Флейта для чемпиона

      "Я знаю, что вы любите классическую музыку. Жду вас сегодня на концерте симфонического оркестра в Большом зале консерватории. Билет прилагаю. Вы меня узнаете!" И подпись: "Таинственная незнакомка".
      Испытывая чувство невероятного и беспричинного счастья, он просто стоял и просто ощущал это самое ощущение невероятного счастья, даже не пытаясь разобраться. Не было ничего такого, чтобы быть таким счастливым, хотя и прыжок был удачным, но не бог весть каким удачным, и дожди были такие в его жизни не раз, и записки он получал не раз вроде: "Ты мне изменил, но я тебя люблю", хотя он никому не изменял, потому что никого не любил...
      Может, это было счастье прощания с каким-то прекрасным временем человеческого бытия?.. Или. может, напротив - это было счастье встречи с чем-то новым в жизни, чего он ещё не знал, но смутно догадывался. А может быть, его счастье в эту минуту было именно в том, что он не знал, почему он счастлив!..
      Вдохнув жадно в себя тополино-горьковатый настой последождевого воздуха, Ларионов повертел записку в руках и сказал сам себе:
      - Острые углы треугольника и более загадочного, чем Бермудский, - после этого он оглянулся.
      Со стороны проходных ворот Стеллка медленно подходила к нему, пристально глядя ему в глаза.
      - Я ведь тебе нравлюсь? - сказала она; он молчал. - А у меня вот никак не получается, чтоб ты мне тоже понравился... просто так... не по расчёту... Слушай, а ведь я могу и немного подождать?.. Ты ведь, говорят, скоро станешь чемпионом мира по прыжкам в высоту, и у тебя будет машина, деньги... Так что я, пожалуй, подожду немного. Пусть у меня первая любовь по расчёту будет, в кредит?.. А в общем-то, зачем мне ждать? У меня и сейчас есть прыгун с машиной, с деньгами, с богатыми родителями, с богатой бабушкой и с тёткой за границей...
      - Прыгун, говоришь? В высоту? - с любопытством спросил Вениамин.
      - В ширину... Рекордсмен мира по этому виду... Но мне кажется, что шире он уже не прыгнет... А ты, по-моему, действительно можешь прыгнуть выше всех! У меня нюх, - Стеллка заботливо разгладила ладонями линялые джинсы.
      - Скажи, пожалуйста, а у тебя случайно нет сестры?
      - Есть, - ответила Стеллка.
      - А она похожа на тебя или нет? - спросил Ларионов.
      - Как две капли воды - мы с ней близнецы... А тебе-то что? подозрительно сказала она.
      - А вдруг я в неё влюблюсь с первого взгляда... - засмеялся Вениамин.
      - Ну, это уже хамство, - рассердилась Стеллка. - Ему делают исключение, разговаривают с ним, а он...
      Резко повернувшись, она пошла прочь со двора, такой походкой, какой прогуливаются манекенщицы, демонстрируя фасон нового платья. Затем остановилась, сделала ногой что-то похожее на фуэте (оборот вокруг себя!) и, картинно уставив руки в бок, крикнула рассерженно:
      - Мы с сестрой близнецы, но она не такая красивая, как я.
      - Ничего, - миролюбиво согласился Ларионов, - вот лишь бы не была такая пустая.
      - От такого и слышу, - фехтовально отозвалась Стеллка.
      В воротах на неё чуть не наткнулся Толкалин. Он нёс полную кошёлку яблок и всё время следил, чтобы они не вываливались.
      Стеллка на ходу взяла яблоко. Леонид растерянно посмотрел ей вслед. Она откусила кусочек яблока, сморщилась, вернулась и положила яблоко обратно в кошёлку Толкалина.
      - Кислые, - укорила она его и ушла.
      - Лёнь... - позвал Вениамин. - Слушай, давай сегодня в театр не пойдём, пойдём в консерваторию. Бери Виту и...
      - Нет уж, - наотрез отказался Леонид.
      - Ну, не любишь ты симфонию, ну, знаю, - не понял его Ларионов. - Но надо же попробовать разобраться в этой музыке, я ведь тоже не сразу её полюбил.
      - Кого ты полюбил не сразу? - насупился Леонид.
