1

Несмотря на раскрытое настежь окно, в комнате было душно и пахло обычной затхлостью и грязью. Стараясь не скрипеть пружинами продавленной кровати, Толя Ерастов поднялся, вышел в коридор и остановился перед дверью соседней комнаты — второй из двух, которые он занимал вместе с матерью в пятикомнатной коммуналке. Судя по доносившимся звукам — звяканью посуды и невнятному бормотанию, — она занималась тем же, чем и обычно. Осторожно приоткрыв дверь, Толя заглянул в щель и окончательно убедился в правоте своих предположений: мать пила вместе со своим очередным собутыльником-ухажером, дело у них шло хорошо и к своему логическому завершению не приближалось — на столе стояла почти целая бутылка водки.

Аккуратно затворив дверь, Толя вернулся в свою комнату и стал собираться на вечернюю прогулку. К заношенным, с разрезами на коленях и бахромой внизу джинсам прибавились грязная футболка и новенькая куртка, тоже из джинсовой ткани, но черного цвета. Внутренний карман куртки оттягивал массивный, переделанный из водопроводного вентиля кастет с двумя острыми шипами. Эти шипы Толя изготовил сам, когда еще числился в ПТУ и посещал заводскую практику. Повертев оружие в руках, Толя засунул его под матрац. Оставлять его не хотелось, но и носить без особой необходимости Толя побаивался. Год назад он попался с коробком «травки» и теперь ожидал вызова в суд, находясь под подпиской о невыезде. Новый «залет», в принципе, обеспечивал арест со всеми вытекающими из него неприятными последствиями.

Пошарив под кроватью, Толя вытащил кроссовки и целую кучу носков, из которых выбрал два — подходящих по цвету и наименее заношенных. Выйдя в коридор, он опять остановился перед дверью соседней комнаты и прислушался. Все было по-прежнему, Прилипая подошвами к грязному линолеуму, Толя прошел в другой конец коридора, где на вбитых в стену гвоздях висели зимнее пальто матери, ватник, еще какие-то тряпки и куртка, так неосторожно оставленная гостем. Не зажигая свет, Толя быстро ощупал карманы, выудил бумажник и забрал из него две купюры по десять тысяч. Оставалась еще какая-то мелочь, но ее он брать не стал: если хорошо нажрутся, то пропажа денег вполне может остаться незамеченной. Убирая деньги в карман, Толя захлопнул дверь и сбежал вниз по лестнице.

Уже достаточно стемнело, но фонари пока не горели — летом их почему-то всегда зажигали поздно. Напротив подъезда, забравшись левым боком на поребрик, стояла темно-синяя «вольво-460». Из выхлопной трубы вился прозрачный дымок, светились сигнальные лампы и циферблаты панели приборов, а доносившаяся из салона красивая плавная мелодия полностью заглушала шум работающего двигателя. На передних сиденьях развалились двое парней в костюмах и белых рубашках, в окне задней дверцы мелькали светлые волосы и золотая оправа очков их спутницы. Машина появлялась во дворе очень часто, особенно по выходным дням, и Толя давно уже выяснил, что приезжают на ней за Лидкой Морозовой — его соседкой с верхнего этажа и бывшей одноклассницей. Последнее обстоятельство угнетало Толю больше всего. В школе она не блистала ни красотой, ни какими-либо качествами, обуславливающими мужское внимание, но в последнее время круто пошла в гору и теперь, оказывается, вот как высоко взлетела! Говорят, даже за границу успела раз съездить…

Сделав несколько шагов, Толя остановился, старательно делая вид, что ищет в карманах сигареты, а на самом деле — жадно разглядывая машину и представляя себя за рулем. Видимо, он стоял слишком долго, или актерского мастерства ему не хватало, но водитель распахнул дверцу, выставил на тротуар ногу в ослепительно начищенном ботинке и небрежно протянул сигарету:

— Угощайся, братишка!

Сигарета была всего одна — предложить выбрать из целой пачки парень побрезговал. Вздрогнув и мгновенно покраснев, Толя взял неожиданный подарок.

— Спасибо! — голос почему-то сорвался, и благодарность получилась скомканной и подобострастной.

— Да не за что! Учись зарабатывать деньги, — водитель широко ухмыльнулся, убрал ногу в сверкающем ботинке и захлопнул дверцу. Предлагать зажигалку он явно не собирался, и Толя отошел в сторону.

— Так это он — «омский» бригадир? — давясь от смеха, спросила блондинка в золотых очках. — Или это — твой старший, который коммерческий директор?

Толя комментария не слышал. Опять остановившись, он прикуривал сигарету, но дрожащие пальцы никак не могли совладать с колесиком зажигалки. Когда огонек, наконец, вспыхнул, из подъезда вышла Лидка. Каблучки туфель выдали звонкую дробь по асфальту, потом мягко чмокнула, закрываясь, дверца машины, и «вольво» бесшумно покатилась по двору.

Толя смотрел им вслед до тех пор, пока задние габаритные огни не скрылись за поворотом, а потом выплюнул сгоревшую до фильтра сигарету и пошел туда, куда направлялся с самого начала.

Не подходя близко к трамвайной остановке, Толя остановился у ларьков и с четверть часа внимательно наблюдал за окружающей обстановкой. Почти всех оперов и большую часть участковых местного отделения милиции он знал в лицо, но никого из них сейчас в толпе не наблюдалось, патрульных машин поблизости тоже не было. На всякий случай Толя описал небольшой круг по ближайшим дворам и вышел обратно. Все было спокойно.

Купив сигареты и бутылку пива, он пристроился на скамейке недалеко от остановки и почти сразу увидел то, чего ждал. Из трамвая вылез подвыпивший мужик лет сорока, в костюме и с потрепанным портфелем в руках. Пока он шарил по карманам пиджака и рылся в портфеле, остановка успела обезлюдеть. Не найдя чего-то важного и срочно необходимого, мужик удивленно выматерился и, шатаясь, двинулся к ларькам. Пока он шел, Толя успел допить пиво, выбросить бутылку и еще раз внимательно осмотреться. Когда будущий потерпевший добрался до ближайшего ларька и начал выбирать себе жевательную резинку, Толя пристроился рядом и, скосив глаза, разглядел прикрытые рукавом пиджака массивные часы и солидной толщины пачку денег в бумажнике, который мужик держал перед собой, словно раскрытую книгу.

В предложенном ассортименте ментоловой резинки не оказалось, и мужик двинулся дальше. Толя втолкнул его в темный проход между двумя ларьками, ударами кулаков сшиб на землю и принялся бить ногами, стараясь попадать пятками в висок или под ребра, — чтобы на белых кроссовках не оставалось крови. После десятка ударов он остановился и, убедившись, что распластанное тело никаких сюрпризов в виде сопротивления или криков о помощи преподнести не может, выдрал из скрюченных пальцев бумажник и сорвал часы, после чего побежал.

Наблюдавший за всей этой сценой бомж выбрался из своего укрытия, сдернул с ног лежащего мужика ботинки, подобрал отлетевший далеко в сторону портфель и заковылял к своему лежбищу в подвале соседнего дома.

Никакой погони, естественно, не было, и, преодолев ленивой трусцой пару проходных дворов, Толя перескочил через ограду детского садика, чтобы перекурить и рассмотреть добычу. Рассмотрев, он громко выругался и долго сидел, уставившись на стену детского сада и думая о несправедливости жизни. Часы оказались дешевой китайской подделкой с безнадежно разбитым циферблатом — видимо, мужик ударился обо что-то рукой, когда падал. Бумажник, такой обнадеживающе-пухлый на вид, был набит мятыми сто — и двухсотрублевыми купюрами и визитными карточками журналистов и телережиссеров. Достигнутая цель явно не оправдывала затраченных на нее средств и даже на шаг не приближала Толю к покупке хотя бы велосипеда, не говоря уже о машине.

Расположившийся в своем подвале бомж, наоборот, радовался неожиданной удаче. Добытые ботинки оказались всего на один номер больше его размера, а в портфеле нашлись пакет с почти чистым бельем, бритвенные принадлежности, полбутылки коньяка, банка тушенки и толстая книга. Выбравшись «на поверхность», бомж выкрутил в подъезде лампочку и разжился газетами из почтовых ящиков. Наладив освещение в своих «апартаментах», неудачно продавший квартиру бывший инженер НИИ устроился в сухом углу, раскрыл книгу и сделал маленький глоток давно позабытого напитка. Разглядывая красочную обложку с инопланетянами и суперменами, он подумал о том, что жизнь иногда преподносит приятные неожиданности.

Через сорок минут после того, как он украл лампочку, на темной площадке между вторым и третьим этажами кто-то подстерег пожилую женщину и вырвал у нее из ушей серьги. Замочек правой серьги расстегнулся легко, но левая никак не поддавалась, нападавшему пришлось дернуть рукой сильнее, и мочка уха, разрываясь, выпустила вожделенную добычу. Оттолкнув кричащую женщину, он слетел по лестнице и выскочил на улицу. Через несколько минут трамвай вез его в другой конец города. В кармане брюк лежали четыре пары сережек, сорванных в течение вечера в разных районах.

Кафе «Гладиолус», в кругах завсегдатаев именуемое «Луковицей», располагалось на первом этаже большого жилого дома на Индустриальном проспекте и представляло собой довольно обшарпанную забегаловку, которую посещали, в основном, местные гопники и живущие поблизости начинающие, невысокого разряда бандиты из второстепенных группировок. Перед входом никогда не стояли дорогие машины, посетители не блистали изысканностью одежды или обилием украшений, а меню предлагало из деликатесов лишь сосиски с картофельным пюре да десяток названий водок, производившихся в пункте приема макулатуры в соседнем дворе.

Народа в зале было много, почти все столики заняты, и Толя задержался у входа, высматривая знакомых. Его самого заметили раньше — сидевший в дальнем углу смуглый парень в полосатой тенниске махнул рукой, и Толя направился к нему.

Смуглого парня звали Марат Бараев, и он был, пожалуй, единственным, кого Толя мог назвать своим другом. Рядом с ним сидел Олег Рубцов — невысокий молчаливый крепыш со сломанным носом и остриженной почти наголо головой. Толя поздоровался и подсел к их столу.

— Тебя дожидаемся, — Марат взял бутылку коньяка, разлил по трем стаканам. — Разговор есть.

Разговоры сейчас мало интересовали Толю, он хотел есть, а потому, залпом выпив свою порцию, поднялся и пошел заказать сосиски. После расчета с барменом денег в карманах почти не осталось. Толя постарался отогнать от себя неприятную мысль о том, что завтра опять придется идти на «дело», она никак не проходила, и только после третьего стакана коньяка растворилась где-то в приятной беззаботной дымке, окутавшей мозг. Обшарпанное помещение кафе стало казаться уютнее и чище, доносившиеся из-за соседнего столика чавканье и визги больше не раздражали, а все проблемы стали далекими и несерьезными. Толя отодвинул опустевшую тарелку и тяжело облокотился локтями на стол.

— Есть «тема», — Марат наклонился к Толе. — Мы с Олегом уже обсудили ее, так что дело за тобой. Думаю, уже надоело клевать по мелочам? Сколько сегодня оторвал?

О сегодняшнем своем «деле» Толя никому не говорил, но, раз уж догадались, то скрывать вроде бы смысла не имело. Он попытался сообразить, что лучше — завысить или убавить сумму, но, поколебавшись, сказал правду:

— Не повезло сегодня… Тонн десять всего получилось. Да у матери двадцатку перехватил.

— У родственников воровать нехорошо, — Марат покачал головой.

— Да она у меня одалживала, — отмахнулся Толя. — Только все отдать никак не может.

— Все равно. Ну ладно, я не об этом. Сам посмотри — за две бутылки приличного пива ты на себя срок года в три повесил.

Толя кивнул. Он и сам часто думал об этом, но другого способа хоть как-то поддержать свое финансовое положение не видел, а потому продолжал заниматься мелкими кражами и грабежами. Марату проще, у него папа-адвокат и деньги дает, и машину свою старую отдал. У Олега родители развелись, но папаша собственную авторемонтную мастерскую имеет и тоже сына не забывает, да и сам Олег охранником на какую-то дискотеку пристроился.

— Короче: можно взять «лимонов» по пять на каждого, втроем. За один раз.

— Не свисти, — вырвалось у Толи. — Кто ж такие деньги без охраны носит? Да нам или сразу, или потом концы поотрывают!

— Деньги никто не носит. Они лежат. Лежат в квартире, и я знаю, как их оттуда взять. Можно было бы, конечно, по-тихому дверь подломать и взять, но мы ломать не умеем, а еще кого-то в долю брать неохота. Олег, в принципе, согласен. Так что — думай…

Владимир Юрьевич Бараев, отец Марата, почти пятнадцать лет проработал милицейским следователем. Занимался, в основном, делами по хозяйственным преступлениям, звезд с неба не хватал, но и в отстающих никогда не был. В последние годы, глядя на развал некогда могучей системы МВД и на творящийся вокруг бедлам, он все больше времени тратил на заведение полезных знакомств и нужных связей. Переступив минимальную для получения пенсии отметку двадцатилетней выслуги, Владимир Юрьевич уволился, съездил на юг отдохнуть и подумать о будущей жизни. Вернувшись, уже через месяц стал работать адвокатом — помогли друзья, приобретенные им в последний период милицейской службы. На новом поприще он поначалу тоже держался в «середнячках», но постепенно начал пробиваться наверх. Мало что представляя из себя как юрист-теоретик, он обладал большой суммой практических знаний и, в отличие от блестяще образованных недавних выпускников университетов, умел замечать малейшие недоработки оперативников и промахи следователей, знал, как все это использовать для «развала» уголовного дела. Последние полгода были особенно удачными — Владимир Юрьевич отремонтировал свою квартиру, приобрел новую импортную мебель, старенькие «Жигули» одиннадцатой модели поменял на престижную девяноста девятую.

Думал Толя недолго.

— Чего ж… Если лежат — надо взять. Только объясни поподробнее.

— Само собой, — Марат кивнул головой. — Я пока в общих чертах расскажу. Значит, так, есть квартира, недалеко отсюда, кстати. Живет там баба. Ее муж сейчас сидит за вымогательство и еще какую-то х…ню. Он в свое время неплохие «бабки» успел зашибить, и кое-что из этого осталось в квартире. Не все, конечно, но нам хватит. Баба его три-четыре «тонны» баксов всегда на руках держит, да и барахло можно прихватить. Самое трудное — в квартиру попасть, но у меня кое-какие мысли есть. А как дверь откроют — там уже и делать ничего не надо. Баба двадцать три года, живет пока одна, квартира двухкомнатная. У нее голова сейчас одним занята — как бы мужу своему помочь, так что ей потом не до нас будет. А десяток-полтора «лимонов» для нее — не деньги, муж успел намного больше урвать, так что и переживать она особо сильно не будет.

— Если мужик — бандит, нам его кореша потом головы посрывают, — Толя с сомнением посмотрел на Марата, но тот лишь отмахнулся и разлил остатки коньяка.

— Ерунда, Толян. Во-первых, они нас никак не найдут. Во-вторых, у них и своих дел навалом, а мужик этот увяз крепко, так что, я думаю, они про него и не вспомнят. Ну, а в-третьих, если что — сделаем «возвратку», и все дела. Если деньги не соберем — я свою машину продам, она пару тонн всяко стоит.

— А откуда ты про все это узнал? Может, там в квартире и нет ни хрена?

— Какая тебе разница? Информация — надежная, отвечаю. Там может и больше быть, но это я гарантирую. Возьмем больше — нам же лучше и будет.

Олег усмехнулся. Ему Марат тоже не сказал, откуда получил сведения о квартире. Но Олег догадался, что сидящий за вымогательство мужик — клиент Бараева-старшего и вся информация «ушла» от адвоката, хотя он, конечно, и не предполагал, что сын сможет так распорядиться услышанным.

— А что я должен буду делать?

— Решим потом. Пока надо только принципиальное согласие. Олег согласен. Решай, рассчитывать нам на тебя, или искать кого-то другого.

Пять миллионов было очень большой суммой. Толе только один раз довелось подержать в руках чужую тысячу долларов, и было это в те времена, когда доллар стоил намного дешевле. Количество нулей в названной Маратом цифре решительно теснило все мысли о возможных опасностях. Взглянув на спокойное, уверенное лицо Олега, Толя кивнул головой:

— Согласен!

— Ну и отлично! — Марат широко улыбнулся и поднял свой стакан. — Давайте, за удачу!

Пока в кафе «Гладиолус» шло обсуждение подробностей предстоящего дела, оперативники 14-го отделения милиции Николаев и Карев, прибывшие по вызову женщины, у которой вырвали сережки, заканчивали обход квартир подъезда. Потерпевшая не запомнила приметы преступника и не могла дать никакой другой полезной информации, а большинство жильцов отказывались открывать двери и отвечали, что ничего не знают. Карев первый раз надел новые ботинки, натер ноги и теперь, поднимаясь вслед за коллегой по ступенькам темной лестницы, тихо матерился.

В последней квартире женщина, приоткрыв дверь и недоверчиво косясь на предъявленные ей удостоверения, так же, как и все, ответила, что ничего не знает, но, в отличие от других, вспомнила о бомже, который с недавних пор поселился в подвале их подъезда.

— Большое спасибо и извините за беспокойство. До свидания. — Николаев убрал удостоверение в карман и повернулся к коллеге: — Ну что, пошли проверим?

— Там, наверное, говна по колено и блох нахватаемся, — недовольно пробурчал Карев, но кивнул головой и первым стал спускаться по лестнице.

Через пять минут сладкий сон бывшего инженера оказался нарушен. Пока он щурился от яркого света, разглядывая плотную фигуру Карева, и думал о том, что будет говорить, Николаев распотрошил найденный портфель и хмыкнул, обнаружив на титульном листе книги надпись: «Валентину Ивановичу от Ниночки в День рождения».

— Наверное, нашел, — понимающе кивнул Карев, сунул руки в карманы брюк и наклонился, брезгливо разглядывая грязные обноски бомжа и морщась от неприятного запаха. — Вставай, дитя подземелья, в сауну поедем. Ботиночки, говоришь, тоже нашел?

— Нашел, — упавшим голосом пробормотал бомж, начиная понимать, что вляпался серьезно.

— Э-э, уважаемый, не говори так. Это для меня больная тема. И давай вставай поживее, скоро такси приедет.

Николаев поднялся в квартиру потерпевшей, позвонил в отделение и вызвал дежурный «УАЗик». Машину пришлось ждать почти полчаса, и Карев, чей рабочий день давно закончился, теперь ругался почти без перерыва.

Когда выехали на проспект и развернулись в сторону отделения, водитель кивнул на ларьки, около которых стоял микроавтобус «скорой помощи». В отблесках синего света от четырех работающих «мигалок» были видны две фигуры в белых халатах, загружающие носилки в раскрытые задние дверцы.

— Чувствую, что еще одна заявка будет, — сказал Николаев. — Здесь за последний месяц грабежей пять уже было.

— Тогда я его замочу, — мрачно известил Карев, развернувшись к бомжу, притихшему на откидном стульчике позади заднего сиденья. — Ты меня слышишь? Если мужика ограбили и звать его будут Валентином Иванычем, то я тебя утоплю в раковине с чистой водой.

Бомж отвернулся. По всему получалось, что даже при самом удачном раскладе он мог надолго лишиться возможности ночевать в теплом и почти сухом подвале. Конечно, в местах, куда он мог попасть, условия жизни не сильно отличались в худшую сторону, но попадать туда ему никак не хотелось. Он еще не оставил надежду вынырнуть на поверхность и начать новую жизнь.

— Я видел, кто его ограбил.

— Кого ограбил? — не оборачиваясь, переспросил Карев. Он наконец снял свои тесные ботинки и теперь, вытянув ноги, разминал ноющие пальцы.

— Ну, мужика этого, около ларьков. Мужик с трамвая шел, пьяный. А парень на скамейке сидел. Потом догнал его, от… В общем, избил его и вещи забрал. А когда убегал, то ботинки и портфель уронил. Я и подобрал. Чего пропадать-то?

— Правильно, — весело подтвердил Карев. — А утром хотел их в милицию отнести, верно?

— Ну да…

— А чего ж сразу-то не пошел? Или хоть по «ноль-два» позвонил бы, глядишь, мы этого парня и прихватили бы.

— Так боялся, думал, вдруг он увидит… Да и не поймали бы вы его — он как сиганул.

— Ну, дядя, тебя совсем не поймешь! То боялся, что он тебя увидит, то, оказывается, он убежал сразу. Если уж взялся врать, так говорил бы что-нибудь одно.

— Да не вру я…

— Да брось ты! Это ты в подвале своем соседям будешь рассказывать, а я таких историй, знаешь, сколько слышал?

— Как парень выглядел? — спросил Николаев. Он в какой-то степени поверил задержанному, по крайней мере, до момента с ботинками и портфелем.

— Да не помнит он! — махнул рукой Карев, доставая сигареты. — Леха, дай зажигалку!

— Почему не помню? — бомж напряг память. — Высокий такой, худой.

— Ага. А еще он был одноглазый и негр, — продолжил Карев, прикуривая.

— Нет, русский. Куртка черная джинсовая и джинсы светлые, разорванные на коленях.

— А лет ему сколько? — спросил Николаев, что-то напряженно вспоминая.

— Ну, выглядит лет на двадцать. Я уж не знаю, сколько ему на самом деле.

— Приехали! — Водитель лихо завернул во двор отделения, выбрал брешь среди припаркованных вдоль фасада автомашин и затормозил, едва не протаранив бампером кирпичную стену.

— Выгружайся, любитель красивой жизни, — Карев распахнул боковую дверцу и стал, морщась, надевать ботинки.

Пока помощник дежурного досматривал задержанного и составлял протокол изъятия у него портфеля и остальных вещей, Николаев отвел Карева в сторону.

— Слушай, Шурик, у меня на территории, на улице Геологов, живет такой Толя Ерастов. Я его год назад с наркотой прихватил. Он сейчас на подписке, суда ждет. По всем приметам катит.

— Ну и что? — Кареву очень не хотелось заниматься в этот вечер чем-то еще. — Да я тебе десяток уродов могу назвать, кто по всем приметам, как ты говоришь, катит. И тоже живут недалеко, и тоже на подписке гуляют.

— Да у меня уже мелькала информация, что он чем-то занялся, только ничего конкретного не было. У меня его карточка есть. Давай, если бомжара его опознает, навестим адресок. Чувствую — его работа.

— Почему у тебя предчувствия только ночью просыпаются? — Карев покосился на часы. — Нет, чтобы прямо с утра, на разводе еще начинать предсказывать. Давай, опознавай, мне чего — я люблю в свободное время поработать…

После недолгого колебания бомж опознал фотографию Ерастова, предложенную ему среди нескольких других. Карев громко выругался и рявкнул на дежурного, который, развалившись в кресле перед пультом, наблюдал за процедурой с явным интересом.

— Чего вылупился? Давай машину, я на задержание поеду!

— А не пошел бы ты на… — спокойно отозвался дежурный, поправляя галстук. — Машину участковый забрал. У нас две заявки по скандалам висят.

— Тогда на руках меня сейчас понесешь.

— Ага. Пинком под зад отправлю.

Карев грохнул кулаком по барьеру, за которым был установлен пульт дежурного, обозвал всех бездельниками и женщинами легкого поведения, хлопнул дверью и отправился на второй этаж, в свой кабинет.

— Встретимся послезавтра, в семь вечера. Здесь же. Я к этому времени еще кое-что разузнаю, и тогда обсудим все конкретно.

Толя и Олег кивнули.

— Тогда все, я поехал. Если надо — могу подкинуть.

— Добросишь до дискотеки? Мне кассеты забрать надо и с парнем одним поговорить.

— Легко, какие проблемы! Толик, ты домой?

После того, как закончился коньяк, Толя, в одиночку, выпил еще две порции водки и теперь чувствовал себя совсем легко и свободно. Большие деньги были где-то рядом, он почти ощущал приятное шуршание крупных купюр в своем кармане, пытался представить, на что их потратит и никак не мог придумать. Идти домой не хотелось, но и податься больше было некуда, а потому он кивнул головой и ответил:

— Домой, только курево надо купить.

— По дороге купишь. Пошли.

Особенностью Марата было то, что в пьяном виде он водил машину почти так же хорошо, как и будучи трезвым. Его мечтой было купить себе большой мощный джип, но пока мечта оставалась недосягаемой, он довольствовался тем, что ездил на папиных «Жигулях» одиннадцатой модели. Знакомым девушкам он любил объяснять, что его машина выглядит точно так, как должна выглядеть «рабочая» машина бандитов, чтобы оставаться неприметной для ментов и свидетелей, тем самым тонко намекая, что он — не просто сам по себе, а как-то с кем-то связан. Иногда это действовало так, как было задумано, но часто над ним просто начинали смеяться.

— Давай, Толик, сначала мы тебя забросим… Мне еще надо успеть на «стрелку» с одной телкой…

Доехали быстро. По пути они остановились, и Толя купил сигареты и бутылку пива в тех же ларьках, около которых недавно ограбил человека. Пока продавец отсчитывал сдачу, он заглянул в проход между киосками, но там уже никого не было: «скорая» уехала минут пятнадцать назад. «Надо будет сменить место», — озабоченно подумал Толя, возвращаясь к машине.

Его высадили около подъезда. Он долго пожимал всем руки, а потом смотрел вслед удаляющимся «Жигулям», загадав, что если успеет сосчитать до тридцати, то дело у них выгорит. На середине счета он сбился, торопливо начал считать заново и опять запутался. Когда, перед поворотом, фара замигала желтым огоньком, он успел дойти только до десяти. «Ну, и хрен с ним, — Толя сплюнул и, помахивая бутылкой, направился к подъезду. — Все равно ведь получится».

Отъехав от дома Толи, Марат посмотрел на задумавшегося о чем-то Олега и, понизив голос, сказал:

— Нам нужен хотя бы один «ствол». Я могу, конечно, достать газовый, но лучше, если будет настоящий.

Марат мог достать газовое оружие только двумя способами: получить разрешение и купить его в магазине, или, без всякого разрешения, приобрести пистолет на «черном» рынке. И то, и другое стоило немалых денег, и Марат не собирался тратиться, зная, что у Олега есть боевой пистолет. Старший брат Олега был одним из самых известных в городе «черных следопытов» и, прежде чем его посадили, успел притащить в дом целую гору опасного железа. Большую часть потом изъяли при обыске, но кое-что осталось, и впоследствии Олег очень выгодно продал пару обрезов и «наган».

— Если со стволом идти, то это — уже другая статья, — задумчиво ответил Олег, глядя в боковое окно.

— Ерунда, там разница небольшая, — отмахнулся Марат. — А после Нового года вообще новый кодекс примут. По нему самое большое, что можно получить, — три или четыре года в самом хреновом случае. А так — только штрафы. Мне мой старик говорил.

— Так, может, подождать до Нового года? Да и кодекс этот, может, никто и не примет.

— Примут! Мне «старик» говорил, там такие бабки уплачены, что…

— Мало ли, что он говорил… Так, может, подождать?

— Знаешь что, хочешь — жди! — Марат оторвал взгляд от дороги и повернулся к товарищу. — А я ждать не собираюсь. Так можно всю жизнь прождать. А скоро уже и брать нечего будет. Хочешь — тряси дальше своих алкашей на дискотеке, а мне копейки не нужны.

— Копейки никому не нужны, — вздохнул Олег, по-прежнему не отрывая взгляда от окна. — А зачем нам «ствол»?

— Припугнуть, естественно! Не стрелять же мы будем.

— Пугать надо пугачом.

— Знаю. Но лучше — настоящим. Эффектней выглядит.

— Это верно… — Олег опустил лобовое стекло и поставил локоть на подлокотник. — Что ж, надо подумать. Я думаю, можно решить. Только вопрос — кто с ним пойдет.

Марат улыбнулся:

— Я думаю, ты и сам догадался.

— Да, ему терять нечего…

Они замолчали. Марат радовался тому, что удалось решить еще один важный вопрос, а Олег размышлял о том, что именно из оставшегося у него небольшого арсенала следует взять на дело. «Наверное, „парабеллум", — наконец решил он. — Выглядит внушительно. А если придется бросить, то и не очень жалко. С собой носить неудобно, слишком большой, и не продашь никому — затвор заедает».

В комнате у матери горел свет, но привычного звяканья посуды слышно не было. Толя прошел в свою комнату и едва начал снимать куртку, когда кто-то открыл дверь из коридора. Толя недовольно обернулся: даже мать, не говоря уже о соседях, всегда стучала.

— Ты зачем деньги взял?

Вошедший мужик выглядел довольно тщедушно, но настроен был решительно. Правая рука что-то прятала за спиной.

— Какие деньги?

— Которые у меня из кошелька забрал. Чего, думал, не замечу, да?

— Ничего я у тебя не брал. Пропил, наверное.

Настроение было слишком хорошим для того, чтобы ругаться и выяснять отношения. Если бы Толе удалось заработать за вечер больше, то он отдал бы мужику то, что взял у него перед уходом. Но отдавать было нечего.

— Чего, не понял? Не брал я у тебя ничего! Иди, поищи в другом месте!

— Ах ты, сучонок! — мужик отошел от входной двери. — Не брал, говоришь!

— Пошел на х… И дверь закрой.

— Сам пошел! — мужик сделал еще шаг и поднял правую руку. В ней оказался топорик для рубки мяса.

— Э-э, осторожней! — рявкнул Толя, отскакивая к окну. Он пожалел, что оставил кастет под матрасом. — Ты чего, псих, что ли? Говорю, не брал я у тебя ничего!

— А мне по х… — заорал мужик, придвигаясь к Толе ближе. Топорик, видимо, был тяжелым: рука начала дрожать, а лезвие склонялось все ниже и ниже к поросшему седым волосом тощему плечу. — Сука, у своих берешь, да?

— Ничего я у тебя не брал!

Соседи из квартиры этажом ниже принялись стучать по батарее отопления.

— Я тебя сейчас замочу, гаденыш, — пробормотал мужик, икнул и, с трудом поднимая над хилым плечом оружие, пошел на Толю.

— На, подавись! — Толя выгреб из кармана несколько мятых купюр и швырнул их на пол.

Мужик остановился, пытаясь сфокусировать взгляд на новом объекте и определить его ценность. Толя прыгнул на кровать, перекатился и соскочил на пол, оказавшись за спиной у мужика. Раскрытая дверь была совсем рядом, и, пока мужик разворачивался, Толя десять раз успел бы выскочить в коридор, но уходить так просто не хотелось.

— На, с-сука, получай! — заорал Толя и изо всех сил ударил мужика ногой в поясницу. Выронив топорик, тот отлетел к подоконнику и упал, с противным звуком ударившись лбом о батарею.

Толя выскочил в коридор. В дверях второй комнаты, прислонившись плечом к косяку и уставившись в потолок бессмысленным взглядом, стояла мать. Толя хотел сказать ей что-нибудь грубое и злое, но нужных слов подобрать не смог и ограничился тем, что просто выругался.

Оставаться в квартире не стоило — обозленные ежедневными скандалами соседи могли вызвать милицию, да и мужик этот вполне мог очухаться настолько, чтобы достаточно точно рубануть топориком Толе по голове. Так что эту ночь стоило провести где-нибудь в другом месте.

Толя хлопнул входной дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка, и скатился вниз по лестнице.

Через несколько минут после того, как Толя покинул свою квартиру, во двор его дома въехали белые «Жигули» шестой модели. За рулем сидел оперуполномоченный Правобережного РУВД Дима Петров, рядом с ним расположился Николаев, а на заднем сиденье, вытянув ноги и сбросив ботинки, развалился Карев. Петров заехал в 14-е отделение, чтобы навести справки об одном проживающем на их территории наркомане, и был немедленно «напряжен» ехать задерживать Ерастова, так как отделенческий «УАЗик» все еще не освободился.

— Знаете, почему бритоголовые так быстро ездят? — спросил Карев, обуваясь.

— Нет, — ответил Николаев, высматривая подъезд Ерастова.

— Чтобы не забыть, куда надо ехать.

— А-а… Останови здесь, не надо вплотную подъезжать. А это ты про кого?

— Да просто так.

Дима остановил машину, выключил мотор и убрал магнитолу в бардачок.

— Ну что, пошли?

— Пошли, — Николаев распахнул дверцу. — У него пятый этаж, так что можно всем вместе идти.

Они поднялись, и Николаев позвонил в дверь. Открыли почти сразу.

— Здравствуйте, мы из милиции, — Николаев махнул своим удостоверением и шагнул в коридор, оттесняя открывшую им женщину. — Толя дома? Вы, если не ошибаюсь, его мать?

— Да ушел он, только что, — женщина отступила в сторону, и опера прошли до середины коридора. Николаев толкнул дверь одной из боковых комнат…

— По-моему, его… Действительно, пусто. А давно он ушел?

— Минут десять.

— И когда, говорил, вернется?

— Да не говорил он ничего! А вы по какому вопросу?

— По служебному, обычная плановая проверка, — Николаев вошел в комнату и остановился, разглядывая ее скудную обстановку. — Если не возражаете, мы здесь немного посмотрим.

— Вы из милиции? Я — потерпевший! — из соседней комнаты в коридор выбрался тощий мужчина в мятых брюках и голубой майке с дырой на груди. На лбу у него стремительно набухала внушительных размеров шишка. — Он у меня сначала деньги украл из кошелька, а потом как врезал! Двадцать тысяч.

— Чего двадцать тысяч? — Карев подошел к потерпевшему вплотную, поморщился от перегара и отшагнул назад, спрятав руки в карманы. — Долларов, наверное?

— Да нет, наших! — мужик потер ушибленное место и подтянул спадающие штаны. — Знаете, как болит?

— Догадываюсь, — Карев посмотрел на мужика с таким видом, как будто собирался ему добавить, но не мог рассчитать силу удара. — Меньше пить надо, тогда и болеть не будет.

— А чего вы меня… упрекаете! — непривычное слово далось с трудом, и мужик остановился, чтобы перевести дыхание.

— Помолчи, — оборвал его Петров. — А то я сейчас налоговую полицию вызову. Будешь им объяснять, откуда у тебя в кармане двадцать тысяч баксов валяется.

— Да я… — мужик сник, вяло взмахнул рукой и отошел в сторону.

— Правильно, — одобрил Дима и вслед за Николаевым зашел в комнату.

Осмотр длился недолго. Пока Карев, брезгливо сморщив нос, ворошил сваленное в шкафу тряпье, Николаев поднял матрас кровати и обнаружил кастет.

— Вот так вот… Дима, зови соседей, будем изымать.

— Во… — Мужик воспрял духом и, поправив спадавшую с плеча лямку майки, тоже протиснулся в комнату. — А он ведь меня убить мог!

— Мог, — подтвердил Николаев, разглядывая кастет и припоминая совершенные на территории района преступления с применением холодного оружия.

— Ничего нет, — Карев захлопнул дверцы шкафа, подошел к Николаеву и прошептал, наклонившись к его уху: — Ничего не получится… Мы же не в кармане у него обнаружили.

— Я знаю. — Николаев что-то обдумывал и не хотел отвлекаться. — Мы по-другому сделаем.

Вскоре оформление необходимых бумаг было закончено. Побеседовав с матерью Толи и мужиком в рваной майке, Карев вернулся к своим коллегам и, не особенно скрывая радость, сказал:

— Ждать его смысла нет. Сегодня он уже не вернется. И куда срыл, никто не знает — у него по всему району друзей полно. Так что, я думаю, надо сниматься. А завтра с утра подумаем, где его можно отловить. Далеко не убежит! Дима, подкинешь меня до площади?

— Пожалуй, да. — Николаев сложил в папку составленные протоколы и объяснения, туда же положил упакованный в полиэтиленовый пакет кастет. — Пошли? Ольга Семеновна, у нас к вам просьба: не говорите Толе, что мы приходили, хорошо? Побеседовать нам с ним все равно придется, а если он бегать начнет, то ничего хорошего этим для себя не добьется. Договорились?

— Конечно, — Ольга Семеновна пожала плечами.

— Обязательно! — подтвердил мужик, потирая разбитый лоб и радостно улыбаясь.

— Обязательно скажет, — мрачно предрек Карев, отпирая замки входной двери. — Вот увидите!

— Естественно, я бы на ее месте тоже сказал. — Дима переступил упавшие с полки валенки. — Ой, привет!

На лестничной площадке, озираясь в поисках указателей номеров квартир, стоял участковый 14-го отделения милиции лейтенант Копылов.

— О, приветик! А это какая квартира?

— Девяносто восьмая.

— Значит, мне сюда, — Копылов плотнее прижал под мышкой свою папку и шагнул им навстречу.

— Чего, Гена, тоже не спится? — спросил Карев, спотыкаясь о валенки и вываливаясь на площадку.

— Ха, если бы! Третий час по заявкам мотаюсь. Соседи звонили, снизу. Тут скандалят, мешают отдыхать.

— А, ну тогда можешь ехать обратно, — Карев разочарованно махнул рукой. — Это мы скандалили. Извини, старик, больше не будем.

— Да ну! — Копылов переложил папку в руку и прижался к стене, пропуская оперов. — А чего ж мне дежурному доложить?

— Доложи, что проводились плановые мероприятия по раскрытию одного тяжкого преступления… Так как, Дим, подбросишь до площади?

2

Квартира была самой обычной и помещалась на третьем этаже самого обычного блочного дома, но зато все остальное — мебель, отделка стен, ковры, аппаратура и посуда — явно не были обычными и безоговорочно свидетельствовали о принадлежности хозяев к тому разряду «новых русских», которые смогли не только ухватить, но и удержать свой кусок. Правда, касалось это, в основном, только хозяйки, так как супруг ее уже несколько месяцев был вынужден довольствоваться тесной коммуналкой городского следственного изолятора вместо привычных шикарных апартаментов.

— Рассказывайте по порядку, Лидия Михайловна. — Петров расположился в кресле перед низким стеклянным столиком, выложив перед собой блокнот и авторучку. Пока, несмотря на тридцатиминутное общение, и то, и другое осталось невостребованным. Его напарник, оперуполномоченный капитан Ковалев, стоял, прислонившись к подоконнику, и пытался разобрать названия книг, занимавших две полки в комнатной «стенке».

— А я не хочу ничего рассказывать. Ни по порядку, ни как-то по-другому, — эффектная зеленоглазая блондинка в полупрозрачном черном халате расположилась на диване по другую сторону стеклянного стола, как раз напротив Петрова. Согнутая в локте рука элегантно держала тонкую коричневую сигарету, к которой блондинка почти не притрагивалась, и Дима ждал того момента, когда пепел сорвется и упадет на халат. Собеседница вызывала у него неприязнь, которая только усугублялась по мере дальнейшего общения, хотя, в принципе, такого не должно было быть — как никак, но эта Лидия Михайловна была потерпевшей. — Во-первых, я уже все это говорила вашим… хм… коллегам из отделения, которые мне всю квартиру перепачкали. А во-вторых, уж извините меня за откровенность, мне не доставляет большого удовольствия общаться с представителями вашей профессии. Я не могу сказать, что ваши… э-э… соратники сделали мне слишком много хорошего.

Петров поиграл авторучкой, потом перевернул страницу блокнота и нарисовал вверху квадратик. Чисто машинально он хотел его заштриховать, но потом, сообразив, что наблюдающая за ним хозяйка квартиры может воспринять это как намек на судьбу мужа, замешкался и отложил ручку.

— Лидия Михайловна! Вы уж нас, конечно, извините, но поговорить нам все-таки придется. Я уже объяснял вам, почему мы приехали позже своих коллег и почему хотим пообщаться с вами, а не просто полистать протоколы. Вопросов у нас, по крайней мере пока, немного, и, соответственно, много времени на это не уйдет.

— Я уже говорила. Я вообще не хотела вызывать милицию, а звонила в «скорую помощь», — блондинка закинула ногу на ногу, подождала, посмотрела на свои коленки и прикрыла их полой халата.

— Если вы этого не знали, то могу объяснить: «скорая» всегда вызывает нас, когда имеются пострадавшие с огнестрельными ранениями. — Дима был на редкость терпелив. — А поскольку такой пострадавший имеется, то ваше желание или нежелание не очень принимается во внимание.

— Он не очень-то сильно и пострадал.

— Не знаю. Я, к сожалению, не виделся ни с ним, ни с врачами, но предполагаю, что пулевое ранение в ногу — не очень приятная вещь. Во всяком случае, гораздо более неприятная, чем потеря тысячи долларов. Столько, если не ошибаюсь, они у вас забрали? Я думаю, для вас это не самые большие деньги.

— Для меня это большие деньги. Как вы знаете, я сейчас не работаю. И я попрошу вас не считать мои средства.

— Я их не считаю. Я просто пытаюсь еще раз вам объяснить, что заниматься ранением гражданина Макарова нам придется в любом случае, независимо от вашего настроения и желания, а потому и разговор все-таки состоится. Если вы не хотите разговаривать здесь — мы вполне можем проехать к нам. Там, может быть, не так красиво, но достаточно удобно.

— Это понимать как угрозу?

— Это можно понимать, как вам хочется.

Сигарета догорела до фильтра, и столбик пепла, наконец, сорвался и упал на халат. Блондинка, нахмурив брови, сдула его на пол и бросила окурок в пепельницу. Пятна на халате не осталось. Потом она посмотрела на Петрова, вздохнула и перевела взгляд на его напарника. Ковалев перестал рассматривать книги и посмотрел на нее. Она отвернулась.

— Как вы знаете, мой муж уже несколько месяцев сидит в тюрьме. Он находится под следствием, по какому-то абсолютно… э-э… бредовому делу.

— Сфабрикованному, — подсказал Ковалев.

— Да, можно сказать и так, — блондинка опять повернулась в его сторону, но, встретившись взглядом, вздрогнула и поспешно продолжила: — Между прочим, сажал его РУОП, а про их методы работы достаточно написано в газетах, и по телевизору говорили…

— Да, избивают всех подряд, — подтвердил Ковалев и, отвернувшись к окну, зевнул. — И сажают, следует заметить, исключительно одних бизнесменов, охранников и безработных. Продолжайте.

— Если вы меня будете постоянно перебивать…

— Больше не буду. Извините.

— Хорошо. Так вот, сегодня, около десяти часов утра, мне позвонил какой-то молодой человек. Сказал, что недавно виделся с Сергеем, это мой муж… И Сережа просил кое-что передать. Спросил, когда можно подъехать, и я предложила в двенадцать часов.

— Вас не удивил этот звонок? — спросил Ковалев. — Я думаю, вы получаете достаточно информации о муже и известий от него через адвоката и… по другим каналам.

— Удивил… немного. Но, вы сами понимаете, всегда может произойти что-то непредвиденное.

— Он спросил ваш адрес?

— Нет, он уже знал его. Поинтересовался, какой код на замке в парадном. Около половины двенадцатого заехал Саша Макаров. Он когда-то работал вместе с мужем в одной фирме. Мы сидели в комнате. Примерно без пяти двенадцать явился этот, как его назвать? Преступник, наверное…

— Наверное, преступник, — кивнул головой Ковалев, разглядывая люстру.

— Я впустила его в квартиру и провела на кухню. У него с собой была такая сумочка, знаете, такие сейчас многие носят? Кожаная, с ремешком, там обычно лежит деловой блокнот, их на руке носят. Он эту сумочку положил в прихожей, около зеркала. Мы поговорили минут пять.

— Как он назвался и как он выглядел? — Дима придвинул к себе блокнот и взял авторучку.

— Назвался он Костей. А выглядел… Ну, высокий, худой, волосы черные, но острижены почти наголо. Такой ежик, буквально полсантиметра длиной. Джинсы какие-то светлые и курточка черная, тоже джинсовая. Очень нервничал. Не знаю, сколько ему лет, но выглядел он года на двадцать два — двадцать три.

— А мне сколько лет? — перебил Ковалев, отходя от подоконника. — На первый взгляд, не приглядываясь.

— Вам?

— Да, мне. Это не потому, что мне очень интересно ваше мнение узнать, а для того, чтобы мы могли определиться, на сколько вы ошибаетесь. Большинство людей ошибаются в ту или другую сторону при определении возраста. Так сколько мне?

— Тридцать, или, может, тридцать два.

— А ему?

— Тридцать пять. Я угадала?

— Почти.

— Ага… Он рассказал, что отсидел месяц за хранение наркотиков. Сказал, что «влетел с травкой», а сейчас его отпустили до суда под залог. Сказал, что последнее время сидел в одной камере с Сережей, и тот просил передать, что скоро ко мне придет какой-то человек, с которым мне надо будет обсудить, как Сережу можно освободить. Человека этого зовут Петр Иванович. Вот, в общем-то, и все. Я, естественно, не поверила — все эти вопросы я не один раз обсуждала с нашим адвокатом и отлично знаю, что ни о каком освобождении пока и речи быть не может. Но — мало ли, что там Сереже в голову пришло, на что он надеется. У них там другие понятия. Я дала этому Косте сто долларов, и он ушел.

— Пока вы разговаривали, Макаров выходил из комнаты? Может, заходил к вам на кухню или, скажем, в туалет проходил? — спросил Ковалев.

— Нет, он не выходил. Сидел в комнате и смотрел журналы. Мы же не долго разговаривали… Костя ушел, и я почти сразу заметила, что он забыл свою сумочку. Около зеркала. Я хотела крикнуть в окно, чтобы он вернулся, но тут в дверь позвонили. Я поняла, что это — Костя, и открыла. А там стояли двое, в масках. Знаете, такие черные, вязаные, как омоновцы иногда носят?

— Знаем.

— Первый-то, конечно, Костя был. Я его узнала, хоть он и одел эту маску. Они меня оттолкнули, захлопнули дверь и начали орать. Спрашивали, где деньги лежат. Я ничего не поняла сначала. Вообще не сообразила, что все это — серьезно. Как в кино каком-то дурацком. Второй меня об стенку приложил, а этот, который Костя, побежал в комнату. Я еще, дура, обрадовалась, думала, сейчас ему Саша рога-то пообломает. А Костя в комнату только влетел, и почти сразу — выстрел. Слышу, Саша закричал, а Костя обратно вылетает, глаза — по пять копеек. Даже через маску видно. В одной руке — «пушка», а в другой — пачка баксов. Он их со стола схватил. Я, когда ему стошку отсчитывала, вынула, а убирать не стала. Там около «тонны» и было. Ну, девятьсот, если эту сотню не считать. Выскочил в коридор и сразу орет: «Съ…ем!» Так за дверь и выскочили оба. Я в комнату бросилась, а там Саша лежит, за ногу держится. Я в «скорую» позвонила…

В своем рассказе Лидия Михайловна опустила один очень важный момент. Первым делом она вовсе не стала звонить в «скорую помощь», а забрала у раненого Макарова и спрятала на балконе пистолет, который тот успел достать, но которым так и не успел воспользоваться.

— Потом рану посмотрела, я разбираюсь в этом немного. Перевязала, как смогла, и стали ждать.

Это была вторая неправда. Позвонив по «ноль-три» и перевязав Макарову ногу, Лидия Михайловна начала названивать друзьям и «коллегам» мужа, а потом и адвокату Бараеву. Друзья и «коллеги» подъехали и теперь сидели в своих машинах, ожидая отъезда милиции, а адвокат должен был появиться с минуты на минуту.

— Вы разглядели, какое оружие было у этого Кости?

— Какой-то большой пистолет. В смысле — без барабана. Не «ПМ», не «ТТ» и не «беретта».

— Вы хорошо разбираетесь, — усмехнулся Дима.

— А это запрещено?

— Нет, что вы, это, наоборот, хорошо!

— Надеюсь, теперь вы удовлетворены?

Опера задали еще несколько вопросов, но ответы Лидии Михайловны ничего существенного не принесли.

— Спасибо, — Петров захлопнул блокнот и убрал ручку во внутренний карман пиджака. — Возможно, в ближайшее время мы вам позвоним. А возможно, и нет.

Блондинка усмехнулась:

— Вы хотите сказать, что будете что-то делать?

— Вообще-то, да, именно это я и хотел сказать, — Дима поднялся и поправил пиджак. — Всего доброго.

— Знаю я, как вы работаете и чем занимаетесь, — Лидия Михайловна откинулась на спинку дивана и только дождавшись, пока опера выйдут в коридор, поднялась с места.

— До свиданья.

По лестнице, сверкая начищенными ботинками и оправой очков, поднимался адвокат Бараев.

— Привет, Володя, — кивнул Петров, который помнил его по прежней работе в РУВД.

Дверь в квартиру была еще открыта, и Лидия Михайловна в полупрозрачном халатике стояла на пороге, а потому Бараев ограничился лишь легким движением подбородка, означающим, что он узнал бывших сослуживцев, но сейчас слишком занят.

