Причем уже тогда, на апрельском Пленуме, задача ускорения не сводилась к повышению темпов роста, а была органически увязана с осуществлением серьезных перемен и в хозяйственном механизме, и в социальной и других сферах общественной жизни. С ними были связаны главные надежды на прогресс страны и выведение ее на современный уровень мировой цивилизации.
      В дискуссиях последующих лет часто звучал вопрос: имел ли Горбачев, начиная перестройку, ее программу? Конечно, тщательно разработанной по всем пунктам и подпунктам программы не было, да и не могло быть. Была сумма идей, на основе которых постепенно формировался новый политический курс, проходя проверку практикой, накладываясь определенным образом на реальное общественное сознание, на живой опыт работы.
      Я считаю, что весь период от мартовского и апрельского Пленумов ЦК КПСС до XXVII съезда включительно и даже до конца 1986 года -- это и был период формирования и упрочения политики перестройки, выработки современного внешнеполитического курса на основе нового политического мышления. Чтобы иметь какой-то шанс на успех в политике, программа перестройки могла родиться только пройдя через горнило общественных дискуссий. Надо было завоевать общественное мнение, упрочить политические позиции сторонников нового курса.
      Принципиальное значение в этом отношении имели встречи Горбачева с рабочими и инженерно-техническими работниками ЗИЛа, поездка в Ленинград и выступление на собрании актива Ленинградской партийной организации 17 мая 1985 года. Это был живой, откровенный и открытый разговор с людьми. Его показ по телевидению произвел ошеломляющее впечатление. Люди увидели, что появился руководитель совершенно новой формации, не статуя, не мумия, а живой человек, просто и по-человечески разговаривающий с людьми, остро чувствующий проблемы сегодняшнего дня, не желающий мириться со старым.
      Огромный резонанс получила поездка Горбачева и на Украину. Он побывал в самой цитадели брежневского влияния -- на Днепропетровщине. Посетил Тюмень, Западную Сибирь и Северный Казахстан, провел многочисленные встречи с представителями самых различных слоев общества, с гражданами на улицах и площадях. Все это создало новую, невиданную доселе морально-психологическую обстановку в стране.
      Что касается практических шагов в осуществлении нового курса, то они в этот период шли по двум главным направлениям -- ускорение научно технического прогресса и развитие гласности.
      11 июня 1985 года прошло совещание в ЦК КПСС по вопросам ускорения научно-технического прогресса. В докладе Горбачева в максимальной мере были реализованы разработки, которые велись в течение этих лет по подготовке Пленума ЦК.
      На совещании был углублен критический анализ предшествующего периода развития. Вместе с тем со всей очевидностью обнаружилась, что ускорение научно-технического прогресса, а значит и социально-экономического развития страны, упирается в хозяйственный механизм, унаследованный от прошлого. Дальнейшая практика подтвердила, что даже тщательно разработанные обширные программы развития науки и техники, модернизации отечественного машиностроения (а такие программы действительно были) не могут рассчитывать на успех в условиях старого экономического механизма, поэтому центр тяжести и внимания в сфере экономики стал постоянно переключаться на разработку экономического механизма. А за этим постепенно потянулась и вся цепочка.
      При углубленном анализе проблем совершенствования хозяйственного механизма оказалось, что оно немыслимо без реформирования всей политической системы, а это в свою очередь диктует и необходимость пересмотра роли самой партии.
      Известно, что в последующие годы критики упрекали Горбачева в том, что он начал не с того конца: надо было начинать с реформирования партии. Как говорят, хорошо критиковать задним числом. Конечно, для нас было ясно, что методы и формы работы партии устарели и их надо менять. Но начинать прямо с реформирования партии, да еще в том понимании, которое нам пришло позднее, было просто невозможным. Этого бы никто не понял: ни в партии, ни в обществе. Да и этого нельзя было делать без реформирования экономического и политического механизма, без создания их новых форм.
