 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: Эллисон Харлан :: Горький Максим :: Раззаков Федор :: Толстой Лев Николаевич :: Азимов Айзек :: Ламур Луис :: Чехов Антон Павлович :: Кларк Артур Чарльз :: Станюкович Константин Михайлович Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Влюбленный опекун :: Чумные псы :: Повесть об отплате за добро :: Тайна неудачного выстрела :: Господство женщин :: Безрассудство :: Хопалонг приходит на помощь :: Нежданная любовь |
Исповедь Зеленого ПламениModernLib.Net / Фэнтези / Мазова Наталия / Исповедь Зеленого Пламени - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Наталия МАЗОВА ИСПОВЕДЬ ЗЕЛЕНОГО ПЛАМЕНИ Проза Наталии Мазовой относится к редкой разновидности фантастики — эзотерической фэнтези. Странствия «моталицы» и магички по экзотическим мирам, ее приключения и битвы скрывают под собой глубинный смысловой слой. Этот слой насыщен символами и знаками. Прежде всего, именно к ним стоило бы приглядеться читателю. Тогда ему удастся расслышать шепот стихий, прочитать вязь, оставленную кругами сильных на глади мироздания и зашифрованную Наталией Мазовой. ЧТО-ТО ВРОДЕ ПРОЛОГА… 1 …Она пришла в себя уже в коридоре. Все та же молоденькая медсестра с выражением профессиональной скуки на накрашенном лице похлопывала ее по щекам. — Ну все уже, нечего, нечего, — приговаривала она, даже не пытаясь изобразить сочувствие. — А рожать как будешь? Еще больнее… Она попыталась сесть. Получилось с трудом. — Не ваше дело, — отчеканила она прямо в лицо медсестричке. — Если буду… У вас-то с этим никаких проблем нет — скольких вам можно, двоих или троих? — Да как ты смеешь!.. Девчонка, соплячка… Скрипнула дверь, из кабинета как-то бочком выбралась мать. Черты ее правильного лица словно присыпала пыль безнадежности. — Одевайся, горе мое, — только и сказала она дочери, и та сразу поняла: шансов нет. Истаяла последняя надежда, и через год ее ждет неизбежная Операция. Всю дорогу домой мать молчала. Она тоже молчала. Режущая боль между ногами была нестерпимой, но она уже привыкла к тому, что не заслуживает жалости. Очень хотелось плакать, она сама не понимала, что заставляет ее сдерживаться. Уже в лифте мать повернулась к ней и бросила звенящим от слез голосом: — Только попробуй теперь не кончить школу с медалью! Не поступишь в институт — отец тебя кормить не станет, можешь мне поверить! Отец… Дома она, дождавшись, пока мать скроется на кухне, а сестренки рассядутся перед телевизором смотреть очередной сериал, тихонько извлекла из стола, из-под груды старых писем и заранее заготовленных открыток, старую фотографию. У припорошенного снегом парапета древней Плескавской крепости стоял, полуобернувшись к ней, молодой человек с сильно вьющимися волосами цвета меда, с неуловимой смешинкой в прищуренных золотых глазах. Голубая спортивная куртка, на шее цветной платок — так одевались лет пятнадцать тому назад… Мать прятала от отца эту фотографию — и не без оснований. Отец… Кто ты и где ты, Лазор Угнелис, МОЙ настоящий отец? Меньше месяца длился этот головокружительный роман ее матери — ровно столько, на сколько была путевка в Гинтару. А через восемь месяцев, аккурат в день ее появления на свет, пришла телеграмма: «ABEМАРИЛЛИЯ ДЕВОЧКУ НАЗОВИ ЛИНДОЙ». Откуда он знал, что это будет она, а не сын? Как угадал точный день — день святой Элеонор, хранительницы Гинтары? В любом случае, папочка, кто бы ты ни был, хоть демон-хва из когурийской сказки — но отсутствие твоего генотипа в окружной поликлинике поломало твоей дочери всю жизнь. И так-то, как дочери неизвестного отца — не больше одного ребенка. А прибавить сюда телосложение — родилась-то на месяц раньше срока, вот всю жизнь и не хватало десяти процентов до минимальной нормы