Васе все равно делать было нечего, и, назвавшись именем своего друга, он пошел разбираться с пьяным мужем. Но поскольку Вася не был настоящим милиционером, он не стал читать тому морали и угрожать забрать его в участок. Вася предпочел потолковать с мужиком по душам. Они распили полбутылочки водки, а новоявленный представитель правопорядка тем временем задушевно беседовал с хозяином, так доходчиво объяснив, что не стоит бить женщину, когда можно полюбовно улаживать все споры, что незадачливого мужа прошибла слеза и он торжественно поклялся никогда больше не поднимать на жену руку.
Вася покинул счастливое семейство и продолжил свою прогулку, пока его снова кто-то не остановил. Так, до вечера Вася ухитрился в лучшем виде разобраться с еще несколькими делами. Когда он вернулся к другу, настоящий милиционер все еще спал. Вася снял форму, повесил ее в шкаф, надел свою одежду и отправился домой.
Каково же было удивление милиционера, когда через несколько дней от облагодетельствованных Васей жителей района в отделение пошли благодарственные письма, в которых говорилось, как хорошо тот справляется со своими обязанностями, и вообще какой он приятный и достойный человек. В результате начальство даже объявило ничего не понимающему милиционеру благодарность за хорошую службу.
В этой истории есть два подтекста. Один - это то, что она является очевидным случаем психологической ловушки, когда люди привычным образом реагируют на форму, не обращая внимания на то, что поведение человека в форме является совершенно нетипичным и этой форме не соответствует, то есть что форма не соответствует содержанию.
Второй подтекст представляет собой уже другую тему, рассматриваемую учением Спокойных, - тему нестандартных решений, которые во многих случаях оказываются гораздо оптимальнее казалось бы очевидных и общепринятых действий.
Историю о следующей психологической ловушке - ловушке незнания - мне рассказал один из моих учеников.
В одном собачьем питомнике, где хозяева оставляли животных на передержку, овчарка заболела стригучим лишаем, и ее на машине, принадлежащей питомнику, повезли в больницу. Шофер, ведущий машину, чем-то когда-то досадил инструктору-собаководу, и инструктор решил отыграться на нем. В непринужденной манере он завязал разговор и объяснил шоферу, что собака больна стригучим лишаем, а это болезнь крайне опасная и исключительно заразная.
- Теперь машина пойдет на списание, - сообщил инструктор, - ее даже хлоркой отмыть не удастся. Бациллы лишая уже витают в воздухе повсюду, и скоро у тебя начнут чесаться разные места, а потом ты станешь лысеть и шелушиться.
- А как же ты? - спросил испуганный шофер.
- У меня к лишаю иммунитет, - беспечно ответил инструктор.
На прощание он посоветовал шоферу никому не говорить о том, что он заразился стригучим лишаем, потому что тогда люди испугаются и перестанут общаться с ним.
На следующий день в питомнике инструктор подслушал, как шофер плачется своему напарнику о подцепленном стригучем лишае, присматриваясь к своей руке и почесывая ее.
Инструктор подошел поближе, критически осмотрел руку шофера и, скорбно покачивая головой, сказал с видом знатока:
- Это придется выжигать каленым железом...
Конечно, научиться распознавать психологические ловушки и избегать их - задача практически невыполнимая, но стремиться к лучшему проникновению в суть вещей и явлений - достойная цель для последователя даосизма.
Одно из основных упражнений, помогающих в распознавании психологических ловушек, это наработка умения сопоставлять форму и содержание, сознательно посылаемые сигналы с подсознательными проявлениями организма. В данном случае пословица "не верь глазам своим" верно отражает одну сторону медали, хотя пословица другой стороны медали могла бы звучать как "не верь интуиции своей".
Человек, знающий, как обмануть глаза, обманывает формой. Но люди более высокого уровня мастерства способны обманывать и содержанием, то есть они способны продуцировать воздействующие на человека на подсознательном уровне сигналы, вызывающие чувство доверия, страха, подчинения или какое-либо другое чувство.
В случае, когда в психологическую ловушку заманивает не только форма, но и содержание, подобной ловушки крайне трудно избежать. Тут уже необходимо совершенно новая способность проникновения в глубинную суть происходящего, но это тема для отдельного разговора.
По канонам Спокойных попадание в психологические ловушки они приравнивали к болезни. Впрочем, болезнью они считали любое состояние, отличное от состояния универсальной гармонии, в котором "всадник на спине ветра наблюдает за серединой".
