А.Мец, И.Кравцова
      Предисловие к книге
      "Владимир Шилейко. Пометки на полях. Стихи"
      Владимир Казимирович Шилейко - ученый-ассириолог с мировым именем, переводчик ассиро-вавилонского эпоса на русский язык, поэт, в 1910-е годы входивший в тесный дружеский кружок вместе с Н. Гумилевым, М. Лозинским, А. Ахматовой, О. Мандельштамом. В 1979 году его поэтика стала предметом фундаментального исследования В. Н. Топорова, охарактеризовавшего Шилейко (наряду с В. А. Комаровским) как "значительного и весьма оригинального" поэта, имевшего влияние на поэтов своего круга: Ахматова и Мандельштам "заметили стихи Шилейко и усвоили себе их уроки" {1}. В. К. Шилейко собственного сборника стихов не издал, и его наследие было известно в основном по публикациям в периодической печати 1913-1919 годов. Основанные главным образом на этих публикациях подборки его стихов были помещены Т. И. Шилейко в собранных ею книгах: "Всходы вечности: Ассиро-вавилонская поэзия в переводах В. К. Шилейко" (1987) и "Через время" (1994){2}; оба издания сопровождались статьями Вяч. Вс. Иванова, который дал глубокую характеристику научных и переводческих достижений Шилейко.
      Подготовленная нами книга - итог обращения к архиву Михаила Леонидовича Лозинского, в котором оказался сосредоточенным почти весь корпус сохранившихся автографов и копий стихотворений Шилейко 1913-1917 годов. 31 стихотворение из этого архива печатается нами впервые. В архиве Лозинского сохранился и макет книги "Пометки на полях", который положен в основу настоящего издания.
      В предисловии даются биографическая канва и абрис научной деятельности В. К. Шилейко, но чтобы составить о последней целостное представление, читатель должен будет обращаться к указанным в примечаниях источникам. Среди дневниковых, эпистолярных и мемуарных свидетельств за наиболее интенсивный период его поэтического творчества, 1913- 1917 годов, представлены и новые материалы к литературной биографии В. К. Шилейко. Суммарные текстологические сведения о материалах Шилейко в архиве Лозинского и справка о составе и принципах подготовки текстов в настоящем издании приводятся в преамбуле к примечаниям.
      За помощь в работе благодарим Н. Т. Ашимбаеву, Н. А. Бурановскую, А. К. Гаврилова, А. Л. Дмитренко, А. А. Долинину, В.А. Житникову, Н.И.Крайневу, Т. И. Краснобородько, Н. А. Розову, Н. А. Фрумкину. Особенную благодарность приносим Т. И. Шилейко - за предоставленные для публикации материалы семейного архива, Н. Н. Казанскому - за деятельное участие в работе над переводами греческих и латинских текстов и их комментированием.
      1
      В. К. Шилейко родился 2 (14) февраля 1891 года в семье поручика 91-го пехотного Двинского полка Казимира Донатовича Шилейко (в отставке с 1892 года, с 1897-го - на должности петергофского уездного исправника) и его жены Анны-Екатерины. Отец был римско-католического исповедания, сын же был крещен по обряду исповедания матери - евангелически-лютеранскому и получил имя Вольдемар-Георг {3}.