веса — да еще и болевой порог пониженный… Никто и никогда не возьмет ее замуж. Кому нужна женщина, не способная дать жизнь детям?! Из комнаты донесся дружный смех сестренок. Вот ужу кого не будет подобных проблем — все три прекрасные ругианские телочки, спортивные, с хорошей родословной и звучными кличками, взятыми все из тех же сериалов: Маэстина, Дзидра, Альдона… Леопольд Ковенски великолепно делает все, за что ни возьмется, в том числе и дочерей. Другое дело — она, старшая. Угнела. Ни лыжи, ни велосипед, ни даже танцевальная студия… И кому нужна теперь ее хваленая красота, единственное, кроме имени, отцово наследство? Красота, уже год как ставшая несомненной и обещавшая развернуться в нечто большее… А впрочем, известно, кому. Красивая женщина, любовь с которой не оставляет последствий… За окном темнело. Она взяла со стола зеленую свечку в форме белки, символа этого года. Оглядываясь на дверь, коснулась пальцами фитиля — и тут же над свечкой вспыхнуло маленькое дрожащее пламя. Угнела! Она гордилась этим и тем, что внешностью удалась в своего непонятного отца. И ни за что и никогда не променяла бы его имя на респектабельно звучащую фамилию Ковенска. Она полезла на стул, желая поставить свечу повыше, — и снова резанула острая боль между ног. — Ненавижу! — исступленно воскликнула она, стоя на стуле и держа свечу в протянутой руке. — Ненавижу этот гребаный Ругиланд! И президента Виторию ненавижу с ее проклятой программой сохранения генофонда! И все это благополучное семейство Ковенски тоже ненавижу! И ящик ваш с идиотскими сериалами, и институт, и вообще химию нашу наследственную, и весь этот мир!!! Господи, если ты действительно есть, скажи — неужели нигде в мироздании нет места, где я смогу жить так, как я, а не как надо им?! Хочу туда! Хочу! (Тогда она еще очень легко бросалась этим словом — «ненавижу», ибо было ей лишь неполных семнадцать лет. Всем нам в этом счастливом возрасте хотелось умереть как можно более красиво и посмотреть, как наши близкие будут плакать над нашим гробом…) Она резко дернула вниз руку со свечой — и вдруг замерла ошеломленно, глядя расширившимися глазами на повисшую перед ней в воздухе… трудно сказать, что это было. Словно комната, тонущая в полумраке, была всего лишь изображением на холсте, но кто-то полоснул по холсту ножом, и в разрезе проглянуло небо, сияние дня… — Что это? — выговорила она растерянно. И словно отвечая на этот вопрос, перед ее мысленным взором нарисовалась картинка: лес, поляна у ручья, над которым склонились рябины с едва начавшими желтеть ягодами… а на траве у ручья сидит маленькая девочка с глазами в пол-лица и играет на флейте печальную песенку. Она поставила свечу на стол. Еще раз оглянулась на дверь. «Лживая, коварная змея! Знай же — он мой и только мой!» — донесся истеричный женский вопль телевизора. Светлый разрез дрогнул, словно испугавшись, но никуда не делся, наоборот — вроде бы стал еще шире. Ей показалось, что туда можно протиснуться… Она протянула руку к полке, сняла оттуда заветную тетрадку, на обложке которой большими корявыми буквами было нацарапано: «МОИ СТИХИ. ХИ-ХИ!» Вырвала последний чистый лист и торопливо вывела на нем: «Мама, я пошла погулять, постараюсь вернуться к ужину». Еще секунду помедлила, затем засунула тетрадь за ремень штанов, зажмурилась… и шагнула со стула. Она не знала, что больше НИКОГДА не вернется в эту комнату, в которой после ее ухода ничего не изменилось. Вот только свеча погасла сразу же, как только за ушедшей по закону Истока затянулся разрыв ткани мироздания. 