Ирина Майорова

Халява для лоха

Жертвам рекламы посвящается

Перхоть

Реклама… настраивает сознание на наркотический лад: внушает, внедряет, вдалбливает культ всепохотливости, идеологию кайфа-во-что-бы-то-ни-стало.

В. Леви

– Ты уверен, что эта юродивая никуда не торкнется?

– Шеф, ну сколько можно?! Да забудьте вы про нее, живите спокойно! Сами же говорите: юродивая. Даже если и торкнется, кто ее слушать-то будет? У нас такое положение в стране… – Стоявший перед столом шефа человек щелчком сбил с лацкана дорогого темно-синего пиджака пылинку и, ухмыльнувшись, повторил: – Такое положение, при котором любой идиот имеет право на внимание правоохранительных органов, а также депутатов-кандидатов… если у него есть деньги. Большие, очень большие деньги. А у Уфимцевой их нет. У нее вообще ничего нет. Даже комната в коммуналке не ее – снимает. Половину зарплаты хозяйке отдает. Если она совсем жрать перестанет, то да, через полгодика скопит на консультацию у зачуханного адвокатишки. За эти деньги он ей расскажет, как невыносимо тяжело добиться пересмотра дела, а составить заявление уже не поможет, скажет: «Гони еще бабло!»

– А если она решит в какую-нибудь газетенку пойти? Найдет такую же, как она, сентиментальную дебилку, и та размажет сопли на две полосы…

– Да хоть на четыре! – Человек в синем пиджаке с веселым азартом притопнул ногой, будто приготовился сплясать «Камаринскую». – Кто ж это в печать-то пустит? Вы только прикиньте, что на чашах весов: РА «Атлант» – и эта полоумная!

– Да, тут ты прав, Александр Васильевич. – Сидящий за столом невысокий, плотно сбитый человек в густо усыпанном перхотью джемпере самодовольно улыбнулся. – Но вот, думаю, одной закавыки даже ты, такой умный, объяснить не сможешь. А закавыка эта – женская психология. Он же ее предал? Предал! Квартиру, машину, золотишко продать заставил? Ну хорошо, не заставил – сама продала… А она каждый месяц на зону посылки пакует. Да любой мужик на ее месте топил бы этого Стаса, как кутенка в поганом ведре…

– А я чего всегда говорил! – горячо зашептал, склонившись над столом, тот, кого хозяин кабинета назвал Александром Васильевичем. – Бабы – существа второго сорта, они как собаки – их пинают, а они сапог лизнуть норовят… Никакого самоуважения, никакой гордости, лишь бы при мужике состоять, лишь бы их каждую ночь трахали…

– Ну ты забываешь, что он уже полтора года на нарах, – откинувшись на спинку кресла, дернул углом губ шеф. – Да еще и в полутора тысячах километров от Москвы.

– Ха-ха-ха! – визгливо захохотал синепиджачник, продолжая нависать над столом босса.

– Слушай, Василич, когда ты наконец зубы вылечишь? – Шеф брезгливо сморщился и откинул голову на кожаную спинку. – Ездишь на «Ауди», костюмы покупаешь за две тысячи баксов, а изо рта несет, как из канализации.

Василич оторопел. Замерев, он еще пару секунд продолжал опираться ладонями о крышку стола. Потом распрямился, сделал шаг назад и растянул рот в широкой улыбке:

– А вот когда ты от своей перхоти избавишься, тогда и я – бегом к стоматологу!

Голова шефа дернулась, глаза в узких щелках остро блеснули.

– Договорились… – сухо кивнул хозяин кабинета и указал подчиненному на стоящий возле стены стул.

От доверительного тона, каким они только что обсуждали выверты женской психологии, не осталось и следа. Голос шефа звучал официально и требовательно:

– Что у нас с иском наследников композитора?

Василич суетливо приподнялся с места:

– Да все нормально. Я возражения составил, судебное заседание завтра.

– Перспективы?

– Выиграть – призрачные. Налицо нарушение закона «Об авторских и смежных правах». Да в первый раз, что ли?

– Сколько просят?