Излишняя доверчивость - это болезнь. Излишняя недоверчивость - это болезнь. Излишняя эмоциональность - это болезнь. Недостаток эмоциональности - это болезнь. Ярость - это болезнь. Альтруизм - это болезнь, и т. д. и т. п. Дать четко сформулированное формальное определение нормы, естественно, было невозможно. Осознание нормы или меры вещей и явлений приходило постепенно на интуитивном уровне вместе с осознанием подлинной сущности срединного пути. Задумываясь о том, что представляет собою норма, избегая попадания все в большее число психологических ловушек, даос становился все ближе и ближе к норме, ближе и ближе к истинной гармонии.
Глава 3
Незадолго до преддипломной практики мне довелось познакомиться с удивительным человеком, и это знакомство стало для меня началом нового этапа погружения в чарующий мир целительства.
Я направлялся на встречу с одной из своих подружек, которая должна была состояться недалеко от кинотеатра "Мир". Летнее солнце палило немилосердно, у меня еще оставался запас времени, и я не смог удержаться от соблазна заскочить в манящее прохладой небольшое кафе, приветливо распахнувшее двери на центральной аллее парка, примыкающего к кинотеатру.
- Надо же, в конце концов, хоть иногда доставлять себе удовольствие, - подумал я и, с сомнением оглядев хлипкие пластиковые кресла, уселся на прочный деревянный табурет - единственное сооружение, внушавшее мне доверие.
Я заказал три стакана сока - яблочный, виноградный и томатный - и задумался над тем, не стоит ли побаловать себя пирожными, как кто-то тронул меня за локоть. Я повернул голову. Мне приветливо улыбался студент сельхозинститута, учившийся на одном из начальных курсов агрономического факультета. Мы познакомились примерно год назад, и он страстно увлекся Шоу-Дао. При первой же возможности мы с ним уединялись в одном из бесчисленных коридоров "Альма матер", и после каждой такой встречи, длящейся обычно от пяти до десяти минут, он покидал меня, довольный и счастливый, как медали, унося на себе энное количество свежих синяков.
Глядя на его сияющее лицо, я каждый раз вспоминал любимую поговорку Ли: "Небольно, значит неправильно".
- Если ты не ощутишь хотя бы часть мощи приема на своем собственном теле, ты не сможешь обрести уверенности в нем, - объяснил мне Учитель.
- Сколько лет, сколько зим, - воскликнул я, вставая с табурета и заключая Захара в объятия.
- Учитель, есть подработка! - поспешил сообщить он.
- Это очень кстати, - обрадовался я, и, решив, что по такому случаю тарелочка пирожных уж точно не помешает, направился к стойке бара, бросив на ходу:
- Тебе что-нибудь купить?
- Сок и пару бушеточек, - откликнулся Захар. Мы уселись напротив друг друга, наслаждаясь ощущением уюта и предвкушая удовольствия общения и совместной трапезы. Когда первый голод был утолен, Захар, дожевывая кусок бушетки, сказал:
- Есть возможность хорошо заработать. Нужен иглоукалыватель. В те времена слово "рефлексотерапевт" еще не получило широкого распространения, и человека, применявшего методы рефлексотерапии, даже не имеющие отношения к акупунктуре, называли простым и понятным словом "иглоукалыватель".
- Я к твоим услугам, - бодро откликнулся я. - Когда приступать и кого надо сделать ежиком?
В этот период моей жизни мне пришлось изменить своим принципам и время от времени браться за работу, которую оплачивали. Это было связано с тем, что мою маму уже несколько раз оперировали по поводу рака и деньги, требующиеся на лекарства, на подарки врачам и медсестрам и на усиленное питание, многократно превосходили возможности нашего семейного бюджета.
Захар расправил плечи.
- Начну по порядку, - сказал он. - Пару недель назад я отправился в городскую парилку, и там один забавный дедуля попросил меня сделать ему массаж. Я промассировал его совершенно бескорыстно, но в конце концов он чуть ли не насильно всучил мне двадцать пять рублей.
Названная сумма произвела на меня впечатление, поскольку по тем временам она превышала половину моей студенческой стипендии и составляла почти четверть зарплаты инженера.
- Ты лучше переходи к делу, меня мало интересуют размеры твоих гонораров, - сказал я, вовремя вспомнив о том, что рискую опоздать на свидание.
