- А ну-ка одевайся скорее! - сказала воспитательница.
      Мальчик дрожащими от озноба руками стал натягивать ковбойку.
      Пока он путался в вороте рубахи, воспитательница успела прочитать надпись на фанерном листе:
      СПАСАТЕЛЬНАЯ СТАНЦИЯ
      имени Антарктиды
      Наблюдательный пункт
      МИРНЫЙ
      - А когда будут купаться? - спросил мальчишка, продев голову в рубашку.
      - Кто будет купаться?
      - Ребята.
      - Какие?
      - Из вашего сада.
      - Да ты что? Град всю ночь шёл, какое же купание? Одевайся скорее, я тебе в медпункте лекарство дам.
      Парнишка взял в руки синие джинсы.
      - А случаи бывали, чтобы кто-нибудь то-то-то-тонул? - спросил паренёк, выбивая зубами дробь. - Тут у вас глубокие ямы есть, я вчера проверял.
      - Типун тебе на язык, мальчик! - рассердилась женщина. - Разве можно такие вещи говорить?
      - А если вода согреется?
      - Я тебе сказала, что сегодня не будет никаких водных процедур... Завтра!
      - Поздно... завтра, - сказал огорчённо мальчик, заикаясь от озноба. Самолёты уже улетят!
      - Какие ещё самолёты?
      Женщина в белом халате повернулась к мальчику. Он уже оделся и стоял в ковбойке и синих джинсах, надвинув на лоб синий берет; концы ласт торчали из рюкзака, в одной руке он крепко держал ружьё для подводной охоты, в другой фанерный щит. Из-за деревьев поднялось солнце. На сосне снова заморзил дятел. Паренёк посмотрел на небо и сказал:
      - "Сегодня снялись в восемь три четверти утра. Холод стоял адский. При минус тридцати пяти градусах ветер три балла и метёт снег..."
      Сказал и пошёл по песку вдоль берега.
      - Какой снег? - спросила женщина, шагнув вслед за пареньком. - Это у тебя жар... Тебе нужно лечь в постель.
      Жар здесь был ни при чём. Это были слова из дневника полярника Седова. Паренёк мог бы это объяснить тёте в белом халате, но он знал, что она снова начнёт говорить про лекарства, поэтому сначала пошёл быстрее, а потом побежал. Все они чуть что - сразу же начинают говорить о лекарствах.
      Женщина шла следом и что-то ещё кричала ему, но мальчик уже был далеко. Опираясь на фанерный щит, он торопливо шагал по песку вдоль берега, осыпаемого тире-тире-точками дятлиных радиограмм...
      НАЧАЛЬНИК СПАСАТЕЛЬНОЙ СТАНЦИИ...
      К утру град на подоконнике растаял. Дежурный по отделению раскрыл створки окна, и в комнату хлынул свежий, пахнущий снегом воздух. На асфальте в луже купался воробей. Когда окно хлопнуло, мокрый воробей подпрыгнул, оторвался от воды и полетел непривычно тяжело, словно перегруженный самолёт.
      "Ветра не было, - сказал громко под окном чей-то мужской голос, - и стало ясно, что взлёт будет трудным. Полный газ. Даю щитки на 30 градусов. Евгений Ерохин удерживает машину в горизонтальном положении..."
      Услышав имя Евгения Ерохина, майор даже вздрогнул от неожиданности и оглянулся по сторонам.
      Возле стены стоял паренёк с бледным, невыспавшимся лицом. На ремешке через плечо у него висел маленький радиоприёмник. Шла передача "Пионерской зорьки". Судя по всему, о подвиге Ерохина рассказывал кто-то из его экипажа.
      "...Самолёт скользит по склону уже одной лыжей, а скорости отрыва нет. Неужели не оторвёмся? В это время собственным телом осязаешь машину, чувствуешь её, это уже живое существо... Неужели не оторвёмся?.."
      - Ты чего? - спросил майор паренька.
      - Я насчёт Ерохина... Насчёт Женьки.
      "Жму на ручку газа, - сказал приёмник, - как будто из неё можно ещё что-либо выжать. Мгновенно перед нами вырастает каменная гряда..."
      - А ты кто такой? - спросил майор.
      - Лёшка я!.. Центр нападения "Пингвинов", а Женька - левый край...
      "Выноси же, родная! - сказал приёмник. - Евгений Ерохин рвёт штурвал на себя, даёт щитки на 45 градусов..."
      Майор помолчал, послушал ещё радиоприёмник и сказал:
      - Вот что, Лёшка, сядешь сейчас в мотоцикл и объедешь с сержантом все места, где вы бывали с Женей.
