Часть VI

РАДОСТЬ СМЕРТИ

«Меня зовут Слава Корнеев, Че-Че, Чугунный Череп», – глупая мысль, бессмысленная мысль. Имя не имеет никакого значения, если ты один. Один во всей Вселенной, и нет существа, которое могло бы обратиться к тебе по этому имени.

Чугунный Череп. Какое мелодичное сочетание звуков, но он не способен услышать эту музыку, а уж тем более произнести. Он не может слышать. Не может видеть, не может осязать, обонять, шевелиться. Не может ничего. Все внешние датчики отключены, а мозг, как это ни прискорбно, еще жив. Создатели робота, конструируя его металлическую оболочку, позаботились об автономной системе жизнеобеспечения живых тканей. Они подвели к кровеносным сосудам питательную жидкость и заставили ее циркулировать по тоненьким трубочкам. Они точно рассчитали, сколько тепла должны вырабатывать микроскопические батареи, чтобы нежные белковые волокна, извлеченные когда-то из человека, не застудилась. Инженерами двигали самые добрые чувства. Они считали, что что бы ни случилось с железным телом – мозг должен выжить. Бесценный мозг – единственный из тысячи трехсот сорока двух, который сумел приспособиться к существованию в искусственной черепной коробке.

Мудрые технологи и конструкторы предусмотрели все возможные неприятности, которые могут обрушиться на их создание: жаркий огонь, расплавляющий титановые суставы, промозглый, вымораживающий смазку вакуум, невесомость и стократные перегрузки. Они не учли одного: человеческая психика не способна существовать, не получая постоянно какой-нибудь информации извне. Самым тяжелым испытанием у космонавтов считается отнюдь не центрифуга, а бассейн с соленой водой, подогретой до 36 градусов. Если в такой бассейн положить человека так, чтобы он плавал по поверхности, не дотрагиваясь до бортиков, выключить свет и звукоизолировать помещение, то бедняга ощутит то же самое, что сейчас чувствовал Че-Че, заключенный в корпусе разрушенной имперцами машины. Он не ощущал ничего. И это самое страшное, что может почувствовать человек. Мало кто выдержит такое больше шести часов и не сойдет с ума.

Слава держался уже вторые сутки. Теоретически он мог бы жить несколько месяцев, ресурсы автономной системы позволяли это, но практически – сумасшествие было уже не за горами. Он мечтал о том, чтобы включился хотя бы один глаз, тогда бы у него был огромный простор для развлечений: можно было бы считать заклепки на потолке или вычислять длину трещин в серой краске, переводить ее в сантиметры, дюймы, световые года. Как бы это было чудесно. А так… Что ему остастся сейчас? Воспоминания? Но их у него слишком мало.

Столбняк убил его человеческое тело в пятнадцать лет от роду. Родители слишком поздно обратились к врачам. Лошадиные дозы противостолбнячной сыворотки уже не могли остановить злобные микроорганизмы, проникшие в тело, кто бы мог подумать, через потертость на пятке. Во время одной из мучительных судорог он умер. Это было самое яркое событие в его жизни. Прежней жизни. Потом началась другая, увлекательная и несравнимая со школьно-домашними буднями. Она началась с того, что он очнулся в ванне, наполненной полупрозрачным желтоватым раствором. Двигаться Слава не мог, как и сейчас. Тела он тоже не чувствовал. Он даже заподозрил, что у него вообще нет тела, но это было неважно. Он жив, он способен радоваться этому, тем более что люди, окружавшие его, не давали ему скучать. Единственное, на что он был способен, – это смотреть. И ему неустанно показывали мультики и немые комедии с субтитрами. Давали читать смешные журналы. Он был счастлив. Страха не было. Самое страшное, что с ним могло случиться, уже произошло, а врачи, которые общались с ним при помощи коротких записок, обещали, что он больше никогда не будет болеть и никогда не почувствует боли. Они его не обманули.