      Еще одна область, в которой перемены начались уже в первые месяцы после апрельского Пленума, это гласность, преодоление зон, свободных от критики, не только в виде каких-то отраслей и регионов, но и в смысле преодоления запретных тем. Здесь изменения происходили наиболее быстро и заметно как для общественности страны, так и зарубежных наблюдателей. Постепенно менялся облик газет и журналов, характер теле -- и радиопередач, менялись к лучшему настроения творческой и научной интеллигенции. Идеи воплощаются в политику
      Весь год от мартовского и особенно апрельского Пленума ЦК и до конца февраля 1985 года можно считать периодом подготовки XXVII съезда КПСС. Выкристаллизовывались основные идеи и направления политики партии. Многие из них "запускались в дело" и проходили проверку в общественной практике.
      На сей раз подготовка доклада Генерального секретаря на съезде велась совершенно иначе, чем в предшествующие годы. Тогда работе над текстом придавалось самодовлеющие значение, и по сути дела основная проблема сводилась к нахождению каких-то хитроумных заходов, новых словесных формул, вроде: "Пятилетка эффективности и качества", "Экономика должна быть экономной" и т. д. Такая работа длилась долгими месяцами. Начиналась чуть ли не за год до съезда. Что касается роли самого докладчика -- Генерального секретаря ЦК КПСС, то она ограничивалась выбором предлагаемых формулировок, заменой отдельных слов и т. д.
      Теперь все было иначе. Основные мощные импульсы в работе исходили от самого Горбачева. Задача людей, которые бы ему помогали, состояла в том, чтобы по возможности адекватно очертить сумму теоретических, политических и идеологических идей, суть назревших социальных преобразований, придать им форму политических выводов и установок, но таких, которые бы не ограничивали политические действия какими-то рамками "от сих до сих", а раскрывали бы простор для общественно-политического творчества. Это был по преимуществу не литературный, а творческий, поисковый процесс.
      К этому времени сложилась определенная технология работы. Вначале нас втроем, вчетвером -- Яковлева, Болдина, Биккенина, меня, часто Лукьянова, а в дальнейшем ставших его помощниками И.Т.Фролова, Г.Х.Шахназарова, А. С. Черняева -- приглашал к себе в кабинет Генеральный секретарь для общего обмена мнениями по концептуальным вопросам и выработки подходов. Делалась стенограмма или даже задиктовка самой концепции, определялся план доклада, состав "разработчиков", кому дать заказы.
      Затем каждый из нас готовил порученные ему отдельные части, а потом они сводились в единое целое. Все это делалось в Волынском -- уютном и уединенном уголке с несколькими особняками, где мы были ограждены от "текучки" и могли полностью сосредоточиться на творческой работе. Но самое главное происходило потом: приезжал Горбачев и начиналась сплошная проходка и передиктовка материала. Причем проводилась она, как правило, не один и не два раза, а многократно, в результате чего рождался совершенно новый текст.
      Горбачев деликатно, но настойчиво вел "войну1 против заумности, книжности, искусственной красивости, то есть против того, чем каждый из нас в какой-то мере грешил. Конечно, стиль выступлений Горбачева был разным -- в зависимости от их темы и аудитории. Но это был его стиль. Каждый из нас не подлаживался к нему, зная, что все равно будет все сделано так, как представляется оратору.
      В процессе передиктовки он выслушивал любые соображения и предложения, порой противоречивые, соглашался или отвергал их, но всегда принимал свое решение.
      Подготовка первоначального материала для доклада к съезду была, как помнится, осуществлена в невиданно короткие сроки -- в течение примерно месяца, не более. -- Это был декабрь 1985 года. Международный раздел доклада, посвященный мировому развитию и внешней политике, а также идеологический раздел -- был за Яковлевым, экономический и социальный -- за мной и Болдиным, проблемы демократизации общества и углубления социалистического самоуправления народа -- за Лукьяновым, над разделом о партии вначале работали товарищи из Орготдела, а потом доводили этот раздел совместными усилиями. Заключительный раздел, касающийся новой редакции Программы партии, был за мной.
      С подготовленным материалом Яковлев и Болдин ездили на юг, в Пицунду, там Горбачев проводил свой кратковременный зимний отпуск. Там состоялся острокритический разбор подготовленного материала, а затем -- новый изнурительный этап работы в Волынском. В конце января -- начале февраля Горбачев пригласил для завершения работы Яковлева, Болдина и меня в Завидово, подальше от Москвы. Здесь началось самое важное и самое интересное -- окончательное определение и фиксация оценок, позиций, выводов. Подвергалось еще раз серьезнейшему обсуждению и, можно сказать, инвентаризации буквально все: от общеполитических заходов до конкретных примеров.