— Деловой стал, — посетовал Петров и сплюнул в сторону мусоропровода. — Ну да и черт с ним! Как тебе вся эта история?

— Никак. И Лидию эту не жалко, и уж Макарова — тем более.

— А ты чего, знаешь его, что ли?

— Если не путаю, то Саша-Кабан — это он. Ты тоже, наверное, слышал.

— Слышал, — кивнул Дима. — Из «хабаровской» группировки?

— Из нее самой.

— Д-да… Если чисто внешне, то, похоже, дилетанты работали, так? Узнали где-то про квартиру, думали, тут баксы горами лежат, ну и решили ломануть. Сдуру чуть человека не завалили.

— Похоже, что так. За хатой они не смотрели, иначе знали бы, что там Кабан, и не стали бы соваться. Двое в квартиру зашли и еще один, наверное, в подъезде ждал или в машине. Надо будет прикинуть, с кем этот Сережа в ИВС сидел и в тюрьме общался. Может, наводка действительно оттуда пошла? А отделение пусть соседей посмотрит, вдруг интересные люди окажутся. Думаю я, что если не соседи и не камера, то мы тут хрен чего найдем. Чтобы в остальном разобраться, нам помощь этой драгоценной Лидочки нужна. А она и так едва не блевала, когда с нами разговаривала, так что на нее рассчитывать нечего. Что делать, тяжело, но надо. Такая у нас работа.

— Плохо другое. — Они вышли на улицу, и Петров кивнул в сторону припаркованной у подъезда машины: — Новая тачка папы Бараева. Он ее нулевой взял… Плохо другое — парнишка вкус крови попробовал. И если сегодня он на бандюков руку поднял, то завтра вполне может кого-нибудь из нормальных людей завалить.

— Это ты верно подметил, — согласился Ковалев. — И сказал красиво. Только главная их ошибка, знаешь, в чем? В том, что он моим именем назвался.

— Это да, — усмехнулся Дима. — Это он, действительно, не подумав сделал.

— И еще, — Ковалев поднял указательный палец. — Когда мы поймем, почему он это сделал — мы найдем его.

Они сели в белую «шестерку» Петрова. Дима вставил в гнездо магнитолу и включил двигатель.

— Слушай, а чего ж тогда гильзу не нашли? Лидия говорит, что у того Кости пистолет был, а она, как я понял, в оружии разбирается.

— Не знаю. Может, искали плохо. А может, еще почему-то. Запиши это в наши загадки и поехали. Тут мы уже ничего не высидим.

Марат остановил машину в конце набережной Красной речки и повернулся к Толе, который трясся, забившись в угол на заднем сиденье.

— Давай пистолет. Давай, я его сейчас выкину. И маски давайте.

С трудом сунув руку под куртку, Толя вытащил из-за пояса «парабеллум» и протянул его рукояткой вперед, держа так, словно оружие жгло ему пальцы. Олег, продолжая невозмутимо жевать резинку, отдал две черные шерстяные маски.

Марат вышел из машины, дошел до чугунного парапета, остановился и осмотрелся. Вокруг были расположены безлюдные заводские кварталы, и только на стоянке катеров, метрах в ста от него, кто-то прохаживался по палубе дизельной яхты. Марат вложил пистолет в одну из масок, натянул сверху вторую и, перегнувшись через парапет, разжал пальцы. Глубина, даже у берега, была достаточно большой, и, пробив верхний слой грязной от масла и промышленных выбросов воды, сверток сразу исчез из вида. Марат запоздало подумал о том, что надо бы зашвырнуть его на середину реки — все равно никто не видит. Возвращаться в машину не хотелось, и он еще некоторое время постоял на тротуаре, делая вид, что осматривается. Из всех троих наиболее спокойно держался Олег. Марат, хотя и выглядел внешне достаточно невозмутимо и уверенно, паниковал не меньше Толи. Их первое крупное дело прошло более чем скверно. Мало того, что улов оказался намного меньше ожидаемого — знал ведь, что папаша любит приукрасить детали и порисоваться своими клиентами, а все равно поверил, — так еще и в квартире, неизвестно откуда, оказался этот здоровяк с пистолетом, и Толе пришлось стрелять. Хорошо, что попал с первого выстрела — старый механизм не смог выбросить использованную гильзу, и грозное оружие превратилось в бесполезную игрушку, так что, не окажись Толя таким метким, то были бы они сейчас, в лучшем случае, на нарах, а в худшем… При мысли о худшем варианте Марата начинало тошнить.

Марат поежился, вернулся к машине и сел на свое место.

— Надо деньги поделить и разбегаться, — предложил Олег. — Отсидимся поодиночке, а там видно будет.

— Она меня запомнила, — пробормотал Толя, глядя куда-то вдаль остекленевшими глазами. — А когда этот бугай свою «пушку» выдернул, я думал — все, пиздец. Я даже рук не чувствовал, так все быстро получилось. А если он загнется?

— Не скули, — оборвал его Олег и выразительно посмотрел на Марата. — Есть?.. А от ранения в ногу никто не умирает. Ты же, говоришь, ему в ногу попал? Да и вообще, это была самооборона — он же первый ствол достал.

— Да, точно? — Толе очень хотелось поверить во что-то хорошее, и он повернулся к Олегу: — Ты точно знаешь?

— Раз говорю, значит точно.

Порывшись в бардачке, Марат вытащил плоскую флягу с коньяком, свинтил колпачок и отдал ее Олегу. Олег воткнул фляжку в руки Толи.

— На, выпей чуток… Пей, пей еще… Да не плещи ты! Хватит, давай. Сейчас лучше будет, подожди немного.

Сам Олег к спиртному не притронулся, но зато Марат прикончил содержимое фляжки в несколько шумных глотков.

Толя закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Алкоголь понемногу начал действовать, и злобный мужик в бордовом пиджаке и с пистолетом, до этого непрерывно стоявший перед глазами, сначала сжался до приемлемых размеров и утратил свой устрашающий вид, а потом и вовсе исчез.

— Не переживай, — перегнувшись через спинку своего сиденья, Олег протянул руку и похлопал Толю по плечу. — Ну, чего ты боишься-то? Ранил его — так он сам виноват, а ты правильно поступил, так и надо было делать. Не ты его — так он бы тебя уложил, а потом и нас, в придачу. Так что ты не только дело спас, но и нас выручил. А раз мы оттуда ноги унесли — то кто нас теперь поймает? Сам посмотри: там мы были в масках, так что узнать нас никто не сможет. Пистолета нет больше, а деньги сейчас поделим, поменяем — и все.

— Баба меня запомнила, — пробормотал Толя, не открывая глаз.

— Да и хрен с ней! — отмахнулся Олег. — Мало ли, зачем ты к ней приходил. Узнал, что муж у нее сидит, вот и пришел, подзаработать решил. Так ведь?

Олег толкнул Марата локтем и подмигнул.

— Так, конечно, — поспешно отозвался тот.

— Ну и все! — Олег еще раз похлопал Толю по плечу, а потом убрал руку и опустился на свое место. — Все, давай деньги делить.

В пачке, которую Толя успел схватить со стола, убегая из злополучной комнаты, оказалось восемьсот двадцать долларов.

— Да, — разочарованно протянул Олег. — Я думал, тут хотя бы тонны полторы будет. А здесь и делить-то нечего… Если по справедливости, то это все нам с Толиком причитается!

— Там и было больше, — Марат откашлялся, прочищая горло. — Он просто не успел взять. Если бы этого мужика не оказалось, то взяли бы раза в три больше, в натуре! А делить на всех надо.

— Да тут и делить-то нечего, — повторил Олег и ковырнул пальцем тонкую пачку зеленых банкнот. — По сколько это получается?

— У него еще сотня есть, — Марат кивнул в сторону заднего сиденья.

— Да? Верно, а я и забыл. Значит, всего — девятьсот двадцать получается. По триста шесть каждому, и еще два бакса тебе на бензин остаются, правильно?

Олег выбрал в пачке несколько купюр поновее, отсчитал из них свою долю и убрал в бумажник.

— Знаешь, у меня на дискотеке за месяц не меньше получается. И риска никакого, наоборот — кругом музыка, бабы, выпивка. Знал бы, что так получится, — никогда бы не пошел.

— Как говорится, первый блин — комом, — пробормотал Марат, отсчитывая себе. — В следующий раз по-другому получится.

— Это уж точно, — усмехнулся Олег. — В следующий раз, если по твоей наколке пойдем, то нас там спецназ с автоматами ждать будет. Ты, часом, не на ментов работаешь?

Раньше Марат никогда не стерпел бы подобных слов — все-таки лидером в их компании был он, но сейчас он чувствовал вину за происшедшее, а потому смолчал.

— Вообще-то, за такие дела надо бы тебе хлебальник начистить, — высказал Олег мысль, которая еще недавно и прийти ему в голову не могла. — Да уж ладно… Только я с вами больше никуда не пойду, хватит. Если захотите — будете со мной работать, есть у меня одна мыслишка… Как-никак, но вас я уже в деле видел, особенно этого снайпера. Всяко лучше, чем с новыми пацанами сходиться. Только учти — там деньги действительно реальные, так что работать придется по-серьезному. Все, разбегаемся по норам! Подкинь меня до дома.

— А мне некуда ехать, — пробормотал на заднем сиденье Толя, услышав последнюю фразу. Домой он так и не вернулся, и хотя он, в принципе, мог найти себе место для ночлега и отдыха, сейчас ему очень не хотелось о чем-то думать и что-то делать. Он надеялся, что Марат или Олег решат эту проблему за него. В конце концов, он ведь их спас.

— Да? А чего так? — Олег повернулся назад и посмотрел на Толю, раздумывая. — Ну, нет, так нет. Поживешь пока у меня на даче. Пару дней, а дальше видно будет. Может, к тому времени Марик еще что-нибудь придумает, и мы себе виллы купим. Поехали на дачу, не стой! Туда как раз езды на два доллара.

Прошло несколько дней, но дело о налете на квартиру так и не сдвинулось с мертвой точки. Лидия Михайловна, никого не предупредив, скрылась в неизвестном направлении, а Саша-Кабан активно выздоравливал на койке в отдельной палате лучшей больницы города и в ответ на все вопросы жизнерадостно пожимал плечами и тряс квадратной головой. Первоначальная проверка соседей и тех, с кем сталкивался супруг Лидии Михайловны за время своих скитаний по тюремным застенкам, результата не дала. Было очевидно, что на квартиру «вышли» каким-то другим путем, и Дима, когда выдавалось свободное время, любил поломать голову над этим вопросом.

— Слушай, Костик, — спросил он один раз, когда они возвращались из поездки в одно из отделений района, — а ты не думал, что все это мог заварить Вова Бараев?

— Адвокат? Вряд ли. Слишком коряво у них все получилось. А у него ведь были и время, и возможности узнать про деньги и про все остальное. Да и потом, он ведь в нашей системе работал, смог бы все это организовать пограмотней. Как-никак, а опыт у него есть.

— Да какой у него опыт! Он ведь не опером работал, а следаком, и то — по экономическим делам. Да и потом, я же не говорю, что он все это сам учудил и что у него своя команда разбойников есть. А наводку он вполне мог дать. Мало ли, какие ситуации бывают. В долги залез, или еще что-нибудь.

— Все равно, мне кажется, вряд ли, — возразил Костя. — Он, совершенно законно, с этой Лидии уже в несколько раз больше получил. На фига ему такие заморочки? Ну, получится у него раз-другой, а потом станет на свете одним адвокатом меньше. Окажется он где-нибудь в лесочке, где добрые дяди нагреют в костре ломик и сунут ему в задницу, горячим концом наружу.

— А почему горячим — наружу?

— Чтоб никому вытаскивать не хотелось. Нет, я серьезно не думаю, что это его рук дело. Если б там речь шла о полумиллионе долларов — я это еще мог бы понять. Но из-за нескольких паршивых сотен ему нет смысла мараться и свою репутацию портить. Не стоит оно того.

— А ты уверен, что в квартире не было этого самого полумиллиона?

— Ни в чем я не уверен, так что отстань от меня со своими дурацкими вопросами.

— Будет время — я все-таки этой темой займусь. Посмотрю, чем он сейчас дышит.

— Займись… Ты слышал, Карпыч в отпуск собирается?

— Когда?

— Через неделю или две. А вместо него Пифагор будет.

— Вот, бл… Может, тоже на это время в отпуск уйти? Этот мудак всех ведь своей тупизной достанет. И кто его только поставить догадался?

— Не переживай. Вон, «квартирники» его по двадцать раз в день на х… посылают, так он в их дела и не суется…

Когда они вошли в здание РУВД, их окликнул дежурный.

— Вовремя приехали… Давайте в 15-й отдел, там только что два рывка сережек было. Коликов распорядился вас отправить.

— Да, без нас там точно не разобраться, — Дима важно кивнул. — Когда это все было-то?

— У первой в двенадцать рванули, около рынка. А у второй примерно в полпервого. Около самого дома.

Костя посмотрел на часы.

— Час двадцать… Поехали, посмотрим, что там!

Потерпевшая сидела в одном из кабинетов помещения уголовного розыска 15-го отделения милиции, мяла ручку поставленной на колени хозяйственной сумки и иногда дотрагивалась до заклеенной пластырем мочки правого уха.

— Я на рынок ходила… У дочки день рождения завтра, так я купила кое-что из продуктов. Вышла и пошла домой. Хотела в кондитерский зайти, через дорогу, но там переучет оказался. Надо было по улице пойти, а я сократить хотела, пошла дворами. Вот и сократила, — женщина вздохнула и в очередной раз дотронулась до пластыря на порванном ухе. — Мне их муж на свадьбу подарил, в пятьдесят пятом году. Теперь такие и не купим больше никогда. Даже не знаю, сколько они сейчас стоят… Извините. Я по двору шла, мимо шестнадцатого дома. Вдруг меня кто-то сзади за голову хватает. Я сначала и не поняла ничего, думала, кто-то пошутить решил. И боли не почувствовала. Когда обернулась, смотрю, парень убегает, незнакомый. Только тогда и поняла. Попробовала за ним побежать, да куда там. Видела, что он куда-то к детскому садику свернул.

— Это дом десять по Саратовской улице, — пояснил опер 15-го отделения Гена Савельев.

— Запомнили, как он выглядел? — спросил Дима. Его голос звучал глухо, и сам он старался не смотреть на потерпевшую, словно ощущая какую-то свою вину во всем происшедшем.

— Да где ж его запомнишь, — женщина пожала плечами, — Молодой, высокий. Куртка на нем была зеленая и брюки черные. На голове кепка с большим козырьком, такие сейчас многие носят. И одета козырьком назад… Скажите, а вообще есть надежда, что его поймают?

Савельев долго молчал, хмуро разглядывая разложенные под настольным стеклом визитные карточки, потом вздохнул.

— Надежда, конечно, есть. Но, скажу вам честно, очень маленькая.

— А серьги? Их как-то можно найти? Можно ведь сообщить в комиссионные, в скупки?

— Он не понесет их в комиссионный. Он их сдаст в любой ларек на улице, или — почти в любой. Скорее всего — уже сдал. И тот, кто их у него взял, никогда в этом не признается и никогда их не вернет. Извините, что я так вам это говорю, но лучше уж настроиться сразу…

— Но вы все-таки сообщите в ювелирные и в комиссионные? И я сама еще похожу…

— Когда этого бейсболиста поймаем, я его шарами в бейсбол и сыграю, — пообещал Савельев, как только за потерпевшей закрылась дверь.

— Добрее к людям надо быть, — возмутился Дима, — Может, это он случайно оступился? Или ему есть нечего.

— Тогда пускай свое дерьмо жрет, — Гена закурил очередную «беломорину» и глубоко затянулся. — Сука! За две недели — уже десятый эпизод! И это только по нашей «земле». В 14-м тоже случаев шесть было. И — никаких концов. Мы своих уже всех перетрясли, так даже близко ничего нет. Хрен его знает, откуда он к нам приезжает и кто он такой. Но то, что он — будущий инвалид, это точно. Если где его увидите, то передайте, пусть лучше сам идет сдается.

— А приметы везде совпадают?

— Более или менее. Ты же, Костя, сам слышал, как она говорит. И остальные — не лучше. Зеленая куртка, черные штаны и эта бейсболка траханая. Только одна успела разглядеть, что у него одного переднего верхнего зуба не хватает. — Гена затушил окурок, сплюнул табачные крошки и добавил: — Пока — одного.

— Меня менты ищут! Мать сказала, что уже три раза приходили. — Толя говорил, проглатывая окончания слов и брызгая слюной, и даже не пытался скрыть, что его трясет. — Все, п…ц, влетели! Я ведь говорил! Я так и знал!

— Помолчи, — оборвал его Олег. — Не могли они тебя так быстро найти. Понимаешь, не могли!

— Но ведь нашли, — аргумент был железный, и Олег даже не нашел, как возразить. Чтобы не затягивать мучительную паузу и в очередной раз продемонстрировать свое спокойствие и рассудительность, он толкнул Марата в плечо и сердито приказал:

— Чего рот раскрыл? Поехали!

За последние дни в их отношениях произошли серьезные изменения. Авторитет Марата безвозвратно угас, и на первое место выдвинулся Олег. Толя, находясь под впечатлением от первого в своей жизни выстрела в человека, беспробудно пьянствовал на даче. Олег каждый вечер приезжал его проведать, привозил новую порцию спиртного и аккуратно вычитал определенную сумму из трехсотдолларового капитала Толи. Судя по тому, с какой скоростью таяли деньги, можно было решить, что Толя пьет исключительно французский коньяк и отборные ликеры.

Марат поспешно выехал из двора Толиного дома и проехал несколько кварталов. Его мысли были заняты только что услышанными словами, и он почти не смотрел на дорогу, но машину он действительно водил хорошо и они смогли проскочить оживленный перекресток, ни в кого не врезавшись.

— Куда ты так разогнался? — Олег посмотрел на него с легким пренебрежением, как это часто делал в последнее время.

— А куда нам надо?

— Останови у какого-нибудь кабака. Посидим, подумаем немного. Заодно и Толика успокоим.

Для того, чтобы успокоить Толика, потребовалось почти полбутылки водки. Марат тоже выпил две рюмки и, чувствуя, что алкоголь не оказывает привычного расслабляющего действия, готов был налить себе еще. Но, посмотрев на спокойное, волевое лицо Олега, не стал этого делать. Олег цедил коньяк, глядя куда-то в угол зала и думая о своем. К закуске — салатам и шашлыкам — никто не притронулся.

— Я так и знал, что нас найдут, — в очередной раз почти простонал Толя. — А меня и баба опознает, и мужик тот. Николаев приходил. Он меня, сука, и в тот раз сажал. А теперь что мне будет?

Олег перевел взгляд на Толю. Выражение его лица говорило о том, что он, в какой-то степени, жалеет о том, что Толю посадили не насовсем. Но вслух он этого не сказал.

— Успокойся! — резко бросил он. — Чего орешь, как баба? Я тебе уже сто раз объяснял: ничего тебе за это не будет. Ты оборонялся.

— Да-а, — плаксиво протянул Толя. — За самооборону менты не ищут. А если он помер?

— А если я тебе сейчас бутылкой по лбу дам? Сказано, замолчи! Когда они к тебе в первый раз приходили?

— Она не помнит… Говорит, дня три или четыре назад. Кастет мой забрали.

— Какой кастет?

— Да у меня дома валялся.

— Да? — Олег выразительно посмотрел на Марата, но тот ничего не понял, хотя и попытался ответить суровым проницательным взглядом. — Так, может, они тебя по другим делам ищут? Посмотри: если бы они к тебе приходили из-за квартиры, то и до нас бы уже добрались. А нас-то пока не трогали, хотя мы оба дома живем. Давай-ка вспоминай, где ты еще мог засветиться.

Толя налил себе рюмку и молча выпил. Ему было страшно. Он представлял, как опять окажется в кабинете уголовного розыска 14-го отделения милиции, вспоминал лицо Николаева, жесткие нары ИВС и квартирного вора-гастролера из Одессы, с которым отсидел тогда бок о бок трое суток. Он был готов на все, лишь бы снова не оказаться там. Потом в его голове шевельнулась мысль о том, что кто-то из друзей-подельников, Марат или Олег, «сдал» его ментам, и он недоверчиво, исподлобья посмотрел на них.

— На даче тебе больше появляться нельзя, — сказан Олег. — Надо сменить место. Я так понимаю, что тебе по-прежнему некуда идти? Хорошо, я тебя пристрою. Отсидишься немного, пока шумиха уляжется. А потом провернем одно дело, и сможешь вообще из города уехать. У меня почти все готово. И на этот раз заработаем по-настоящему.

Толя ответил недоверчивым взглядом.

— Это я тебе говорю, — повысил голос Олег. — Я об этой штуке давно думал. Риска никакого, а деньги получим очень большие. Тебе, Толя, и во сне такие не снились. Да и тебе, Марик, тоже.

— А что за дело? — спросил Толя, снова наливая себе водки. Ему не хотелось ни во что вмешиваться, но от заработанных им трехсот долларов остались жалкие крохи, и он понимал, что все равно придется чем-то заняться.

— Узнаешь, когда время придет, — ухмыльнулся Олег. — Но дело верное. Я тебя сейчас на квартиру к одной бабе отвезу. Там тебя никто искать не станет. Пересидишь пару дней, а там определимся.

— Что за баба-то? — поморщился Толя. На пустой даче он чувствовал себя в полной безопасности, и ему не хотелось менять место, тем более, что там никто не мешал накачиваться водкой. — Может, не стоит?

— Стоит. — У Олега были другие планы, и он не собирался их менять, а кроме того, ему хотелось подстраховаться на тот случай, если Толю действительно серьезно ищут. — Баба нормальная, живет одна, так что никто вам мешать не будет… Если все готовы, то — пошли. Время дорого…

Девушку, к которой Олег отвез Толю, звали Оксана, ей было двадцать лет, она училась на втором курсе заочного отделения философского факультета университета, любила ходить на дискотеки, курить «травку» и всегда помогала своим многочисленным знакомым. Ее интересовало в этой жизни все, и именно поэтому она всегда, не раздумывая, пускалась в самые отчаянные авантюры. Вероятно, по той же самой причине ей всегда везло. Она могла одолжить деньги, спрятать наркотики или ворованные вещи, приютить на несколько дней парня, у которого случились неприятности. Родители, перед тем как развестись и уехать в Москву, купили ей двухкомнатную квартиру. Спустя некоторое время папа, дела которого в столице пошли очень удачно, начал ежемесячно высылать ей крупную сумму денег, которой с лихвой хватало на все ее потребности и капризы.

Когда Олег привез Толю и попросил пустить его на несколько дней, она не отказалась. Оглядев Толю с головы до ног, махнула рукой в сторону дивана в большой комнате:

— Спать будешь там. Сейчас дам полотенце. Пока мыться будешь, я приготовлю что-нибудь поесть.

Толя не собирался ни мыться, ни обедать. Ему хотелось выпить еще стакан водки и завалиться на кровать, но отказаться было неудобно, и он прошел в ванную, где, заперев дверь и включив воду, громко выругался в адрес Олега и своей неудачной судьбы.

Остановив машину перед светофором, Марат посмотрел на Олега и неуверенно спросил:

— Может, объяснишь все-таки, что ты задумал?

Он не рассчитывал, что Олег ответит, но тот, глубоко затянувшись сигаретой, кивнул и повернулся в его сторону.

— Объясню. Теперь уже можно. Только, сам понимаешь, не стоит об этом трепаться.

— Конечно, понимаю! — Марат постарался изобразить возмущение, но Олег не обратил на это никакого внимания и продолжил:

— В Америке это называется «киднэппинг».

— Что? — Марат, открыв рот, уставился на друга, но стоявшие сзади машины начали сигналить и он был вынужден отвлечься и включить скорость. Миновав перекресток, он прижался к тротуару и остановился. — Как ты сказал?

— Как слышал. В Америке это называется «киднэппинг», то есть похищение человека. Я знаю, как мы все это обделаем. Никакой осечки быть не может. В отличие от того раза… Мы заработаем по десять тонн баксов на каждого. По-моему, это неплохие деньги?

Марат молчал. Услышанное было слишком неожиданным и не укладывалось в голове.

— К нам на дискотеку ходит одна девчонка, — спокойно продолжал Олег. — Ходит каждые субботу и воскресенье. Приходит всегда одна, специально, чтобы кого-нибудь зацепить. Ей шестнадцать лет. Папа у нее — генеральный директор одной фирмы. Я специально проверял — он набит баксами, как дворовый кот блохами. Дочка у него единственная, так что он не откажется выложить за нее тридцать «штук». Для него это не деньги. Можно и больше спросить, он даст, но слишком наглеть не стоит.

— А если он не заплатит? — Марат облизал пересохшие губы.

— Тогда мы ее убьем, — Олег пожал плечами. — Шучу, конечно. Если не заплатит, то придется отпускать. Весь фокус в том, чтобы она не запомнила нас и не поняла, где мы ее будем держать. Но я это все продумал. И как деньги получить — тоже продумал. А папа заплатит. Ты бы разве не заплатил за любимую дочку?

— Если нас поймают — нам п…

— А нас не поймают. Ловят только дураков, вроде Толика. А я садиться не собираюсь. Главное — не торопиться и не размениваться по мелочам. Надо все хорошо обдумать, а потом взять один раз, но много. Десять «тонн», конечно, не жирно, но для начала сойдет.

На самом деле Олег рассчитывал получить намного больше, но говорить об этом не стал. Ни к чему Марату знать, что для Толика десять тысяч долларов — слишком большой кусок, и никто не даст ему даже подержаться за них.

— Сегодня вторник, — продолжил Олег, пристально глядя на собеседника. — Я рассчитываю на эту субботу. Через неделю у нас будут деньги. Заманчиво? Втроем мы управимся. Толик сможет удрать из города, а мы посмотрим, чем потом заняться. Я так понял, что ты согласен?

Марат долго молчал, потом кивнул:

— Согласен.

— Я так и знал. — Олег хищно улыбнулся и пожал вялую руку друга. — Толику скажем попозже. От него все равно ничего не зависит. Поехали, довези меня до дома.

В субботу Толя проснулся довольно поздно и долго лежал, вытянувшись на чистой простыне и разглядывая уютную обстановку комнаты. За прошедшие несколько дней он освоился в квартире и чувствовал себя в полной безопасности. Пусть здесь не было возможности пить столько, сколько он мог на даче, но зато были другие плюсы. Покидать квартиру ему не хотелось, но на этот вечер было назначено их «дело», и он понимал, что, при любом исходе, он вряд ли сюда вернется.

Толя встал, оделся и прошел на кухню. Оксана пила кофе и смотрела журнал мод.

— Доброе утро, — Толя широко улыбнулся и взял себе чашку.

— Доброе утро, — усмехнулась Оксана. — Давно не виделись… Ты бы умылся сначала.

— Не, есть хочу.

Толя налил кофе, соорудил два неровных бутерброда с сыром и присел к столу, на ходу откусывая большой кусок. Оксана отложила журнал и посмотрела на него.

— Ты весь прямо светишься. Приснилось что-то? Или радуешься, что скоро уйдешь?

Толя отрицательно помотан головой, с трудом пережевывая откушенное.

— Не, я б вообще не уходил. Просто, дело одно есть. — Толя замолчал, но желание похвастаться и вырасти в глазах девушки, так отличавшейся от тех, с которыми он привык иметь дело, взяло верх над осторожностью, и он продолжил: — Понимаешь, если нам сегодня повезет, то я столько заработаю! Я всегда об этом мечтал. Деньги — это все. На них можно купить все, что угодно. Квартира, машина, — он чуть было не сказал «бабы», но успел остановиться. — В общем, все!

— А ты не думаешь, что вместе с большими деньгами приходят и большие проблемы? Такие, о которых ты даже и не догадываешься?

Толя посмотрел на нее с непониманием и откровенным недоверием.

— Что, у бандюков, которые на «мерсах» и «бомбах» летают, а в кабаках баксы килограммами оставляют, так много проблем?

— У них тоже хватает.

— Ерунда, были бы деньги, а уж с этими проблемами можно будет справиться. Когда в карманах полно зеленых, все вопросы легко решаются. Все!

Усиливая фразу, Толя взмахнул рукой, и кусок сыра соскочил с булки и упал на пол. Оксана вздохнула.

— Понимаешь, Толик, я видела много мужчин. Самых разных. У меня была возможность сравнивать. Сейчас все стремятся к одному и тому же, все хотят ухватить свое. Но ведь надо не только ухватить, но и суметь удержать. Понимаешь, Толя… Я… Я не хотела тебе этого говорить, но я вижу, что вы задумали что-то серьезное. Ты не похож на человека, который может удержать большие деньги. Может быть, просто не готов к этому. Пока.

— Почему?

— Не знаю, почему. Но это видно. Это все — не твое.

Оксане было жалко Толю. В ее жизни было много мужчин, и она любила изучать характеры, поведение и мышление своих знакомых. За прошедшие дни она неплохо узнала Толю. На ее взгляд, нельзя было требовать многого от человека, выросшего в таких условиях, и, с учетом этой поправки, Толя был достаточно безобидным существом. По крайней мере, по сравнению со многими другими, более благополучными и лучше устроенными людьми. Толины запросы были примитивны и невелики, но очевидным было и то, что он так и не сможет их удовлетворить.

— Брось ты пургу гнать, — Толя налил вторую чашку кофе. — Тем более я же не один буду.

— С кем, с Олегом?

— А что, он плохой пацан?

— Нет, не плохой. По своему… Но вы с ним слишком разные!

— Ладно, сама посмотришь. Он, кстати, не один раз меня выручал.

— Потому, что это ему самому было нужно.

Толя посмотрел на Оксану взглядом, выработанным за годы общения с дворовыми шлюхами. Он начал терять терпение и, в другой обстановке, давно уже указал бы ей ее место. Вздохнув, он опустил глаза и миролюбиво предложил:

— Все у нас получится. Я после этого хочу на юг смотаться, отдохнуть. Хочешь со мной?

Почти любая из привычного для него круга общения согласилась бы на это предложение. Сейчас, глядя в кружку и размешивая сахар, Толя тоже надеялся на согласие. Последние две ночи они провели вместе, и у него остались самые фантастические впечатления об этом. Никогда раньше подобного он не испытывал и даже не предполагал, что так может быть. Ему очень хотелось, чтобы она согласилась на поездку.

— Большое спасибо за предложение. Но я, наверное, не смогу, — Оксана придвинула сигареты.

Оба раза инициатива принадлежала ей, но она пустила его в свою постель вовсе не потому, что потеряла голову от его достоинств. Это было еще одним, давно опробованным способом узнать чужой характер. Ее впечатления были так же сильны, как и Толины, но отличались от них обратным знаком. Повторения она не хотела, да и заранее рассчитывала, что примерно так и получится.

— Жаль, — выдохнул Толя и отхлебнул остывший кофе. — Может, потом передумаешь?

— Может быть. И… Я ведь серьезно говорила! Подумай над моими словами.

— Какими? А-а, насчет того, что у нас ничего не выйдет! Ерунда все это, и не забивай мне голову.

— Ты еще не готов к этому…

— Да пошла ты! Чего заладила, готов — не готов! Тебя это вообще никак не касается, ясно?

Толя вскочил, едва не опрокинув стол, прошел в комнату и завалился на диван. Через несколько минут зашла Оксана.

— Не сердись, — сказала она, стоя около двери и глядя на Толю. — Я ведь хотела как лучше.

— А я и не сержусь, — отозвался он, не отрываясь от экрана телевизора. — Спасибо.

Оксана вздохнула. Выходя в коридор, она на секунду остановилась, глядя на отражение Толи в зеркале. Он, стараясь придать лицу независимое выражение, напряженно смотрел программу новостей. На зеркале были пятна, неровным полукругом расположившиеся вокруг стриженого затылка Ерастова. Оксана попыталась стереть их рукой, но только размазала грязь по стеклу. В ней вспыхнула внезапная злость на саму себя. «Мне-то какое до него дело? — подумала она, выходя в коридор и плотно затворяя за собой дверь. — У него своя голова есть, пусть сам и думает. Хочется без нее остаться — так ради Бога, жалеть не буду…»

Она прошла на кухню, сложила в раковину грязную посуду и до отказа открыла воду.

Звяканье чашек и шум бьющей из крана горячей воды полностью соответствовали ее душевному состоянию.

Она яростно терла губкой тарелку, отбрасывала со лба выбившуюся прядь волос и убеждала себя в том, что судьба Толи ее никак не касается.

Прислушиваясь к доносящимся из кухни звукам и уставясь в экран, сам Толя думал то же самое. Когда закончилась реклама туристической фирмы, он повернулся на спину и закрыл глаза. Воображение его было развито слабо, и только что виденные картины ослепительных пляжей и шикарных отелей всплыли перед глазами сразу же, как он подумал о предстоящем деле. Без всякой видимой причины мысли его опять вернулись к Оксане, и он сказал себе, что она изменит свое мнение. «А нет — так и хрен с ней. Были бы деньги, все остальное само придет».

Оставалось несколько часов.

Ему не терпелось заняться делом.

3

Дискотека началась в одиннадцать вечера.

Марат и Толя сидели в квартире Бараевых и ждали телефонного звонка Олега. Марат смотрел по видику старый американский вестерн и курил одну сигарету за другой. Толя листал разбросанные по всей комнате эротические журналы и отрывался от них только тогда, когда на экране начиналась очередная драка. Говорили мало, напряженно прислушиваясь к звукам в коридоре, где стоял телефонный аппарат. В соседней комнате Бараев-старший печатал на машинке, и непривычный треск раздражал Толю. Многочасовое ожидание измотало его, и утренний разговор с Оксаной все чаще приходил ему на память. Как оказалось, услышанные от нее слова намертво засели у него в голове и никак не способствовали улучшению настроения.

Время тянулось мучительно медленно. Никто из приятелей не привык к длительным ожиданиям, а снимать напряжение алкоголем сейчас было нельзя.

Марат уже перестал следить за сюжетом фильма и не отрывал взгляд от стоящего на телевизионной тумбочке будильника. Казалось, стрелки прилипли к одному месту, ему хотелось встать и встряхнуть часы, и только присутствие Толи и необходимость сохранять перед ним лицо удерживали его в кресле. Понемногу Марат начинал жалеть, что согласился на это дело. По мере приближения периода активных действий, их план уже не казался таким безупречным, как поначалу, в спокойной обстановке. Временами ему хотелось, чтобы Олег не позвонил вообще, или позвонил и сказал, что девушка не пришла и все отменяется. Усилиями воли ему удавалось справляться с наступающей паникой, но раз от раза спокойные периоды становились все короче, а количество непродуманных деталей и возможных ошибок в их плане набиралось все больше. Марат почувствовал, что пялящийся в журналы Толя начинает вызывать у него настоящую ненависть, и постарался переключиться на кино.

В полночь Бараев-старший перестал печатать. Напевая популярную мелодию, он прошел в ванную, долго чистил зубы, а потом пожелал всем спокойной ночи и лег спать.

Через несколько минут зазвонил телефон. Его звук показался настолько громким, что Марат подпрыгнул в своем кресле, а Толя уронил на пол журнал.

— Ну, кто там еще? — заворчал Бараев-старший, включая бра и поднимаясь с кровати.

— Я возьму! — крикнул Марат, выскакивая в коридор и хватая трубку. — Алло!

— Марик, ты? — Голос Олега заглушался грохочущей музыкой и визгами. — Подожди… — В трубке что-то зашуршало, и посторонние звуки смолкли. — Я закрыл дверь. Она тут. Одна. Так что, подъезжайте.

— Хорошо, — Марат сглотнул и почувствовал, как его лоб покрылся испариной. — Ты нас встретишь?

— Через двадцать минут у входа.

— Едем.

Марат положил трубку и позвал Толю.

— Вы куда это? — Бараев-старший надел спортивные брюки и вышел из спальни, шурясь от яркого света и поглаживая нависающее над брючной резинкой брюшко.

— Я же говорил… У Олега — день рождения.

— У него день рождения, по-моему, в октябре, — Бараев подозрительно покосился на отвернувшегося в сторону Толю.

— У него в октябре, а у его подруги — завтра. Он нас всех пригласил. Она как раз ночью родилась, так что мы сначала — на дискотеку, а потом у нее дома посидим, — Марат завязал кроссовки, выпрямился и открыл дверь.

— Смотри, не пей много. И пьяным за руль не садись, — предупредил напоследок отец. — Если переберешь, так лучше такси возьми.

— Ладно, — отозвался Марат, сбегая вслед за Толей по лестнице.

Бараев-старший покачал головой и прошел на кухню, откуда, не зажигая свет, пронаблюдал за тем, как сын с приятелем садятся в машину и уезжают.

— Дети… — пробормотал он, непонятно к кому обращаясь, почесал живот и пошел спать. Завтра ему предстояло выступать на тяжелом процессе, защищая одного торговца наркотиками районного масштаба.

Дискотека располагалась в бывшем Дворце культуры имени Н. К. Крупской. Марат подъехал и остановился у черного хода. Поблизости стоял старый грузовой микроавтобус «форд-транзит» оранжевого цвета, который Марат и Олег несколько часов назад перегнали сюда из гаража, принадлежащего отцу Олега.

— Еще не угнали, — сказал Марат, стараясь показаться остроумным, но Толя не оценил юмора. — Хм… Вылезай, чего сидишь-то!

Олег ждал их у главного входа. Он стоял среди еще нескольких охранников, одетых, как и он, в, темные костюмы с пришпиленными на воротники табличками с указанием имени и грозной надписью: «Секьюрити». Увидев друзей, Олег отделился от группы коллег и провел их через контроль.

Марат несколько раз бывал здесь, но Толя попал впервые и теперь разглядывал большой полутемный холл, в котором они оказались. На расставленных вдоль стен скамейках сидели несколько человек, в основном, обкурившихся марихуаной или перебравших водки. В дальнем углу располагался бар, в котором также играла музыка и сверкали разноцветные огни. Вход в танцевальный зал был справа, и через щель в бархатных портьерах Толя увидел отблески зеркального шара и двигающиеся в медленном танце пары.

— Можете попрыгать полчасика, но не больше, — ухмыльнулся Олег и, махнув рукой в сторону неприметной двери в левом углу холла, добавил: — А потом вам, господа, сюда. Если чего — можете изобразить парочку «голубых». На них тут никто внимания не обращает. Она сегодня в коротком черном платье. Волосы распущены. Надеюсь, не ошибетесь?

— Не ошибемся, — ответил за двоих Марат и посмотрел на двери бара. — Я лучше там подожду.

— Только пиво не пей, — опять ухмыльнулся Олег и пошел в танцевальный зал.

Пива Марат не хотел, но чувствовал настоятельную необходимость выпить рюмку водки. Его лихорадило, и он не переставал думать о том, что зря ввязался в это дело.

В баре они уселись на высокие табуреты перед стойкой и, не сговариваясь, заказали одно и то же. Высокая, с ярко накрашенными губами и сложной прической барменша подала им две рюмки и многозначительно улыбнулась. Но ни Марат, ни Толя не обратили на нее никакого внимания, и она отошла к другому концу стойки, где два гориллоподобных типа, увешанных золотыми цепями и с такими же перстнями на пальцах, пили соки.

Двадцать минут пролетели моментально. Марат спрыгнул на пол и толкнул Толю.

— Пошли.

Когда они подошли к дверям, из холла в бар шагнул молодой человек в белой рубашке и черных брюках, своими габаритами превосходивший обоих любителей соков, вместе взятых. Вытянув правую руку, он толкнул Марата в плечо, отчего тот вцепился в Толю и едва не завалился на ближайший столик.

— Ха! — сказал молодой человек и посторонился, пропуская вперед девушку в облегающем ярко-красном платье. Задрав подбородок, девушка проплыла мимо опешивших друзей, устремляясь к уголку бара, облюбованному любителями соков.

— Хы-а, — повторил молодой человек и двинулся следом, снисходительно обернувшись на замершего с раскрытым ртом Толю и поспешно отведшего взгляд Марата.

— Это Лидка Морозова, я с ней учился вместе, — выдавил из себя Толя.

— Да? Ну так подойди, поздоровайся!

Они вышли в холл. Олег стоял около входа в танцевальный зал и разговаривал с двумя молодыми кавказцами. Увидев Марата, он моргнул, а потом незаметно кивнул в сторону одной из скамеек.

— Вот она, — Марат замедлил шаг и показал Толе на симпатичную блондинку в «резиновом» черном платье, которая сидела вместе с парнем в джинсовом костюме. У обоих в руках были банки с пивом. Вторая рука парня покоилась на ее колене и постепенно перебиралась выше.

— Где? — Толя бестолково вертел головой. — Покажи ты по-нормальному!

— Ты еще громче крикни, урод! — обозлился Марат и пихнул его локтем. — Пошли, там разберешься!

Помещение, в которое они попали через неприметную дверь в левом углу холла, было большим и абсолютно темным. В дальнем его конце располагался выход на пожарную лестницу. По углам были разбросаны старые скамейки и еще какая-то поломанная мебель. Руководство ДК неоднократно пыталось запереть входную дверь, но всякий раз замок оказывался сорванным. Этим помещением пользовались те, кто хотел углубить завязавшееся в танцевальном зале знакомство. Иногда замок срывали пылкие кавалеры — иногда — сами охранники, которые получали некоторый доход, устанавливая и контролируя очередность в пользовании пустующим помещением.

Олег прохаживался по холлу, отваживая тех, кто претендовал на место на складе, и дожидался, пока парень в джинсовом костюме устанет гладить колено и им потребуется место для более активных действий. Олег чувствовал себя превосходно и был уверен, что все получится.

Марат и Толя сидели внутри склада на продырявленном диване, тяжело дышали затхлым пыльным воздухом и были уверены, что все у них пойдет наперекосяк. Происшествие в баре не добавило уверенности ни тому, ни другому. Марат с содроганием представлял, что было бы, если бы он ответил молодому человеку в белой рубашке, а Толя вспоминал то время, когда он подсматривал за Морозовой через дырку в стене женской раздевалки в физкультурном зале.

Дверь в холл приоткрылась, впуская девушку и парня.

— Женя, не спеши, сейчас придем… Ой!

Жене, видимо, было совсем невтерпеж, и на некоторое время парочка застряла около дверей. Марат и Толя ждали, чутко прислушиваясь к доносившимся до них стонам и вздохам. Толя непрерывно вытирал ладони о брюки, а Марат с тревогой думал о том, что его сердце стучит невозможно громко и любвеобильный Женя непременно услышит этот грохот, и все сорвется. Одновременно у обоих мелькнула мысль ничего не предпринимать, и они посмотрели друг на друга.

— Ой, Женя, ты просто тигр, — прошептала девушка.

— Это еще не все, — гордо ответил Женя, переводя дыхание. — Пошли, там удобнее…

Парочка устроилась на двух сдвинутых вместе жестких скамейках. Когда лежащий сверху Женя был готов, наконец, показать все, на что он способен, подкравшийся сзади Толя прервал это приятное занятие.

Ножка от стула опустилась на затылок «тигра», и он, дернувшись, обмяк. Вцепившись в воротник куртки, Толя рывком скинул тело на пол и еще раз ударил ножкой по голове. Доносившаяся из зала музыка заглушила треск ломаемых костей.

Девушка попыталась вскрикнуть, но Марат ударил ее в солнечное сплетение, и она задохнулась. Не давая опомниться, он накинул на ее тонкие запястья браслеты наручников, а потом трясущимися руками залепил рот лейкопластырем.

Толя сел на ее ноги, придавливая их своим весом к скамейке, и быстро связал щиколотки веревкой.

Все было кончено.

Марат добежал до двери и, подавая знак Олегу, дважды открыл и закрыл ее, а потом вернулся обратно.

— Давай ключ!

Толя начал судорожно шарить по карманам. Ему показалось, что ключ потерялся, и он громко выругался.

— Что? — Марат замер.

— Ключ… Не могу найти!

— Ты чего, е…ся? Ищи, твою мать!

Сунув руку в задний карман, Толя, наконец, нашел его и протянул Марату.

— Только урони мне его сейчас, — пробормотал тот, на ощупь отыскивая руку Толи. — Ну, где он?

Взяв ключ, Марат добежал до двери и начал ковыряться с замком. После нескольких неудачных попыток он замер, почувствовав, что у него похолодели ноги.

— Это не тот ключ, уе…ще! — прошипел он.

— Тот! — отозвался Толя. Перепутать он не мог. После бегства из дома никаких других ключей у него в карманах не водилось.

Марат сделал еще несколько попыток воткнуть ключ в скважину, а потом размахнулся и зашвырнул его в сторону.

— Они сменили замок.

— Ну так ломай дверь!

Марат несколько раз ударил в нее плечом. Сверху посыпалась штукатурка, но дверь устояла.

— Пусти!

Толя оттолкнул Марата в сторону и врезал по двери ногой. После второго удара затрещал косяк, а после четвертого дверь распахнулась и Толя чуть не вылетел на улицу.

На стоянке никого не было. Марат добежал до «форда» и открыл заднюю дверцу фургона. Вдвоем они перенесли тело девушки, которая, похоже, находилась в обмороке, и положили, забросав тряпками и пустыми картонными коробками. Марат с облегчением захлопнул дверь и приказал Толе:

— Скажи Олегу, что мы готовы.

Толя вернулся через несколько минут и залез в кабину «форда». Марат сидел в «Жигулях». Он не мог до конца поверить, что у них получилось. И хотя впереди были еще два не менее сложных этапа, теперь он был убежден, что у них все получится. Главное — начало.

Олег сменил свой рабочий костюм на обычные джинсы и куртку и вышел через черный ход.

— С парнем не очень переборщили? — озабоченно спросил он, устроившись за рулем микроавтобуса. — А то я не посмотрел, а он до сих пор не появился.

— Очухается, — махнул рукой Толя. Он тоже не мог поверить, что у них все получилось. — Я его не сильно.

— Да? Ну ладно! — Олег включил двигатель и осторожно вывел машину со стоянки. — Поехали…

Через некоторое время в помещение склада зашла еще одна парочка. Они очень удачно провели там полчаса, а потом молодой человек услышал тихий стон, явно отличавшийся от тех, к которым привыкли старые складские стена. Подсвечивая себе зажигалкой, он пошел на звук и увидел лежащее на полу около двух сдвинутых вместе старых скамеек неподвижное тело. В мерцающем тусклом свете бензиновой зажигалки картина выглядела ужасно, и молодой человек отшатнулся, поскользнувшись в окружающей разбитую голову темной луже.

— Зови милицию, — прошептал он севшим голосом и, подхватив подругу под руку, бросился к выходу.

Новость о том, что кого-то убили, распространилась по дискотеке моментально. Танцевальный зал начал быстро пустеть. Охранники бестолково толклись в холле и пытались отыскать своего начальника, который, пользуясь служебным положением, уединился с очередной любительницей танцев не на складе, а в одном из просторных кабинетов второго этажа.

«Скорая помощь» и милиция прибыли одновременно. Оперуполномоченный 15-го отделения Савельев выпрыгнул из «УАЗика» и направился вслед за врачами.

Начальника охраны все-таки успели найти и предупредить. Прогнав ошеломленную подругу, он развил бурную деятельность, суетясь и матерясь больше всех. Склад был освещен несколькими переносными лампами, а все следы, которые еще можно было найти на месте происшествия, безвозвратно уничтожены.

Тело погрузили на носилки.

— Одну минуту, доктор, — попросил Савельев и, присев на корточки, быстро обшарил карманы пострадавшего. В одном из них оказалось удостоверение корреспондента газеты «Вечерний город» Евгения Баранова, и Савельев, сравнив фотографию с лицом лежащего на носилках человека, мысленно выругался. Дело, похоже, предвещало крупный скандал.

— Мы, в некотором роде, коллеги, — подошедший сзади начальник охраны тронул Савельева за локоть и попытался рассмотреть найденное удостоверение, но опер быстро сунул его в карман. — Полностью рассчитывайте на нас. Я семь лет служил прапорщиком во внутренних войсках.

— Никого пока не выпускайте. Ни своих, ни посетителей, — распорядился Савельев. — И покажите, где здесь телефон.

Вызванный эксперт приехал довольно быстро. Савельев оставил его исследовать склад, а сам принялся пытать охранников. Обосновавшись в кабинете и выставив за дверь настырного начальника, Савельев довольно быстро получил интересную информацию. Один из охранников, Олег Рубцов, ушел за час до того, как был обнаружен пострадавший журналист, объяснив это тем, что ему надо успеть на день рождения к приятелю. Начальника об этом в известность не ставили — Олег договорился с коллегами, пообещав потом «выставить» пиво. А незадолго до своего ухода тот же Олег привел на дискотеку двоих друзей, которых потом никто больше не видел. Пара человек заметили, как журналист сидел в баре, а один вспомнил, что он танцевал с симпатичной девушкой в черном платье.