Однажды он, как обычно по вечерам, заснул. Если, конечно, можно назвать сном забытье с открытыми глазами. А очнулся уже в своем новом металлическом теле. Оно было очень неуклюжим, это новое тело. Ему пришлось заново учиться двигаться и говорить. Руки и ноги слушались плохо, и первое время он очень пугался, если удавалось согнуть руку, похожую на клешню заводского робота-манипулятора. Ему очень мешал постоянный шорох в микрофонах, заменивших ему уши.

А видеодатчики были вообще омерзительны – показывали, окружающую действительность в перевернутом виде, двигались с разной скоростью и плохо фокусировались. Но со временем все неполадки были устранены: шумные отечественные гидроприводы заменили японскими, а неудачные голландские видеокамеры – ленинградской оптикой. Два спеца несколько дней хромировали его детали, и, когда он впервые вышел из лаборатории и обычным человеческим шагом прошел по коридору, сверкая бронированным пластинами, сотрудники секретного НИИ останавливались и аплодировали. И было непонятно, кому они хлопают – Славику, воистину великолепному в своем новом обличье, или самим себе, создателям такой чудесной машины.

Среди людей, которые работали с ним, было несколько гуманоидов с синей кожей. До этого он никогда не видел гридеров, но почему-то не очень удивился тому, что они постоянно находились рядом и свободно разговаривали по-русски. Вокруг и так происходило много необычного, и тогда он просто не обратил внимания на подобную мелочь.

Длинной чередой тянулись уроки, лекции, полигоны, подгонка узлов и снова лекции, полигоны, тренировки. Дифференциальное исчисление и неберущиеся интегралы сменялись стрельбой по мишеням, управлением боевой техникой и даже полетами в космос, тогда еще на обычном земном корабле. Всё это быстро стало его новыми буднями.

Настоящим праздником стало первое после смерти свидание с родителями. Руководители проекта посчитали, что они не имеют права отрывать его от человеческих корней. Иначе они рисковали получить в свое распоряжение кибернетический организм, и если с людской психологией ученые худо-бедно разобрались, то, что происходит в мозгах у киборгов, они даже предположить не могли. А эта неопределенность снижала их власть над умной машиной.

Родители не могли его видеть во время той встречи. Они только слышали его голос из громкоговорителей, а Слава смотрел на маму и папу через зеркальное стекло. Мать не сдерживала слез, а отец всё время удивлялся тому, как странно звучит Славин голос. Они оба радовались невероятному воскрешению сына и не знали, какой ценой далось ему возвращение из царства мертвых. Не знают они этого и сейчас, несмотря на то что он уже много лет как вернулся домой и живет с ними в одной квартире. Мастера из отдела грима и пластической хирургии сотворили чудо и придали роботу черты их повзрослевшего сына.

Воспоминания парализованного робота прервал непонятный сигнал в одной из «шин», служащих для подключения внешних информационных устройств. Сигнал был чужеродным. Он пришел извне и пугал своей загадочностью. Панический ужас забился в нервных волокнах серого вещества, запаянного в железо. Не может быть, чтобы это были спасатели. Помощь ждать совершенно неоткуда. Он это знал абсолютно точно. Следовательно, это могут быть только враги, жаждущие выведать его тайны.

Неожиданно заработал один из процессоров. Активизировался кристалл памяти. Таинственный мастер хорошо знал свое дело. В первую очередь он восстанавливал логические схемы, необходимые для самотестирования робота.

Поток сигналов, обработанный процессором, обрел осмысленность, и Слава, сверившись с данными из постоянного запоминающего устройства, сумел его расшифровать. Это был стандартный административный запрос.

– Робот, ответь. Робот, ответь. Робот, ответь, – настойчиво требовал некто.

– Ты кто? – Слава послал мучивший его вопрос в провода, откуда приходили запросы.

Ответного сигнала долго не было, и Че-Че уже начал опасаться, что неожиданный собеседник, кто бы он ни был, покинул его.

– Ты кто? Ты кто? Ты кто? – бесконечно повторял он, и если бы мог, то заорал во всю глотку, но увеличить мощность сигналов было невозможно, и Слава компенсировал это многократностью воспроизведения одного и того же текста.