      По семейному преданию, он с семи лет начал самостоятельно изучать древнееврейский язык {4}. Вполне вероятно, что интерес к Древнему Востоку проявился под влиянием отца, который окончил Петербургский археологический институт уже в гимназические годы своего сына {5}. В предисловии к книге "Вотивные надписи шумерийских правителей" (1915) Шилейко принес дань благодарности преподавателю гимназии М. М. Измайлову - "некогда вложившему в меня первую и самую сильную любовь - любовь к угасшему солнцу Востока". После окончания (с золотой медалью) Петергофской гимназии он поступил на восточный факультет Петербургского университета "по еврейско-арабско-сирийскому разряду", и здесь сразу же начало раскрываться научное дарование Шилейко. Он увлекся ассириологией, курс которой незадолго до того был введен в Петербургском университете академиком П. К. Коковцовым, изучил клинопись и начал самостоятельно исследовать древности из собрания Н. П. Лихачева - этот труд был им в 1915 году обобщен в книге "Вотивные надписи шумерийских правителей", завязал переписку с крупнейшим знатоком клинописи в России профессором М. В. Никольским и с известным французским шумерологом Франсуа Тюро-Данженом {6}; в 1912-1913 годах он - автор трех статей в авторитетных энциклопедиях {7}. Уже к этому времени относятся и первые свидетельства высокой оценки его дарования. "У нас восходит новое светило в лице Шилейко Мне, конечно, не угнаться за этим быстроногим Ахиллесом", -писал академику П. К. Коковцову профессор М. В. Никольский, консультировавший научные работы Шилейко {8}. Но в те же годы жизнь В. К. Шилейко омрачается потерей отца, умершего в конце 1910 или начале 1911 года, и болезнью: у него начался туберкулез легких, заболевание в те времена неизлечимое. При этих обстоятельствах он в 1914 году окончательно оставляет университет (последний лекционный курс прослушал весной 1913-го) {9} и целиком сосредоточивается на научной работе. С 1913 года он состоит внештатным сотрудником Отдела древностей Эрмитажа. В 1914-м его статьи появляются в специальных французских и немецких журналах. В 1915-м Шилейко издает книгу "Вотивные надписи шумерийских правителей", за которую в следующем году его награждают Большой серебряной медалью Российского археологического общества (членом которого он к тому времени уже был избран. Обстоятельства первых пореволюционных лет, когда наличие диплома на время перестало быть обязательным при занятии должности на государственной службе, благоприятствовали ему. В 1918 году он был принят в штат Эрмитажа {10}, вскоре избран членом Коллегии по делам музеев и охране памятников искусства и старины, действительным членом Российской государственной археологической комиссии, Российской Академии истории материальной культуры, профессором Петроградского Археологического института. С 1924 года заведовал ассирийским подотделом Отдела классического Востока в Музее изящных искусств в Москве. С 1927 по 1929 год был профессором археологического отделения факультета общественных наук Ленинградского университета (читал курсы аккадского, шумерского и - впервые в России - хеттского языков). В конце 1929 года переселился в Москву окончательно. Полученные звания не изменили характера научной деятельности В. К. Шилейко. Он продолжал интенсивные ученые занятия вплоть до ранней кончины от туберкулеза 5 октября 1930 года.
      2
      Время знакомства Шилейко с М. Л. Лозинским точно неизвестно. 1909 годом помечено посвященное Шилейко стихотворение "Нерукотворный Град" в сборнике Лозинского "Горный ключ" (1916). Дарственная надпись Лозинскому от февраля 1916 года (приведена на с. 12 наст, изд.) фиксирует "год дружеского союза 4", заключение которого выпадает соответственно на 1912 год; возможно, в этом нет противоречия, знакомство могло состояться раньше, чем был заключен "союз" {11}. Но все же вероятнее, что первым знакомым Шилейко в круге Цеха поэтов был Гумилев. Согласно воспоминаниям Шилейко о Гумилеве, написанным по просьбе П. Н. Лукницкого, их знакомство состоялось приблизительно в октябре 1911 года в университетском Музее древностей {12}. К осени 1912 года их интересы сблизились, и имя Шилейко появляется среди участников задуманного Гумилевым "кружка изучения поэтов" наряду с О. Мандельштамом, Вас. Гиппиусом, В. Пястом, М. Лозинским, Лебедевым {13}. Однако в связи с главным начинанием Гумилева - Цехом поэтов - имя Шилейко не упоминалось, и далее до 1914 года, когда его стихи были помещены в последнем выпуске "Гиперборея", материалы, относящиеся к этому кругу, о Шилейко умалчивают {14}. За эти два года (1912-1914) до нас дошли лишь свидетельства о его участии в жизни "Бродячей собаки". Эти свидетельства разрозненны, но позволяют составить некоторое общее представление. У Шилейко был вкус к богемной жизни, и в "Собаке" он быстро стал своим человеком. Его знакомый, впоследствии известный ученый, Н. А. Невский в 1927 году писал Шилейко, вспоминая прошлое: "Нажмите на кнопку ларца воспоминаний, и вы ясно увидите свою собственную фигуру, декламирующую мне "Субботу", посвящающую меня в тайны ассиро-вавилонской и египетской мудрости, увидите себя вместе со мной в "Собаке" или за кружкой пива в какой-нибудь пивной, где вы пишете стихи ночной фее" {15}. Ретроспективно о роли Шилейко говорит также и содержание пригласительного письма на юбилей "хунд-директора" "Собаки" Бориса Пронина, сохранившегося в семейном архиве адресата:
      Дорогой Владимiр Казимiрович!