— Она к нам постоянно ходит, — подумав, добавил охранник. — Я ее почти каждую смену вижу. Кто-то говорил, что у нее отец — директор крупной фирмы, но по ней, знаете ли, этого не скажешь. Она тут почти со всеми уже переспала, специально за этим и приходит. Таких, как она, тут много. И склад, где этого, ну… э-э… потерпевшего нашли — его специально для этого и используют. Сколько раз замки вешали, так не удержать, все равно срывают… Олег перед тем, как уйти, как раз в холле и дежурил, смотрел, чтобы туда не лазили.

— А как же этот, пострадавший, туда пролез?

— Не знаю. — Охранник недоуменно замолчал. — Может, он с улицы зашел? Вы же видели, там дверь сломана?

— Наверное, — вздохнул Савельев. — Наверное, с улицы… Идите и позовите следующего.

Вместо следующего зашел эксперт.

— Дверь сломана изнутри, — заявил он, присаживаясь к столу и закуривая. — Выбили ногой. Там остался хороший отпечаток подошвы. Кроссовка, наверное, сорок второй размер. Если найдете обувь — можно будет идентифицировать. И еще. Похоже, парню по башке дали ножкой от стула. Она там и валяется, надо будет изымать. Только ее полапали уже все, кому не лень…

— Спасибо, — Савельев сделал пометки в своем блокноте, а потом закурил и, отпустив эксперта, вызвал следующего свидетеля.

Опросы немногих оставшихся охранников и посетителей дискотеки ничего нового не принесли. Оставалось много непонятного, но Савельев все больше склонялся к тому, что дело обстояло следующим образом: девушка, с которой видели Баранова, служила своего рода приманкой, выбирала жертву с кошельком потолще и заводила в склад, где их, сгорая от радостного нетерпения, ожидали ее дружки. Скорее всего, дело обставляли таким образом, что «терпила» и не догадывался о подлинной роли своей подруги. Видимо, журналист сопротивлялся, и ребята немного переборщили: вместо того, чтобы поставить шишку, проломили ему голову, а потом, испугавшись, выбили дверь и убежали. Непонятна роль этого Рубцова… Или все это — совпадение, или в его обязанности входило не пускать никого постороннего в склад, пока там шла «работа». Последний вариант охватывал все известные детали, но Савельев не мог избавиться от ощущения, что здесь что-то не так. Если ребята «работают» на дискотеке не первый раз, то почему никто из потерпевших не обращался в милицию и нет никакой другой информации по этому поводу? Или они попробовали сегодня впервые, и потому все так нескладно получилось?

Откусив размокший кусок папиросного мундштука, Савельев выплюнул его под стол, встал и прошелся по кабинету. Вопросов оставалось больше, чем он мог найти ответов, и опер возлагал надежду на показания потерпевшего. Должен же он помнить, за каким чертом его понесло в этот склад и что там случилось. А если не помнит, то, скорее всего, все это превратится в очередной «глухарь», который, материализовавшись в виде тонкой папки с надписью: «Уголовное дело», проваляется положенное количество лет на полке, а потом будет уничтожен. И даже если Савельев прыгнет выше своего носа, поймает и «расколет» преступника, то эти признания, не подкрепленные показаниями потерпевшего, не будут стоить ничего, а после первого же визита адвоката превратятся в очередной материал для жалобы в прокуратуру и повод для криков о нарушении прав человека.

4

Владимиру Ивановичу Маркову было сорок два года. Закончив институт, он несколько лет проработал на заводе, постепенно поднимаясь по ступенькам должностной лестницы. Когда началась перестройка, он возглавил одно из самых первых МП, возникших на базе завода, а потом поменял еще десятка полтора руководящих кресел. Был период, когда судьба вознесла его очень высоко, но счастливая волна спала так же быстро, как и поднялась, а Владимир Иванович чудом не оказался под следствием.

Падая вниз, он сумел извернуться и уцепился за кресло директора МП «Балка-плюс», в котором десять лет назад начинал свою коммерческую деятельность. За прошедшие годы когда-то прибыльное предприятие захирело и едва держалось на плаву, но предприимчивый ум Владимира Ивановича не дремал. Едва переведя дыхание после головокружительного падения, он принялся карабкаться наверх. Несмотря на скептицизм большинства прежних знакомых, дело в «Балке-плюс» сдвинулось с мертвой точки и стало набирать обороты. Последние полгода прошли очень удачно. Сейчас Владимир Иванович впрягся в комбинацию, которая должна была принести ему просто баснословный доход.

Малое предприятие «Балка-плюс» самоликвидировалось и тут же возродилось в виде АОЗТ «Балка-сервис», которое должно было просуществовать несколько месяцев, навсегда кануть в Лету, обеспечив своего хозяина на весь остаток жизни.

Так думал Владимир Иванович, сидя в субботу вечером перед телевизором и потягивая холодное пиво с солеными орешками. Другие люди, которые спланировали всю эту комбинацию и тайно руководили ею, только рассмеялись бы, узнав его мысли.

На телеэкране шло эротическое шоу. Оно было далеко не перворазрядным и состояло, в основном, из длинных монологов на французском языке пожилого ведущего и коротких пробегов по сцене обнаженных дам бальзаковского возраста и рубенсовских форм. Пиво в стакане оставалось на самом донышке, и Марков подумывал о том, чтобы присоединиться к своей супруге, заснувшей с книжкой в руке на кровати в спальне. Отсутствие дочери Ольги не беспокоило — по субботам она всегда ходила на дискотеку и, как правило, возвращалась уже под утро. У нее был свой ключ, и можно было спать спокойно.

Эротическое шоу неожиданно оборвалось, и экран телевизора запестрил серо-черными пятнами. Местная телекомпания иногда выкидывала такие фокусы, отключаясь в самый неподходящий момент. Но сейчас это очень устраивало Владимира Ивановича — он мог идти спать, не думая о том, что пропустил что-нибудь интересное.

Когда он уже засыпал, начал звонить телефон. «Надо отключать на ночь, — подумал Владимир Иванович, переворачиваясь на другой бок. — Все Ольге хахали звонят».

Телефон звонил, не умолкая, минуты две. Ночной звонок никак не мог касаться дел его фирмы, а мысль о том, что с дочерью могло что-то произойти, просто не пришла ему в голову.

Телефон замолк, и Владимир Иванович быстро уснул.

Марат повесил телефонную трубку, вышел из будки и присел на капот своей машины.

Похищенную девушку они спрятали в брошенном доме нежилой деревни недалеко от дачи Рубцовых. Олег и Толя остались караулить пленницу, а Марат отправился звонить ее родителям и диктовать условия освобождения. Он специально ехал медленно, подготавливая себя и сочиняя фразы, которые будет произносить. Он очень волновался и забывал важные слова. Остановившись рядом с притулившейся на обочине шоссе и почему-то нераспотрошенной телефонной будкой, он долго сидел в машине, ожидая, что из кустов выскочит спецназ, оторвет у старых «Жигулей» дверцы и вытащит его наружу. Выйти и набрать нужный номер стоило ему, наверное, несколько лет жизни. Но трубку никто не снял. Марат не знал, что ему дальше делать.

Повертев в руках бумажку с номером, Марат опять зашел в будку и повторил процедуру. Теперь он крутил диск гораздо быстрее и дышал не так часто, полагая, что ему опять никто не ответит. Так и получилось. Выждав десять гудков, он с облегчением повесил трубку, сел в машину и поехал обратно. Он даже немного порадовался неудаче, вспоминая, как злорадствовал Олег, когда у него вышла промашка с «наводкой» на квартиру. Ничего, пусть этот супермен поймет, что тоже может ошибаться.

Олег и Толя ждали его, сидя на крыльце дома. Толя допивал уже вторую бутылку пива и в десятый раз пересказывал подробности захвата девушки. С каждым новым вариантом его действия оказывались все более героическими и решительными, а поступки Марата выглядели смешнее и нелепее. Олег молчал, усмехаясь и рассматривая усыпанное звездами небо. Когда во двор въехали «Жигули», оба остались сидеть на месте, но Толя замолчал, а Олег перевел взгляд с далеких небесных на близкие земные объекты.

— Ну что? — спросил он, когда Марат вышел из машины.

— Ничего, — развел тот руками. — Никто не отвечает. Ты уверен, что правильно узнал номер?

— Конечно, правильно, — ответил Олег. — Посмотри: 11-35-09?

— Да…

— И что — никто не отвечает?

— Да я минут двадцать держал — вообще никто не подходит.

— Да что ты свистишь?! — рявкнул Олег. Он допускал, что вполне мог ошибиться, просчитывая номер телефона по адресу, но надо было поддержать авторитет, и он перешел в наступление: — Чего, прис…л звонить, да? Испугался, маленький? Хочешь ничего не сделать, а денежки получить? Так вот тебе!

Олег энергично ударил ладонью левой руки по локтю вытянутой правой и замолчал, подыскивая слова. Толя тоже молчал, ожидая, кто из товарищей возьмет верх. Ему было все равно.

— Сам езжай и звони, — спокойно ответил Марат, закуривая. — Ну, давай, если ты такой умный!

— Я тебе сейчас дам, — мрачно ответил Олег, приходя к выводу, что Марат все-таки не соврал и ему действительно никто не ответил. — Так дам, что мозги на заборе останутся! Посиди с нами часик, потом опять поедешь. Номер верный. Может, они в гости ушли? Или заняты чем-нибудь…

Марат присел на крыльцо. Толя дал ему новую бутылку пива.

— Как эта… подруга?

— Очухалась, — отозвался Толя, понимая, что разговор перешел на нейтральные темы. — Мы ее в подвале заперли. Оттуда не убежит…

— Смотри, звезда падает! — перебил его Олег. — Загадывайте желание!

Все задрали головы вверх и замолчали, глядя, как скользит по черному небу маленькая светящаяся точка.

В середине ночи Владимир Иванович проснулся и отправился в туалет, ругаясь на себя за то, что выпил слишком много пива. Когда он, на обратном пути, проходил мимо телефона, тот опять начал звенеть. «Сейчас я им покажу», — подумал Марков и, снимая трубку, рявкнул:

— Да!

На другом конце провода закашляли. Тембр явно был мужской, и Владимир Иванович, радуясь, что его подозрения оказались верными, злорадно спросил:

— Ну что, молодой человек, язык проглотили? Кто звонит?

— Ваша дочь Ольга находится у нас, — неожиданно бойко ответил собеседник и затараторил, глотая окончания слов. — Мы не намерены шутить. Если хотите увидеть ее живой — готовьте тридцать тысяч долларов. Деньги должны быть готовы к трем часам завтрашнего дня. Купюры не крупнее пятидесяти баксов. Мы вам завтра позвоним и укажем место встречи. Если обманете, то дочь больше не увидите, ясно?

— Что за шутки?! — заорал Марков, оправившись от неожиданности. — Вы чего там, ох…ли все, что ли? Я тебе, сопляк, покажу тридцать тысяч баксов! А ну-ка, дай ей трубку! Она у меня еще походит по дискотекам! Слышь, быстро позови ее!

— Это не шутка, — ответил собеседник, изменив голос. — Я вам серьезно говорю, она у нас. Готовьте деньги, или мы ее убьем.

Трубка зачастила гудками. Марков стоял, переминаясь с ноги на ногу и глядя на аппарат.

— Что там, Володя? — крикнула из спальни жена.

— Ничего. Какой-то придурок позвонил, сказал, что похитил Ольгу и требует за нее тридцать тысяч…

— Долларов?

— Нет, рублей! Шутят, понимаешь ли…

— Ты в милицию будешь звонить?

— В ФБР. Дай подумать!

Марков прошелся по квартире. Сначала он воспринял звонок как неудачную шутку — засиделась Ольга где-то вместе с приятелем, выпила и подговорила ребят позвонить, проверить родительскую любовь. Но… Не стала бы она так шутить! Нет, тут что-то другое. В милицию, конечно, звонить он не будет. Но что-то делать надо.

Владимир Иванович подошел к телефону и набрал номер Коли, своего водителя. Ответили почти сразу.

— Алло, Николай? Это Владимир Иванович… Срочно бери машину и приезжай, ты очень нужен. Я говорю, срочно!

«Крышей» фирмы Маркова была «центровая» группировка. Водитель Коля, принятый в АОЗТ совсем недавно, входил в одно из низовых звеньев группировки, был достаточно молод, но уже имел опыт, чтобы догадаться: на работу в «Балку» его устроили не случайно, и скоро должно «что-то» произойти. Что именно произойдет, он не догадывался и догадываться не хотел, вариантов было много, но надеялся во время этого оттяпать себе машину шефа. Машина была далеко не новой, но хорошей, оставшейся еще с тех времен, когда Владимир Иванович находился в зените своего успеха.

Успокоив жену, Марков оделся и вышел на улицу. Ждать пришлось недолго, уже через пять минут подъехал Коля на черной «вольво-760».

— Дискотеку в ДК Крупской знаешь? — спросил Марков, усаживаясь на переднее пассажирское сиденье. — Давай туда…

— Может, лучше в «Черную кошку»? — усмехнулся Коля. — Там девочки симпатичнее будут.

— Езжай, куда говорят.

К удивлению Маркова, дискотека оказалась закрытой. Владимир Иванович постучал во входную дверь, и открывший ее охранник объяснил ему, что по техническим причинам все закрылось несколько часов назад и сейчас здесь никого нет. Обескураженный Марков вернулся в машину.

Коле повезло больше. Потрепавшись с охранником, он быстро нашел общий язык, и его даже пропустили внутрь. Вернувшись, он уселся на свое место и удивленно протянул:

— Да-а, дела… Говорят, тут парня какого-то пришили. Поэтому все и разбежались, где-то около часа. Милиция совсем недавно уехала.

— Как пришили? — услышанное неприятно поразило Маркова. — Ты что?

— Откуда я знаю, как? — ответил Коля, включая зажигание. — Меня там не было… Насмерть, наверное. Ну что, давайте в «Кошку»? Говорят, там по выходным программа классная…

— Помолчи, — Марков отцепил от пояса радиотелефон и начал набирать номер.

Скосив глаза, Коля проследил, как Владимир Иванович нажимает кнопки, и едва сдержал улыбку. Марков звонил на трубку его собственному «бригадиру» Степе-Борману.

Борман сидел за столиком в том самом ресторане «Черная кошка», о котором говорил Коля. Он приехал недавно и еще не успел надраться до обычной нормы, а потому не отключил радиотелефон и ответил сразу, как только услышал звонок. Выслушав Маркова, он скривился. В другой раз он послал бы бизнесмена далеко и надолго, но сейчас ситуация была иная. Степа знал, что на Маркова возлагаются определенные и очень большие надежды и что, в связи с этим, он пользуется особым вниманием со стороны лидера группировки Крутого и его ближайшего помощника Серого.

— Встречаемся через двадцать минут на площади Труда, — назначил Степа и, отключив телефон, кивнул одному из своих «бойцов»: — Чего сидишь, наливай!

— Я тебе нужен? — спросил Гога, двухметровый гигант с лицом неудачливого вышибалы и умственным развитием шестиклассника.

— Поехали, может, пригодишься, — кивнул Борман, поднимаясь из-за стола.

Собственная машина Степы стояла в ремонте, а пока он пользовался черной «девяткой», оставшейся от Саши-Зуба, который месяц назад свихнулся и лежал в психиатрической больнице. Машина была не старой, но Саша-Зуб не следил за ней вообще, и Борман морщился всякий раз, когда приходилось залезать в грязный салон с поломанными сиденьями.

— Когда они, падлы, починят наконец? — проворчал Гога, с трудом устраиваясь на переднем пассажирском сиденье. — В натуре, надо было на Пушкинскую, бля, гнать, там, суки, быстро делают.

Когда они приехали на площадь, «волызо» уже стояла там. Борман остановился невдалеке и помигал фарами. Поняв, что от него требуется, Владимир Иванович приказал Коле ждать, а сам вышел и пересел в «девятку».

— Ну, какие проблемы? — сразу спросил Степа.

— У меня пропала дочь. Пошла вечером на дискотеку и не вернулась. Недавно позвонил какой-то парень, сказал, что Ольга у них и я должен заплатить тридцать тысяч долларов. Завтра днем. Я ездил на дискотеку. Там уже несколько часов закрыто, хотя должны работать до утра. Охранник сказал, что примерно около часа ночи произошло убийство…

— В ментовку звонили? — спросил Степа.

— Нет.

— Правильно, и не надо. Сами разберемся.

— Я надеюсь, — Маркову хотелось добавить, что они просто обязаны разобраться, так как не зря же он платит им такие большие деньги, но сдержался, — Что мне делать?

— Езжайте домой. Мы сами займемся.

Степа просто не знал, что делать. «Бригадиром» он стал совсем недавно, после того, как его предшественник был убит одним из членов «бригады». Никто так и не понял, что они не поделили и из-за чего случилась стрельба. Раньше Борман курировал несколько принадлежащих группировке подпольных водочных заводов, прекрасно разбирался в этих вопросах и был очень доволен жизнью, но Серый переместил его на новое место и теперь приходилось заниматься тем, к чему он не имел ни желания, ни способностей. Во многих ситуациях Борман просто терялся. Так же произошло и сейчас.

— Езжайте домой. Если будут новости — я все время на трубе. Я скоро позвоню или подъеду. Нам, наверное, понадобится ее фотография.

— Я найду несколько, поновее.

Когда Марков вышел и пересел в свою машину, Борман посмотрел на Гогу, но тот явно не мог помочь мудрым советом, и Степа только вздохнул. Надо было нажраться и отключить телефон. Пусть бы кто-нибудь другой думал и решал.

Домашнего телефона Серого, а уж тем более самого Крутого, Борман не знал. Пришлось звонить Вите-Лесорубу, который курировал несколько низовых «бригад», в том числе и его собственную. Витя связался еще с кем-то. Телефонный звонок в квартире Серого раздался только через полчаса. Выслушав сообщение, он моментально растерял остатки сна и сел на кровати. Дело было слишком серьезным, в конечном итоге речь шла о сумме в несколько сотен тысяч долларов. Серый тут же перезвонил Борману.

— Ты где?

— Стою на площади Труда, — соврал Степа. На самом деле он опять сидел в «Черной кошке» и пил потихоньку водку.

— Будь там. Я скоро подъеду. Не дай бог, напьешься!

— Чего мне пить-то? — возмутился Степа, следя, как Гога наполняет рюмки.

— Смотри, — предупредил Серый и перезвонил Сергею Берскому, в определенных кругах более известному под прозвищем Крутой. Их диалог занял совсем немного времени.

— Пока определись сам. Посмотри, может, все это — туфта, девчонка просто загуляла. Или Марков чего-то крутит. Он не мог догадаться?

— Вряд ли.

— Ну, тогда действуй. Не мне тебя учить. Утром в офисе обсудим.

Учить Серого, действительно, смысла не имело. Когда-то он несколько лет отработал в уголовном розыске и хорошо знал, как поступать в подобных случаях.

Приехав на площадь Труда, он нашел там машину с Борманом и Гогой. Оба выглядели трезвыми, но Серый заметил, что они уже успели приложиться к рюмке и толку в предстоящем деле от них будет немного. Однако лишний раз «светиться» сам он не хотел, а потому продолжал подробно объяснять, какие вопросы следует задать на дискотеке и о чем поговорить с Марковым. Гога ничего не понимал и не пытался это скрывать. Но Борман усердно поддакивал и кивал, хотя уже через пять минут из всего услышанного у него в голове получилась полнейшая каша. Он четко усвоил только одно: надо как-то протерпеть до утра, а потом к делу подключатся те, кто в этом действительно разбирается, или проблема рассосется сама собой.

— Учтите: дело слишком серьезное. Если, не дай бог, чего испортите, бошки поотворачиваю, — напутствовал Серый, выходя из «девятки». Угроза невысокого, щуплого очкарика, каким выглядел Серый, двухметровому амбалу Гоге выглядела бы смешной, не знай они, что это действительно может оказаться правдой.

— Понятно, — отозвался Борман и включил зажигание. — Мы поехали. Если что — я на трубу отзвонюсь.

Серый сел в свою «Волгу» и отправился в офис АОЗТ «Парус». Он давно мог позволить себе купить новую престижную иномарку, но не делал этого специально, испытывая какое-то особое удовольствие от того, что пользуется машиной, в годы его молодости считавшейся символом большой власти и денег. В АОЗТ «Парус», владельцем которого являлся Берский, Серый занимал довольно скромную должность старшего специалиста по маркетингу. Его «должность» в группировке можно было определить как начальника разведки и контрразведки.

Охранник офиса еще не спал и открыл дверь после первого звонка. Серый прошел в свой кабинет и сел за стол, на котором был установлен компьютер. Требовалось многое обдумать, а он привык это делать, глядя на экран компьютера, куда, в случае надобности, можно было «вызвать» записанную на особых дискетах поистине бесценную специальную информацию.

Берский приехал рано и сразу прошел в кабинет Серого.

— Есть новости? — спросил он, поздоровавшись.

— Пока ничего существенного. Дочка Маркова до сих пор не объявилась. Звонков тоже больше не было. Борман ездил на дискотеку, говорил с охраной. Они что-то темнят. Я немного попозже узнаю, что удалось выяснить ментам. Пока только известно, что в кладовой на первом этаже около полуночи нашли мужика с разбитой головой. Я звонил в больницу. Ему сделали операцию, и сейчас он отлеживается. Ментов к нему еще не пускали.

— Интересно, — Берский присел на угол стола, взглянул на выключенный монитор компьютера. — Какие будут соображения?

— Мало информации. Если девчонку действительно похитили, то, вероятно, произошло это на дискотеке. Марков говорит, что она ходила туда каждые выходные. У нее была своя компания. Он искал адреса ее знакомых, но пока ничего не нашел, она, видимо, взяла записную книжку с собой. Парень, которому проломили голову, наверное, из ее компании и чем-то помешал. Эта кладовая, как я понял, используется для того, чтобы по-быстрому трахаться. Охрана закрывает на это глаза, а иногда и деньги стрижет за пользование. Возможно, девчонку ждали там. Из кладовой на улицу, прямо на автостоянку, ведет дверь, ее выбили, можно предполагать, что там у них стояла машина. Стоянка неохраняемая, и здесь — никаких концов. Дискотеку держат «омские». Я там прозондировал немного, но, сам понимаешь… Но я не думаю, что это их рук дело.

— М-да, — Берский посмотрел на часы. — Сколько у нас осталось времени? Шесть часов?

— Уже поменьше. И вряд ли мы что-нибудь успеем сделать. Похоже, это какие-то любители, которые нашли способ быстро подзаработать.

— Или кто-то не хочет, чтобы у нас получилось… — Берский не договорил и посмотрел на Серого. Тот понимающе кивнул. — Кто-то очень не хочет. Но деньги надо готовить.

— Да, — усмехнулся Серый. — Тридцать тысяч меньше, чем миллион. Если мы не можем найти, то надо хотя бы создать видимость.

— Главное — чтобы он в милицию не кинулся. Нам их внимание ни к чему.

— Не кинется.

— И еще… С деньгами, я думаю, придется распроститься. Да и хрен с ними! Но этих уродов надо будет найти. Обязательно найти!

— Найдем, — Серый кивнул в сторону компьютера. — У меня есть кое-кто на примете. «Клиент» будет доволен.

Они внимательно посмотрели друг на друга. Убедившись, что Серый понял его правильно, Берский соскочил со стола.

— Не буду тебе больше мешать. Если потребуется, подключай всех, кого надо. От моего имени. В двенадцать Ромео подвезет деньги. Раньше, я думаю, они не потребуются?

— Нет.

— Ну и хорошо. Я устрою, чтобы мелкие купюры были. Насмотрелись боевиков, гангстеры хреновы…

Берский вышел. Серый придвинул к себе телефон и набрап выученный наизусть номер.

— Алло!

— Это я. Добрый день.

Линия была хорошо защищена от прослушивания, и Серый мог говорить открытым текстом, но, подчиняясь давно выработанной привычке, он старался хотя бы минимально закамуфлировать содержание разговора.

— У меня — вопрос. Я слышал, недалеко от вас есть ночной клуб с рестораном, дискотекой и всем прочим. Один «клиент» хотел бы вложить туда средства, но опасается «заморочек»… Можно узнать, какая там обстановка и какие люди?

— Можно попробовать, — помедлив, ответил собеседник.

— Очень хорошо. Заранее благодарен. И у меня еще один вопрос, сугубо личный. Не прояснилось, когда ваш «директор» уходит в отпуск?

— Через неделю.

— Вы меня порадовали. Еще раз спасибо. До свидания. Я перезвоню около двенадцати. К сожалению, дело не терпит.

— Я постараюсь, но времени слишком мало.

— Понимаю, но… До свидания.

Серый положил трубку и потер виски. Известие о том, что «директор» уйдет в отпуск раньше ожидаемого срока, обрадовало его. Он давно ждал этого момента. Ждал, чтобы рассчитаться с человеком, которого считал своим личным врагом.

В середине мая трое членов группировки изнасиловали племянницу оперативника из Правобережного РУВД капитана Ковалева. Она не стала подавать официальное заявление. После обычной волокиты, в возбуждении уголовного дела по данному факту было отказано. Но Ковалев повел свое собственное расследование и в конце концов «вычислил» всех троих. Серый так до конца и не понял, каким образом Ковалеву удалось добиться результата, но особой роли это и не играло. Ковалев застрелил одного из троих, «бригадира» Гену Овчинникова. И устроил так, что все подозрения и улики обернулись против другого — Вовы Яновича. Янович был задержан. Пока он находился в камере изолятора временного содержания, один за другим посыпались аресты торговцев наркотиками, которых курировал Янович. Полагая, что Вова, по какой-то личной причине, действительно убил своего «бригадира» и теперь сдает операм информацию в надежде получить от них поддержку, Серый принял решение о его ликвидации. Вова умер в последнюю ночь своего нахождения в ИВС, за несколько часов до отправки в тюрьму. А буквально на следующий день Серый получил информацию о том, что Яновича задержали по подсказке Саши Зубченко и что именно он, а не Вова «сдал» торговцев наркотой. «Бригаде» Циклопа было поручено «поговорить» с Сашей. Они вывезли его за город, в заброшенный амбар, давно используемый для подобного рода переговоров. В самый ответственный момент туда неожиданно нагрянул РУОП. Циклоп погиб, попытавшись воспользоваться своим пистолетом. Остальные были задержаны и сейчас сидели в тюрьме, за исключением одного, который во время «разговора» оставался на улице и, благодаря героическим усилиям адвокатов, был «вытащен» на подписку о невыезде.

Серый слишком поздно сообразил, что исполнял навязанную ему роль в игре по чужому сценарию. Разобравшись, он сообщил обо всем Берскому, ожидая получить от него одобрение на проведение акции в отношении Ковалева. Но тот, совершенно неожиданно, воспротивился. Он придерживался некоторых довольно нетрадиционных взглядов и в данном случае посчитал, что Овчинников, Янович и Зубченко получили свое.

— Они были не правы, — веско сказал Крутой, выслушав своего помощника. — И получили по заслугам. Сколько раз этим баранам говорил, чтоб не занимались всякой х…ней! Им что, денег или баб мало? Козлы! А в том, что так получилось, есть и твоя вина. Ты должен был во всем разобраться. С одной стороны, хорошо, что мы от них избавились, неизвестно, что они выкинули бы дальше. Циклопа жаль… Но он тоже сам виноват, не надо таким самоуверенным быть…

В далеком прошлом Берский был офицером армейского спецназа, и это иногда сказывалось на его поступках и словах. Даже Серый не всегда понимал его.

— Мента пока не трогай. Держи, конечно, в поле зрения, но если он нам ничего больше не сделает, то не трогай его. Я бы на его месте также поступил. Посмотри, может, найдешь к нему какие подходы. Я так понимаю, что он мужик с головой, так не дело ему на грошовой ментовской зарплате сидеть. Эх, черт, такие убытки, и все из-за трех козлов, у которых е…ки чесались.

Серый не стал спорить, но остался при своем мнении. Простить Ковалева он не мог. Не мог забыть того, что его использовали «втемную» и, по большому счету, оставили в дураках. Он ждал своего часа. Он придумал план и с нетерпением ожидал момента, когда можно будет начинать.

Как оказалось, до этого момента осталось около недели.

За прошедшую ночь Савельев спал не больше трех часов. Отработав с охранниками и посетителями дискотеки, он съездил домой к Рубцову. Как оказалось, отец давно жил отдельно, а мать, пропустив оперативника на кухню и удерживая за ошейник огромного ньюфаундленда, пояснила, что Олег поехал за город отмечать день рождения своего друга.

— Вот номер моего телефона, — сказал Савельев, поднимаясь с табуретки и стараясь не смотреть на угрожающе рычащего пса. — Пусть позвонит мне, когда вернется. Или мне, или еще можно вот по этому телефону, это — мой коллега, он тоже будет в курсе. На дискотеке было происшествие, один человек пострадал. Я знаю, что Олег ушел раньше, он отпрашивался у своего начальства, но, может, он что-нибудь видел или знает. Передайте ему, пожалуйста.

Вернувшись в отделение, Савельев был вынужден заняться двумя воришками, пытавшимися умыкнуть лобовое стекло от «Запорожца» и задержанными постовыми. Только в шесть утра, когда подключился дежурный следователь, Савельев заперся в своем кабинете и задремал на рассохшемся, продавленном до пола диване.

На утреннем совещании у заместителя начальника отделения по уголовному розыску Савельев доложил итоги своей работы.

— Плохо, что журналист, — вздохнул зам по УР. — Небось, потащился туда с какой-нибудь лярвой, а теперь будет из себя героя строить. Помните, в прошлом году, когда у редакторши в подъезде кейс отобрали, какой шум поднялся? Чувствую, теперь то же самое будет. Баранов… Знакомая фамилия!

— Точно, — поддержал кто-то из оперов. — Он на криминальные темы пишет. Ругает, что не ловим никого, и за права человека бьется.

— Ну, тогда тем более… Ладно, Гена, ты свое отработал, так что иди, отдыхай. У тебя материалы просроченные есть?

— Два. По вымогательству и по угону. Угон как-то отказывать надо, там мужик явно машину где-то спрятал и страховку получить хочет. А по вымогательству — вообще тишина. Они обещали через неделю объявиться, а уже прошло две…

— Ладно, иди. Завтра на развод не опаздывай и с просроченными материалами решай.

— А с журналистом кто, Пушкин разбираться будет?

— Да нет, тоже ты и тоже завтра. Все, не мозоль глаза: или оставайся, или иди.

Через час после того, как в 15-м отделении закончился развод, во дворе дома Рубцова остановился белый «джип», в салоне которого сидели трое мужчин с характерной внешностью бывших спортсменов-единоборцев. Водитель остался сидеть на месте, а двое других вошли в дом. Один остановился перед дверью квартиры Олега, а другой поднялся выше и встал, положив руку на заткнутый за пояс пистолет.

— Кто там? — спросила мать Олега.

— Милиция, — отозвался бывший спортсмен и помахал перед глазком удостоверением.

— Господи, да не приходил он еще! Вы что, так и будете ходить друг за другом?

— Мы из другого отделения, — когда дверь открылась, спортсмен, не обращая внимания на собаку, протиснулся в коридор и быстро заглянул на кухню и в обе комнаты. Лазить по шкафам и заглядывать под кровать он не стал. — Возможно, мы еще заедем попозже. Если он появится, то не забудьте напомнить, чтобы он позвонил. Всего доброго.

— Я же говорила, что передам. А что все-таки случилось?

— Пока ничего нового.

Встретившись со своим напарником, спортсмен вернулся к машине.

— Не появлялся, — сказал он водителю, забираясь на сиденье.

— Будем ждать, — флегматично отозвался тот и отъехал в сторону, чтобы машина не бросалась в глаза, но из ее салона хорошо просматривался вход в нужный подъезд.

В отличие от уголовного розыска Правобережного района, у «центровой» группировки хватало сил и средств для того, чтобы оставить засады во всех необходимых местах.

В три часа дня Владимир Иванович Марков сидел на кухне в своей квартире и, почти не отрываясь, смотрел на телефон. К аппарату подключили какое-то устройство, которое должно было определить, откуда будет звонить похититель, но, как пояснил занимавшийся его установкой парень, надежды на это было немного. Под кухонным столом Марков поставил полученный от Серого неброский «дипломат», содержимое которого составляли тридцать тысяч долларов и небольшой радиомаяк. Иногда из коридора забегала кошка. Пытаясь привлечь внимание хозяина, она начинала обнюхивать и царапать кожаные бока «дипломата». Марков отталкивал ее ногой и закуривал очередную сигарету.

К половине четвертого напряжение достигло пика. Марков не отводил глаз от телефона и все чаще хватал трубку, чтобы услышать гудок и убедиться, что он работает.

В три сорок две позвонила подруга жены. Услышав визгливый, захлебывающийся голос, Владимир Иванович долго не мог ничего сообразить, а потом повесил трубку, пробормотав:

— Рая, она тебе вечером перезвонит.

Откинувшись на спинку стула, он почувствовал, что у него нестерпимо болит голова, и выругался. «Лишь бы сегодня обошлось, — подумал он. — А через три месяца я буду валяться на пляже далеко от этой е…й страны…»

Марков включил кофеварку, и в этот момент телефон зазвонил опять.

— Алло!

— Это мы. Надеюсь, вы узнали?

— Да, — Марков удобнее перехватил трубку влажной рукой. Своего ночного собеседника он узнал сразу.

— Деньги готовы?

— Да.

— Тридцать тысяч, мелкими купюрами? Они не должны быть помечены.

— Разумеется!

— Хорошо. Ровно в четыре тридцать, ни минутой раньше или позже, вы должны приехать на Восточный вокзал и пройти в старые камеры хранения. Знаете, небольшой домик недалеко от автостоянки? Там найдете ячейку номер сорок два и положите деньги туда. Они должны быть в сумке. Ячейка пустая и сейчас заперта. Код — «П»-шестьсот семь. Запомнили?

— Запомнил. «Дипломат» вам подойдет?

— Пойдет. Мы отпустим Ольгу сразу, как только получим деньги. Если мы заметим слежку — вы ее больше не увидите. Или, если попытаетесь как-то по-другому нас нае…ть. Все понятно?

— Да.

— Тогда все. Запомните, ровно в шестнадцать тридцать, не раньше и не позже. Мы не шутим.

— Я все понял. Где я смогу найти Ольгу?

— Она сама к вам доберется. Ждите ее примерно через час после того, как положите деньги. Естественно, если не попытаетесь нас нае…ть.

— Я должен убедиться, что все это не розыгрыш и что она жива, — сказал Марков, вспомнив инструктаж Серого. — Дайте ей трубку.

— Не говорите глупостей. Она находится совсем в другом месте. С ней ничего не случилось, пока… Если будете крутить, то ей не поздоровится, — несмотря на данные Олегом указания, Марат так и не смог в разговоре перейти на «ты», но добросовестно старался говорить спокойным угрожающим тоном.

— Только попробуйте ее тронуть! — взорвался Марков, чувствуя необходимость хоть как-то поддержать имидж. — Вы не понимаете, с кем связались. Деньги вы, конечно, получите, но, не дай бог, хоть пальцем к ней прикоснетесь. Я вас из-под земли достану!

— Можете попытаться не платить, посмотрите, чем это для вас закончится, — огрызнулся Марат, озираясь по сторонам и вытирая мокрый лоб. — Мы люди серьезные и шутить не будем. Загляните в свой почтовый ящик, там лежит подтверждение, которое вы так хотите…

При последней фразе оба одновременно вспомнили виденные раньше кинобоевики. Марков, вздрогнув, представил, как вынимает из почтового ящика бесплатные рекламные газеты и конверт, в котором запечатано отрезанное ухо дочери. Марат почувствовал, что надо закончить разговор на солидной ноте, откашлялся и прошипел:

— В любом случае, у вас просто нет другого выхода, директор.

Марков швырнул трубку на аппарат. Разговор стоил ему не меньше нервов, чем Марату. «Дешевые сопляки, — думал он, шаря по карманам в поисках сигарет и не замечая лежащую перед телефоном пачку „Кэмела". — Дешевые сопляки… Они мне в десять раз больше вернут, щенки малолетние! Лишь бы сейчас обошлось».

Так и не найдя сигареты, Владимир Иванович вышел на лестницу и спустился к почтовому ящику. В нем действительно что-то лежало. В спешке Марков забыл взять ключ, но возвращаться за ним не стал. Его переполняло желание сделать что-нибудь решительное и, не долго думая, он повернулся к ящику спиной и саданул локтем по крышке. При втором ударе он отбил локоть, но своего добился.

Внутри действительно лежали целая пачка рекламных листков и белый конверт без марки. Судя по толщине, ухо никак не могло там поместиться. Владимир Иванович разорвал конверт и вытащил поляроидную фотографию. Верхняя часть лица дочери была замотана каким-то шарфом, но Марков сразу узнал ее. Она сидела на полу неопределенного вида темного помещения, обнимая скованными наручниками руками толстый деревянный столб. На обратной стороне фиолетовой ручкой было нацарапано:

5

— Нет, это какие-то дилетанты, — в очередной раз задумчиво пробормотал Серый, сквозь темные очки разглядывая небольшой павильон камер хранения. — Думают, что так очень легко деньги зарабатывать. Знаешь, что самое смешное?

— Что? — отозвался Валя-Латыш, не отрывая взгляда от зажатого в руках сканера.

— Самое смешное в том, что они действительно могут эти деньги получить. Такая уж сложилась ситуация. М-да, смешно.

Обычно Серый никогда не был расположен к подобного рода откровениям. Но, по непонятной для самого причине, в этот раз он нервничал больше обычного, хотелось поговорить, а Валентин был единственным человеком, которому он мог доверить хотя бы часть своих мыслей.

— Угу, — отозвался тот, чутко прислушиваясь к доносящемуся из эфира треску. — Бывает.

Они сидели на заднем сиденье «Волги» с армейскими номерами, запаркованной на той самой автостоянке, о которой упоминал в разговоре Марат. Оба были одеты в офицерскую форму, один — с погонами подполковника, другой — старшего лейтенанта. Вдоль ларьков болтался один из «быков», наряженный в выцветшую «афганку» с толстым мотком белой подшивы на воротнике. Для роли генеральского водителя он соответствовал идеально. Чуть в стороне дремал за рулем своего красного «шевроле-комаро» Ромео, а в соседнем переулке стоял джип с бойцами Билла — самого крутого «бригадира» в группировке. На случай, если придется «пасти» какую-нибудь машину, Серый подготовил две неприметные «восьмерки» с форсированными моторами и обученными водителями, а еще две дюжины человек, слившись с вокзальной толпой, отирались неподалеку от павильона и в других узловых точках.

Операция, несмотря на недостаток времени, была подготовлена с размахом. На девяносто пять процентов Серый был уверен в успехе. Пять процентов он отводил на непредсказуемые случайности и гениальность противников. Он был уверен, что в любом случае они «срубят» человека, который придет за деньгами. А вот дальше именно Серому предстояло решить, нужно ли хватать вымогателя на месте, или лучше попытаться проследить за ним, а то и вовсе отпустить с миром. Он твердо знал, что в любом сомнительном случае лучше пожертвовать тридцатью тысячами — чтобы сохранить гораздо больше. Именно это он имел в виду, когда говорил, что вымогатели могут получить свои деньги.

— Алло, папик! — Валентин едва заметно напрягся, вслушиваясь в перехваченный разговор по радиотелефону. — Это Петя. Я с Игорьком заеду в «Шарик», ненадолго… Нет, а потом сразу к тебе… Целую!

— Гомики, — поморщился Серый, не отрывая взгляд от павильона.

Вокруг было многолюдно, но Серый привычно разделял пеструю толпу на отдельных индивидуумов, мгновенно оценивая каждого и запоминая тех, кто мог иметь хоть какое-то отношение к их делу. Тем же самым занимался и Ромео, хотя любой, заглянув в кабину красного «шевроле», сказал бы, что хозяин машины крепко спит.

Ровно в шестнадцать двадцать восемь взгляд Серого выхватил из толпы Маркова. Мрачно уставившись перед собой, Владимир Иванович солдатским шагом двигался к павильону, крепко сжимая черный «дипломат». Глядя на его лицо, можно было твердо сказать, что без отчаянной драки он не отдаст и одного цента, не говоря уже о трех десятках тысяч долларов. Но Толя, проскользнувший в павильон за минуту до него, этого не видел, а потому сохранил способность к активным действиям, хотя едва держался на ногах от страха.

Радиосигнал, который выдавал вмонтированный в корпус «дипломата» маячок, был четкий. Серый понимал, что вымогатели в первую очередь могут избавиться от «дипломата», по крайней мере сам он, на их месте, поступил бы именно так. Но рисковать, маскируя устройство под пачку банкнот, не стал. Он рассчитывал, что противники, получив выкуп и убедившись, что их не пытаются обмануть, отпустят Ольгу. Не могут ведь они не понимать, что за бизнесменом стоят определенные, далеко не безобидные силы и утрата единственной дочери вызовет ответные меры. Серый думал и о том, что похитители могут попросту не знать, против кого они выступили. В этом случае одно упоминание о «центровой» группировке должно заставить их если уж не отказаться от своих притязаний, то хотя бы честно выполнить условия обмена. Поэтому, вместе с деньгами, он вложил в «дипломат» белую картонку формата обычной визитки, с аккуратным черным кружком посередине. Для людей, имеющих отношение к криминальному миру, этот символ говорил достаточно много и должен был уберечь от опрометчивых шагов.

— Внимание, — тихо произнес Серый в микрофон, и три десятка человек насторожились, услышав его голос из динамиков портативных радиостанций. — Наш «клиент» вошел. Теперь смотрим внимательно.

Владимир Иванович остановился на пороге павильона, ожидая, пока глаза привыкнут к неожиданному после солнечного перрона сумраку. Осмотревшись, он вошел внутрь и остановился в дальнем левом углу, возле нужной ячейки. Холодная металлическая дверца была заперта. Марков поставил «дипломат» на пол и стал набирать шифр, косясь на парня, ковырявшегося с какими-то пакетами недалеко от него. Открытая дверца ячейки № 67 не давала рассмотреть лицо, и Владимир Иванович видел только заношенные джинсы с разрезами на коленях и грязные кроссовки. У Маркова мелькнула мысль договориться с парнем, чтобы он остался в павильоне и понаблюдал. «За стошку баксов он здесь ночевать согласится. А за двести сам в ячейку залезет, вместо чемодана». Идея понравилась, но Серый строго-настрого запретил какую-либо самодеятельность, и Владимир Иванович, вздохнув, запихнул «дипломат» в металлический ящик. Все. Теперь от него ничего больше не зависело.

Он почувствовал, что у него страшно болит голова, и побрел к выходу, ссутулившись и сунув руки в карманы брюк. Парень продолжал возиться со своими пакетами, почти по пояс забравшись в ячейку. Проходя мимо, Марков ощутил исходивший от него запах водочного перегара и немытых ног. «Хорошо, что я к нему не подошел», — подумал Владимир Иванович, выходя на перрон.

— Наш «клиент» вышел, — сообщил Серый, вглядываясь в поникшую фигуру в синем костюме.

Марков покинул вокзал через главный вход, нашел на стоянке свою «вольво» и упал на заднее сиденье.

— Куда, шеф? — спросил водитель Коля, торопливо дожевывая шаверму и обтирая пальцы о штаны. — Домой?

— Домой, конечно… Куда же еще?

Как только Марков вышел, Толя метнулся к сорок второй ячейке, трясущимися пальцами набрал шифр и вцепился в «дипломат». Сердце подпрыгнуло и замерло в горле. Он ожидал, что чемодан взорвется, а с потолка спрыгнут бандиты вперемешку с ментами. Но ничего не произошло. Он оттащил «дипломат» в свою ячейку, захлопнул дверцу сорок второй, вернулся обратно, зажмурился и открыл крышку.

Опять ничего не произошло.

В углу «дипломата» лежали несколько пачек десяти — и пятидесятидолларовых банкнот.

В голове у Толи заиграла музыка. Он потрогал деньги пальцем и почувствовал, как на глазах у него выступили слезы. Он попробовал прикинуть, сколько денег лежит перед ним, но все расчеты спутались, сметенные нарастающим бравурным маршем, который впитал в себя все: недавние переживания, радость от нахлынувшего богатства и мысль о том, не стоит ли втихаря прикарманить хотя бы одну пачку. Вдруг этот барыга заплатил даже больше?

В павильон вошел пенсионер в панаме и с рюкзаком. Толя опомнился, в два приема сгреб и переложил в свою сумку пачки банкнот, а «дипломат» вытащил и оставил у стены. Кто-нибудь наверняка его скоро прихватит, и если торгаш привел за собой ментов или бандитов, то они кинутся на этот чемодан, стоит его только вынести из павильона. Пусть, сколько хотят, трясут этого дурака и добиваются от него, куда он дел деньги. А когда через час Ольга явится домой целая и невредимая, они окончательно убедятся в том, что их обманули. Никто ведь не будет отпускать заложника до тех пор, пока не приберет к рукам требуемый выкуп, а раз она пришла, то, значит, деньги в надежном месте и на вокзале уже делать нечего. Так что вечером уже можно будет забрать сумку с «баксами», не опасаясь, что тебя завалят прямо на ступенях или привесят «хвоста».

Толя вышел из павильона, беззаботно помахивая полиэтиленовым пакетом, в котором виднелись бутылка пива, книга и плавки с полотенцем.

Серый проводил его задумчивым взглядом и переключил внимание на более интересный объект.

Радиомаяк продолжал выдавать устойчивый ровный сигнал.

Тимур Урбенин, менеджер АООТ «Русский медведь», должен был уехать поездом в 16.30 в Новосибирск, договариваться о поставке в город большой партии стиральных машин и сковородок. Накануне он получил в бухгалтерии командировочные, выслушал последние наставления начальника и покинул офис с твердым намерением отправиться домой и готовиться к командировке. Но вместо дома ноги привели его на презентацию фирмы, где работали двое старых знакомых. Презентация проходила бурно, и впоследствии Тимур, как ни старался, никак не мог вспомнить многие интересные вещи. Например, каким образом он оказался с секретаршей шефа на столе в компьютерном зале, куда пропал левый носок и кто утопил его ботинки в аквариуме. Тот из старых знакомых, который работал коммерческим директором, где-то потерялся, но второй, состоящий в должности начальника службы безопасности, погрузил Тимура в салон своего кабриолета, и они начали носиться по городу. Было очень весело, хотя временами Тимур погружался в забытье, откуда выныривал после увесистых толчков под ребра. За ними погнались гаишники, но начальник службы безопасности, сатанински хохоча и топорща буденновские усы, обеими ногами вдавил акселератор. Они с жутким ревом пронеслись по набережной и оторвались от погони. Потом было еще много всего интересного, но всему интересному приходит конец, и за час до отхода поезда Тимур очнулся на полу в своей квартире в рубашке и галстуке, но без штанов. На диване, в обнимку с какой-то рыжей лярвой, храпел его знакомый.

Сборы были короткими, но мучительными и бестолковыми. Когда они, наконец, погрузились в кабриолет, стало ясно, что на поезд он все равно не успевает, а половина необходимых вещей осталась забытой.

Старый знакомый опять пытался шевелить усами и давить акселератор, но, по сравнению с ночью, число машин в городе заметно увеличилось и из этой благородной затеи ничего не получилось. За ними опять, сверкая мигалками и ревя сиреной, пошла патрульная машина, но теперь уже было ясно, что оторваться не удастся.

— Водитель черного кабриолета «м 327 ПА», принять вправо и остановиться! — надрывался громкоговоритель гаишных «Жигулей». — Водитель черного кабриолета, приказываю остановиться!

— Придется остановиться. Ты выскакивай и беги, я с ними сам разберусь. Еще успеешь.

Когда кабриолет остановился, Тимур действительно выскочил и побежал, волоча за собой бьющий по ногам чемодан. Через тридцать метров он, задыхаясь, остановился. До отхода поезда оставалось пятнадцать минут. Добраться до вокзала за это время не было никакой возможности. Следующий поезд в Новосибирск ожидался только через два дня. Тимур выругался и поставил чемодан. Шеф никаких объяснений не примет.

В левой руке ощущался какой-то предмет. Осмыслив это наблюдение, Тимур поднял руку и увидел, что зачем-то прихватил из машины радиотелефон приятеля. Не успел он выругаться по этому поводу, как трубка запищала, и он зачем-то ответил.

— Шурик, твою мать, ты где?