– Очухался, чурбан железный.

– Я не чурбан, – обиженно возразил Славик. – Зови меня Че-Че.

– А меня будешь звать госпожой Кронк, дубина. Понял меня? – приказал надменный собеседник.

– Да, – смиренно ответил Че-Че, начиная догадываться, что произошло и кто пытается его починить. Неужели процесс воскрешения последней пациентки оказался успешным? Не может быть! Операционный стол стоял посередине комнаты, где произошло побоище с имперцами. Невероятно!

– Что? Я не поняла! – просигналили провода.

– Да, госпожа Кронк, – быстро поправился Слава.

– Так лучше, – смилостивилась собеседница. – Скажи мне, Че-Че, какой идиот тебе разъемы паял? Ни в чем разобраться не могу.

– Не знаю, госпожа Кронк.

– А что ты вообще знаешь? Ты умеешь только убивать! Почему всё разрушено? Почему я в медпункте? Где все?

Перед тем как откликнуться на ошеломительный град запросов, Че-Че задумался, притормозив свой высокоскоростной процессор, который уже успел подготовить все необходимые ответы.

– Ну?! – поторопила его госпожа Кронк.

– Схемы, управляющие моей оптикой, находятся в четвертом позвонке, если считать сверху.

– Ты хочешь, чтобы я включила твои глаза в обмен на информацию? – Дальше последовало несколько фраз, которые Че-Че не смог расшифровать, но догадался, что они могут означать. – Сейчас я заглушу твою последнюю батарею, тогда будешь торговаться! – пообещала Мульетта.

Корнеев понял, что не следует злить эту взбалмошную дамочку, тем более находясь в ее полной власти.

– Не надо делать мне больно, госпожа Кронк, – кротко попросил он.

– Больно?! Робот, ты издеваешься?! Погоди у меня!

На некоторое время поток информации иссяк, и Слава воспользовался этой паузой, чтобы разобраться, с кем и как он общается. Провод из его внутренностей от разъема «джи 14» тянулся к вычислительной машине, по-видимому, медицинскому компьютеру. Госпожа Кронк умело подключила его к ресурсам этого примитивного агрегата и печатала свои вопросы на клавиатуре. Ответы высвечивались перед ней на экране. «Умная девочка», – одобрил ее действия Славик и, просканировав доступные ему теперь периферийные устройства, обнаружил, что может видеть через видеокамеру над опрокинутым операционным столом.

Он увидел разрушенный медпункт с продырявленными стенами, свой распростертый на полу покореженный корпус и присевшую рядом с ним обнаженную девушку. В прошлой жизни, когда у него еще было нормальное тело и гормоны не давали ему спокойно спать по ночам, он в первую очередь обратил бы внимание на ее большую грудь с выпуклыми, покрытыми веснушками сосками. Но сейчас он видел только то, как ловкие руки девушки откручивают его неподвижную челюсть.

Неужели она и вправду хочет отключить его от последней батареи, питающей остатки жизни в его мозгу?

С отчаянием обреченного на смерть он судорожно искал путь к спасению и не находил его. Монитор медицинского компьютера заполнило слово: «Остановись», но госпожа Кронк уже засунула свои пальчики в череп Че-Че.

– Не на-а-до!!! – заорал он, подключившись ко всем динамикам корабельного оповещения.

Его оглушительный рев пронесся по всем коридорам и помещениям «Эльсидоры» от мостика до позабытых богом и экипажем потайных трюмов, набитых наркотиками, которые остались там от прошлых владельцев корабля. Девушка отскочила в угол, поскользнулась и упала на кучу мусора.

– Прости, Че-Че. Я не знала, – зарыдала она. – Ты живой!!! Там в трубках течет кровь. Там мозг! Какие чудовища сделали с тобой это?

– Ты не поранилась? – участливо спросил Слава, понизив громкость динамика до интимного полушепота. – Там в мусоре много стеклянных осколков.

– Ты живой! – продолжала всхлипывать девушка.