– Лимон. В деревянных. Получат в лучшем случае на порядок меньше. У нас, слава богу, не Запад, где за такие штучки рекламистов раздевают. Помните, я вам рассказывал, как Юрий Яковлев подал в суд на рекламное агентство, полмиллиона требовал? Давно это было, тогда еще не ввели ограничений на рекламу алкоголя. Его портрет в образе Иоанна Грозного из фильма «Иван Васильевич меняет профессию» на билбордах по всей Москве висел. Он стопочку опрокидывает, а слоган – цитата из фильма: «Лепота!» Ему, народному артисту, которого вся страна знает, за подмоченную водкой репутацию присудили тысяч десять, не более…

– Он-то тут при чем? Это режиссер или дирекция киностудии должны были иски писать.

– Шеф, ну зачем вам эти юридические заморочки? Вы у нас стратег, ваше время – золото…

– Согласен: мое время – золото. А вот чем ты и весь твой отдел занимаетесь? Почему не напомнил криэйтерам, что может быть иск?

– Как не напомнил?! Так они меня убедили, что на этой песенке все и держится. Мы решили рискнуть.

– А на наследников выйти?

– Да они б такие бабки заломили!

– На заказчика, я так понимаю, перевести стрелки не получится…

– Не-а, – помотал головой Василич. – Эти умные оказались, в договор пункт включили, что агентство гарантирует законное использование объекта авторского права, ну и прочую мутотень про плагиат, оригинальность идеи. В общем, подстраховываются как могут, гады. Да не переживайте, сумма, которую суд наследничкам отрядит, в сотни раз меньше той, что нам по договору пришлось бы отстегнуть.

– А репутация агентства?

– Фи-и-и! Перед кем нам невинность-то блюсти? Перед другими заказчиками? Да им по хрену, как мы их товар на рынок продвигаем. Хоть через горы настоящих трупов! Им главное – чтобы реклама работала, продажи росли. Шеф, хотите анекдот новый про рекламу расскажу?

– Если не длинный – расскажи.

– Совсем короткий. Не анекдот даже, а слоган. «Орбейс» – единственная жевательная резинка, разработанная женщиной гинекологом!»

Чухаев заискивающе хихикнул и вперился в лицо шефа, ожидая реакции.

Ненашев помолчал, уставившись собеседнику в выпирающий кадык, нехотя разлепил толстые, будто наспех слепленные из буро-коричневой глины губы:

– Все? Считай, я посмеялся. Иди к себе. Мне тут важные звонки сделать надо.

Когда Василич закрывал дверь кабинета, на душе у главного атлантовского юриста было погано.

«Кой бес меня толкнул про перхоть сказать?! Да еще на «ты» с какого-то прибабаху перешел, – ругал он себя. – Вон как у него щека дернулась».

– Ну ничего, – уже вслух успокоил себя глава юридической службы Александр Васильевич Чухаев. – Он уж небось и забыл.

Только зря утешал себя Чухаев. Аркадий Сергеевич Ненашев, если этого требовали интересы дела, мог забыть многое. Но двух вещей не потерпел бы ни от кого – ни от самых выгодных заказчиков с огромными рекламными бюджетами, ни от ближайшего окружения: намека на свою необразованность – раз, и критики своей внешности – два.

Позор

Год назад на корпоративной вечеринке по случаю семилетнего юбилея «Атланта» произошел эпизод, о котором в агентстве сейчас наверняка уже никто не помнил. Никто, кроме Ненашева. Вспоминала его, видимо, и главная героиня истории Алла Домнина, но она в «Атланте» давно не работала.

Симпатичная и толковая выпускница факультета рекламы одного из ведущих московских вузов, придя со свеженьким дипломом в криэйтерский отдел, с ходу выдала суперидею раскрутки нового женского журнала (аналога сверхпопулярного зарубежного издания); ее креативчик помог «Атланту» выиграть тендер и получить заказ с бюджетом три миллиона долларов. И без того не лишенная апломба девочка разом почувствовала себя равной среди равных…

К середине торжества Аллочка оказалась в центре внимания чуть ли не всех присутствующих мужчин. Она прекрасно танцевала, неожиданно сильным голосом спела под караоке пару песен из репертуара Пугачевой, довольно точно, а оттого уморительно изобразила, как офис-менеджер (прежде сказали бы завхоз) после очередной выволочки выходит из кабинета босса.