      На зиггурате, сиречь Мансардiи, жрецов Бела-головочных культов состоится
      АПОКОЛИКИНТЕСИС(греч.)
      торжественное празднование
      "L" - (50) летия
      Borisis Pronini
      7-го Декабря н. ст. сего юбилейного года.
      Посылаем Вам cue evocatio в неложной надежде, что Вы, Милостивый Государь, в труд себе не вмините* (так в автографе.- ред.) учинить о сем во вверенном попустительству Вашему Округе - извещение (примерно: А. А. Ахматовой, Н. Цибульскiй* , Наде Григорович (через Кокошу), А. Кузмину*, Юркуну, Ф. Соллогубу*, А. Головину (в Цар. Селе), Н. Ходотову, Бронштейну Я., Тверскому, К. Петеру, Фомину, Щуко, Лаврентьеву, Клюеву, Кругликовой Е. С., Нельдихену, Мандельштаму, А. Волынскому, Люком, Леонтьеву и Кокоше; Н. Д. Курбаковской, Мосолову и др.; проф.А.А. Смирнову - кот. в 40 лет Бориса написал на лат. языке диплом Doctori aestheticae honoris causa (Доктори эстетице хонорис кауса)).
      Ласкаем себя ближайшей счастливой рандевузицией с персональностью Вашей - 7-го Декабря, и повергаем решпекты высокохудожественной Особе Вашей.
      АрбитЪр елеганцiи Борис Зубакин
      Алексей Радаков
      (В. Пяст){16}
      Маруся.
      MDCCCCCCCCCXXV г.
      18 ноября. Москва. {17}
      Сохранились мемуарные, дневниковые и эпистолярные свидетельства о необычайном остроумии Шилейко и сочинении им шуточных стихов. В. Пяст, на нескольких страницах своих мемуаров упоминающий Шилейко в связи с "Собакой", вспоминал о "жоре", особой "форме" шуточных стихов, которой "нельзя пользоваться без разрешения Шилейко" {18}; Г. Иванов потому же поводу упомянул забавный эпизод: "Желавшие написать "жору" должны были испрашивать у Шилейко разрешение, даваемое с разбором. Так, у меня Шилейко потребовал письменного согласия родителей. "Но мой отец умер". - "Это меня не касается",- ответил изобретатель "жоры" - и не разрешил" {19}. "Можно не любить Шилейко, но нельзя не удивляться его исключительному остроумию", -записал Лукницкий в своем дневнике 23 января 1926 года {20}. В качестве еще одного тому примера приведем его письмо Ахматовой, по времени примыкающее к записи Лукницкого:
      Вторник, 16 декабря 24.
      Дорогая собака,
      здоровы ли Вы? Даются ли Вам кости? Хорошо ли Вам? Вы мне не пишете, и мне тревожно думать, что, быть может, Вы теперь в загоне. Разрешите, обратиться к Вам на языке богов:
      Среди животных лев собакам предосаден:
      Без видимых причин ужасно как он жаден.
      К помянутому льву когда приходят в гости
      Собаки бедные, выпрашивая кости,
      То лев немедленно съедает всех гостей,
      Усугубляя тем запас своих костей.
      Комментарии Вы можете прочесть в глазах хозяйки. Обнимаю Вас от всего сердца.
      Ваш друг и брат В. Шилейко.
