ГЛАВА 21

Себастьян Керр был отчаянным человеком. Его лошадь стремительно неслась вниз по узкой каменистой тропе, нависшей над обрывом, скользкой от растаявшего снега. Он отпустил поводья и откинулся назад, чтобы не перелететь через голову животного и не быть растоптанным копытами. Грубая маска скрывала его лицо от взоров других всадников, скачущих позади него. Опасность гнала их вперед, и Себастьян чувствовал их страх даже сквозь удушающую ткань плотной мешковины. Ветер свистел в ушах, от быстрой скачки прерывалось дыхание, в груди молотом стучало сердце, и, разъедая глаза, по лицу струился соленый пот.

Себастьяну ужасно хотелось сорвать маску. Это был обычный мешок с прорезями для глаз — маска, которую впору было натянуть на пугало, маска, которую палач любовно наденет на него, когда его поймают.

Ледяная вода затекла в трещины прохудившихся сапог, когда Себастьян направил лошадь вброд через разлившийся горный ручей. Раздраженные выкрики и проклятия их преследователей постепенно затихли, и в потревоженной погоней тишине ночи слышался только дробный стук копыт лошадей, уносящих своих седоков от неминуемой гибели.

Гнавшиеся за ними французы подскакали к краю скалы и обнаружили, что их добыча исчезла, унеслась на крепких крыльях удачи и затерялась среди скал.

Себастьян остановился первым. Он дернул маску за шнурки и сорвал ее, глубоко вдохнув холодный, освежающий воздух, и подставил разгоряченное лицо ледяному ветру.

Волосатая рука схватила под уздцы его лошадь.

— Черт возьми, Керкпатрик! Что французы делают в горах?

Себастьян бросил на обладателя здоровенной ручищи пренебрежительный взгляд и, стараясь придать голосу надменную холодность, произнес:

— Откуда мне знать? Почему бы тебе не вернуться и не спросить их, Ангус?

Себастьян выдержал недоверчивый взгляд одноглазого гиганта, Биг-Гуса Мак-Клейна. Грязная полоска закрывала его второй глаз.

Биг-Гус отпустил уздечку лошади Себастьяна и сплюнул в ручей.

— Ты лопочешь по-французски во сне, поэтому я подумал, что ты должен что-то об этом знать.

Ветер сменил направление, и вонь от тела и одежды Мак-Клейна долетела до Себастьяна, пробудив в нем желание немедленно искупаться. Ему хотелось забраться в ручей с куском мыла, украденным у жены арендатора.

Тайни втиснул своего жеребца между двумя мужчинами, хитро ухмыльнувшись.

— Всем известно, что французы любят красивую музыку.

Раздался гнусавый хохот Джейми. Остальные мужчины, еще не до конца поверив в свое спасение, нервно захихикали. Они вытаскивали орган из крошечной церквушки, когда появились французы.

— Или, быть может, они постоянные посетители этой церкви и решили наказать нас за подобное святотатство.

Улыбка Себастьяна была вежливо-жестокой, и Биг-Гус подозревал, что за вкрадчивой речью и слишком красивой для мужчины внешностью таится непредсказуемый в своих поступках человек, явно более опасный, чем он сам.

— Ага. Постоянные посетители, — задумчиво повторил, почесывая макушку, Мак-Клейн. Может быть, так оно и есть.

Мужчины, бросая на Себастьяна исподтишка кто любопытные, кто восхищенные взгляды, направили измученных лошадей через ручей.

Биг-Гус и его люди были бичом Высокогорья. Даже по требовательным стандартам сэра Арло Тагберта Ужасный Шотландский Разбойник Керкпатрик и его сообщники выглядели по сравнению с ними просто щеголями на изысканной вечеринке, и их грабежи вдоль шотландской границы были детскими шалостями.

Себастьян был принят в их ряды благодаря своей грозной репутации, но у него зародилось подозрение, что если в скором времени он не изнасилует девственницу или хладнокровно не пристрелит кого-нибудь, отнимая добычу, его собственный труп с аккуратной дырочкой в голове может быть продан Эдинбургскому Медицинскому Обществу за чисто символическую плату.

Топот копыт мальчиков Биг-Гуса затих вдали. Рядом с Себастьяном остался только Тайни. Встревоженный взор грозного Керкпатрика скользнул к зубчатой линии горного кряжа.

— Что-то случилось, Тайни. Что-то ужасное, иначе бы он не отправил их за мной в погоню. На этот раз старый негодяй не сдастся. А если он передумал и решил, что для него предпочтительнее видеть ее мертвой?