2 Стражи на лестнице, ведущей в Башню Теней, нервно поглядывали на восток — оттуда на Город надвигалась дождевая туча, а над лестницей не было ни навеса, ни магического щита. Не очень-то весело стоять в карауле, когда на тебя обрушиваются холодные потоки дождя, за две минуты выпивающие тепло тела… Порыв ветра закрутил на асфальте высохшие чешуйки тополиных почек и хлестнул непонятно откуда взявшимся песком по щеке Дэлва. — Пойдем, что ли, внутрь, — бросил он Гиару. — В конце-то концов, мы не почетный караул, а Стражи, встречающие гостей. А какие гости могут быть в дождь… — Погодим еще, — отозвался Гиар. — Хлынет, тогда и спрячемся. Откуда ты знаешь, может, кто-то из них движется сюда за Именем, — он повел пленом в сторону нескольких торопящихся куда-то прохожих. — Например, она. Гиар, как всегда, не ошибся. Девчонка лет восемнадцати, что на ходу откусывала попеременно от двух порций мороженого разных сортов, остановилась на нижней ступеньке лестницы, с вызовом глядя на Стражей. Ветер трепал за ее плечами плащ цвета ржавчины, который очень хотелось назвать занавеской. — Это сюда надо входить за Истинным Именем? — неловко осведомилась она у Дэлва. Вид у нее при этом был наглый. — Сюда, — ответил тот мрачно. Его раздражали розовые капли тающего мороженого, которые девчонка роняла на ступени лестницы и на свои башмаки, раздражали эти ее башмаки, не чищенные, вероятно, с момента покупки. — Только, ради всего святого, сначала доешь, а потом входи! С той же удивительной смесью неловкости и наглости она уселась на ступеньку лестницы и принялась спешно долизывать свое мороженое. — Что, очередной притон разогнали? — ядовито осведомился Гиар, глядя на нее. — Хы о хем? — отозвалась та с полным ртом. — Ну это ваше пристанище свободных странников, не желающих регистрироваться в Кругу Света, — пояснил Гиар. — Для новенькой ты слишком много выпендриваешься. — Не понимаю, о чем ты, — девчонке наконец-то удалось проглотить то, что мешало ей говорить. — Я из ведьминской школы, меня наша Пэгги сюда пинками погнала. Впрочем, я и не противилась. Надо, значит, надо. — Ну это еще ничего, — вздохнул Гиар. — Ладно, Цель ясна, Имени пока считай что нет, а вот Суть назови. — Суть? — Имеется в виду мир, из которого ты пришла. — Одна из Сутей Города. Вы называете ее Тихая Пристань. — Знак Тельца… — задумчиво протянул Дэлв. — Тогда понятно, откуда ты взялась такая… непричесанная. Не так уж часто к нам заносит людей оттуда… — Редкая птица долетит до середины Реки, если она от истока летит, — девчонка покончила с мороженым и принялась облизывать свои тонкие пальцы. — Если она летит по Закону Истока, — уточнил Дэлв. — Иди, регистрируйся, ведьма, — и уже в спину ей, взбегающей по лестнице: — Между прочим, серебряная помада тебе совсем не идет. У тебя ведь волосы с золотинкой… Обернувшись, девчонка показала ему язык. Зал был погружен в полумрак. Только в уголке желтела небольшая лампочка над столом, за которым сидела маленькая некрасивая женщина в строгом лиловом одеянии. На столе лежала громадная раскрытая книга в деревянном переплете с золотыми застежками. Рядом из чернильницы торчало перо неопознанной, но, судя по всему, очень красивой птицы. А в центре зала на полу лежал Круг Света, падающего непонятно откуда, — сколько ни задирай голову, не увидишь его источника, нет там ни прожектора, ни окна в потолке. Мистика… Как и все здесь. Девушка в плаще цвета ржавчины остановилась у самой границы света и тени, с немым восхищением оглядывая пространство зала. Казалось, она вот-вот взлетит под потолок, туда, где уже кружил беспокойно ее неискушенный взгляд. — Подойди сюда, — раздался за ее спиной голос женщины в лиловом. Девушка поспешно повиновалась. — Меня зовут Ударда, я Хранительница Круга, — важно представилась маленькая женщина. — А как зовут тебя? — Зовут Эленд, — тихо ответила девушка. — Паспортное имя — Линда-Элеонор Угнела, но паспорт не из этой Сути. — Понятное