      P. S. Хотите к нам в таптанник? По весне
      Вы сможете приехать, мой лебедь! - В. Ш. {21}
      Шилейко был причастен к центральным событиям литературной жизни Петербурга зимы 1913-1914 года - диспутам футуристов. Он оппонировал В. Шкловскому после его доклада "О новом слове" 23 декабря 1913 года: "Шилейко взял слово и, что называется, отчестил, отдубасил, как палицей, молодого оратора, уличив его в полном невежестве, - и футуризм с ним вкупе, - сравнив его, то есть футуризм, с чернокнижными операциями...". В.Пяст передает сценку с оттенком юмора, акцентируя то, как Шкловскому удалось парировать эти выпады шуткой {22}. Возможно, выступление Шилейко было актом солидарности с друзьями-акмеистами - акмеизм, наряду с символизмом, был объектом нападок футуристов.
      Самые ранние датированные стихи В. К. Шилейко помечены 1913 годом. Его поэтический дебют состоялся весной 1914 года на страницах редактировавшегося Н. Гумилевым, С. Городецкими и М. Лозинским журнала "Гиперборей" (No9-10, с выходными данными "ноябрь-декабрь 1913"), два из трех стихотворений Шилейко, в нем помещенных, написаны в январе 1914 года. Не позднее весны 1914-го сложился тот дружеский союз, о котором писала Ахматова: "Тогда же, т. е. в 10-х годах, составился некий триумвират: Лозинский, Гумилев и Шилейко. С Лизой {23} Гумилев играл в карты, они были на "ты" и называли друг друга по имени-отчеству. Целовались, здороваясь и прощаясь. Пили вместе так называемый "флогистон" (дешевое разливное вино). Оба, Лозинский и Гумилев, свято верили в гениальность третьего (Шилея) и, что совсем уж непростительно, в его святость. Это они (да простит им Господь) внушили мне, что равного ему нет на свете" {24}.
      С этого времени дружеское общение между ними становится интенсивным. Апрелем помечена первая из сохранившихся в архиве Лозинского дарственная надпись на оттиске статьи Шилейко:
      "Est, qui nес veteris pocula Massici,
      Nec partem solido demere de die
      Spemit..." (Horat. Od. I)
      Auctoris donum
      W.-G. Schileico
      21.IV.1914
      ("С полной чашей иной сока Массийского
      Час забот уделить любит веселию..." (Горац Од I)
      Дар автора
      В-Г Шилейко
      21.IV.1914) {25}
      По материалам Лукницкого, "весной у Лозинского Шилейко читал отрывки из "Гильгамеша". Это побудило Гумилева заняться переводом поэмы. Вскоре он бросил работу, хотя сделал по шилейковскому подстрочнику около ста строк", а "в середине июля Гумилев, заехав ненадолго из Либавы в Куоккалу, вернулся в Петербург и стал жить на Васильевском Острове (5-я линия, 10) у своего друга Шилейки. Ходили на угол 8-й линии в ресторан "Бернар". Иногда втроем - с Лозинским" {26}. Шилейко разделял патриотический подъем Гумилева и вместе с ним участвовал в манифестациях {27}; его патриотические стихи сентября 1914-го написаны с неподдельным подъемом и искренностью. В сентябре, согласно помете под стихотворением этого времени, он жил во Пскове.
      Публикация в "Аполлоне" (1914. No 6-7), осуществленная, несомненно, при поддержке Лозинского и Гумилева, поставила Шилейко в ряд состоявшихся поэтов. Вторая половина 1914 года и начало следующего были у него временем творческого подъема. В майском номере журнала "Вершины" (1915. No 25) Гумилев поместил посвященное Шилейко стихотворение "Ни шороха полночных далей..." {28}.
      21 ноября 1914 года Шилейко выступил на устроенном в "Собаке" "Вечере поэтов Петроградского Парнаса" {29}.
      К сентябрю 1914 года относятся два его стихотворения, обращенные к Ахматовой, - "Ты поднимаешься опять..." и "Уста Любви истомлены...", отмечающие начало истории их дружбы, любви, брака, развода, снова дружбы. По инскрипту Шилейко 20 марта 1915 года (см. примеч. к стихотворению "Есть вера духа.." в наст, изд., с. 147) можно судить о том, что их литературные отношения к этому времени уже приобрели форму диалога.
      Следующее письмо сохранилось в архиве Ахматовой:
      СПб. 10.IX.1915
      Дорогой Владимир Казимирович, пишу Вам два слова наспех. На днях видел Анну Андреевну. У нее в конце августа умер отец. Она сейчас живет у себя в Царском, просит Вам передать, что была бы рада Вас видать. Она больна и скоро должна уехать в Финляндию или в Крым. Побывайте у ней и от меня очень кланяйтесь.