– Пока еще не совсем. Когда ты меня починишь…

– Обязательно починю. – Она торопливо закивала, глядя на его железное оплавленное лицо. Ее грудь приятно заколыхалась.

Слава поймал себя на том, что чересчур увеличил изображение девушки, получаемое с камеры, и смущенно переключился на более общий план.

– Понимаешь, Че-Че, – произнесла девушка, вытираярукой слезы, – мой отец был механиком и электронщиком. Он чинил роботов, а я ему помогала, когда была маленькой. Я и сама могу починить любого робота, но я не знала, что они бывают с…

Госпожа Кронк замялась, подбирая слова.

– С живыми элементами, – подсказал ей Слава. – Не бойся. Ты справишься. Главное – знать общие принципы. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. А что? Почему, когда я очнулась, вся была опутана проводами?

– Это длинная история. Потом расскажу. Главное, что тебе нужно знать, – я твой друг и прилетел, чтобы спасти тебя, Жака и весь экипаж звездолета.

– От кого?

– Об этом в другой раз, а сейчас давай лучше займемся ремонтом. Ты можешь подключить меня к бортовой электрической сети «Эльсидоры»? – Слава преднамеренно не стал распространяться о том, как попал сюда. Он хорошо помнил слова Элеоноры, о том, что эта девушка была ее конкуренткой в борьбе за Жака. Кто знает, что устроит мадам Кронк, если узнает, что его сюда привезли Элька и Виктор.

– Конечно, я подключу тебя. – Девушка проворно вскочила на ноги. – К той розетке подойдет?

– Всё равно куда. Лишь бы там было хоть какое-то напряжение.

– Тогда лучше замкну тебя на лампочку.

Мульетта подошла к архаичному по конструкции аппарату искусственного вентилирования легких, сбросила его со стойки на пол и, ловко орудуя длинным ногтем, отвинтила заднюю крышку. Затем она самым решительным образом вырвала из прибора пучок проводов и начала зубами сдирать с их концов изоляцию, чтобы скрутить потом короткие обрезки в одну длинную жилу.

Слава с удовольствием наблюдал за ее резкими порывистыми движениями. И совсем не так, как доктор смотрит на выздоровевшего от его лечения пациента, а с другим, слишком живым для железного человека интересом. Он даже не сказал ей о том, что видит ее, опасаясь, что она застесняется и оденется.

Мульетта изготовила провод, изолировала концы и подключила электричество к аварийным контактам робота. Но напряжение было слишком маленьким, и нужно было ждать несколько часов, пока зарядятся конденсаторы. Тогда он сам сможет шевелиться и сам займется своей починкой.

Че-Че по-прежнему был подключен к бортовой системе оповещения и мог не только говорить, но и слышать всё, что происходит на «Эльсидоре». Когда провод для его подключения к лампочке был уже готов, Слава услышал шаги.

– Госпожа Кронк, сюда идут, – сказал он.

– Кто? – Девушка испуганно застыла на месте.

– По-видимому, те, от кого я должен тебя спасти. Имперские солдаты. Они уже увели Элеонору. Я не хочу, чтобы то же самое произошло и с тобой. Ложись на операционный стол и приладь трубочки обратно к своему телу. Постарайся, чтобы они приняли тебя за мертвую. Если ты сейчас убежишь – они догадаются, что ты ожила, и обыщут корабль.

Девушка немедленно занялась выполнением инструкций, на ходу задавая вопросы:

– Откуда на «Эльсидоре» имперцы?

– Из джунглей.

– Каких джунглей? Откуда в космосе джунгли?

– «Эльсидора» разбилась, а планета, на которую она упала, покрыта джунглями. Тихо! Умри!

Шаги раздавались уже совсем рядом. Тяжелые сапоги уверенно ступали по железному полу корабельных коридоров у самых дверей медпункта.

Штаб имперцев, чудом спасшихся со взорванного крейсера, размещался в двухэтажном бревенчатом срубе на опушке леса. Вокруг располагались ангары, казармы и склады. Удивительно, сколько зданий успели построить трудолюбивые подданные Империи с тех пор, как Элька, Витя и Дэн испытали на них новое оружие мусорщиков. Получилась целая улица, с одной стороны ограниченная штабом, а с другой – тюремной избушкой.