      Работали все вместе по 10--12 часов. Кроме того, каждый имел еще то или иное "домашнее задание". Собирались в особняке, где разместился Генеральный секретарь, в небольшой, уютной охотничьей комнате. Как правило, обычно присутствовала Раиса Максимовна, подкрепляя нас кофе и вкусным топленым молоком. Делалась скрупулезная проходка и передиктовка всего текста: раздел за разделом, страница за страницей, строчка за строчкой. По ходу Дела шел абсолютно откровенный, ничем не ограниченный обмен мнениями. Естественно, в качестве критиков выступал каждый из нас по тем разделам, в работе над которыми он не принимал прямого участия и, напротив, старался аргументировать те положения, которые прошли через него на предшествующей стадии.
      Пожалуй, на меня выпала основная роль возмутителя спокойствия. Я чувствовал, что иногда дохожу до крайней черты. Меня в такого рода работе прежде всего волнуют ясность и логика в постановке и изложении проблем. В полной мере проявилась острота восприятия и содержания, и формы у Яковлева -- его постоянная нацеленность на новизну и нетривиальную постановку вопроса, умение быстро найти адекватные и неизбитые слова.
      Болдин активного участия в спорах не принимал, но, когда вмешивался, то большей частью принимал сторону Яковлева. И в работе над текстами, и в обсуждении имел вкус к более конкретным народнохозяйственным проблемам, к насыщению фактологией, примерами, считая, что этим решится вопрос о связи с жизнью, с практикой. И надо сказать, что политическое чутье у него было достаточно хорошо развито.
      Михаил Сергеевич очень терпимо и даже заинтересованно относился к нашим спорам. Если мы продолжали настаивать на своем, он деликатно и не без доли юмора напоминал, кто же здесь докладчик. В итоге обычно предлагал свое собственное смысловое и формулировочное решение, которое тут же и задиктовывалось. В этом нам помогали две стенографистки -- Татьяна и Ольга -- участница будущей форосской эпопеи. После окончания, вечером или ночью, мы приводили в порядок стенограмму, а утром, как правило, Михаил Сергеевич возвращался к тому, что задиктовано. Часто вновь все это переделывалось, и таким образом мы медленно-медленно продвигались вперед.
      Завидово -- место по своему историческое, "завидное", хотя я бы не сказал, что какое-то живописное, из ряда вон выходящее. Здесь Брежнев жил месяцами, особенно в последний период своей жизни. Опушка леса рядом с большой заснеженной поляной. Территория, огражденная глухим и надежным забором и цепью сторожевых вышек. Искусственный пруд с циркулирующей водой в любое время года, неброская среднерусская природа.
      Особняк оригинальной архитектуры и внутренней планировки для главного лица, в котором размещался Горбачев и в котором мы работали. Второй также интересный особняк, по-видимому, для высоких гостей. Нам предложили в нем разместиться, но мы предпочли занять номера в расположенном рядом доме гостиничного типа.
      Что привлекало там Брежнева? Это, как рассказывал Яковлев (единственный из нас, бывавший здесь раньше), охотничьи угодья с обилием кабанов, косуль и другой дичи. Охота рассматривалась как ритуал и даже больше того -- входила в систему приближения людей к Генсеку и могла иметь решающее значение для отношения к ним высшего начальства. Яковлев рассказал, что однажды Брежнев пригласил его с собой на охоту, а он, как не охотник, опрометчиво отказался...
      Здесь же, в Завидове, шла работа над всеми основными политическими документами и докладами Брежнева с участием уже упоминавшихся его штатных и нештатных советников. Приезжали и члены Политбюро, секретари ЦК. Тут же устраивались и увеселения с участием обслуживающего персонала. В общем, Завидово много повидало за брежневские годы.
      А тут работа и работа. Изредка кино. Даже шахматные баталии, большими любителями которых были Яковлев и Болдин, да и я время от времени вмешивался в их спор, проводились урывками. А на дворе стояли сильные морозы -- в 30 градусов и ниже.
