Мужчина медленно шел к ней. Девушка непроизвольно отступила назад и прислонилась спиной к двери. Грабитель остановился, оставив лишь несколько дюймов между ними. Пруденс почувствовала жар его тела обнаженной кожей плеч и рук, вдохнула запах табака, пропитавший его рубашку. Она не отрывала взгляда от его груди, стараясь контролировать свое дыхание. Девушка испугалась, но, с другой стороны, ее разозлила его дерзость. Ни с кем из гостей не обращались с таким пренебрежением и нахальством.

Мужчина сунул свой пистолет за пояс бриджей и раскрыл мешок.

— Ваши драгоценности, миледи.

Его грубый голос вызвал в ней волну страха. Пруденс уронила в мешок свои сережки и сняла через голову жемчужное ожерелье.

Благоухающий аромат жасмина окутал Себастьяна. Его чувства обострились. Он жадно вдыхал ее запах, любовался ее прелестями, словно долгие месяцы без этой женщины привели его к грани безумия.

— Все. И ваше кольцо тоже, — грубо рявкнул он.

«И ваше платье. И нижнюю юбку. И подвязки. И чулки. И сорочку», — мысленно добавил Себастьян. Его разум помутился, когда он представил, как Пруденс раздевается, послушно складывая каждый предмет своего роскошного туалета в мешок, и предстает полностью обнаженной перед ним, и он может прижать ее к двери и закончить, наконец, то сказочное безумие, которое с трагическими для него последствиями оборвалось в ту далекую ночь в «Липовой аллее».

Пруденс сняла с пальца кораллово-розовое кольцо, которое не стоило больше двухпенсовика, и застыла в растерянности, ибо грабитель стоял перед ней, не шевелясь, и пристально рассматривал ее сквозь узкие прорези маски. Его враждебность сбивала с толку и пугала. Широкие плечи мужчины закрывали от нее большую часть бального зала, и Пруденс показалось, что во всем мире остались только она и этот дикарь-незнакомец.

Девушка вздрогнула и закрыла глаза, когда он бросил мешок на пол и погрузил руки в ее волосы, безжалостно выдергивая серебряные шпильки.

Себастьяну не нужны были шпильки. Он не мог удержаться от соблазна зарыться пальцами в шелковистое облако ее волос. Он швырнул шпильки в мешок и дерзко скользнул взглядом к восхитительной груди, мерно вздымающейся под кружевным фитю.

Жаркая волна затопила щеки Пруденс. Она принялась отстегивать брошь, дрожа теперь уже не от страха, а от злости. Застежка запуталась в тонком шелке, сорвалась и прочертила тонкую алую линию на бархатисто-белой коже округлого холмика груди, на которой сразу же выступили бисеринки крови.

Мужчина пришел на помощь. Он отвел ее дрожащие руки и своими теплыми пальцами попытался выпутать брошь из тонкого кружева с удивительным для грабителя терпением. Его руки намеренно задержались на ее груди. Узловатые суставы слегка коснулись чувствительной кожи в тонкой ложбинке с трепетной нежностью.

Спазм не боли, но блаженства сжал ее сердце.

Потрясенная, не смея поднять глаза, Пруденс разглядывала песочные волоски, которыми поросли руки ее нежного грабителя.

Крупная дрожь сотрясла тело мужчины. Он грубо потянул брошь, разорвав дорогой шелк, и повернулся, чтобы уйти. Девушка гневно крикнула ему в спину:

— Постойте!

Толпа ахнула, когда он развернулся на каблуках и вновь предстал перед ней.

Пруденс смахнула очки с носа и рывком сняла цепочку через голову. Глаза ее сверкали, презрением было пропитано каждое слово.

— А это не хотите взять? Они из чистого золота. Их ценность куда больше кусочка коралла или горсти шпилек. Они принесут вам сказочную прибыль.