Угрюмый, что-то жующий солдат провел Элеонору через всё поселение к небольшому домику, который прилепился к зданию штаба и напоминал по внешнему виду сарай без окон. Сильным тычком в спину имперец втолкнул девушку внутрь и быстро закрыл за ней дверь, как будто боялся, что из сарая выскочит опасный хищник. Железом по железу лязгнул засов. Элька оказалась в темноте и некоторое время, опасаясь пошевелиться, ждала, пока глаза привыкнут к скудному освещению. Свет проникал сюда только через узкие щели в стенах.

По клокочущему сопению она определила, что в комнате есть кто-то живой, но кто он и почему молчит, было совершенно непонятно. Элька затаила дыхание: за дверью отчетливо чавкал солдат, конвоировавший ее сюда. По улице протопал, лязгая броней, отряд имперцев, а в углу раздавалось все то же пугающее сопение.

Девушка шумно сглотнула застрявший в горле комок и изо всех сил напрягла глаза. Только через минуту она сумела разглядеть силуэт человека, сидящего в анатомическом кресле. Словно догадавшись, что Элеонора его увидела, он заговорил:

– Прошу прощения, мадам Дкежрак, за непривычный для вас полумрак, – голос оказался неожиданно приятным и мелодичным, почти ласковым, – но на планете, где я имел счастье родиться, недостаток света – это норма, и я стараюсь по мере возможности избегать прямых солнечных лучей. Присаживайтесь, прошу вас.

Элеонора ощупью нашла предназначенное для гостей сиденье и облокотилась на вертикальную, как у королевского трона, спинку. В ту же секунду она почувствовала, что на ее лоб опустилось металлическое кольцо.

– Зачем это? – испуганно спросила она, вжимая голову в плечи.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, оборудование в полной исправности, – успокоил ее невидимый собеседник. – Не откажите в любезности, положите ваши руки на подлокотники, а ноги поставьте на подставку.

– Зачем?

– Специальные захваты автоматически зафиксируют ваше тело, – участливо пояснил прячущийся во тьме человек.

– Я не хочу!

– Поверьте, мадам Элеонора Дкежрак, если вы это сделаете сами, будет лучше для нас обоих. Мне не придется вставать со своего удобного кресла, а вам испытывать лишнюю боль и унижение.

Эля увидела, как в темноте блеснули два кроваво-красных зрачка. Закусив губу, она выполнила приказ. Холодное железо мягко сжало кожу на запястьях и лодыжках.

– Кто вы? – пролепетала она.

– Никто, – охотно отозвался собеседник. – Я никогда и никому не говорю своего имени. Не хочу, чтобы люди, имевшие со мной дело, поминали его в своих проклятиях.

– Что вы? – упавшим голосом спросила она.

– Я штатный палач имперского крейсера серии буки-3149-ерс. Я заранее прошу вас не держать на меня зла за те страдания, которые я вам причиню. Это моя работа, и за нее хорошо платят, а у меня семья. Вы знаете, как трудно сейчас в Империи прокормить шестерых детей?

– Я вас прощаю, палач Никто. – Элеонора интуитивно начала сложную психологическую игру. – Прощаю во имя ваших детей, ибо нет во Вселенной чувств, священнее родительских.

На самом деле девушке хотелось визжать и вырываться. Плакать и умолять о пощаде, но ее тонкий неженский ум подсказывал: христианское всепрощение в этой ситуации может оказаться полезнее спрятанного в рукаве стилета, которого у нее всё равно нет, как, впрочем, и истинного всепрощения. Ей было глубоко плевать на отпрысков штатного палача. Возможно, она бы даже не отказалось при случае передушить их всех собственными руками.

– Искренне благодарю вас, госпожа Дкежрак, и прошу вас сказать, какую боль вы переносите хуже всего. Тогда мне не придется проводить тестирование.