      После завершения работы в Завидово доклад еще раз был вынесен на заседание Политбюро, одобрен и представлен вначале Пленуму ЦК, а затем и XXVII съезду КПСС.
      Это был не традиционный отчет ЦК перед съездом партии, а Политический доклад, в котором на первое место поставлена задача критического осмысления обстановки и переломного характера переживаемого момента и определения принципиальных перспектив развития.
      Доклад явился развернутым обоснованием нового политического курса партии. Формула ускорения уже на съезде была наполнена новым содержанием, суть которого в преобразовании, перестройке общества. И не случайно, что в заключительном слове на съезде Горбачев сказал: "Ускорение, радикальные преобразования во всех сферах нашей жизни -- не просто лозунг, а курс, которым партия пойдет твердо и неуклонно". Сам термин "перестройка" был употреблен на съезде лишь применительно к партийной работе и работе с кадрами. Но по сути дела о ней речь шла применительно ко всем основным сферам жизни и деятельности нашего общества.
      А вскоре -- 8 апреля 1986 года, выступая на встрече с трудящимися города Тольятти, Горбачев говорил уже о перестройке в том всеобъемлющем смысле, в каком этот термин вошел в политический обиход у нас и за рубежом.
      На XXVII съезде сложились формулировки и исходных моментов нового политического мышления, нового видения мира, новой философии современного развития, хотя они сочетались еще со многими старыми формулами. Я отчетливо помню, как в острых дискуссиях "до хрипоты", тщательно выверяя каждое слово, мы в Завидово оформляли заключительные абзацы первого раздела доклада: "В сочетании соревнования, противоборства двух систем и нарастающей тенденции взаимозависимости государств мирового сообщества -- реальная диалектика современного развития. Именно так -- через борьбу противоположностей, трудно, в известной мере, как бы на ощупь, складывается противоречивый, но взаимозависимый, во многом целостный мир".
      На съезде новый внешнеполитический курс нашел свое развернутое воплощение и конкретизацию. Но еще до съезда он получил выход в знаменитом Заявлении Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева от 15 января 1986 года о сокращении, вплоть до полной ликвидации ядерных вооружений.
      Съезд избрал новый состав руководящих органов партии. Тут еще сказался традиционный подход: избрание в ЦК по должностному принципу. Поскольку обновление руководителей республик, краев, областей, министерств и ведомств, центральных организаций было в самом разгаре, и состав ЦК оказался переходным и, пожалуй, даже с преобладанием выдвиженцев брежневского времени.
      Почти не изменился и состав Политбюро. В нем сохранилась группа партийных лидеров брежневского разлива. Этот груз тяжкой гирей висел на ногах у перестройки, в немалой степени обуславливал непоследовательность ее дальнейших шагов, сдерживал темпы решения задач, сформулированных в материалах съезда. Да и новые выдвижения были не всегда удачными, и некоторые из них не оправдали себя. Правда существенно обновился состав Секретариата: новыми секретарями ЦК стали Бирюкова, Добрынин, Разумовский, Яковлев. Среди них оказался и я.
      Еще за несколько месяцев до съезда Горбачев завел со мной разговор на тему о том, что К. В. Русаков жалуется на состояние здоровья и не может работать в полную силу, что к проблемам отношений с соцстранами нужны новые подходы, соответствующие принципам перестройки и новому политическому мышлению. Он предложил мне перейти на этот участок работы, имея в виду, что в Отделе пропаганды и в Академии общественных наук я довольно тесно соприкасался с проблематикой соцстран, знал их кадры и т. д. А главное, что нужен новый свежий взгляд.
      Мое отношение к этому предложению было сдержанным. Я больше видел себя на другом направлении: науки, экономики и даже идеологии. Но убедившись, что у Горбачева созрело твердое решение на сей счет, не стал выдвигать серьезных возражений. Генсек стал привлекать меня к проблематике соцстран, а после съезда я перешел в кабинет секретаря и заведующего Отделом ЦК по связям с партиями социалистических стран. О проблемах, с которыми пришлось столкнуться на этом направлении работы, о целенаправленной деятельности советского руководства по перестройке взаимоотношений с социалистическими странами, я надеюсь, мне удастся рассказать отдельно.