      Лёшка побежал за угол, унося с собой репортаж о полёте Евгения Ерохина. Майор отошёл от окна, отдал распоряжение, потом вернулся и проводил выскочивший из-за угла мотоцикл взглядом.
      К столу его вернул телефонный звонок. Майор снял трубку и стал разговаривать.
      В это время в комнату вошёл торопливо шофёр такси с портфелем в руках.
      - Товарищ начальник, в машине клиент портфель оставил, - сказал шофёр. - В портфеле деньги, бумаги какие-то важные...
      Потом в комнату вошли два дружинника, на столе снова зазвонил один телефон, другой...
      В комнату заглянул дежурный милиционер. Майор, держа в руке телефонную трубку, разговаривал одновременно то с шофёром такси, то с дружинниками.
      - Там из речной милиции мальчишку привезли, - сообщил дежурный, выждав удобный момент. - Входи, старшина!
      Стоявший за порогом старшина вошёл в комнату вместе с пареньком в синем берете, с рюкзаком за плечами. В руках у паренька было ружьё для подводной охоты.
      Майор оторвался от бумаг, встретился взглядом с мальчишкой... и перестал писать.
      У мальчишки были удивительно голубые глаза, такие голубые, что голубее и быть не может, но вот он их немного прищурил, и они превратились в синие...
      - Задержан у Клязьминского водохранилища, - доложил старшина. - Вот!.. - добавил он и протянул майору фанерный щит с надписью. - Спасательную станцию открыл на берегу. Так что закрывать пришлось силой...
      Мальчишка нахмурился и посмотрел на майора "почти что чёрными глазами".
      СПАСАТЕЛЬНАЯ СТАНЦИЯ
      имени Антарктиды
      Наблюдательный пункт
      МИРНЫЙ,
      прочитал майор на фанерном щите, потом ещё раз внимательно оглядел парнишку с ног до головы и спросил:
      - А ты кем этой станции-то приходишься? Начальником, что ли?
      Паренёк отвернулся от майора, взглянул исподлобья на старшину, доставившего его в отделение, и ничего не сказал.
      - Проходи, проходи, - предложил мальчишке майор. - Теперь садись на скамейку. Я сейчас вернусь.
      Паренёк прошёл за загородку, разделяющую комнату дежурного на две части, и сел на скамью. Через некоторое время из комнаты ушёл шофёр такси, вслед за ним ушли двое дружинников, затем, когда майор уже кончил телефонный разговор, его срочно вызвали в другую комнату. Он уже совсем было вышел из комнаты, но тут же вернулся, бросив подозрительный взгляд на паренька, подошёл к окну и почему-то закрыл его на два шпингалета.
      Вернулся он минут через пять-шесть, подошёл к скамье, на которой сидел хмурый голубоглазый мальчуган, и развёл руками...
      "Начальник спасательной станции имени Антарктиды", сжимая в руке ружьё для подводной охоты, спал, облокотившись на рюкзак. Хмурые брови его во сне разгладились, и теперь он перестал казаться старше своих лет. Майор поднял с пола выпавший из руки мальчугана синий берет и положил его на скамью.
      - Товарищ майор! - громко сказал дежурный милиционер, входя в комнату.
      - Тише ты! - зашикал на него майор, делая свирепые глаза. - Не видишь человек спит...
      - Как освободитесь, - уже тихим голосом дорапортовал дежурный, обязательно зайдите к начальнику паспортного стола.
      Майор кивнул головой, стараясь не шуметь, подошёл к телефону, набрал номер и не очень громко сказал в трубку:
      - Валентина Николаевна, говорит майор Еремеев... Да, нашли! Да, да, здесь, у меня в комнате. Что делает?.. Да как вам сказать... Отдыхает, спит! Сейчас отправим... Где нашли? В районе Антарктиды, как я вам и говорил. Да нет, на этот раз недалеко... Совсем рядом - на берегу Москвы-реки. Открыл там в единоличном порядке спасательную станцию имени Антарктиды... Вот так... А закрывать, значит, никак не хотел... Пришлось закрывать силой... Вот так... Одним словом, ждите!
      Майор положил трубку как раз в то время, когда за его спиной раздался громкий стук.
      Он оглянулся. Выпавшее из рук мальчугана ружьё ударилось об пол.
      Мальчишка вздрогнул, проснулся, посмотрел вокруг себя ничего не соображающими глазами и... нахмурился.
      "ВОТ ТЕ РАЗ - ДВА РАЗА!"
      - Ну, Ерохин! - сказал майор. - С добрым утром, Женя Ерохин!..