Тимур ответил грубо, но очень ритмично и прервал разговор. Обернувшись, он увидел, что ни гаишников, ни черного кабриолета уже нет. «Ну и хрен с ним, сам виноват, — подумал Тимур. — Положу на вокзале в камеру хранения, потом позвоню ему… А добираться как-то надо, хоть с пересадками».

Тимур хотел сунуть трубку в карман пиджака, но замер, пораженный внезапной идеей. Выход был найден.

Присев на чемодан, он торопливо набрал «02» и стал ждать ответа, следя за секундной стрелкой своих часов.

— Алло, милиция, — услышал он равнодушный женский голос.

— Вы знаете, Восточный вокзал заминирован, — заговорщицким тоном прошептал Тимур. — В течение часа будут взорваны две мины. Одна заложена в поезд до Новосибирска, 1238. Другая, — Тимур лихорадочно порылся в памяти, отыскивая подходящее вокзальное строение и уцепился за первое подвернувшееся название, — другая заложена в камерах хранения. Торопитесь, или будет поздно. Я не могу назвать себя — если они узнают, кто я, то меня убьют. Но это очень серьезно.

Тимур оборвал разговор и захихикал, радуясь собственной находчивости. Отдышавшись, он набрал «01» и опять поведал про две мины. «Теперь уж точно приедут», — подумал он, поднимаясь и убирая трубку. Тимур знал, что АОН не может определить номер радиотелефона, и о будущем не беспокоился.

Он приехал на вокзал и еще почти три часа ждал отправления своего поезда, с некоторой долей удовольствия наблюдая за поднятой им волной. Плохо, что радиотелефон пришлось брать с собой — к камерам хранения почему-то не подпускали даже после того, как обследовали и открыли для доступа пассажиров все остальные помещения.

Как только Толя сообщил, что деньги получены, Марат погнал машину обратно в деревню, где они держали Ольгу. Он верил и, одновременно, не верил, что у них получилось. В голове была пустота, только назойливо билось банальное: «Так легко не бывает». Дорога заняла не больше двадцати минут, но Марату уже казалось, что он никогда не доедет. Только свернув с шоссе на пыльный разбитый проселок и увидев вдалеке черные силуэты полуразвалившихся домов, он облегченно вздохнул.

Олег ждал его в соседнем доме, сидя на перевернутом ведре около окна и положив перед собой пистолет. Это был «ТТ» — лучшая из всех «игрушек», оставшихся у него после ареста брата. Олег давно купил к нему запас патронов и несколько раз практиковался в стрельбе по банкам. Присутствие оружия успокаивало, хотя Олег прекрасно понимал, что если вместо Марата нагрянут менты или бандиты, «пушка» его никак не спасет. Останется разве что застрелиться из нее.

В отличие от своих «компаньонов», Олег был достаточно спокоен. Он был уверен, что у них все получится, но был готов и к худшему варианту. На этот случай он предусмотрел некоторые нюансы, которые, в зависимости от того, с кем придется иметь дело, гарантировали ему меньший, по сравнению с остальными, срок, или меньшие неприятности.

Когда на проселке появилась машина Марата, он отодвинул ведро, встал боком к окну и взял в руку пистолет. Прицелившись в петлявшие среди выбоин и кочек «Жигули», он с удовольствием обнаружил, что рука у него не дрожит вообще.

Машина остановилась. Хлопнула дверца, и Марат замер около капота, не зная, что ему делать: в дом или прыгать обратно за руль и удирать. Олег с усмешкой наблюдал за тем, как он дергается и озирается по сторонам. Убедившись, что в машине никого больше нет и «хвоста» не видно, Олег выбрался из укрытия и позвал друга. Марат, с облегчением вытирая взмокшую шею, направился к нему. На его лице играла неуверенная улыбка. Олег, сохраняя непроницаемое выражение, стоял на крыльце, поглаживая рукоятку засунутого в задний карман джинсов пистолета.

— Есть! — крикнул Марат, подойдя к нему. — Толик звонил, сказал, что они отдали деньги!

— Чего ты орешь-то? — поморщился Олег, и Марат остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. — Понятно, что отдали. Это тебе не на квартиры налеты устраивать… Он деньги переложил?

— Да.

— Все чисто?

— Говорит, да…

— Говорит! Я ему ведь объяснял, как проверится… Ладно, значит, все нормально. Пошли, надо бабу отпускать. Чем быстрее она доберется до дома, тем быстрее мы возьмем деньги. Надеюсь, по дороге ее никто не похитит. Это уже перебор будет.

Они прошли в соседний дом, где находилась Ольга: она сидела в глубоком, с бетонными стенами, подвале. На ее левом запястье был защелкнут браслет наручника. Второй браслет был прицеплен к металлическому тросу, натянутому вдоль стены на высоте полуметра от пола. В двух углах постоянно горели сильные дампы. На полу валялись несколько журналов, сигареты, стояла миска с фруктами и полупустая бутылка ликера. Олег старался, по возможности, облегчить ей условия, надеясь, что чем меньше к ним будет претензий, тем легче им будет выпутаться, если возникнут какие-нибудь сложности. По этой же причине он едва не подрался с Толей, который, утомленный часами ожидания, предложил пустить Ольгу «по кругу». Ругалась они в доме, и Олег постарался сделать так, чтобы девушка услышала каждое их слово. С одной стороны, это должно было лишний раз подтвердить ей необходимость беспрекословного подчинения, а с другой — давало еще один козырь Олегу на случай, если вся их операция провалится.

Сквозь щели между досками люка Олег затянул в подвал, убедился, что все в порядке, и несколько раз хлопнул по крышке ладонью, привлекая внимание девушки.

— Эй, Оля, ты меня слышишь? Сейчас поедешь домой. Твой папашка дал деньги, мы их уже получили, так что теперь выполняем свои обещания. Поняла? — Олег поднял голову, посмотрел на Марата и подмигнул: — Он выполнил свои обещания, так что теперь мы выполняем свои. Мы ведь говорили, к тебе у нас претензий нет, это урок твоему папе. Веди себя спокойно, сейчас мы отвезем тебя в город и отпустим. Не бойся, мы не обманем. Понятно?

Ольга покорно кивнула головой. Для нее, капризной и распущенной дочери состоятельного человека, проведенные в подвале часы оказались сильнейшим потрясением и начисто сломили ее волю. Если бы в том споре победил Толя, то сейчас она уже не могла и не стала бы сопротивляться, даже если бы он пригласил на это мероприятие солдат из расположенной за лесом части стройбата.

— Я вижу, что тебе действительно все понято. Умница… Не делай никаких глупостей, и через два часа ты уже будешь дома. Все, теперь одень мешок.

Правой рукой Ольга вытянула из-под себя и надела на голову черный, из плотной ткани мешок, в котором Олег выводил ее в туалет и на прогулку. Убедившись, что она не сможет его увидеть, Олег откинул крышку люка и спустил вниз лестницу. Слез, отцепил ее от троса и помог нащупать ногой первую ступеньку.

— Лезь.

Они поднялись наверх. Там Марат опять сковал ей руки наручниками, и все вышли на улицу. Олег шел последним, сжимая в руке пистолет. Когда Марат перешагивал порог, он остановился и невольно затаил дыхание, но ничего не произошло. По-прежнему ярко светило солнце, в воздухе носились надоедливые мухи и где-то далеко-далеко заливалась лаем собака. Олегу показалось, что все это происходит не с ним, что он — лишь сторонний наблюдатель: заложники, оружие, деньги… Года два назад он и представить не мог, что будет заниматься такими вещами.

Ольгу посадили в грузовой отсек «форда». Марат связал ей ноги веревкой, а Олег спустился в подвал, собрал в мешок оставшиеся после нее вещи, а потом прошелся по дому, уничтожая следы их пребывания. Он чувствовал, что в его жизни начинается новый, не похожий ни на что предыдущее период.

Они поехали на двух машинах. Впереди, на своих «Жигулях», шел Марат. Он часто вытирал ладони о штанины и поглядывал в зеркало заднего вида, как будто ожидал, что с оранжевым микроавтобусом что-то случится. Олег, сидя за рулем «форда», слушал музыкальную радиопрограмму и воевал с коробкой передач, проклиная старую технику и ленивых механиков отца.

Они въехали в пригородный поселок, покрутились по улицам и остановились в глухом дворе позади универмага. Олег вытащил Ольгу из фургона и положил на асфальт. По нижнему краю одетого на ее голове мешка была продета веревка. Олег затянул ее и завязал на несколько узлов — так, чтобы она смогла освободиться от него не раньше, чем через несколько минут. Похлопал ее по плечу и снял наручники.

— Вот и закончилось все. Ничего страшного ведь не было, верно? Только напоследок не делай глупостей. Лежи, как лежишь, еще не меньше получаса. Мы сейчас уедем, но наш человек будет наблюдать за тобой со стороны и ему очень не понравится, если ты меня не послушаешься. Поняла?.. Ну, тогда прощай. Приятно было познакомиться.

Олег прыгнул в кабину микроавтобуса, резко развернулся и первым выскочил из двора на улицу. Через пять минут последние дома поселка остались далеко позади, и он несся по шоссе к городу, чувствуя себя уставшим человеком, который выполнил трудную, но необходимую работу.

Он не заглядывал далеко вперед. Он просто был уверен, что его ждут деньги.

На самом деле он ошибался. Ждало его совсем другое.

Серый почувствовал неладное через пять минут после того, как на вокзале началась суматоха, вызванная поисками бомбы. Задумчиво покусывая нижнюю губу, он позвал своего водителя и приказал отъехать на несколько кварталов в сторону. Валя-Латыш молчал, и только когда на узкой улице их «Волге» пришлось заехать на тротуар, чтобы пропустить два мчавшихся к вокзалу грузовика с омоновцами, многозначительно посмотрел на шефа.

Когда машина остановилась, Серый взял радиотелефон и, отвернувшись к окну, чтобы никто не мог заметить, какие кнопки он нажимает, начал кому-то звонить. Ему долго не отвечали, и он сердито морщился, вполголоса матерясь. Наконец третий или четвертый абонент снял трубку.

— Это Игорь Петрович. Я перезвоню через пару минут. Узнай, пожалуйста, что за херня творится на Восточном вокзале. Мне в командировку ехать надо, а тут, похоже, надолго все перекрыли… Может, мне лучше в аэропорт ткнуться?

— Это бомба, — помешкав, отозвался собеседник. Он занимал достаточно высокий пост в линейном отделе внутренних дел на транспорте, местом своим дорожил, а потому всегда старался избегать телефонных контактов с Серым. — Был анонимный звонок, что заминированы камера хранения и один из поездов.

— Вот как? Похоже, это надолго…

— Как получится. Я извиняюсь, но у меня сейчас очень много работы.

— Спасибо, не стану больше отвлекать. До свидания.

Этот телефонный разговор слышали два оперативника РУОПа, сидевших в салоне неприметной «четверки», припаркованной в сотне метров от здания ЛОВД.

— Сука! — высказался в адрес собеседника Серого водитель. — Вот падла ссученная!

— Ну и что? — флегматично пожал плечами его напарник — Мы это и раньше знали… Только толку-то с этого? Помог своему приятелю. Даже выговор за это ему не объявят. Интересно, кто такой этот Игорь Петрович и какого хрена ему на самом деле было надо?

В багажнике «Волги» стояла сумка с гражданской одеждой, а в тайнике под задним сиденьем хранилось несколько пар госномеров.

— Какие ставить?

— Давай обычные, гражданские, — распорядился Серый, меняя форменные брюки на джинсы.

Пока водитель менял номера и запихивал сумку обратно в багажник, Серый созвонился с Ромео и Биллом и передал им полученную информацию. Остальным он ничего говорить не стал. Находясь на вокзале, они ничем не рисковали, каждый имел свою, узко поставленную задачу, и не имело смысла загружать их лишними подробностями.

«Волга» вернулась к вокзалу и встала недалеко от того места, где была припаркована раньше. Водитель опять ушел болтаться вокруг ларьков, Валя-Латыш пересел за руль, а Серый развалился на заднем сиденье с банкой пива в руке.

Никаких интересных переговоров перехватить не удалось. Радиомаяк давал ровный четкий сигнал. Периодически выходили на связь разбросанные по вокзалу наблюдатели. Серый внимательно выслушивал их сообщения, но всякий раз лишь досадливо морщился.

Через несколько минут один из наблюдателей сообщил, что менты вынесли из камеры хранения «дипломат».

— Идти за ними?

— Не стоит… — вяло отозвался Серый. Его мозг лихорадочно просчитывал возможные варианты случившегося, но ни один не казался ему достаточно вероятным. Не менты же, в самом деле, все это устроили!

Радиомаяк замолчал, и Валя вопросительно посмотрел на шефа.

— Уходим?

— Не торопись. Подождем еще немного.

Это ожидание стоило немалых неприятностей одному из людей Серого. Вася Шишмарев, по, прозвищу Утюг, слонялся по одному из перронов и попал в поле зрения двоих омоновцев. Находясь в плохом настроении после ночной попойки, Утюг вступил с ними в перебранку, а потом начал совершать то, что в дальнейшем в рапортах милиционеров было квалифицировано как «нецензурная ругань в адрес граждан и сотрудников милиции, попытка спровоцировать драку и хватание за форменную одежду». В результате всех этих попыток дорогая радиостанция «Кенвуд» вылетела из кармана куртки Утюга и приземлилась точно на рельсы. Один из омоновцев сказал многозначительное: «Ага!», и в следующую секунду солнцезащитные очки «хамелеон» перестали украшать Васино лицо и шмякнулись на перрон, а сам Вася, с завернутыми за спину руками, посеменил в пикет милиции.

Услышав сообщение об этом инциденте, Серый выругался и долго смотрел в окно, думая о том, что похабные исполнители могут провалить самый толковый план и опошлить самую высокую идею.

Прошло еще совсем немного времени, и Серому позвонил сам Крутой.

— Его дочка только что объявилась. Звонила папаше по телефону из Петровска, сейчас ждет его в местном универмаге. Папаша меня не послушал, полетел за ней сам. Я на всякий случай послал следом Антона с ребятами. Так что подтягивайся в контору, здесь ты нужнее.

Разговор с Ольгой Марковой ничего не дал. Своих похитителей она не видела, в каком месте ее держали — даже не предполагала. Да, она пошла на дискотеку, познакомилась там с хорошим парнем Женей и уединилась с ним в старом складе, потому что она уже достаточно взрослая и самостоятельная.

— Да, а что тут такого? Мне уже не тринадцать лет, — с вызовом говорила она и гордо вскидывала голову, понимая, что все неприятности уже позади, а семейные разборки, которые неминуемо последуют после ухода двоих незнакомых мужиков, просто мелочь.

Задав еще несколько вопросов, Серый и Валя-Латыш распрощались и ушли. На лестнице их догнал Марков.

— Вы должны их найти! — шумно дыша, заявил он… — Вы меня слышите? Я… Я требую, чтобы вы их нашли.

«Пошел ты на х… со своими требованиями», — подумал Серый, но вслух говорить этого не стал. До определенного момента Маркова следовало оберегать от лишних волнений.

— Не беспокойтесь, Владимир Иванович, — Серый даже изобразил некое подобие улыбки, — Естественно, мы их найдем. Сами понимаете, ваши проблемы — и наши тоже. Чудес, конечно, не бывает, и я не могу вам обещать, что сегодня вечером мы их вам покажем. Но то, что это будет, и будет довольно скоро — можете быть уверены. До свидания.

— Я на вас очень надеюсь, — пробормотал Марков и посторонился, освобождая проход. В голосе Серого он уловил какие-то интонации, заставившие его потерять былую напористость, и чуть ли не в первый раз задумался о том, стоило ли ему вообще ввязываться в дело с «Балкой»…

Когда за ними захлопнулась дверь подъезда, Валя-Латыш усмехнулся.

— Веселый он парень!

Серый посмотрел на своего помощника и промолчал. Эта история не нравилась ему. Раз Ольгу отпустили, то, получается, похитители все-таки получили свои деньги. Перегрузили их из «дипломата» в свою сумку и вынесли из камеры хранения, оставшись незамеченными для многочисленных постов наблюдения. Кто же играл против них?

Усаживаясь в машину, Серый уже наметил план действий.

— Давай в офис, — приказал он водителю, а потом, наклонившись ближе к помощнику, распорядился: — Этого охранника, Рубцова, пусть ждут. Как только появится — поговори с ним сам и сразу мне сообщи. Потом решим, что с ним делать.

Поздним вечером Серый узнал, что никаких бомб на вокзале обнаружено не было, видимо, в очередной раз кто-то развлекся модной в последнее время шуткой. Зато осмотр камер хранения принес неожиданно богатый улов. В проходе между стеллажами стоял «дипломат» с вмонтированным в днище включенным радиомаяком, в одной из ячеек нашли сумку с тридцатью тысячами долларов, а в другой — тщательно упакованные в большой дорожный чемодан две мужские ноги. Деньги были изъяты и пока находились в ЛОВД, ожидая того, кто придет и сможет доказать свои права на них.

Серый вздохнул. Если бы не хитрый «дипломат» и ноги, то можно было бы послать кого-нибудь за деньгами. Но в такой ситуации незачем привлекать к себе внимание, тем более, что тридцать тысяч долларов для их организации — не более, чем копейки. В то же время получается, что похитители денег не получили, но заложницу почему-то отпустили. Узнали, с кем связались, и решили вовремя отступить? Вряд ли, хотя и возможно. В любом случае, тут было над чем серьезно подумать, и Серый, открыв новую банку пива, запер дверь кабинета и сел к своему любимому компьютеру.

— Сука, ты кому п…ть будешь? — Олег сопроводил вопрос ударом ноги, и Толя в очередной раз, взмахнув руками, согнулся и рухнул на пол. Падая, он прикусил губу, и кровь обильно потекла по подбородку, капая на разорванную грязную рубашку.

Разговор проходил в одном из боксов гаража Олега. По причине воскресного дня гараж был пуст, а так как стоял он на пустыре и толстые бетонные стены обеспечивали надежную звукоизоляцию, то разговоры здесь можно было вести любые.

— Посмотри, как на улице, — не оборачиваясь, приказал Олег Марату.

— Порядок, — спустя минуту отозвался тот.

— Ну и отлично, — ухмыльнулся Олег, подходя ближе к лежащему на боку Толе и присаживаясь на корточки. — Что, животик болит? Так это ерунда, это, считай, еще ничего у тебя не болит… Это только начало. Отдышался маленько? Ну и чудненько… Хочешь, я тебе расскажу, как оно на самом деле было?

— Я правду говорю, — с трудом пробормотал Толя, прикрывая руками живот. — Я деньги переложил, как договаривались. А потом там почему-то шухер поднялся, менты всех гонять начали, к камерам никого не подпускали… Я не вру!

— Врешь! — отрезал Олег, и резко ударил Толю под ребра. — Врешь, сучонок недоделанный. Просто увидел ты деньги большие первый раз в своей вонючей жизни и решил их скрыть от нас… Лежат они сейчас где-нибудь, тебя дожидаются, а ты признаться боишься. Только я ведь не опер, чтобы тебя на признание чистосердечное уговаривать. Сказать, где деньги, все равно придется, рано или поздно. Только останешься ты после этого инвалидом.

— Да не вру я, честное слово! — взвизгнул Толя и попытался вскочить, но Олег наотмашь ударил его кулаком по челюсти, и Толя опять завалился на бок.

— Не хочется мне об тебя руки марать, — произнес Олег, поднимаясь и что-то обдумывая. — Не хочешь, не надо… Нет просто другого выхода.

Олег прошелся по гаражу, сунув руки в карманы и опустил голову, стараясь боковым зрением уследить и за валявшимся на полу Толей, и за Маратом, курившем в дальнем углу, около полуразобранного старого «Москвича».

Приняв решение, Олег опять направился к Толе, который, всхлипывая и растирая по лицу кровь, смотрел на него испуганным злым взглядом. Не доходя метров двух, Олег резко остановился и выхватил из-за пояса «ТТ». Марат подавился табачным дымом, а Толя, прикрыв голову локтем, засучил ногами по полу, стараясь отодвинуться как можно дальше.

Олег, улыбаясь, взвел курок.

— Послушай меня, урод несчастный. Ты был нам почти другом, но решил обмануть нас и теперь жалеть тебя никто не станет. У меня в пистолете шесть патронов. С такого расстояния я не промахнусь. Последний патрон я выпущу тебе в голову, а все остальные — сам понимаешь, куда. Умирать ты будешь очень-очень долго и сто раз пожалеешь о том, что решил поиграть со мной. А перед тем, как умрешь, расскажешь, куда спрятал деньги. Обязательно расскажешь. Не веришь? Напрасно, ты в этом сам убедишься. А знаешь, в чем самое смешное? В том, что я потом позвоню ментам, покажу твой вонючий трупешник и расскажу, что ты напал на меня с пистолетом, а я, защищаясь, отобрал у тебя оружие и застрелил тебя. Может быть, они мне и не поверят, там дураков не так много, но доказать-то ничего не смогут. Марик подтвердит все, что надо. И посмотри, какой у нас расклад получается. Ты ведь в розыске, за квартирный грабеж. Помнишь ту хату, где ты мужика подстрелил?

— Ты же говорил, что это была самозащита.

— В заднице у тебя самозащита, придурок! Ты это прокурору расскажи, юрист ты наш хренов. Какая там, в п..ду, самозащита? Разбой в самом чистом виде, от шести лет, если не ошибаюсь… В мужика стрелял ты, с бабой разговаривал тоже ты. Второго никто и искать не станет, все на тебя, мудака, спишут! И посмотри, как у нас красиво получается: ты «на подписке», ждешь суда за наркоту свою… Совершаешь, как любят по телевизору говорить, еще одно тяжкое преступление. Понимаешь, что тебе — все, конец, хочешь срыть из города, но денег-то нет, и тогда нападаешь на меня, чтобы эти самые деньги раздобыть. Да на тебя, мертвого, еще столько дел спишут — слышал ведь, наверное, по телевизору, как менты это делают.

— Не брал я деньги, — прошептал Толя, вконец запутавшийся и из всего сказанного понявший только одно — что ему пришел конец.

— Зря, — пожал плечами Олег и усмехнулся. — Лучше бы ты их взял!

Слегка опустив ствол, он прицелился и нажал спуск. Пуля вгрызлась в бетон у Толи между ног, в опасной близости от ширинки его брюк, заметалось по пустым боксам оглушительное эхо, ударили в нос пороховые газы.

Марат уронил за рубашку окурок и запрыгал вокруг «Москвича», срывая пуговицы и царапая живот.

Толя, не поднимаясь и даже не толкнувшись рукам, отпрыгнул метра на два в сторону. Олег, улыбаясь и поигрывая пистолетом, приблизился.

— Ну, может быть, ты что-то вспомнил? Сейчас я тебя пожалел, но в следующий раз, будь уверен, попаду. Считаю до трех. Раз! Два!

— Стой! — заверещал Толя, всем своим нутром неудачника осознав, в чем заключается его единственный шанс на спасение. — Не стреляй, я все скажу!

— Говори, — разрешил Олег, немного поднимая ствол «ТТ» вверх. — Только не говори, что ты ничего не брал, не надо.

— Да, я взял! Взял!

— Первые умные слова за весь вечер. Дальше! — Олег усмехнулся и посмотрел на Марата. Бараев, наконец загасивший окурок, прикуривал новую сигарету и смотрел в пол. Он сразу поверил, что Толя не брал деньги, и теперь не знал, как относиться к его вынужденному признанию.

— Я взял деньги. Взял и спрятал, хотел потом забрать, когда все успокоится.

— Это все очень интересно, но не нужно. Говори, куда ты их спрятал.

— Я скажу, а ты меня сразу застрелишь.

— Нет, я играю честно. А вот если опять будешь крутить, то я тебя точно застрелю. Так, как и обещал. Деньги я все равно найду. У тебя просто мозгов не хватит спрятать их как следует. Так где они?

— У бабы одной. У Нинки Лазаревой. Она не при делах, не знает ничего про деньги. Я у нее и раньше вещи «паленые» оставлял… Я деньги в рюкзак с книгами запихал, на самое дно, сказал, что через пару дней зайду забрать.

— А если она смотреть их полезет? — Олег сразу поверил в такую удобную дня него версию. Не мог ведь его план провалиться! — Эх, мудак ты!

— Не полезет. Она не любопытная.

Нина Лазарева, действительно, была девушкой не любопытной и покладистой. Толя, в прошлом, не раз оставлял у нее украденные вещи, а иногда и сам оставался ночевать. Нина была проституткой, работала в одной дешевой гостинице на окраине, обслуживая, в основном, «черных», торговавших на расположенном поблизости рынке. На «работу» она ходила не каждый день, но субботу и воскресенье проводила в гостинице точно, а значит Олег, даже если отправится к ней прямо сейчас, дома ее уже не застанет.

— Где она живет?

— Ударников пятьдесят, сто три.

— С родителями?

— Нет, одна. Снимает комнату в коммуналке.

— Телефон?

— Там нет телефона. Был когда-то, но из-за соседа-алкаша сняли.

— Да ну? — Олег направил пистолет в живот Толе, и тот весь подобрался, следя за лежащим на спусковом крючке пальцем бывшего друга.

— Да честно я говорю, нет там телефона! Но она не работает нигде, так что, наверное, дома сейчас.

Олег задумчиво смотрел на Толю. Ему очень хотелось поверить. Он очень надеялся, что сегодня сможет забрать свои миллионы.

— Ладно, решим так. Пока я буду ездить за деньгами, ты, естественно, будешь здесь. Вместе с Мариком. Потом посмотрим, как с тобой поступить. Понял? Не дай бог, ты меня опять нае…ть пытался!

Марату очень не хотелось оставаться вдвоем с Толей в гараже, но на его робкие возражения Олег никакого внимания не обратил.

— Оставь хотя бы «ствол», — попросил Марат. — Он тебе в городе все равно ни к чему.

— Обойдешься. Привяжем его к столбу, и сидите, ждите меня. Никуда он не денется. Попробует дернуться — пере…шь ему чем-нибудь по башке. Не фиг с ним церемониться.

— А потом?

— А потом видно будет, — ответил Олег и улыбнулся так, что Марату самому стало нехорошо.

Они привязали Толю к металлическому столбу в углу бокса. Он не сопротивлялся, только попросил закурить, и Олег воткнул ему в зубы свою недокуренную сигарету.

— У самих ничего не осталось, — пояснил он и хлопнул Марата по плечу. — Все, я пошел. Не скучайте тут.

До проспекта Ударников Олег добрался на такси. Пистолет он сунул за брючный ремень на левом бедре, а в кармане куртки лежала аккуратно сложенная бумажка, озаглавленная: «Заявление» и содержащая в себе трогательную историю о том, как Олег нашел «ТТ» на улице рядом с домом и теперь несет сдавать его в милицию. В большинстве случаев эта бумажка гарантировала защиту от неприятностей, связанных с незаконным ношением оружия, но всегда оставалась вероятность того, что менты могут попросту разорвать ее при задержании, а потом поклясться, что и в глаза ее не видели.

Расплатившись с таксистом, Олег обошел вокруг дома, не заметил ничего подозрительного и нырнул в нужный подъезд. Квартира сто три располагалась на последнем, пятом этаже и была, видимо, трехкомнатной. Сквозь обшарпанную, с разодранной дерматиновой обивкой дверь ничего не было слышно, и Олег, потоптавшись немного на площадке, нажал кнопку звонка. Нужную дверь никто открывать не спешил, но из соседней квартиры выглянула любопытная сгорбленная старушка в огромном платке.

— Не знаете, Нинка дома? — спросил Олег.

Старушка долго молчала, разглядывая Олега сощуренными полуслепыми глазами, а потом стала закрывать дверь.

— Нету их никого, — пробормотала она перед тем, как щелкнули замки.

— Кого «их»? — крикнул Олег, но ответа уже не получил и выругался, опять нажимая кнопку звонка.

Толя не был у Нины около двух месяцев и не знал о происшедших в ее жизни переменах. Нина близко сошлась с одним из своих «клиентов», азербайджанцем по имени Адиль, раньше служившим прапорщиком в Советской Армии, а ныне державшем несколько торговых точек на рынке. Адиль переехал из гостиницы к Нине. Спустя несколько дней в квартиру вселились и несколько его земляков, благо одна из трех комнат пустовала с незапамятных времен, а единственный сосед Нины, спившийся слесарь высшего разряда, с радостью согласился пустить квартирантов. Постепенно квартира наполнялась все новыми жильцами, а бывший слесарь как-то незаметно перекочевал из своей комнаты в коридор. Удивиться этому обстоятельству он не успел — Адиль купил разрушенный дом в деревне, быстро поменял его на эту комнату, еще быстрее прописался в квартиру сам, а бывшего слесаря отправил по месту его нового жительства, налаживать расстроенное колхозное хозяйство.

Нажав еще несколько раз звонок и не дождавшись ответа, Олег пошел вниз. Часы показывали девять вечера. Олег решил не ждать Нину во дворе или на лестнице, а приехать еще раз позже, часам к одиннадцати. Можно было вернуться в гараж, но Олегу хотелось поменять носки и рубашку, да и подкрепиться чем-нибудь не мешало бы, больше суток он питался одними консервами и пирожками.

Из телефона-автомата он позвонил себе домой, но трубку никто не снял, видимо, мать куда-то ушла. Олег опять поймал такси. Ехать было недалеко, и водитель всем своим видом изображал неудовольствие оттого, что попался такой невыгодный клиент. Олег не обращал на это внимания, равнодушно думая о том, как изменилось бы лицо таксиста, достань он пистолет…

Олег вышел за квартал от дома и прошелся пешком, поглядывая по сторонам и с удовольствием цедя купленный в ларьке «джин-тоник». Во дворе, недалеко от дома, забравшись правыми колесами на поребрик, стоял белый «джип» с огромной антенной на крыше. Дверцы левого бока были распахнуты, и около них, переминаясь с ноги на ногу и хихикая, толклись три иные красавицы. Стекло задней, пятой дверцы машины было приспущено, и Олег разглядел стриженые затылки и крепкие шеи пассажиров. Один, продолжая разговаривать с девчонками, медленно повернул голову в его сторону, и они встретились глазами. Олега кольнуло в сердце, он сбился с шага и поспешно отвел взгляд.

Зайдя в подъезд, Олег переложил пистолет в боковой карман куртки и крепко сжал потными пальцами рукоятку. Но оружие не потребовалось. Он без приключений добрался до квартиры и, заперев дверь, перевел дыхание.

Матери не было, она ушла куда-то вместе с собакой, а значит, собиралась вернуться поздно. На столе в кухне она оставила записку, от содержания которой у Олега подкосились ноги:

Олег присел на табуретку. Этот парень, приятель Ольги, так и не вышел в зал… Неужели этот придурок Толя переусердствовал? Черт, а если они убили его?

Олег добежал до телефона, перетащил аппарат из коридора в свою комнату, плюхнулся на кровать и начал звонить своим знакомым с дискотеки. Почти все уже ушли на работу, и только пятый звонок принес удачу. Миша Крылов жил совсем рядом с ДК им. Крупской, и Олег перехватил его буквально в коридоре.

— Подожди, я сейчас к другому аппарату подойду… Так слышно? В общем, проблемы у нас, Олежка… Вчера вечером после твоего ухода кто-то уделал одного парня. На том самом складе. Проломили парню голову дубинкой. Ментов и врачей целая куча понаехала. Почти до утра лазили. Я так понял, что ничего они не выяснили, но, сам понимаешь, Степаныч очень интересовался, куда ты пропал и каких друзей перед этим привел. С него ведь в первую очередь спросят, сам понимаешь. После ментов Андрюша Скользский приезжал, те же вопросы задавал. И еще кто-то был, ребята говорят. Соображаешь?

— Ага — ответил Олег, хотя голова напрочь отказывалась что-либо соображать.

— Ты сегодня будешь? Уже время…

— Нет… Ты это, скажи Степанычу, что я заболел. Скажи, что я звонил из пригорода. Дома пусть меня не ищет.

— Я-то скажу, конечно, мне какое дело. Я у тебя ничего не спрашиваю, смотри сам.

— Да нет, Миша, все в порядке. Я к этому отношения не имею. У меня… э-э… другие проблемы.

— Ну, смотри. А Степанычу я передам, как ты говорил. Пока!

Олег повесил трубку и долго сидел, глядя в окно. Вспомнив о джипе, он встал и выглянул во двор. Из его квартиры машину былю не видно. Во дворе никто посторонний не болтался, но это его не успокоило — если видели, как он прошел, то теперь вполне могут ждать на лестнице. Хотя, зачем им ждать, входную дверь одним взглядом вышибить можно. Но это если они — менты. А если нет, то лишний шум им ни к чему, и тогда точно будут ждать под дверью. Ищут его менты… Но те трое на них совсем не похожи. Сами по себе еще ладно, в милиции тоже спортсмены есть, но вот такой машины у них точно нет и никогда не будет.

Чувствуя, что совсем запутался, Олег сел обратно на кровать и закурил.

— Ты мне сто долларов не разменяешь, а то на пиво мелочи нет? — озабоченно спросил Дима Тихий, вертя перед носом у девушки новенькую хрустящую банкноту, и все засмеялись.

— У меня с собой нет, — покраснев, ответила рыжеволосая,

— Как нет? — Тихий театрально взмахнул руками и изобразил на лице гримасу крайнего огорчения. — А говорила, что замужем… Или муж тебе денег совсем не дает? Не дает? Учти, меньше ста долларов в день на карманные расходы — это не деньги. Правильно я говорю, братва?

— Правильно, — солидно подтвердил сидевший за рулем джипа Коля-Пилот.

— Вот! — обрадовался Тихий. — Все говорят, что меньше ста долларов — не деньги. И сто — тоже не деньги. Я своей шестьсот баксов в среду дал, на продукты. А она вечером и говорит: «Дима, мне не хватило! Я там немного купила, там немного…»

— Ты всегда жмотом был, — перебил Пилот. — Сам за день на кабаки больше просаживаешь, а жену куском хлеба попрекаешь…

— Да не попрекаю я никого! — возмущенный Тихий ударил себя кулаками в грудь; обычному человеку такой удар наверняка сломал бы ребра. — Я вообще не про то говорю!

У Тихого на языке давно уже вертелась шутка, которую он, с переменным успехом, употреблял по десять раз на день. Подходящего момента ее произнести не подворачивалось, но и ждать больше он не хотел.

— Просто меня бесит, когда разденешь бабу, — а у нее трусы за полторы тысячи!

Тихий радостно загоготал, глядя на смутившуюся рыжую.

— Ну, если за полторы тысячи баксов — то очень даже ничего, — возразил Пилот. — Я бы не отказался такую раздеть!

— Да ты вообще ни от кого не отказываешься, — давясь от смеха, ответил Тихий.

В этот момент сидевший рядом Рома-Клешня толкнул его в бок локтем:

— Посмотри осторожно. Вон, похожий пошел.

Пока Тихий вытирал выступившие от смеха слезы и оборачивался, Олег уже скрылся из поля зрения.

— Где? Не вижу я никого, — Тихий развернулся, едва не выломав сиденье. Клешня поморщился.

— Ушел уже. Очень похож, по-моему.

— Да? Ну так пошли, посмотрим! Подвиньтесь, девушки, мы скоро придем. Поищем, может, кто разобьет стошку.

Клешня и Тихий вылезли из джипа и пошли к дому, расположенному напротив дома Олега. В подъезде они поднялись на пятый этаж и встали на площадке, внимательно глядя на окна квартиры Рубцовых. Тихому это занятие быстро наскучило и, пробормотав: «Да нету там никого», он нашел себе более интересный объект — в одной из квартир третьего этажа молодая блондинка занималась аэробикой.

— Эх, жалко у нее в ванной окон нет, — вздохнул Тихий, но Клешня снова толкнул его.

— Смотри!

Олег подошел к окну и, прижавшись лбом к стеклу, стал разглядывать двор.

— Он!

От радости Тихий врезал кулаком по стене.

— Ну что, берем? Я там дверь одним плевком вынесу.

Тихий очень любил выбивать двери и делал это мастерски, но Клешня отрицательно покачал головой.

— Подождем. Никуда он не денется.

Второй раз за один день осторожное ожидание принесло «центровой» группировке неприятности. Перекурив и немного успокоившись, Олег взял телефон и набрал «02».

— Алло, милиция! Во дворе дома пятнадцать корпус два на улице Сиреневой стоит белая «тойота»-джип, уже несколько часов. Там трое бандитов сидят, с оружием. Надо бы проверить.

После звонка Олег еще минут десять промаялся в квартире, а потом, набрав полную грудь воздуха и теребя в кармане пистолет, вышел на лестницу.

— Уходит! — Тихий едва не подпрыгнул на месте. — Смотри, уходит, падла!

— Вижу, — Клешня внимательно наблюдал, как Олег выскочил из подъезда и почти побежал вдоль дома. — В ту сторону до остановки далеко, машины у него нет. Пошли!

Они выбежали на улицу и остановились, будто наткнулись на стеклянную стену. Около их белой «тойоты» стоял бело-синий «УАЗик», и трое милиционеров, с автоматами и в пятнистых бронежилетах, выволакивали Пилота из машины. Девушки отошли в сторону, с интересом наблюдая за разворачивающейся сценой.

— Вы что, ох…ли, что ли?! — бушевал Пилот. — У меня ж на него разрешение оформлено, все, как полагается! Охранная фирма «Оцепление», все законно, в натуре!

— Вот и отлично, — радостно возражал ему лейтенант, с любопытством вертя в руках изъятый у Пилота «кольт». — Проедем в отделение, и там разберемся. Заявочка на вас поступила, граждан пугаете.

— Каких, на х…. граждан?! — возмутился Пилот. — К бабе я своей приехал, не видно, что ли?

— Не видно, — возразил лейтенант. — И матом, пожалуйста, не ругайтесь. Это мелкое хулиганство, мы на вас протокольчик составим.

— Ж…пу себе подотри своим протоколом, баран е…й, — посоветовал Пилот, но тут же пожалел о сказанном. Один из постовых, которому больше других надоело возиться с неподатливым охранником, врезал ему дубинкой по печени, и Пилот рухнул на асфальт, моментально позволив надеть на себя наручники и погрузить в «стакан» «УАЗика».

— Вот и хорошо, — резюмировал лейтенант. — Саныч, ты на «тойоте» ездил когда-нибудь?

Усатому старшине Санычу было все равно на чем ездить — на «Кировце» или на «тойоте», и он, дымя «Беломором», полез за руль.

Клешня и Тихий, наблюдавшие эту сцену с безопасного расстояния в сто метров, переглянулись. Выражение лица Тихого свидетельствовало о том, что иногда его могут взбесить не только полуторатысячные трусы.

Первым пришел в себя Клешня.

— Коляныч сам разберется. Пошли, а то упустим.

Они развернулись и побежали в том направлении, куда ушел Олег. Выскочив за дом, они увидели, что он оторвался от них метров на триста и теперь двигался по центральной аллее небольшого сквера, направляясь, видимо, к автобусной остановке.

Тихий был одет в спортивный костюм и кроссовки, а на Клешне были джинсы и цветастая шелковая рубашка навыпуск. Брючным ремнем он не пользовался, и заткнутый за пояс «кольт», такой же, как и у Пилота, на бегу тер голое тело и норовил выскочить; приходилось придерживать его рукой, что здорово сказывалось на скорости передвижения. Невооруженный, но отнюдь не менее опасный, Тихий вырвался вперед и стал стремительно настигать Олега.

Расстояние быстро сокращалось. Тихий расстегнул «молнию» куртки и поправил прыгавшую на груди золотую цепь. В недалеком прошлом Тихий был мастером спорта по самбо и одним из лучших кик-боксеров города, десятки раз ему приходилось участвовать в серьезных переделках. Оценив Олега по своим критериям, он мысленно усмехнулся: никакой реальной опасности тот представлять не мог. Не тот уровень. Тихий любил эффекты и заранее решил, что, догнав Олега, собьет его на землю выполненным в высоком прыжке ударом ноги. На Клешню это произведет должное впечатление; они часто спорили о необходимости постоянно носить с собой огнестрельное оружие. Как и многие другие, Тихий тоже числился в ЧОП «Оцепление», но свой пистолет брал только на самые серьезные дела.

Когда между, ними оставалось метров двадцать, Олег обернулся. Прямо на него летел здоровенный бритоголовый мужик в черно-белом, спортивном костюме, с толстенной золотой цепью на крепкой волосатой груди. Мужик двигался почти бесшумно, равномерно переставляя ноги в огромных мягких кроссовках и, не мигая, смотрел прямо ему в глаза. Метрах в ста позади виднелся другой, не менее здоровый и бритый. Олег вспомнил про белый джип. Неужели они так быстро откупились от ментов?

Пистолет сам собой оказался в дрожащей руке Олега.

— Стой! — крикнул он, но необходимой при подаче такой команды уверенности в голосе не было.

Тихий удивился, но не более того. Дрожащий сопляк, пусть даже и вооруженный какой-то хлопушкой, испугать его не мог. Просто придется действовать еще более жестко, но зато и трофей по праву будет принадлежать ему.

Не сбавляя скорости, Тихий прыгнул вперед и вниз, кувырнулся через голову и встал на корточки перед самым Олегом. Согнутая в локте и отведенная назад правая рука Тихого начала распрямляться, готовая пробить насквозь солнечное сплетение противника, но, когда до цели оставались последние сантиметры, произошло невероятное: трясущийся сопляк успел опустить ствол пистолета и вдавил спусковой крючок.

Тихий не услышал выстрела. Раньше, чем он успел воспринять звуковую волну, остроконечная «тэтэшная» пуля пробила его голову и вонзилась в песок дорожки, а секунду спустя тот же песок принял на себя труп Тихого. Его лицо оставалось оскаленным в гримасе атаки, но открытые глаза выражали лишь безграничное удивление.

— Тихий! — отчаянно заорал Клешня, останавливаясь и вырывая из-за пояса пистолет. Большой палец никак не мог совладать с тугим флажком предохранителя, и Клешня опять бросился вперед, понимая, что расстояние слишком велико для прицельной стрельбы.

Ошалевший от происходящего Олег поднял правую руку и дважды выстрелил в сторону второго противника.

Клешня упал на дорожку, перекатился и взял пистолет обеими руками, целясь немного выше головы Олега. О последствиях он не думал, сейчас им двигало только желание отомстить за смерть друга.

Олег выстрелил еще раз, даже не пытаясь прицелиться, а просто в сторону Клешни, и бросился бежать.

Клешня выстрелил дважды, немного сместил прицел вниз и опять нажал на спуск. Будь расстояние хоть немного меньше, Клешня снес бы Олегу голову, но на такой дистанции даже «кольт» не мог спасти положение.

Олег свернул с дорожки в кусты и исчез из вида.

Клешня вскочил и побежал к Тихому. Он видел, как тот упал, но в глубине души теплилась надежда, что друг все-таки жив.

Остекленевшие глаза, аккуратная маленькая дырка во лбу и черная лужа вокруг затылка сказали ему, что это не так.

Через полчаса после перестрелки труп Тихого обнаружил гулявший с собакой пенсионер. Он позвонил в милицию из телефона-автомата и поспешил домой, опасаясь, что за это ему отомстит мафия, или менты затаскают его по судам.

Дежурная группа приехала на удивление быстро — это было первое убийство, случившееся в городе за день. В заднем кармане спортивных брюк Тихого обнаружили служебное удостоверение старшего лейтенанта милиции Розина Петра Аркадьевича, состоящего в должности дежурного ПЦО, со вклеенной фотографией Тихого и водительское удостоверение Дмитрия Владимировича Тюленева, с той же фотографией. Эти находки вызвали усиленные переговоры по рации между группой и дежурным по РУВД. Эфир милицейской волны прослушивали, хотя бы периодически, большинство репортеров городских газет и местного телеканала. Услышанная новость вызвала у них оживление и заставила, бросив все, рвануть на место происшествия.

В вечернем выпуске теленовостей показали два милицейских «УАЗика», постового с автоматом на плече и сигаретой в зубах, следователя прокуратуры, эксперта, проводника со служебно-розыскной собакой, которая задрала ногу на осветительный столб, и труп Тихого. Диктор суровым голосом заявил, что, по мнению правоохранительных органов, убийство гражданина Тюленева Дмитрия Владимировича явилось результатом борьбы организованных преступных групп за передел сфер влияния в городе.

Олег не стал возвращаться в гараж. Он поймал частника и уехал в центр города, стремясь побыстрее оказаться как можно дальше от сквера. Убийство Тихого, само по себе, не произвело на него большого впечатления. Он уже давно был внутренне готов к этому и сейчас не испытывал даже намека на угрызения совести. Но он прекрасно понимал, кого убил, и знал, что если поймают, то спросят с него строго. Выход был один — бежать. Олег молил Бога о том, чтобы деньги, тридцать тысяч долларов, оказались у Лазаревой. Лишь бы застать ее дома, а уж забрать свое он сумеет. С такими деньгами можно сделать себе новые документы и уехать далеко от этого города, тем более, что кое-какие полезные знакомства у него были. Конечно, надо было срочно избавляться от пистолета, но Олег просто не мог заставить себя это сделать. По крайней мере, до того момента, как он получит деньги, а там уж можно будет купить новый ствол.

Сидя в маленьком кафе на проспекте Свободы, Олег выпил водки и пересчитал свою наличность. Двести сорок тысяч рублей и тридцать долларов. В квартире осталось еще почти столько же, но в спешке он совсем забыл про них.

В ларьках Олег купил дешевый спортивный костюм и новую джинсовую куртку. На чердаке соседнего дома переоделся и спрятал старые вещи. Одно было плохо — резинка спортивных брюк не выдерживала веса «ТТ», и его пришлось переложить во внутренний карман куртки, где знающему человеку он сразу бросался в глаза. В тех же ларьках можно было бы купить подходящую наплечную кобуру, но ходить по городу с пистолетом в кобуре и «Заявлением» в кармане было бы уже явным перебором.

В начале двенадцатого Олег приехал к дому Лазаревой. Во время своего первого визита он запомнил расположение окон ее квартиры и теперь, обойдя дом, с облегчением заметил, что в квартире горит свет. Олег закурил и постоял, разглядывая ее окна. В одной из комнат работал телевизор. На кухне явно были несколько человек, на желтом квадрате окна мелькали их искаженные тени.

Олег отбросил окурок, и в этот момент к кухонному окну подошел высокий мужчина в майке, со стаканом в руке. Неторопливо отхлебывая из стакана, он открыл форточку и сплюнул на улицу. Олегу показалось, что мужчина — кавказец, но, в принципе, ничего странного в этом не было, в конце концов, квартира коммунальная, и жить там может кто угодно.

Через дверь доносились голоса — мужские, с ярко выраженным кавказским акцентом. «Черных» Олег не любил, но сейчас ему, вроде бы, делить с ними было нечего, и он нажал кнопку звонка.

Дверь открыли сразу. Тот самый кавказец, которого он видел в окне кухни, только теперь вместо стакана в руке у него была видеокассета.

— Я к Нине. Она дома?

— Заходи.

Кавказец исчез в одной из комнат, а Олег остался ждать в коридоре, прислушиваясь к доносившимся до него голосам. Говорили на азербайджанском, трое или четверо мужчин.

Нина вышла из кухни. Это была девушка лет двадцати, невзрачного вида, одетая в туго затянутый голубой халат с грязными обшлагами. Лицо у нее было усталое, под глазами залегли темные круги. Кавказец появился из комнаты уже без видеокассеты и остался стоять, глядя на них.

— Нина, я от Толика. Мне надо с тобой поговорить.

— От Толика? А что с ним случилось? — девушка явно удивилась, и Олега кольнуло неприятное предчувствие.

— С ним все в порядке, просто он занят и не смог прийти сам. Давай зайдем в твою комнату или на лестницу выйдем.

Нина оглянулась на кавказца, взглядом спрашивая у него разрешения или совета, и кавказец тут же вступил в разговор:

— Э-э, говори здесь, у нас секрет нету. Зачем пришел? Какой еще Толик-молик?

— Зато у меня секреты есть. Я пришел к Нине, а не к тебе, и говорить буду с ней. Надеюсь, ты не возражаешь?

— Ты пришел — значит, тебе надо. Не нравится — уходи, а условий ставить не надо.

Кавказец внимательным взглядом окинул фигуру Олега, явно заметил оттягивающий карман пистолет, усмехнулся и что-то крикнул в комнату на своем языке. Из комнаты тотчас выглянул его земляк — молодой, жилистый, с наглыми глазами и тоненькой полоской усов.

— Какие проблемы, кардаш? — весело спросил он, буквально проедая глазами куртку Олега в том месте, где в кармане лежал пистолет. — Чего хотел?

