Еще в 1840–1850-е годы немец во Франции или в Англии воспринимался добродушным, туповатым и трудолюбивым. Немцев считали сентиментальными романтиками, которые умеют хорошо работать, но, не поверите, плохо умеют считать деньги, обожают семью с бесчисленными младенцами, «а-ля тирольские» песни и домашних животных.
В 1860-е годы «вдруг» выяснилось, что Германия производит товары лучшего качества, чем французские и английские. Появился конкурент, и это вызывало настороженность. Милейшие добряки с трубочками во рту и пивными брюшками стали казаться уже не такими безобидными и симпатичными. Во французских газетах немцев стали изображать жестокими и наглыми, пронырливыми и жадными.
У Жюль Верна такой персонаж – немецкий профессор – выведен очень комедийно и непривлекательно. Чавкая, он пожирает целые горы кислой капусты с сосисками, запивает озерами пива, после чего садится писать статью: «Почему современные французы проявляют признаки дегенерации».
Пруссия стремилась объединить Германию, а Франция изо всех сил препятствовала этому: не хотела терять гегемонию в континентальной Европе, что, собственно, и вызвало Франко-прусскую войну 1870 года. Оказалось, что Пруссия может выставить вдвое больше хорошо обученных солдат, она отмобилизовала армию в два раза большую, чем французская, и сделала это вдвое быстрее.
Стальные нарезные орудия Пруссии вели огонь на расстояние до 3,5 км, а бронзовые французские – на расстояние 2,8 км, и точность стрельбы у них была намного ниже.
Прусская армия лучше управлялась, лучше снабжалась и несравненно лучше воевала.
С августа 1870 по апрель 1871 года германская армия наголову разбила французскую, вошла во Францию и оккупировала Париж.
По Франкфуртскому договору Франция уступала Пруссии Эльзас и Лотарингию и выплачивала громадную контрибуцию в 5 миллиардов золотых франков.
После этих событий черный миф о Германии окончательно стал частью политики Великобритании и Франции. Задолго до Первой мировой войны со страниц газет этих стран не сходил образ немца – жадного, тупого, малообразованного, в общем, отвратительного во всех отношениях.
Что с того, что уровень образования и общей культуры в Германии был выше английского и французского? Что Германия была Страной Университетов? Что германская наука лидировала в мире? «Средний» француз и англичанин вполне могли не знать этого. А пропаганда целенаправленно делала свое дело: формировала образ глупого и невежественного врага.
Немцы представали милитаристами, жаждущими войны со всем миром, националистами и расистами. В статье «Мечта немцев» газета «Таймс» рисовала «извечную мечту» немцев о покорении всей Европы. Якобы немцы только и хотят завоевать Британию, покорить ее народ. Газета напоминала, что уже в раннее Средневековье германские племена завоевывали Британские острова. Вот и их потомки опять сюда лезут…
Тут далеко до исторической истины. И сами англичане – потомки вовсе не столько бриттов, сколько германских племен англов и саксов, которые даже дали название их стране и народу. Да и немцы вовсе не поголовно разделяли милитаристские стремления правительства Пруссии.
В дневниках В. И. Вернадского есть прелестное описание, как в Геттингене некий юноша из земли Пфальц выказывал ему, Вернадскому, всяческое презрение, вел себя задиристо и нагло. «Неужели это потому, что я русский?!» – не мог не подумать Владимир Иванович. Назавтра обидчик пришел извиняться и вел себя крайне смущенно. «Простите, ради Бога, – оправдывался юноша русскому коллеге. – Меня ввели в заблуждение… Мне сказали, что Вы из Пруссии…»
Быть пруссаком в Германии вовсе не было комплиментом.
Для многих немцев, объединенных с Пруссией «мечом и кровью», Пруссия стала символом примитивизма, готовности не договариваться, а орать. Решать проблемы кулаком, а не языком.
Но что пропаганде до этого? Вся Германия отождествлялась с Пруссией. Всем немцам приписывалась нежная любовь к казарме, муштре, сапогам, ругани, завоевательной политике. Всякий немец изображался злобным ограниченным садистом.
Кстати, о завоеваниях: именно во второй половине XIX века формировались колониальные империи Франции и Англии. Можно долго описывать, как бесчинствовали в них колонизаторы – вовсе не немцы. Но именно немцам приписывалась чудовищная жестокость.