      XXVII съезд КПСС завершил очень важный и ответственный период формирования нового политического курса во внутренних и международных делах. Во всей полноте встал вопрос о его широкомасштабном осуществлении, о перенесении центра тяжести на практическую работу по преобразованию общественной жизни. Конечно, политический доклад на съезде, его решения и особенно новая редакция Программы КПСС, принятая на съезде, не были свободны от влияния старых формул, стереотипов, штампов. Избавление от них потребовало дальнейших усилий. Но при всем этом основной смысл решений съезда, безусловно, отличался прогрессивностью,лежал в русле обновления нашей жизни,ее демократизации, необходимости глубоких революционных преобразований. Углубилось наше понимание и прошлого, и настоящего, и путей в будущее.
      Интересно, что спустя примерно три года, вокруг интерпретации места XXVII съезда КПСС и политической сути его решений неожиданно развернулась довольно острая дискуссия. Люди, выражавшие консервативные настроения в партии и по существу несогласные с курсом на перестройку, развернули атаку на прогрессивные перестроечные силы под знаменем... защиты решений XXVII съезда КПСС от Горбачева. Они стали обвинять руководство партии, и в первую очередь Горбачева за отступление от решений XXVII съезда. Особенно одиозным в этом смысле было выступление на одном из Пленумов ЦК бывшего заместителя заведующего Орготделом времен Капитонова -- Петровичева, а затем второго секретаря ЦК КП Белоруссии и посла СССР в Варшаве В. И. Бровикова, поддержанное немалой частью членов ЦК.
      Но весь вопрос в том, как понимать решения XXVII съезда, что в них брать -- основную суть или те или иные остаточные термины, формулы и заходы? Куда смотреть -- вперед или назад? В действительности под видом защиты XXVII съезда КПСС отстаивались доперестроеч-ные порядки, по сути дела, административно-командная система. Да, руководство партии отошло от некоторых формул, фигурировавших на XXVII съезде, но то было не отступление, а движение вперед в том направлении, которое было определено съездом и составляло суть его решений.
      XXVII съезд открыл шлагбаум для широких демократических преобразований. В обществе возникла исключительно благоприятная обстановка для их проведения: массовая поддержка нового руководства страны со стороны рабочих и крестьян, самых широких слоев населения. Почувствовав дуновение свежего ветра обновления, демократизации и гласности, ободрилась интеллигенция.
      И вот тут, анализируя пережитые годы, в мучительных поисках причин нынешней ситуации, приходишь к выводу, что уже тогда начали упускать время, запаздывать с практическим запуском перестроечных мер. Нельзя сказать, что после съезда наступил какой-то спад в работе. Нет, руководство трудилось, не покладая рук. После съезда Горбачев совершил ряд важных поездок по стране: в Куйбышевскую область, на Дальний восток, в Краснодарский край.
      Исключительно насыщенной была и международная деятельность. В апреле Горбачев возглавлял делегацию КПСС на XI съезде СЕПГ, в июне -- на X съезде ПОРП, в июле принимал участие в заседании Политического консультативного комитета стран Варшавского Договора в Будапеште. Кардинальные проблемы развития и обновления сотрудничества между соцстранами были обсуждены на состоявшейся в Москве 10--11 ноября встрече руководителей партий соцстран -членов СЭВ. Я готовил эти акции и принимал в них участие. В октябре состоялась советско-американская встреча на высшем уровне в Рейкьявике, которая положила начало широкому и плодотворному диалогу между двумя странами, приведшему к заключению в последующем важнейших соглашений.
      В ноябре Горбачев нанес визит в Индию, положивший начало новой полосе отношений с этой крупнейшей азиатской страной.
      Все это в немалой степени способствовало популяризации идей перестройки, укреплению политических позиций нового советского руководства внутри страны и за рубежом. В этот же период состоялись важные меры практического характера. К числу их следует отнести принятие в ноябре 1986 года Закона об индивидуальной трудовой деятельности, который по-новому поставил вопросы в этой сфере, способствовал изменению отношения к ней, хотя, конечно, не решил многих вопросов.
      Было большое желание действовать, идти вперед, решать возникающие конкретные вопросы, не дожидаясь выработки общей концепции. Но принимаемые меры не всегда просчитывались на перспективу, не всегда оценивались с точки зрения конечных результатов.
