Иван Медведев

Братья Лафит

1

Торговый корабль из Марселя задержался в пути и подошёл к устью Миссисипи только в середине июня, к начавшемуся сезону дождей и штормов. Двое суток французский бриг дрейфовал в открытом море, ожидая, когда ослабнет ветер. На третий день к вечеру корабль вошёл в мутные воды великой реки, лавируя между стволами деревьев, вырванных могучим потоком из лесистых берегов, поднялся вверх по течению до Нового Орлеана. В сгущающихся сумерках в числе нескольких других пассажиров сошёл по трапу на пристань черноволосый молодой военный со срезанными знаками отличия на потёртом офицерском мундире наполеоновской армии.

Дождь прекратился, с моря наползал туман.

Ночная жизнь крупнейшего порта Мексиканского залива ещё не начиналась, а дневная закончилась. Редкие прохожие и зеваки указывали офицеру дорогу в лабиринте тупиков и улиц портового района. Здесь говорили на французском, реже слышалась испанская речь. Город в начале XVIII века заложили французы и назвали его в честь герцога Орлеанского, регента французского королевства. Но после неудачной для Людовика XV Семилетней войны Новый орлеан отошёл к Испании, и только в 1803 году генерал Бонапарт вновь отобрал его у дряхлевшей пиренейской державы и продал Соединённым Штатам за пятнадцать миллионов долларов вместе с провинцией Луизиана, превосходящей размером саму Францию. В 1812 году была принята новая конституция, и молодое североамериканское государство пополнилось ещё одним штатом.

Когда уже совсем стемнело, пассажир с марсельского брига вышел к гостинице «Масперо». Это было одно из лучших зданий на Бассейной улице. Молодой офицер окинул взглядом мокрый кирпичный двухэтажный особняк. Кое-где уютно светились окна, возле массивной двустворчатой двери, выкрашенной в чёрный цвет, встречал гостей лакей в костюме шикарного испанского кабальеро. Рядом с ним облокотилась спиной о чугунную ограду смуглая девица с таким декольте, что платье еле держалось на плечах.

– Красавчик желает даму? – профессионально улыбнулась проститутка.

– Нет, комнату.

Французский офицер прошёл мимо услужливого кабальеро в распахнутые двери, через небольшую залу, отделанную в тяжеловесном испанском стиле, к стойке портье.

– Добрый вечер, господин офицер. Желаете комнату?

Пожилой портье со скучающим видом отложил в сторону «Луизианскую газету», обмакнул перо в начищенную до блеска чернильницу, полистал книгу гостей.

– Ваше имя, мсье?

– Лафит. Жан Лафит.

Портье, близоруко щурясь, записал и с интересом посмотрел на нового постояльца. Торговый дом «Лафит» был широко известен в городе.

– Откуда вы прибыли?

– Из Марселя.

– Очень хорошо, мсье. Будете платить франками? В Новом Орлеане не берут ассигнаций.

Офицер отсчитал и положил на стойку несколько серебряных монет. Портье щёлкнул пальцами. За его спиной раздвинулась плотная штора и появился негритёнок, одетый в синюю униформу с золотыми галунами.

– Бой проводит вас. Второй этаж, номер двадцать семь. Наде-

юсь, вам понравится комната.

Портье брякнул ключами о стойку, собрался было ещё что-то сказать, но передумал и уткнулся снова в газету. Но французский офицер не торопился уходить.

– Как здоровье Джо Барринга, вашего хозяина?

Портье поднял удивлённые глаза.

– Вы знакомы с Баррингом?

– Я хочу его видеть.

– Боюсь, сегодня это уже невозможно. Барринг будет только утром.

Портье сделал знак негру, и тот подхватил багаж офицера – небольшой матросский рундук.

– Спокойной ночи, мсье Лафит. Бой покажет вам бар, где вы можете заказать ужин. Приятно было познакомиться. Завтра утром я скажу о вас хозяину.

2

Господин Пьер Лафит серебряными щипчиками аккуратно срезал кончик сигары, не спеша раскурил и спросил:

– Как вы сказали? Мой брат?..

– Да, мсье. Он утверждает, что его имя Жан Лафит.

Роберт Бертон, начальник новоорлеанской полиции, откинулся на спинку стула и молча уставился на хозяина кабинета. И только теперь он заметил, что Пьер Лафит немного косит на правый глаз. Раньше, на официальных приёмах в доме губернатора, они встречались, но близко знакомы не были.

– Хотите бренди, господин Бертон?

Начальник полиции расплылся в улыбке.