Она гордо стояла перед ним с рассыпавшимися по плечам волосами, с разорванным фитю, трепещущим на ветру, который врывался в распахнутое окно. Пальцы вора коснулись ее пальцев, бережно удерживающих хрупкую вещицу. Он принял очки из рук девушки и нежно водрузил ей на переносицу. Пруденс заморгала, озадаченная этим великодушным жестом.

Мужчина наклонился вперед и прижался ртом к ее уху.

— Оставьте их себе, мисс Уолкер.

Этот голос с мягким шотландским акцентом заставил зашевелиться волосы у нее на затылке.

— Золото идет вам намного больше, чем сталь.

Затем, подав едва заметный сигнал, Себастьян ушел, уводя за собой своих сообщников. Капли холодного дождя, залетая в зал с порывами ветра, стучали по мраморному полу у разбитого окна.

Пруденс Уолкер сползла на пол в спасительном обмороке, не замечая суматошного движения в зале.

Мозолистая рука заботливо убрала волосы с ее лица. Пруденс прижалась к ней губами и пробормотала: «Себастьян». Рука замерла, и девушка ощутила неловкость. Она медленно открыла глаза. Киллиан Мак-Кей смотрел на нее, его добрые усталые глаза настороженно сощурились. Ужас обуял ее, когда она осознала, что проболталась.

Взгляд Пруденс метнулся по комнате и остановился на Триции, к счастью, занятой разговором с леди Кэмпбелл и Девони.

— … просто скандально, — возмущенно говорила Триция, и ее белые руки порхали над пышными юбками, как птицы. — Вы знаете, что она бросила в мешок мои любимые сережки, словно это были простые побрякушки!

Встревоженно взглянув на кровать, леди Кэмпбелл всплеснула своими пухлыми ручками.

— Я так надеюсь, что она оправится. Такое потрясение для утонченной молодой девушки. Я чувствую на себе ответственность за ее здоровье и благополучие. Два особняка напротив были ограблены ранее на этой неделе, но я и подумать не могла, что у них хватит наглости забраться к нам. Бог мой, ведь мой Демпстер — член Парламента!

— Она очнулась, мэм, — объявила служанка, подсовывая горячий кирпич, обернутый фланелью, под покрывало Пруденс.

Женщины собрались вокруг, с любопытством разглядывая девушку, словно неведомую ранее звезду в туманной галактике. Триция поморщилась и поцеловала подушку рядом со щекой Пруденс.

— Ты напугала меня, дорогая. Лаэрд Мак-Кей был так добр и отнес тебя сюда, в твою спальню.

— Ты лежала прямо на пороге двери, — добавила Девони, и у Пруденс создалось впечатление, что они могли бы оставить ее там, не будь это неудобно для гостей.

— Я не осуждаю тебя за обморок, — зябко поежившись, продолжила Девони. — Надо было видеть, как этот негодяй вырывал шпильки из твоих волос. Мы думали, что он вот-вот перебросит тебя через плечо и унесет с собой или изнасилует прямо на полу.

Пруденс покраснела при воспоминании о грубой властности Себастьяна. Лаэрд Мак-Кей протер ей лоб влажной салфеткой и бросил на Девони ледяной взгляд из-под густой бахромы по-мальчишески темных ресниц.

— Я так смущена, — сказала Пруденс. — Я никогда прежде не падала в обморок.

Мелодичный говор Мак-Кея успокоил ее.

— Нет нужды извиняться, девочка. Вы прошли через ужасное испытание.

Триция тронула пальцами его широкое плечо. Для затуманенного взора Пруденс они выглядели как когти.

— Думаю, вы согласитесь со мной, что лучшим лекарством для моей племянницы будет отдых. Не желаете ли присоединиться ко мне для теплой дружеской беседы в моей гостиной, милорд?

Мак-Кей откинулся на спинку стула и вытянул свои длинные ноги.

— Пожалуй, я посижу здесь немного. Девушка сможет спать спокойно, зная, что мужчина присматривает за ней.