Олег посмотрел на Нину, но она молчала, отвернувшись в сторону и предоставив возможность вести разговор своим друзьям. В последнее время на нее несколько раз «наезжал» гостиничный сутенер Вася-Хам, и она не собиралась разговаривать один на один с парнем, неизвестно зачем заявившимся в ее квартиру. Тем более, что от парня буквально исходили волны физической угрозы.

Олег вздохнул.

— Ребята, никаких проблем. Я хочу пару минут поговорить с Ниной, но только без вас. Хорошо?

— Хорошо, — легко согласился молодой. — Но только с нами. Она мне ближе, чем сестра. А у тебя «ствол» в кармане. Зачем?

— Да это газовый, — отмахнулся Олег.

— Покажи, — тут же потребовал молодой, отлепляясь от дверного косяка и выходя в коридор. — Посмотреть хочу. У меня тоже газовый есть. Сравним, у кого лучше, да?

— Давай немножко попозже, да? Нина, у меня к тебе всего один вопрос. Мне нужен рюкзак с книгами, который тебе сегодня принес Толик. Он не мог зайти сам и просил меня его забрать. Отдай мне его, и я уйду.

— Какой еще рюкзак? — первый раз за все время общения Нина проявила какой-то интерес и даже отвернулась от своих защитников. Олег взглянул в ее глаза и похолодел.

— Рюкзак с книгами… Толик сегодня днем принес, часов в пять, — срывающимся голосом выдавил он.

— Э-э, дорогой, ты, наверное, квартирой ошибся, — рассмеялся молодой. — Какой рюкзак? Какие книги? Мой не понимай ничего!

— Толик — это Ерастов, что ли? — уточнила Нина. — Да я его уже полгода не видела. И не было нас сегодня днем здесь никого.

Олег прислонился к стенке, чувствуя, что у него начинает бешено кружиться голова. Кавказцы начали быстро переговариваться на своем языке. Из комнаты выглянул еще один, с длинным перебитым носом и печальными глазами, старательно прячущий за спиной что-то тяжелое.

— Дорогой, у тебя, наверное, все? Тогда иди, иди… — молодой направился к Олегу, но остановился, наткнувшись на его взгляд.

Несколько минут все молчали. Потом Олег оттолкнулся от стены, еще раз посмотрел в лицо Нине и вышел.

На улице он сел на скамейку перед подъездом и закурил. Он понял, что Толя его обманул, что их деньги действительно пропали, так как по какой-то непонятной причине его гениально составленный план не сработал. Теперь его ищут бандиты и менты, на нем «висит» труп, у него нет документов, ему негде ночевать, а денег в кармане хватит лишь на то, чтобы купить крепкую веревку и удавиться.

Виновник всех его несчастий — Толик. Жалкий неудачник, которому на роду написано сесть за кражу курицы и загнуться в зоне от туберкулеза. Это он устроил пальбу в квартире, которую они пошли «брать» по наводке Марата. Это он изуродовал того парня на дискотеке. Это он прос…л деньги, которые уже были в их руках.

Олег поднялся со скамейки, отбросил окурок и решительно зашагал к проспекту. Он знал, что сделает в первую очередь.

Поедет в гараж и убьет Толю.

— Марат, развяжи хоть ноги, в сортир хочу, — в очередной раз попросил Толя, но Марат лишь отрицательно покачал головой и придвинул поближе тяжелый «газовый» ключ.

С момента отъезда Олега прошло более двух часов, и Марат изнывал от неизвестности. Толя болтал все время, не умолкая, стараясь убедить Марата в том, что Олег больше не вернется. Инстинкт самосохранения одарил Толю небывалым красноречием, и Марат, сначала вообще не веривший в то, что у Лазаревой лежат их тридцать тысяч, постепенно все больше склонялся к мысли о том, что Олег заберет деньги и смоется. Олег с самого начала не собирался делиться с Толей, так что может помешать ему сейчас, в одиночку завладев всеми деньгами, «кинуть» и его, Марата?

— Послушай, но мне действительно пос…ть охота. Дай хоть банку какую-нибудь, что ли. Не в штаны же мне мочиться?

— Потерпишь, — отозвался Марат, задумчиво разглядывая гаечный ключ. — Вот Олег приедет, тогда и сходишь.

— Ха, да он уже сто раз успел бы вернуться, если б хотел! Ты что, до сих пор не понял, что он тебя просто нае…л? На фиг ты теперь ему нужен! Когда в кармане столько денег, друзей найти несложно.

— Помолчи, надоел уже, — оборвал Марат, но ни угрозы, ни хотя бы даже злости в его голосе не было, и Толя упрямо продолжал гнуть свое.

— Да подумай ты, зачем мы ему сейчас нужны? Со «стволом», с деньгами. Тридцать тысяч в одни руки — совсем не хреново. Можно даже в Москву или в Питер рвануть и там так раскрутиться! А мы здесь будем сидеть до посинения. А то еще возьмет, позвонит ментам, они сюда нагрянут… Я связанный, ты с железкой сидишь. Я тебя защищать не буду! Скажу, что деньги с меня выбивал…

— Кроме вшей, с тебя и выбить-то нечего, — усмехнулся Марат. Мысль о возможном появлении милиции уже приходила ему в голову, но он старательно отгонял ее, потому что просто не знал, что делать в таком случае. В деревне, где они держали Ольгу, было проще. Там был Олег, который, казалось, всегда знал, что нужно делать, и брал ответственность на себя.

— Это ты им объяснять будешь, — огрызнулся Толя. — Я-то уже бывал и в уголовке, и в КПЗ. У папы своего поинтересуйся, как там живется! Он тебя, по блату, бесплатно защищать будет! Интересно, а если Олег не появится, мы здесь до утра сидеть будем? Пока работяги не появятся? Придумал уже, что ты им объяснять будешь?

— Тебя это меньше всего е…ть должно, кому и что я объяснять буду! Лучше подумай о себе…

— А я о себе уже давно подумал. Честно сказать — у меня просто башню заклинило, когда столько денег увидел. Не, в натуре! Да у тебя самого крыша съехала бы, если б ты эту кучу баксов увидел. Только не увидишь ты ее никогда! Нае…л тебя Олег, ох, как нае…л!

— Посмотрим. Не все ж такие, как ты. Да за такие вещи тебя б на зоне «петухом» бы сделали!

— Много ты про зоны знаешь… И вообще, чего это ты про них заговорил?

Они помолчали, потом Толя снова попросился в туалет.

— Потерпишь. Из-за тебя все неприятности. Поступил бы по-человечески — давно уже все дома были бы.

— По-человечески — это как? Принести и все вам отдать? Чтобы вы на двоих раскинули? Думаешь, я не понимаю, что мне хрен чего досталось бы, когда вы делить начали? Да я вам нужен был, только чтобы баксы из камеры забрать, а потом вы мне дали бы пинка под зад. Что, не так? На квартире той только я «спалился». И мужика завалил, и рожу свою засветил. По твоей, кстати, вине! Я ведь не собирался все брать. Хотел десятку свою забрать, чтоб не нае…ли потом, при дележке вашей, а остальное вам отдал бы. Мне ведь из города валить надо по-срочному!

— Свалишь…

Долгое отсутствие Олега пугало Марата все больше и больше. Что делать, если он так и не появится? Сколько еще ждать?

Собственные сигареты давно закончились, но в бардачке разобранного «Москвича» Марат нашел пачку высохшей «Примы» и понемногу курил их, давясь непривычным горьким дымом. От голода начало подташнивать, и Марат все чаще смотрел на часы. Десять минут двенадцатого… А если Олега поймали? Сидит он сейчас в ментовке и рассказывает, как до гаража лучше доехать. Похоже, прав был папаша, когда смеялся над своими клиентами и говорил, что только идиоты могут выкладывать такие деньги за собственные глупости.

— Блин, да пусти ты в туалет-то! — почти крикнул Толя. — Не могу больше!

Марат встал, прошелся по гаражу. Если Олег его «кинул», то надо как-то восстанавливать отношения с Толей. Не будет же он, Марат, его убивать. А если Олег вернется, то пусть сам и решает, как поступить. Пусть сходит, облегчится, а там видно будет. В любом случае, при необходимости он сможет с ним справиться. Толя избит, морально подавлен и явно не способен на сюрпризы.

Взяв «газовый» ключ, Марат подошел к Толе, присел на корточки и начал развязывать ему руки.

— Сортир вон там, в углу. Сходишь по-быстрому, и обратно. Понял?

— Конечно, — облегченно выдохнул Толя.

Как только руки оказались свободными, левой он схватил Марата за воротник и рванул на себя, а растопыренными пальцами правой ударил в глаза. Марат заорал, из разодранных век брызнула кровь. Толя схватил валявшийся рядом «газовый» ключ, оттолкнул Марата и — изо всех сил ударил его ключом под ребра. Закрывая руками лицо, Марат упал на бок и покатился по бетонному полу, захлебываясь от боли. Толя сорвал повязку с ног, вскочил и, догнав Марата, снова со всей силы опустил ключ ему на спину.

— А-а, — Марат выгнулся дугой и тут же упал. — Позвоночник… Ты сломал его!

Толя остановил занесенную для удара руку, внимательно посмотрел на бывшего друга. Слегка пнув его ботинком по голове, он решил, что этого будет достаточно, бросил ключ и побежал к выходу из гаража.

Крепкие двустворчатые двери были заперты изнутри на засов. Толя сбросил тяжелый деревянный брусок, надавил плечом на правую створку и осторожно выглянул наружу. Темно. Ближайшие фонари расположены далеко, за окружающими гараж пустырями. Со стороны проспекта, чихая неотрегулированным двигателем, приближалась какая-то машина. Толя выскользнул на улицу, прикрыл за собой дверь и побежал к пустырю.

На углу гаража висел фонарь. Стекла корпуса давно были разбиты, но мощная лампочка исправно заливала светом пространство перед гаражом. Обежать освещенную зону было нельзя.

— Тормози! — приказал Олег водителю, дергая «крючок» своей дверцы. Водитель поспешно остановил машину. Олег бросил ему на колени мятую десятитысячную купюру, выскочил и побежал на пустырь.

Он хорошо разглядел Толю, когда тот пробегал под фонарем. Или он договорился с Маратом, или попросту обманул этого мудака. А если они уже поделили деньги?

Машина за его спиной развернулась и стала стремительно удаляться. Олег достал пистолет и замедлил шаг. Толю он не видел. Слишком темно и слишком много места, куда можно спрятаться.

Выставив перед собой «ТТ» и стараясь идти бесшумно, Олег начал прочесывать пустырь. Так как никто и никогда его этому не учил, то получалось у него бестолково, к тому же злость — плохой помощник в таких вещах. Олег несколько раз прошел вплотную к тому месту, где, сжимая обрубок трубы, прятался Толя.

Бесполезно потратив полчаса, Олег развернулся и пошел в гараж. Когда он проходил мимо, у Толи мелькнула мысль напасть на него, рассчитаться за свое унижение и отобрать пистолет; он даже привстал, примериваясь, как лучше ударить трубой, но в последний момент сдержался. Тот же инстинкт самосохранения, который помог ему «уболтать» Марата, сейчас подсказал, что с Олегом лучше не связываться. Он сильно изменился за несколько прошедших часов…

Дождавшись, когда Олег зашел в гараж, Толя поднялся, перебежал пустырь, вышел на проспект и остановился. Идти ему было некуда.

7

В понедельник Гена Савельев работал в первую смену и в половине десятого утра сидел в кабинете начальника отделения, слушая доклад сменившегося дежурного о происшествиях за прошедшие сутки. Воскресенье выдалось спокойным днем, было несколько заявок о мелких хулиганствах и бытовых конфликтах, и только одно преступление — очередного лоха «кинули» при попытке обменять сто долларов у ларьков. После того, как закончился общий развод, опера перешли к своему непосредственному начальнику.

— Значит так, Гена, — сказал зам по УР, передвигая на столе бумаги. — Давай-ка, дуй в больницу к этому журналисту. Вчера его опрашивать еще нельзя было, но сегодня утром дежурный туда отзванивался, сказали, что дадут побеседовать. С материалом сильно не затягивай, в РУВД уже звонили и из главка, и из редакции. Они там свое расследование начали, пинкертоны хреновы. Опроси Баранова, приложи еще пару справок — и отсылай в следствие. Нечего у себя держать, все равно возбуждать придется. Езжай!

— С машиной как?

— Никак, естественно. Кто ж ее даст через весь город в больницу ехать?

Гена зашел в свой кабинет, собрал в папку необходимые бумаги, вложив туда же газету «Спид-инфо», которую собирался почитать по дороге, перекурил и поехал.

Он долго ждал нужного трамвая, а потом еще дольше трясся на задней площадке, вцепившись одной рукой в поручень, а локтем другой прижимая папку и висевший под мышкой пистолет. Потом трамвай сломался, и Гена отшагал несколько кварталов, чтобы выйти на Московскую набережную и убедиться, что автобусы тоже не ходят и до больницы ему придется топать пешком. Долгая прогулка по любимому городу имела одну положительную сторону — Гена неожиданно придумал, как отказать опостылевший материал по заявлению о вымогательстве, и потому в приемный покой вошел в приподнятом настроении.

— Здравствуйте, моя фамилия Савельев, я — уполномоченный уголовного розыска 15-го отделения милиции Правобережного района. Как вы себя чувствуете? — сказал Гена, присаживаясь на стул у кровати Баранова.

— Более или менее, — журналист слабо улыбнулся, показывая, что на самом-то деле чувствует он себя очень и очень плохо, но мужества ему не занимать, и посторонним он свою слабость не покажет.

— Я не буду вам сильно надоедать, но несколько вопросов задать вам просто обязан.

— Да, конечно. Я понимаю. Мы ведь, в некотором роде, коллеги.

— Хм… Вы помните, что произошло на дискотеке? Как вы там оказались и зачем пошли в этот склад на первом этаже?

Говоря это, Савельев раскладывал на коленях бумаги и исподлобья смотрел на лицо собеседника. «Сейчас будет врать, — понял он, заметив, как дернулись глаза журналиста. — Скажет, что тоже не помнит?»

— Конечно, я все помню… Как вы, наверное, уже знаете, я пишу на криминальные темы. Уличная преступность, коррупция в правоохранительных органах, организованная преступность. Естественно, у меня есть круг доверенных лиц, от которых я получаю определенную информацию. Иногда бывают и другие источники… Вы понимаете, я не могу говорить об этом более подробно.

— Пока этого и не требуется.

— В этом моя работа в чем-то сходна с вашей.

— Да, сходство просто поразительное, — подтвердил Савельев, и Баранов быстро посмотрел в его сторону, но, не увидев ожидаемой усмешки, продолжил.

— Иногда звонят или пишут люди, которые располагают определенной информацией и готовы ее предоставить. Если вы читали мои последние статьи, то, наверное, обратили внимание, что я неоднократно возвращался к личности Владимира Габаева, бывшего лидера «смирновских», которого около года назад застрелили руоповцы. В его смерти было… э-э… много разных странностей, я несколько раз поднимал эту тему, но пока безрезультатно. В понедельник или во вторник, я точно не помню, мне позвонил по домашнему телефону какой-то неизвестный мужчина. Он не представился и не сказал, как смог меня найти. Хотя ничего особо удивительного в этом нет, меня достаточно хорошо знают в городе. Он сказал, что тесно общался с Габаевым незадолго до его смерти и располагает некоторыми интересными фактами, которые готов предложить мне при условии, что я в своих статьях не расшифрую его личность. Потом мы созванивались еще несколько раз, обговаривали возможность и необходимость встречи. Я, естественно, опасался, что это может быть провокацией — у меня достаточно недоброжелателей… Проверил по своим каналам, но ничего подозрительно, вроде бы, не было, и я согласился.

— В редакции кто-нибудь знал об этом?

— Нет, я работаю самостоятельно и отчитываюсь только за результат. Я согласился, и он предложил встретиться вечером в субботу на дискотеке в ДК имени Крупской. Сказал, что сам узнает меня и подойдет, если все будет чисто. Я пришел на дискотеку, прождал чуть больше часа, и ко мне подошла какая-то девушка, сказала, что меня ждут в той комнате… Вы нашли эту девушку?

— Да, — не задумываясь, соврал Гена.

— А-а, и что она говорит?

— Пока это не важно. Что же было дальше? В той комнате?

— Боюсь, что дальше я ничего не помню. Я зашел туда… По-моему, мы даже зашли туда вместе, но точно я не помню. Потом я получил удар по голове и очнулся только здесь. Такая вот невеселая история! Наверное, вам это ничем не поможет. Надеюсь, уголовное дело вы все-таки возбудите?

— Очень может быть.

— И по какой статье?

— Пока не знаю. Значит, кто вам звонил, вы не знаете и на дискотеке этого человека вы не видели?

— Увы… В разговорах по телефону он назывался Ильей. У меня дома телефон с АОНом, но ни разу номер не высветился. Видимо, он все время звонил из автоматов.

— Видимо. Кстати, та девушка еще несовершеннолетняя.

— Что?

— Да нет, ничего.

— Я так понимаю, что вы меня хотите запугать?

— Даже не пытаюсь.

— Учтите: у вас ничего не получится. Я понимаю, хорошо понимаю, что вы не хотите себе лишнего «глухаря» вешать, что вам лишь бы дело списать или повесить его на кого-то. Но предупреждаю, ничего у вас из этого не получится! У меня, знаете ли, есть к кому обратиться.

— Да, пожалуйтесь Габаеву.

— При чем здесь Габаев? Думаете, на вас управы нету?! У нас сейчас, слава богу, демократия. Это раньше вы могли творить, что хотите, и никто вам слова не мог сказать. Не те сейчас времена, не те!

— Знаете, что меня удивляет больше всего?

— Что? — журналист тяжело дышал, лицо его покрылось красными пятнами праведного гнева.

— Обычно такие вещи я слышу от преступников. Они очень любят упоминать про демократию, про жалобы, про то, что ничего не выйдет… Но вы-то у нас, вроде как, потерпевший! По крайней мере, пока…

— Что значит — пока?! Я на самом деле потерпевший, а вы не хотите искать преступников.

— Хочу. Очень хочу их искать. Просто, я бы сказал, мечтаю этим заняться. Знаете, есть такая хитрая статья в Уголовном кодексе, сто восьмидесятая? Об ответственности за заведомо ложный донос о совершенном преступлении.

— У меня высшее юридическое образование, — фыркнул Баранов.

— Образование у вас далеко не высшее, вы, если не ошибаюсь, с четвертого курса ушли. Или, так как у нас демократия, то это роли не играет? Так вот, есть такая статья, сто восьмидесятая. Сроки там небольшие, но вот позора не оберешься! Знаете, она у вас, извините за выражение, на лбу написана!

— Я не понимаю, почему вы мне не верите?! Я рассказал все так, как было. Хотя мог бы вообще ничего не говорить, это ваше дело — преступников искать.

— А я и не спорю с вами относительно этого. Не верю я вам потому, что вы просто-напросто врете. И врете не очень умело. С вашим-то опытом можно было и поинтереснее историю выдумать. Хотите, я вам расскажу, как все было на самом деле?

Они замолчали, глядя друг на друга. Баранов старался придать своему лицу выражение брезгливого возмущения, но получалось это у него плохо — глаза выдавали внутреннюю растерянность.

«Двадцать четыре года, — думал опер. — В армии не служил. Проболтался несколько лет на юрфаке; нахватался теоретических верхушек. Жизни не видел и не знает, но хочет на самый верх забраться, неважно как. Поговорил бы хоть раз со старушкой, у которой ублюдки, о правах которых он так печется, пенсию отобрали, или постарался бы убедить мать, что те, кто изнасиловали и убили ее дочь, — тоже люди и относиться к ним надо по-человечески… Уж ему-то, ему кто давал право других судить, со своими дурацкими выводами и советами лезть и из себя невесть что строить? Подкармливается у бандитов и пишет про них, вроде бы и ругает, а на самом деле — рекламу им делает, чтобы люди еще больше их боялись и вообще ни во что не верили. И так уже ни свидетелей, ни понятых не найдешь. Раньше только преступники врали, а теперь и каждый второй „терпила" боится правду сказать. Как будто это только нам нужно, а больше никому и дела нет».

— На самом деле было так, — сказал Савельев вслух. — На дискотеку эту вы ходите регулярно, благо находится она недалеко от дома, можно сказать — под носом. Вас там хорошо знают — я разговаривал и с охранниками, и с посетителями. Девчонку ту, с которой вы в подвал… простите, на склад пошли, там тоже все прекрасно знают. Она туда с очень определенной целью ходит. Склад этот давным-давно используется с той же, очень определенной целью. Вы, как завсегдатай, не можете этого не знать. Охранники, между прочим, особо и не скрывают, что получают «бабки» за то, что вход в него регулируют, очередь устанавливают. Вы, как представитель тяжелой профессии, там льготами не пользовались? Странно… Да не смотрите вы на меня так удивленно, а то я сам себя стесняться начинаю! Так вот, познакомились вы с этой девушкой и пошли с ней в эту вашу «гостиницу», чтобы усугубить знакомство и красиво вечер завершить. А там вас ждали некие нехорошие ребята. Я бы даже сказал — злые. Возможно, что они были не только злые, но еще отвратительные и грязные. Как только начали вы с этой девушкой знакомиться совсем близко, ребята взяли и ударили вас по голове. С корыстной, видимо, целью, так как никакой иной ценности ваша голова для них, я полагаю, не представляла. Ударили они слишком сильно, или волновались очень, или голова у вас оказалась крепкая и бить пришлось не один раз — не знаю и судить не берусь. Но, ударив вас, они испугались, так как изначально намеревались поставить вам только шишку, чтобы спокойно опустошить карманы. Испугавшись, они убежали, даже не доведя до конца свой преступный корыстный замысел. Я надеюсь, вы не будете утверждать, что у вас в карманах еще и пара миллионов долларов лежала? Если вы будете на этом настаивать, то мне придется вас огорчить — они пропали. Но зато все остальное, включая ваше драгоценное репортерское удостоверение, осталось на месте. Вот, примерно, так оно все и было. Верно?

Савельев посмотрел на Баранова и понял, что попал в цель. Его догадки оказались правильными.

— Скажу вам еще одну маленькую приятную вещь. По сто восьмидесятой статье никто вас привлекать, конечно, не будет. Статья-то хоть и слабенькая, но прокурорская, а у нас сейчас бардак, в прокуратуре следователей не хватает, да и те, что есть, — делами об убийствах и изнасилованиях завалены и не будут такой мелочью, как ваше вранье, заниматься… Но я надеюсь, что отнюдь не это заставит дать вас правдивые показания, а недремлющее чувство гражданского долга, которое у вас, как у журналиста, должно быть особенно широко развито.

— Мне нечего вам больше сказать, — пробормотал обескураженный Баранов.

— Есть, и очень много, — ласково возразил Гена. — И не заставляйте меня прибегать к таким крайним мерам, как отключать вам искусственное дыхание или ломать шею через спинку кровати.

— Какое искусственное дыхание? У меня его и нету…

— Значит, мне сначала придется его подключить.

На полдороге от больницы к отделению Савельев вспомнил, что Олег Рубцов, охранник дискотеки, так и не позвонил ни ему, ни его коллегам, и изменил маршрут.

На счастье, мать Олега была дома. Узнав Гену, она опять пропустила его на кухню, оставив собаку в коридоре.

— А что, он вам так и не позвонил? — удивилась она. — Не знаю… Я ему записку оставляла.

— Так вы его не видели, что ли?

— Я вчера в гости уходила, пришла поздно. Его дома не было, но мне показалось, что он заходил в мое отсутствие. Да, точно заходил, записки-то нет!

— А когда вы ушли и во сколько пришли?

— Во сколько? Сейчас скажу… Да успокойся ты, Рекс! Извините. Ушла я, примерно, в три, а пришла… Пришла, наверное, тоже в три. Ночи, естественно.

— Если я правильно вас понял, то ни до, ни после гостей вы Олега не видели? Но записку он забрал. А где он может быть? Он что, часто так из дома уходит?

— Ну, не часто, конечно, но он ведь уже взрослый… Замолчи, Рекс! Нет, он не часто так уходит и всегда раньше звонил. Может, он вам звонил, но вас на месте не было?

— Может быть. А с кем он общается? Вы говорили, он на день рождения собирался, так, может, там и застрял?

— Может, и так. У него друзей много. Коля Ефремов, Марат Бараев, Витя Ушаков. Девушки, конечно, знакомые есть, но я их плохо знаю, в основном, по именам: Ирина, Алиса, Верочка — очень хорошая девочка, и родители у нее хорошие. Только я не понимаю, вы говорили, что там ничего серьезного, а теперь вдруг такой интерес. Что все-таки случилось?

— Простая формальность. Я ведь разговариваю со всеми, кто там был, не только с Олегом. И меня сроки поджимают, я в три дня должен решить, возбуждать дело или нет, а ситуация неясная. Вдруг Олег все-таки видел или знает что-то важное? Сами понимаете, никогда ведь заранее нельзя угадать.

— А-а, ну тогда понятно. Не знаю, чем еще помочь-то вам. Когда появится, я скажу, чтобы он сразу с вами связался.

— Будьте так любезны.

— Скажите, а вот эти, из другого отделения, они опять придут?

— Что? — уже подошедший к входной двери Гена резко остановился и развернулся, собака ткнулась ему в ладонь теплым влажным носом. — Из какого отделения?

— Ну, вчера еще один приходил. Сразу после вас. Тоже Олега спрашивал.

— Вы у него документы видели?

— Да, он показал свое удостоверение.

— И что там было написано?

— Я не помню уже… Но удостоверение было милицейское, это точно!

Видя недоумение Савельева, женщина забеспокоилась.

— Что-то не так? Не надо было его пускать? Но вы же ничего не сказали, когда уходили!

— Вы не запомнили ни фамилии, ни должности? А как он выглядел?

— Высокий, намного выше вас. Очень такой здоровый, стриженый почти наголо. Лицо интересное… Одет в спортивный костюм, черный с белым, и кроссовки.

Савельев вспомнил о трупе Тюленева, найденном вчера вечером в сквере недалеко от дома Олега. Приметы совпадали, и дежурный на разводе говорил, что при нем нашли милицейское удостоверение. Черт!

— Вы пока уходить никуда не собираетесь? Маленькая просьба: побудьте дома еще немного, я кое-что уточню и, возможно, еще к вам вернусь.

Савельев выскочил на улицу, осмотрелся и влетел в продуктовый магазин в соседнем доме.

— Девушка, здравствуйте, милиция! Телефон очень нужен.

Через несколько минут подъехали два опера из «убойной» группы РУВД с фотографией покойного Тюленева, сделанной, правда, еще в те времена, когда он был живым. Ничего не понимающая мама Олега уверенно опознала его как человека, приходившего в ее квартиру и назвавшегося сотрудником милиции.

— Тихий, в принципе, неплохим человеком был, — говорил один из «убойщиков» на обратном пути в машине. — Больше всего в жизни он ненавидел трусы за полторы тысячи.

— Чего? — Савельев удивленно посмотрел на своих коллег.

— Это у него такая шутка любимая была. А Тихий — это «погоняло» его. Он из «центровой» группировки был. Бывший чемпион области по самбо в тяжелом весе, неоднократный призер соревнований по кик-боксу. Даже, вроде бы, и убить никого не успел. Два месяца назад женился, жена беременная, только-только восемнадцать ей стукнуло. Неужели его действительно Рубцов завалил? За что?

— Для тренировки, — предположил второй «убойщик». — Чтоб форму спортивную не терять. Интересно другое. Недалеко от трупа Тихого нашли две гильзы от девятимиллиметровых патронов к пистолету иностранного производства. А за полтора часа до обнаружения трупа доблестный наряд 14-го отделения по заявке неких граждан задержал некоего Николая Храмцова, охранника ЧОП «Оцепление». Была телефонная заявка, анонимная, естественно, что Храмцов и еще двое сидят в его машине, недалеко от дома Олега, и вовсю размахивают оружием. Когда постовые приехали, в машине был всего один, этот самый Храмцов. И пистолет у него при себе был, «кольт гавернмент модел», как раз девятимиллиметровый. Я, правда, сомневаюсь, что он им размахивал, но все может быть. Храмцов числится в этом ЧОПе контролером постов, то есть, по идее, свободно может оказаться со стволом в любом конце города, и никак ты к нему не придерешься. Работа у него такая. Вообще, это «Оцепление» — интересная контора. Зарегистрированы они где-то в Петровске, но центральный офис у них на Ореховом острове, целый особняк снимают. Состоит фирма как бы из двух частей. Одна — действительно что-то оцепляет, то есть охраняет. Объектов у них много — банки, склады, офисы, сопровождение грузов, личная охрана. Между прочим, ребятки, которые Крутого охраняют, тоже в «Оцеплении» числятся. Он их сам туда устроил. Вторая половина ничего не охраняет, но пользуется всеми благами, положенными охранникам и детективам. После окончания работы они должны оружие сдавать, но кто контролирует, когда они начинают и когда заканчивают? А сидя на такой должности, как «контролер постов» или «советник по безопасности», можно круглые сутки мотаться по городу с пистолетом, и всегда сможешь объяснить, кого ты проверял и кому чего советовал. «Оцепление» полгода назад закупило два десятка таких «кольтов» и полсотни «беретт», так все по «советникам» и «контролерам» разошлись. Мы нашли трех баб, которые видели, что в «тойоте», кроме Храмцова, сидели еще двое, и один из них — наш Тихий.

— Выходит, что они Рубцова пасли?

— Может быть, и так. Видимо, все-таки дождались его. Тихий и третий пошли с ним беседовать, а Храмцов по какой-то причине остался в машине.

— И, видимо, «пушка» была не только у Храмцова, но и у третьего, — предположил Савельев. — И тоже «кольт». Он и стрелял из него в Рубцова?

— Вполне вероятно. Только слишком уж легко все получается. Тихого застрелили из «ТТ», один выстрел, в упор, точно в лоб.

— А где Храмцов сейчас? — спросил Гена.

— Бог его знает, где. Может, там же, где и Тихий. Из отделения его отпустили через полчаса. По месту прописки он уже сто лет не живет. «Тойота» зарегистрирована на каком-то ИЧП, которое уже полгода как тихо развалилось. Будем искать. Плохо, если бандюки Рубцова раньше нас отыщут. «Глухарь» так и останется.

— Не только у вас, — вздохнул Гена и рассказал о нападении на Баранова. — Интересно, нет ли между этим связи? Очень уж по времени все совпадает.

— Да, любопытно. Надо будет знакомых этого Олега потрясти. И ориентировку по городу дадим.

— Ты пообедать не хочешь? — спросил Петров.

— В принципе, можно, — отозвался уставший от бумажной работы Костя. — Куда пойдем?

— Я одно местечко новое нашел. На территории 14-го.

— Далеко, наверное?

— Не пешком же пойдем. Собирайся, я в машине жду.

Ковалев убрал бумаги в сейф. Задумался, глядя на лежащий на полке пистолет. Если его брать с собой, то придется одевать куртку, а на улице и так слишком жарко. Решив, что в столовой оружие, скорее всего, не пригодится, Костя захлопнул металлическую дверь, запер кабинет и пошел вниз.

В столовой пистолет, действительно, не понадобился. Обед оказался достаточно плотным и вкусным, а кофе — не слишком противным и маленьким. С наслаждением выкурив по сигарете, опера вернулись в машину Петрова и поехали в РУВД.

— Ты бы себе кондиционер поставил, что ли, — посоветовал Костя, полностью опуская боковое стекло. — Или крышу на брезентовую поменяй.

Они остановились перед пешеходной дорожкой. Петров разглядывал замершую во встречном ряду «БМВ». Ковалев, щурясь от яркого солнца, глазел по сторонам.

— Красивая вещь, — вздохнул Дима. — Мне «тройки» у них больше всего нравятся…

— Ну-ка, сворачивай, — перебил его Костя. — Проедь мимо тех ларьков и останови.

— Что там? — спросил Дима, не отворачивая взгляда от «БМВ».

— Приметы по «сережечнику» помнишь? По-моему, он.

На светофоре вспыхнул разрешающий сигнал. Дима проехал несколько метров, плавно принял вправо и остановился, воткнувшись на свободное место в ряду других машин. Посмотрел в зеркало.

Около ларьков, расположенных напротив трамвайной остановки, стоял парень лет двадцати пяти. Среднего роста, худощавый, с вытянутым угреватым лицом, в помятой клетчатой рубашке и джинсах, с поясной сумочкой-«грыжей» на животе. На голове, козырьком назад, у него была надета красная бейсбольная кепка с надписью «Калифорния».

— Хм, кроме того, что мужик и в кепке, я ничего общего не вижу, — сказал Дима.

— Здесь всего два трамвая ходит, а он уже оба номера пропустил.

— Может, ждет кого-то?

— Бабульку очередную. Посмотри, сколько их возле ларьков крутится, а напротив — сберкасса и магазин.

Парень продолжал стоять, вертя головой во все стороны. Подошел еще один трамвай, но он не обратил на него внимания.

— Интересный парнишка, — задумчиво протянул Дима. — Говорили, что у него зуба наверху не хватает…

— Даже если у него они все, то это можно исправить. Пошли?

— Пошли.

— У тебя «ствол» и «браслеты» есть? А то я не взял ничего.

— Есть.

— Давай, выходи первым, обойди ларьки и стой там. Он, если от меня дернется, то только в ту сторону побежит.

— Хорошо.

Петров вышел из машины, не спеша прошелся по тротуару, купил в крайнем ларьке какую-то мелочь. Парень мазнул его колючим взглядом, но особого внимания не обратил, а когда опять посмотрел в ту сторону, то Димы уже не было видно.

Костя закурил, вылез из машины и пошел вдоль ларьков, разглядывая выставленный товар. Приблизившись к парню, Костя опустил голову, стараясь краем глаза фиксировать положение ног парня. Тот продолжал стоять на месте, но потом вдруг резко шагнул в сторону. Костя почувствовал, что парень его заметил и теперь неотрывно смотрит на него. «Сейчас побежит. Он ведь, как зверь, опасность за километр чувствует. Иначе не мог бы столько времени на улице „работать“. Черт, сейчас рванет. Хорошо, если на Димку выскочит, а если через дорогу?.. Ему ведь по х… что там машины идут. У него фора метров десять, да и неохота под колеса прыгать, я ведь только пообедал. И стрелять по нему нельзя. Да и стрелять-то не из чего. Чего же он не бежит? Неужели еще ничего не понял? Все, уже не успеет».

Когда между ними оставалось меньше двух метров, парень в кепке сделал неуверенный шаг в сторону, но Ковалев крепко схватил его за руку и тихо сказал:

— Стой спокойно. Милиция.

Сзади подбежал Дима и встал рядом, положив руку на заткнутые за пояс наручники. Парень молчал, в упор глядя на Ковалева. Они встретились глазами, и Костя понял, что не ошибся.

В книгах часто бывает, когда сыщик и преступник долго смотрят друг на друга, а потом все вопросы становятся излишними. В жизни такое случается реже, намного реже, чем хотелось бы, но — случается. Сейчас был именно такой момент. Ковалев понял, что перед ним — тот самый «сережечник», которого несколько месяцев безуспешно искало все Правобережное РУВД, а парень понял, что попался, что уйти ему сейчас не дадут и пришло время отвечать за свои дела.

— Здравствуйте, — сказал он, и Ковалев вполне доброжелательно отозвался:

— Привет.

Они опять помолчали. Костя отпустил руку парня.

— Как тебя зовут-то?

— Римский Вячеслав.

— Местный?

— Нет, из Полтавы. У меня паспорт с собой.

Слава попытался расстегнуть «молнию» сумки, но Ковалев его остановил.

— Не надо, я сам.

Кроме паспорта в сумке оказались пачка «Мальборо», немного денег и две золотые сережки с маленькими зелеными камушками. К одной серьге прилип длинный седой волос.

— Сегодняшние?

— Ага.

— И где?

— Не у вас. На площади Труда.

— Понятно. Пошли! Только браслеты надо одеть.

Петров защелкнул наручники на запястьях Славы, и они пошли в машину.

— Поехали, Николаева обрадуем, — сказал Костя, садясь вместе с задержанным на заднее сиденье. — Он с тобой, Слава, давно познакомиться мечтал.

— Да я не тороплюсь как-то, — отозвался Слава, с тоской глядя в окно.

— Очередную бабушку ждал? — спросил Петров, отъезжая от тротуара.

— Да нет, к приятелю приехал, он тут на рынке работает.

— Так рынок-то в другой стороне!

— Я ж говорю, что не нашел его.

— Живешь-то где?

— В общаге, у бабы одной.

Приехали в отделение. Николаев как раз стоял в дежурке, просматривал какие-то бумаги. Увидев, как Ковалев и Петров заводят задержанного, он развернулся в их сторону, замер, разглядывая Римского, — и спустя мгновение на его лице появилась понимающая улыбка.

Пока Дима писал рапорт и объяснялся с дежурным, Костя отвел Николаева в сторону.

— Так, Леха, видишь, какого мы тебе друга привели?

— Да я понял уже! Где вы его взяли-то?

— Да тут недалеко, на Архитекторов… Сколько по вашей «земле» эпизодов было? С его приметами.

— Шесть. Шесть или семь, не помню точно.

— Надо вызванивать «терпил», пусть опознают.

— А он-то сам — как? Говорит?

— Говорит…

Пока Петров, заняв свободный кабинет, беседовал с Римским, обсуждая, в основном, общие вопросы — когда приехал, где поселился, — Николаев и Ковалев заперлись в соседнем, насилуя телефонный аппарат. У двух потерпевших никто не ответил. Еще одна, со слов дочери, недавно перенесла инфаркт, с кровати не вставала и прийти в отделение, естественно, не могла.

— Этой тоже дома не окажется, — мрачно предрек Николаев, набирая последний номер. — Неудачно вы время выбрали. Не могли, что ли, до вечера потерпеть? Найди сейчас кого-нибудь дома!

Но на этот раз все-таки повезло. Коротко с кем-то переговорив, Николаев положил трубку и пояснил:

— Ушла в магазин, должна скоро, вернуться. Мужу сказал, чтобы сразу к нам летела, как появится.

— Надо в 15-е звонить, у них ведь тоже случаи были, — предложил Костя, и Николаев снова придвинул к себе телефон.

В 15-м отделении никто из оперативников по телефону не ответил. Справившись у дежурного, Николаев узнал, что Савельев укатил кого-то опрашивать по своему материалу, а остальные только что улетели на какое-то задержание.

— Нам сейчас хотя бы один эпизод закрепить… Площадь Труда какой отдел обслуживает?

— По-моему, седьмой, — подсказал Костя.

— Алло, это «Семерка»? Добрый день, коллега! Уголовный розыск 14-го отдела беспокоит, Николаев моя фамилия. Площадь Труда — ваша «земля»?.. Отлично. Слушай, у вас сегодня рывки сережек были?.. Как у кого — у старушек, наверное… Не были?.. А вообще были?.. Не было… Чем же вы там занимаетесь? Послушай, если потерпевшая подойдет, отзвонись сразу нам, хорошо? У нас тут человечек есть один интересный, задержанный… Да, с сережками, и говорит, что у вас рванул…

— Не было у них ничего, — удивленно сказал Николаев, кладя трубку. — Может, врет?

— Может, и врет. Пошли, пообщаемся с ним.

Слава Римский сидел перед столом, мусолил авторучку и поглядывал на лежащий перед ним лист бумаги, в верхнем правом углу которого только что коряво вывел:

Писать чистосердечное признание, к которому его так усердно склонял Петров, очень не хотелось. Слава, конечно, понимал, что попался, но первый шок, вызванный неожиданным задержанием, уже прошел, а человеку всегда так хочется надеяться на какое-то чудо…

Костя закурил, прошелся по кабинету, открыл окно и сел на подоконник.

— Не знаешь, с чего начать?

Слава неопределенно пожал плечами.

— Понятно… Дело, конечно, твое. Не хочешь — можешь вообще ничего не писать. И не говорить. Только вот что от этого изменится?

— Надеется, наверное, что мы его отпустим, — предположил Николаев.

— Пусть надеется, — махнул рукой Костя. — Нам-то что? Мы свое дело сделали. Дальше пусть следователь ковыряется. Все, что нам остается — это понятых и подставных для опознания найти. Слава, как ты думаешь, узнают тебя люди или нет? Кто-то, конечно, и не разглядел толком, кто-то забыть уже успел. Но потерпевших-то много! Не первая, так десятая, но все равно ведь опознают. Ты судимый? Вижу, что судимый! И за что?

— За кражу… квартирную. В Полтаве еще судили, в девяносто первом.

— Сколько дали?

— Три…

— Что, три года по первому разу, за одну кражу? Да не бывает такого! Даже в Полтаве.

— Ну, там еще и грабеж был…

— Все три отсидел?

— От звонка до звонка.

— Ну, тогда тебя агитировать смысла нет. И так все знаешь. Так что решай сам, что для тебя лучше. Потом только не жалуйся, если прогадаешь.

Слава повертел авторучку, посмотрел на колпачок, раздумывая, стоит его грызть или нет.

— Не вздумай вещь портить! — Дима хлопнул по столу ладонью.

— Ладно, Слава, — Ковалев соскочил с подоконника. — Я вижу, ты уже все решил. Пошли в камеру, будешь опознания дожидаться.

В камеру Римский тоже не спешил. Бросив на стол авторучку, он неуверенно сказал, разглядывая висящие на стене рекламные плакаты:

— А что я? Может, что и было, так сразу-то не вспомнить… Скажите лучше конкретно, в чем вы меня обвиняете?

— Будто сам не знаешь! — усмехнулся Дима.

— Да что я знаю?..

— Бесполезный это разговор, — махнул рукой Николаев. — Давай, Костик, я его вниз сведу.

— Подожди, — остановил Ковалев. — Может, не такой уж и бесполезный. Слава, если я правильно понял, ты решил опознания подождать? А потом доказанное признаешь, а что нет — то нет. Верно?

— Да. Зачем мне лишнее?

— Лишнего тебе никто грузить не собирается! Тебе свое бы унести! Мы все равно знаем, кто ты и что ты, без всякого опознания. Ответь мне, пожалуйста, почему ты не убежал? Видел ведь, как мы идем.

— Зажигание поздно сработало, — не задумываясь, ответил Римский. — Видел, конечно. Да пока собирался, вы уже и подошли. У меня сегодня с самого утра предчувствие было, и сон плохой приснился…

Вызванная на опознание женщина долго испуганно смотрела на Славу, с невозмутимым видом сидящего на диване между двумя приглашенными с улицы «подставными». В качестве понятых присутствовала молодая супружеская пара, выловленная из очереди в паспортный стол. Молодой человек скептически усмехался и поддерживал под локоть свою супругу, взиравшую на происходящее со смешанным выражением детского восторга и недоверия.

— Он… По-моему, он, — потерпевшая дрожащей рукой указала на Римского, — Ой! Точно, он!

— Уточните, пожалуйста, где и при каких обстоятельствах вы виделись с этим молодым человеком, — следователь придвинул к себе бланк протокола опознания личности и начал брезгливо осматривать свою авторучку. Он был «глухаристом», то есть следователем, в чьем ведении, или правильно выражаясь, производстве, находились нераскрытые уголовные дела — «глухари». Должность, в некоторых отношениях, халявная, оставляющая массу свободного времени — в зависимости, конечно, от того, как подходить к своим обязанностям. Ковалев мог назвать пару следователей, которые «сидели на глухарях», но при этом что-то делали, действительно пытались расследовать преступления, а не только засыпали уголовный розыск никому не нужными отдельными поручениями с требованиями кого-то установить и что-то перекрыть. Сегодняшний следователь к их числу не относился, но в данной ситуации спихнуть на других свою работу не мог, а потому старался по мере сил испортить всем настроение. Раз уж испортили ему.

— Он… Он вырвал у меня сережки. Золотые, маленькие такие…

— Когда и где это произошло? И по каким признакам вы его опознаете?

— Да недалеко от рынка, вечером… А когда? Я уже и не помню, когда. Месяц, наверное, назад.

— В уголовном деле стоит дата — второе июня тысяча девятьсот девяносто пятого года. Вы не оспариваете ее? — следователь смотрел на свою ручку уже не просто с брезгливостью, а с откровенной ненавистью. Костя подумал, что еще немного — и он взглядом прожжет в протоколе дырки.

— Нет, — испугалась женщина. — Не… Не оспариваю.

— По каким признакам вы его опознаете?

— Что?

— Я говорю, по каким признакам вы его опознаете? Может, это вообще не он?

— Да нет, это он, — женщина испуганно посмотрела на Славу, он ей подмигнул, и она вздрогнула, явно жалея, что согласилась прийти.

— Ну хорошо, — следователь смилостивился, ткнул в протокол ненавистной авторучкой и, завалив голову на плечо, начал быстро писать. — Значит, вы опознаете его по приметам внешности, цвету волос, лицу… Да?

— Да, — убитым голосом подтвердила потерпевшая.

Когда опознание была закончено, следователь приступил к допросу Римского, а Николаев пошел проводить посторонних в коридор, молодой человек, бывший понятым, остановился и конфиденциально поинтересовался у опера:

— Скажите, товарищ следователь, я так понял, что он у нее серьги отобрал?

— Да, так оно и было.

— И вы его поймали?

— Как видите.

— То есть его теперь будут судить?

— Скорее всего.

— А серьги он, наверное, уже продал… Спасибо большое. Вот видишь, Верочка, так всегда: дурака, который копейки украл, сажают, а бандитов никто и ловить не будет…

Ответ Верочки Николаев не слышал. Заперев дверь, отделяющую помещение уголовного розыска от общего коридора, он вернулся в кабинет, где Петров и Ковалев готовили кофе. В соседнем брезгливый следователь допрашивал Римского.

— Он нас теперь возненавидит, — сказал Петров, разливая по чашкам кипяток. — Лежали у него «глухари» на полках, можно было с них пыль сдувать и радоваться, значительность из себя строить и всем жаловаться, что опера только водку жрут… Теперь работать придется. Интересная у нас система, такое ощущение, что никому, кроме нас, это и не надо. Ни тетке той, потерпевшей, ни следаку… А уж потом — и подавно. Она на серьги свои давно рукой махнула, радуется, наверное, что тогда вообще живой осталась. Теперь новые волнения прибавятся — будет ждать, когда ей мстить придут, в газетах сейчас об этом много и красочно пишут… Следак на нас дуться будет, что работу ему нашли — придется теперь бумажки писать, ездить куда-то. Всем плохо, и во всем мы виноваты.

— Я над этим никогда голову не ломаю, — пожал плечами Николаев. — Улицу надо на зеленый свет переходить, а вор должен сидеть в тюрьме. На словах любое блядство объяснить и оправдать можно, только что толку, оно от этого лучше не станет. Говорить сейчас все мастера, все все понимают и с советами лезут, только делать никто не хочет. Или не может уже.

Следователь закончил допрос Римского, выписал ему «сотку», упаковал в портфель бумаги и ненавистную свою ручку и уехал, оставив операм постановление о производстве обыска. Николаев привел из камеры Славу.

Некоторое время все молчали, разглядывая друг друга и стены. Потом задержанный попросил сигарету, закурил и поинтересовался:

— Меня в КПЗ когда увезут? Сейчас или вечером?

— Как с машиной будет, — вздохнул Костя. — Только времени-то уже — полвосьмого, давно уже вечер. И не КПЗ, а ИВС это давно уже называется, изолятор временного содержания…

— Какая мне разница, — махнул Слава, жадно затягиваясь сигаретой и исподлобья глядя на Ковалева. — У меня просьба одна есть, только ведь, наверное, не выполните.

— Смотря, что за просьба.

— С бабой хочу своей повидаться. Только не так, чтобы под конвоем и с наручниками, а сам по себе. Мне всего-то два часа надо, туда и обратно слетать. Не отпустите, конечно?

— Конечно, нет. На обыск мы к ней поедем, прямо сейчас, так что если чего передать ей хочешь — говори, мы передадим. А чтоб отпустить тебя — извини, но так только в кино бывает.

— Да, я понимаю… Жалко, она ж на третьем месяце у меня… Собирались осенью ко мне ехать, я уже и матери говорил. Танька-то у меня ведь тоже не местная, прописка у нее временная была, пока на заводе работала, а как уволилась, так и из общежития гнать начали. Отпустили бы, а?

— Нет, Слава, и давай больше не будем об этом.

— Да, я понимаю… Можно еще сигарету?.. Спасибо. А передавать ей ничего не надо. Мне сколько сидеть, года три?

— Я думаю, больше.

— Так и скажите. Пусть сама поступает, как хочет.

— Скажем. У тебя там осталось что-нибудь, или все продал?

