Шевелится, двигается, спешит, словно части одной большой машины. Над молотилкой в утреннем августовском покое подымается рыжеватое облачко пыли.
      * * *
      Пришла дневная смена. Над полем, над синим поясом далекого леса засияло солнце. Молотилку остановили.
      Соскочив с мостика, Павел увидел возле незавязанного полного мешка Мартина.
      Председатель стоял, опираясь на палку. Он зачерпнул из мешка полную горсть, поднял ладонь, изучающе рассматривает зерно.
      Рядом с Мартином - хрупкая фигура Алены. Лица ее не видно, она стоит спиной к Павлу.
      Отряхивая пыль, что темным пластом покрыла сорочку, Павел подошел к ним.
      - Что вы тут ворожите?
      - Да вот, гляжу, не намолол ли ты мне, молотя, и муки заодно? Может, так постарался, что и на мельницу не надо везти...
      - Ну, как, не побил зерна?
      - Нет, если говорить правду, то покамест даже и круп не видно.
      - А солома чистая? - спросил Павел у Алены.
      - Чистая.
      Павел взял горсть сухих продолговатых, с продольными бороздками, зерен и положил в рот. Раздавив зерно зубами, он почувствовал пресный вкус свежей муки. На его лице следы ожога и мутные полосы пыли смешались. Кажется, что все эти пятна сразу сойдут, едва только брызнешь на него водой.
      Мартвн засмеялся:
      - Ты что ж это, товарищ танковый начальник, не сдержал своего слова про отпуск?
      - Не утерпел, брат, - захотелось попробовать. И, кажется, не пло^о получается... Сам же видел. А? Как ты думаешь? Получается? Вот и ладно... А насчет отпуска я пошутил тогда - мне семь дней заглаза хватит... Так что ты, брат, имей меня в виду...