– Благодарю, сударь, я на службе, но раз вы так любезны…

Пьер Лафит дёрнул шнурок звонка и заказал напитки здоровенному молчаливому негру. Бертон рассматривал обшитые красным деревом стены, хрустальные бра, полки и шкафы с книгами, картины маринистов, низкий турецкий диван с подушками, богатую люстру над головой и мягкий персидский ковёр, в котором утопали его ноги. Негр быстро вернулся, бесшумно поставил на столик у камина серебряный поднос и по знаку хозяина удалился.

– Прошу вас. – Господин Лафит вышел из-за длинного письменного стола, жестом попросил гостя пересесть в кресло поближе к напиткам. – Вы хорошо говорите по-французски, сударь.

– Я вырос в Квебеке, мсье, – сказал полицейский.

Хозяин кабинета медленно разлил бренди в длинные узкие бокалы. Прячась за любезность, он явно тянул время, обумывая слова начальника полиции и вспоминая всё то, что слышал о нём в разных историях, широко ходивших в Новом Орлеане.

Роберт Бертон был фигурой колоритной и личностью в городе известной. Несколько лет назад, когда восставшие рабы учинили резню на плантациях Плакмайн Бенд, Бертон, будучи тогда кавалерийским офицером, совершил со своим отрядом к месту беспорядков марш-бросок и железной рукой восстановил порядок. Вскоре после этого храброму и решительному офицеру доверили освободившийся пост начальника полиции, хотя за ним по пятам неслась слава чудака. Пьер Лафит слышал анекдот, как Бертон, заметив, что начал толстеть, приказал слуге тратить на еду не больше двадцати центов в день. Охотно одалживал деньги многочисленным друзьям и приятелям – жалованье просачивалось у него сквозь пальцы, едва он успевал получить его. По вечерам, выкупавшись в собственном бассейне, Бертон выписывал цитаты из толстых книг по римскому праву на клочки бумаги, которые потом развешивал в приёмной полицейского участка. Его внешний вид тоже настораживал. Начальник полиции не имел приличного сюртука, ни даже белой рубашки, расхаживал по городу в нелепой, похожей на сомбреро шляпе, брюки свисали мешком, поскольку он не признавал подтяжки. Однако имел прекрасные манеры, оставался джентльменом, хорошо танцевал и имел успех в обществе. Дамы, те просто обожали его, несмотря на заурядную внешность и неряшливую бороду, в которой застревали остатки пищи. Бертону исполнилось тридцать восемь лет, и он до сих пор не был женат. Ходили слухи о его романе с французской актрисой, приехавшей в Новый Орлеан на гастроли. Бертон являлся на каждый её спектакль с охапкой цветов и увозил из театра свою приму в служебном экипаже. Купил пианино и разучивал с помощью учителя пения её самые популярные песенки. Любил выпить, даже на службе, но никогда не напивался допьяна.

Господин Лафит сделал глоток и, посмотрев в умные спокойные глаза Бертона, заговорил мягким баритоном.

– Итак, сударь, вы остановились на том, что некий француз, называющий себя Жаном Лафитом, заколол вчера вечером в гостинице «Масперо»… Вы что-то говорили о дуэли?

– Да, мсье. Француз вступился за проститутку, которую ударил его противник. К сожалению, я ещё не знаю подробностей. Инспектор Левье утром доложил мне в общих чертах об этом деле, и я поспешил к вам.

– И правильно сделали, сударь. Жаль, что нам раньше не представился случай познакомиться поближе. Господин Бертон, прошу вас, будьте откровенны. Вы что-то недоговариваете… Поверьте, я умею быть благодарным.

Пьер Лафит взял изящными белыми пальцами тёмную запотевшую бутылку и долил гостю бренди. Бертон одобрительно кивнул.

– Вы угадываете мои желания, мсье. Но сюда я пришёл не за благодарностью. Дело серьёзное. – Бертон облапил своей ручищей хрупкий бокал, выдержал паузу и добавил: – В чемодане убитого инспектор Левье обнаружил около трёхсот тысяч долларов. Похоже, что все они фальшивые.

– Кто делал экспертизу?

– Банкир Бланк. Доллары сработаны неплохо. Небольшая разница с настоящим только в бумаге, но столь незначительная, что для простого новоорлеанца, плохо знакомого с долларами, вообще незаметна.

Пьер Лафит хорошо знал Бланка. Сомневаться в заключении опытного банкира не приходилось, как и в том, каким ветром занесло сюда, на юг, фальшивые доллары.