      - Как кого? Чего! Музыку, - ответил Вениамин.
      - Ну и иди! И люби её!.. - грубо сказал Леонид.
      - Была бы честь предложена... - Вениамин направился к беседке.
      Из пролома в заборе вылез Гусь.
      - Честь! Вот именно, честь! - пробормотал Леонид вслед Ларионову. И встретился взглядом с Гусем. - Гусь, ты можешь пистолеты достать? - решительно спросил он.
      - Гусь всё может. Для чего?
      - Для дуэли. Я хочу тут кое-кого на дуэль вызвать,
      - Конечно, могу, - кивнул Гусь. - Раз для дуэли. Соперник, да? А ты задуши его, как Ромео Джульетту... Но только после олимпийских игр, во время я не позволю.
      - Джульетту душил не Ромео, а Отелло... и не Джульетту, а Дездемону, - печально поведал Леонид.
      - Какая разница - кто кого? Важен результат, - отмахнулся Гусь.
      Они пошли к подъезду, обсуждая различные виды дуэльных пистолетов.
      Ларионов, сидевший на перилах беседки, даже не подозревал, что в каких-то ста метрах от него, за фигурами древнегреческих богов, идёт о нём горячий разговор.
      ...- Раз так, - утверждала Татьяна, - лучше я влюблю Ларионова в себя! Посмотрю на него с поволокой... Что такое взгляд с поволокой?
      - Очень просто, - ответила Вита, - взгляд в угол, на нос, на предмет... Вот так...
      - Взгляд в угол, на нос, на предмет... - повторила Татьяна. А если угла нет?
      - Господи, ну посмотри просто вверх... в небо... Ну, мне пора, - Вита заторопилась домой.
      - А ты всё с этим меланхоликом встречаешься? - спросил Вадим, имея в виду Толкалина.
      - А что? - спросила Вита и добавила, загадочно улыбаясь, ну прямо как Мона Лиза: - А может, я не с ним встречаюсь...
      - А с ним тоже зря, - сказал Вадим, имея в виду Ларионова. - Тебе со мной надо встречаться.
      - Это почему же?
      - Ты знаешь, школьники - круглые отличники и круглые отличники - студенты в жизни хода не имеют. В жизни вообще побеждают не круглые.
      - А какие же?
      - А такие... трёхугольные, четырёхугольные... В жизни чем больше углов, тем лучше. - Вадим согнул руки в локтях, демонстрируя острые углы локтей.
      - А сколько же у тебя углов? - спросила Вита.
      - Сколько есть - все мои, а хочешь, и твои будут.
      - Чао... октаэдр!.. - сказала Вита, давая понять Вадиму, что разговор окончен.
      - Главное в жизни имеет значение пересечение, пересечение, продекламировал вслед ей Вадим.
      Оставшись одна, Татьяна задумчиво сказала вслух сама себе:
      - А вообще-то, по-моему, чемпион не должен влюбляться ни в кого. Чемпион принадлежит спорту и никому лично... Но уж, если лично он должен кому-то принадлежать, то это мне. Я одна из наших девчонок на него могу подействовать в самом положительном смысле!
      Она стала торопливо писать записку.
      - Это ещё что за новости? Что у тебя в руках? - неожиданно выглянула из-за "статуи" Зевса Елена Гуляева.
      - Моё объяснение в любви Вениамину Ларионову. Я в него влюбилась, - твёрдо сказала Татьяна.
      - Здравствуйте, - всплеснула руками Елена. - У нас в Ларионова по плану влюбилась Вита.
      - А если я тоже влюбилась?.. И не по плану? А по-настоящему? вырвалось у Татьяны.
      Елена только раскрыла рот, чтобы дать ей достойный отпор, но тут её внимание переключилось на Гуся со Стеллкой, подходившим к Ларионову.
      - Опять заявилась краля! - сердито сказала Елена. - Уходит приходит...
      - А у тебя есть... - многозначительно спрашивала Гуся Стеллка, - что-нибудь... такое?
      - Ахнете, когда увидите! - достаёт он из-под рубахи икону.
      - Ух ты! - сделала умный вид Стеллка.
      - "Ух ты"! - передразнил её Гусь. - А что ты понимаешь в иконах?!