      Характерным в этом отношении явилось введение системы государственной приемки продукции на промышленных предприятиях. В принципе и тогда многим, в том числе и мне, было ясно, что эта мера не может дать кардинального решения вопроса с качеством продукции. Лучшим оценщиком и контролером продукции является потребитель. В этой функции никто его заменить не может, -- никакая строгая государственная инспекция. Но потребитель может реально воздействовать на качество продукции только посредством рынка, причем сбалансированного рынка, предполагающего конкуренцию между производителями за наилучшее удовлетворение общественной потребности. Но о такой системе контроля приходилось лишь мечтать. Нормальный рынок оставался недосягаемым и было трудно сказать, когда он появится. А качество продукции надо повышать немедленно.
      В таких условиях и введена эта паллиативная мера. Собственно, она была срисована с системы приемки продукции в военно-промышленном комплексе. Но там царили другие условия: сбыть эту продукцию, кроме военных, некому. К тому же военный заказ довольно выгоден.
      В гражданских же отраслях госприемка, если и сыграла положительную роль, то только на самом первом этапе -- и скорее не за счет экономических, а психологических факторов. В дальнейшем же она с неизбежностью стала перерождаться, обрастать так называемыми неделовыми отношениями, а попросту взяточничеством и через несколько лет от нее пришлось полностью отказаться.
      Другой пример -- кампания по борьбе с пьянством и алкоголизмом. В мае 1985 года состоялись печально знаменитые решения по этому вопросу, искусственно вызвавшие появление очагов социальной напряженности. Не все тогда соглашались с драконовскими методами. В частности, экономические органы. Но их сопротивление было сломлено. С особой энергией и, я бы сказал, остервенением вели эту линию, Секретариат и КПК при ЦК КПСС под руководством Лигачева и Соломенцева, неоднократно обсуждая эти вопросы на своих заседаниях, устраивая суровые проборки руководителей областей и отраслей за недостаточно быстрое сокращение производства алкоголя.
      Я помню, что КПК наказал в партийном порядке и снял с работы одного из заместителей министра здравоохранения СССР за брошюру, написанную им еще до указа, в которой говорилось о культуре употребления алкоголя.
      Нельзя сказать, что кампания по борьбе с пьянством и алкоголизмом была во всем ошибочной. Достаточно указать на то, что резко сократилось пьянство на работе, производственный и транспортный травматизм, было покончено с пьяным ритуалом приема гостей из Москвы на местах. Я помню, как облегченно вздохнули все, когда поездки в командировки были избавлены от обязательных выпивок и подношений.
      Но методы борьбы с пьянством и алкоголизмом породили серьезнейшие негативные последствия, которые перечеркнули и то положительное, что могло бы быть достигнуто. Они никак не соответствовали духу перестройки, носили принудительный, нажимной характер, по формуле: цель оправдывает средства. Это стало предметом иронии и насмешек, вызвало серьезное социальное недовольство, не говоря уже об экономических последствиях: остановились пивоваренные заводы, пропало новое оборудование, закупленное для них на миллионы рублей, кое-где стали вырубаться виноградники, нанесен ущерб продовольственному комплексу. И сейчас еще эти потери не восполнены.
      В течение года после съезда, вплоть до января следующего, на Пленумах ЦК КПСС не обсуждались и не решались кардинальные вопросы перестройки. Возник своеобразный тайм-аут, а ожидания в обществе росли: семена обновления в сознание людей были уже брошены.
      Чем это объяснить? Пожалуй, в первую очередь трудностью и ответственностью первых шагов. С чего начать, в какой последовательности проводить комплекс мер, о которых в принципиальном виде шла речь на съезде партии? Колоссального напряжения в работе, концентрации сил и средств потребовала чернобыльская катастрофа. Я хорошо помню тот день, когда Горбачев собрал членов Политбюро и секретарей ЦК и сообщил об этом несчастье. В первое время было очень трудно оценить масштабы случившегося, тем более, что ни у кого в мире не было опыта на сей счет, хотя чувствовалось, что произошло нечто чрезвычайное и могущее иметь грозные последствия для страны.