«Один – ноль», – Элька поздравила себя с маленькой победой.

– Я ненавижу, когда меня шлепают ремнем по заднице, – заявила она.

Будто маленькая кислотная бомба взорвалась у нее в груди. Жидкое пламя заполнило сердце и легкие. Мышцы судорожно напряглись и мелко затрепетали. В глазах распустились розовые бутоны, прорастая шипастыми стеблями сквозь подкорку мозга. Боль длилась вечно.

– Зубы! Я боюсь зубной боли! – заверещала Элька, когда судорога, сжавшая челюсть, немного отпустила ее.

Боль провалилась в бездну, оставив тяжело дышащую девушку в объятиях бездушного пыточного аппарата и его властелина, господина Никто.

– Впредь прошу не обманывать меня, – смиренно попросил палач. – И тогда больно не будет. У вас нет выбора, говорить правду или нет. Вы не можете врать. Никто не может обмануть меня.

– Спрашивайте, – прохрипела девушка.

– Какого цвета небо на вашей родной планете, госпожа Дкежрак?

– Дурацкий вопрос!

– Отвечайте! – потребовал палач.

– Голубое, – вздохнула Элька.

– Сколько будет два умножить на три?

– Шесть.

– Скажите неправильный ответ.

– Семь. – Короткая боль рванула в коренном зубе и сразу отпустила. Рот наполнился обильной слюной. Элеонора с трудом проглотила вязкую влагу.

– Отлично, – промурлыкал Никто. – Теперь будут вопросы посложнее. С неоднозначными ответами. Ну, например… – Палач задумался. Его жуткие зрачки то разгорались ярче и светились, как угольки в костре, то медленно угасали, сливаясь с окружающей тьмой. – Сколько у вас в жизни было половых партнеров? – наконец спросил он.

– Не знаю, – пискнула Элька и съежилась в ожидании нестерпимого мучения, но его не последовало. Она говорила правду.

– Напрягитесь. Постарайтесь вспомнить.

Элька беззвучно зашевелила губами, что-то высчитывая, складывая и вычитая.

– Ну, правда, я не знаю, – взмолилась она. – Давно со счета сбилась. И зачем их помнить?

– Их было восемь, – сказал палач. Было слышно, как он нажимает какие-то клавиши.

– Так мало. Я думала, больше.

– Я считал только полноценные контакты.

– А можно вас попросить? – Элеонора вдруг прониклась непостижимым доверием к своему мучителю.

– Я вас слушаю.

– Спросите меня, люблю ли я Жака. Способна я вообще на такое?

– Любите ли вы Жака? – Палач любезно выполнил ее просьбу.

– Да, – закричала Элька и сжалась в ожидании нестерпимого болевого импульса и, не почувствовав его, торжествующе заорала еще громче: – Я люблю Жака! Не думала, что визит к палачу может быть таким приятным.

– Рад за вас и восхищен вашей верностью покойному супругу, но перейдем к серьезным вопросам, госпожа Дкежрак. Работа есть работа. – Палач говорил с необъяснимой доброжелательностью и окончательно покорил Элеонору своим дьявольским обаянием.

– Почему супругу? Почему вы вообще называете меня мадам Дкежрак? – Она вертелась в пыточном кресле, как непоседливый ребенок.

– Мне сказали, что вы жена хозяина «Эльсидоры». Простите, если я вас обидел.

– Наоборот, вы мне льстите.

– Яхта, на которой вы с Виктором, вашим сообщником, покидали планету, была вызвана с пирамиды? – Палач Никто начал допрос, без перехода и лишних предисловий.

– Да, – быстро ответила Элька, наученная горьким опытом предыдущего общения.

– Где сейчас яхта?

– Не знаю. А-а-а-а-а, – заорала она, когда боль раскаленным гвоздем вонзилась в коренной зуб. – Летит к Земле.

– Под чьим управлением?

– Виктора.

– Робот, расстрелянный на «Эльсидоре», – это не Виктор?