Опьяненная вином и восторженными комплиментами, девица то и дело бросала взгляды на Ненашева, беседовавшего с двумя своими заместителями. И вдруг, оставив толпу почитателей, подлетела к столику руководства и с вызовом тряхнула каштановой гривой:

– А вы, Аркадий Сергеевич, так и намерены весь вечер просидеть над салатами? Лучше пригласите даму на вальс. Или давайте споем дуэтом!

– Вас ведь, кажется, Аня зовут? Или Алла? – улыбнулся Ненашев.

Он прекрасно помнил не только имя, но и фамилию, и должность девицы. И даже размер премии, которую приказал выписать ей за удачную идею. Но сейчас нужно было дать понять этой выскочке, что она забылась, что она всего-навсего одна из двух сотен его подчиненных и вот так, запанибрата, не может себе позволить разговаривать даже с ненашевской секретаршей.

Домнина благородное предупреждение проигнорировала. Капризно сложив губки, проканючила:

– Алла меня зовут. – И повторила по складам: – Алла! Ну, Аркадий Сергеевич, пойдемте! Что вы сидите весь вечер, как бирюк какой?

– Аллочка, вы так танцуете и поете…

– О-оо! Вы еще не знаете всех моих талантов! – похвасталась захмелевшая специалистка. – Я еще когда в институте училась на каникулах роман написала в стиле Жорж Санд. Дала девчонкам почитать, те обрыдались, а потом взяли и по мейлу в издательство кинули. И что вы думаете? Напечатали! А мне гонорар выписали, тысячу долларов. Представьте, что было бы, если б я всерьез литературным творчеством занялась?

– Представляю. – Ненашев отечески похлопал по руке примостившуюся рядом специали­стку. – Он, этот ваш Жорж Санд, от зависти в гробу бы перевернулся.

Девица в притворном ужасе вытаращила и без того немаленькие глаза:

– Аркадий Сергеевич! Какой позор! Может ли руководитель солидной компании, да еще занимающейся рекламой, быть таким дремучим?! Жорж Санд – это псевдоним француз­ской писательницы Авроры Дюдеван. Пожалуй, я не стану настаивать, чтобы вы со мной танцевали. А то еще примете танго за «Барыню» и пуститесь вприсядку, а я, знаете ли, не Наташа Ростова – народным хороводам не обучена.

Она шаловливо закусила губку, повернулась на каблучках и уже через мгновение отплясывала с одним из клиент-менеджеров джайв.

Нет, Ненашев наглую специалистку не выгнал. Напротив, через несколько дней назначил ее и. о. креативного директора – то есть поставил руководить самым главным отделом агентства. Отделом, призванным рождать идеи для раскрутки новых товаров, сочинять на основе этих идей сюжеты для теле– и радиороликов, придумывать имиджи товаров и слоганы, способные засесть в мозгу потребителя, как во­гнанный под шляпку гвоздь, писать тексты газетных статей, находить бьющее в глаз дизайнерское решение для уличных билбордов и стикеров в общественном транспорте. То есть отделом, выпускающим продукт, за который рекламодатель и платит «Атланту» деньги.

Рулившего отделом Костю Обухова босс отправил в отпуск, в котором, кстати сказать, генератор идей до сей поры ни разу не был. Так, ездил дважды в год на рыбалку на Селигер, тусил неделю, а потом назад, к станку. А тут Ненашев расщедрился и отправил главного криэйтера в Дубаи аж на три недели. Костик поначалу упирался, не желая оставлять «самый горячий участок на соплюху», но Аркадий Сергеевич настоял: «Я сказал – поедешь, значит, поедешь!»

На следующий день после отбытия Кости в теплые края Ненашев озадачил отдел крупным заказом: разработкой рекламного проекта для новой линии лечебной косметики. При этом заявил, что оценивать и собственно идею, и слоганы, и дизайнерские решения будет сам.