— Значит, она уже труп, верно?

Себастьян вздрогнул, когда Тайни жестоко, не щадя своего товарища, продолжил:

— Забудь о ней. Она всегда была петлей на твоей шее с того самого момента, как ты впервые увидел ее. Ты ничего ей не должен.

Глаза Себастьяна метали молнии. Тайни уже видел этот взгляд раньше, поздно ночью, когда все отдыхали после напряженного дня, завернувшись в одеяла, а Себастьян угрюмо уставился на угасающее пламя бивачного костра.

— О, кое-что я ей должен. И если она еще раз попадет ко мне в руки, я дам ей это.

Себастьян пришпорил свою лошадь в галоп, сжимая маску в кулаке. Он будет жить в этой маске и умрет в ней. Он был полным идиотом, позволив хорошенькой девушке заставить его поверить в иное.

Пруденс прижалась к плечу кучера, опасаясь свалиться под колеса, когда пологий склон дороги резко перешел в скользкий крутой подъем. Она вытащила руку из муфты и погладила серебристый мех кота Себастьяна, согревая на пушистом брюшке застывшие от холода пальцы. Он поблагодарил хозяйку любовным мурлыканьем, уютно устроившись на коленях у девушки, защищенный от ветра ее плотным рединготом.

Даже снежная буря не заставила бы Пруденс вернуться в душную тесноту кареты. Она с трудом вынесла первую часть путешествия от Эдинбурга рядом с Девони, корсет которой впивался ей в бок; сквайром Блейком, храпящим в ухо, и Борисом, норовящим уложить свою слюнявую морду ей на колени. Во время их последней остановки на краткий отдых, игнорируя протесты Триции, девушка уступила свое место любимому догу своей тети и предпочла компанию немногословного кучера-шотландца и свежий воздух.

Кучер протянул Пруденс руку и помог удержаться, когда карета подскочила на очередном ухабе. И без того уже порядком побитый о жесткую скамейку зад девушки ударился о железный болт, и она поморщилась от резкой боли. Им уже дважды пришлось останавливаться и вытаскивать неуклюжий, громоздкий экипаж из разбитой колеи, залитой до краев неожиданными февральскими дождями. Последняя попытка вытолкнуть карету на ровное место потребовала совместных усилий кучера, двух верховых, сопровождавших экипаж, и всех пассажиров кареты, включая шмыгающую носом Девони. Лишь Борису было позволено остаться внутри. Датский дог высовывал свою квадратную морду из окна, словно важный сановник.

Горные склоны были присыпаны снежком и схвачены ледяной корочкой. Копыта лошадей и колеса кареты с хрустом крушили хрупкий покров. Пруденс выдохнула белесое облако пара. Радостное возбуждение охватило девушку при виде красоты этой чужой земли. Зубчатые горные хребты вонзались в бледное небо туманными серебристыми пиками. Немного поодаль, в узкой горной долине, паслось стадо овец. Далеко внизу плескалось озеро, едва доступное взору за плотной пеленой кружащегося снега.

Пруденс вздрогнула, подумав о Себастьяне, затерявшемся где-то в диком величии гор. Но если он проглотит наживку, которую они с Мак-Кеем так открыто предлагали ему, то не станет скрываться долго.

Девушка считала их план достойным любого из пошлых романов Девони. Предложение, сделанное ей д'Артаном, лишь ускорило его осуществление. Пруденс не знала, смеяться ей или плакать, представляя реакцию Себастьяна, если он вдруг узнает, что она едет в Высокогорье, чтобы через две недели выйти замуж за Киллиана Мак-Кея — его самого презренного врага.

Как только они доберутся до Стратнейвера и замка Мак-Кея, Пруденс приступит к осуществлению своего плана. Она будет ездить в карете Мак-Кея одна, без сопровождения, до тех пор, пока Себастьян не найдет ее. И вот тогда она спокойно и рассудительно постарается убедить его в том, что Мак-Кей вовсе не злобный монстр, которым Себастьян его представлял, а сложной и трагичной судьбы человек, всю свою жизнь преследуемый сожалениями об ошибках молодости. Человек, у которого есть богатство и желание помочь Себастьяну построить новую жизнь, свободную от преследований его деда и от мрачных теней прошлого. И от нее, если он того захочет. Ее продуманный до мелочей план всегда давал сбой в одном месте.