Триция, слегка сощурившись, посмотрела на свою племянницу. Этот взгляд обещал ей неприятности. Пруденс знала, что, без сомнения, следующим утром перед ней пройдет новый парад раболепных поклонников. Сейчас же Триции ничего не оставалось, как подчиниться. Лаэрд Мак-Кей выглядел решительным и непоколебимым, как скала.

Женщины вышли, оставив у двери служанку. Пруденс закрыла глаза, притворяясь спящей, но когда она через некоторое время решилась взглянуть на Мак-Кея, то встретила изучающий взгляд его ясных, как у сокола, глаз.

— Себастьян — довольно необычное имя для этих мест, не правда ли?

Девушка откинулась на подушки.

— Моего кота зовут Себастьяном.

Пруденс нагнулась и с надеждой заглянула под кровать. Где же носится это мохнатое чудовище, когда она так нуждается в нем? Когда-нибудь она научится обходиться без существ мужского пола и будет полагаться только на себя.

Она выпрямилась и сдула прядь волос, упавшую на глаза.

— Он, должно быть, в оранжерее снова терроризирует какаду леди Кэмпбелл.

— Если это красивый серый парень, то он, скорее всего, на кухне моего дома лакает сметану из миски и ухаживает за моей Бэллой.

Пруденс заключила, что Бэлла — владелица светлых кошачьих волос, которые пристали к его пледу. Так легко было представить себе пушистую белую кошку с розовым язычком и зеленющими глазами.

— Боюсь, мой Себастьян бегает за каждой хорошенькой усатой мордашкой, которая встречается на его пути. Типичный представитель мужского племени, — ворчливо добавила она.

— Немного жестоко для такой молодой леди, вы так не считаете? Возможно, неудача вашей тети с тем повесой, одурачившим ее, так повлияла на ваше мнение.

Слова Мак-Кея призвали румянец на ее щеки. Мужчина слабо улыбнулся, и она отругала свой предательский цвет лица. Девушке показалось, что он собирался сказать что-то еще, но в этот момент в углу громко захрапела служанка.

Мак-Кей поправил подушку Пруденс.

— Уже поздно, девочка. У тебя был тяжелый вечер. Мы можем поговорить завтра.

Какая-то настороженность в его взгляде предупредила Пруденс, что он имел в виду нечто большее, чем светскую беседу. Мак-Кей разбудил служанку и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Пруденс дрожала. Она вытянула ногу и отыскала теплый кирпич под покрывалом. Придет ли к ней Себастьян? Осмелится ли?

Девушка легла на бок, не отрывая взгляда от двери на террасу. Она, должно быть, действительно сошла с ума. Себастьян придет только для того, чтобы пристрелить ее, а не обмениваться любезностями.

Как она могла быть настолько слепа? Грубая маска скрывала лицо, волосы и дымчатую сталь глаз, но бешено колотящееся сердце отчаянно пыталось предупредить ее о его присутствии. Даже в грязной, потрепанной одежде Себастьян гордо возвышался над сливками эдинбургского общества, словно сказочный король пиратов. За несколько коротких мгновений он похитил куда больше груды драгоценностей. Он украл ее бесценную искушенность, холодную надменность, за которыми она пряталась все эти месяцы, чтобы скрыть от посторонних любопытных взоров свои чувства: скорбь, сожаление, гнетущую вину. Жадная горячность рук Себастьяна пробудила к жизни каждую клеточку ее существа и сделала такой же безмозглой, как Девони Блейк.

Как, должно быть, Себастьян презирал ее! Она разрушила все его красивые планы, выдала человеку, к которому он питал глубочайшее презрение. Но тогда как объяснить то мимолетное прикосновение к ее коже с такой болезненной нежностью? Тот миг, когда он надел ей на нос очки с той же заботой, которую он однажды проявил к обсыпанной мукой девчонке, стоявшей посреди разгромленной кухни в имении Триции?