      - Так мы же завтра встречаемся с Гогой! - округлила глаза Стеллка.
      Гусь бережно завернул "Казанскую богоматерь" в байку.
      - Уже не встречаемся. Гусь завязал. Гусь в законе.
      - Гоги будет психовать, ты же знаешь его характер.
      - Гоги будет психовать! Гоги выдаст темперамент! Подумаешь, пожар в урне! Иди гуляй! - скомандовал ей Гусь.
      - Хорошая икона? - заметил Вениамин.
      - А ты что понимаешь в иконах? - сожалеюще покачал головой Гусь.
      - Понимаю... Ну-ка, дай взглянуть поближе.
      - Если разбираешься, то скажи, какой это школы живопись? развернул икону Гусь.
      Вениамин взял икону:
      - Это икона как бы... строгановской школы.
      - И верно, строгановской школы. Откуда ты знаешь? - вытаращился Гусь.
      - У меня отец реставратором работает в Третьяковской галерее, так что я в курсе. - Ларионов вертел в руках икону, рассматривая её. - Под строгановскую школу - это точно, но это не настоящая икона.
      - Как это не настоящая? - разобиделся Гусь.
      - Так... копия... подделка.
      - Да мне же от бабушки по наследству достались эти иконы. Да им же, этим иконам, цены нет. А копии Босс кому-то сбывает! - горячился Гусь.
      - Не веришь мне, можешь показать эту икону моему отцу. После соревнований зайдём к нам.
      Стеллка даже присвистнула.
      - Что же ты молчал?! Нам нужны реставраторы-мужчины... И дети реставраторов... Нам нужны отцы и дети! Влюбиться в сына реставратора - это уже имеет смысл. - Она что-то написала Ларионову на клочке бумаги.
      - Ещё записка!.. С ума сойти! - вздрогнула Татьяна, наблюдая за ними.
      - А у тебя папа знаменитый реставратор или... так себе? продолжала откровенно тянуть свою разговорную нить Стеллка.
      - Должен вас разочаровать, - ответил Ларионов, - у нас дома уравнение с пятью неизвестными! Бабушка, мама, папа, сестра и я все неизвестные, - и добавил: - Пока неизвестные...
      Затем Веня не без интереса обвёл взглядом ладную фигуру Стеллки. Из Стеллкиной холщовой сумки, похожей на лошадиную торбу с овсом, торчала рукоятка теннисной ракетки.
      - Одни ходят на лыжах, а другие с лыжами, - сказал Вениамин насмешливо. - Это что, модно, чтобы из сумки торчало это... - Вениамин покосился на ракетку и, не дождавшись ответа, сказал: - А насчёт дружбы со звёздами, по-моему, надо, чтобы звёзды считали за честь быть знакомыми с тобой!.. Вот так!..
      Всё это Стеллка пропустила как-то так, мимо ушей, просто ей почему-то не хотелось отходить от этого ничем не знаменитого парня.
      - Ладно, - сказала Стеллка Вениамину, - делаю тебе исключение в кредит, авансом, может, станешь когда-нибудь знаменитым, тогда позвонишь, - и протянула ему с этими словами клочок бумаги.
      - Прославлюсь - сама позвонишь, - сказал Ларионов и не взял протянутую ему записку с номером телефона.
      Стеллкина рука повисла в воздухе. Красивая рука девчонки, рука пустельги и бездельницы с незаслуженно красивыми (и это заметил Ларионов!) длинными пальцами.
      Тем временем на дворе события развивались и раскручивались со скоростью и головокружением центрифуги. Во двор быстро вошли Масюков и Босс. Завидев Ларионова, они сразу направились к нему.
      - А вы пригласите домой и там уговорите, - советовал Боссу по пути Вадим. - Он здесь стесняется. Знаете, кругом все свои... Биотоки не те...
      - А девчонки с ним пойдут? - заинтересовался Босс.
      - Девочки не с ним, а за ним все пойдут в огонь и в воду. В него все влюблены...
      - Всё это зря, - потускнел Босс. - Мне надо, чтоб одна и за мной пошла бы...
      Они подошли к Ларионову, и Босс нетерпеливо спросил:
      - Ну как, подумал?
      - Подумал, - сказал Вениамин.
      - И решил? - спросил Босс.