      Николай Степанович невредим.
      Ваш М. Лозинский.
      Р.S. Маковский вернулся. {30}
      Экземпляр отдельного оттиска второй публикации стихов в "Аполлоне" (1915, No 10) В. К. Шилейко надписал:
      Michaeli L. Lozinskio
      antique olori
      Woldemar С. Schileico
      corvus albatus
      Salutem ae felicitatem
      Datum Urbe, pridie Calendas Martias
      Anno Sodalitatis IIII.
      (Михаила Л. Лозинского,
      старинного лебедя,
      Вольдемар Г Шилейко,
      ворон, рядящийся в белые одежды,
      приветствует и желает счастья.
      Подписано в Граде, в канун мартовских календ.
      Год дружеского союза 4.) {31}
      В первые месяцы 1915 года вышла из печати книга В. К. Шилеико "Вотивные надписи шумерийских правителей", создавшая 24-летнему автору имя в ученом мире. Дарственная надпись другу гласила:
      "Hie situs est Phaeton, currus auriga patemi;
      Quern si non tenuit, magnis tamen excidit ausis"
      Michael Leonidae filio
      Lozinski
      Woldemar G. Schileico
      perpetuam felicitatem
      Martis die 20 A.D.1915
      Petropoli
      ("Здесь погребен Фаэтон, колесницы отцовской возница;
      Пусть ее не сдержал, но, дерзнув на великое, пал он" {33}
      Михаилу сыну Леонида
      Лозинскому
      Вольдемар Г. Шилеико
      непрестанной удачи
      Марта 20 дня 1915 года
      Петроград)
      Второй экземпляр книги был поднесен хозяйке дома с надписью:
      Татьяне Борисовне
      Лозинской
      приносит свой последний
      белый цветок
      В. Шилейко
      20 марта 1915.
      Воспоминания Т. Б. Лозинской проливают некоторый свет на содержание надписи: "Шилейко подружился не только с М Л, но и со мной. Стихи М. Л. он ставил очень высоко: "Поверьте,- говорил он мне,- их еще не удосужились прочесть, за ними будущее". Он сам писал стихи и любил их декламировать мне; стихи были, конечно, символические, и, хотя я, по неискушенности своей в этой поэзии, половины не понимала, но делала вид, что понимаю, потому что почтительное ухаживание Вл. Каз. и общение с ним мне нравились . Неподражаемо читал он Лермонтова "Последнее Новоселье" голос его до сих пор звучит в ушах. Это не было искусство чтеца, но он вкладывал в это чтение столько силы, столько негодования..." {34}.
      Эмоционально и интеллектуально насыщенные отношения друзей отразились в послании Лозинского:
      Вот он стоит передо мной.
      Он желт, он проницаем глазом.
      Но словно огненной волной
      Крутит и распаляет разум.
      Шилей, спеши в мою обитель
      На Il des Apothicaires
      Ты вкусишь золотой сик'eр.
      Которого бежал Креститель.
      5 мая 1916. {35}
      В 1916 году В. К. Шилейко принимал активное участие в заседаниях "Общества ревнителей художественного слова". Приведем отчет, помещенный в "Аполлоне":
      "Общество ревнителей художественного слова заседание 5 апреля посвятило вопросу о применении в русском стихосложении античных метров. Председательствовал проф. Ф. Ф. Зелинский. Прения несколько неожиданно приняли односторонний характер: почти все ораторы, а именно Сергей Маковский, Н. В. Недоброво, Б. В. Томашевский, Валериан Чудовский и В. К. Шилейко, решительно ополчились против античных метров, доказывая стеснительность их, эстетическую неоправданность и даже принципиальную невозможность в условиях русского языка. Зелинский, соблюдая беспристрастие руководителя прений, лишь очень сдержанно защищал точку зрения, для оправдания которой он так много сделал применением "подлинных" размеров в своих переводах. 19 марта Н. Гумилев читал новое свое драматическое произведение "Дитя Аллаха". Н. В. Недоброво подверг разбору построение действия, В. Н. Соловьев - постановочную сторону, Валериан Чудовский лирические достоинства пьесы, Сергей Гедройц - ее идейную сторону. Затем возник незаконченный за поздним временем спор по стилизационной эстетике, вызванный упреком автору, со стороны В. К. Шилейко, в том, что он не выявил в свой драме никакого достаточно определенного во времени и пространстве момента магометанской культуры, наоборот, смешал хронологические и этнографические данные. В защиту свободы творчества от точной науки выступили М. Лозинский и В. Чудовский.