Во время Первой мировой войны английская разведка сочинила миф о том, что немцы поедают бельгийских детей. Натурально поедают, ну нечего им есть в окопах, они и ловят детишек.
Еще британские журналисты писали, что у немцев есть специальный завод, на котором они перерабатывают на глицерин трупы вражеских солдат, французов и британцев. Находились даже свидетели!
Черные мифы о Германии ослабели только в 1960-е годы и по причине тоже политической: Германия перестала быть конкурентом и стала стратегическим партнером.
Под броней с простым набором,
Хлеба кус жуя,
В жаркий полдень едет бором
Дедушка Илья.
А. К. Толстой. «Илья Муромец»
В России был тот же набор положительных и черных мифов о самих себе и окружающих народах, о политических врагах династий и властей, об исторических событиях.
Нам придется посмотреть, какие мифы возникали в разные периоды русской истории, зачем они возникали и почему.
Тогда станет понятно, как появились самые опасные мифы нашей истории и почему от них столько вреда.
Летописи
История Древней Руси хорошо исследована. По крайней мере, не хуже, чем история стран Европы раннего средневековья. Источники по истории Древней Руси многообразны и богаты.
Едва ли не важнейший из них – «Повесть временных лет». Летопись несколько раз редактировалась и дописывалась.
Среди известных каждому школьнику образцов древнерусской словесности – «Слово о полку Игореве».
Даже в смысле поэтическом – непревзойденная вершина, шедевр.
«Слово о полку Игореве» – не летопись, поэтическое произведение. Но создано оно по определенному историческому поводу – походу в 1185 году северских князей во главе с Игорем на половцев. Поход оказался неудачен, Игорь разбит. Все, что осталось от войска, – 19 человек. Сам князь попал в плен, затем с трудом бежал и после многих приключений вернулся в родной город Путивль. Особое внимание сегодня также уделяем берестяным грамотам, число которых, особенно большое на Северо-Западе Руси, после первых находок в 1951 году в целом превысило 800. Среди этих грамот – частные письма, счета, записки купцов, любовные послания, даже упражнения учеников тогдашних школ.
Нам могут возразить: ведь Фоменко и Носовский уже «доказали», что история Руси гораздо короче! «Теория» Фоменко и Носовского основана на идее заговора: якобы Романовы, а потом ряд ученых после Петра сознательно уничтожали одни документы и заменяли их другими. Новгород – это вовсе не «настоящий» Древний Новгород, «настоящий» – это Ярославль. Александр Невский и Батый – одно лицо, носившее разные имена в разных частях единого государства, а современные ученые подделывают результаты археологических раскопок – в частности, якобы около 1000 года дендрохронология обрывается, и более ранние даты ими попросту придуманы.
И это только часть измышлений этих двух «великих историков» и их последователей.
«Бегство князя Игоря из половецкого плена». Литография XIX в.
Гениальное «Слово о полку Игореве» навеки запечатлело в народной памяти мелкий исторический эпизод, случившийся с провинциальным русским князем
Не будем вдаваться в долгую полемику. Возражений у нас будет два.
ПЕРВОЕ: Фоменко и Носовский НЕ доказали верность своей критики «обычной» хронологии. Их аргументация поверхностна и часто попросту лжива. Скажем, в культурном слое Новгорода, раскопанного огромными площадями, попадаются многочисленные берестяные грамоты. «Подделать» их присутствие в культурном слое невозможно по определению: ведь этот слой не потревожен веками, берестяные грамоты отделяют от современной поверхности несколько метров напластований.
П. Корин «Александр Невский». 1942 г.
Один из лучших примеров успешного и позитивного русского исторического мифа
Что же, агенты Романовых туда запихивали бересту?! Кстати, и обрыв хронологии около 1000 года – выдумка авторов «новой хронологии». Дендрохронология в Великобритании доведена до IV века н. э., в Германии до VI–VII веков, в России – до VIII века. Без «разрывов».
Другие находки новгородских археологов подтверждают точность «деревянного календаря». Сенсационная находка печати Ярослава Мудрого сделана в слоях, согласно дендрохронологии датируемых 1030-ми годами. Остается напомнить, что правил Ярослав с 1014 по 1054 год.