Пруденс плотнее закуталась в пуховое одеяло, сотрясаясь от нервной дрожи в своей тонкой сорочке.

Сапоги Себастьяна оставляли грязные следы на террасе. Ледяная влага пропитала шерстяные чулки, проникая сквозь трещины в коже. Тяжелые мокрые хлопья лениво падали на землю, устилали белым покрывалом газоны парка, крыши домов; облепляли ветки черных озябших деревьев; присыпали белой пудрой его волосы.

Себастьян не чувствовал холода. Прижавшись кончиками пальцев к ледяному стеклу двери, он напряженно вглядывался внутрь комнаты. Угасающий огонь камина отбрасывал легкий багрянец на хрупкую фигурку, съежившуюся под одеялом. Себастьян ощущал тепло огня даже здесь, на холодной террасе. Он горько улыбнулся, сравнивая себя с голодным ребенком, разглядывающим через окно магазина щедро разложенные на прилавке сладости, и пробормотал проклятие.

Себастьян не ожидал вновь встретить Пруденс. Ни в Англии, ни, конечно же, в Эдинбурге. Он уже не надеялся снова почувствовать тяжесть ее волос на своих ладонях и коснуться в сдержанной ласке кремовой кожи. Он отчаянно боролся с нежностью к этой женщине, жившей в его сердце и грозящей поработить все его существо. Черт бы ее побрал! С той ночи, когда она пришла к нему в «Липовой аллее», его сны были воспламенены образами ее податливого тела, ее медового поцелуя. Себастьян позволил ей уйти в ту ночь, но теперь поклялся сам себе, что на этот раз он ее ни за что не отпустит.

Себастьян вытащил жемчуг из кармана, опутав мерцающей нитью ожерелья свои пальцы, потрескавшиеся и закостеневшие от холода. Жемчужины были так похожи на Пруденс; связанные тонкой, но прочной нитью, холодные на первый взгляд, они вобрали тепло его ладони и мерцали в темноте серебристым огнем.

Себастьян порывисто отвернулся от двери, прижался спиной к стене и в смятении провел рукой по волосам. Он проклинал свое влюбленное сердце сотни раз с той ночи в «Липовой аллее». Привело ли оно его сюда, чтобы снова предать? Без сомнения, один взгляд ее затуманенных глаз не сможет стереть из памяти бесконечные холодные и голодные месяцы, проведенные в сырых ущельях, где нельзя было развести огонь, чтобы согреться, из страха привлечь представителей закона. Он спал рядом с угрюмыми, оборванными людьми, вынашивал и лелеял свою ярость на Пруденс до поры, пока она не охватила бушующим пламенем его измученное тело, вытесняя из головы все здравые мысли и безумно-сладостные сны картинами изощренной, безжалостной мести.

Себастьян опустился на колени в мокрый снег и сунул одну из шпилек в замок французской двери. Но не успел он ее повернуть, как страшная догадка опалила его мозг. Застанет ли он ее одну? На руке Пруденс не было обручального кольца, но чем еще объяснить ее ошеломляющее перевоплощение? Должен быть мужчина, богатый мужчина, одевший ее в бархат и атлас, увесивший драгоценностями ее изящную шею. Мужчина, завладевший как ее сердцем, так и роскошным телом.

Пальцы Себастьяна конвульсивно сжались. Ожерелье порвалось, и жемчужины рассыпались по снежному одеялу. Он выпрямился, растерянно глядя на опустевшую нить, свисающую с его пальцев.

— В тебе нет ни капли изящества, неуклюжий, глупый мальчишка.

Лицо Себастьяна закаменело. Вначале ему показалось, что вновь его настиг хриплый от виски и презрения голос его отца. Но Брендан Керр не говорил по-французски. Себастьян вскинул голову и обнаружил перед собой не призрак отца, а своего деда, дрожащего в припорошенной снегом роскошной бобровой шубе.