      - Ещё надо подумать, - сказал Вениамин.
      - Ты так всю жизнь продумаешь. Ты прыгаешь. Твоё дело прыгать, а думать за тебя будут другие. Я буду за тебя думать. Ты только за меня держись, как за мамину ручку.
      - А он действительно стоящий прыгун?
      - Которого тебе надо перепрыгнуть? - переспросил Босс. - Самый перспективный прыгун в Москве, - со знанием дела сказал Босс.
      - Самый перспективный прыгун в Москве? Интересно бы встретиться! - заявил Вениамин.
      - Ну, самый перспективный после тебя, и только ты можешь его перепрыгнуть, - засмеялся Босс.
      - Стоит подумать, - повторил Ларионов.
      Таня, не выдержав, громко сказала в микрофон:
      - В перерывах между матчами они через своих поверенных эдиков отзывают талантливых игроков в сторонку, шёпотом сулят им всякие "дефицитные блага", намекают о приятных перспективах, и, если надо, мелькнут слова их светлого будущего: квартира, машина...
      - Ты уйдёшь со своей бандурой!.. - вскинулась Елена. - Тут все с таким трудом закарозивают Ларионова, а она нам его всё время раскарозивает.
      - Цену себе набиваешь?.. - тихо сказал Вениамину Босс. - Могу заплатить, станешь чемпионом - отдашь.
      - Ну что ты, я же любитель, а не профессионал, - отнекивался Вениамин.
      - Понимаешь, надо одного чемпиона среди юношей перепрыгнуть, только ты сможешь!.. - уговаривал Босс. - Главное, у тебя все в порядке и с тренером будет, можешь уже собирать вещи и переходить. Слушай, а ты что сегодня после всего этого делаешь?
      - Делаю что-то, - уклончиво ответил Ларионов.
      - Давай соберёмся у меня, - предложил Босс. - Будет много толчковых людей!.. Ты думаешь, что только нога бывает толчковая? Смоктуновский будет, Харламов, Турищева. Дни рождений отпразднуем.
      - А они что, в один день все родились? - спросил Вениамин.
      - Да я не об этом, я о тебе. Тебя и в "Советском спорте" сняли, и в документальном кино снимают, и на Мосфильм приглашают сниматься. И у нас с тобой дружба намечается. Тысяча поводов, и всю эту тысячу надо обмыть. Надо или не надо?
      - Раз надо так надо. А друзей можно пригласить? - задумчиво сказал Вениамин.
      - Не только друзей, но и друзих, - улыбнулся Босс.
      Они потрясли друг другу руки.
      - Собери наших, - сказал Вениамин Гусю. - Мы сегодня приглашены в гости. Будут Элизабетка Тейлор и Бриджитка Бардо.
      Гусь лихо сдвинул на лоб джинсовое кепи:
      - Личная охрана президента. Всех оповещу. Тачка "Жигули" ждет у проходных ворот. Все, все в машину! А то эти Гуляева и Фокина...
      - Договорились! - прервал его Босс.
      Татьяна вновь заговорила в микрофон:
      - Неизвестно, что труднее в спорте - побеждать или уметь достойно проигрывать, наслаждаться славой или быть все требовательней к себе, оставляя в стороне бури восторгов. Испытание славой - одно из самых тяжких. Кто его сумеет пройти - честь ему!
      - Ну и дворик! - огляделся Босс по сторонам.
      - А... а... там будет... эта? - шёпотом спросил у Гуся Вениамин.
      - Кто эта?
      - Ну, как её... - кивнул на Стеллку Ларионов.
      - Ты что, это же девочка Босса, - прошипел Гусь.
      Татьяна обернулась к Гуляевой. Та уже о чём-то совещалась с Фокиной за соседней "статуей".
      - Неужели не видите и не слышите: нашего Ларионова похищают! В гости зовут! С этой... Стеллкой!
      - Как похищают? - разом спросили Елена и Надежда.
      - Ну, уводят!.. - волновалась Татьяна.
      - Это ужасно! - сказала Елена.
      - Это прекрасно, - сказала Надежда.
      А Веня спрашивал у Гуся:
      - Можно Виту с собой взять?
      - Даже нужно! - послал ему Гусь воздушный поцелуй.
      - А Толкалина?