      - А вы меня откуда знаете? - спросил удивлённо мальчуган, соображая, уж не снится ли ему всё это.
      - А я не только тебя знаю! - сказал многозначительно майор, разворачивая газету "Правда". - Я и отца твоего знаю.
      Теперь Женька рассмотрел, что в руках у майора была вчерашняя "Правда" с фотографией Женькиного папы. Женька встал со скамейки и впился глазами в фотографию. И майор смотрел то на фотографию Женькиного отца, то на Женьку; то на Женьку, то на фотографию, словно сравнивал, похож ли Женька на своего отца или нет. Потом началось что-то совсем уж непонятное: майор полез во внутренний карман и достал из него Женькину карточку.
      "Так вот откуда майор меня знает! - подумал Женька. - Но как у него могла появиться эта фотография?"
      - И маму твою знаю! - сказал майор. - Хорошая у тебя мама! И отец хороший. Он от тебя сейчас в Мирном ответа на радиограмму ждёт, а ты...
      Мальчуган отвернулся от майора, облизал пересохшие губы и посмотрел на графин.
      - Ты пить хочешь? - Майор налил в стакан воды и протянул его пареньку. - А ты... чем занимаешься? - продолжал майор, глядя, как мальчишка жадно глотает воду. - Стрелочники мне звонят, пожарные звонят... Одни сообщают: Ерохин на путях трещины ищет, другие - что он в огонь лезет, третьи - что он спасательную станцию имени Антарктиды открывает...
      - Какие трещины? Зачем трещины? - переспросил Ерохин.
      - Какие и зачем - это уж ты мне расскажи, - сказал майор.
      - Я никакие трещины нигде не искал.
      Майор пристально посмотрел Женьке в глаза.
      Было не похоже, чтобы мальчуган говорил неправду.
      - Как это не искал? - спросил он удивлённо.
      - Так, не искал!
      - Да тебя же стрелочница у Ховрина видела! И разговаривала с тобой.
      - Не был я у Ховрина... И со стрелочницей не разговаривал.
      - Подожди, подожди, как это не был? Что же это получается? Получается, значит, не ты трещины искал?
      - Не я, товарищ майор!
      В это время где-то вдалеке раздался глухой гром. Мальчишка внимательно прислушался к нему и, глядя в недоверчивые глаза майора, ещё раз повторил:
      - Ну честное антарктическое, не я!
      Шум приближался.
      - Ну, если честное антарктическое, тогда конечно... - Майор покачал головой и сказал: - А зачем ты в Химках в пожарную машину прятался?
      Шум приближался. Он становился всё слышней и отчётливей. Теперь было ясно, что это бил в барабаны проходивший по улице пионерский отряд.
      - Не был я в Химках, - сказал Женька. - И вообще нигде не прятался!
      "Точка! Точка! Точка-тире-точка!" - говорили барабаны.
      - Я всё время на Москве-реке был...
      "Точка-тире-точка! Точка! Точка!" - били барабаны.
      - Сначала я был у пионерского лагеря, потом у детского сада, а потом возле пансионата... А если я ночью под лодкой лежал, так я тоже не прятался, я под неё от града залез...
      Тире-тире-точечный марш гремел на далёкой улице, рассыпая во все концы города тысячи ребячьих радиограмм!
      Майор с Женькой прислушались к барабанному бою.
      - Значит, в пожарном депо тоже не ты был? - сказал майор. - На путях не ты, и в депо не ты... Вот те раз - два раза!
      В отделении милиции даже стёкла дрожали от барабанных радиограмм.
      - Товарищ майор! - крикнул дежурный милиционер, входя в комнату. - Там ещё двух мальчишек привезли!
      - Каких мальчишек?
      - Да, говорят, вроде бы ещё двух Ерохиных.
      Барабаны замолчали.
      Майор и Женька посмотрели на открытую дверь, за которой были слышны приближающиеся шаги.
      ВТОРОЙ ЕРОХИН... И ТРЕТИЙ ЕРОХИН
      Пожарный был в полной форме. Брезентовая роба и штаны были перепачканы сажей и пахли дымом.
      - Я вам о нём звонил, товарищ майор, - сказал пожарный, показывая глазами на стоящего рядом паренька с измазанным лицом, в прожжённой ковбойке. - Сначала в машину прятался, а утром на пожаре встретились. Я его со второго этажа из горящего дома за шиворот вытаскиваю, а он кричит: "Меня не надо спасать, я сам спасаю!" Мы бы его, конечно, и сами домой отправили, так он ни имени, ни фамилии, ни адреса - ничего не говорит...