Пруденс крепче прижала к себе кота Себастьяна. Если их безумный проект не сработает, им с Мак-Кеем останется только сожалеть о несбывшемся. Но что же делать в этом случае с объявленной через две недели свадьбой?

Девушка отказывалась даже думать о том, что Себастьян мог покинуть Шотландию, настигаемый либо д'Артаном, либо законом. Пруденс также опасалась, что он, узнав о ее предстоящем замужестве с его врагом, убьет ее прежде, чем она успеет дать какие-либо объяснения.

Сердце девушки упало, когда карета нырнула в колею и резко остановилась. Триция постучала зонтиком по стенке кареты.

— Вперед, кучер. Стегни их хорошенько.

— Тебя бы стегнуть хорошенько, — буркнул кучер.

Он слез с козел, с извинением приподняв шляпу перед Пруденс. Она спустилась вслед за ним с котом, свешивающимся с руки и пугливо уцепившимся всеми четырьмя лапами в ткань ее редингота.

Кучер рывком распахнул дверцу.

— Все выходите, — рявкнул он. — И эта слюнявая скотина тоже.

Но не Борис, а сквайр Блейк первым появился из кареты, сонно потирая глаза.

— Кто бы мог подумать… — сокрушалась Триция.

Она выбиралась из кареты наружу вместе с Девони, наступающей ей на юбки. Ленты на ее шляпке из итальянской соломки развевались на пронизывающем ветру. Зимний холод и непривычно долгое путешествие не были милосердны к лицу Триции, изрядно подпортив его прелесть. Шелушащиеся красные пятна покрывали щеки и нос. Пудра скопилась в мелких морщинках около покрасневших глаз.

Кучер указал на Бориса.

— Этот пусть вылезает тоже, иначе я отказываюсь толкать карету.

— Но мой мальчик измажет все лапки, — закудахтала Триция.

Пруденс пришла в отчаяние. Если им придется идти, тетя, без сомнения, попросит ее нести собаку.

Борис оказался таким же упрямым, как и кучер. Сквайр Блейк изо всех сил тянул его за усеянный изумрудами ошейник, но пес, упираясь, пятился вглубь кареты. И лишь ласковые просьбы Триции заставили его покинуть экипаж. В скорбном молчании наблюдала Пруденс, как последние чайные бисквиты исчезли в его разинутой пасти. Борис выпрыгнул наружу, обнюхал кота Себастьяна и, довольный угощением, облизал обсыпанную бисквитными крошками морду. Пруденс надеялась, что им не придется долго оставаться без еды.

Даже с помощью верховых им удалось всего лишь только раскачать карету, но вытолкнуть ее на твердую дорогу не хватило сил. С отвратительным скрипом колеса еще глубже погрузились в жидкую грязь, затопившую колею.

Триция истошно закричала на кучера. Он не остался перед ней в долгу и вывалил на истеричную графиню целый набор грубых ругательств. Борис схватил кучера за полу сюртука и, рыча, потянул в сторону от своей хозяйки. В то время, как сквайр Блейк пытался успокоить ссорящихся, Девони ударилась в слезы, причитая, что проведение зимнего сезона в Шотландии было самой дурацкой идеей из всех возможных. Если бы Пруденс соизволила выйти замуж за милого виконта вместо какого-то дикого шотландца, то сейчас они могли бы путешествовать по югу Франции.

Пруденс опустилась на придорожный камень. Ледяное дыхание ветра высушило пот на лбу. Девушка поплотнее укуталась в накидку, содрогнувшись при воспоминании о д'Артане.

В тот час, когда была объявлена ее помолвка с Киллианом Мак-Кеем, Пруденс заметила, что виконт побледнел и как-то осунулся. Его напряжение и бессильную злобу выдавали только углубившиеся морщинки у тонкого рта. Д'Артан собрал вещи и исчез из дома Кэмпбеллов в тот же день.

Жуткий крик эхом разнесся в горах. Пруденс застыла. Шерсть стала дыбом на спине Бориса. Кучер отвернулся от Триции и стоял, напряженно вглядываясь в туманную даль.

— Дикая кошка? — с надеждой спросила девушка.

Стараясь не встречаться с ней взглядом, кучер шагнул к карете. Он сунул руку за кожаное сидение и достал мушкет. Верховые вскочили на лошадей и приготовили свое оружие.

— Ага, девочка. Самая дикая из всех. В карету, леди!

Сквайр Блейк нырнул в экипаж вслед за Трицией и Девони. Кучер поймал его за пояс бриджей и бесцеремонно вытащил наружу. Он сунул короткий нож в дрожащую руку сквайра.