- Я просто хочу показать, что дедушка умеет быть благодарным, - лукаво подмигнул мне Захар. - Завтра поздно вечером я снова отправляюсь к нему. Похоже, он ищет человека, сведущего в иглоукалывании и массаже, и я порекомендовал ему тебя.
- И где обитает твой щедрый дедуля? - поинтересовался я.
- В зоне Новоромановки. Тебе наверняка известны там районы частных застроек, где живут корейцы.
- Ты хочешь сказать, что дедуля - кореец? - удивился я.
- А разве я об этом не упоминал? - в свою очередь удивился Захар.
Это обстоятельство стало решающим аргументом. Мне показалось очень странным, что щедрый корейский дед пытается отыскать иглоукалывателя среди представителей славянского населения, поскольку из рассказов Учителя и Лин о местной корейской общине я знал, что среди крымских корейцев было немало искусных лекарей и что корейцы жили очень замкнуто, предпочитая решать свои личные проблемы в тесном кругу общины.
Захар проводил меня к месту свидания. Моя подружка запаздывала, и мы, отойдя в безлюдный переулочек, принялись с энтузиазмом мутузить друг друга, как сказал Захар, для лучшего усвоения вкусной и здоровой пищи.
На следующий день я отправился в Новоромановку, где мы должны были встретиться с Захаром. Было около десяти часов вечера, и опустившаяся на город ночь была прекрасна. Воздух был прозрачен и чист, блюдечки мерцающих южных звезд кокетливо подмигивали мне с высоты. Захар опаздывал, и это давало мне возможность лишний раз насладиться таинственными пейзажами ночи. Прождав более получаса, я задумался о том, что, если так пойдет и дальше, я рискую провести под звездами всю ночь, но шестое чувство подсказывало мне, что нужно еще подождать и что встреча, которая мне предстоит, обещает стать совершенно особенной.
Минут через пятнадцать в конце улочки замаячила стремительно приближающаяся фигура Захара. Он размахивал руками, еще издалека выкрикивая извинения и объясняя причину задержки.
- Это была девушка моей мечты. Я просто не мог ее оставить, - задыхаясь и обливаясь потом, сообщил он. - Я знал, что ты меня дождешься. Все вышло совершенно случайно. Ее родители так редко уезжают из дома, а тут нам как раз выпал шанс...
- Для даоса любовь священна, - улыбнулся я. Несколько минут спустя мы постучались в калитку небольшого домика. Дверь открыла улыбчивая, но немногословная женщина средних лет. Она провела нас через двор, а затем по блистающим чистотой комнатам, давая нам возможность по достоинству оценить аккуратность и трудолюбие корейского народа.
Хозяин домика оказался и улыбчив, и многословен.
- А, это и есть долгожданный доктор, - воскликнул он. - Спасибо, Захарушка, спасибо!
Он притянул Захара к себе, крепко обнял его и, расцеловав в обе щеки, незаметно сунул деньги в нагрудный карман его рубашки. Передача двадцати пяти рублей прошла в лучших традициях контрактной передачи информации в шпионских боевиках.
Захар, подозревая, что в его присутствии больше не нуждаются, спросил:
- Так я пойду?
- Давай сначала покушаем, - сказал старый кореец. - Из моего дома никто голодным не уходит. Затем он переключил свое внимание на меня.
- Ты можешь звать меня дедушка Давы, - обнимая меня, сказал старик. - А теперь пойдемте за стол.
Я хотел было возразить, напомнив о том, что лечение не рекомендуется проводить на полный желудок, но сдержался, понимая, что мои возражения были бы бесполезны.
Дедушка Давы провел нас в самую большую комнату дома и усадил за внушительных размеров деревянный стол, уставленный всевозможными яствами. Тут были и воздушные пирожки из почти прозрачного белого теста, казалось вот-вот готовые вспорхнуть, как вспугнутые голубки, и мисочки, наполненные красной и черной икрой, и разнообразные салаты, и непонятным образом приготовленное мясо, происхождение которого я на глаз не смог определить.
Хозяин радушно потчевал нас, и только сейчас я смог внимательно рассмотреть его. Я поразился тому, насколько колоритной была его внешность. В глубоких морщинах выразительного и приветливого лица прятались маленькие черные глазки, излучающие энергию и лукавство. Его многое повидавшие на своем веку руки, как корнями мангровых деревьев, были опутаны выпуклыми венами.