Печатей, принадлежавших известным деятелям древнерусской истории, уже выявлено больше сотни, и все они в точности подтверждают «показания» годичных колец на спилах бревен с новгородских мостовых.
Можно еще многое говорить по этому поводу, но главное ясно.
ВТОРОЕ возражение. Наша книга написана не о самих по себе источниках, а о том, как эти источники формируют самоопределение, или, как лучше всего сказал А. С. Пушкин, хотя мы сегодня и не употребляем в живой речи это слово, «САМОСТОЯНЬЕ» современного человека. Если даже все источники по истории Древней Руси фальсифицированы, именно они важны для жизни современного россиянина. Важен не столько факт, сколько его отражение в народном самосознании.
Есть основания полагать, что Ледовое побоище 1242 года было гораздо менее важным событием, чем Невская битва 1240 года. А на фоне битвы при Грюнвальде – может, это вообще рядовая приграничная «разборка».
Но в идеологии это не имеет значения! Именно Ледовое побоище вошло в историю как важнейшее, определяющее событие! И живет в этом качестве до сих пор.
А. Кившенко «Невская битва 1240 г. Александр Невский наносит рану Биргеру».
Сцена – в лучших традициях голливудского исторического блокбастера: рукопашная схватка главного положительного и главного отрицательного героев в финале картины
Говорил ли Александр Невский: «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет»? Не говорил? Это уже не имеет никакого значения. О Ледовом побоище снят фильм, и он вошел в сокровищницу мирового кинематографа. Он сформировал отношение к России и отношение к русской истории не одного поколения. Это наиболее важно.
Поэтому мы будем относиться к источникам, как к заслуживающим доверия. И строить на них свое повествование.
Русские сказки и былины
Изучая русский фольклор, ученые XIX века обнаружили поразительную вещь: русские в XVII–XIX столетиях очень хорошо помнили Древнюю Русь. По всему Северу – в Ярославской, Олонецкой, Архангельской губерниях – рассказывали былины. Это были предания о богатырях, служивших древним киевским князьям. Память народа хранила истории двора Владимира Красное Солнышко, правнука Рюрика, правившего в Киеве в 978– 1015 годах.
Такова официальная версия определения, кто изображен в русских былинах под именем князя Владимира Красное Солнышко. Хотя мне лично всегда казалось, что речь фактически идет о слиянии в народном сознании двух исторических персонажей: собственно Владимира Святого – крестителя Руси и Владимира, долгие годы княжившего на Северо-Западе, в Новгороде Великом – Владимира Мономаха. Они-то оба и слились в народном эпосе в собирательный образ Владимира Красное Солнышко. Именно во времена их княжения (и между ними) наивысшего экономического и политического влияния достигла Киевская Русь.
Не будем пока объяснять некую «странность» – рассказчики былин в глуши северных лесов часто и не знали, где находятся Чернигов и Киев! Но «почему-то» народная память о Киевской Руси не задержалась ни под Киевом, ни под Черниговым. Она сохранилась именно на севере. Отметим этот важный момент, – он еще понадобится нам, чтобы объяснить очередной миф.
Несколько толстых книг можно заполнить историями приключений Ильи Муромца, Алеши Поповича, Микулы Селяниновича и других богатырей. Их сражениями с трехглавым драконом, Змеем-Горынычем, сидевшим на дубу Соловьем-Разбойником, иноземными богатырями, «наскакавшими» из степи.
Красивая сказка? Да, в былинах много откровенно сказочных персонажей: Соловей-Разбойник и Змей-Горыныч. Сказочны описания силы богатырей да и их врагов, легко поднимавших булаву в сорок пудов, на месте следов которых оставались озера.
Как-то Добрыня Никитич «видит в поле громадные следы от копыт: каждый след величиной с полпечи. Присматривается Добрыня к следу, говорит себе:
– Это, видно, Жидовин, чужой богатырь, заехал в наши вольные степи из земли жидовской».
Этот самый Жидовин из земли жидовской – самый настоящий богатырь, ничем не хуже того же Ильи Муромца: «Чернеется громадное: конь, как гора, на нем богатырь, словно сена копна, – не видать лица под меховой шапкой пушистой». Палицей он играет «весом в девяносто пудов». Даже одолев Жидовина, Илья Муромец говорит: «Тридцать лет езжу я в поле, братцы мои названые, а такого чуда ни разу еще не наезживал!»
