что-несомн?нное: проф. Парс, прикомандированный к русской арміи и ім?вшій связи в общ. кругах, утверждает даже в предисловіи к книг? Керенскаго, что двухмилліонной цифры дезертирство достигло в первые два м?сяца революціи. Откуда заимствовал англійскій историк свои св?д?нія? В?роятно, он механически повторил ходячую цифру, ибо в основной своей работ? он ссылается только на свои личныя воспоминанія — так, очевидно, "говорили". 2 милліона и два м?сяца — это чрезвычайная гипербола, которую ввел на страницы своих исторических работ о русской революціи и ген. Головин . В конц? концов реальных данных, свид?тельетвующих об увеличеніи в революціонное время дезертирства по сравненію с т?м, что было до переворота, н?т. Если бы уже в март? происходило такое массовое б?гство с фронта, которое было облегчено отсутствіем надзора в тылу, то не стал бы Алекс?ев в офиціальном рапорт? в апр?л? отм?чать факт нед?льнаго дезертирства (с 1 по 7 апр?ля) с С?вернаго и Западнаго фронта в разм?р? 8 тыс. челов?к. Очевидно, эта цифра казалась выходящей из ряда обычных. "Эпидемія дезертирства" в революціонное время носила н?сколько специфическій характер — это было как бы дезертирство "временное", мотивом котораго являлось опасеніе, что солдаты на фронт? при даровом разд?л? земли останутся без над?ла. Черту эту отм?тил на С?верном фронт? Рузскій, жаловавшійся в письм? в Ставку 17 марта на "значительное дезертирство" в его арміи, оговариваясь, что точных св?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40