– Нет, не Виктор. – Поняв, что не выдержит пытки, Элька отвечала предельно честно, спасая себя и предавая друзей и любимых. Сейчас ей было всё равно, кто и когда погибнет из-за ее слов. Сейчас это было неважно.

– Когда вернется Виктор?

– Не знаю.

– Он прилетит один?

– Да.

– Где он высадится?

– У шлюзовой камеры «Эльсидоры». – Элька торопилась, стараясь опередить боль. Одна мысль о возможности еще раз пережить ее бросала в дрожь.

– Почему вам удалось дойти до пирамиды, в то время как все наши гонцы погибли? – Палач наращивал темп вопросов.

– Не знаю.

– Если вам прикажут дойти до пирамиды и вызвать спасательный рейдер, вы сделаете это?

– Нет, я не вызову вам помощь, – с самоубийственной откровенностью сказала Элька. – Более того, я не вернусь.

– Мы убьем Дэна.

– А так вы убьете нас обоих. – Мозг Элеоноры работал с чудовищной скоростью. За долю секунды она успевала осознать все убийственные последствия своих ответов. Раскаяться и сказать палачу правду.

– Разумно. – Никто озабоченно запыхтел. – А вас устроит, если мы уберемся с планеты раньше, чем вернется ваш друг?

– Вполне, но я вам не верю.

– Если вы передадите сигнал SOS, то спасательный рейдер прибудет максимум через восемь часов. Мы погрузим на него весь награбленный вами гравитрон, всех уцелевших имперских солдат и улетим. Вы даже можете не возвращаться из недосягаемой для нас зоны вблизи пирамиды. Но учтите, если через восемь часов рейдер не зайдет на посадку, Дэн начнет медленно и мучительно умирать.

– Ему не придется страдать, если, конечно, вы меня не обманете. – Элеонора расслабила напряженные мышцы.

Теперь она поняла, что имперцам не нужны были ни она, ни Жак. Им даже не очень нужен гравитрон, но они готовы на всё, лишь бы убраться с Надежды. И если Дэна допрашивал Керин и делал он это только для своего личного удовольствия, то ею, Элеонорой, занимается штатный палач. Потерпевшие крушение имперцы готовы на сделку с кем угодно, лишь бы вернуться домой. Но это совсем не значит, что они не задержатся здесь, чтобы дождаться возвращения Виктора или, скажем, предать земле тела погибших членов экипажа «Эльсидоры», таким образом окончательно убив их.

– Я выполню ваш на редкость человеколюбивый план, – сказала она, – но с одним условием.

– Земляне довольно наглая раса, – констатировал Никто, и его глаза слегка потускнели.

– Тело моего мужа должно остаться в холодильнике.

– Мои полномочия позволяют мне гарантировать вам это, – в голосе палача послышалось облегчение. – Что-нибудь еще?

– Нет. Давайте передатчик, и я пойду к пирамиде.

– У нас не осталось ни одного переносного передатчика.

– А как же быть? – наивно поинтересовалась Элька.

– Вы возьмете его у разведчика, который пошел к пирамиде раньше вас. Его труп лежит рядом с первым телом скитмура, который встретится вам по дороге. Какой позор!

– Что именно? – Элька была немного удивлена неожиданным проявлением эмоций у этого странного существа. Ей казалось, что Никто не способен ни на что, кроме вежливой доброжелательности. Однако слово «позор» он выплюнул с такой ненавистью, что девушке стало не по себе.

– Имперский солдат лежит рядом с этим вонючим насекомым. Эти твари уничтожили один из наших процветающих миров. – Глаза палача засверкали адским огнем и даже слегка осветили комнату. На стенах появились четкие тени, и Элька сжалась на своем «троне», опасаясь, что это чудовище испепелит ее одним своим взглядом. – Они похитили всё население, – продолжил Никто. Голос его дрожал. – Они не оставили даже трупов в моргах и выкопали не очень старых мертвецов на кладбищах. Наши военные ничего не смогли с ними сделать. Они непобедимы в бою, и они часто бывают на этой планете. Совсем недавно наши разведчики наблюдали их высадку недалеко от пирамиды.