дело. Откуда родом? — Суть Тихая Пристань, версия Города, именуемая Дверис — столица Ругиланда. — Точный срок, который ты уже мотаешься по мирам? — Одиннадцать месяцев. За это время домой не возвращалась ни разу. — Многовато, прямо скажем, для автономного странствия… У тебя что, есть какой-нибудь покровитель в Сутях? — Да, Маргарита, княгиня Эсхарская, глава так называемой валлийской школы ведьм… А зачем вы все это спрашиваете, вы же ничего не записываете в книгу! — Твой приход означен в небесах, — непонятно ответила Ударда. — Перед тем как войдешь в Круг, советую оставить снаружи те вещи, о потере которых ты пожалеешь, — ибо Круг переделает тебя по Изначальному Замыслу, и ничто не уцелеет в зеркальном водовороте. — У меня вроде ничего такого нет, разве что пояс с деньгами… — девушка расстегнула упомянутую вещь и осторожно положила на книгу. — Ничего, если он тут полежит, пока я… — Пусть лежит. Иди. На мгновение она замерла у границы светового пятна, тронув его носком башмака. Ничего не случилось, но появилось странное ощущение яркого света и сильного ветра, бьющего в лицо. Протянула руку — пальцы словно налились серебром — и лишь тогда посмела ступить на освещенное пространство. Ярко вспыхнула в луче ее тонкая фигурка, освещенная со всех сторон, — но черный зрачок тени не перерезал радужку Круга Света. В этот миг она показалась Ударде стоящей на ладони Того, Кто сотворил свет и все мироздание, как бы его (или ее?) ни звали. Медленно, как на странной сцене, она опустилась на одно колено в центре Круга… А потом… Она подняла голову. Зала не было. Вместо этого вокруг нее плясал поток каких-то странных образов, словно она очутилась в зеркальном вращающемся колодце. Что-то неуловимо проносилось в окружающем ее изогнутом зеркале, и ей казалось, что она все видит и понимает, но только — вот беда! — нет в человеческом языке таких слов и понятий, чтобы адекватно об этом рассказать. Странные образы рождались в ее мозгу и тут же исчезали, как будто волны смывали их с кромки прибоя. Случайно опустив глаза вниз, она увидела, что стоит на ковре из опавшей осенней листвы. Откуда, ведь сейчас май? Она опустила руки, желая коснуться этих странных листьев и убедиться, что они не иллюзия, не световой эффект. Почему-то это было очень важно. И тогда зеркальная пляска-бред прекратилась так же внезапно, как и началась. Она увидела свое отражение… Свое? Молодая женщина в зеркале была как минимум на шесть-семь лет старше стоящей в кругу, если вообще можно было говорить о ее возрасте. Темные волосы, стекающие ей на плечи, отливали сразу золотом и медью, а изумрудные глаза были ярче камней в головной повязке. Одета она была в темно-зеленое платье причудливого покроя, расшитое осенней листвой всех цветов по краям подола и выреза на груди. Тонкая, терпкая красота ее была подобна осенней горечи, запаху хризантем, вкусу изысканного вина… И та, что стояла и смотрела на это видение, поняла, что видит в ее лице свое собственное, но куда более изящно отделанное — всю свою жизнь она подсознательно хотела быть именно такой, но не знала, как. Она робко улыбнулась — и та, в зеркале, улыбнулась ей в ответ задорно и лукаво. Осмелев, она волной подняла руки, повела плечами, изогнула тело в танцевальном движении — и прекрасное отражение с готовностью повторило то же самое, радостно сверкая глазами. Тогда она протянула руки вперед — и поняла, что не видит их. Невидимые руки коснулись зеркала… прошли сквозь него… и вот это уже ее руки… мои руки в зеленых рукавах, перетянутые у запястий тонкими золотыми цепочками. «Кто ты?» «Я — это ты». «А кто я? Как меня зовут? Кто я такая?» «Эленд!» — заметался меж зеркал звон колокольчика. «Эленд… Элен-дис, Элен-дис Ар-гиноль…» Мое Имя — Элендис