Последнее было делом неслыханным – допрежь Ненашев в криэйтерские дела не лез. Варианты идей, предложения по позиционированию шли из отдела к заказчику напрямую – минуя и Ненашева, и всех его заместителей. К рядовым рекламодателям проекты на утверждение таскали клиент-менеджеры, к крупным Обухов ходил сам. И лишь у Костика, да и то не всегда, босс интересовался, как прошла встреча с VIP-заказчиком, укладывается ли агентство в сроки… И вдруг такой интерес к криэйтерской кухне.

Алла с энтузиазмом взялась за дело и уже через неделю положила боссу на стол три вполне качественных варианта. Ненашев все отмел и приказал «подумать, если есть чем, а не совать ему бред беременной кобылы». И дал еще неделю. После серии мозговых штурмов, изматывающих проверок вариантов на фокус-группах Домнина принесла шефу идею, которую и она сама, и сотрудники отдела оценили как блестящую.

Войдя в кабинет Ненашева, Домнина, горя глазами и пылая щеками, начала: «Аркадий Сергеевич! Теперь это попадание в десятку. Голову даю! Сработает железно! Сейчас я вам расскажу…» Ненашев скривился как от зубной боли: «Ничего мне рассказывать не надо. Слава богу, читать умею. Бумаги давай!»

Обескураженная Домнина протянула боссу папку с эскизами и сюжетами роликов. Аркадий Сергеевич брал по листочку и, коротко взглянув, небрежно бросал на край стола. По мере того как стопка в руках Ненашева худела, а горка на краю стола росла, выражение сосредоточенности на лице босса сначала сменило недоумение, а под конец – презрительная гримаса. Домнина сидела ни жива ни мертва.

«Все это свидетельствует о вашей полной профессиональной несостоятельности. – Аркадий Сергеевич ткнул пальцем в разбросанные листы. – Идея раскрутки женского журнала была стоящей, а вот это – работа дауна! Сознайтесь: идею для «Дамского угодника» вы у кого-то содрали?»

Алла чуть не задохнулась от возмущения: «Да как вы можете! Я плагиатом не занимаюсь…» Но Ненашев ее не слушал. Остановив «соплюху» вытянутой вперед ладонью, заявил: «Я вижу, что совершил ошибку. И не только тогда, когда назначил вас руководителем креативного отдела, но и когда взял на работу. Вы уволены. К сожалению, в вашу трудовую книжку я не могу внести запись: «за профнепригодность». Разрешаю уйти по собст­венному».

После увольнения Домниной Аркадий Сергеевич месяца полтора отвечал бизнесменам, просившим дать характеристику пришедшей устраиваться на работу Алле Домниной: «Как специалист – ноль. Можешь попробовать в качестве третьей секретарши – и то не советую: зарывается, дистанцию держать не умеет».

Однако креативчик Домниной вернувшемуся Костику Ненашев рекомендовал использовать. Заказчик и идеей Аллочки, и разработанным ею планом по созданию и продвижению бренда остался весьма доволен.

Еще более болезненно, нежели к намекам на свое невежество, Ненашев относился к замечаниям о собственной внешности. Да что там замечаниям! Стоило ему поймать на себе сочув­ственный или пренебрежительный взгляд какого-нибудь смазливого хлюста, альфонса при богатой бабище, – и настроение было испорчено на весь день.

Назвать Ненашева красавцем и впрямь мог только человек с весьма экзотическим вкусом. Маленькие глаза глядят на мир в узенькие щелки, оставленные набухшими веками; расплывшийся картофелиной нос, сильно выступающий вперед подбородок. И еще перхоть… Сколько денег Аркадий Сергеевич потратил на мази, втирания и маски, сколько заплатил за консультации у профессоров-дерматологов! В конце концов один из этих кожных светил пришел к выводу, что в данном случае себорея имеет соматическое происхождение, и отправил к своему другу – психотерапевту. Ненашев не пошел: он не мог допустить, чтобы кто-то посторонний копался в его мозгах.