Старый кореец щедрой рукой накладывал нам на тарелки новые и новые блюда. Когда глаза Захара осоловели и выражение его лица свидетельствовало о том, что его измученный едой организм больше не способен принимать дополнительные порции пищи, дедушка Давы поднялся из-за стола и бережно проводил до двери дорогого гостя.
Я, не в силах пошевелиться, остался сидеть на своем месте, впадая в полусонную медитацию воспоминаний и последовательно воспроизводя в памяти все новые для меня вкусы этого удивительного застолья.
Вскоре кореец вернулся, и мы направились в его спальню, которая, как и все комнаты в этом доме, буквально ослепляла чистотой. Несмотря на небольшие размеры, спальня казалась просторной, поскольку единственными предметами, находившимися в ней, были большой удобный стул и широкая кровать, застеленная белым покрывалом.
Мы обменялись несколькими общими фразами обо всем и ни о чем, а затем я, решив, что пришло время перейти к делу, расстелил на полу газету и выложил на нее из сумки спирт, вату, иглы и прочие предметы, которые могли мне пригодиться при лечении.
- Что вас беспокоит? - спросил я.
- Ты же доктор, вот ты и догадайся, - лукаво сказал кореец.
Он ловко стянул рубашку и штаны и улегся на кровать. Моему взору предстал ряд воронкообразных шрамов, причудливым узором украшавший его тело в самых разных местах. По их расположению я понял, что над дедушкой Давы поработал опытный врач и что у него болят ноги.
Я неторопливо стал складывать свой реквизит обратно в сумку.
- Что такое? Почему, дорогой, ты убираешь свои медицинские приспособления? - забеспокоился старый кореец.
- Я буду лечить вас другим способом, - сказал я. В моей голове уже созрел план лечения.
- И что же ты будешь со мной делать, если не колоть? - с несколько игривой интонацией поинтересовался дед.
- Я буду вас жечь, - в тон ему ответил я.
На счастье я прихватил с собой самодельные полынные сигареты. Я последовательно прогрел все круглые шрамики, оставшиеся от контактного прижигания травяными конусами. Эта процедура заняла много времени. Мы разговорились, и старик объяснил мне, что он прибег к моим услугам потому, что его личный врач был в отъезде.
Так на месяц я стал врачом дедушки Давы. Он так ни разу и не сказал мне, от чего я должен был его лечить, но отметил, что от моего прижигания в его состоянии наступило значительное улучшение.
С каждым новым сеансом дедушка Давы чувствовал себя все лучше и лучше, и по мере выздоровления он становился все более приветливым и откровенным со мной.
Я начал дополнять прижигание полынной сигаретой массажем болезненных зон, прорабатывать зоны шрамов нажатием с долгой задержкой руки, выполнять некоторые другие манипуляции, совмещая несколько методов воздействия.
Старый кореец потчевал меня историями из своей жизни, а затем он неизменно приглашал меня к столу, на котором нас среди прочих блюд неизменно поджидали объемистые миски с черной и красной икрой.
Не выдержав, я однажды поинтересовался, откуда берется икра в таких количествах, поскольку в то время купить икру в магазине было практически невозможно, и дедушка Давы объяснил, что черную икру доставляют из Астрахани его родственники, скрывая контрабандный товар в автомобильных шинах, поэтому она и выглядит помятой. Не знаю, говорил ли это дедушка Давы в шутку или всерьез, да, честно говоря, меня это и не беспокоило. Больше всего на свете мне хотелось познакомиться с личным лекарем старого корейца, который вскоре должен был вернуться из своей поездки.
За столом дедушка Давы снова увлекался воспоминаниями. Он говорил неправильно с уникальным, удивительно приятным акцентом, придававшим его речи особую выразительность и очарование. Однажды он с энтузиазмом принялся рассказывать о своей жизни во время Великой Отечественной войны. Выглядело это примерно следующим образом:
- Ой, как было плохо! Шел война, был тяжелый период для нашей Родина. Народ воевал, страна голодал. Люди плохо жили.
Неожиданно протяжно-жалостливые интонации его речи сменялись на бойко-веселые с резким поднятием тона.
- Я хорошо жил, - говорил он, и темп его речи постепенно убыстрялся. - Я на железный дорога работал. На один станция начальник русский, за все отвечай. Его заместитель корейца ни за что не отвечай. Заместитель корейца лесом вагон с верхом грузит. На второй станция начальник русский за все отвечай, а его заместитель корейца ни за что не отвечай. На второй станция заместитель корейца верхушка леса снимай. Хорошо жил...