Аргиноль, Эленд Крапива. Улыбка из зеркала — золотой отсвет августовского заката. В ней непривычная, бешено веселая, бесстрашная сила: ну же!.. ДА — ЭТО Я… И Она шагнула в меня… я шагнула прямо в стекло, в свою полноту, желая обрести ее отныне и вовеки, и вот это медное и зеленое уже не отражение, а я, я сама, с язычками зеленого пламени, вспыхнувшими на миг у меня над бровями… «Не сейчас», — громко сказал где-то во мне внутренний голос. «Ты станешь ею, но до этого еще надо дожить. Только жизненный опыт увенчает тебя этой пламенной короной, а пока…» А пока я стою за пределами Круга Света, та же, что пришла сюда с недоеденным мороженым, и бесконечно иная, словно ступила в Круг рисунком на стене, а вышла из него трехмерной и живой. И снова на мне совсем другие одежды — бледно-зеленые, светящиеся… Я поворачиваюсь к столику с книгой и вижу вышедшую из-за него Ударду, чьи глаза как-то странно блестят в полумраке. Сейчас видно, что она сильно припадает на левый бок, словно одна нога у нее короче другой. И я угадываю по ее лицу, что она и сейчас видит на моей голове ту корону из зеленого пламени. — Держи, — она с поклоном подает мне мой старый пояс с деньгами. — Теперь ты можешь назвать мне свое Имя. — Мое Имя — Элендис Аргиноль, — говорю я и слышу, как изменился мой голос, как чисто и свободно он звучит… Когда я выхожу на улицу, первые капли дождя как раз целуют разгоряченный асфальт. Те Стражи, что дразнили меня у входа, уже успели переместиться на верхнюю ступеньку лестницы, под крышу, но стоят все в той же торжественной стойке. Как только я оказываюсь между них, оба вскидывают мечи, салютуя мне. А я так переполнена торжеством — свершилось! — что принимаю это как должное. Мое Имя — Элендис Аргиноль!.. Часть первая СТУПЕНИ К ИНИЦИАЦИИ Молчи, когда звучат мои Слова И платье вьется по ветру, как знамя, Но после — губы отыщи губами И дай забыть, что снова не права! Трава и пламя. Пламя и трава… [1] …Иногда, в такие минуты, как сейчас, я остро ощущаю всю невероятность той жизни, которой живу, и поневоле закрадывается мысль, что, может быть, и не было ничего подобного, просто все это придумала от тоски некрасивая молодая женщина, которой сильно за двадцать, каждый день убивающая жизнь на идиотской работе, которая непонятно кому и зачем нужна, просто обобщенная «работа», никакого отношения не имеющая к когда-то полученному высшему образованию, и образование это тоже никому не нужно — ни ей, ни ее поклонникам, которые сменяются со скоростью времен года и упорно не желают становиться мужьями, и если бы не эта придумка, то жизнь было бы катастрофически нечем заполнить, потому что уже и так каждое утро при пробуждении хочется задать вопрос — а зачем я вообще проснулась, а больше ничего не хочется, только заснуть и больше никогда, никогда, никогда не просыпаться, остаться в придуманном мире; впрочем, нет, такие женщины придумывают совсем другое, даже если настолько умны, чтобы не удовлетворяться дешевым счастьем из сериалов, они воображают себя прекрасными королевами или, если хочется перчику, то куртизанками, и дальше все по схеме — наряды, поклонники, звон шпаг и прочие прелести, вычитанные из псевдоисторического чтива, и обязательно высокий брюнет с серыми глазами и графским титулом, куда ж без графского титула, и влюбленный, как водится, по уши… знаю, знаю… а на меня у нее бы фантазии не хватило, да и кому нужна такая фантазия, когда, невзирая на всю фееричность жизни, все равно приходится где-то доставать деньги на кусок хлеба с сыром и новые туфли, потому что никакое мое так называемое могущество не освобождает от подчинения элементарным жизненным законам, да и как объяснить этим простым смертным, что никакая я не Владычица Огня, я просто огонь, принявший