      - Можно, но не нужно, - отрезал Гусь.
      - Вита, едем с нами! - позвал Вениамин Левскую, поливавшую цветы под окном в узеньком палисаднике.
      - Да, но... но у меня вечером свидание в Большом зале консерватории.
      - Какое совпадение! - воскликнул Вениамин. - У меня тоже. Едем!.. Успеем!..
      - Тогда и мы с вами! - выскочили из-за фигур богов и атлетов Елена с Надеждой.
      - Очень нужны нам синие чулки! - высокомерно заметила Стеллка.
      - Но всё это должно происходить при нас! И на нашем дворе! непреклонно сказала Лена.
      - Что это? - оторопел Босс.
      - Всё это! - ответствовала Елена.
      - Это почему же всё при вас? - упёрла руки в бока Стеллка.
      - Потому что мы должны управ... - начала Надежда.
      - ...лять! - закончила Светлана.
      - Со... - снова начала Надежда.
      - ...бытиями, - снова закончила Светлана.
      - Мы должны их направ...
      - ...лять!
      Махнув рукой, Стеллка побежала со двора. Босс зашагал за ней, оборачиваясь и делая Ларионову знаки руками: сматывайся, мол, поскорей.
      - Витка, на тебя вся надежда! - взмолилась Елена. - Регулируй уличное движение!
      - Ладно! - сказала Вита Левская.
      - Чего вы волнуетесь? - успокаивал всех Вадим. - Мы же решили, что Ларионов должен попасть в плохую компанию.
      - Да, но не в такую же плохую! - ужаснулась Елена.
      - Ну, уж и не в такую плохую... - возразила Надежда. - Гусь же дал нам расписку.
      - Гусь-то дал, а вот эта, как её, Стеллка, не дала нам расписку. Да ещё этот Босс. Нет, я всё-таки волнуюсь! Милиция! Позовите милицию! - прокричала Елена.
      И совершенно неожиданно во двор вошёл милиционер.
      - Здесь милиция! - пробасил он.
      - Её только не хватало! - растерянно пробормотала Елена.
      - Кто здесь будет Гусев?.. - спросил милиционер.
      - Его здесь нет... - испугалась Надежда.
      - А где он? - придирчиво оглядел ребят милиционер.
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      И достаточно ли безумна эта
      идея, чтобы быть правильной?
      Итак, пока закончилась первая половина встречи с читателями и "олимпийские игры" по марафон-прыжкам в высоту взяли тайм-аут, вернёмся обратно в Древнюю Грецию, оставаясь одновременно и у себя дома. Как будто и не прошло двух с половиной тысяч лет.
      Дело в том, что и в Древней Греции и у нас, может, примерно в одно и то же время и даже в одном и том же месяце (к примеру, в июне), разбирались два очень похожие друг на друга дела: в Древней Греции бегун Астил из города Кротона выдал себя за сиракузянина (разумеется, не бескорыстно!) и бежал на результат за чужую команду. А у нас в это же время разбиралось дело футболиста, назовём его Эдуардом Селивановым (имя и фамилия в данном случае, как вы сами догадываетесь, роли особой не играет) - дело о нарушении спортивной этики. А нарушение это заключалось в том, что член добровольного спортивного общества "Динамо", вышеупомянутый Селиванов, незаконно выступил за добровольное спортивное общество "Спартак".
      Как видите - два совершенно друг на друга похожие дела: одно неэтичное по отношению к своему родному городу, другое - по отношению к своей команде, и дела эти так похожи, что кажется, что не могло быть между ними расстояния в две с половиной тысячи лет, тем не менее эти два дела не высосаны автором из пальца, а, как говорится, это - исторический факт. Ну конечно, судили и Астила и Селиванова. С Астилом общественное мнение кротонцев обошлось довольно мягко: постыдили, пожурили, сказали, что "ай-ай-ай, Астил, ты такой молодой, такой талантливый спортсмен, а так нехорошо себя ведёшь", - сказали и дисквалифицировали Астила на два забега, и всё, кажется. А вот с Селивановым судейская коллегия обошлась круто. Но сначала вы представьте себе обычное современное судебное заседание. После краткого совещания судьи возвращаются в зал и оглашается приговор:
      Член добровольного спортивного общества "Динамо" футболист Селиванов (повторяю, что фамилия в данном случае роли не играет), незаконно выступивший за добровольное спортивное общество "Спартак", приговаривается к пожизненному изгнанию из родного дома. (Мало того, ещё и из родного города изгнали навсегда и ещё статую постановили свалить, что поставили Селиванову за прошлые победы.)