      Затем, 24 марта, В. К. Шилейко прочитал свой перевод ассирийского "Хождения Иштар", предпослав чтению вступительный доклад" {36}.
      Шилейко продолжает заявлять о себе как поэте. 26 мая и 12 декабря 1916 года он выступал на "Вечерах поэтов" в "Привале комедиантов". О первом выступлении сохранилась запись графа П. С. Шереметева, в доме которого на Фонтанке Шилейко жил в это время в качестве преподавателя и гувернера его старших сыновей: "Наш Влад. Каз. оказался здесь своим человеком и также говорил свои стихи, и лучше других" {37}.
      Лето 1916 года В. К. Шилейко провел в имении графа П. С. Шереметева в селе Михайловском Подольского уезда Московской губернии.
      Следующее по времени известие о нем находим в письме Гумилева к Ахматовой от 1 октября 1916 года: "Лозинский сбрил бороду, вчера я был с ним у Шилейки - пили чай и читали Гомера" {38}.
      13 января 1917 года В. К. Шилейко выступил в прениях по докладу С. Э. Радлова "Употребление метафоры у Брюсова" в редакции "Аполлона", и в тот же день он был призван в армию {39}. Сохранившиеся в архиве М. Л. Лозинского письма освещают следующий приблизительно полугодовой этап его биографии.
      19.I.17
      Назначен 172 пехотный запасный, везут в Вильманстранд. Пока сижу в этапных казармах, хорошо!
      Шилейко.
      cor mi {41}, вот мой адрес: 172 пехотный запасный полк, 14 рота, 1-й взвод, 2-е отделение, рядовому Вольдемару-Георгу Шилейко. Пышно?
      Я пытался дважды писать тебе со сборного пункта, но образом мало достойным мужа, почему оба письма и были разорваны. Ныне живу -дивной милостью - величественно и просто, через месяц надеюсь просиять в маршевой роте, на что понемногу приобретаю данные и права.
      В отпуск меня отсюда, по-видимому, не пустят, поэтому крепко целую тебя, передай мой самый сердечный привет Татьяне Борисовне и обоим рычащим. Царскосельской ужо скажи, что малодушным меня перед ней не назовет никто.
      Перебираю четки, жду от тебя белой стаи.
      Весь твой Шилейко.
      29 января 17. {42}
      Облегчить военную участь В. К. Шилейко пытались Б. А. Тураев и П. С. Шереметев. Сохранилось письмо Тураева к жене гр. Шереметева, Е. Б. Шереметевой, от 17 февраля 1917 года: "Я виделся вчера с проф. Н. И. Веселовским и с секретарем Археологического Общества проф. Б. В. Фармаковским. Оба они отнеслись к делу вполне сочувственно; Веселовский говорит, что он и сам знает, какой ужас пребывание в Вильманстранде - он оттуда уже извлекал одного своего знакомого. По его мнению, следует обратиться от имени совета Археологического Общества в Главный штаб (ген. Михневич) с просьбой откомандировать Шилейко для канцелярских или переводческих занятий при штабе или где последний найдет нужным. Мы составили пока летучий протокол совета, в котором будет охарактеризована деятельность Шилейко, и он будет разослан для подписи членам, а затем будет направлен и г. Михневичу. Одновременно с этим, мне вчера звонили из Музея Имп. Александра III и сообщили, что сегодня по поручению Вел. Князя у меня о Шилейко затребуют сведения" {43}.