Д'Артан был высокомерен, но недостаточно храбр, чтобы прийти одному. Себастьян уловил легкое движение скрывающихся за живой изгородью его спутников.

— Я знал, что найду тебя здесь, — сказал дед. — Твоя предсказуемость просто скучна. — Его тонкие ноздри презрительно трепетали. — Вынюхиваешь ее, словно самец самку. Не можешь ничего с собой поделать, верно? Ты точно такой же, как и твой отец. Это у тебя в крови.

Себастьян не собирался показывать деду, как глубоко ранили его эти слова.

— По крайней мере, в моих жилах течет кровь, а не ледяная вода. — Он шагнул к своему деду. — Полагаю, у нас есть одно общее дело, о котором мы должны позаботиться.

— Да! Кажется, да, — ответил д'Артан, насмешливо глядя на внука.

Ароматным теплом пахнуло на Себастьяна через распахнутую на террасу дверь. Он резко обернулся и едва не натолкнулся на Пруденс, стоящую перед ним. «О, Господи! — подумал Себастьян. — Маленькая дурочка выскочила на снег босая».

— Себастьян? Это ты?

Голос Пруденс был хрипловатым ото сна, и она дрожала в тонком шелковом халате. Девушка, казалось, не совсем понимала, где она находится. Снежные хлопья присыпали ее темные волосы. Она была сонной и растерянной, словно какая-то злая сила превратила ее кошмарный сон в явь. Себастьян шагнул к девушке, позабыв о своем желании ненавидеть ее, пожалев лишь о том, что у него больше не было пледа, которым он мог укутать ее плечи.

Припухшие глаза Пруденс распахнулись, когда она разглядела вторую нахохлившуюся фигуру.

— Виконт?

Холодный тон Себастьяна окончательно стряхнул с нее сонливость.

— Возвращайся к себе в комнату, Пруденс. Немедленно.

Подрагивающие губы д'Артана сложились в гримасу, по его мнению, означавшую улыбку.

— О, нет. Останьтесь, моя милая. Развлечение только начинается. Жаль, что оно будет таким кратким.

Себастьян насмешливо улыбнулся.

— Не трудновато ли будет объяснить наши окровавленные трупы на белоснежной лужайке у особняка Кэмпбеллов?

Пруденс испуганно таращилась на стоящих перед ней мужчин, как на сумасшедших. Д'Артан пожал плечами.

— Напротив. Злодей-разбойник вернулся ночью, чтобы изнасиловать девушку, которую нашел такой соблазнительной. Но его манеры дикаря были немного… — Он помолчал, подыскивая определение. — … скажем, грубыми, и это трагически закончилось для девушки. Тут появился я, но слишком поздно, чтобы спасти мою юную подопечную, но не поздно, чтобы свершить правосудие над ее жестоким убийцей.

Пруденс стала белее снега. Одним быстрым движением Себастьян подтолкнул ее к себе за спину. Его рука потянулась к пистолету.

— Кричи, Пруденс! — приказал он.

Себастьян затаил дыхание, ожидая спасительного для нее крика. Он устал убегать, прятаться, устал дрожать от холода и голода.

— Что я должна кричать? — потерянно переспросила девушка.

Он развернулся к ней.

— Проклятье, девочка. Просто кричи.

От его резкого, свистящего шепота Пруденс подскочила. Она нервно облизала пересохшие губы. Ее крик поднимет на ноги весь дом. Себастьян будет схвачен и повешен. Девушка сочла за благо молчать. Она просто стояла босиком на снегу, прижавшись к теплой спине Себастьяна.

— Очаровательно, разве нет? — протянул д’Артан. — Интересно, как далеко ты завел бы ее, прежде чем она осмелилась выдать тебя криком?

Сердце Себастьяна сжалось. Он прятал глаза, опасаясь, что Пруденс может прочесть в них отражение его собственных мыслей о мести.