После победы над Бонапартом Англия, не желавшая смириться с потерей североамериканских колоний, вновь устремила свои взоры за океан. Уже два года на севере Соединённых Штатов шла война. Английский флот блокировал почти всё восточное побережье. Но пока военные действия не коснулись юга, новоорлеанцы, ещё не успевшие в полной мере ощутить себя гражданами США, сильно не волновались. Их больше интересовали местные дела – торговля, новые налоги, урожай хлопка и сахарного тростника. Администрацию штата беспокоили плохо приживающиеся здесь бумажные доллары. Жители Луизианы хорошо помнил, как многих из них разорили обесценившиеся из-за европейских событий французские и испанские ассигнации. Фальшивые доллары – лучшее средство вызвать волнения на юге Соединённых Штатов и без особых хлопот овладеть богатой Луизианой.

– Убитый в гостинице опознан? – спросил Пьер Лафит.

– Я ещё не знаю его имени, но думаю, что это англичанин.

Или их агент. – Начальник полиции допил бренди. Взял предложенную сигару, в задумчивости повертел её в руках и сунул во внутренний карман широкого сюртука. – А теперь, господин Лафит, я хочу, чтобы вы меня поняли правильно. Вся эта история с фальшивыми бумажками настолько важна, что я обязан расследовать её со всех сторон, пока за дело не возьмутся парни из федеральной полиции. Это мой долг. Поэтому откровенность за откровенность: у вас действительно есть брат Жан?

Пьер Лафит позвонил в серебряный колокольчик и распорядился закладывать экипаж.

– На этот вопрос, сударь, я отвечу только после того, как увижу этого человека. Мы сейчас вместе поедем, и вы мне его покажете.

3

Вечером того же дня господин Пьер Лафит, известный в городе коммерсант и судовладелец, хозяин многочисленных лавок, магазинов и гостиниц, привёз домой на улицу Бурбонов молодого человека в военной форме. Слугам он объявил, что это его родной брат Жан, которого девять лет назад отправил учиться во Францию их покойный отец Мариус Лафит.

Темнокожая толстая кухарка Донна, мешая французские и испанские слова, разразилась эмоциональной речью и в конце прослезилась от радости за своего господина. Огромный негр молча улыбался. Горничная Эстерсита, аккуратненькая стройная мулатка в белом чепце и чёрном форменном платье, присела в реверансе. Вышколенные слуги в лучших домах Нового Орлеана не задавали лишних вопросов и открывали рот только тогда, когда их спрашивали.

– Донна, ужин, как обычно, в девять. Эстерсита, приготовь комнату для брата, ту, что рядом с моей спальней. Надеюсь, Жан, она тебе понравится. Её окна выходят в патио¹, где Эмиль, мой садовник, разбил сад, почти такой же, какой у нас был в Порт-о-Пренсе на Сан-Доминго. Ты помнишь наш дом, Жано?

– Совсем плохо. Ведь мне было тоько три года, когда мы переехали в Картахену к дяде Рене. Надеюсь, он жив и здоров?

– Конечно. Ты скоро его увидишь и Доменика тоже. – Господин Лафит движением руки отпустил слуг. – Милый брат, ты не представляешь, как я рад тебе! Последний раз я видел тебя двенадцатилетним мальчиком. Ты сильно изменился.

– Просто я вырос.

Братья прошли в кабинет Пьера.

– Дядя Рене теперь тоже живёт в Новом орлеане?

– Не совсем.

Жан Лафит опустился в кресло и вытянул ноги.

– Пьер, я вижу, многое переменилось с тех пор, как умерла бабушка, и я уехал во Францию. Этот дом, слуги, лошади, кабриолет, деньги, которые ты оставил в залог, чтобы меня выпустила полиция. Откуда всё это? В Картахене мы едва сводили концы с концами. Отец даже занял у ростовщика семьдесят пять песо, чтобы оплатить мою дорогу в Европу.

– Да, всё это так. Многое изменилось, как и мир, в котором мы теперь живём. – Пьер Лафит сел за письменный стол, взглянул на разложенные бумаги. – Мой милый Жано, я отвечу на все твои вопросы за ужином. Переоденься. Эстерсита подберёт тебе что-нибудь из моей одежды – мы одного роста. А завтра прокатимся по городу и купим всё необходимое. Тебе нужно обновить гардероб. – Пьер улыбнулся. – Теперь ты – брат господина Лафита.

Через час мсье Пьер, закончив работать, убрал в стол бумаги. Покинул кабинет и прошёл в столовую, где Донна расставляла серебряный сервиз, испанские и французские вина, бокалы, фрукты, раскладывала салфетки.

– На ужин я приготовила жареную свинину, сеньор, гаванский соус к ней, суп из раков, запечённый паштет…

– Не сомневаюсь, Донна, что всё будет вкусно, как всегда.

Негр тенью спустился со второго этажа по винтовой лестнице и замер на последней ступеньке, ожидая когда господин заговорит с ним.

– Джим, поднимись к брату и скажи, что я жду его в столовой.