      Насколько действенными были эти хлопоты, мы не знаем. Вскоре свершилась Февральская революция, и в эти дни Шилейко, по его воспоминаниям, "вернулся из полка" (указана точная дата - 22 февраля) {44}. О том, что в эти месяцы Шилейко был (или бывал продолжительное время) в Петрограде, свидетельствует его записка к П. С. Шереметеву, датированная 6 марта 1917 года {45}. 2 мая Б. А. Тураев открыткой, адресованной в Шереметевский дворец, приглашал Шилейко принять участие в заседании по обсуждению экспедиции в Ван {46}; 12 мая В. К. Шилейко подарил М. Л. Лозинскому оттиск своей статьи с дарственной надписью (см. примеч. 32), 25 мая оттиск той же статьи - Е. А. Грековой. Но июньские письма снова отмечают пребывание В. К. Шилейко в полку: к исполнению воинского долга его, очевидно, побуждало чувство личного достоинства - в вышеприведенном письме от 29 января этот мотив заявлен недвусмысленно. Была, вероятно, и еще одна причина: нижеследующие письма адресованы М. Л. Лозинскому из Феодосии, где формировались воинские части для отправки на Закавказский фронт или в Северный Иран, куда ученый должен был желать попасть по мотивам профессионального порядка.
      Прежде чем привести письма летних месяцев, сделаем отступление. Незадолго до призыва в армию В. К. Шилейко собрал книгу стихов "Пометки на полях", подготовив ее к печатанию в издательстве "Гиперборей" - название издательства и год (1916) указаны на титульном листе, и передал ее М. Л. Лозинскому (о книге, основном предмете нашей публикации, говорится в преамбуле к примечаниям). Приблизительно в конце 1916 года М. Л. Лозинский получил от А.Ахматовой авторский оригинал (машинопись) "Белой стаи" для подготовки в том же издательстве. Редакторская работа Лозинского над "Белой стаей" уже была отражена в печати И. В. Платоновой-Лозинской {47}; материалы архива Лозинского указывают на то, что и Шилейко был осведомлен о ходе этой работы: в черновике письма к Ахматовой от 22 января 1917 года Лозинский приводит советы Шилейко, касающиеся изменения редакции одного и исключения двух стихотворений: последнее диктовалось издательской необходимостью сократить объем книги {48}.
      Среди материалов архива Лозинского, относящихся к "Белой стае", имеется лист с латинским текстом, опубликованным в 1977 году М. Мейлахом, который и дал ему верную интерпретацию {49}. Это - шуточный перевод титульного листа и (несуществующих) заглавий разделов (в "переводе" -книг; пятая книга - поэма "У самого моря") "Белой стаи" на латинский язык:
      A. Achmatidis Fiolentinae
      Columbarum
      Libri quinqe
      Petropoli
      Cura el sumptibus Hyperboreorum
      A.D.MCMXVII
      Liber primus - De Мusa
      Liber secundus - De sollicitudine cordis
      Liber tertius - De penatibus et armis
      Liber quartus - De phantasmatis saeculi
      Liber quintus - De Principe
      (А. Ахматиды Фиолентской {50}
      Гол'убок
      пять книг
      Петроград
      Заботой и попечением Гиперборейцев
      1917
      Книга первая - О Музе
      Книга вторая - О тревоге сердца
      Книга третья - О доме и войне
      Книга четвертая - О фантасмагориях века
      Книга пятая - О Принцепсе {51})
      Текст написан рукой Лозинского (на бланке журнала "Аполлон"), но более чем вероятно, что Шилейко был соавтором этого опуса: нам известен экземпляр первого издания "Белой стаи" из частного собрания, где тот же латинский текст вписан рукой Шилейко (с одним разночтением: третья книга "озаглавлена" De terra natali - О родной земле). Следующие письма Шилейко и ответное письмо Лозинского содержат с этим текстом знаменательную перекличку.
      Дорогой мой, вот мой подробный адрес: 35 пехотный запасный полк, 3 рота, 1 взвод, 2 отделение, рядовому мне. Выступаю, вероятно, в середине июля, очень жду корректур. Питаюсь от алтаря и курю месаксуди,- варварски апокопированное "не судите, да не судимы будете". Что до вина, - claudite iam rivos, pueri! Sat prata biberunt. Да и какого еще вина тому, для кого последним человеческим лицом, осанна! было ее лицо. Столько de solli-citudine cordis.