      - Так, - сказал майор, переводя взгляд на стоящего рядом парня. - А это кто?
      - Задержан при переходе железнодорожного моста! - отрапортовал сержант.
      - Можно, я ещё попью? - спросил тихо майора Женя Ерохин.
      - Давай пей - и в машину, - сказал майор, не отрывая глаз от третьего Ерохина. - Значит, это ты трещины на рельсах ищешь?
      - Какие трещины?
      - От которых крушения бывают...
      - Что я, маленький - трещины искать.
      - Значит, опять не ты?
      - Что значит "опять"? Я трещины никогда не искал.
      - А что же ты искал на мосту?
      - Что искал, то искал...
      Стакан выскользнул из Женькиных рук и разбился.
      Закрыв глаза, Женька прислонился к стене. Майор обернулся.
      - Э, - сказал он, прикладывая руку к Женькиному лбу, - да у тебя, брат, температура... А ну, скорей в машину и домой! Фёдоров, - крикнул майор в открытую дверь, - давай его в машину!
      - А можно мне на мотоцикле? - спросил Женя.
      - С температурой-то? Нет, брат, давай в машину, а на мотоцикле в следующий раз... Ну, герои, будете сообщать свои адреса?
      Это была последняя фраза, которую успел услышать Женька, выходя из комнаты майора.
      ТИРЕ-ТИРЕ-ТОЧКА
      Женька стоял рядом с мамой и прижимался к ней изо всех сил молча и так сильно, что ему было слышно, как громко бьётся её сердце. Наверное, мама была очень взволнована, потому что её сердце билось, словно по азбуке Морзе. Точка! Тире! Точка! И была она такая тёплая, и от неё так хорошо пахло её любимыми духами... А потом Женьке показалось, что это бьётся не мамино сердце, а это стучит дятел. Тире! Тире! Точка! Точка! Тире! А может быть, это стучит не дятел, а вода из крана или это тает лёд ледника Шеклтона, тает и падает в пропасть радиограммой. Точка! Точка! Точка! И лёд пахнет мамиными духами. И откуда-то издалека доносится гром барабанов, тире-тире-точечный громовой марш, рассылая во все концы земли ребячьи радиограммы. А потом совсем издалека, может быть, с ледового барьера Росса, донёсся папин голос: "Да он же весь в огне! Весь в огне! Весь в огне!" И сразу же почему-то запахло лекарством...
      СЧАСТЛИВОГО ВОЗДУХА, ПАПА!
      Очнулся Женька в постели через несколько часов. На тумбочке лежал термометр и стояло несколько пузырьков с приклеенными к ним рецептами.
      Женька поднялся с постели и увидел на стуле две записки. Одну, написанную маминой рукой: "Женька! Я ушла в аптеку!" На другой была выведена цифра "73!". И подпись: "Лёшка Пингвин".
      Чувствуя незнакомую слабость, Женька спустил ноги на пол, посидел немного, потом встал и медленно подошёл к письменному столу. На столе лежала недописанная радиограмма со словами: "Здравствуй, дорогой папочка!!"
      Женька медленно опустился на стул и взял ручку.
      Перо плохо слушалось его, оно спотыкалось на каждой букве. Женьке было жарко, так жарко, будто он писал не письмо, а пил горячий чай с малиной...
      - А ну-ка марш в постель! - услышал Женька мамин голос.
      - Я только последнее слово... - сказал Женька и медленно вывел: "Папочка! Счастливого воздуха! 73!"
      Потом он вытер рукавом пижамы выступивший на лбу пот и лёг в постель. Когда Женькина мама вернулась из кухни, Женька уже крепко спал. Она подошла к столу, взяла в руки письмо сына и стала его читать.
      ОТВЕТ ОТЦУ
      Письмо было как письмо. Женька сообщал в нём папе о том, какую замечательную картину он смотрел на днях. Что "Динамо" обыграло "Спартака" в Лужниках и как они с приятелем Мишкой видели это собственными глазами. Потом он перечислил новые марки, описал подарок, который подарил маме в день её рождения. Написал, что скучает и что нового у него в жизни ничего не произошло...
      Держа в руках радиограмму, Женькина мама подошла к постели и долго смотрела на своего сына. Она смотрела на него так, словно они встретились после большой разлуки. Потом она поправила одеяло и тихо вышла из комнаты. Уложив Женькино письмо в посылку, она оделась, закрыла квартиру на ключ. На улице Горького она остановила такси.
      - В аэропорт Шереметьево! - сказала она водителю. - Очень прошу вас поскорее! Самолёт улетает через час...