      Все последующие недели и месяцы, вплоть до сооружения саркофага и принятия мер по предотвращению загрязнения вод Днепра, проходили под гнетом нависшей опасности и напряженных усилий по ограничению последствий катастрофы.
      В дальнейшем при обсуждении обстоятельств, связанных с чернобыльской трагедией, в печати настойчиво муссировалась версия о том, что советское руководство, якобы не дало своевременной и полной информации о происшедшем, что-то скрывало.
      Действительно, объемы и характер информации тщательно обсуждались и взвешивались. Прежде всего с точки зрения достоверности, а также адресности -- что давать для печати, что для местного населения, что для других государств и международных организаций. Но могу засвидетельствовать, что какой-то утайки информации и в мыслях не было. В общем же чернобыльская катастрофа оказалась настоящим потрясением для страны, показавшим, насколько хрупко наше мироздание, перед какими грозными опасностями стоит человечество.
      Послесъездовская заминка в практических действиях частично может быть объяснена составом ЦК, его Политбюро, обновление которых продолжалось и в 1987, и в 1988 годах. В течение 1987 года членами Политбюро стали Слюньков, Яковлев и Никонов. Ушли из руководства партии Кунаев, Алиев, а также Зимянин. Но и на этом вопросы обновления руководства нельзя было считать решенными.
      Я думаю, что в какой-то мере начали проявляться и осторожность, и осмотрительность Горбачева. Их трудно, особенно в этот период, ставить ему в вину с учетом исключительной ответственности тех шагов, которые надо было предпринять, ведь они имели по-существу необратимый характер. Может быть, в определенной мере сказалась и эйфория, вызванная огромным интересом к преобразованиям в нашей стране, и возникший во всем мире беспрецедентный рост популярности советского руководства.
      Решающие шаги в переходе к практическому осуществлению перестройки были сделаны -в следующем, 1987 году.
      Глава II
      Трудное начало
      Прорыв в демократизацию. -- Программа экономической реформы: многообещающее начало. -- Уроки истории -- Начало борьбы: "бунт Ельцина" и "ниноандреевский манифест" -- Вокруг XIX партконференции и после нее.
      Широко распространенным и даже общепризнанным является представление о том, что перестройка началась с апреля 1985 года. Это, конечно, верно, если брать провозглашение идеи, декларации о намерениях. Фактическое же начало перестройки произошло позже -- в 1987 году.
      Переломный характер 1987 года определяется тремя крупнейшими вехами в жизни партии и страны.
      Это январский Пленум ЦК КПСС, давший исходный импульс реформе политической системы.
      Это июньский Пленум ЦК, разработавший комплексную программу экономических преобразований.
      Это, наконец, 70-летие Октябрьской революции, в связи с которым развернулась переоценка важнейших этапов советской истории, определившая в значительной мере идеологическую обстановку в стране.
      Все это ознаменовало широкомасштабный переход к практическому осуществлению перестройки и, вместе с тем, проявились первые признаки дифференциации позиций в обществе, в партии и в ее руководстве, вылившиеся в дальнейшем в острую политическую борьбу. Прорыв в демократизацию
      Еще осенью 1986 года было принято решение провести Пленум ЦК по вопросам кадровой политики партии. Выбор этой проблемы не был случайным. Осуществление нового политического курса во многом упиралось в необходимость кадровых перемен в центре и на местах. Нужны были новые люди, не отягощенные старыми представлениями, формами и методами работы, не интегрированные в изжившую себя систему управления, или, во всяком случае, способные освободиться от нее, перестроиться на новый лад.
      Отделы ЦК подготовили обширный материал, увесистый том, сведенный на последнем этапе Отделом организационно-партийной работы под кураторством Лигачева.
      Там было все, относящееся к работе по выдвижению, расстановке, подготовке руководящих кадров, формам и методам работы с ними. Обозначена специфика работы с кадрами в различных сферах деятельности, давалась и критика состояния дел, и примеры как положительного, так и негативного порядка, но отсутствовало главное -- дыхание времени, широкий общественно-политический фон перестройки, какое-либо продвижение вперед в нашем понимании ее процессов. По сути, это была кадровая рутина, в плену которой мы находились долгие годы. А ведь по идее, Пленум должен был стать первым крупным шагом в перестройке.