Д'Артан звонко расхохотался.

— Ну и глупцы же вы! Я бы мог убить вас обоих тысячу раз.

Рука Себастьяна по-прежнему сжимала рукоятку пистолета.

— Я знаю. Но ты ведь не захочешь испачкать в крови свои холеные белые руки.

— Ты действительно подумал, что я собираюсь убить тебя? — спросил д'Артан, задыхаясь от смеха.

Он опустился на каменную скамью и вытер свои влажные губы тонким кружевным платком.

— Хотя ты — одураченный, запутавшийся болван, ты все равно мой внук.

Себастьян нахмурился и оглянулся на Пруденс. Девушка резко села на низкие перила террасы. Снег таял на ее халате, оставляя темные мокрые разводы, но она не замечала ничего вокруг. Она не могла поверить в реальность происходящего.

Пруденс вопрошающе взглянула на мужчин.

— Один из вас мог бы потрудиться и поставить меня в известность о вашем родстве, — сказала она изумленно. — Простого представления было бы достаточно. «Привет, Пруденс. Позволь представить тебе моего деда» или «Как приятно познакомиться с вами, мисс Уолкер. Мой внук, Себастьян Керр, отзывался о вас с большим уважением».

Но дед и внук игнорировали ее слова. Д'Артан вытащил кожаный мешочек из-под полы своей шубы и бросил его Себастьяну. Тот упал у его ног, зарывшись в мокрый снег, глухо позванивая монетами.

Себастьян презрительно вскинул бровь.

— Мне не нужны твои грязные деньги. Я не причиню ей вреда.

Виконт окинул Пруденс пристальным взглядом.

— О, думаю, ты непременно сделаешь это. После того, как она по-свински поступила с тобой, можешь не говорить мне, что ты не мечтал сомкнуть свои пальцы на ее шелковой шейке и сжать…

Пруденс непроизвольно погладила шею.

— Прекрати, старик! — гневно крикнул Себастьян.

Он отвернулся от деда и поймал встревоженный взгляд Пруденс, понимая, что выдал себя перед ней с головой. Его дед очень хорошо знал своего внука.

Д'Артан, казалось, издевался над ним.

— Такая хорошенькая шейка у такой прелестной женщины. Я сам восхищаюсь ее красотой последние несколько месяцев. Она очаровательная собеседница. Но ведь тебе это уже известно, верно? — Он помолчал, уверенный, что полностью завладел вниманием Себастьяна. — У твоей Пруденс и у меня много общих интересов. Например, химия.

— Химия? — переспросил Себастьян.

— Да. Кажется, наша очаровательная девушка единственная, кто знает формулу этих взрывчатых детонаторов, над которыми ее отец работал перед смертью. Но из ложного благородства она отказывается поделиться ею со мной. Нехватка пороха наносит урон нашим революционерам. Такая замена была бы бесценна, особенно, когда новый режим объявит войну Англии.

Пруденс сидела в оцепенении, не в состоянии справиться с потоком ошеломляющей и, признаться, пугающей информации, обрушившейся на нее.

— Революционеры? Я думала, что вы — роялист.

Хохот Себастьяна был резким и неприятным.

— Мой дед — все, что угодно, но только не роялист.

Д'Артан подошел к внуку и, сверля его из-под насупленных бровей злым взглядом, приказал замолчать. Он поднял мешочек и сунул его Себастьяну в руку.

— Возьми его!

Себастьян небрежно подбросил мешочек и перехватил его другой рукой.

— Зачем? Если она представляет для тебя большую ценность живая, чем мертвая, почему ты хочешь, чтобы я убил ее?

Пруденс попятилась к двери, не отрывая взгляда от лица Себастьяна. Оно было прекрасным и безжалостным, как лик Сатаны.

Презрительная усмешка тронула тонкие губы д'Артана.

— Я не хочу, чтобы ты ее убивал, дурак. Я хочу, чтобы ты на ней женился.