форму женщины, чтобы мыслить и осознанно действовать, и называть меня Владычицей Огня так же смешно, как человека как вид — царем природы, все равно я простая женщина, хоть и огонь, но этому огню тоже надо есть, пить, спать, отдыхать, любить и быть любимым… Слово-то какое — «информагия», весомо так звучит, сразу и научно и мистически, но вот как объяснить его людям, не знающим, что такое причастность всему сущему и в особенности некоторым его аспектам, а ведь это так просто, и дело даже не во мне, у каждого из вас есть своя стихия, с которой он связан, и договориться с ней очень просто, надо только захотеть — и тогда любой, как я, зажжет огонь прикосновением, или пойдет по воде, как Тин, или полетит невысоко над землей, как Тали, задевая ногами сохнущие травы лета… каждому свое, просто не надо желать чужого, а надо лишь верить в себя и в то, что ты любим мирозданием… ну да, это уже никаким местом не женский роман, а просто роман… тика — звездные ночи, холодные росы, колдовские травы, сталь меча, верный конь, костер во мраке, что там еще… самое смешное, что и это придумывают все те же задолбанные бытием женщины, проносят, как сокровище, с подросткового возраста через всю жизнь, а большую часть этой жизни сидят дома и знать не знают, какой проблемой в этих условиях является самая минимальная гигиена и как звереешь от ее отсутствия, и как на самом деле холодно спать, завернувшись в плащ, а уж надолго оказаться в безлесном и безводном месте — вообще не приведи Единая… в общем, лучше Нодди не скажешь: какие там русалки, Бог ты мой, тебя ждут только тухлые селедки! — но даже это не главное, а главное то, что я выросла в мире, где и слова-то такого не знают — романтика, все эти мечи с травами, черное с зеленым и серебряным, я со всем этим впервые столкнулась лишь в семнадцать лет, и главным для меня все это так и не стало, потому что для меня нет ничего важнее людей и Слова с Ритмом, нет, никакой я не романтик, я реалист… в штатском, как любит говорить Йерг, так что если уж на то пошло, то женский роман для меня по большому счету даже органичнее, тем более что все действующие лица во главе со мной вполне по канону жанра красивы и несчастны, и не надо прикрывать рукой зевок, ибо чем больше человеку надо для счастья, тем труднее ему это получить, а что касается красоты, то почти все мы — мотальцы, и при наших-то способностях к играм с внешностью привлекательным не выглядит только тот, кому это абсолютно по сараю, а это почти никому не по сараю, потому что в местах незнаемых лучше быть привлекательным и информированным, чем отталкивающим и несведущим, вот последнему как раз лучше сидеть дома и воображать звезды, лес и графьев-любовников, не пытаясь воплотить мечту в жизнь и не усложняя бытия ближним своим… либо меняться к лучшему, ибо участь нищих духом — покорно ждать обещанного царствия небесного, а участь тех, кто духом богат, — приближать его приход в меру своих сил и испорченности… да нет, это я не про себя, а про вас — да, ПРО ВАС! Что, все еще не верите? Тогда… тогда представьте себе вокзал в каком-нибудь городе типа Кагады — сто тысяч жителей, но при этом большая узловая станция. Представьте его себе где-то между двумя ночи и пятью утра — недолгое время, когда там чисто и покойно; народ, тревожно спящий на широких деревянных лавках в ожидании поезда; сами поезда из сопредельных стран, о прибытии которых объявляют на трех языках и чей цвет лишь угадывается в неверном свете фонарей… в такой обстановке только пень бесчувственный не ощутит себя мотальцем хотя бы на миг. И еще представьте себе ночной бар на этом вокзале, практически пустой — двое-трое мелких «хозяев жизни», да и те полусонные, — но искрящий цветомузыкой в такт чему-нибудь