– Ваш брат спит, хозяин. Я не стал его будить, – сказал негр.

Пьер Лафит обошёл вокруг стола, повертел в руках бутылки.

– Прошедшая ночь не прошла для него даром. Что ж, пусть Жан отдыхает, впереди его ждёт немало сюрпризов.

4

В одиночестве Пьер Лафит отдал должное кулинарному искусству Донны и лучшим испанским виноделам. Кофе Джим принёс в кабинет, и у камина в кресле, за сигарой, под треск поленьев, нахлынули давние воспоминания.

Пьеру было пять лет, когда его отец Мариус Лафит, кожевенник из Прованса, надумал переселиться в Америку на французскую часть острова Гаити. Кузен кожевенника капитан Рене Белюш рассказывал удивительные вещи: на Сан-Доминго многие простые люди получили землю и стали господами. Мариус Лафит после долгих раздумий посоветовался со своей женой Зорой – красивой испанской еврейкой, древней тёщей, помнившей ещё времена инквизиции, и, когда в очередной раз нечем было платить молочнику, объявил на семейном совете о принятом решении.

– Здесь мы оставляем нищету, а там нас ждёт надежда.

Старшему сыну кожевенника Доменику исполнилось восемь лет. Он уже понимал, что в его жизни настают большие перемены.

Весной 1788 года Мариус Лафит продал дом и погрузился со своим семейством на корабль капитана Белюша. На Сан-Доминго лучшие земли давно имели своих хозяев. Сначала Мариус Лафит получил надел в горах, начав выращивать кофе и индиго. Но через два года открыл в Порт-о-Пренсе, столице колонии, лавку по скупке и выделке кож. В Европе они пользовались большим спросом, а местные охотники обеспечивали сырьём чуть ли не задаром. Дела Мариуса Лафита пошли в гору. В декабре 1790 года в семье появился третий сын, которого назвали Жаном. Через три года кожевенник купил дом, его красавица жена разбила за ним замечательный сад, где бабушка занималась воспитанием внуков. Мариус Лафит благословлял Бога за перемену судьбы.

Гроза разразилась неожиданно, когда стихия жизни вроде улеглась и вошла в русло. Флюиды свободы французской революции взбудоражили полмиллиона рабов на острове, и они восстали. Пьер Лафит хорошо помнил горящий дом, детский страх за свою жизнь и похороны матери; улицы Порт-о-Пренс и городскую площадь, покрытые трупами. Пока Туссен Лувертюр, вождь рабов, не объяснил, что не все белые их враги, а только плантаторы, надсмотрщики и солдаты, негры успели растерзать десять тысяч горожан.

Начавшиеся войны в Европе аукнулись и в Америке. Порт-о-Пренс захватили англичане. В это тяжёлое время Мариус Лафит, едва оправившийся от потери верной жены, решил переехать в Картахену, поближе к брату. Рене Белюш уже несколько лет жил в Новой Гранаде. У Мариуса Лафита оставался небольшой капитал, но, сломленный гибелью жены, он потерял интерес к жизни. Забота о семье легла на плечи бабушки, матери Зоры. Обладая природным умом, она ещё в молодости сама выучилась читать религиозные книги и много повидала на своём веку. Дочь преследуемого народа, она в совершенстве постигла науку выживания, хорошо знала жизнь и прекрасно разбиралась в людях. Бабушка сама занималась образованием внуков. Старшего – долговязого Доменика – взял юнгой на свой корабль капитан Белюш.

Однажды Доменик после длительного плавания похвастался перед Пьером длинноствольным испанским пистолетом и дюжиной серебряных монет. Ночью, когда младший Жан, которого пока ещё не интересовала жизнь взрослых, крепко уснул, старший брат рассказал Пьеру, что дядя Рене водит дружбу с известным французским корсаром Луи Ори. И они вместе делают дела, о которых Доменик, напустив туману, распространяться не стал.

– Ты ещё слишком мал, Пьер…

– Мне скоро четырнадцать, – обиделся мальчик.

Белокурый стройный красавец капитан Белюш часто бывал в доме двоюродного брата Мариуса. Два раза в год он плавал во Францию и каждый раз рассказывал неслыханные новости с родины. Французы отрубили голову своему королю и теперь успешно воюют со всей Европой. Родная сестра дяди Рене вышла замуж за полковника французской армии, который познакомил шурина-моряка с генералом Мирандой, выходцем из Южной Америки.

– Мир меняется на глазах, – говорил Белюш брату. – Нельзя в такое время равнодушно взирать на жизнь, как это делаешь ты, Мариус, когда люди за считанные годы сколачивают целые состояния, солдаты становятся генералами, а рабы – свободными. Очнись! В Европе идёт война. Будет она и в Америке.