— Да я ж сразу и продавал, в тот же вечер.

— Сколько у тебя всего эпизодов было?

— Что? А-а, понял. Не знаю, не считал… Раз сто пятьдесят, я думаю, я ж почти три месяца, с перерывами, конечно… В мае на две недели в Полтаву уезжал, а так — по три-четыре раза в день.

— И по сколько продавал?

— Когда как. В среднем, так по двадцать-тридцать тысяч за грамм.

— Итого, значит, лимонов двенадцать-пятнадцать, — прикинул Дима. — Неужели все потратил?

— Да, — махнул рукой Слава. — Матери, правда, кое-что отвез. А так на продукты да на сигареты все и ушло. Ну, иногда в кабаке, бывало, сидели с приятелем.

— Татьяне своей, наверное, подарки делал, — предположил Николаев, но Слава опять отмахнулся:

— Как-то все повода не было. Себе вон только на той неделе брюки новые и рубашку купил. Дайте еще закурить, а?

Костя достал пачку, дал сигарету Римскому и закурил сам.

— Послушай, Слава, — сказал он. — Неужели ты не понимал, что все равно, рано или поздно, но попадешься? Конечно, раз ты не местный и связей-то у тебя тут толком никаких, то просчитать тебя было очень трудно. Но все равно ведь, с самого начала было понятно, что тебя прихватят. Или нет?

— Знал, конечно. Первое время сильно боялся, честно скажу. После десятого раза вообще бросить хотел, но там с деньгами заморочка вышла, пришлось все по новой начинать. А потом привык… Мне б еще месяц продержаться — и все, не нашли бы вы меня больше никогда. Мне в Полтаве с сентября место хорошее обещали, в кооперативе одном. Я сюда больше и не приехал бы, чего мне здесь делать?

— Не жалко за штаны и рубашку несколько лет терять? И там еще неизвестно, как повернется?

— Жалко, конечно, но что сделать-то? Значит, судьба такая… Отпустили бы вы меня с Танюхой попрощаться… Нет? Дайте еще сигарету…

Татьяна ждала милицию уже несколько часов. Как оказалось, она видела задержание Славы и сразу поняла, что домой он больше не придет и никогда она с ним не увидится. Она занимала одну комнату на восьмом этаже общежития, сыщиков встретила в коридоре и сразу позвала из кухни двух своих подруг, чтобы они присутствовали в качестве понятых.

Комната была маленькой и густо заставленной старой дешевой мебелью. Потертые паласы, занавески с трогательными цветами и незамысловатые репродукции на стенах пытались создать некое подобие уюта. Татьяна выглядела на несколько лет старше Славы. Невысокая полная женщина с растрепанными волосами и лицом, озлобленное выражение которого сформировали неудачные попытки выбиться в люди и смирение со своей участью.

— Прочитайте, а потом на обороте, внизу, напишите: с постановлением ознакомлена, число и подпись, — сказал Ковалев.

Пока она читала постановление о производстве обыска, Костя подумал, что Римского она устраивала только потому, что бесплатно предоставляла место для ночлега и не мешала.

— Ищите, — она поставила свою подпись и вернула бланк Ковалеву. Потом отошла в угол и встала, скрестив руки на груди и всем своим видом давая понять, что ненавидит оперов за какое-никакое, но бывшее у нее в руках и отобранное ими счастье.

— Здесь есть вещи, принадлежащие Славе? — спросил Николаев.

Татьяна молча прошла через всю комнату, достала из шкафа вешалку с брюками и рубашкой, бросила на кровать.

— Все. Ничего больше его нету. Если только это, — Татьяна присела перед тумбочкой и вытащила запакованный «жиллет-сенсор» и недорогую туалетную воду. — Хотела ему на день рождения подарить. У него послезавтра… день рождения.

— Оставьте себе, — глухо сказал Костя.

Брюки и рубашку изъяли. Остальная часть обыска носила чисто формальный характер — просмотрели шкатулки с безделушками, вытащили наугад несколько книг с полки, подняли диван… Опера почему-то сразу поняли, что искать здесь нечего. Петров быстро заполнил два бланка протокола обыска, копию отдал Татьяне, а первый экземпляр сложил и убрал в папку.

— Пошли?

Николаев запихал брюки и рубашку в большой полиэтиленовый пакет. Понятые, осознав, что они больше не нужны, моментально выскользнули за дверь.

— Скажите, а Славу надолго?.. — Татьяна приняла Ковалева за старшего и обратилась к нему.

— Сейчас трудно сказать. Но, видимо, да.

— А за что? Я так и не поняла. Грабеж какой-то…

— Отобрал на улице у женщины серьги.

— А где же они? Он сюда ничего больше не приносил.

— Продал, — Ковалев посмотрел на женщину и понял, что она действительно была не в курсе дел Славы. Если она придет на суд, то там ее будет ждать сильный удар. Несколько миллионов рублей, которые Слава заработал и промотал втайне от нее, покажутся ей астрономической суммой. — Слава просил передать, чтобы вы сами решали, как вам поступить.

— Я могу с ним увидеться?

— Не знаю, эти вопросы через следователя надо решать. Можете ему сделать передачу, отвезете утром в Правобережное РУВД, это на улице Рентгена.

— Я знаю.

— И еще: завтра вам надо будет явиться к следователю, он вас допросит.

— Когда, утром? Утром я не могу, я работаю.

— А где вы работаете?

— На Правобережном рынке.

— Продавцом?

— Нет, картошку перебираю…

Выйдя из общежития, опера одновременно закурили. Костя подумал, что не отказался бы от рюмки коньяка.

Всю дорогу молчали, только на подъезде к отделению Николаев коротко выругался и пояснил:

— Сволочь этот Римский… Стольким людям жизнь испортил! Ни себе, ни другим.

— По нынешним временам, он довольно характерная фигура, — заметил Дима, но развивать мысль не стал, переключился на другое: — Ты лучше скажи, поймал ты этого своего… Помнишь, на той неделе ездили?

— Ерастова? Нет. Бегает где-то, скотина, домой так и не появлялся. Все времени не хватает им плотнее заняться. Завтра, наверное, попробую его связи прошерстить, он ведь где-то здесь дохнет. Там ведь сто сорок пятую, часть два, возбудили. «Терпила», правда, ничего не помнит, но опознание по фотокарточке есть, так что дело теперь только за ним. Я думаю, если его приземлим, там много чего интересного всплывет.

— А его закроют?

— Должны, он ведь сейчас на подписке. Хотя, кто его знает. Сам ведь знаешь, смотря какой следователь попадется.

Вечером следующего дня Николаев, выбрав время, начал проверять знакомых Толи Ерастова. После нескольких бесплодных попыток он добрался, наконец, до квартиры Рубцовых. Там он пробыл очень недолго, вышел крайне удивленный и, чувствуя закипающий внутри охотничий азарт, быстро направился в 15-е отделение.

8

Толя не сломал Марату позвоночник, хотя удар ключом, действительно, был сильным. Однако вскоре после побега Толи в гараж ввалился Олег, находившийся в почти невменяемом состоянии. Вымещая свою злость и горечь от свалившихся неудач, он кулаками и ногами почти добился этого результата.

Устав, он присел на ящик и закурил.

— Слушай меня внимательно, урод. С деньгами мы пролетели. Твой приятель связался с какими-то «черными», и баксы сейчас у них. Хрен мы их получим! Я едва ноги унес… Того парня на дискотеке, который с Ольгой был, он едва не замочил. Менты ищут меня. Про вас они, похоже, пока не знают. Если бы ты его не упустил, то мы еще могли бы свои деньги обратно получить, а теперь — дохлый номер. Понял, козел, чего ты натворил?

Марат молчал, размазывая по бетону кровь и пытаясь подняться. Олег несильно пнул его ногой в бок, и Марат поспешил тяжело застонать.

— Теперь слушай дальше. Меня ищут и бандиты, и менты. Дома я уже не появлюсь, но тебе пока ничего не грозит. Будешь жить там… Пока мне не понадобишься! Не дай бог, слиняешь или еще какую подлянку выкинешь! Все равно найду… Мне нужны деньги. Много денег. Чтобы навсегда уехать из этого е…го города. Мы с тобой провернем последнее дело. Тебе тоже хватит, не бойся. У меня уже есть кое-что на примете, я это как запасной вариант держал…

Никакого запасного варианта у Олега никогда не было, но признаться в этом он не мог. Несмотря на неудачи, ему требовалось оставаться лидером, а кроме того, сказав эти слова, он и сам в глубине души поверил, что какие-то варианты все же имеются. Не мог же он ничего не предусмотреть на случай провала! Получив деньги, он действительно надеялся удрать из города и обосноваться в Санкт-Петербурге. У него был друг, который прожил там несколько лет и уверенно входил в одну из самых значительных местных группировок. Олег надеялся, что сможет рассчитывать на его покровительство.

— Слышишь меня? Так вот, будешь жить дома, слушать, где чего нового. Когда понадобится, я с тобой свяжусь. Будешь мне помогать… Последний раз.

Последние слова Олег произнес с усмешкой. Он вдруг осознал, что «последний раз» действительно станет для Марата последним. Оставлять его в живых будет просто нельзя, слишком уж много он знает. Оборвать все нити и уйти. Еще бы вот Толю повстречать…

— Все понял, долбоеб? Я думаю, ты сам понимаешь, что ни с ментами, ни с бандюками тебе вязаться смысла нет, все мы одинаково замараны. Я даже поменьше вашего. Так что сиди дома, поправляй здоровье. Меньше болтай и больше слушай. Извини, конечно, что я тебя немного помял, но ты сам виноват. Договорились?

Глядя сверху вниз на лежащего Марата, Олег широко улыбнулся и протянул руку, и от этого Марату стало особенно страшно. За несколько часов своего отсутствия он изменился настолько, что Марат, не зная об убийстве Тихого и других событиях, сразу и полностью осознал, что сидящий перед ним парень — совсем не тот человек, кого он называл другом несколько последних лет. Марат закрыл глаза. Ему сильно, настолько сильно, что даже навернулись слезы, захотелось, чтобы все это оказалось лишь дурным сном, чтобы он очнулся в своей кровати и никогда бы этот кошмар больше не повторялся. Но одного желания оказалось мало. Холодный грязный бетон под боком так и остался бетоном, по-прежнему резал глаза электрический свет, а Олег все так же сидел на высоком ящике, улыбался и протягивал руку.

— Ну все, договорились, — Олег наклонился, похлопал по плечу, сам нашел и крепко сжал его ладонь. — Давай, вставай и поехали. И так времени нету.

Марат довез Олега до какой-то улицы в центре, и там они распрощались. Закрыв глаза, Марат попросил Бога о том, чтобы встречаться им больше не довелось.

Дома он рассказывал родителям наспех выдуманную историю о том, как подвозил двоих незнакомых парней и подрался с ними. Мать, для приличия, поохала и выгребла из семейной аптечки ворох пузырьков и таблеток, после чего отправилась спать. Отец оказался более настойчив и долго пытал сына различными каверзными вопросами, но противоречий не заметил — видимо, сказалась нынешняя адвокатская привычка во всем доверять клиенту.

Два дня Марат отлеживался дома, вздрагивая от каждого звонка телефона и часто подходя к окну, чтобы убедиться, что дом еще не окружают. Отец настаивал на том, чтобы обратиться в травм-пункт и подать заявление в милицию, но Марат успешно отбивал его атаки, говоря, что у него ничего уже не болит, а милиция все равно никого искать не станет. В последнем утверждении отец полностью соглашался с сыном, и на некоторое время вопрос становился закрытым.

В среду утром в дверь настойчиво позвонили, и Марат, лежа в своей кровати и смотревший телевизор, моментально похолодел. Он понял, что пришли за ним. Если бы в квартире никого больше не было, то вся история на этом и закончилась бы. Марат открыл бы дверь и сходу рассказал бы оперативникам все об Олеге, Толе и даже о себе. Но на кухне занимался домашними делами Бараев-старший, к двери подошел именно он, и он вступил в переговоры.

Как и большинство других родителей, Владимир Юрьевич, несмотря на солидный житейский и профессиональный опыт, был свято уверен в том, что его чадо ничего противозаконного натворить не могло, а если и натворило, то разбираться с этим надлежит в узком семейном кругу. Навестившим квартиру двум «убойщикам» из Правобережного РУВД он, не моргнув глазом, сказал, что сын его только недавно, буквально за минуту до них, куда-то ушел и вернется только поздно вечером, но, если они оставят свои телефоны, то он с ними непременно свяжется. На осторожные вопросы о знакомых сына Владимир Юрьевич ответил еще более осторожно, и «убойщики», переглянувшись, оставили свои визитные карточки и откланялись. Адвокатская практика научила Владимира Юрьевича врать убедительно и импровизировать на ходу, а потому, если у оперов и возникли подозрения, то они так и остались не более, чем подозрениями. Пока что Марат Бараев отрабатывался лишь как одна из связей подозреваемого Рубцова и особых вопросов к нему не было. Вчера в районе произошло еще одно убийство, и в тот же вечер наметился некоторый сдвиг в деле об убийстве предпринимателя Резо Кавтарадзе, так что ждать возвращения Марата или предпринимать еще какие-либо шаги не было ни сил, ни времени.

Марат слышал, как хлопнула дверь подъезда и отъехала машина. Выключив телевизор, он отвернулся к стенке и едва успел натянуть на голову одеяло, как в комнату, бесшумно ступая, вошел Бараев-старший.

— Марат! Марат, ты спишь? Ма-ра-ат, проснись! — Владимир Юрьевич прошелся по комнате, переложил бумаги на столе, поправил календарь. — Марат, ты слышишь меня? Проснись, нам надо поговорить!

Марат пробормотал что-то нечленораздельное и еще глубже зарылся в одеяло. Страх пробудил в нем недюжинный актерский талант.

Владимир Юрьевич постоял над кроватью сына, сурово хмуря брови и почесывая нависающее над ремнем брюшко. Он подумал о том, в каком виде явился Марат после суточного отсутствия, а потом на память пришел один неприятный разговор, состоявшийся вскоре после того, как на квартиру его клиентки был совершен налет. Визит оперов добавил новый мазок в общую настораживающую картину, и Владимир Юрьевич хотел разбудить сына, чтобы немедленно расставить все точки. В последний момент он резко передумал и отдернул протянутую к одеялу руку. Он намеревался провести дома весь день; Марат, рано или поздно, поднимется, и тогда в разговоре с ним будет лишний козырь.

Еще раз прошерстив взглядом комнату, Владимир Юрьевич подобрал со стола записную книжку сына и ушел на кухню.

Следующие два часа Марат пролежал, не меняя положения, боясь лишний раз пошевелиться и выдать себя скрипом кровати. Ему отчаянно хотелось в туалет, но проход в это спасительное заведение перекрывал отец, гремевший на кухне кастрюлями и печатной машинкой, и приходилось терпеть, поджав колени к животу.

Муки становились все более ужасными и усугублялись тем, что Владимир Юрьевич, проходя по коридору, периодически заглядывал в комнату сына и подолгу стоял в дверях, насвистывая что-то из репертуара своей молодости и прожигая взглядом укрывавшее Марата одеяло.

Когда, после очередной проверки, Владимир Юрьевич удалился, оставив дверь широко открытой, Марат почувствовал, что больше терпеть он не сможет, и был готов встать и во всем признаться.

Спасло его то, что Владимиру Юрьевичу понадобилось сходить в гараж за оставленными в машине деловыми бумагами. Из соображений конспирации он, якобы случайно, затворил дверь в комнату и громко включил телевизор на кухне, а входную дверь открывал целых полчаса, двигая ее по миллиметру и озираясь. Принятые меры предосторожности не помогли: почувствовавший воздух свободы Марат услышал даже то, как он завязывал шнурки на ботинках.

Чтобы сходить в гараж, взять бумаги и вернуться, требовалось не больше десяти минут. Марат не знал, куда именно отправился отец, но в своих расчетах исходил из этой же цифры. Как только щелкнул «цербер», Марат вскочил с кровати и начал поспешно собираться. О том, что еще недавно мечтал посетить туалет, даже не вспомнилось.

Он влез в одежду, в которой проходил в выходные, заметил следы крови на куртке, выругался и стал переодеваться. Потом долго не мог найти ключи от своей квартиры и запропастившуюся куда-то записную книжку. Ключи он, в конце концов, нашел, выгреб из ящика стола деньги, но книжки, в которой были переписаны все его знакомые, так нигде и не оказалось. Времени больше не было, и, с замирающем сердцем, Марат выскочил из квартиры и скатился по лестнице.

Отца на улице видно не было, и Марат побежал к автостоянке, где держал свои «Жигули». Только проехав несколько кварталов, он почувствовал, что начинает успокаиваться, и остановился, чтобы обдумать положение и решить, что делать.

Если с первой частью программы кое-как удалось справиться, то вторая поставила Марата в тупик. Он не мог вернуться домой, потому что туда уже приходили менты и отец начал о чем-то задумываться. Он не мог не вернуться домой, потому что менты все равно просто так не отвяжутся, а отец, наконец, раскроет глаза и оценит всю ситуацию по-новому. Бежать немедленно имело бы смысл в том случае, если бы было, куда бежать. У Марата имелось достаточно знакомых для того, чтобы переночевать или даже пожить неделю-другую, но не в том случае, когда опера наступают на пятки и звонят в квартиру, которую ты только что покинул. Бесконечно так продолжаться не может и, в конце концов, ты сам позвонишь в дверь, за которой тебя уже ждут. Кроме того, необходимы деньги, и надо иметь внутри какой-то стержень, который есть у Олега и которого так не хватает ему.

Марат вспомнил, как прошлым летом сидел с друзьями в кафе. Зал был полон, но все посетители были «свои», и здоровенный мужик в отглаженных черных брюках и бордовом пиджаке, с болтавшейся поверх черного бадлона золотой цепью, сразу бросался в глаза. Он был не местный. Сидел себе за столом и поил шампанским двух веселых подружек, рассказывая им что-то забавное. Недалеко от него сидели четверо молодых людей, не обремененных женским вниманием и усердно употреблявших водку, запивая ее джин-тоником. По мере того, как количество пустых банок на столе росло, голоса их становились все более громкими, и вскоре уже все кафе — кто с искренним интересом, а кто откровенно смеясь — прислушивалось к их речам, составлявшим вольные изложения какого-то остросюжетного текста, где ключевыми являлись слова: «запутка», «непонятка», «пацан», «пробивка», «наехали» и «пошел ты на х…». Для человека, разбирающегося в таких вопросах, или просто достаточно трезвого, с первого взгляда становилось понятно, что эти четверо — никакие не «пацаны», а вся их причастность к миру бандитов заключается в том, что когда-то они сбегали за пивом для «центрового бригадира». Но сам квартет этого не понимал, и прямо пропорционально количеству истребляемой водки их значимость в собственных глазах росла, а параллельно с эти росла необходимость попасть под бремя женского внимания. По некоторым, вполне понятным причинам, выбирать подходящий объект им пришлось поближе к месту своей постоянной дислокации. Видимо, со зрением у них было уже не все в порядке, так как они решили, что мужик в бордовом пиджаке угощает шампанским то ли четверых, то ли сразу шестерых подруг, что, несомненно, являлось перебором. Объяснив всему залу, что между настоящими «пацанами» принято делиться, вожак четверки обратился к мужику с гадкой улыбкой и задушевным вопросом: «Ты чей?» Держа в одной руке фужер с шампанским, мужик другой рукой притянул собеседника к себе, наклонил и начал что-то объяснять ему на ухо, не забывая при этом улыбаться своим дамам. Вожак со страшной скоростью начал трезветь и, когда мужик отпустил его, он явно смог бы пробежать по канату под куполом цирка и ни разу не пошатнуться. Процесс вытрезвления его приятелей начался чуть позже и шел не так бурно, но на конечном результате это не сказалось. Все четверо сорвались со своих мест и резво стартовали в неизвестном направлении на потрепанных «Жигулях» непонятной модели. Но, как оказалось, сюрпризы на этом не кончились. Скоро к заведению подполз сине-желтый «УАЗик», и в зал, с явным намерением просто перекусить, вошли трое милиционеров. Если старший наряда еще посматривал по сторонам суровым дежурным взглядом, то его коллеги, несомненно, собирались уделить больше внимания местному меню, а не проверке документов и ловле преступников. Они уже сели за столик, положили на него автомат и фуражки и закурили, ожидая свои сосиски и пельмени, когда к ним подошел тот самый мужик в бордовом пиджаке и с фужером в руке. Марат слышал весь диалог.

— Здравствуйте. Я три года нахожусь в федеральном розыске и сейчас хочу сдаться.

— Тебе не к нам, а в вытрезвитель надо идти сдаваться, — посоветовал старший, перекладывая автомат со столика к себе на колени.

— Напрасно, я совсем не пьян и говорю правду. Просто мне надоело шарахаться от каждого мента и вскакивать по ночам, когда у дома останавливаются машины. Паспорта у меня с собой нет, он в квартире остался. Но, когда проверите меня по ЦАБу, то сможете убедиться… У меня единственная просьба, дайте мне еще минут пятнадцать, хочу с девушками на прощание потанцевать.

— Танцуй, — разрешил старший, усиленно что-то вспоминая.

— Спасибо. Спиртное не предлагаю, вы на службе. Может быть, соки или пиво?

— Можно, — легко согласился старший.

— Хорошо, я сейчас устрою. Минутку!

Мужик отошел к стойке, расплатился, оставив сдачу, и вернулся к милиционерам, неся три банки лучшего пива и три литровых коробки с соками.

— Что ж ты такого натворил? — спросил нагловатого вида младший сержант, закуривая и вытягивая ноги в проход.

— Я? Да так… Кинул пару-тройку весьма приличных фирм.

— Тебя ж, наверное, и бандиты ищут? — предположил старший, возвращая автомат на стол и открывая пиво. — Думаешь, если сидеть будешь, так они до тебя не доберутся?

— Это уже мои проблемы, — мужик грустно улыбнулся. — Но я хочу через несколько лет выйти и… начать все немножечко по-другому. Я пока могу быть свободен?

Старший неопределенно махнул рукой, и мужик вернулся к своему столику. Через минуту он уже танцевал с одной из подруг. Младший сержант наблюдал за ним со смешанным выражением любопытства и восхищения.

Перед посадкой в «луноход» мужик отдал одной девушке свою золотую цепь, другой — массивные золотые часы и медленно, печально посмотрел в глубину прокуренного темного зала.

Олег, когда Марат пересказал ему эту сцену, прокомментировал ее просто:

— Дурак он. Или упился, или планка у мужика съехала. Да сколько народу прячется годами, и ничего, чихать они хотели на ментов со всеми их федеральными розысками. Не захочешь — никто тебя не поймает, если, конечно, сам дурака не сваляешь… Что он, за три года за границу удрать не мог, что ли?

Марат спорить не стал, но остался при своем мнении. Прощальный взгляд того мужика надолго врезался ему в память.

Но это было давно и касалось людей посторонних, а сейчас Марат сидел в машине и примеривал похожую ситуацию на себя. Решение никак не приходило. Он думал об Олеге, завидовал его умению находить лазейки, выкручиваться из любых ситуаций и биться до последнего, и одновременно ненавидел его, считая виновником всех своих несчастий. Это ведь именно он втравил их в авантюру с похищением. Он, да еще этот недоделанный Толя, который портит все, к чему прикасается. Устроил стрельбу в квартире, изуродовал парня на дискотеке, упустил из-под носа деньги, да еще и его подставил своим побегом. Хотя, за последнее его упрекать, по большому счету, нельзя. Вернувшись ни с чем, Олег действительно убил бы Толю. По радио говорили о хулигане, сообщившем о минировании Восточного вокзала, и Марат понял, что был прав с самого начала — Толя денег не брал, и никакие «черные» в это дело не вмешивались. Олег просто не мог признать, что весь его план провалился из-за нелепой случайности. А план, надо признать, был хорош. Если бы не этот дурацкий звонок, то все бы сработало. Но что толку гадать, что могло бы быть? Надо как-то решать с тем, что имеется.

Ничего толкового в голову не шло, и Марат принял почти компромиссный вариант: сутки или двое проболтается у знакомых, благо, кое-какие адреса и телефоны он все-таки помнит, а потом, в зависимости от активности ментов, вернется домой, или…

Что подразумевается под этим «или», он и сам не знал.

Но неожиданно он четко понял: если Олег придумает, где достать деньги, то и у него появится лишний козырь. В конце концов, когда в карманах что-то имеется, то все-таки можно «лечь на дно» и хотя бы те же три года пожить по-человечески. А там видно будет….

В три часа дня в среду, когда Владимир Иванович Марков находился в своем офисе и просматривал деловые бумаги, позвонил Степа Борман. Звонок приняла секретарша. Пообещав узнать, на месте ли шеф, она отложила трубку и заглянула в кабинет.

— Владимир Иванович, вас спрашивает… — Света закатила глаза и придала своему кукольному личику такое многозначительное выражение, что Марков сразу понял, кто именно и по какому поводу его спрашивает.

— Я на месте, — сказал Марков, придвигая аппарат.

— Сейчас переключу.

Света аккуратно затворила дверь и выскользнула в свой закуток, гордо именуемый приемной.

Секретарши менялись у Маркова часто. Эта появилась пару недель назад, после того, как рыжеволосая Зиночка подхватила где-то венерическое заболевание и едва не одарила им своего обожаемого шефа. После ее поспешного увольнения, Владимир Иванович долго не мог подыскать замену, пока не подвернулась Света. Ее привел шофер Коля. В отличие от большинства своих предшественниц, Света, хотя и была довольно симпатичной, но особой красотой не блистала, да и работоспособностью похвастаться не могла. Правда, у нее было одно качество, которое Владимир Иванович оценил сразу и которое, по крайней мере пока, перевешивало основные ее недостатки. Она умела быстро и очень эффективно снять стресс после долгого трудового дня и, что самое главное, никогда от этого не отказывалась. В отличие от той же Зины, которую к этому делу пришлось чуть ли не месяц подводить.

Если бы Владимир Иванович узнал, что болезнь Зины и замена ее на Свету были устроены Серым, то дальнейшие события могли бы развиваться совсем по-другому. Но он об этом даже не догадывался.

— Я слушаю.

— Здрасьте, Владимир Иванович! У меня хорошие новости. — Степа никогда не представлялся по телефону, но Марков давно научился узнавать его голос и манеру говорить. — По вашему делу. Понимаете?

— Ну, — осторожно ответил Марков, ничего еще толком не понимая: с хорошими новостями Степа звонил крайне редко.

— Короче, не телефонный это разговор. Давайте, через пятнадцать минут я буду ждать вас на углу Миллионной и Ленинградского. Идет?

— Хорошо, я подъеду.

— О'кей, жду.

Марков выглянул в приемную.

— Светик, Коля далеко?

— А-а… Вы ж его сами отпустили пообедать, он еще и не приезжал.

— Как появится — пусть сидит на месте. Он может мне понадобиться. Если будут мне звонить, говори, что буду вечером.

Через несколько минут Марков был в назначенном месте. Степа ждал его. Владимир Иванович сел в заднее кресло, и Степа сразу отъехал от тротуара.

— Что случилось? Я надеюсь, новости действительно хорошие?

— Лучше не бывает, — Степа оказался на удивление хорошим водителем; ведомая им спортивная машина лихо обходила соперников, ныряя из одной полосы в другую и «подрезая» тех, кто не успевал вовремя шарахнуться в сторону. — Забрал, наконец, свою тачку!

— Что? — Марков даже развернулся на своем сиденье. В голове мелькнула мысль, что Степа попросту спятил.

— Мы нашли их. Ну, тех уродов, которые деньги с вас трясли.

— Которые похитили Ольгу?

— Ну да, их самых.

— И кто они?

— Лопухи, — ухмыльнулся Степа, вспомнив фразу из известной кинокомедии. — Сейчас приедем, там сами увидите.

— Я хочу с ними поговорить.

— Поговорите, за тем и едем!

Ехали долго. Пересекли весь город, выбрались на трассу и гнали по ней километров тридцать. Степа вовсю наслаждался мощностью двигателя, и педаль газа, казалось, не отрывалась от пола. Владимир Иванович курил одну сигарету за другой и смотрел на пролетавшие мимо деревни — в основном, давно опустевшие, с заколоченными окнами домов и дырявыми крышами.

После одной из брошенных деревень Степа начал притормаживать и плавно свернул на уходящую до самого горизонта ровную грунтовую дорогу. В обе стороны от нее тянулись занесенные картошкой поля, вдалеке виднелись деревянная церквушка с покосившимся крестом и ограда кладбища. Через несколько километров они проскочили притулившийся на обочине маленький красный джип с распахнутыми дверцами и двумя бойцовского вида товарищами внутри. Тот, что сидел за рулем, помахал им рукой, и Степа с довольным видом пояснил:

— Наши люди…

После того, как проехали церковь, им встретилась еще одна стоявшая иномарка. Недалеко от машины прогуливались молодой человек с девушкой, а еще одна такая же парочка, лежа на траве, занималась чем-то более интересным. По напыщенному выражению Степиного лица Марков понял, что это тоже были «их люди».

Машина выскочила на пригорок, и Владимир Иванович увидел блеснувшую совсем рядом реку и с полдюжины каких-то сараев и ветхих домишек на ее берегу. Между ними стояли две легковые автомашины и микроавтобус, прохаживались несколько парней в спортивных костюмах.

— Приехали.

Степа аккуратно запарковал «форд» рядом с другими машинами, выключил двигатель и остался сидеть, барабаня пальцами по рулю. Выходить он не собирался и ничего больше не говорил. Владимир Иванович выбрался из машины и остался стоять, озираясь по сторонам.

Из ближайшего дома вышел молодой мужчина в строгом черном костюме, белой рубашке и ярком галстуке, и на редкость правильными и приятными чертами лица.

— Владимир Иванович? Пойдемте, все увидите сами, — представляться он не стал и, развернувшись, пошел обратно в дом.

Марков его никогда раньше не видел, хотя его прозвище — Ромео — слышал неоднократно и от самых разных лиц.

Дом состоял из сеней и одной большой комнаты, внутри выглядел хуже, чем снаружи. Прогнивший деревянный пол, поломанная мебель, самый невообразимый мусор. В дальнем углу виднелась открытая крышка люка в погреб.

— Осторожнее, смотрите под ноги, — Ромео подвел Маркова к люку и первым спустился вниз.

Погреб по площади не уступал дому, а в высоту намного превышал человеческий рост и был ярко освещен. В дальнем его конце лежали трое окровавленных мужчин в наручниках и порванной одежде. Около лестницы стояли двое. Один, довольно молодой парень в спортивном костюме, с будничным видом держал в руке автомат АКС-74У. Другой, более старший по возрасту и одетый так же, как и Ромео, поигрывал резиновой милицейской дубинкой.

Ромео забрал и повесил себе на плечо автомат, коротко кивнул в сторону лестницы — и оба его коллег, ни слова не говоря, быстро выбрались наверх, закрыв за собой крышку люка.

— Это они, — Ромео показал рукой на окровавленную и ободранную троицу. — Как видите, мы свое слово держим.

Марков молчал. Обстановка действовала на него угнетающе, и весь его недавний пыл, желание рассчитаться с обидчиками своими руками, испарились. Даже злости не осталось. Хотелось побыстрее выбраться отсюда, вернуться в город, в свою контору, к нормальным людям, которые не устраивают в подвалах допросы и не щелкают предохранителем автомата с таким видом, с каким простые смертные снимают трубку телефона. Но Ромео ждал. Стоял рядом и ждал с откровенно скучающим видом, чуть ли не зевая, покачиваясь с пятки на носок. Чтобы не уронить себя в его глазах, Марков прошел вперед и остановился, разглядывая лежащих на полу мужчин. Всем было лет по двадцать пять — тридцать, не толстые и не худые… Сказать о них больше было трудно. Лица разбиты до неузнаваемости, раньше Владимир Иванович видел такое только в боевиках. У одного кровь залила все лицо, вместо глаза — жуткое месиво из красно-белых ошметков, к разорванной нижней губе прилип выбитый зуб… У второго с лицом получше, если не считать содранного со лба огромного лоскута кожи, но пальцы превращены в кровавое месиво, а левая рука рассечена от локтя до плеча, и из разреза торчит кусок стекла. Оба были без сознания, и только третий, лежащий на спине с изогнутыми под немыслимым углом руками, поднял на Владимира Ивановича мутный, ничего не означающий взгляд человека, уже переставшего ощущать боль и мечтающего о скорой смерти.

Марков смотрел на них несколько секунд, а потом его вырвало. Он отскочил к стене, уперся в нее руками и долго стоял под насмешливым взглядом Ромео, опустошая желудок от недавнего обеда.

— Не хотите подкрепиться? — дождавшись, пока Владимиру Ивановичу немного полегчает, Ромео протянул маленькую фляжку с коньяком. — Закусить нечем, но продукт натуральный, пойдет нормально…

Марков, с трудом отлипая от стенки, промычал нечто невразумительное.

— Как хотите, — Ромео спрятал фляжку в боковой карман пиджака. — Ничего страшного, вполне нормальная реакция непривычного человека. Вы с ними разговаривать будете? Старший тот, одноглазый… Боюсь, правда, что он сейчас не очень расположен к беседам.

Будто в подтверждение этих слов, «одноглазый» пошевелился и издал стон, исполненный такой нечеловеческой боли, что Марков почувствовал новый позыв рвоты и поспешно замотал головой, давая Ромео понять, что вполне доверяет его словам и допрашивать никого не намерен.

— Как хотите. Тогда не будем терять время. Все равно, все их… э-э… показания записаны, так что потом послушаете, в спокойной обстановке. С деньгами не все ясно, но это мы уже разберемся без них… Так вам они, я полагаю, больше не нужны?

Освободившийся от последних остатков обеда Марков отошел от стены, пытаясь вытянуть из кармана носовой платок.

— Хорошо… Вы — сами? — Ромео многозначительно шлепнул ладонью по стволу автомата, но Марков, выпучив глаза, с такой скоростью замотал головой, что он сразу все понял и даже не стал спрашивать причин отказа. — Отойдите, пожалуйста, в сторону… Вот сюда, к стеночке… Ага!

Ромео снял автомат с плеча, отогнул в боевое положение приклад. Немного подумал и перевел флажок предохранителя из положения «одиночная стрельба» в положение «автоматический огонь», поднял оружие.

— Сейчас громко будет. Петька, рас…яй, опять глушитель забыл. Вы рот откройте, или уши зажмите. Да я вам серьезно говорю!

Ошалевший от всего происходящего Марков послушно заткнул уши пальцами и разинул рот.

Удовлетворенно улыбнувшись, Ромео, держа автомат поднятым к плечу, прошел вперед и остановился метрах в десяти от лежащих на полу мужчин. Марков поспешно зажмурился… И подпрыгнул, когда подвальную тишину разорвал грохот автоматной очереди.

Ромео расстрелял весь магазин, все тридцать патронов. В наступившей вслед за этим оглушительной тишине Марков услышал, как он негромко, удовлетворенно прокомментировал: «Порядок…», и почувствовал, что теряет сознание.

Неимоверным усилием воли Владимиру Ивановичу удалось удержать себя в руках и, с трудом переступая негнущимися ногами, он побрел к спасительной лестнице.

— Порядок, — еще раз подтвердил Ромео, клацая предохранителем. — Тут, недалеко, кладбище есть, там мы их и упокоим. Много там таких, как они, лежит…

Карабкаясь по лестнице, Владимир Иванович все-таки открыл глаза… Перед тем, как потерять сознание, он успел заметить залитые кровью стены, разорванные внутренности и оторванную и отброшенную пулями далеко в сторону левую руку одноглазого, на запястье которой продолжали идти уцелевшие «командирские» часы. Последняя подробность врезалась в его память навсегда.

Очнулся он, уже сидя на заднем сиденье «форда». Степа курил, пытаясь пускать дым колечками, а Ромео, перегнувшись с переднего кресла, подносил ему нашатырный спирт.

— Поехали, Степа, — распорядился Ромео, убедившись, что Марков окончательно пришел в себя. — Дальше уже без нас разберутся.

Степа развернул машину и поехал по проселку к шоссе. Следом за ними пошла еще одна машина. Вторая и микроавтобус остались стоять, и Марков подумал, что именно на нем и будут вывозить трупы.

— Как видите, мы свои обязательства исполняем, — еще раз сказал Ромео. — Мы же обещали вам их обязательно найти? Теперь ваша очередь… Что там с «Кабан консалтинг»? Они до сих пор не перевели деньги?

— Перевели, сегодня… — пробормотал Марков. Если бы Ромео сейчас потребовал от него генеральную доверенность на все имущество, то он подписал бы ее, не задумываясь, и спросил бы, чем еще может помочь. Но Ромео проявил великодушие и ничего подобного требовать не стал.

— Перевели, значит… Это хорошо! Значит, я так понимаю, с нашим делом мы в ближайшие дни покончим?

— Да…

Марков подумал, что, действительно, еще несколько дней, и он навсегда забудет эту страну и связанные с ней переживания, и эта мысль приободрила его.

Когда Степа с Ромео увезли Маркова и машины скрылись из вида, Валя-Латыш прошел в дом и заглянул в погреб.

Трое «расстрелянных» продолжали лежать в тех же позах, но открыли глаза и вполголоса переговаривались. Если бы эту сцену увидел Владимир Иванович, то остаток дней своих он неминуемо провел бы в психушке, где, без сомнения, не вспоминал бы ни страну, ни друзей и не переживал бы уже ни о чем.

— Вставайте, они уехали, — поторопил Валя. — Через час ваш самолет… Помоетесь здесь, заберете в гостинице вещи — и в аэропорт. Я сам тут приберу.

— «Клиент» доволен? — спросил «одноглазый», поднимаясь и подбирая пластмассовую руку с часами.

— Нет, — поморщился Валя. — Ненатурально получилось. Я же предлагал, для правдоподобия боевыми стрелять…

Степа подвез Маркова к самому офису. На прощание Ромео протянул Владимиру Ивановичу аудиокассету, со вкладыша которой жизнерадостно улыбались голубоватые супермены из группы «Ха-Ха».

— Вот, послушайте на досуге. Это то, о чем я вам говорил. Здесь все подробности — как они ее украли, где держали, как забрали деньги. Послушайте, только не забудьте потом уничтожить.

Слушать кассету Марков не стал. Вечером, перед тем, как заняться с секретаршей Светой сеансом снятия стресса, Владимир Иванович запер дверь в кабинет, вытянул из кассеты ленту и сжег ее в пепельнице. Подумав, он раздавил каблуком сам корпус, а заодно с ним и футляр, а цветастый вкладыш разорвал на мелкие куски и бросил в унитаз. После этого он вытащил из бара бутылку водки, налил полный стакан и выпил, не закусывая.

Владимир Иванович был достаточно жестким человеком. Годы занятий бизнесом, собственные взлеты и падения приучили его принимать решения, выдерживать чужие удары и бить самому. Но одно дело — расправляться с противниками росчерком авторучки или при помощи продуманной финансовой комбинации, а совсем другое — самому участвовать в физической расправе. Ему даже в драках, по-настоящему жестоких, не таких, как показывают в боевиках, а настоящих, уличных, за всю жизнь ни разу не приходилось участвовать. В молодые годы как-то бог миловал, а потом, когда он набрал вес и приобрел положение, дрались за него другие. Он только видел конечный результат, да и то не всегда.

Владимир Иванович выглянул в приемную. Света сидела перед компьютером, прилежно щелкая по клавишам пальчиками.

— Светик, заканчивай и загляни ко мне. Хватит на сегодня, и так тяжелый день был…

Света ответила понимающей доброй улыбкой.

— Я сейчас, Владимир Иванович! Через минутку подойду.

Олег вернулся к Оксане — той самой, у которой раньше прятался Толя. У нее никто не жил, и она согласилась предоставить ему пристанище, не задавая лишних вопросов, только спросила:

— У вас с Толей ничего не получилось?

— Почему? — При упоминании ненавистного имени Олег поморщился. — С чего ты взяла?

— Так, сразу было видно. Не в те игры полез.

— Козел он драный. Подставил меня, выше некуда…

Оксана философски вздохнула и отправилась на кухню готовить ужин.

На следующий день, когда Оксана отправилась по каким-то своим делам, Олег поехал на городской вещевой рынок. Толкучка занимала территорию бывшего Гостиного двора в самом центре города и постепенно неумолимо расползалась, заполняя собой соседние дворы и прилегающие пустыри. Торговали здесь всем, чем угодно, и хотя цены мало отличались от обычных магазинных, покупатели все равно стекались сюда со всех районов. Какое-то подобие порядка здесь пытались поддерживать плечистые ребята в камуфлированных безрукавках, с овальной эмблемой ЧОП «Оцепление» на груди. Иногда в толпе мелькали милицейские фуражки или лихо заломленные береты самых разных оттенков, принадлежащие, в основном, курсантам новозаветинской средней милицейской школы. Некоторые из них обделывали здесь свои дела, другие просто надеялись благодаря форме получить приличную скидку с цены товара, а потому и внимания на них никто не обращал — выстроившиеся шеренгой около одного из боковых входов ребята с рекламирующими газовое оружие табличками на груди нимало не беспокоились о том, что их сейчас начнут крутить и оттаскивать в отделение. Впрочем, случись даже такой вариант, он все равно закончился бы ничем — за ношение подобных табличек к ответственности не привлекают, а каких бы то ни было «стволов» в карманах продавцов отродясь не водилось. Пара «агентов» или «комбатов» валялись в багажнике машины, припаркованной около близлежащего кафе, где за столиком у окна пил кофе напарник, или в каком-нибудь другом, не менее надежном месте. На рынке можно было купить вещи и посерьезнее, чем газовая хлопушка, но такие люди с вывесками не стояли и услуги свои открыто не предлагали. Где их искать, Олег не знал, а потому направился к «газовому ряду», где должен был торговать приятель.

— Покупаем? — с ходу прицепился долговязый парень с забинтованной правой рукой. — Есть четыре модели, даже «макар». Будешь брать — подешевле уступлю.

— Не, — мотнул головой Олег. — Мне Вовик нужен.

— Кто? А, этот, с золотыми зубами! Не видал сегодня. Посмотри там, или в кафе загляни.

«Там» Вовика тоже не обнаружилось, и Олег прошел в кафе. Большой полутемный зал был почти пуст, заняты, в основном, столики по левой стороне, вдоль окон. Вовика не было и здесь, но за одним из столиков сидел бугай неопределенного возраста, в малиновых штанах и кожаной куртке, с аппетитом уплетая из горшочка что-то мясное. Олег когда-то видел его вместе с Вовиком, тот даже называл его кем-то вроде местного «бригадира».

— Чего надо? — не переставая жевать, спросил бугай, когда Олег подсел за его стол. — Места свободного мало?

— Я Вовика ищу. С золотыми зубами.

— А я-то причем? — бугай окинул Олега на стороженным взглядом. — Иди ищи, че ко мне-то прицепился?

— Я думаю, ты знаешь.

— Я много чего знаю, — бугай выскреб вилкой дно горшочка, вздохнул и взялся за кофе. — Только вот тебя не знаю. Иди, не отсвечивай. А то ведь и попросить могут…

Олег обернулся и увидел, как из-за соседнего столика на него, не мигая, смотрят два раскачанных до невозможности «бычка» в спортивных костюмах и джинсовых куртках. В отличие от Олега, костюмы их были сшиты не в китайской деревне, а представляли собой настоящую «пуму», да и куртки явно покупались не в ночном «комке». Олег мог ответить еще более крутым взглядом — после убийства Тихого он почувствовал, какую власть над людьми дает оружие, но связываться не стал, поднялся с места и миролюбиво объяснил:

— Я ведь только поинтересоваться хотел. Ничего больше.

— Иди, в другом месте интересуйся, — посоветовал бугай, еще раз оглядывая одежду Олега. — А здесь ничего интересного нет.

Олег вышел на улицу, вернулся обратно к шеренге продавцов. Вовик среди них не объявился, и пока Олег стоял, раздумывая, стоит обращаться к кому-то другому или лучше просто уйти, его тронул за рукав один из продавцов, маленького роста, щуплый, стоявший в шеренге с самого края.

— Ты Вовку спрашивал?

— Ну, а что?

— Его подрезали вчера.

— Как… подрезали?

— Не знаю, говорят, насмерть. Я не видел, меня вчера не было. Говорят, какие-то залетные шухер навели. Кого-то из ихних кинули, что ли… Вовку бритвой полоснули, еще одному селезенку разорвали. Они не здесь, в тот двор ходили разбираться.

— Н-да, дела… — Олег достал пачку сигарет, угостил продавца и закурил сам. — У вас тут что, такое веселье часто бывает?

— Бывало и хуже. — Паренек, которому при ближайшем рассмотрении никак нельзя было дать больше восемнадцати лет, неопределенно пожал плечами. — У нас с ним товар одинаковый, в одном месте берем. Надо чего? Сегодня торговли вообще никакой, скидку хорошую дам.

Олег помолчал, взвешивая ситуацию. У него осталось всего два патрона к «ТТ», и он приехал сюда, собираясь при помощи приятеля пополнить боезапас. Связываться с незнакомыми не хотелось, но и деваться, вроде бы, было некуда, да и щуплый паренек особых опасений не вызывал. Его он вообще голыми руками уделать может, а появятся приятели, так чтоб их отпугнуть, и двух патронов хватит.

Олег поманил паренька в сторону и вполголоса сказал:

— «Маслята» нужны.

— Что?

— Патроны. Для «ТТ». Можешь устроить?

Паренек вздохнул:

— У меня нет. Да и у Вовки их никогда не было. Это, вон, на том конце, видишь крайнего, с замотанной клешней? Попробуй к нему подойти… Только он, может быть, и разговаривать не станет. Сегодня все пуганые, а он с чего-то решил, что ты на мента похож.

— Я? Хм… А ты чего, не боишься этого?

— А я разбираюсь лучше и вижу, что никакой ты не мент. Да и у меня у самого брат в ментовке работает, если что, так…

— Не нравится он мне, этот твой однорукий. Если я на мента похож, то он — кидалово ходячее.

— Могу сам с ним договориться, за процент, естественно. Ты цену знаешь?

— Знаю.

— Тебе сколько надо?

— Четырнадцать.

— Два, значит, еще осталось, — понимающе улыбнулся паренек. — Мне много не надо.. Если все ровно, то полташка моя — идет?

— Легко.

Паренек пошел договариваться с «одноруким», а Олег отошел в сторону, покуривая и поглядывая по сторонам. Из кафе вышли бугай, с которым он разговаривал, и оба «качка». Бугай уселся в старенькую иномарку и укатил, а качки, раздвигая толпу чугунными плечами, миновали шеренгу оружейников и затерялись на территории рынка.

Вернулся с переговоров паренек.

— Столько у него нету. И ни у кого здесь больше нет. Десяток будешь брать?

— Возьму.

— Мой процент не меняется?

— Нет.

— Тогда давай через полчаса вон туда заходи, видишь, — паренек указал на арку в доме через дорогу. — Не бойся, там обычное место.

— Я и не боюсь. Ты принесешь?

— Я. С деньгами порядок? Показал бы, а?

Олег достал бумажник, приоткрыл, показывая, что деньги у него есть, но не давая оценить сумму.

— Нормально?

— Да вроде, да. «Пушка» с собой?

— Чего я, е…ый, по городу с ней таскаться? Я вообще не для себя беру! — получилось очень правдоподобно, несовершеннолетний знаток человеческих душ, пытливо взглянув Олегу в глаза, остался доволен и ничего больше не сказал.

Олег прошелся по барахолке, без особого интереса приглядываясь к товарам. Косметика, обувь, растянутое на каких-то вешалках и проволочках женское белье, выставленные прямо на земле музыкальные центры и огромное количество кожаных курток. За Олегом неотрывно следовали три десятилетних оборванца, забросившие школу после первого класса и прижившиеся на рынке в качестве всеобщих «шестерок». В бурлящей пестрой толпе они оставались абсолютно незаметными.

За пятнадцать минут до назначенного срока Олег пошел к месту встречи. Этот двор действительно часто использовался при продаже оружия. Вовик неоднократно рассказывал про него, и Олег запомнил, что он вовсе не является глухим, как кажется на первый взгляд. Если зайти с улицы в подъезд одного хитрого дома и подняться на пятый этаж, то там, пройдя коридорами, можно оказаться в соседнем подъезде, который выходит как раз в этот самый двор. Олег так и поступил. Спускаясь с пятого этажа, он услышал, как двумя этажами ниже щелкнула крышка открываемой бензиновой зажигалки, и замедлил шаг. Последние два пролета он вообще спускался на цыпочках, положив руку на заткнутый во внутренний боковой карман пистолет и прислушиваясь к каждому шороху.