На столе одно блюдо сменяло другое, на смену воспоминаниям о войне приходили воспоминания более приятные...
- Один девушка любовница дом подарил, - вещал дедушка Давы, мечтательно закатывая глаза. - Сорок тысяч!
Сделав выразительную паузу, чтобы мы по достоинству оценили его щедрость, старик, неожиданно спохватившись, что его могут неправильно понять, многозначительно добавил:
- Новый деньга!
Дедушка Давы обвел взглядом наши лица, выражающие подобающее случаю восхищение, и продолжил свой рассказ:
- Второй девушка любовница дом подарил. Тридцать тысяч! Новый деньга! Один мальчик сиротка бегал по двору, мама погиб, папа погиб, дал двадцать тысяч на его воспитание, новый деньга. Теперь большой человек - председатель обкома.
Дедушка Давы явно перепутал должности, и ему казалось, что "председатель" звучит солиднее, чем "секретарь".
- К себе в край зовет, - между тем продолжал кореец. - Говорит - ни в чем нуждаться не будешь!
Из рассказов дедушки Давы я узнал, что он был весьма уважаем в тесном кругу корейских семей. В своем роде он был местным "капо де тутти капи"
, если проводить аналогии с "Крестным отцом", но, естественно, в его случае в условиях Советского Союза сфера действий корейского "капо" по большей части ограничивалась экономической деятельностью, хотя за многословием экзотичного старика нередко угадывалось нечто, о чем он предпочитал не распространяться. В чем-то жизнь корейской общины напоминала мне рассказы Учителя о выживании клана Спокойных среди чуждых им народов. Община жила по своим собственным законам, стараясь по мере возможности избегать столкновений с коренным населением и правоохранительными органами, гибко и разумно приспосабливаясь к обстоятельствам.
Дедушка Давы твердой рукой регулировал жизнь общины. Большинство корейских семей зарабатывало на жизнь, выращивая ранние арбузы, лук, овощи и фрукты на частных огородах или на взятых в аренду у государства землях. От дедушки Давы зависело, куда каждая из семей поедет продавать свою сельхозпродукцию. Старик распределял места так, чтобы у всех семей был приблизительно равный доход и чтобы никто никому не мешал в торговле на рынке. Великолепно зная ситуацию на всех основных рынках Советского Союза, дедушка Давы руководил делами так, что община процветала. Конечно, иногда случались и неприятные инциденты, вроде столкновений с конкурентами кавказского происхождения, но мудрый патриарх ухитрялся улаживать и эти проблемы.
В дедушке Давы, почти по О Генри, удивительным образом сочетались черты гангстера и филантропа.
- Я всегда людям помогай, - объяснил мне как-то дедушка Давы. - С Дальний Север друг приехал, говорит - страдают там русские люди. Местная власть не дает водку продавать, вино продавать. Сухой закон, понимаешь, ввели. А как рабочему человеку без водки на холоде жить? Вот я и помог. Партию арбузов на север отправил.
Половина арбузов бесплатно в детские дома передал, а в другая половина для страдающий рабочий спирт шприцами впрыснул. Связи свои использовал - через два дня арбузы на месте были. Друг у меня есть - в транспортная авиация работает. А если бы официально перевезти просил - на две недели груз бы застрял. Рабочие спасибо говорили.
Похоже, что делать инъекции арбузам дедушке Давы понравилось, и он неоднократно пользовался этим методом. Однажды на бахчу одного корейца из общины колоритного патриарха совершили налет жившие в соседней деревне русские конкуренты по арбузному бизнесу. Арбузы у трудолюбивого корейца удались на диво, чего по какой-то причине не смогла перенести загадочная русская душа. Вооруженные палками налетчики в открытую пришли на поле и под аккомпанемент забористого мата перебили почти поспевшие арбузы.
Ответный удар не заставил себя ждать. Месть, хотя и не была столь демонстративной, оказалась достойной. Дедушка Давы под покровом ночи отправил корейских детишек на поля интервентов. Детишки были вооружены шприцами, которыми они впрыскивали керосин в готовые к сбору арбузы. Эффект превзошел самые смелые ожидания. Возмущенные покупатели, попробовав пожароопасные плоды, вернулись на рынок, объединились, и, пылая негодованием, перевернули лотки с товаром и забросали продавцов их же собственными арбузами.