Но ведь и остальные чудища, побеждаемые Ильей, не лыком шиты.
Так же сказочно-условны, возвышенны, отрешенны образы Владимира, и его «светлой княгинюшки», и самих богатырей. Скорее, икона, чем портрет. Скорее, житие, чем биография.
Все так. Но при всей сказочности деталей, откровенной условности повествования былины строго привязаны к совершенно определенному периоду русской истории. Первые богатыри появляются при дворе киевского князя Владимира, то есть на рубеже X и XI веков. Последний из богатырей, Алеша Попович, погибает в битве на Калке в 1224 году – в первой битве с монголами. Былины, собранные на севере Руси, хранят не только память о степях, о хазарах и печенегах, о Киеве и о Черном море, но и о событиях 230–240 лет русской истории.
Былины – это одновременно исторический источник и первый на Руси пример исторического мифа. Это не политический миф, не литературный: былины дают образ народа – такой, каким хотел бы видеть себя народ.
Положительный миф? Несомненно! Но, читая былины, убеждаешься: отразившийся в них коллективный образ народа на редкость симпатичен. Именно образ – проявление архетипа. Реальные исторические персонажи могут быть довольно далеки от описанных в былинах. Достаточно сказать, что былины умиленно живописуют супружескую идиллию Владимира Красное Солнышко и «его светлой княгинюшки». И появляются они вместе, и уходят, проводив гостей, и княгиня демонстрирует все необходимые для женщины качества скромности, стыдливости, покорности мужу. И Владимир то заботливо уводит уставшую пировать жену, то обнимает княгиню, прикрывая ее рукой от разбушевавшегося Соловья, то лукаво посматривает на нее, слушая о приключениях Забавы Путятишны.
Не случайно былины ни разу не называют «светлую княгинюшку» по имени. Потому что было у Владимира до 40 жен, и даже брак с византийской царевной Анной, сестрой правящих базилевсов Константина и Василия, мало что изменил. То есть для порядка несколько телег с женами князя разъехались по разным городам, а часть женщин Владимир раздал своим приближенным и сподвижникам. Причем, может, и кому-то из богатырей досталась жена «с княжеского»… плеча, как знать.
Такова история. Во времена Владимира еще живо было язычество. Князья носили два имени – христианское и языческое, и тот же Владимир – Владей Миром – был Василием в крещении. Двоеверие пронизывало жизнь Древней Руси, языческие традиции вовсе не казались чем-то странным для первых поколений христиан.
Но авторы былин совершенно не желают считаться с историей! Былины-то сочиняли и передавали потомственные христиане! Они совершенно не одобряли языческой легкости нравов, и хотели видеть князей строгими единоженцами, приличными и верными мужьями. Владимир описан в былинах самыми симпатичными красками. Ну народ и дает ему хорошую жену, достойную такого славного князя.
И вообще, мораль былин исключительно высока. Аналоги былин есть и в Европе. Например, британские сказания о короле Артуре и рыцарях Круглого стола или повествования о графе Роланде. Но в европейских сказаниях супружеская измена – дело довольно обычное.
Например, своим рождением король Артур обязан тому, что предсказатель Мерлин узнал по звездам: если именно в эту ночь жена герцога Горлойса Игрейна зачнет младенца от короля Утера Пендрагона, то на свет появится великий король, объединитель и слава Британии. Обсудив этот важный вопрос с королем, колдун Мерлин отвлек стражу, и король Утер проник в замок своего верного вассала, герцога Горлойса. Околдованная стража приняла его за самого герцога, младенец был зачат… Фанфары!!!
Образ короля Артура сделался для своего общества еще ярче и интереснее – посланец небес, с появлением на свет которого связана такая увлекательная история!
…Но вот авторы былин сочли бы такое происхождение «неправильным» и даже обидным для героя.
Самому королю Артуру принято сочувствовать, потому что обе жены были ему неверны. Одна из сторон трагедии Артура в том, что он должен поддерживать самые лучшие отношения с братом Ланселота Бедуиром, которого любит королева.
Личная трагедия короля может быть выражена очень красиво, в самых изысканных выражениях.
Незыблема вершина Камелота,
Британия становится сильней.
Но что за неотступная забота
Тебя не выпускает из когтей?
А все, от бедняка до кавалера,
Все знают, чья в печали той вина:
Прекрасна королева Гвиневера,
Прекрасна, но Артуру не верна.