типа «Королевны-бродяжки» или «Цыганки и разбойника». И вот когда в полусне для вас не останется ничего, кроме этой песни, и возникнет острое и пряное желание ступить под эти сполохи и закружиться, обнимая чью-то талию… Вот тогда знайте: я уже иду! Я уже с вами, я положила руку вам на плечо, обернитесь — и встретитесь со мной взглядом! Вот я — Танцующее Пламя, и я к вашим услугам, я готова не умолкать до утра, если вы попросите… Что, вы хотите с самого начала? Как говорила одна преподавательница в Авиллонской Академии культур — «ждешь, что студент начнет с места в карьер, а он вместо этого начинает излагать от Рождества Господня…» А вам, значит, именно оттуда и надо… Тогда придется начать очень издалека — как меня угораздило при Флетчере оказаться. Дивная во всех отношениях история… Катрен I ВО ДВОРЦЕ ОПЯТЬ ИЗМЕНА… — Хэй, Эленд, Эленд! Беги к нам, леди Эленд! Голоса девушек звенят, как серебряные колокольчики… нет, как тысяча маленьких льдинок, на которые рассыпаются сорвавшиеся с крыш сосульки. И в радостной тишине весеннего утра, под шум талой воды, стремительно несущейся вниз по узким улочкам к Великой Реке, они вселяют в мою душу ощущение восхитительного праздника. — Беги к нам! Или ты боишься? Я стою над обрывом и смотрю вниз, на Хальдри, Эймо и обеих Лейри — они, наперегонки с талой водой, уже сбежали вниз по крутому склону. Их легкие яркие платья и плащи сказочными цветами выделяются на сером тающем снегу. По большому счету, еще холодновато для подобных нарядов, но девушки бегают, гоняются друг за другом и совсем не замечают холода — а я, хоть старше их всех, от них не отстаю. — Что-о? Это чей там вражий голос утверждает, что я боюсь? Твой, Лейримэл? Смотри и не говори, что не видела! Шаг назад — я моментально прикидываю расстояние и с силой отталкиваюсь от обрыва. Плащ за моими плечами резко и сильно взметнулся — словно раскрылись крылья — но я уже приземлилась в осевший сугроб, увязнув в нем по колени. Мокрый снег доверху набился в мои сапоги, я безуспешно пытаюсь его вытряхнуть… Да черт с ним — мне сейчас весело и хорошо. — Вот это да! — девушки обступают меня. — Как ты ловко: раз — и здесь! — Я бы никогда на такое не решилась! — У принцессы Лейрии, самой младшей, глазенки горят от восхищения. — А теперь куда? — А теперь вдоль реки, — это Хальдри, она возглавляет нас. — Пройдемся по Старому городу и вернемся во дворец по лестнице королевы Биарры. Внизу, у воды — синеватая тень и свежесть утра. Высокий обрыв закрывает от нас солнце, и каждый шаг сопровождается перезвоном льдинок. Великая Река лениво движется в ту же сторону, что и мы, — цвета стали и как сталь холодная. Вода в ней уже начала прибывать, еще дня четыре такой же погоды, и Старый город станет недоступен для подобных прогулок. Вот мы и бродим здесь, пока еще можно. Домам Старого, или, как его чаще зовут, Нижнего города лет по двести-триста. В те времена Великая река разливалась не так сильно, и эту часть Эстелина не затопляло даже в самое обильное половодье — но все течет, все меняется. В высокоразвитых Сутях это именуется — медленные колебания климата. Правда, те, кто некогда возводил Нижний город, об этом не знали или не задумывались, и все дома построены прочно, на века, из тесаного темно-серого камня здешних гор. Некоторые дома пострадали от войны (не от минувшей, а еще от стародавней с каганом Куремских степей) и очень многие — от наводнений. Но кое-какие так и стоят нерушимо все эти годы — умели же строить предки, куда нам до них… Весной в Старом городе всегда безлюдно. Тишину разрывают лишь наши оживленные голоса, яркие наряды девушек мелькают между домами — у Лейримэл платье желтое, у принцессы серебристое, а сверху накинуты одинаковые зеленые плащи. Хальдри тоже