Еще один раз дедушка Давы воспользовался инъекциями, когда на одном из российских рынков конкуренты кавказской национальности, угрожая физической расправой, потребовали у корейцев по дешевке продать им все свои арбузы и убраться с рынка. По совету патриарха корейцы, не вступая в конфликт, арбузы таки продали, но зато в недрах каждого арбуза таился очередной сюрприз.
Так, по мере возможности не прибегая к насилию, но действенно и эффективно, корейский "капо де тутти капи" отвечал ударом на удар, все же предпочитая не наносить удара первым.
Дедушка Давы регулярно прибегал к нехитрым приемам первобытной магии. Впервые я столкнулся с этой чертой его характера, обратив внимание на то, как он прячет под подушку в спальне здоровенный кинжал.
- Готовитесь защищаться от врагов? - пошутил я.
- Ты знаешь, дорогой, мне часто снится плохой сон, - ответил дедушка Давы. - Когда снится плохой сон, когда за мной кто-то бежит, когда на меня кто-то нападать, я хватай во сне кинжал за ручку, от меня все убегай. Я с кинжал - меня все боятся.
Не знаю, отчего дедушку Давы терзали ночные кошмары - то ли оттого, что он слишком много кушал перед сном, или у него действительно было много врагов, но верно одно - кинжал действовал безотказно, мгновенно отпугивая всех противников.
Когда в его семье кто-то болел, дедушка Давы брал шерстяные ниточки и завязывал на них узлы. Нитки могли быть разного цвета, но обязательно шерстяные. Он подолгу, тщательно и неторопливо раскладывал их на подоконниках и шкафах, и никто в мире не смог бы убедить его в том, что это средство вряд ли поможет.
Старый кореец пытался влиять и на погоду, совершая странные ритуалы, отдаленно напоминающие мне обряды Буду. Если дедушке Давы нужна была теплая солнечная погода, он, убивая очередную курицу, брызгал ее кровью на заранее насыпанные небольшие горки сухого песка, а если для получения хорошего урожая срочно требовался дождь, старик наливал в блюдечко воду и затем окроплял ее кровью курицы.
И, хотя в натуре дедушки Давы слишком откровенно проглядывало что-то первобытно-жутковатое, он был исключительно обаятельным, добрым и щедрым человеком. Я относился к нему с искренней теплотой, не будучи склонным морализировать по поводу его несколько вольного отношения к закону, но одна черта его характера неизменно коробила меня, несмотря на то что, согласно заповедям Шоу-Дао, я старался и ней относиться терпимо. Дело в том, что дедушка Давы был страстным и неисправимым собакоедом.
После того как я несколько раз отведал исключительно вкусно приготовленное мясо, старый кореец с лукавой усмешкой открыл мне секрет его происхождения и признался, что отлавливает бродячих собак. В порыве великодушия дедушка Давы пригласил меня на "охоту", и я, несмотря на то что подобное мероприятие не вызывало у меня энтузиазма, не смог отвергнуть столь экзотическое предложение.
Несколько дней спустя мы отправились на охоту. Дедушка Давы вооружился лишь большим мешком. Когда я спросил его, не нужна ли ему приманка, старик лукаво ответил, что у него - свой собственный метод охоты и приманка ему не потребуется.
Примерно четверть часа мы блуждали по пустынным вечерним улицам, пока не наткнулись на крупную кудлатую дворнягу.
- Тише, не мешай! - шепнул мне дедушка Давы. Он сделал несколько шагов по направлению к собаке, слегка согнул колени и, наклонившись в ее сторону, каким-то особенным, приторно-сладким голосом пропел:
- Куть-куть-куть!
Псина замерла на месте и, с любопытством наклоняя голову из стороны в сторону, уставилась на старого корейца.
- Куть-куть-куть, куть-куть-куть! - продолжал выпевать дедушка Давы.
Собака, как зачарованная, медленно переставляя лапы, двинулась к нему.
Я, наблюдая за этой сценой с внезапно пробудившимся интересом, поймал себя на том, что сам был готов следовать на сладкий, но коварный призыв, как крыса за дудочкой крысолова.
- Куть-куть-куть, куть-куть-куть!