      Перечитал я написанное мною и сначала даже не понял, что произошло. Что за статуя футболисту Селиванову, которую разрушили, где это у нас за неэтичное поведение изгоняли не только из родного дома, но и из города?.. Что это за фантастическое наказание в нашем спорте?.. Анекдот какой-то!..
      Ах господи! Да это же всё машинистка перепутала. Это наши судьи сказали Селиванову, а не греческие Астилу: "Ай-ай-ай, Эдик, нехорошо, такой молодой, такой талантливый спортсмен, а уже так зазнался, что выступаешь за чужую команду!.." А греческие судьи, те выдали Астилу, как полагается по их греческим понятиям выдавать за прискорбное поведение в спорте: статую, что была поставлена Астилу за прежние заслуги, действительно свалили, а Астила навсегда изгнали из города...
      Глава 5
      НОЧНЫЕ РАЗГОВОРЫ
      Поздним вечером из квартиры Сидякиных спустились по лестнице и вышли во двор Лёня Толкалин и Тарас.
      - Может, Цветкова и этот... как его... древний Ксенофан, что ли, правы и нам действительно стоит, кроме марафон-прыжков, устроить спартакиаду Ума и Души? - И Лёня прочитал с выражением:
      ...несправедливо,
      Если искусству ума силу народ предпочтет.
      Пусть и могучих кулачных бойцов не имеет наш город,
      Нет ни борцов-крепышей, ни пятиборцев лихих,
      Ни бегуна быстроногого (как средоточия мощи.
      Что в состязаньи мужи ценят превыше всего)
      И добавил: - Ты бы мог выставить свои подводные картины?
      - А тебе что, понравились мои картины? - спросил Тарас.
      - Очень, - ответил Толкалин, - подводный художник - это вообще что-то новое в искусстве!.. А под водой и вправду так красиво, как у тебя на картинах!
      - Ещё красивее, - ответил Тарас. - А ты бы мог свои стихи почитать. Мне это нравится:
      Ах, вы, друзья, не спорьте,
      Вы нам, друзья, поверьте,
      Ах, Королева Спорта,
      Ах, Лёгкая Атлетика!
      - Мы с тобой вполне можем организовать общество взаимного восхищения, - отозвался Леонид грустно.
      - Нет, правда, - заспорил Тарас, - а Вита могла бы...
      - Не надо о ней, - сказал Леонид.
      Сидякин и Толкалин скрылись в тёмной глубине двора, куда не достигал свет подъездных лампочек.
      И оказалось, что в эту звёздную ночь бодрствовали не только они одни.
      Во двор вышли Фокина, Гуляева и Мухина.
      - Ну и что? - свистящим шёпотом говорила Елена.
      - А и то... Все в машину и уехали куда-то опять!.. - рассказывала Светлана.
      - И Витка с ними? - неприязненно спросила Надежда.
      - И Витка с ними! - кивнула Светлана.
      - А что было там? - полюбопытствовала Надежда.
      - Где?
      - Ну, куда уехали, - сказала Елена.
      Светлана вздохнула:
      - Если бы знать?!
      Елена остановилась.
      - А ещё что?
      Светлана затараторила:
      - Ларионов уже дней пять Гуся всё по ночам тренирует. Через планку с чемоданом и под милицейский свисток. Ларионов как свистнет, а Гусь как прыгнет!
      - С чемоданом?.. И под милицейский свисток? - удивились подруги. - С ума сойти, до чего опустились!
      Светлана продолжала выдавать информацию:
      - Ларионов, значит, Гуся тренирует, а Гусь ему говорит:
      "Ты, говорит, Ларионов, говорит, меня под монастырь подведёшь".
      - Значит, не Гусь Ларионова подведёт под монастырь, а Ларионов Гуся? - уточнила Надежда.
      - А под какой монастырь, не сказал? - съязвила Елена.