О его тайне (и то не в полной мере) знал лишь бывший одноклассник рекламного олигарха – хирург-косметолог, практиковавший в Челябинске. Из окружения Аркадия Сергеевича никто и не догадывался, что он сделал уже три пластические операции. На первой ему слегка приблизили к голове нелепо торчавшие уши, на второй вырезали кисты из нижних век (через полгода они выросли снова), на третьей подкорректировали форму носа. Доктор-кудесник, к которому Аркадий Сергеевич летал всякий раз, когда ему невмоготу становилось глядеть на себя в зеркало, уговаривал друга детства решиться на нечто кардинальное, но Ненашев категорически отказывался.

Он прекрасно мог себе представить, что будет, появись он в Москве в новом обличье после пластики. Подчиненные станут шептаться по углам, а коллеги-бизнесмены с усмешкой отвешивать комплименты: «Ну ты похорошел, Сергеич! Вот что спорт и здоровый образ жизни с человеком делают!» А соседи? А официанты в ресторанах, где он обычно обедает и ужинает? А журналисты, чтобы им провалиться?! Всех этих людишек, которые всегда рады поиздеваться и позлословить, ничто не заставит помолчать. Вот если бы можно было их зазомбировать! Как было бы славно: прибывает в столицу красавец, похожий на тех, с рекламных роликов, а у всех, кто его раньше знал, память на предмет прежней внешности Аркадия Ненашева начисто отшибло!

Владелец РА – хоть и не признался бы в этом никому, даже самому себе, – был рабом собственных комплексов. Рабом, на веки вечные прикованным к собственной уродливой оболочке, а потому глубоко несчастным. Позволь он какому-нибудь психологу «покопаться в мозгах», профессионалу бы не составило труда объяснить причину его безудержной погони за атрибутами красивой жизни: самыми дорогими машинами, костюмами и джемперочками из последних коллекций богов с модного олимпа, членскими карточками в элитные закрытые клубы и прочая, прочая. Она, причина эта, лежала в глубоко запрятанном в подсознании желании: обладая престижными вещами, хоть на чуть-чуть, на ничтожную малость приблизиться к образам блистательных, уверенных в себе, неотразимых суперменов, косяками фланирующих по телеэкрану и одним взглядом разбивающих сердца обворожительных красавиц. А самый умный и проницательный из числа исследователей «человеческих душ и мозгов» объяснил бы Ненашеву, что именно «неординарной» внешности он во многом обязан своему нынешнему месту на бизнес-олимпе: карьере, деньгам, связям. Что надели его мать-природа и родители привлекательной или хотя бы «среднестатистической» физиономией, вряд ли бы Аркадий Сергеевич нынче был тем, кем стал. Подвизался бы в инженерах-строителях или бригадирах «шабашников», строящих дачные домишки, носил бы жене по «штуке» баксов в месяц, заначивая стольник, чтобы выпить с мужиками пивка…

Замечание Чухаева по поводу перхоти, да еще сделанное таким разнузданно-панибрат­ским тоном, выбило главного «атлантовца» из колеи. После ухода юриста он, склонив голову к столешнице, несколько минут ожесточенно корябал ногтями кожу под редкими волосами. Полированная поверхность стала похожа на припорошенное снегом обледенелое шоссе. Ненашев брезгливо сгреб «снежок» ладонью, вынул из ящика небольшое овальное зеркало, расческу, загладил волосы наверх и принялся пристально рассматривать собственное отражение.

– Аркадий Сергеевич, в приемной Статьев. Примете? – Раздавшийся из селектора голос секретарши заставил Ненашева вздрогнуть. – А еще с винно-водочного завода «Айсберг» звонили, хотят разместить у нас заказ…

– Их потом наберешь, – резко оборвал секретаря Ненашев. – Давай сюда полковника.