      Ежели русский ворон будет выходить - прогляди, родимый, мою дрянь и сделай какие хочешь поправки,- благо основной текст никак уже не de musa.
      А впротчем, пребываю неизменно к Вам благосклонным
      Шилейко
      16 июня 17. {52}
      Михаил Леонидович, милый!
      Выступаем совсем на днях, вот мой опять измененный адрес: 35 пехотн. запасный полк, 4 рота, 2-й взвод, рядовому мне. Пришли, дружочек. Бога для, корректуру немедля, и то уж боюсь оне {53} меня здесь не застанут. Посылай заказным. Человек-то, надеюсь, от вас уехал? Небом заклинаю - гони его скорей вон. Написал бы ему, и тебе бы, милый, написал, да нехорошо мне немного. Крепко тебя целую. Постоянно твой
      Шилейко.
      26.VI.17 {54}
      5.VII.17
      Дружочек!
      Perlege, non est ista mycenea littera scripta manti, {55} письмо идет из Пскова, завезенное туда моей женой. Ей же принадлежит авторство прилагаемых эффигий {56}. Если доволен - прими. Полк разбрелся, своевольно и вместо марша, на полевые работы, придется просидеть еще месяца два. Пиши или на старый адрес (3 рота Б, 1-й взвод), или (лучше): Феодосия, P R.{57}
      Твой Шилейко.
      2.VII.1917.
      Дорогой друг Владимир Казимирович,
      получил от тебя три послания: два открытых письма от 16 июня и 26 июня (сие получено 24.VII) и запечатленнейший пакет с весточкой от 5 июля, стихами и двумя лицами, получением коих был много обрадован, тронут и взволнован. Спасибо большое тебе, друже, и Софии Александровне, чья "искусная кисть прельстила" мои "зверски очи".
      Не зная еще, что тебе можно писать до востребования, послал тебе корректуру Columbarum по войсковому адресу простой бандеролью, т. к. заказной не приняли. Верно, она пропала. Теперь шлю еще одну, до востребования, заказной бандеролью. Белая Стая отпечатана, остается обложка и брошюровка. Книжку получишь от Человека, с надписанием, из Слепнева, ибо Человек там с конца июня.
      Неназываемый журнал еще не вышел. Корректуру твоих стихов в нем я читал, и прочь пошел, и так оставил, ибо менять в них нечего.
      Я получил от Анны Андреевны два стихотворения Гума, присланные из Лондона, которые и переписываю для тебя.
      Как твое здоровье? Боюсь, что твое обыкновение прати противу рожна вредит тебе. Но вспомни при случае мои речи и судилище у печки под председательством Человека.
      Живу я с начала июля в Петербурге, с братом, и тружусь довольно много. Присылай мне время от времени таблетки, они содействуют моему душевному спокойствию.
      Твой М. Лозинский. {58}
      Однако посылка Лозинского уже не застала Шилейко в армии и, почти наверное, в Феодосии: 1 августа он, по указанным в анкете сведениям, из полка "по болезни уволен вовсе" {59}, а 8 августа датирована посланная ему уже по петербургскому адресу открытка Н.А. Невского {60}. Ко времени корниловского мятежа, между 25 августа и 2 сентября, относятся воспоминания Л. В. Шапориной: "По приезде мы как-то зашли в Привал комедиантов к Борису Пронину. Восторженно радостная встреча, Борис был всегда восторженно настроен; по винтовой лестнице поднялись в маленькую уютную комнату, где уже находились Шилейко и Виктор Шкловский. Шкловский был в военной форме, помнится, в солдатской куртке, с георгиевским крестом на груди. Он ходил взад и вперед по комнате, скрестив по-наполеоновски руки. Шилейко его поддразнивал. Говорили о ген. Корнилове, тогда началось его наступление на Петроград. - "Мы выйдем его встречать с цветами", говорил Шилейко. - "Вы, конечно", обращаясь ко мне, отвечал Шкловский, - "как все женщины, готовы целовать копыта у коня победителя". Маленький Шкловский хорохорился. Он рассказывал, что крест получил от Корнилова, но будет бороться против него до последней капли крови. - "За здоровье его Величества", - поднял бокал Шилейко и чокнулся со мной.