      - Нет, под какой - не сказал, - простодушно ответила Светлана.
      - Интересно, что бы это значило и с чем бы это было связано? вслух размышляла Лена.
      Светлана недоуменно посмотрела на неё.
      - С чем? Ясно, что с иконами. Милиционер говорит, что дедушка Гуся на него жаловался, что он у покойной бабушки какие-то бесценные иконы стибрил.
      - А Ларионов-то при чём здесь? - заволновалась Надежда.
      Светлана и на неё посмотрела с недоумением.
      - При чём? У него отец реставратор, у него всё есть для реставрации, а Ларионов может эти материалы у отца стибрить...
      - Вот уже дело и до икон дошло! - забеспокоилась Елена.
      - Прекрасно! - не унывала Надежда. - Когда Вениамин признает все эти ошибки, он такой мировой рекорд с новыми силами поставит!
      - А с Виткой у него что, роман? - спросила Елена.
      - Хуже. Она ему всё время тихо так что-то говорит, что-то говорит, потом он ей всё время тихо так что-то говорит, говорит, говорит, потом она каждый раз как заплачет, - вновь затараторила Светлана.
      Елена прищёлкнула языком:
      - Значит, сразу до слез довёл?
      - Сразу, - кивнула Светлана.
      - М-да... И ведь я видела, как он в кино с этой Стеллкой ходил, - призадумалась Надежда.
      И Елена задумалась...
      - Да, Надежда, ты права, тут не двойником чемпиона пахнет, а целым тройником!.. - наконец, сказала она.
      - А кто орал, что мы рано всё это придумали?! - осудила её Надежда. - Боюсь, что не поздно ли?..
      - Вот вам эти всякие инте... - привычно начала Елена.
      - ...грации! - привычно подхватила Светлана.
      - Интенси...
      - ...фикации! - приняла "эстафету" Светлана.
      - Акселе...
      - ...рации! - закончила Светлана.
      Елена вдруг узрела сидевшую на ступенях "судейской" беседки Татьяну. Ещё одна полуночница!
      - Кто орал, что рано?! - двинулась к ней Елена. - Что стоит ли?!
      Татьяна встала и подняла обе руки вверх.
      - Ну что, сдаёшься? - грозно подступила Елена.
      - Кто - я? - не опускала рук Татьяна.
      - Ты. Руки подняла, значит, сдаёшься!
      - Да это я просто зарядкой занимаюсь, утром - утренней, ночью - ночной. - Татьяна стала делать наклоны. - Чтоб таких, как вы, победить, с вашим идиотским здоровьем и вашими идиотскими выдумками, знаешь, надо быть в какой спортивной форме?!
      - Да ну тебя, - усмехнулась Елена.
      Девочки прошли мимо Татьяны.
      Самое удивительное, что в эту знаменательную ночь никто не изумлялся, увидев друг друга так поздно во дворе. Видимо, какие-то незримые чувства, по-иностранному "флюиды", не давали никому спать этой ночью. Всё смешалось в сознании: день и ночь, вчера и сегодня, прошлое и будущее. А будущее, как известно, зарождается в прошлом и куётся в настоящем с тем, чтобы самому когда-нибудь стать настоящим, а затем - и прошлым...
      Да и честно говоря, какой тут сон, когда столько волнений, нервов и забот поставлено на карту!
      - Ой, девочки! - вспомнила Светлана. - А ещё что случилось! Что случилось!
      - А что случилось? - безнадёжно сказала Елена, уже привыкшая к ударам судьбы.
      - Ужас! Сплошной ужас! - воскликнула Светлана.
      - Подожди. - Елена внимательно всматривалась в окружающую темноту. Даже под скамейку заглянула. - Этот... Этот с кинохроники, я заметила, не только Ларионова снимает, но и нас всех. Говорят, скрытой камерой начал... Я с Сидякиным вчера разговаривала, смотрю, а он с крыши беседки на нас свою кинокамеру навёл.
      Надежда опасливо заглянула за "статую" атлета.
      - А я выхожу на балкон, смотрю, этот Гиви меня с балкона Цветковой снимает прямо в упор.
      - Как бы нам с этим хроникёром в документальную историю не попасть, - сказала Елена. - А что у него с Мосфильмом-то?