Мозговой штурм

Чухаев любил бывать в креативном отделе. И по делу, и просто так. Проводя юридическую экспертизу очередного проекта, он чувствовал себя вершителем судеб. Ему нравилось смотреть, как волнуются все эти «гении мысли, слова и колора», представляя на его суд свое детище, рожденное в многочасовых спорах и скрипе залитых декалитрами крепкого кофе мозгов. Как горячо отстаивают свои «суперидеи», как преданно ловят его взгляд, когда, расхаживая по огромному кабинету, он хмурит лоб и сыплет цитатами из законов, из-за нарушения которых РА «возьмут за горло», «поставят к стенке» и «вообще разорят». Преувеличивает, конечно. Ну кто осмелится всерьез схватиться с крупнейшим рекламным агентством, как корабль ракушками обросшим самыми немыслимыми связями? Какой судья решится на такой геморрой? Для соблюдения проформы («В конце концов, у нас правовое государство!») иск, конечно, примут, проведут пару заседаний и в крайнем случае присудят «обиженному» агентством какую-нибудь мелочь. Но это только в самом крайнем. Вон дочери Анатолия Папанова, когда она решила вступиться за покойного отца, отказали? Отказали. Ей, видите ли, показалось оскорбительным, что героя Анатолия Дмитриевича из «Бриллиантовой руки» приспособили для рекламы «Антиполицая». Дескать, и разрешения на это «кощунство» никто из родственников не давал, и оскорбляет это память знаменитого актера безмерно. Только пролетела голубушка, как фанера над Парижем… С Федеральной антимонопольной службой, призванной следить за тем, чтобы рекламные агентства не вываливались за рамки законов, таких, как ограничения рекламы водки, пива, сигарет, использования детей в рекламе «неребячьих» товаров и так далее, конечно, сложнее, но тоже договориться можно… Однако творческой элите «Атланта» о тонкостях ( в том смысле, что где тонко – там брешь, а значит, лазейку проделать ничего не стоит) российского законодательства и слабостях работников юриспруденции знать не надо. Пусть потомятся в ожидании чухаевского вердикта, порвут себе волосы, осознавая, что их драгоценное дитя оказалось не просто незаконно, а ПРЕСТУПНО рожденным. Пусть потом молятся на Чухаева, который «взял ответственность на себя», прикрыл их перед начальством и судебными органами облаченной в пиджак от Cavalli грудью…

Сегодня Чухаев зашел к криэйтерам, чтобы разрядиться. Для улучшения самочувствия ему нужно было выплеснуть на головы этих умников и умниц хоть часть негативных эмоций, которые юрист заполучил в кабинете босса. Однако сделать это не удалось. В отделе шел мозговой штурм – мероприятие, во время которого, по неписаным правилам агентства, никто, даже Ненашев, не имел права влезать с посторонними вопросами. Принимать участие, выдвигая идеи, – пожалуйста. Но без всяких привилегий, наравне со всеми. И ни в коем случае не давая оценок и не критикуя даже натуральный бред.

На этапе мозгового штурма любая, самая дикая, нелепая, сумасшедшая идея аккуратно записывалась в огромный талмуд. Считалось, что именно из таких идей рождается креатив – оригинальная, блистательная, завладевающая вниманием, впечатывающаяся в мозг и провоцирующая хомо сапиенс на покупки реклама. Аркадий Сергеевич принимать участие в таких посиделках не любил и за всю историю агент­ства присутствовал на них раза два, не больше. А вот Чухаев, напротив, частенько наблюдал, как эта разношерстная компания в муках рождает на свет монстрика, который вскоре будет зомбировать миллионы ничего не подозревающих соотечественников.

Вот и теперь, обнаружив, что процесс пошел, Александр Васильевич тихонько прикрыл дверь и уселся в кресло у журнального столика, на котором стояли чайник и груда разномастных чашек.

Темой нынешнего мозгового штурма были женские колготки, которые по полученной от японцев лицензии начала выпускать одна российская фабрика. Изюминкой модели было то, что в область гульфика вшивается ампулка с витаминами, столь необходимыми нежному дамскому организму. Капсула была крохотная, размером с засушенную виноградинку, но, нагреваясь от тела «носительницы», в течение дня потихоньку отдавала облачившейся в японское ноу-хау владелице фирмы, салона, топ-менеджеру или просто подружке миллионера столько полезных ингредиентов, что та даже после самой интенсивной и длительной нагрузки чувствовала себя на манер бабочки: легкой, подвижной, готовой к любым приключениям.