— Горцы не слишком-то жалуют англичан, но обожают англичанок, если вы понимаете, о чем я говорю. Мне наплевать, пусть эти разряженные куклы получат то, что заслуживают, но не хочу, чтобы эта милая маленькая девочка попала в лапы этих негодяев.

Он повернулся и увидел Пруденс, стоящую рядом с ним с мертвенно-бледным лицом и сверкающими лихорадочным возбуждением глазами.

Не говоря ни слова, кучер помог девушке забраться в карету.

Дверь захлопнулась. Глаза Бориса жутко сверкали из темноты. Пруденс засунула кота в глубокий карман своего редингота. После кристальной чистоты горного воздуха ей казалось, что в душной тесноте кареты она задыхается. Триция в шоковом состоянии сидела, уставившись немигающим взглядом прямо перед собой.

— Я предупреждала папу, что нам не следовало ехать в Шотландию, — захныкала Девони. — Я снова могу быть изнасилована Ужасным Шотландским Разбойником.

— Этого не произойдет. Я смогу помочь, — ровно ответила Пруденс.

Ее сердце, полное надежды и радости, колотилось о ребра.

— Бог мой, меня может изнасиловать даже целая банда разбойников! — весело добавила Девони.

Пронзительный вопль прозвучал снова, ему ответил другой, затем третий… Топот копыт приближался. Сухо щелкнул мушкетный выстрел.

— Нет, — прошептала Пруденс.

Она ожидала услышать традиционный разбойничий клич: «Кошелек или жизнь!», за которым последует добровольная капитуляция незадачливого путешественника. Ей ни разу не пришло в голову, что люди Себастьяна могут убить милого кучера или милый кучер может убить Себастьяна.

— Нет!

Девушка распахнула дверцу кареты и вырвалась из рук Триции, судорожно пытавшейся удержать ее за юбки. Она вывалилась на дорогу в путанице батиста и шелка. Ее руки вскинулись, прикрывая лицо, когда почти рядом с головой раздался дробный перестук лошадиных копыт. Пруденс перекатилась на бок, освобождая вопящего в кармане кота от тяжести своего тела. Затем на четвереньках поползла в сторону, увертываясь от яростного натиска разгоряченных скачкой и выстрелами лошадей, направляемых их отчаянными седоками.

Грязная рука схватила ее за волосы и рывком подняла с земли. Она вырвалась. Мужчина прорычал проклятье.

Очки в золотой оправе свисали с одного уха. Девушка подхватила их и вскочила на ноги, окидывая взглядом жуткое скопище оборванных всадников в поисках светловолосого гиганта, рыжего эльфа или красавца-разбойника в пледе и юбке.

Угрожающего вида громилы орудовали кулаками, раздавая удары направо и налево, изрыгая проклятья и беспорядочно стреляя в воздух. Одна из лошадей верховых без седока скакала вниз по склону. Неподвижная яркая груда кружев и бархата лежала рядом с передним колесом кареты. Пруденс с ужасом узнала сквайра Блейка. Кучер ничком упал от удара толстой дубинки.

Один из разбойников соскочил с лошади и, распахнув дверцу кареты, сорвал ее с петель. Он нырнул внутрь и появился вновь с визжащей Девони, переброшенной через его плечо. Ее длинные белокурые волосы струились по его спине.

Пруденс не сознавала, что она тоже кричит, пока грубая рука не схватила ее за волосы.

— Перестань кричать, девка, не то я заткну тебе рот.

Бандит запрокинул ее голову назад и приблизил свое лицо. От его зловонного дыхания Пруденс едва не стошнило. Под уродливой маской она не видела глаз, только выпуклые белки. Новый крик вырвался из ее горла. Кот Себастьян выбрался из кармана и, распушив хвост, сиганул в придорожные заросли, ловко увертываясь от широких, как жернова, копыт. Не обращая внимания на боль, Пруденс рванулась вслед за ним.

Дуло пистолета уткнулось ей в затылок. И девушка слишком поздно поняла, что она поймала не того разбойника.

ГЛАВА 22

Измученная тряской бешеной скачки, отдающей болью во всем теле, перекинутая через седло, Пруденс то приходила в себя, то проваливалась в небытие.

Когда лошади остановились и грубая рука, лежащая у нее на пояснице, ослабила хватку, девушка резко очнулась. Мгновения неведения о том, где она очутилась, сменились паническим ужасом при воспоминании о трагическом для них происшествии на дороге. Все ее былые страхи вернулись вновь, усиленные темнотой, холодом, одиночеством и доносившимися до нее грубыми мужскими голосами.