Около окна на площадке второго этажа стоял «качок» — тот самый, один из двух, которых он видел в кафе. Он почти прижимался лбом к грязному стеклу, вглядываясь во двор. Пальцы ритмично мяли резиновые эспандеры-бублики. На полу, около левой ноги, дымился окурок.

Олег вытащил из кармана пистолет, отвел руку с ним за спину, спустился еще на пару ступеней и кашлянул.

Спортсмен развернулся, едва не вышибив стекло.

— Там ничего интересного не будет. Я туда не приду, — сообщил Олег, опускаясь еще ниже. — Ты ведь меня ждал?

— Э-э, ты чего наезжаешь? — Качок, как и совсем недавно Тихий, оценил соотношение сил в свою пользу. — Тебя е…т, кого я жду?

— Нет, но я хочу это знать.

— Ты че, ох…л, что ли, овца е…ая? — возмутился качок, шагая вперед. — Я те щас поинтересуюсь, ты че, не понял, с кем разговариваешь?

Улыбаясь, Олег поднял пистолет и взвел курок. Повисла долгая тяжелая пауза.

— Ты это, в натуре, «пушку»-то убери, — облизывая губы, забормотал качок. — Ты, че, обиделся, что ли? Блин, убери «пушку», пальнешь ведь сдуру!

— Не бойся, не первый раз. — Олег слегка приподнял ствол, целясь теперь в голову, — Тебя как зовут-то?

— Лева…

— Вот что, Левушка, у меня сейчас настроение хреновое, и терять мне нечего. Я уже два года в розыске, так что твой труп повредить мне никак не может. Скажи лучше по-хорошему, «кинуть» меня хотели?

Лева опять облизал пересохшие губы, потом, решившись, кивнул:

— Это Ромка все… Я не хотел и ему говорил, что не стоит, а он заладил, что пацан левый появился, ходит, патроны для «тэтэшника» спрашивает, «лопатником» сверкает.

— Ромка — это кто?

— Ну тот, длинный, с перевязанной рукой.

— Он же меня за мента сначала принял!

— Да разобрался потом. И Славик подсказал, у него глаз наметанный.

— Славик — это мелкий?

— Ну, он.

— А друга твоего как зовут, с которым в кабаке вместе дохли?

— Денис.

— Ну и где они все сейчас?

— Славик во дворе топчется, а те двое — около арки где-нибудь трутся.

— Расскажи-ка мне, Лева, подробно, как вы меня нае…ть хотели?

— Ну, Славка тебе должен был всего три патрона принести, сказать, что остальные потом будут, а деньги за все потребовать. Когда вы спорить бы начали, он тебе первый по морде зарядил бы, а потом уже мы бы вписались.

— Не первый раз, наверное, так развлекаетесь?

— Первый! Я вообще не хотел, клянусь!

— Рот закрой, не мешай думать… Так, значит, три патрона у Славика все-таки есть, да? Хорошо, пойдем к нему, будем торговаться. Высунешься из двери, позовешь его. Не дай бог, лишнего чего скажешь, или визжать начнешь! Мигом урою, мне терять нечего. И патроны еще остались, на тебя с приятелями как раз хватит. Понял?

— Да не подставляй ты меня так! — взмолился Лева. — Мне и так х…во будет за то, что рассказал тебе все! У меня стошка баков есть, возьми, и давай разойдемся на этом!

— В задницу ее себе запихай. Я тебя уговаривать долго не собираюсь. Или ты идешь туда сам, или ты уже вообще никуда не идешь, понял, чмо? Давай, топай! Только ручонки приподними. Не дай бог, дернешься или споткнешься просто, тогда тебе очень не повезет. Пшел!

Подняв над головой руки, Лева начал медленно, осторожно спускаться по лестнице. Олег шел метрах в двух сзади, держа пистолет нацеленным точно в середину широко накачанной спины, готовый отреагировать на любую неожиданность. Волнения или страха он не чувствовал. После похищения Ольги и убийства Тихого он перешагнул какой-то невидимый барьер, за которым остались все сомнения и терзания. Теперь он просто ставил перед собой цель и шел к ней, меняя способ действий в зависимости от обстановки. В глубине души Олег сознавал, что ему не хватает подготовки, необходимой в такого рода делах, но учиться сейчас было не у кого, и он считал, что восполнит этот пробел потом. Главное — разобраться с текущими неприятностями и уехать из города, а там уже начнется новая жизнь.

Лева миновал последние ступеньки и замер перед закрытой дверью.

— Давай, смелее, — предложил Олег. — Лишний шаг сделаешь — я тебе задницу мигом продырявлю.

Лева толкнул скрипучую старую дверь, высунулся на улицу, свистнул и несколько раз махнул рукой. Олег заметил, как Славик, маявшийся около детской избушки, бросил сигарету и быстро направился к подъезду.

— Молодец, — похвалил Олег. — Теперь прикрой дверь и иди сюда. Мордой к стенке повернись.

Когда Лева выполнил приказание, Олег саданул его рукояткой «ТТ» по затылку, и облаченное в спортивный костюм тренированное тело сползло к его ногам. В тот же миг в подъезд торопливо вскочил Славик. Видимо, он еще не потерял надежду на то, что «левый пацан» появится откуда ему положено, из-под арки, и, перешагивая через порог, продолжал пялиться в том направлении. Не давая опомниться, Олег врезал ему стволом пистолета по челюсти, добавил коленом между ног и, в завершение, шваркнул головой об стену. Тщедушному Славику хватило бы и половины этой дозы. Закатив глаза, он беззвучно опустился в угол. Олег еще раз, со всей злостью, впечатал ему каблуком по переносице, а потом присел и быстро обыскал карманы. В незастегнутом боковом действительно нашлись три патрона для «ТТ» — с иностранной маркировкой, прошлогоднего выпуска. В другом кармане оказались паспорт и несколько мелких купюр. Олег прихватил и это тоже и перешел к Леве. Лева оказался намного богаче. Помимо упомянутой стошки, у него нашлись еще пятьдесят долларов мелкими и почти полмиллиона рублями. Распихав добычу по своим карманам, Олег осторожно выглянул во двор. От арки к подъезду, сердито посматривая по сторонам, быстро шагал Денис. Вид у него был намного более грозный, чем у Левы в его лучшие минуты, и Олег решил не испытывать больше судьбу. Он рванул по лестнице наверх и успел достигнуть пятого этажа, когда хлопнула дверь подъезда. На его счастье, Денис оказался глупее, чем можно было ожидать. Вместо того, чтобы предупредить находившегося на улице Рому, он, отчаянно матерясь, бросился бежать по лестнице. Спускаться всегда легче, чем подниматься, и когда Денис штурмовал еще четвертый этаж, Олег уже был на улице. Отбежав от дома, он увидел, как напуганный пропажей своих коллег, но не набравшийся смелости заглянуть в подъезд Рома нервно курсирует между оружейной шеренгой и аркой. Дожидаться появления на сцене рассерженного Дениса Олег не стал. К остановке как раз подходил троллейбус, и он побежал, чтобы успеть на него.

9

Гера Даниленко, третий опер из «тяжкой» группы Правобережного РУВД, сидел за своим рабочим столом и сортировал вынимаемые из ящиков бумаги. Некоторые он откладывал в сторону, к двум толстым папкам, но большая часть, разорванная на мелкие куски, летела в подставленную к столу мусорную корзину.

Даниленко увольнялся. Еще находясь в отпуске, он подал рапорт, мотивируя свое желание семейными обстоятельствами и личными причинами. Рапорт подписали на удивление быстро, и, месяц назад выйдя на работу, Гера принялся активно сдавать дела и подписывать обходной. Сейчас все подписи были уже собраны, и Гера знал, что завтра он «попадет в приказ». На восемь вечера была назначена «отвальная», и оставшееся до этого момента время Даниленко посвятил тому, что освобождал место для своего преемника. В кабинете, кроме него, находился только Ковалев, который тоже сидел за своим столом и писал справки по делу Римского, которым они с Димой занимались уже несколько дней. Сам Дима вместе со следователем отправился проводить «уличную» — следственный эксперимент, в ходе которого Римский должен был показать, где, когда и каким образом он срывал серьги.

— Костик, — Гера развернулся к его столу. — Посмотри потом. Тут кое-какая информация любопытная, я в свое время не успел отработать. Может, пригодится когда…

Ковалеву было немного грустно оттого, что Даниленко увольняется. Гера был хорошим опером, действительно хорошим. Он никогда не изображал из себя комиссара Мегрэ, не пытался казаться супердетективом, но дело свое знал твердо и обладал настоящим профессионализмом и здравым смыслом, что не раз позволяло ему добиваться успеха в иных, казалось бы, абсолютно безнадежных делах. В розыске Гера отработал около восьми лет, что по нынешним временам считалось очень и очень приличным сроком. Долгое время «сидел на земле», в 15-м отделении, потом работал в РУВД, в главке, опять вернулся в район, некоторое время занимал весьма шаткое кресло заместителя начальника 15-го отделения по уголовному розыску, откуда слетел из-за «залетов» подчиненных. Последнее время Гера часто жаловался на то, что ему все надоело, что он устал. Специалисты в таких случаях рекомендуют сменить профиль работы, хотя бы временно, но Гера сразу заявил, что ничего другого делать не умеет и переводиться куда-нибудь дежурным или командиром взвода не будет.

Подошло назначенное время. Вернулся Петров, начали подтягиваться остальные приглашенные. Сдвинули вместе и накрыли бумагой четыре стола, положили под холодную воду бутылки, начали расставлять закуски. Из соседних кабинетов принесли недостающие стулья. Приготовления, как и обычно в таких случаях, затянулись, и только после половины девятого стали рассаживаться за стол. Повод для застолья был нерадостный, и начали как-то незаметно, без громких тостов и речей. Первые три рюмки выпили быстро. Большинство присутствующих, не успевшие днем нормально пообедать, налегали на закуски, и тарелки быстро пустели. Подошли опоздавшие, и, наскоро перекурив в соседнем кабинете, все опять вернулись за стол.

— Скажу честно, Гера, мне жалко, что ты уходишь. — Николаев поднялся. — Я всегда считал, что если кто нашел себе другое место и решил переводиться или увольняется, то поступает правильно. Никогда никого не отговаривал в таких случаях. Каждый сам решает, где ему лучше. Но сейчас… Я понимаю, конечно, что ты сто раз все обдумал, но мне, честное слово, жалко, что так получается. Не умею и не люблю много говорить, поэтому предлагаю просто выпить за тебя, за то, чтобы у тебя «там» все сложилось!

Выпили. Закусили.

— Ты себе место подыскал уже? — спросил кто-то из оперов.

— Да так, есть варианты, — неопределенно пожал плечами Даниленко. — Еще не определился.

— К Михалычу в «Спрут» не пробовал? Там много наших. Мне через год на пенсию уже, хочу к нему попробовать, если не развалятся к тому времени.

— У тебя что, двадцать пять уже будет? — удивились на другом конце стола, имея в виду количество отработанных на милицейском поприще лет.

— Какие двадцать пять! Двадцатник только-только стукнет! Только хватит мне уже, чем дальше, тем хуже… Слышал, новый кодекс собираются принять? Там за грабеж, например, штраф предусмотрен, сколько-то минимальных зарплат, а верхний предел — то ли три, то ли пять лет… Приходишь к судье — хотят ведь как в Америке сделать, чтобы суды не только судили, но и все остальные вопросы решали — так вот, приходишь к судье и говоришь: я хочу два грабежа «залепить», сколько я вам должен? Оплачиваешь, авансом, штраф, а потом идешь и с чистой совестью грабишь. И никто тебе за это ничего сделать не может. Что, ради этого я столько лет уродовался?

— Это ты своими вывихнутыми ментовскими мозгами все не так понимаешь, — перебил Савельев. — Мы идем к демократии, поэтому никого наказывать ни за что нельзя. А тебя уродоваться никто не просил, сам виноват.

— Да я и не виню никого, просто противно! Как будто, кроме нас, никому это и не надо!

— Кому надо — от тех ничего не зависит. А от кого зависит — тем совсем другое требуется…

— Ладно, хватит об этом! — оборвал Петров. — А то сейчас еще о политике начнете. Не за этим ведь собрались.

— Правильно, Димыч, лучше наливай!

Вышли покурить в соседний кабинет. Даниленко широко открыл окно, угостил Ковалева сигаретами.

— Знаешь, Костик… Я, пока рапорт свой подписывал, сто раз обо всем передумал. И все равно ответа не нашел. Вроде бы, правильно все решил, жена так вообще в такое счастье поверить не может. Каждый день в семь вечера — дома, никаких дежурств ночных, в выходные никто трогать не будет. Я уж не говорю о зарплате, тут и сравнивать-то нечего! Меня ведь хорошее место ждет, я об этом старался особо не говорить…

— Я и так догадался.

— Место хорошее, все, что надо — привезут, самого, куда надо, доставят, туда и обратно. Все условия для работы созданы. А мне вот никак не успокоиться. Сейчас ведь уже не коммунизм, идей гениальных никаких не осталось. Каждый ищет себе место получше, наверх лезет. Я, пока в отпуске был, в фирму свою походил немного, присмотрелся. Нормальные люди. Есть, конечно, и дерьмо, но это как везде. Так вот, нормальные люди, тихо-мирно занимаются своим делом, и, главное, понятно, почему они это делают. Ради того, чтобы какого-нибудь ублюдка в камеру запихать, тратишь свое время, свои деньги, здоровье свое. И ничего из этого не восстанавливается. У меня жена, по-моему, так и не смогла понять, почему я каждый день задерживаюсь. Это ведь не меня ограбили, не у меня квартиру обворовали. В любую контору, кроме нашей, приди под конец рабочего дня, так с тобой никто и разговаривать не станет. Ладно, раньше можно было думать: вот, посажу я его, так он несколько лет никому мешать не будет. А сейчас? Угробишь ты на него уйму времени, а судья его под залог выпустит, адвокаты накинутся, тебя сто раз в грязи изваляют, отписываться и объясняться замучаешься, а его потом все равно осудят условно, и он тебе, при встрече, в рожу ухмыляться будет. И надо тебе это?

— Не все так плохо.

— Ты еще скажи, что я не прав и на самом деле все хорошо!

— Такого тоже не скажу. Конечно, и платят мало, и нету ничего, и работать все, кому не лень, мешают, но мне мое дело нравится. Наверное, это можно и болезнью назвать, но я хочу этим заниматься. Да и кроме того, ничего другого ведь я делать-то не умею? Наверное, нельзя в этом признаваться. Но я не считаю, что то, чем я занимаюсь, — так легко. Дурак здесь долго не продержится, хотя сейчас многие и считают, что все менты — ленивые дураки и пьяницы. А насчет того, что все наверх лезут, так, я считаю, этот самый «верх» — у каждого свой. По-моему, быть на этом «вверху» — попросту занимать свое место и делать то, что тебе нравится. Я не смогу выполнять работу, от которой меня будет тошнить. И, наверное, не один я такой. Помнишь, в прошлом году брали вымогателей? Кирсанов, Голубенко, Земянский и Абрамов? Ты тогда тоже в отпуске был, но должен был слышать. Все четверо родом откуда-то с Урала, но в городе у нас давно осели. Земянский и Абрамов — призеры и чемпионы соревнований по культуризму, да и остальные — ребята совсем не слабые. Началось все с того, что Кирсанов на своем «БМВ» впилился в одну женщину на «копейке». По собственной, кстати, вине. Торопился куда-то очень, а может, просто летел, чтобы не забыть, куда едет. Так или иначе, но «копейку» он чуть ли не напополам разорвал, а у «бомбы» своей, по-моему, только фару разбил и бампер помял. При его доходах ремонт стоил бы просто копейки, но он обиделся, что она вовремя с дороги не убралась, и с ходу на нее «наехал». Потом друзей своих подключил. Для них, я так понимаю, это чем-то вроде развлечения было, в перерывах между серьезными «делами». Разминкой для поддержания общей физической формы, в память о тех временах, когда они еще просто ларьки «трясли». Во время одного из таких «наездов» их и взяли. Кроме наших, там еще и РУОП со своим СОБРом участвовал. Голубенко и Абрамов сразу в больницу отправились, а двое других как близнецы-братья стали, даже разница в росте сравнялась. В общем, ребята сели, и пока они сидели, там еще столько ихних подвигов всплыло! Суда до сих пор не было, все никак следствие закончиться не может. Я потом на обыска ездил. У Кирсанова — две машины, две квартиры. Генеральный директор одной фирмы, соучредитель совместного с испанцами предприятия; личные счета в трех банках у нас и в одном заграничном. В «основной» квартире, в одном из фужеров в «стенке» — четыре тысячи долларов стоят. Как его жена сказала, «это Славик вчера мне на мелкие расходы принес». У трех других — все ничуть не хуже, разве что Земянский, лучший друг его, был не женат, но зато трех любовниц сразу по полной программе содержал. Я, когда на них посмотрел, то долго думал потом. Сколько они так успели пожить? Года три-четыре, не больше, начинали-то почти с нуля. Стоят ли эти три-четыре года того, чтобы в один прекрасный день основательно получить по морде и оказаться в вонючей камере, а потом несколько ближайших лет на зоне загибаться? Будь одно это вымогательство, адвокаты их в два счета «отмазали бы», но, я говорил, там еще много всякого выплыло: мошенничества с квартирами, парочка изнасилований, еще несколько вымогательств, подделка документов, взятки… При том раскладе, который получился, сидеть им, причем сидеть железно, как минимум лет пять придется. И это в нынешние свободные времена. Так вот, я часто думал, стоит одного другого? Многие, наверное, с радостью с ними поменялись бы местами, чтобы хотя бы пару лет пожить, ни в чем себе не отказывая. Когда я с Абрамовым разговаривал, он признался мне, что ни о чем не жалеет. Но это было в самом начале, когда он еще надеялся, что его скоро отпустят. А через полгода я узнал, что его в камере «опустили», это ведь на нем две сто семнадцатых «висело»… Не помогли ни деньги, ни друзья, ни то, что сам два метра в высоту и столько же в ширину… Долго я говорю, пора за стол идти. Но я это все к тому, что у каждого — свое место, свой «верх». На сегодняшний день мое место меня устраивает, не знаю, что завтра будет, и загадывать не люблю. А что касается тебя: раз чувствуешь, что менять надо, — конечно, меняй. Естественно, будешь по работе скучать, и плохое все со временем забудется, тем более, что опер ты настоящий…

— Был, — усмехнулся Гера, разглядывая свои ботинки.

— Почему был? Есть! Это ведь, действительно, как болезнь, и не зависит оно от того, есть ли у тебя ксива в кармане и пистолет под мышкой.

— Люди разные бывают, — Гера ковырнул носком ботинка трещину в паркетном полу.

— Разные. Но мы о тебе сейчас говорим. И не забывай, что у тебя, в отличие, например, от меня, жена и ребенок. А как было сказано в одной умной книге, семейный мужчина должен в первую очередь заботиться о своих детях и защищать их, а не гоняться по крышам за преступниками.

— У Димки тоже и жена, и ребенок. У других ребят тоже, но ведь работают, — возразил, но без особой уверенности, Даниленко. — Понимаешь, будь все немного по-другому, я бы остался. Обязательно остался! Но так, как оно есть, — не могу больше. Или не хочу. Надоело.

— Я понимаю, — мягко ответил Костя. — И все понимают. Тебя ведь никто ни в чем не обвиняет, так что и оправдываться не надо. Пошли за стол? А то ребята уже заждались.

— Да я сам себя, наверное, обвиняю! Знаешь, в душе такое чувство, как будто убегаю.

— Иногда и убежать не вредно.

— Не вредно. Только потом, когда добежишь, противно становится. Немного. Совсем чуть-чуть.

Они закурили по новой сигарете. Помолчали.

— Пошли, — Костя взял коллегу за локоть, подтолкнул к двери, но Гера упрямо покачал головой, продолжая изучать пол.

— Подожди, давай докурим. Знаешь, у меня все никак из головы не выходит. Я перед самым отпуском по району дежурил, и меня на всю ночь выдернули в 15-е, там ножевое было. Ситуация очевидная, только бумажной возни много — восемь свидетелей, двое потерпевших, один злодей. «Терпилы» в больнице, злодей в одной камере «парится», свидетели — в соседней трезвеют. Ну, опросил я пару человек, общее впечатление составил, в больницу слетал, две заявы привез. У обоих терпил — проникающие ножевые в брюшную полость, в одно и то же место обоим, как по линейке. Чувствуется, что человек свое дело знает — на сантиметр правее или левее, и вместо тяжких телесных повреждений мокруха в чистом виде была бы. Я в отдел приехал, кофе попил и решил к «мяснику» этому подступаться. Дежурка его как раз по судимостям прикинула, оказалось, у мужика семь ходок, последний раз всего полгода назад откинулся, по сто восьмой первой пять лет отсидел, особо опасным признан. Притащил я его к себе, стали мы с ним общаться. И до сих пор тот разговор никак из головы не идет. «Да, — говорит, — порезал я их обоих. А что мне оставалось? Мне сорок два года, из них девятнадцать отсидел. Последний раз садился в девяносто первом, вышел — и поначалу думал, что с ума сошел. Другой мир, другая жизнь, другие люди. Все изменилось! Вы-то, — говорит, — этого не замечаете, для вас все это постепенно идет, незаметно. А у меня это получилось как с ребенком: растет-растет он у тебя на глазах, а потом ты уедешь куда-нибудь надолго, возвращаешься — и поражаешься, как он вырос. Так и здесь. Ладно, — говорит, — вышел и решил завязать. По-настоящему. Туберкулез и еще куча всяких болезней, больше пяти-шести лет даже на усиленном питании и в санаторных условиях не протянуть, а здесь — ни работы, ни профессии, ни крыши над головой. Но хотелось последние годы спокойно дожить. Нашел себе бабу какую-то, пристроился к ней в хату, начал на рынке ящики таскать. Раньше и подумать не мог, что придется на „черных“ горбатиться, но и деваться больше некуда. Бабу свою на тот же рынок пристроил, торговать чем-то. Один раз какой-то азер до нее докопался, пришлось ему морду набить. Остальные дернулись — схватился за топор, и на этом все кончилось. Только уважать стали. В общем, жили кое-как. На лето думали в деревню к ее родственникам съездить. Но не вышло. В тот вечер сидели у нее дома. Знакомые какие-то зашли. В квартире брать нечего, поэтому двери и не запирали почти никогда. Часов в одиннадцать — вечера, конечно — завалились двое мужиков. Одному двадцать семь, другой чуть помладше, местные гопники. Дольше одного дня нигде не работали, но и на открытый криминал духу не хватало, так, перебивались, чем придется». Пришли уже пьяные, начали до мужика этого докапываться. Просто так, от плохого настроения. Он, говорит, чувствовал, что добром не кончится, даже на принципы свои плюнул, лишь бы на скандал не нарываться. Выпить им предложил. Они, конечно, выпили, но не успокоились, давай дальше выпендриваться. Он им говорит: «Ребята, не надо так, ничего плохого я вам не сделал, давайте разойдемся». Упомянул, что судимый. Зря. С этого все и началось. Он им про свои «ходки», а они ему: «Козел ты, а мы и сами в милиции бывали». Мужик этот на «козла» обиделся, тут уже не выдержал, говорит: «За такие слова отвечать надо!» Они и ответили. Сразу в морду. Нос разбили, и давай дальше лезть. Оба — кабаны здоровые, голыми руками он бы с ними никак не справился. Схватился за нож, предупредил, а они только смеются и дальше прут. Он их обоих и уделал. Говорит, даже не задумывался, как в лагере двадцать лет назад научили, так все и сделал. Потом нож бросил, водку допил и пошел в соседнюю комнату ментов дожидаться. «Все равно, — говорит, — бежать некуда. Да и устал от такой жизни. В лагерь возвращаешься — там все знакомо, все понятно. Знаешь, это можно делать, а это — нельзя». Один раз обмолвился, сказал, что день рождения свой, уже незадолго до освобождения, с красной икрой и крабами отмечал. А как вышел — так до сих пор разобраться не может. Все поменялось. Говорит, по улицам вечером ходить страшно. И это ему, заразе с двадцатилетним стажем, который в семидесятые по всему Союзу гулял! И вот, представляешь, сидим мы с ним, разговариваем, он мне о своей жизни, я ему — о нашей. И он вдруг говорит: «Так жить нельзя! Вы не понимаете, что с собой сделали, но со стороны-то видней!» Про зарплату мою спросил. Долго мялся, думал почему-то, что я обижусь, но потом все-таки извинился и спросил. Я ответил. Он сначала понять не мог, в ценах-то наших новых он до сих пор почти не разбирается, а когда понял… Ничего не сказал. Голову опустил и ругался долго. Хотя ведь, по идее, только и радоваться должен. Интересно, кстати: почерк у него ровный, как чертежный шрифт, и пишет без ошибок. На речь я внимание не сразу обратил, только потом заметил: говорит практически без мата и без жаргона и такие обороты употребляет, что даже я давно позабыл. Я про образование спросил. Он сказал, что первый раз попался малолеткой и последние два класса в тюрьме заканчивал, но тогда даже там учиться плохо не принято было. Все равно заставляли заниматься, и все равно чему-то учили. А сейчас? Зайди в любую школу, кроме, может быть, каких-нибудь лицеев частных, так трое из пяти свою фамилию без ошибок написать не могут!

В кабинет заглянул Петров:

— Мужики, вы еще долго? Все вас ждут!

— Сейчас идем! — Костя опять потянул Даниленко за рукав. — Пошли. Бесконечный это разговор. Можно до утра спорить, только что нам друг другу-то доказывать? Мы это и так все видим… Пошли?

— Пошли, — кивнул Даниленко. — А с чего мы начали-то?

— С тебя.

— С меня? Хм… И верно, с меня. А чего обо мне-то говорить?

Гера подошел к открытому окну, перегнулся через подоконник и посмотрел вниз, на белую крышу своего кособокого старенького «Москвича».

Ковалев сел на стол и взялся за телефон. Ответили сразу, как будто давно ждали звонка.

— Алло, Вика, привет! У нас тут попойка маленькая организовалась… Да, конечно, есть повод! У нас он каждый день есть! Я час-полтора еще здесь буду, а потом приеду… Нет, дорогу найду. Ага… Хорошо! Ну все, пока!

Пока он разговаривал, Даниленко вышел, а спустя минуту в кабинет опять заглянул Петров:

— Ты где застрял? А, понял, извини! Привет передавай.

Домой Марат так и не вернулся. Бараев-старший, возвратившись из гаража и обнаружив отсутствие сына, принялся упорно размышлять, периодически названивая своим знакомым, как оставшимся в системе МВД, так и гражданским, и, в конце концов, пришел к определенным выводам, которые и высказал Марату, когда тот позвонил домой, чтобы разведать обстановку. Естественно, всей широты картины Владимир Юрьевич представить не мог, да и не хотел, но этого и не требовалось. Сын-преступник никак не может служить хорошей рекламой адвокату, а сын-преступник, имевший неосторожность попасть в руки милиции и сесть, и вовсе напрочь рушит с таким трудом выстраданную репутацию. Оценивая ситуацию трезво, а не так, как он привык делать это со своими клиентами, Владимир Юрьевич пришел к неутешительному для себя выводу: он вовсе не был уверен в том, что его профессиональные навыки и деловые знакомства смогут изменить ситуацию к лучшему. А потому он предложил Марату немедленно встретиться, чтобы обсудить создавшееся положение, подразумевая, что Марату надо из города исчезнуть, и намекая на свою помощь в этом щекотливом вопросе. Но перепуганный Марат никаких намеков не понял и поспешил повесить трубку. Владимир Юрьевич вздохнул, сознавая, что ему остается надеяться только на то, что у сына хватит ума и сообразительности выкрутиться самому. Лишь бы не попался, а подозревать его могут сколько хотят, никого эти подозрения, кроме оперов, волновать не будут, не пойман — не вор.

Первую ночь Марат провел в своей машине. Рассмотрев свое положение со всех сторон, он пришел к неутешительному для себя выводу: в одиночку ему не справиться. Нужен Олег. Он сможет придумать что-нибудь такое, что позволит им уехать из города и осесть где-нибудь в спокойном месте, пережидая, пока все утихнет. Весь свой криминальный талант Марат вложил в организацию того неудавшегося налета на квартиру, и теперь, сколько ни думал в этом направлении, ничего стоящего в голову не приходило. В какой-то степени Марат даже позавидовал Толе, у которого хватало смелости грабить пьяных прохожих и приторговывать марихуаной, сам он на такое не смог бы пойти даже в самом пиковом случае. По складу характера Марату гораздо ближе были красивые недоказуемые мошенничества, но витая в облаках теории, ничего практического он выдать не мог и оставалось, опять-таки, уповать на Олега. Но Марат даже примерно не знал, где искать Олега, а Олег, в свою очередь, теперь не мог связаться с ним.

На следующий день Марату немного повезло, он случайно встретил приятеля, тот отдал ему ключи от своей комнаты в коммунальной квартире, которой временно не пользовался, проживая у подруги. Комната оказалась грязной и захламленной кучей ненужных вещей, но Марата, в его нынешнем положении, такие мелочи не волновали, и он с удовольствием завалился на продавленную скрипучую тахту.

Пока он спал, Толя, уже успевший забыть тревоги и переживания последних дней, пришел за «травкой» к Саше Озимову. Саше было двадцать пять лет, но выглядел он на неполные восемнадцать, никогда не смотрел собеседнику в глаза и говорил почти шепотом. Два года он отсидел за квартирную кражу. Сидел он плохо, и вспоминать об этом крайне не любил, а вернувшись с зоны домой, долго сводил с пальцев позорные татуировки. Последнее обстоятельство в свое время привлекло к нему внимание помощников Серого, и вскоре Саша стал одним из основных распространителей наркоты в районе. В основном, через него шли марихуана и гашиш. Саша имел в своем распоряжении несколько постоянных продавцов и нескольких, работающих время от времени. Почти всегда товар на распространение Саша давал, не требуя никакой предоплаты, но «кинуть» его никто не решался. Те несколько смельчаков, которые попытались затянуть расчет, мотивируя это плохим качеством товара или тем, что их «обтрясли» менты, впоследствии очень убедительно отговаривали остальных от подобной авантюры, и им почему-то верили. Раньше Толя несколько раз брал у Саши «травку» и всегда успешно умудрялся ее продать, благо покупатель на такой товар есть и даже особо искать его не надо. Исключением явился тот несчастливый день, когда Николаев задержал Толю с коробком марихуаны, оставленной для собственного употребления. Если бы они повстречались хотя бы на час пораньше, когда еще не весь товар был продан, то вполне возможно, что Толя не был бы отпущен на подписку о невыезде. Это уберегло бы Толю от новых преступлений, но на весьма ограниченный срок, и конечного итога все равно бы не изменило.

Дверь в квартиру Озимова была металлической, с глазком «рыбий глаз» и многочисленными хитроумными замками. За прошедшие после отсидки два года Саша обзавелся кое-каким имуществом, которым дорожил, а так как контингент посетителей был довольно своеобразным, то меры предосторожности лишними не были. Кроме того, такая дверь могла хоть немного помочь в случае, если милиция решит вторгнуться в его личную жизнь, что, как ни горестно было это сознавать, рано или поздно должно было случиться. Печальный пример нескольких коллег по ремеслу, весело севших около месяца назад, заставлял Сашу все чаще разглядывать на пальцах оставшиеся от татуировок шрамы и нерадостно вздыхать.

Озимов долго смотрел на Толю в глазок. Не обнаружив подвоха, он приоткрыл дверь, не снимая цепочки.

— Давно тебя не видел. Где пропадал-то?

— Да так, дела были, — отозвался Толя. — У тебя сейчас есть?

— Для себя или для других?

— Для других.

— Мне отдашь по двадцать пять за пакет. Устроит? Всего, значит, двести пятьдесят. Когда рассчитаешься?

— Вечером.

— Подожди.

Саша закрыл дверь и прошел в комнату. В спинке дивана был устроен тайник, который, конечно, был бы обнаружен при обыске, но поверхностный досмотр должен был выдержать наверняка. Товар был заранее расфасован в аккуратные бумажные конвертики. Озимов отсчитал десять штук и вышел в коридор. Опять приоткрыв дверь на цепочку, он бросил пакет с конвертами под ноги Толе.

— Я весь вечер дома буду, но лучше сначала позвони. У рынка и около кинотеатра вчера ментов много было, двоих поймали, так что лучше туда не ходи! Удачи!

Толя рассовал конверты по карманам и вышел на улицу. Особого страха перед милицией он не испытывал, чувствуя, что сегодня ему будет везти, а о более позднем времени старался не думать вообще.

Четыре дозы он без труда продал своим знакомым, а еще две у него взяли «косившие» под бандитов ребята из кафе «Ноктюрн». Пару конвертов Толя с удовольствием оставил бы себе на вечер, но денег было мало, и он поступил по-другому. Найдя в одном из домов открытый чердак, он устроился там и распотрошил четыре оставшихся конверта. Из каждого он отсыпал совсем немного, но на донышке спичечного коробка образовалась щепотка марихуаны, вполне достаточная на один «косяк». Хотелось закурить прямо сейчас, тем более что папиросы с собой были, но Толя переборол это приятное желание, привел конверты в товарный вид и отправился торговать дальше.

Подойдя к кинотеатру, он некоторое время стоял в стороне, наблюдая за окружающей обстановкой. В бывшем помещении касс разместился зал игровых автоматов. Публика там собиралась довольно своеобразная, почти всех Толя неплохо знал. Их образ жизни и род занятий мало в чем отличались от его собственных, и в зал их далеко не всегда приводила любовь к азартным играм. Посторонних, вроде бы, не замечалось, и Толя направился к кинотеатру. Уже подходя к дверям, боковым зрением он заметил, как из-за угла кинотеатра вынырнул незнакомый молодой мужчина в джинсовом костюме. В голове у Толи коротко звякнул сигнал тревоги, и он, плавно изменив траекторию движения и не убыстряя шаг, миновал гостеприимно распахнутые двери зала игровых автоматов, скользнул взглядом по рекламным щитам и стал удаляться прочь. Вспотевшая левая рука сжимала лежащие в наружном боковом кармане оставшиеся конверты и коробок, готовая моментально их выкинуть. Но применять аварийное катапультирование не пришлось — Толя спокойно удалился от кинотеатра, сделал несколько кругов по ближайшим дворам и вышел обратно, но только с другой стороны.

У входа в зал игровых автоматов теперь стоял милицейский «УАЗик» с гостеприимно раскрытыми дверцами, и в отсек для задержанных усаживали братьев Туриновых, которые в определенных кругах района и местному уголовному розыску были известны, как завзятые наркоманы и грабители. Со старшим из братьев, Алексеем, Толя пару раз ходил на «дело», но быстро убедился, что прока от партнера никакого, а при малейшей опасности он «подставит» моментально, и быстро отказался от такого сотрудничества. За что братьев забирали в этот раз, Толя не знал, но в милиции они бывали часто, и каждое их посещение этого заведения сопровождалось обязательным визитом их мамаши, которая приходила, волоча за собой сумку с заранее подготовленными жалобами во всевозможные инстанции. Мамаша была в курсе всех «братских» дел и всегда обеспечивала алиби любимым сыновьям, за что они сдавали часть добычи в общий семейный бюджет. Глядя сейчас на лицо младшего из братьев, Антона, можно было нарисовать картину «Опять попался», по аналогии с известным полотном «Опять двойка». Но Толя в художественных тонкостях не разбирался и любоваться занятным, если сам в нем не участвуешь, зрелищем, не стал, а поспешил убраться подальше, тем более, что в кабине «УАЗика» мелькнул кто-то, крайне похожий на опера Николаева.

Больше часа Толя кружил по знакомым дворам и звонил в квартиры приятелей, но торговля не шла. Он уже начал подумывать о том, чтобы опять вернуться к кинотеатру, но тут удача опять повернулась к нему лицом, и оставшиеся четыре пакета он в пять минут втюхал знакомой наркоманке. Она брала не для себя — у нее был круг клиентов, готовых уплатить гораздо большие суммы за доставку товара прямо домой, а потому она не торговалась из-за каждой тысячи, и реальный доход Толи даже немного превысил предполагаемый. Когда все расчеты были произведены, она внимательно посмотрела ему в глаза и, благодаря особым свойствам своей наркоманской души, моментально определила, что у Толи неприятности. Общие беды сближают людей, а поскольку в их кругу беды, как правило, исходили из одного источника, то она с готовностью протянула ему руку помощи.

— Если хочешь, приходи сегодня вечером. Там все свои будут. Только с собой никого не тащи.

Предложение могло трактоваться только с одной стороны, как готовность предоставить для ночлега кусок грязного пола в одной из комнат ее квартиры. Несмотря на то, что ей было только двадцать два года, Толина собеседница давно уже напоминала ходячий шприц, а не молодую девушку, и некоторые, довольно актуальные для большинства сверстниц вопросы, ее голову давно уже не тревожили.

Толя кивнул, делая вид, что у него были свои планы и он раздумывает.

— Ладно, я побежала. Надумаешь — приходи. Пока!

Наркоманка, с которой он сейчас разговаривал, жила совсем недалеко, но уже на территории другого района, всего в нескольких метрах от разделяющей два городских участка невидимой черты. Это обстоятельство, по мнению Толи, несколько снижало шансы на скорое свидание с «родным» 14-м отделением, да и все равно, податься ему больше было некуда. Звонить Озимову он не стал, а сразу пошел к нему домой. Саша открыл дверь с теми же, что и днем, предосторожностями, получил деньги и тщательно пересчитал. Одна тысячная купюра оказалась совсем ветхой. Саша недовольно поморщился и протянул ее обратно.

— Поменяй, мне с солидными людьми рассчитываться.

Толя безропотно обменял одну банкноту на другую, и Саша, согнув пачку пополам, засунул ее в задний карман брюк.

— Завтра еще возьмешь? — деловито спросил он.

— Да я и сегодня могу…

— Сегодня не надо. Ты же все равно ночью не торгуешь. Подходи завтра, только пораньше, а то я в одиннадцать уже уеду. Я тебе еще столько же дам.

— Приду.

Коротко кивнув на прощание, Саша закрыл дверь и прошел в комнату досматривать по видику боевик и пить «Мартини». После недавних арестов «коллег», каждый вечер у него портилось настроение, а по ночам, когда у дома останавливались машины, он просыпался и с замирающим сердцем прислушивался к гудению лифта и шагам на лестнице. В такой обстановке у многих торговцев наркотой окончательно сдают нервы, и они сами начинают потреблять свой товар. Озимов пока еще держался, но алкоголь употреблял все чаще и чаще, отдавая предпочтение отборным ликерам и дорогам винам.

Толя начал спускаться по лестнице и на нижней площадке столкнулся с шустрым остроносым пареньком. Кольнув Толю взглядом, остроносый побежал наверх, оставив после себя залах клубничной жевательной резинки. Толя вышел на улицу, вспоминая, где мог видеть его раньше. Долго копаться в памяти не пришлось. С остроносым он несколько часов просидел в одной камере ИВС Правобережного района, и тот тоже был задержан по 224-й «наркоманской» статье. Было очевидно, что сейчас он тоже шел к Озимову.

Толя неторопливо пересек двор и зашел в подъезд противоположного дома. Высоко подниматься он не стал, остановился на площадке второго этажа, у окна. Несмотря на удачно прошедшую дневную торговлю, ощущался дефицит бюджета, и Толя стал внимательно наблюдать за домом Озимова.

Вскоре вышел и быстро удалился остроносый, а за последующие полчаса промелькнули еще двое молодых людей с клеймом тяжкой первой части статьи 224 Уголовного кодекса на лбу[1]. Толя терпеливо ждал. Наконец его терпение было вознаграждено. Из-за угла дома вынырнул и бодро двинулся к подъезду Озимова Стас Ослов — невысокий, белобрысый, всегда готовый впасть в истерику по малейшему поводу или без такового. Ослов был известным наркоманом и с отчаянным упорством торговал наркотой, а заодно скупал ворованные вещи и иногда, по мелочи, воровал сам. Стаса частенько били. Поводов к этому он давал немало. Реализуя, например, раствор «черного»[2] и являясь посредником между изготовителем и страждущим клиентом, он по дороге неминуемо заруливал к себе домой, сцеживал часть раствора и разбавлял обыкновенной водой. Все об этом знали, но все равно продолжали у него покупать, а Стас, несмотря на частые побои и угрозы применения более действенных мер, с тем же несокрушимым упорством обреченного продолжал отчаянно «бодяжить». Толя знал, что в ночное время приобрести готовый раствор или «травку» можно у Стаса и еще пары человек. Видимо, сейчас Ослов летел за новой партией товара.

Толя вышел из подъезда, обошел дом и стал дожидаться Стаса на пустыре. Получив «травку», он наверняка пойдет к себе домой, и тогда неминуемо выйдет прямо на Толю.

Уже стемнело, но фонари еще не включали, а свет из окон ближайших домов почти не достигал пустыря. Толя присел на обломки детских качелей и закурил, прикрывая огонек сигареты ладонью. На другом конце пустыря прогуливались двое мужиков с собаками, но Толя не сомневался, что они не станут вмешиваться, что бы ни случилось.

Расчет оправдался, и ждать пришлось совсем недолго. Ослов стремительно вывернул из-за угла, как обычно, сильно наклоняясь вперед и сжимая в кармане потной рукой дюжину конвертиков с «травкой». Когда расстояние сократилось до десяти метров, Толя, швырнув окурок, вылетел из кустов и бросился к Стасу, рявкнув:

— Стоять, милиция!

Привыкший к подобным передрягам Ослов реагировал мгновенно. Каблуки впились в землю, гася движение вперед. Одновременно Стас прыгнул высоко вверх, в прыжке разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и испуганно вращая зрачками. Разворот не был завершен и тело еще парило в воздухе, когда левая рука Стаса совершила единственное полезное дело, которому была научена: вынырнула из кармана и откинула далеко в сторону полиэтиленовый пакет, в котором лежали конверты с наркотой. Толя отследил взглядом траекторию полета пакета, запомнил место его падения и заорал еще громче:

— Стоять, сука, милиция!

Еще находясь в воздухе, Стас начал судорожно перебирать ногами, а только коснувшись подошвами земли, стартовал с необыкновенной быстротой.

— Стой, стрелять буду! — крикнул Толя, когда белая рубашка Стаса мелькала уже около угла дома, и остановился сам.

Вожделенный пакет отыскался быстро. Спрятав его в куртку, Толя двинулся в противоположном направлении. Мужики с собаками исчезли сразу, как только поняли, что начинаются какие-то события, и Толя благополучно вышел на проспект и сел в трамвай.

Стас Ослов продолжал убегать, хрипло дыша и боясь обернуться. Благополучно избавившись от наркотиков, он теперь, в принципе, мог не бояться задержания, но убегал, подчиняясь въевшейся в кровь привычке. Пока ноги терпеливо делали привычную работу, мозг искал выход из финансового кризиса. «Кинули» тебя — «кинь» других. И пробегая мимо своего родного детского садика, Стас уже знал, что завтра будет разбавлять раствор сильнее обычного.

Наркоманка, которая купила у Толи последние пакеты, сначала собиралась разнести их по домам своих обычных клиентов. Но первый отказался брать, сказав, что уже успел затариться, а второго не оказалось дома. На улице она встретила своего старого знакомого, и он уговорил ее продать ему пару пакетов.

Они зашли в подъезд. Парень отсчитал деньги, а она дала два конверта с «травкой». Несколько минут они стояли и разговаривали, а потом наркоманка ушла. Парень спрятал конверты в носки и тоже вышел на улицу. Ему не повезло. Как раз в эту минуту подъехал наряд 14-го отделения милиции, вызванный кем-то из бдительных жильцов, недовольных присутствием в своем подъезде посторонних.

Носить наркотики в носках не очень удобно и не более безопасно, чем просто в кармане. Конверты очень быстро нашли и изъяли, а спустя час неудачник сидел в кабинете опера Карева и давал сбивчивые объяснения.

Он очень огорчился, когда узнал, что, если количество изъятого у него наркотика превосходит определенную норму, то в отношении него будет возбуждено уголовное дело и потом его даже будут судить.

— Я не могу, — говорил он. — Я же в институте учусь. Мне нельзя пропускать занятия. А если мама узнает, что меня милиция поймала, то… Понимаете, ей нельзя волноваться! У нее инфаркт может быть.

— Это если она узнает, что тебя поймали? — усмехнулся Карев. — Значит, если тебя ловить не будут, то можешь сколько угодно эту дрянь курить?

— Нет, вы меня не поняли, — студент покачал головой, откинул со лба длинную светлую челку. — Все не так просто. Конечно, она не знает, что я это курю. Точнее, хотел попробовать! Я ведь раньше никогда не пробовал, сегодня только первый раз взял…

Студент задумался, потом посмотрел на опера долго и печально.

— Вы меня сигаретой не угостите?.. Спасибо… Понимаете, если я вам скажу, то получается, я человека подставлю. А она ведь ни при чем…

— Она? — Карев откинулся на спинку стула, закурил сам, посмотрел в окно. — Она, я так понимаю, Ленка-Выдра. Верно?

Студент начал краснеть и опустил глаза.

— Да ладно, не стесняйся, — махнул рукой Карев. — Никакого секрета тут нет. Думаешь, мы про вас ничего не знаем? Ха, да я и про тебя уже сто раз слышал, так что не уверяй меня, что сегодня первый раз попробовать взял, все равно не поверю. И не только «травкой» ты балуешься…

— Клянусь! — округлив глаза, студент сложил руки на груди. — Первый раз сегодня!

— Не свисти, здесь адвокатов нету. Сам ты не варишь, но то, что покалываешься время от времени, я знаю абсолютно точно. Тебе что, надо назвать, у кого именно и когда ты брал? Или напомнить, как на прошлой неделе тебя Стасик-Ишак нае…л?

— А чего вы тогда его не поймаете? — перешел в наступление студент. — Вот таких, как он, барыг, и надо ловить. А то их не трогаете… Наркотики, между прочим, это болезнь, и за это не сажать, а лечить надо.

— Ну да! — усмехнулся Карев. — С нормальных людей брать налоги и тратить их на ваше лечение. А вы и дальше будете грабить, воровать. Я, например, не знаю ни одного честного наркомана, каждый где-то как-то к криминалу подвязан. Не было бы этого, так и хрен с вами, пусть бы вами медики и депутаты занимались. Но вот посмотри, тот же Антоша Туринов — грабитель? Грабитель! Фокин воровал из ларьков? Воровал! Стасик-Ишак что, случайно за разбой судим? Гаврилин, Коля Егоров — что, честные все люди? Да ту же самую Выдру возьми. Сколько через нее краденого прошло?

— Я об этом ничего не знаю, — студент опустил голову. — Я-то нигде не ворую!

— Конечно, когда папа — директор фирмы, такую роскошь можно себе позволить. Но, к сожалению, не все у нас такие обеспеченные. Не всем родители на наркотик деньги дают.

— Между прочим, в Европе «травку» давно уже разрешили. Потому, что это и не наркотик, если так-то посмотреть…

— Если как посмотреть? Если так смотреть, то и кража — не кража, и убийство — не убийство. Ты уж прости меня за прописные истины, но я слишком много видел людей, которые начинали с «травки», а заканчивали «черным» и грабежами. Хотя, на первый взгляд, все это и не связано между собой… Если так посмотреть. А насчет того, что не ловим мы, как ты их называешь, барыг, то это тоже не верно. Ловим. Что, назвать тех, кто в последнее время сели? Так ты их и сам не хуже меня знаешь! И дело все в том, что нас — мало, а «вас» много и с каждым днем все больше становится, а у нас, кроме этого, другой работы хватает. Но ловим, и ловить будем. И в Европе той же, если не ошибаюсь, только в одной Голландии марихуана разрешена, да и то — в специально отведенных местах. И не думаю, что они так уж этому рады. А в соседних странах, как я слышал, так и вообще очень недовольны. Но тебе сейчас не о Европе надо думать, они там как-нибудь и без тебя разберутся. Думай лучше, как со своими проблемами решать будешь.

Через час, когда студент сидел в камере и с тоской ожидал результата экспертизы, в кабинет к Кареву зашел Николаев, только что вернувшийся с обыска.

— Леха, ты ведь Ерастова искал?

— А что, есть информация?

— Есть. Ты ведь знаешь, я люблю работать по ночам… Он сегодня у Выдры будет, на Осиновой. У нее там теплая компания собирается.

— Черт, уже полседьмого. Надо будет ехать!

— Поедем, не брошу я ведь тебя, несчастного, одного… Звони домой, жену порадуешь. Я свою уже обрадовал.