Чухаев вошел в тот момент, когда свою идею задвигал коллегам арт-директор Алик, невзрачный человек с красной косынкой, вдоль и поперек исписанной иероглифами. Эту тряпочку Алик то повязывал вокруг головы как бандану, то затягивал на шее как пионерский галстук, то заменял ею ремень на потрепанных джинсах, а однажды соорудил огромный бант, который пришпилил на свитер возле сердца: так первый дизайнер отметил День примирения и согласия. Нынче замусоленная тряпица болталась у Алика на правой руке – на манер повязки дружинника.

– Самое сексуальное место у женщины где? – вопросил Алик. И сам же ответил: – Там, где родинка. Или родинки. В нашем случае родинка где надо, чуть повыше лобка. Колготки, сами видите, полупрозрачные. – Дизайнер натянул изделие себе на руку и продемонстрировал окружающим просвечивающее сквозь тонкую ткань инородное вкрапление. – Похоже на родинку? Давайте оденем модель в колготки на голое тело, положим на роскошную кровать… Она стыдливо прикроет причинное место ладонью… но «родинку», естественно, оставит на всеобщее обозрение. Ну а слоган сочиним типа: эти колготки станут компасом для любимого, и он всегда найдет верную дорогу.

– По-моему, пошло, – скривилась Агнесса Петровна, дама лет сорока, недавно принятая в отдел на должность бренд-менеджера. «Мадам Огаркина», как именовали здесь новенькую, в рекламном деле, в том числе в брендинге, понимала как лошадь в фэн-шуй. Ненашев взял ее по горячей просьбе одного VIP-клиента, задурившего от жены с Агнессиной дочкой. «У тетки филфак за плечами, поставь ее точки с запятыми где надо расставлять. Только смотри не скажи, что корректором берешь, – обидится насмерть. Придумай какую-нибудь должность мудреную и чтобы звучала солидно. Пусть перед подругами выпендривается. Глядишь, и ко мне терпимее станет относиться – ведь позаботился, такую должность ей выбил!» Обухов к появлению «тетки» отнесся без энтузиазма: «Если надо, пусть сидит. Только ты, Аркадий Сергеич, увеличением штата мне в нос не тычь, помни: мадам Огаркина – это балласт». Ненашев помнить обещал.

А Костик не раз пожалел, что согласился приютить чью-то псевдотещу. Вот, например, совсем недавно, когда этот заказ на рекламу колготок получили, всем отделом битый час пришлось растолковывать Агнессе Петровне, возмущенной японской придумкой, что настоящая леди давно уже колгот не стирает, она их выбрасывает, а наутро надевает новые.

«Как же так?! – возмущалась сбитая с толку Агнесса Петровна, сразу вдруг обидевшись и даже почему-то покраснев. – Первый раз такое слышу! По всем гигиеническим правилам положено колготки стирать каждый день! А что толку выбрасывать-то? Ведь пробросаешься!»

«Ну уж нет, Агнесса Петровна! Ваше право с вашими колготками поступать как вам вздумается, но вот свои правила другим людям навязывать не надо!» – взъярился Костик. Никогда еще его так из себя не выводили. И откуда взялась на его голову эта курица?!

Вот и теперь на замечание Агнессы Петровны Костик отреагировал немного более бурно, чем требовалось:

– Цыц! Все комментарии потом. Сейчас только идеи. Алик, я записал. Давайте дальше. Надя, ты что скажешь?

Надежда Грохотова трудилась в «Атланте» копирайт-директором, сочиняла слоганы для рекламных роликов и билбордов, заголовки и тексты для газетных и журнальных статей. Почву словослагательства она вспахивала уже лет десять – в ненашевское РА ее переманили года три назад у конкурентов, положив пять тысяч долларов в месяц, вдвое больше, чем она получала в «Альфе и Омеге».

– Мне кажется, в данном случае следует прибегнуть к шоку. Витамины поднимают тонус, благоприятно действуют на организм. То есть заботятся о женском здоровье, а следовательно, предотвращают частые визиты к гинекологу, которые, к сведению присутствующих здесь мужчин, для большинства из нас – нож острый.