      - Ой, девочки, - опять воодушевлённо начала Светлана, - режиссёр вчера был, уговаривал лично Ларионова. А Ларионов: "Я ещё должен подумать. Я ещё раз должен прочитать сценарий".
      - Господи! Все мечтают сниматься в кино, а он ещё должен подумать! Зазнался! - Елена пнула ногой камешек.
      - Это уж точно! - согласилась Надежда. - Если уж отказывается сниматься - это уж развоображался.
      - Ну, так какой ещё ужас? - деловито спросила Елена Светлану.
      - Витка-то влюбилась в Ларионова по-настоящему! - торопливо сообщила Мухина.
      - Ну, уж это уже перевыполнение нашего задания. В конце концов, мы её просили только "как бы влюбиться"! А Ларионов?
      - И Ларионов тоже по-настоящему влюбился, - потупилась Мухина.
      - Как по-настоящему? Он же друг Толкалина?! - рассердилась Елена.
      - Не должен, а влюбился.
      Как и Елена, Надежда была тоже явно огорошена.
      - Так ведь он с тремя встречается: со Стеллкой, со Степанидой и с Витой.
      - Ну, это просто моральное разложение, - простодушно разъясняла Светлана. - Раньше он на девчонок и внимания не обращал, а теперь сразу за тремя ухлёстывает. Вчера идёт пьяный, шатается и поёт: "Парней так много холостых, а я хочу женатым быть!.."
      Надежда так и ахнула:
      - С ума сойти! Неужели и выпивать начал?
      - Своими глазами видела, как Ларионов шёл и шатался.
      - А Гуся всё тренирует по ночам? - спросила Елена.
      - Тренирует! - ответила Светлана.
      - И всё под свисток? - не унималась Елена.
      - Под свисток!
      - И всё с чемо... - начала Елена.
      - ...даном! - подхватила Светлана. - С чемоданом. Мало того, что Гуся тренирует прыгать с чемоданом, так ещё и сам с чемоданом прыгает. Мало того, что с чемоданом прыгает, ещё и танцульки завёл! Раньше, бывало, на школьном вечере подойдёшь: "Веня, потанцуем?" А он: "Я не танцую!" А теперь...
      - Какие танцульки? - впервые услышала Надежда.
      - Вот так, потренирует Гуся, потренирует, а потом танцевать начинает то со Стеллкой, то с Витой Левской! А Гусь говорит, и зачем, говорит, полярная ночь шесть месяцев в Арктике, а не здесь, в Москве. И Цветков с ними тренируется.
      - Кошмар! Видно, целую шайку сколачивают! - подытожила Надежда.
      - Вот и выпивать начал. Ужас какой!.. - сокрушалась Елена.
      - И жениться хочет! - вставила Надежда.
      - Ты всё это в историю болезни записала? - сказала Елена Светлане.
      - Конечно, записала. Я же олимпийская медсестра!
      - Ещё что нового?
      Светлана знала всё.
      - Гусь-то жить уже переехал к Ларионову!
      - Да не может быть! - опешила Надежда.
      - Вот тебе и раз! - только и смогла вымолвить Елена.
      А Светлана продолжала:
      - Видно, и отца Ларионова хотят втянуть в свои дела.
      Надежда насторожилась.
      - В какие дела?
      Светлана словоохотливо пояснила:
      - А в такие, какими уже милиция заинтересовалась: у покойной бабушки Гуся уникальная коллекция икон была, а Гусь теперь с ними какие-то шахеры-махеры делает. А отец Ларионова, наверно, перед этим их реставрирует.
      Елена даже головой повертела:
      - С ума сойти! И Толкалин ещё воспевает его в своих стихах! Так!.. Кто говорил, "рано зазнавать Ларионова"? Рано!.. Поздно!.. Ещё раньше надо было зазнавать, раньше! Гораздо раньше!.. А теперь я уж и не знаю, не опоздали ли мы?
      - Да... - протянула Надежда, - здесь уже не двойничком чемпиона попахивает, а... может быть, и семерничком или даже восьмерничком!..
      - Всё это хорошо, - отмахнулась Елена, - но... почему он не выступает хуже, чем обычно? Больше того, он даже значительно улучшил свои результаты.
      - Сама удивляюсь! - удивилась Надежда.