Пруденс нащупала висящую на шее цепочку. Благодарение Богу, запутавшиеся в волосах очки остались при ней абсолютно невредимыми. Девушка быстро надела их

Оборванный горец сидел на корточках перед кучей хвороста. Он взглянул на девушку, сидящую на лошади, и поймал ее хмурый взгляд. Самодовольная ухмылка искривила его рот. Первые язычки пламени вырвали из темноты уродливую физиономию со сплющенным носом, больше похожим на небольшую складочку. Мужчина угрожающе засмеялся.

Пруденс соскочила с лошади. Едва коснувшись земли, она бросилась осматривать лагерь. Девушка перебегала от одной кучки мужчин к другой, разыскивая Трицию и Девони. Издевательский смех летел ей вслед. Мрачные лица горцев темными пятнами расплывались перед взором, затуманенным страхом и неизвестностью о судьбе ее спутников.

В разбойничьем лагере на прогалинах между деревьями весело полыхали костры. Нога девушки попала в жесткий капкан, и она испуганно вскрикнула, отчаянно пытаясь освободиться из цепких пальцев обнаглевшего разбойника, но с облегчением обнаружила, что ее удерживает в плену плотное сплетение корявых сучков обломанной ветки.

Пруденс развернулась и налетела на могучую коренастую фигуру. Дородный великан схватил ее за локти и облизнулся в предвкушении удовольствия. Повязка закрывала его правый глаз.

— Потеряла меня, крошка? Биг-Гус шел прямо за тобой. Я расстелил одеяла. Такой хорошенькой малышке, как ты, не следует спать на земле.

Мужчина, выглядывающий из-за широченной спины Биг-Гуса, загоготал. Он ткнул пальцем в сторону пещеры, вход в которую был завешен шкурой.

— Ему это не понравится. Тебе лучше самому сказать о своем приобретении, прежде чем начнешь расстилать что-нибудь.

Пруденс казалось, что это уже невозможно, но лицо Биг-Гуса стало еще уродливее.

— Черт бы подрал ублюдка. Он был слишком пьян, чтобы выехать с нами. Он думает, что будет ложиться и наслаждаться добычей, а мы будем подставлять головы под пули и рисковать собой в угоду ему?

— Нет, — ответил другой разбойник. — Он думает, что добыча будет ложиться и доставлять удовольствие ему.

Здоровый глаз Биг-Гуса злобно прищурился. Пруденс изогнулась в его руках и проследила за угрюмым взглядом в сторону пещеры.

Биг-Гус схватил руку Пруденс в одну из своих покрытых шрамами лапищ и притянул девушку к себе. Дуло пистолета уткнулось ей в ребра.

— К черту этого красавчика. Я поймал эту англичанку и, видит Бог, оставлю ее себе.

Лихорадочное кружение Пруденс по лагерю и этот разговор привлекли значительное количество слушателей. Но при наглом предъявлении прав Биг-Гусом на девушку мужчины торопились отвернуться к костру, чтобы разогреть над огнем куски сушеной оленины или расстелить одеяла, готовясь ко сну. Они бросали украдкой косые взгляды на пещеру, ожидая реакции своего предводителя.

У Пруденс не было желания встречаться с человеком, находившимся внутри. Тот, кого эти дикари считали более грозным, чем Биг-Гус, мог быть лишь самим Люцифером.

Девушка сделала глубокий вдох.

— Прошу прощения, сэр. — Она потянула Биг-Гуса за руку. — Я должна поговорить с вами.

Он взъерошил ей волосы, подмигнув через плечо своим компаньонам.

— Ну разве она не милашка? Мне нравятся горячие девчонки.

Пруденс нырнула под его руку и выпрямилась в полный рост.

— Я — не горячая девчонка. Я — Пруденс Уолкер, герцогиня Уинтон, невеста лаэрда Киллиана Мак-Кея Стратнейвера. Если вы пошлете ему сообщение, я уверена, он с радостью доставит вам значительный выкуп за наше, мое и моих спутников, благополучное возвращение в его владения.

— Гус, я предупреждаю, что он придушит тебя за это, — сказал бандит по имени Джорди.

Биг-Гус только ухмыльнулся. Пруденс нацелила бандиту в грудь свой тонкий пальчик.

— Я также должна предупредить вас, мистер Биг-Гус. У вас будут неприятности, если вы причините вред кому-либо из нас.