– Да уж, чего приятного, – согласился с Надеждой второй дизайнер Андрюха Суслов, щуплый мальчишка с гладко выбритым черепом, но при усах и бороденке – жалких плодах усилий казаться старше и мужественнее. – Я, когда по телику начинают про женские проблемы гундеть, кресло это показывают, сразу ящик вырубаю. Один раз стол с инструментами в камеру попал, а там всякие железки с ручками. Средневековые орудия пыток, чес-слово…

– Вот-вот, – с энтузиазмом подхватила Грохотова. – Это на тебя, ни разу в этом кресле не побывавшего, обстановочка гинекологического кабинета такой ужас наводит, а теперь представь, каково нам… Так что я предлагаю-то? Давайте усадим в это креслице какую-нибудь бабенку. Снимать будем со спины, чтоб, значит, только напряженная макушка была видна и коленки в судороге… И физиономию мудрого доктора – седенького, в очках, бородка клинышком, который, удрученно покачав головой, скажет: «Как же вы, матушка, все запустили! А вот принимали бы витаминный комплекс для женского здоровья…»

– «Капсулка в штанах – это вам не инструмент гинеколога!» – заржал Андрюха, но под укоризненным взглядом Обухова смешался и прикрыл рот ладошкой: дескать, молчу, молчу.

– Еще идеи есть? – сурово осведомился Обухов.

– А почему бы просто не взять красивую девушку, которая благодаря этим чудодейственным ампулкам брызжет энергией, юной прелестью и здоровьем сутки напролет, – внесла свою лепту в обсуждение Агнесса Петровна. – Показать: вот она проснулась, весело собирается на работу, целый день проводит в офисе, вечером скачет на дискотеке, а ночью у нее романтиче­ское рандеву с возлюбленным… И девиз какой-нибудь как у батареек… ну, где кролики… «Энерджайзер» или «Дюраселл»… «Полученный от витаминной капсулы заряд бодрости помогает ей быть живой и веселой даже тогда, когда другие уже давно…»

– …сдохли! – радостно закончил фразу Андрюха и тут же получил от Грохотовой легкий подзатыльник.

– Все это, конечно, любопытно, – подал голос вышедший из глубокой задумчивости заместитель Обухова Сергей Пряжкин, – но главного нет: секс, эротика начисто отсут­ствуют! А колготки – это, если хотите, самый что ни на есть эротичный товар, эротичнее трусов и бюстгальтеров!

– Это почему же? – заинтересовалась Агнесса Петровна.

– Да потому, что женщина в нижнем белье, особенно нынешнем, ультрамодном, состоящем из двух тесемочек: одна соски прикрывает, другая в анус врезается – не оставляет мужчине простора для фантазии, а колготки – это тот самый флер таинственности, благодаря которому можно пофантазировать, помечтать…

– Я не согласна, – помотала по-старомодному кудлатой головой Агнесса Петровна. – Вот вчера мне на глаза телереклама колготок «Омса» попалась. Какой-то то ли диван, то ли топчан, на нем – костлявая девица. Такая тощая, что тазовые кости выпирают, будто она из Освенцима. Из одежды на ней одни колготки и есть. Сисечки размером со сливу рукой прикрывает. Лицо изможденное, а улыбка как у смертницы, которой только что приговор зачитали. И текст за кадром: «“Омса” знает все о твоих желаниях». Дикторша в голос вроде как интиму напустила, только у зрителя, вот у меня, например, никаких ассоциаций с эротикой и всякими сокровенными тайнами и желаниями не возникло. Думаю, и девица, если чего и хочет, так это поесть…

Закончив речь, Агнесса Петровна сердито одернула свитер, плотно облегавший ее дородную фигуру.

– Глас народа, между прочим, – согласился Обухов. – Я и сам, когда эту рекламу смотрел, ловил себя на мысли, что мне эту девицу… прощу прощения… В общем, единственное, чего хочется, так это налить ей тарелку щей… И вообще ролик «Омса» – провальный, потому как редкая женщина пожелает походить на этот невзрачный скелет.