в зеленом, но потемнее и с золотой вышивкой, а в наряде Эймо сочетаются белый и малиновый. И лишь я сама — в своих неизменных черных шелках, торжественно-мрачная тень на этом цветном фоне… К зеленому я и сама неравнодушна, но что поделаешь — ничего другого у меня сейчас нет. Уже почти год я живу на тридцать-сорок фиолетовых в месяц, слава богам, что мадам Гру из жалости хоть кормит меня бесплатно. А шелк этот мне достался совершенно случайно, и его даже на настоящее платье не хватило — только на длинную тунику с разрезами, что-то вроде силийской одежды для верховой езды… Ох, сколько каждый раз возни с этими тряпками! Всегда завидовала тем, кто может менять их, как и облик, простым усилием воли. Мне же, чтобы принять образ, соответствующий ситуации, надо долго смотреть в зеркало и напрягать фантазию, либо отдаваться на волю сил мироздания… а они всякий раз норовят вытащить на всеобщее обозрение мою богемно-ведьмовскую сущность. С этим уж ничего не поделаешь — я по самой сути своей не аристократка, и любая утонченность всегда была объектом моей жесточайшей зависти. Но в полуоткрытых Сутях, таких как здешний Мир Великой Реки, правильнее всего выглядеть именно благородной леди — кроме всего прочего, ей куда реже, чем бродячей шарлатанке, приходится брать ноги в руки и развивать сверхзвуковую скорость. И хотя для меня и сейчас куда естественнее сливаться с простонародьем — играть знатную даму я в конце концов просто привыкла… Вообще-то в Мире Великой Реки насмотрелись на всякую меня. Впервые я попала сюда в неполных семнадцать лет, еще до Круга Света — это была моя первая Суть после ухода из дому. Три месяца лорды-чародеи Рябинового Дола пытались учить меня прикладной магии, но почти без толку — единственное, что я схватывала почти мгновенно, была магия вербальная. А потом пришла весть о начале Войны Шести Королей, и я, все бросив, с немеряным энтузиазмом полезла в самую мясорубку. Маленькая была, глупая, да и кто из нас в этом возрасте не мечтал совершить подвиг? Так что Орсалл из Краснотравья до сих пор вспоминает лохматую девчонку в мятых штанах и рубашке, которая взахлеб читала кое-как сляпанные стихи с восточной башни осажденного Передола и больше всех удивилась, когда ее заклятья сработали… Тому минуло уже четыре года. Я снова в мире, видевшем мое начало, но вернулась сюда уже иной — опытной, уверенной в себе, повзрослевшей (по крайней мере, мне самой так кажется) — подданной всего Зодиакального Круга, чье истинное Имя в средоточии миров звучит как Элендис Аргиноль. Здесь же меня знают как леди Эленд из таинственного Рябинового Дола, талантливую чародейку. (И естественно, незаконную дочь одного из лордов Дола — иначе откуда бы у меня взяться моим способностям?) А в Мире Великой Реки — второй год мира, и день окончания войны стал национальным праздником Каменогорья, главной державы-победительницы. Но сегодняшний праздник совсем особенный, ведь король Атхайн выдает замуж сестру свою, прекрасную принцессу Клематис… С чем я его и поздравляю от души. Одну из дочек погибшего дяди-короля сбыл с рук — так еще две остались, а там и родная сестрица Лейрия на подходе. А женихов на всех не напасешься — повыбили в войну… Положение, э-э, как бы обязывает… Белобрысый головорез Орси теперь тоже лорд Орсалл, властитель Краснотравья, и в таком качестве первый кандидат на охмурение. Вот он и подговорил леди Эленд, единственную представительницу Рябинового Дола в этом благородном собрании, поиграть в его нареченную невесту и тем избавить его от общества принцесс Йоссамэл и Наинрин. (Это называется: «Мы же с тобой старые боевые лоси!») По такому поводу он даже выдал мне пару фамильных драгоценностей и не очень настаивает на их возврате. 1, 2, 3, 4, 5 |
|||||||