Сильны и многочисленны отряды,
Что за тобой идут на саксов в бой.
Но кто стоит с тобой так часто рядом,
Но взглядом не встречается с тобой?
Цвет рыцарства, герой, краса турнира,
Твой давний друг, уже почти что брат…
Но королева любит Бедуира,
И вряд ли в этом кто-то виноват.
Ты уезжаешь в дальние походы,
Ты закрывать глаза на все готов.
Ты им обоим подарил свободу…
Ведь это называется «любовь».
Ты грешен, несмотря на святость целей,
Так для чего же быть еще грешней?
Скажи теперь, о предсказатель Мерлин,
Ответь же мне, пророк придворный Мерлин,
Прошу, поведай, ясновидец Мерлин,
Кто на земле несчастней королей?
Эти красивые стихи сочинил Кретьен Де Труа, придворный бард герцогов Шампани. Они были широко известны во всей Европе.
И погибает Артур от руки своего внебрачного сына, рожденного от феи Моргаузы, кстати, тоже его дальней родственницы.
Нет, нет! И эти истории, и сказания о бесчисленных дамах графа Роланда – очень интересны и увлекательны. И даже поучительны по-своему. Не будем ханжами, в конце концов.
…Но в былинах нет ничего даже отдаленно похожего.
Что характерно – в былинах и женщины наделены высокой моралью. Тот же идеал непререкаемой преданности, силы духа, взаимопомощи, всепоглощающей любви. Забава Путятишна переодевается воином, отправляется искать пропавшего жениха. Победив полчища врагов и самых отборных чудовищ, она спасает парня, увозит домой… и уже вне опасности становится его женой – ко всеобщему удовольствию.
Кстати, в «Слове о полку Игореве» – высоконравственные супружеские отношения. Княгиня Ефросинья Ярославна, вошедшая в историю как образец беззаветной женской любви, жена, которая проводит князя Игоря на войну, в половецкий поход 1185 года, после гибели войска.
На заре, на зорьке, рано-рано,
Со своей тоской наедине,
Плачет, причитает Ярославна
На путивльской городской стене.
Обязанность жены – оплакать мужа? Демонстрация своей роли вдовы? И это тоже. Ярославна ведет себя соответственно роли женщины патриархально-родового строя. Но есть в ее поведении и нечто индивидуальное: далеко не все вдовы князей и бояр оплакивали их так, что плач этот угодил в литературные произведения. Да и называет она князя, отца своих взрослых сыновей не как иначе, как «другом милым», и не страхи вдовьей участи поминает, а то, что ей «без милого тоска».
После того как Игорь бежал из плена, появился в Пу-тивле, супруги на глазах всего города бросились друг к другу и «от слез и от радости ничего сказать друг другу не могли». Летописец не осуждает Игоря за то, что он ведет себя не как князь, а как муж Ефросиньи Ярославны, и, скорее, вызывает сочувствие.
Дамам, изображенным в фольклоре Европы, у Ярославны учиться и учиться!
И во всех остальных отношениях былины утверждают очень высокую мораль. Богатыри – побратимы и нерушимо верны и преданы друг другу. Ни секунды не колеблются они перед тем, как броситься в бой друг за друга. Аналог в жизни Европы разве что мушкетеры Дюма…
Жизнь богатырей – служение. И не столько служение Владимиру Красное Солнышко, сколько Руси. Поссорившись с Владимиром, Илья Муромец уехал со двора, но служить Руси не перестал: отправился прямиком громить Змея-Горыныча.
В другой раз Владимир посадил Илью в темницу. Осаждают Киев враги, очень нужен Илья. Как ни просит Владимир Илью, обиженный богатырь непреклонен: не желает обнажать меч за обидевшего князя. Еле уговорили – и только потому, что разорение угрожало всему городу.
После этой истории Владимир кланяется Илье, просит прощения, уговаривает сесть во главе пиршественного стола. Описания этой сцены в различных списках былин разные: в одних Илья все же уезжает прочь и возвращается через много лет. В других – он дает себя уговорить, и сам Владимир лично подает ему кубок с медом.