Дворняга приблизилась к корейцу почти вплотную, и тут дедушка Давы сделал молниеносное, как бросок кобры, движение рукой, одним взмахом накинув мешок на несчастную псину. Последовала короткая борьба, кореец затянул горловину и с легкостью, неожиданной для его возраста, вскинул мешок на плечо.
- Хороший собачка, сладкий собачка, - время от времени приговаривал он, пока мы возвращались к дому.
Посвящение в тонкости корейской кулинарии напоминало ужасы застенков гестапо в сочетании с некоторыми индонезийскими обрядами. В одном из сараев, расположенных во дворе, находился пыточный станок, в который бедную собаку зажимали, полностью обездвиживая ее. Затем, замотав ей морду тряпками, ее избивали палками и оставляли в таком виде, полуживую, на несколько дней, чтобы ее мясо стало более мягким и сочным.
Дедушка Давы объяснил мне, что если мясо собаки он может съесть сам, то для того, чтобы отведать мозг, он обязательно приглашает всех домочадцев, поскольку мясо одной собаки похоже на мясо другой, но мозг каждой собаки имеет свой собственный, неповторимый вкус.
- Особенно, - добавил дедушка Давы, мечтательно закатывая глаза, - хорош мозг белый собака. Очень-очень вкусный мозг.
Процесс приготовления блюд из собачатины окончательно отбил у меня аппетит к ним, и в дальнейшем я вежливо, но упорно отказывался от собачьих деликатесов, предпочитая телятину или курятину.
Глава 4
Я регулярно посещал дом старого корейца до тех пор, пока он окончательно не поправился. Прощаясь, старик крепко обнял меня.
- Запомни, дорогой, - сказал он. - Мой дом - это твой дом. Заходи, когда хочешь, ты мне всегда дорогой гость. Если хочешь видеть мой личный врач, приходи через пару недель, я буду знать, захочет ли он показать тебе свой искусство.
Две недели спустя старый кореец обрадовал меня, сказав, что лекарь согласен встретиться со мной и что встреча произойдет в его доме.
Я ждал этой встречи с нетерпением. Точно в назначенный час я постучался в двери дома дедушки Давы, и неизменно улыбчивая, но молчаливая кореянка провела меня в гостиную, где рядом со старым корейцем я увидел высокого крепкого сложения человека.
Дедушка Давы представил нас друг другу, сказав, что я могу называть его личного врача Ким. Мы вежливо пожали друг другу руки, но я не заметил на лице Кима ни малейших следов приветливости или радости от встречи.
Старик дипломатично покинул нас, и мы уселись в кресла с каменными лицами, подобно игрокам в покер. Некоторое время мы молчали, изучая друг друга. Чтобы не показаться слишком навязчивым, я не хотел начинать разговор первым.
В глазах Кима мелькнула искра неодобрения, и он заговорил ровным металлическим голосом, практически без акцента, на безукоризненном русском языке.
- Дедушка Давы мне как отец, - произнес он. - Только по этой причине я согласился показать тебе маленькую часть своего искусства.
Меня поразило, что, говоря о своем умении, он произнес слово "искусство". До этого я общался со многими знахарями, и ни один из них не упоминал этого термина, за исключением Учителя. Возникшая аналогия с Ли еще больше усилила мое желание учиться у этого человека.
- Ты будешь учиться лишь на моих условиях, - между тем продолжал лекарь. - Запомни, одно-единственное нарушение - и мы распрощаемся с тобой. Имей в виду, что я не учу и не лечу русских. Я не делаю это потому, что русские мешают моей работе, потому, что они ставят под угрозу здоровье моих близких, мое благополучие и мое искусство.
Ким замолчал, холодно и бесстрастно глядя на меня. Видимо, он ожидал, что я начну протестовать против подобной оценки людей моей национальности, но я, никак не проявляя своего отношения к его словам, продолжал внимательно слушать.
- Когда русскому говоришь, что ты его вылечишь, но больше не будешь лечить никого из его соотечественников, - снова заговорил лекарь, - он тебя не слушает и обязательно приводит кого-то еще. Ты ему говоришь, что не будешь лечить того, кого он привел, но он начинает упрашивать. Русский назойливей мухи. Когда ты его лечишь, он считает себя слишком умным и он не слушает твоих рекомендаций, поэтому лечить его слишком трудно. И, главное, когда с русского берешь деньги, он очень переживает по этому поводу, и брать деньги у него неприятно. Есть еще много других причин, но я не буду о них упоминать, потому что того, что сказано, уже более чем достаточно.