Сравнение русских богатырей с европейскими рыцарями не в пользу последних. Несомненно, смелы они и горды, и воины могучие. Но служат все же не Отечеству, а герцогам и королям. И все же обидчивы, как вздорные мальчишки. Вечно у них дуэли да драки. Вообразить же дуэль Ильи Муромца с Алешей Поповичем невозможно даже «в бреду».
Точно так же невозможно представить себе короля Пендрагона, который извинялся бы перед герцогом Горлойсом. Какое там! Ну надо было владыке совершить важный политический акт – сделать нового короля. И вассал отброшен, «аки ветошь».
Владимир тоже может нанести обиду, но его поведение намного нравственнее и человечнее. Уже за счет готовности извиниться. Эта нравственная окраска всех абсолютно поступков, этическая выверенность всех жестов и поз, всех возможных сторон поведения – важнейшая часть жизни героев былин.
Да и скромнее они как-то – и русские князья, и русские богатыри. И душевно широкие, бессребреники, нестяжатели.
Благородство, великодушие к побежденным, отвага, широта души, честность, скромность – вот качества, которые народ отмечает в своих представителях – богатырях.
Стало быть, эти черты он хочет видеть в самом себе. Вместе с неприхотливостью, терпеливостью, способностью к самопожертвованию, верностью семье, князю и Отечеству.
Образ христианской Руси
Еще один миф, вернее, несколько положительных мифов связаны с Крещением Руси. Часть этого мифа, например, – повествование в «Повести временных лет» о том, что предки были дикими и грубыми, нравы у них были «зверовидны» и жен они «умыкали у вод», после соответствующих «бесовских игрищ». Летописец связывает грубость и жестокость предков с язычеством. Вот стали христианами и сделались необычайно милы.
Даже жуткая месть княгини Ольги не мешает считать ее христианкой, а истребляемых древлян – мерзкими язычниками, которым «так и надо».
Подробно пересказывать страшную историю мести Ольги не стану, она описана множество раз и в исторических сочинениях, и в художественной литературе.
Да и рассказывать эту историю неприятно, – уж чего только не проделывала озверевшая Ольга с послами Мала и со всеми древлянами; послов-сватов и живьем сжигали, и живыми закапывали. Древлян резали и топили в реках сотнями. Искоростень сожгли дотла, кровь текла ручьями на погребальном кургане Игоря.
Тем более, вроде виноват по нашим понятиям во всем был именно Игорь: осенью 945 года, когда уже собрали дань, вернулся к древлянам с «малой дружиной» – еще «дособирать». В современной интерпретации Игорь ведет себя как бандит-беспредельщик: ему уже дали положенное, а он требует еще и еще.
Тут-то и лопнуло терпение у древлян, и они во главе со своим князем Малом сказали: «Если повадится волк по овцы, то вынесет все стадо, пока не убьют его; так и этот, если не убьем его, всех нас погубит». Тут, правда, благоразумие древлянам совершенно отказало, и вместо того чтобы попытаться с Игорем худо-бедно договориться, они сами начали со зверства. Древляне пленили князя, наклонили два дерева, привязали каждую ногу Игоря к деревьям и отпустили. Князя разорвало надвое.
«Расправа Ольги с первым посольством древлян». 945 г. С гравюры Ф. Бруни.
Ольга мстила за мужа Игоря с неменьшей жестокостью, чем спустя почти тысячу лет будет, согласно грустной шутке, мстить Владимир за смерть брата Александра
Немного протрезвев и решив, что явно, извините за жестокий каламбур, «перегнули палку», древляне решили пойти на мировую с Киевом и поженить овдовевшую княгиню Ольгу и своего князя Мала. Послали к ней сватов. Вполне разумный поступок по понятиям родового общества. Даже некоторая языческая справедливость: мы твоего мужа убили, но против тебя лично ничего не имеем, дадим тебе нового мужа. Ольга же осталась верна покойному Игорю и мстила древлянам как угодно, но не по-христиански.
Однако в истории она – первая христианка на Руси! – Святая равноапостольная Ольга, символ христианства.
А нравы Руси, по мнению летописца, сразу же изменились, как только Русь приняла христианство.
Во всех известных нам текстах X–XIII веков присутствует собирательный образ Руси: «Святая Русь». У многих народов есть архетипический образ своей родины. «Добрая старая Англия», «Сладостная Италия», «Прекрасная Франция» – это и есть архетипические образы. У древнерусского народа – «Святая Русь».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.