— Надо с местными созвониться, все-таки их территория. Может, у них на Выдру эту свои планы.

— Уже созвонился. От них пара человек будет, тоже хотят на хату ее взглянуть. Она у них как кость в горле, но все никак прихватить не могут.

Николаев прошел в свой кабинет, набрал номер домашнего телефона. Настроение начало резко портиться. Ответила жена.

— Алло, привет, Оля, это я.

— Привет. Что, опять задерживаешься?

— Да.

— Почему?

Лучше бы она начала ругаться или кричать. Тогда было бы проще. Но она ничего этого не сделала, и прозвучавшее из трубки усталое, обреченное «Почему?» заставило Николаева надолго замолчать.

— Что у вас там опять случилось? — после долгой паузы спросила жена.

— Так получилось. Я потом объясню, когда приду.

— И когда ты придешь?

— Не знаю, как разберемся, сразу приеду.

Николаев вздохнул. Если Ерастова возьмут, то с ним придется работать, а это значит — до утра. А если в квартире его не окажется, то в отдел они вернутся, в лучшем случае, к часу, и все равно придется ночевать в своем кабинете. Надежды на то, что дежурный даст для поездки домой отделенческий «УАЗик», практически не было. Но сказать об этом сразу Николаев не смог. Может, все еще как-то образуется. Хорошо Кареву, ему до дома пятнадцать минут пешком идти.

— Значит, опять до утра?

Вместо ответа Николаев снова вздохнул.

— Спасибо, что позвонил. До свидания.

Услышав короткие гудки, Николаев с облегчением положил трубку и вытер вспотевшие ладони. Самое трудное было позади. И хотя остался на душе тяжелый осадок, теперь можно было спокойно подумать о деле.

Проблема с транспортом, как бывало очень часто, оказалась неразрешимой, и в половине одиннадцатого они пешком отправились в 7-е отделение милиции, на территории которого жила и героически трудилась Лена-Выдра. Местные опера оказались богаче — в их распоряжении был выслуживший все мыслимые сроки кособокий зеленый «УАЗик», и, после разработки плана и обсуждения деталей, группа погрузилась в его чрево и двинулась на задержание.

Ехали долго и осторожно — попав в слишком глубокую выбоину, машина могла попросту развалиться. Наконец прибыли на место и встали во дворе неподалеку от дома Выдры. Два опера сходили на разведку. Судя по всему, гости еще только начинали собираться, и самое интересное предстояло впереди. Решили ждать.

— Раньше, пока по наркоте не начал работать, я считал, что это — чемоданы с долларами, пакеты с героином, сплошные погони и крики: «Полиция Майами, отдел нравов. Все арестованы!» — задумчиво проговорил сидевший за рулем машины долговязый опер. — А оказалось — тошнотные грязные хаты, тараканы, пустые кровавые шприцы, трясущиеся ублюдки с синими руками и вечно пьяный майор Каменев, который знает их всех наперечет и выносит ногами любые двери. Он меня первый этому делу учил…

— Какому, двери выносить?

— Да нет, по наркоманам работать. Хотя и двери — тоже.

— Каменев хороший мужик был, — сказал Карев. — Как он сейчас? Заходит хоть к вам?

— Последний раз полгода назад был. Цирроз…

Толя пришел к Выдре около полуночи. Дверь открыл незнакомый парень, но, сразу угадав своего, молча кивнул и пропустил. На кухне Выдра напряженно разговаривала с тощим усатым мужиком. Мужик, уперев руки в бока, грозно нависал над ней и хмурил толстые брови, а Выдра, прислонившись спиной к раковине, теребила на груди грязный халатик и огрызалась. Квартира была двухкомнатная. Всю ее обстановку составляли «стенка» с поломанными дверцами, старая двуспальная кровать, несколько разнокалиберных стульев, брошенные на пол матрасы и подставка с древним телевизором. На полу лежал толстый слой пыли — ходили в квартире не разуваясь и спали в одежде. Телевизор был включен, и Толя прошел в ту комнату, примостился на один из стульев. На кровати, свернувшись калачиком, спала молодая девчонка в тельняшке и розовых брюках. Вокруг ее грязных пяток суетились два серьезных больших таракана. Перевалив через брошенный тут же, на покрывале, шприц, они начали взбираться по спинке кровати.

Толя отвернулся в сторону, к телевизору, но, как оказалось, наблюдать за перемещениями усатых насекомых было гораздо интереснее. «Ящик» с трудом издавал какие-то звуки и уже не мог выдавить из себя хоть какое-то изображение.

Явился еще один гость и сразу заглянул на кухню, где разговор пошел на еще более повышенных тонах. Толя полез за сигаретами, и рука наткнулась на пакет с отобранной у Ишака «травкой». Хранить ее при себе, пожалуй, не стоило — мало ли какой народ еще придет. Положить его где-то в комнате явно не представлялось возможным, и Толя вышел в коридор.

Санузел в квартире был совмещенным и, в отличие от остальных помещений, плотно заставлен всякой рухлядью. Если унитазом еще пользовались, то о назначении ванны давно и прочно забыли, и теперь она представляла собой нечто среднее между мусорным ведром и корзиной для грязного белья. Внутренняя защелка на двери отсутствовала, и Толя постарался избавиться от пакета побыстрее, настороженно прислушиваясь к доносившимся из коридора звукам. Особо мудрствовать он не стал. Под ванной оказалось множество коробок и ящиков, как чем-то заполненных, так и абсолютно пустых. В один из них Толя засунул пакет. До утра его никто не должен был тронуть, а большего и не требовалось.

В течение следующего часа пришли еще трое, и вся компания оказалась в сборе. Двоих, пришедших последними, Толя хорошо знал, а остальные были незнакомы. Постепенно все, кроме Толи, перекочевали на кухню и занялись изготовлением того, ради чего собрались. Толю никто не звал, но он на это и не напрашивался. Некоторое время назад он попробовал, дважды, уколоться «черным», но ему не понравилось — видимо, слишком сильны гены родителей-алкоголиков. Выбрав наименее расшатанный стул и отрегулировав, насколько возможно, телевизор, Толя уселся, смастерил себе «косячок» и с наслаждением закурил.

Через несколько минут Выдра зашла в комнату, взяла из стенки упаковку с одноразовыми шприцами и вернулась на кухню. Видимо, готовили они не из маковой соломы, а из «ханки», и процедура заняла немного времени.

Толя докурил «беломорину» с марихуаной, затушил окурок о каблук и бросил под кровать. Тревожные мысли покинули голову, и он впервые за последнее время ощутил некоторое подобие умиротворенности. Но вдоволь насладиться этим приятным ощущением ему не дали.

Что-то произошло. С треском ударилась о стену входная дверь, в коридоре раздался топот многих посторонних ног, и на кухне отчаянно завизжала Выдра. Наркотик притупил инстинкт самосохранения, и Толя, вскочив со стула, дальше действовал слишком медленно и был остановлен на полпути к окну. Карев без особого труда повалил его на пол и надел наручники.

— Здравствуй, Толя, — почти ласково сказал он.

Толя сердито сопел и терся лбом о грязный линолеум. Радости от встречи он не испытывал, но в глубине души воспринял случившееся с некоторым даже облегчением. Теперь, по крайней мере, появилась какая-то определенность. Не придется больше бегать, и решать теперь за него все будут другие. Жалко только, что пришли за ним именно сегодня. Или хотя бы до утра подождали.

Наркоманы не оказали никакого реального сопротивления, за исключением Выдры, которая попыталась плеснуть в Николаева кипятком. Но ее попытка так и осталась попыткой, и через пару минут вся приунывшая компания была рассажена по-одному, и опера приступили к осмотру квартиры. Приготовленный раствор уже успели употребить, о чем красноречиво говорили внешний вид задержанных и гора пустых шприцов, и найти в квартире что-либо запретное никто теперь не рассчитывал.

— Долго мы ждали, — шепотом сказал Николаеву один из местных оперов. — Я думал, они из «сена» будут делать, тогда бы как раз вовремя успели, а у нее рука бы не поднялась раствор слить… Видимо, «ханка» у нее была… Только теперь, если чего и осталось, то хрен найдешь.

Немного оклемавшаяся Выдра думала примерно то же самое. Зная, что наркоты или «паленых» вещей найти не смогут, она понемногу успокаивалась и терпеливо ждала, когда незванные гости убедятся в бесплодности очередной своей попытки и уберутся. Двое приглашенных в качестве понятых соседей, поначалу воспринявших происходящее с болезненным любопытством, зевали все чаще и демонстративно поглядывали на часы. Больше всех нервничал один из гостей Выдры, который уже два года находился в федеральном розыске за серию квартирных краж. Удобного момента для побега не представлялось, но он продолжал с надеждой измерять взглядом расстояние до окна и ерзать на стуле. По причине нехватки наручников его руки остались свободными, и это давало некоторые шансы на успех.

Но вечер, видимо, был полон сюрпризов. Одно и то же событие может быть радостным для одних, иметь крайне печальные последствия для других и оставить абсолютно равнодушными третьих. Так и произошло, когда один из оперов заглянул в санузел и после недолгих поисков извлек из-под ванной пакет с марихуаной. Воцарилась пауза, во время которой люди, которых эта находка хоть как-то затрагивала, осмысливали происшедшее.

— Подкинули, менты позорные, — объявила Выдра, но голос ее прозвучал так неуверенно, что продолжать она не стала и задумалась, не могла ли сама когда-нибудь принести этот злосчастный пакет, спрятать и забыть.

— Да уж, конечно, на свою зарплату купили и принесли. Давай, Шурик, пиши протокол.

Нескольких задержанных, кто заведомо не представлял никакого интереса, после составления протокола и взятия кратких объяснений, отпустили с миром. Выдру, Толю и еще двоих посадили в «УАЗик» и повезли в отделение.

По причине позднего времени дверь в отделение была заперта. Пока один из оперов стучал в окно и жал кнопку неработающего звонка, квартирный вор, дождавшись своего часа, выпрыгнул из «стакана» «УАЗика» и побежал по улице.

— Стой, стрелять буду! — заорал Карев, но даже доставать пистолет не стал. Стрелять в такой ситуации можно только полицейским в американских боевиках. — Стой, сука!

Николаев и еще двое кинулись вдогонку. Вор обернулся, увидев приближающиеся фигуры оперов, и изо всех сил рванул вперед, где маячила перед ним свобода. Возможно, он смог бы убежать. Когда затылок ощущает спертый камерный воздух, а перед глазами прыгают решетки, ноги сами собой приобретают необычную силу и выносливость. Вор бежал, все больше набирая скорость, увеличивая отрыв и почти не касаясь подошвами асфальта. Свобода была близка. Требовалось только добежать до перекрестка, а там уже можно было затеряться в сквере.

Но вечер, действительно, был полон сюрпризов, и вместо свободы, за углом на перекрестке оказался участковый, который возвращался в отделение с ужина.

— Держи его! — крикнул Николаев, и так весело начавшийся марафон оборвался. Изменять направление движения было уже поздно, и вор попытался протаранить участкового собственной головой. Маневр не удался. Увернувшись, лейтенант выхватил дубинку и рубанул беглецу поперек спины.

— Что ж ты бегаешь? — спросил Николаев, останавливаясь и переводя дыхание. — Думаешь, других дел нет, как за тобой гоняться?

— Да пос…ть приспичило, думал, не дотерплю…

Истерзанный наркотиками организм не выдержал, и беглец осел на руках у оперов. В отделение его пришлось буквально нести, и встретившаяся по пути женщина с лицом потомственного торгового работника проводила их подозрительным взглядом и громко высказалась по поводу ментовского беспредела, когда на улице хватают и избивают дубинками совсем не пьяных и вообще невиновных.

Родное 14-е отделение помочь автотранспортом не могло — кончился бензин, и дежурный «УАЗик» простаивал под окнами, а наряд выбегал на заявки пешком. Николаев и Карев собрались вести Толю своим ходом, но помогли местные опера, обрадованные свалившейся на них двойной удачей.

— Спасибо, — сказал Николаев, прощаясь с привезшим их водителем.

— Не за что, коллега. Вы нам больше помогли. За то, что помогли Выдру «приземлить», я бы вас на руках сюда отнес… Будет еще что интересное — звони! Пока!

— Счастливо.

— Половина четвертого уже, — сказал Карев, когда Толю посадили в камеру. — Ты домой не собираешься?

— На чем? Не пешком же пойду… Да и с ним говорить надо, пока «горячий». Ты иди, я дальше один справлюсь.

— Да ладно, послушаю немного, с чего разговор начнется.

Уяснив, что из всего им совершенного двух оперов интересует нападение на пьяного мужчину возле ларьков, Толя решил не запираться и рассказал все, как было. Карев ушел, а Николаев придвинул к себе стопку чистых листов и начал записывать объяснение. Разламывалась от боли голова и слипались глаза, но он продолжал упрямо водить авторучкой, подробно описывая действия Толи во время грабежа и сразу после него.

— На, читай, — наконец опер бросил ручку и протянул собеседнику два исписанных листа. — Когда прочитаешь, внизу каждой страницы — подпись, а в конце всего текста напишешь: «С моих слов записано верно и мною прочитано»… Ну, да ты помнишь!

Толя кивнул и, взяв бумагу, начал усердно, шевеля губами и поднимая брови, читать написанное.

Зазвонил телефон. Николаев вздрогнул от неожиданности. Брать трубку не хотелось, но, помедлив, он ответил.

— Да.

— Ты еще здесь? — в голосе жены не было ничего, кроме усталости.

— Да, — затылок отозвался новой волной боли, а рука сама нашла на столе пачку сигарет.

— Значит, не приедешь? А позвонить хотя бы ты мог?

— Я только что вошел, — пальцы бесплодно шарили в пустой пачке. — И я думал, ты уже спишь.

— Господи, как мне все это надоело… Как ты мне надоел со своей работой! Это когда-нибудь кончится? У нас когда-нибудь что-нибудь будет по-человечески, или тебе, действительно, кроме работы ничего не надо?

Николаев молчал.

— Как я устала!

Жена бросила трубку. Николаев устало потер лоб. Посмотрел на телефон, дотронулся пальцем до диска, но набирать номер не стал. Аккуратно положил трубку и отодвинул аппарат.

— Алексей Сергеич, — тихо позвал Толя. — Я написал. Правильно?

Николаев задумчиво посмотрел на Толю. Видимо, было в его взгляде нечто такое, что заставило Толю опустить голову и заерзать на стуле.

— Правильно, — вздохнул Николаев. — Очень даже правильно. Но мало. Теперь мы поговорим об остальных твоих подвигах.

— О каких… остальных? — упавшим голосом спросил Толя.

— Обо всех.

— Так за мной и нету ничего больше. Вот, один раз было, и все. Чистосердечно признаю… А больше нет ничего!

— Есть.

Разговор получился длинный, но, к сожалению, безрезультатный. К сожалению, в первую очередь, для Толи, потому что, поведи он себя иначе, и все было бы по-другому.

Но он выбрал свой путь и прошел по нему до конца. Твердых доказательств причастности Толи к другим преступлениям у Николаева не было, а Толя, признав один эпизод, стойко открещивался от остального. В другой обстановке Николаев наверняка «расколол» бы его, но скопившаяся за день усталость и окончательно выбивший из колеи звонок жены сыграли свою роль, и после двух часов интенсивного общения они так и остались на одной позиции. Чтобы как-то отвязаться от опера, Толя рассказал ему про двух своих знакомых, промышлявших тем же способом, что и он, а заодно и про Озимова. Про грабителей Николаев слышал и раньше, но добраться до них пока не мог. Информация про Озимова оказалась новой и интересной. Несмотря на развернутую им широкую торговлю, в поле зрения уголовного розыска он пока не попадал.

Почувствовав, что окончательно уперся в тупик и никакого прока от дальнейшего общения не будет, Николаев отвел Толю в камеру и вернулся в свой кабинет. Начало рассветать, и появились на улицах первые прохожие. Распахнув окно, Николаев оперся на укрепленную снаружи решетку и полной грудью вдохнул свежий утренний воздух.

Кроме невероятной усталости и голода, обычных спутников ночной работы, он ощущал чувство глубокого удовлетворения.

10

Окрыленный благополучно завершившейся историей с дочерью и подстегиваемый воспоминанием расправы над ее обидчиками, Владимир Иванович Марков ударными темпами, за несколько дней закончил дело, которое должно было стать венцом его коммерческой деятельности и обеспечить процветание на весь остаток жизни. Доверенная ему несколькими частными лицами и фирмами крупная сумма денег перекочевала на счет одного заграничного банка, чтобы обеспечить проведение сделки, результатом которой и явилось бы его невиданное личное обогащение. «Там» уже все было готово.

В середине следующей недели Марков планировал вылететь во Францию, за несколько дней все провернуть и вызвать к себе семью. Обратно он уже не вернется. Часть прибыли, конечно, уйдет на то, чтобы рассчитаться с «центровыми», которые обеспечили ему получение кредитов и проведение местного этапа махинации, но на его счету все равно останется сумма со многими нулями. И пусть обманутые партнеры жалуются, кому хотят. «Там» достать его им будет трудновато, меры к этому уже приняты. А в эту страну он возвращаться не намерен, ни в ближайшем будущем, ни вообще.

В четверг вечером, когда он сидел в своем кабинете и просматривал бумаги, решая, какие необходимо уничтожить, а какие можно бросить в офисе, на столе у его секретарши Светы зазвонил телефон. Ей самой звонили крайне редко, но в этот раз, подняв трубку, она не стала переключать линию на кабинет шефа, говорила она тихо, постоянно косясь на дверь, и постаралась побыстрее закончить разговор. Мужчина, который позвонил, вызывал у нее страх, хотя виделись они всего два раза и ничего плохого он ей не сделал. В этот раз он и сам не собирался затягивать разговор. Задав несколько вопросов и удовлетворившись ответами, он отдал короткое распоряжение и отсоединился. Света положила трубку с явным облегчением.

Следующие полчаса она провела, постоянно поглядывая на часы и не делая ничего полезного. Ровно без четверти семь она зашла в кабинет шефа. Mapков уже закончил разбираться с бумагами и теперь, развернувшись вполоборота к телевизору, смотрел футбол и потягивал пиво из запотевшего стакана. К семье он явно не торопился. Наблюдая за игрой, он раздумывал о том, как наиболее приятно провести вечер. Один из возможных вариантов как раз касался Светы. В этом случае ее согласие не требовалось, но, взглянув на ее бледное лицо и дрожащие пальцы, Марков решил, что сегодня лучше от этого отказаться. Мало ли что. Хватило тогда волнений с рыжеволосой Зиночкой.

— Владимир Иванович!

— Да, Светочка! У тебя что-то случилось? Какой-то вид не цветущий.

— Мне… Мне что-то не здоровится. Я пойду домой, хорошо?

Марков нахмурил брови и отхлебнул пиво, изображая глубокую задумчивость.

— Что-то серьезное?

— Нет, до завтра пройдет.

— Может, сказать Коле, чтобы отвез тебя?

— Не надо, спасибо. Меня супруг встретит, он звонил сейчас. Спасибо.

— Не стоит, — Марков широко улыбнулся. — Конечно, иди. И так уже времени много! Если окажется что-то серьезное, то завтра не приходи. Но я очень надеюсь, что завтра…

— Да нет, до завтра все пройдет!

— Точно? Ну ладно! Когда пойдешь, не забудь сказать Коле, чтобы дверь закрыл.

Света собралась очень быстро, чисто символически задержалась перед зеркалом и выскочила на улицу.

Она прошла по проспекту два квартала, быстрым шагом и постоянно оглядываясь, а потом резко свернула во двор и направилась прямо к темно-синему «БМВ-520» с затонированными до черноты стеклами и сверкающим после недавней мойки кузовом.

За рулем машины сидел Валя-Латыш. Как только девушка опустилась на соседнее сиденье, он включил двигатель, выехал на проспект и, не спеша, поехал в сторону моста через Красную речку.

— Опаздываешь, — сказал он вместо приветствия. — Какие-то проблемы с начальником?

— Нет.

— И ты плохо выглядишь. В чем дело?

Света пожала плечами и закурила. Валя покосился на ее трясущиеся пальцы и поджал губы. Работать с агентами-женщинами он не любил, но в этом случае выбирать не приходилось. Подложить Маркову мужика не представлялось возможным, и потому приходилось мириться с постоянными страхами и истериками.

— Ладно, не говоришь — значит, твое дело. Верно?

— Просто голова болит. Не выспалась сегодня.

— Понятно, у всех бывает. Слушай внимательно. Надо, чтобы ты завтра вечером отвезла Маркова в квартиру на Рыбной улице. В ту, где вы раньше были, помнишь? В общем, все как в тот раз, ничего нового. Понятно?

— Да.

— Сможешь?

— Хоть сегодня.

— Сегодня не надо. Но завтра должно получиться обязательно. Сама придумаешь, как. У тебя в этом направлении голова хорошо варит. Возьми ключи. Привезешь его туда часам к семи, и не позже одиннадцати вы должны уйти.

— Он всегда быстрее справляется.

— Тем лучше. Завтра надо постараться как следует. От того, как это у тебя завтра получится, зависит твое будущее. В прямом смысле. Усекла? Не переживай, я понимаю, что он тебе надоел, но скоро это закончится. Получишь отпуск… И возьми в бардачке конверт. Там побольше, чем обычно.

Света откинула крышку и достала конверт, в который были вложены несколько купюр по пятьдесят долларов. В свое время, работая проституткой в гостинице, а потом и в одном агентстве, она зарабатывала не в пример больше, чем ей платили «центровые». Но зато с ними было намного спокойнее. А делать везде приходилось одно и тоже.

— Спасибо, — Света убрала конверт в сумочку. — Сегодня к нему один парень приезжал, из «Хабаровских». Я его давно когда-то видела. Кличка у него — Зонтик. Они целый час о чем-то шептались, в кабинете заперлись. А потом уехали вместе.

— Да? А во сколько это было?

— Где-то около часа.

— Интересно… Зонтик, он, по-моему, такой рыжий и долговязый? И шрам на левой щеке?

— Да. Зовут его Андрей. Раньше «бригадиром» у них был. Сейчас, наверное, выше пошел.

— Интересно…

На самом деле, Латыша это совсем не интересовало. О том, что Зонтик приедет к Маркову, и о цели визита, он знал еще вчера. Подтверждение факта состоявшейся встречи ничего нового ему не давало, тем более, что он уже успел прослушать аудиозапись их разговора.

Не доезжая до набережной, Латыш свернул в узкий переулок, а потом в большой глухой двор. Он не видел причины отказать себе в маленькой слабости.

Смотревшая в окно Света покорно вздохнула. С утра был Марков, теперь — этот, со страшными водянистыми глазами, а вечером еще будет и супруг. И ни к кому из них она не испытывала ни малейшего желания. Одни сплошные обязанности.

Валя остановил «БМВ» в углу двора, между мусорными баками и стеной. Прибавил громкость магнитофона, откинул спинку своего сиденья и расстегнул ремень на брюках. Все остальное Света должна была сделать сама.

Пятница прошла быстро. Света пришла на работу с умело наложенным макияжем, в полупрозрачной блузке и чисто символической юбке — в том виде, который так привлекал Владимира Ивановича. Да и не одного его. Расчет полностью оправдался. Марков запер дверь кабинета и попытался уложить Свету на диван, но она сумела убедить, что лучше дождаться вечера, тем более, что опять есть возможность воспользоваться квартирой подруги, где им так понравилось в прошлый раз. Света обладала определенными артистическими способностями, и остаток дня Владимир Иванович провел в приподнятом настроении, относя свой постоянный успех у женщин на счет собственных грандиозных мужских способностей.

Водитель Коля отпросился уйти на час пораньше. Остальные работники фирмы также не любили задерживаться по пятницам, и к шести часам офис опустел. Владимир Иванович сам включил сигнализацию и запер железную дверь черного хода. Настроение продолжало оставаться отличным, и он даже отвез Свету поужинать в рыбный ресторанчик, хотя обычно избегал показываться с секретаршей в таких местах.

По дороге на Рыбную улицу они заехали в супермаркет, купили фруктов и бутылку ликера. Света задержалась в парфюмерном отделе, и Марков подарил ей большой косметический набор, отчего настроение стало еще лучше, хотя вообще-то подарки он делать не любил.

Машину он оставил под окнами квартиры. Знакомых в этом районе у него не было, и случайных свидетелей можно было не опасаться. Уже поднявшись на этаж, он вспомнил, что забыл убрать магнитолу, и пришлось опять выйти на улицу. Магнитолу он спрятал в бардачок, а оставленную на заднем сиденье кожаную деловую папку, которая могла привлечь внимание воров, забрал с собой.

Когда он во второй раз входил в подъезд, во двор медленно заехала потрепанная бежевая «пятерка». Открывая дверь, Марков скользнул по ней невнимательным взглядом и тут же забыл, переключившись на более важные и приятные мысли.

Через несколько минут, ожидая, пока Света расставит на передвижном столике посуду и закуски, Марков подошел к окну. Его «вольво» за это время не успели ни угнать, ни вскрыть, хотя в этом районе можно было ожидать всего, и Владимир Иванович прошелся взглядом по всему двору. Ничего любопытного на глаза не попалось, и Марков сел на диван, чтобы спокойно выбрать подходящую кассету с эротическим фильмом.

Из салона бежевой «пятерки» за окнами квартиры внимательно наблюдали две пары глаз. Развалившийся на заднем сиденье Дрын длинно выругался и сплюнул в открытое окно.

— Ненавижу, блин, ждать.

Водитель, в силу незначительности личных подвигов и отсутствия ярких индивидуальных качеств не приобретший до сих пор устойчивой клички и именуемый просто по имени — Вася, пожал плечами. Он видел напарника только второй раз в жизни и старался произвести впечатление посолиднее. Оба, в своих собственных глазах и в глазах напарника, хотели казаться бывалыми киллерами, хотя на деле были обычными уголовниками, по дурости подписавшимися на «мокрое» дело. Дрын совсем недавно демобилизовался из армии, куда добровольно «сдался», чтобы отвертеться от срока за кражу. Последние месяцы он служил в Чечне, и хотя в серьезных переделках бывать ему не довелось, вернувшись «на гражданку», он старательно поддерживал имидж человека, для которого убить — проще, чем стакан водки выпить. Биография Васи была намного серее, в ней вообще отсутствовали какие бы то ни было яркие пятна и повороты. В салон бежевой «пятерки» его привело желание легко заработать большие деньги и укрепить репутацию крутого парня. Серый, который тщательно подбирал людей для акции, остановил свой выбор на этой паре, исходя из основных отличительных свойств их натуры: жестокость, тупость и полная никому ненужность. Получив задаток — по три тысячи долларов на каждого, они готовы были вырезать весь город, лишь бы получить обещанную, в случае успеха, десятку.

— Ну че, блин, будем ждать, — вздохнул Дрын и опять плюнул в окно. Вася снова ответил солидным молчаливым кивком.

Ждать им пришлось долго. Владимир Иванович в этот вечер был неутомим. Но все кончается, и все хорошее когда-то проходит, и через три часа Марков и Света вышли из подъезда. В этот раз Владимир Иванович решил отвезти Свету на машине до дома, хотя обычно он высаживал ее где-нибудь на оживленной улице и давал деньги на такси.

Вася включил мотор и медленно повел «пятерку» по дорожке вдоль дома. Никакого волнения он не испытывал. Скорее, ему было просто любопытно, как в зрительном зале при просмотре интересного фильма. Дрын вытащил из стоявшей на полу сумки автомат АКС-74У, опустил флажок предохранителя в положение автоматического огня и закрепил приклад в боевом положении.

Марков и Света шли от подъезда к черной «волъво». Они молчали. Владимир Иванович думал о планах на предстоящие выходные дни и шарил по карманам пиджака в поисках ключей. Светой вдруг овладело дурное предчувствие… Она поежилась, крепче прижала к себе сумочку и посмотрела на тихо приближающуюся бежевую машину. Глаза водителя, размеренно жующего резинку, скрывали большие темные очки, но напряженный взгляд парня на заднем сиденье заставил ее остановиться. Что-то должно было произойти. Марков выудил из кармана ключи, подбросил их на ладони и нажал кнопку, отключая сигнализацию. Света схватила его за локоть.

— Что еще? — Владимир Иванович недовольно поднял брови. Света подавленно молчала, наблюдая, как бесшумно подкатывается бежевая машина. Марков проследил за ее взглядом и тоже остановился. Пальцы судорожно сжались, и «вольво» мигнула фарами, подтверждая, что приказ понят и сигнализация снова включена.

Последние разделявшие их несколько метров «пятерка» катилась целую вечность.

Дрын положил на подлокотник деревянное цевье автомата, поймал в прицел грудь Маркова и нажал спуск. Вася прикусил язык, когда тесное пространство кабины разорвал грохот очереди, в нос ударил запах сгоревшего пороха, а на плечи и колени посыпались горячие гильзы.

Очередь была точной. Десяток пуль прошили тело Маркова, и он умер раньше, чем успел почувствовать боль и что-либо понять. Взвыла сигнализация «вольво». Дрын передвинул ствол автомата левее и дал вторую очередь. На этот раз он был не так точен. Оцепеневшая Света успела услышать, как несколько пуль ударили в стену дома за ее спиной, а потом ее со страшной силой швырнуло на асфальт. Закувыркалось перед глазами небо и закружились деревья, наклоняясь все ниже и ниже к ней. Грохот автоматной очереди отдалился и стал просто шумовым фоном, под который она последний раз вздохнула и закрыла глаза, закончив свою короткую, но богатую событиями непутевую жизнь.

Дрын расстрелял остаток патронов по стенке дома и окнам первого этажа, торопливо, рукавом куртки стер отпечатки пальцев с магазина и спускового крючка и выбросил оружие через открытое окно.

Владимира Ивановича Маркова убили из того самого автомата, из которого Ромео расстреливал «похитителей» его дочери.

— Рви! — заорал Дрын и хлопнул напарника по плечу.

Двор дома, в котором они находились, такой удобный во многих отношениях, имел один серьезный недостаток. Для того, чтобы выбраться на проспект, надо было сделать большой крюк, объезжая детскую площадку, несколько мусорных контейнеров, пункт приема стеклотары и брошенные хозяевами за ненадобностью автомобили, а потом миновать узкий проезд между соседними домами. В этом проезде и на проспекте стояли несколько наблюдателей, в чью задачу входило прикрыть отход машины в случае возникновения опасности. Каждый из них, кроме оружия, имел при себе радиостанцию и мог в любой момент связаться с машиной. Через два квартала надо было оставить «засвеченную» «пятерку» и пересесть в другой автомобиль, а немного позже бросить и его. Дрын был уверен, что самое трудное позади, и все остальное пройдет гладко. При такой подготовке и таком уровне организации осечек быть не может.

Но он ошибался, потому что не учел самого главного.

Вася лихо, на большой скорости пронесся вокруг детской площадки, проскочил площадку с контейнерами и вросшие в землю ржавые развалюхи, чуть сбавил скорость и направил машину в проезд между домами.

Навстречу двигалась раскрашенная в белый и голубой цвета «Волга» с большими буквами «ГАИ» на капоте. Сквозь ее лобовое стекло Дрын разглядел двух офицеров в форме, с белой портупеей и сверкающими бляхами на груди.

Это было настолько неожиданно и невероятно, что Вася оцепенел и ударил по тормозу, только когда машины разделяло несколько коротких метров. Остановиться они не успели. В последний момент Вася дернул руль влево и тем самым несколько смягчил удар. Смялось и начало рваться железо, лопнула пластмасса и посыпалось стекло. Вася протаранил грудью рулевое колесо, в голове вспыхнула молния, и волна боли залила тело. В последний момент он успел подумать о том, что должно произойти дальше, и проклял того, кто, подготавливая их машину к операции, снял с передних сидений подголовники. Когда «пятерка» замерла, его тело швырнуло назад. Голова не смогла найти точку опоры, и тихо хрустнули шейные позвонки. В сопровождавшем аварию общем грохоте и лязге, звук этот остался незаметным.

Дрын успел упасть на сиденье и упереться ногами, а потому в столкновении не пострадал. В кармане куртки лежал пятизарядный бразильский револьвер, который ему дал Ромео на всякий случай. Сейчас этот случай настал. Сдаваться без боя он не собирался, тем более что где-то рядом, черт бы их побрал, должны были стоять эти долбанные «наблюдатели».

От удара дверцу машины заклинило, но Дрын выбил ее ногами и вывалился наружу. Револьвер сам прыгнул ему в руку, а палец мгновенно взвел курок. Промахнуться с такого расстояния было невозможно, и пять патронов для двух мишеней было более чем достаточно.

Водитель патрульной машины сам пострадал при столкновении, но его напарник уже стоял рядом с распахнутой дверцей и держал в руке пистолет. В такой ситуации револьвер дает некоторое преимущество — его не надо снимать с предохранителя и не надо передергивать затвор, досылая патрон из магазина в патронник, достаточно просто нажать спусковой крючок. Табельный «ПМ», согласно инструкциям, носится в кобуре поставленным на предохранитель и без досланного патрона, а сама конструкция кобуры, разработанная много лет назад, абсолютно не предназначена для скоротечных огневых контактов в городских условиях. В таких условиях Дрын должен был успеть выстрелить первым. Злая усмешка исказила его губы, когда он поймал в прицел верхнюю пуговицу кителя гаишника, но это было последнее, что он увидел в своей жизни. Вопреки всем расчетам и здравому смыслу, старший лейтенант успел первым. В его руке загрохотал «ПМ», и все восемь пуль достигли цели. Падая, Дрын вдруг четко понял, что его «подставили», и дважды выстрелил в небо.

Олега искали все. По подозрению в убийстве Тихого его разыскивала милиция. По тому же поводу, но с другими целями и другими способами, его пытались отыскать «центровые». «Официально» занимался этим Серый, в чьи непосредственные обязанности входило ведение подобного рода дел. Но Клешня, горя желанием отомстить за смерть друга и не отличаясь большими умственными способностями, собрал несколько человек и устроил погром в ДК им. Крупской. Десяток посетителей и половина охранников отправились в больницу с серьезными телесными повреждениями. Начальника охраны, застигнутого в момент, когда он углублял знакомство с очередной любительницей танцев, Клешня отметелил единолично. Противник сопротивления не оказывал, а потому маленькая победа морального удовлетворения не принесла. Пнув, уже без всякой злости, неподвижное тело, Клешня посмотрел по сторонам, углядел забившуюся в угол любительницу танцев, ухмыльнулся и закончил дело, начатое начальником охраны. К этому моменту его коллеги оказались на дискотеке полновластными хозяевами и вовсю пользовались преимуществами своего положения. Нескольких наиболее симпатичных девушек захватили в качестве трофеев и рассаживали по машинам. Среди них оказалась и бывшая одноклассница Толи Лида Морозова, которая совершила большую ошибку, отказавшись в этот вечер от предложения своих крутых друзей и отправившись на спокойную, как ей казалось, дискотеку в сопровождении одного-единственного нового знакомого. Новый знакомый оказался человеком во многих отношениях благоразумным, мгновенно оценил соотношение сил и понял, что демонстрировать излишнее благородство не стоит. Немного помахав, для вида, руками, он получил удар по затылку и упал под стол, где и лежал, закатив глаза, пока бурные события этого вечера не подошли к неизбежному концу. Сама Морозова отнеслась к происшедшему философски. Она давно уяснила, что за все удовольствия надо платить, и плату эту могут потребовать в любой момент. Опыт подсказывал ей, что если не сопротивляться и не закатывать истерики, то ничего особо страшного с ней не произойдет, а потому в машину она села спокойно и не возражала, когда прямо в дороге с нее стали стягивать платье. Захватили с собой и двух, наименее пострадавших, охранников, чтобы в более спокойной обстановке поговорить об Олеге. Разговора, правда, не получилось. Приехав на шикарную загородную дачу, Клешня с коллегами занялись более интересным делом, а о пленниках вспомнили только один раз, чтобы задать пару вопросов, получить на них невнятные ответы, попрактиковаться немного в рукопашном бое и выкинуть их на улицу.

Среди «центровых» пострадали только трое человек, и из них лишь один — серьезно. Выполняя «вертушку» в голову противника, он поскользнулся и сломал ногу. Клешня, почувствовавший за прошедший вечер вкус власти и вкус легкой победы, с самым серьезным видом обсуждал возможность получения компенсации за понесенные потери.

Предпринятая соратниками погибшего Тихого акция получила широкий резонанс в криминальном мире города. «Державшие» ДК им. Крупской «омские» не на шутку обиделись. По численности и влиянию они не могли конкурировать с «центровыми», но, в случае прямого конфликта, на их сторону могли стать «смирновские», отчаянно пытавшиеся вернуть свои давно утраченные передовые позиции, и группировка вора в законе по кличке Проводник, который всегда готов был поддержать любой конфликт между «новыми». Потребовалась личная встреча двух лидеров. На состоявшейся в загородном ресторане «стрелке» Крутой в очередной раз продемонстрировал те качества, которые позволили ему в кратчайший срок стать такой заметной фигурой. Дело кончилось миром, что еще больше подняло авторитет Берского в его группировке и во всем городе. Клешню и нескольких других наиболее активных участников налета на дискотеку пришлось наказать — Берский не одобрял спонтанного проявления чувства мести, тем более, если это чувство мешало делам.

А виновник всего этого переполоха продолжал скрываться на квартире у своей знакомой, жил за ее счет и планировал новое дело, которое должно было дать ему возможность уехать из города и начать новую жизнь.

— И зачем я его ловил? — мрачно спросил Николаев, ни к кому не обращаясь и разглядывая через окно кабинета «тяжкой группы» двор РУВД.

— Кого? — Петров оторвался от своих бумаг и посмотрел на коллегу.

— Ерастова.

— Это к которому мы тогда ночью ездили?

— Ну.

— А в чем дело? Отпускают?

— Ну. Прокурор не подписал арест. Через два часа срок.

— Приехал пообщаться напоследок?

— Если успею. В ИВС очередь. Опер из главка и два наших следователя. Вряд ли они все за два часа успеют…

— У Ерастова же, вроде, одна подписка уже есть…

— Теперь будет две. Та, первая, за наркоту. А по нынешним демократическим временам это уже вроде как и не преступление. А по этому грабежу с доказательствами слабовато.

— Там же его кто-то опознал…

— А что толку? «Терпила» пьян был, как собака, и не помнит ни хрена. Из похищенного ничего не изъято. Поковырялись там, где он, якобы, вещи сбросил, но ничего не нашли. Понятно, сколько времени-то прошло! А опознал его, да и то — по старой фотокарточке, один бомж, который сам у того мужика вещи спер. На бомжа тогда возбудили дело по краже, но через три дня его отпустили и дело прекратили. Он от своих показаний отказался, и опять получилось, что доказывать вроде как нечем. Ерастов в грабеже этом признался, и от признания этого пока что не отказался, но кто знает, что дальше будет? Посидит в камере, посоветуется и возьмет свои слова обратно. Бомжа этого теперь нигде не найдешь, и все, что остается — это дохлое опознание. Да и его, как специально, не следователь, а я проводил, хотя и по его поручению. А суд, сам знаешь, как к нашим действиям относится… Следак мне говорит: ищи другие эпизоды, за ним ведь много чего тянется. Да если б мог, давно бы уже нашел!

— Ладно, не трепли себе нервы. Первый раз, что ли, преступника отпускать приходится? Не он первый, не он последний. Когда-нибудь опять попадется.

— Да мне-то что? — Николаев плюнул за окно. — Не у меня он украл и не меня ограбил. Мне что, больше всех надо? Если никому не надо, то и хрен с ним, пусть гуляет. Когда-нибудь, действительно, попадется… Давай лучше чай попьем. Есть заварка?

— В шкафу… Только в чайнике воды мало.

— Я принесу. А Костик где сейчас?

— В 15-м отделе. Слышал, там налет на дискотеку в ДК имени Крупской был?

— В общих чертах.

— Восемь человек с переломами, и еще десяток — с синяками и выбитыми зубами. В основном, доблестная местная охрана. Больше всех их начальнику досталось, месяца два на больничном проваляется. И плюс ко всему этому — одно заявление об изнасиловании. От подруги этого самого начальника. Что самое удивительное — баба твердо стоит на своем, настаивает на возбуждении дела. Плюс к этому — море свидетельских показаний, и даже в больнице все оформили, как полагается.

— Насильника она, естественно, не знает?

— Говорит, видела где-то, и не один раз. Но в налете «центровые» участвовали, это, считай, точно, установлено. Так что можно поискать. РУОП там потихоньку копает… Только одно вот настораживает: у бабы этой, которая потерпевшая, на лбу и всех остальных частях тела написано, что она с половиной города переспала, и чего бы это ей именно в этот раз так обидеться?

— Думаешь, хочет просто денег срубить?

— Похоже. Или другой какой-то расчет у нее есть. Но в том, что она не за честь свою поруганную обиделась — в этом я уверен. Сам знаешь, насильников я ненавижу… Но когда потом от заявления отказываются и получается, что просто на чей-то карман работал, — нет, в этом я участвовать не хочу. Противно.

Николаев пожал плечами.

— По-всякому бывает, так, с ходу, судить-то трудно. Давай все-таки чай попьем, да пойду я вниз, своей очереди ждать. Где чайник?

Побеседовать с Ерастовым до освобождения Николаев не успел. Очередь продвигалась медленно, и он так и не смог дождаться своей. Толя давно уже был готов к тому, что вечером его отвезут в тюрьму. События этого он ждал с тревожным нетерпением. Уверенности, что сможет правильно поставить себя в камере, у него не было, и он в сотый раз прокручивал в голове рассказы более опытных товарищей о нравах и обычаях тюрьмы. Она его пугала и манила одновременно. Когда следователь, неторопливо выкладывая из портфеля бумаги, объявил, что отпускает его под подписку о невыезде и протянул бланк, в котором надо было расписаться, Толя долго не мог вывести авторучкой свою фамилию, а дальнейшие события воспринимал так, как будто происходили они во сне. Следователь что-то долго говорил, но смысл его слов не доходил до Толи. Иногда, когда он останавливался, явно ожидая ответа, Толя торопливо испуганно кивал и снова погружался в свои мысли. Предстоящая свобода в какой-то степени пугала его больше, чем несостоявшаяся тюрьма. Если бы ему дали возможность выбора, то он предпочел бы провести ближайшие пару месяцев здесь, в ИВС, деля камеру с малолетним квартирным вором и пожилым спокойным мужиком, по пьянке подрезавшим своего соседа. От улиц, по которым бродил ставший его личным врагом Олег, отделяли надежные крепкие стены, и в то же время, несмотря на железные двери, решетки и прочие атрибуты, это была не тюрьма с ее страшными порядками.

Наконец, Толе вернули шнурки от кроссовок, брючный ремень и отобранные при личном обыске вещи — деньги, потертый бумажник, перочинный нож.

— Иди, чего ты ждешь, — усмехнулся дежурный по РУВД.

Толя поплелся к дверям.

Николаев стоял в вестибюле управления, заложив руки за спину и покачиваясь на носках. Толя почувствовал его взгляд, остановился и обернулся. Они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Потом Толя толкнул рукой дверь, негромко сказал: «До свиданья» — и вышел на крыльцо.

Яркий солнечный день ошеломил его. Закружилась голова, но, присев на ступень крыльца, он быстро поборол слабость и пошел по улице Рентгена, загребая незашнурованными кроссовками песок. В ларьке на перекрестке он купил сигареты и бутылку пива, перешел улицу и встал на трамвайной остановке. Срывая с горлышка пробку, он оглянулся по сторонам. Медленно приближался трамвай, а на противоположной стороне ковырялись в двигателе потрепанных «Жигулей» двое парней. Толя подумал, что отпустили его не просто так, что это — очередная ментовская хитрость. Наверняка за ним пристроили «хвост» и теперь будут ждать, когда он их приведет… Приведет куда? Ответить на этот вопрос Толя не смог, да и от выпитого пива начала кружиться голова, и мысли, без того не отличавшиеся ясностью, стали совсем мутными.

Толя забрался в вагон и сел на задней площадке, озираясь в окно, чтобы заметить этот самый «хвост». Как это делается, он видел в кино. Но трамвай продолжал неторопливо ползти от остановки к остановке, выходили и садились новые пассажиры, а этот «хвост» все никак не хотел проявить себя. Не доезжая одной остановки до кольца, перед самым закрытием дверей, Толя выскочил из вагона и метнулся в ближайший проходной двор. Выпитое на голодный, после трех дней жидкой камерной пищи желудок, пиво никак не способствовало спортивным успехам, и пришлось быстро перейти на шаг. Толя прошел пешком несколько кварталов, немного проехал на автобусе и в конце концов, купив еще одну бутылку, присел на скамейку в сквере. Куда идти, он не знал.

Прихлебывая пиво и поглядывая по сторонам, Толя сначала отметил, что когда-то бывал здесь, а потом сообразил, что недалеко отсюда живет Оксана, у которой он прятался перед их блистательно провалившейся операцией с похищением. Тогда она отнеслась к нему совсем неплохо, так может, не откажется принять и сейчас?

Толя бросил пустую бутылку за спину. Требовалось облегчиться. Совсем рядом возвышалась панельная коробка недостроенной школы, и Толя, сунув в рот сигарету, направился туда.

Во внутреннем дворике здания был свален самый разнообразный строительный мусор, и Толя, поскользнувшись, едва не пропорол себе живот торчавшим из земли арматурным прутом. Входные двери оказались забраны металлическими решетками, но подвальные окна ничто не защищало, и Толя полез туда. Можно было сделать все дела и во дворе, но замоченные в пиве навязчивые идеи о милицейском «хвосте» гнали его в темноту подвала.

Подвал явно был кем-то обитаем, и Толя, облегчившись, решил прогуляться по нему, в надежде найти что-нибудь полезное для себя. По дороге он прихватил короткий обрубок арматурного прута и теперь заглядывал в самые темные закутки, ничего не боясь.

В потолке одной из комнат оказалась большая дырка, и Толя, разорвав штанину и раскровянив пальцы, вылез в помещение первого этажа. Видимо, это помещение планировалось под актовый зал — в одном конце было сделано возвышение наподобие сцены, да и габариты были соответствующие. Разглядывая выведенную под самым потолком красной краской надпись: «На-На — супер», Толя задумался о том, как это можно было сделать — ни лестницы, ни каких-либо других приспособлений поблизости не было видно. Помахивая прутом, Толя вышел из зала. В бетонных коридорах школы было прохладно, и покидать ее не хотелось. Но, осмотрев еще несколько помещений и перекурив, Толя решил, что пора уходить. Все равно ничего полезного найти так и не удалось.

Толя отправился обратно, на поиски актового зала, чтобы опять спуститься в подвал, но остановился, сообразив, что первый этаж расположен совсем невысоко и можно попросту выпрыгнуть из окна.

В коридоре раздались совершенно четкие шаги, и Толя замер, почувствовав, что кто-то находится совсем рядом с ним. Это могло означать и хорошее, и плохое. Толя спрятал прут за спину и напряг слух.

Из-за угла вышел улыбающийся Олег.

— Привет, козел, — сказал он и поднял руку с пистолетом.

Можно было успеть добежать до окна и выпрыгнуть наружу, но встреча была настолько неожиданной и сулила так много плохого, что Толя оцепенел и громко икнул.

— Ну-ну, не обделайся, — усмехнулся Олег и пошевелил рукой. Теперь ствол был направлен точно в середину груди Толи. — И железку свою брось, все равно она тебе не поможет. Только аккуратно, просто разожми пальцы и не делай никаких лишних движений… Ну, давай, давай!.. Молодец!

Металлический прут ударился о бетон и отскочил в сторону. Толя еще раз громко икнул. Он буквально физически ощущал, как хмель испаряется из его головы, и пытался найти выход, но выхода, похоже, не было. Толя пожалел, что его не арестовали.

— Я тебя долго искал, — Олег вовсю наслаждался положением. Написанный на лице Толи смертельный испуг заставлял его тянуть время, играя плохого героя из кинобоевика. — Ты ведь, козлина несчастная, мне все испортил. Понимаешь, все? Это ведь из-за тебя мне теперь прятаться приходится… И как, ты считаешь, я теперь должен с тобой поступить?

— Я могу заплатить, — Толя облизал пересохшие губы. — Я тогда соврал насчет бабы той… Но деньги у меня действительно остались.

— Не смеши, — Олег махнул пистолетом, и Толя напрягся, ожидая выстрела. — Это я тогда так думал. Не ожидал, что ты на самом деле такой мудак. А ты ведь действительно просрал все дело. Такое дело! Ну кому ты, такой недоделанный, нужен? Даже то, что в руках уже есть, удержать не можешь! Мало того, что сам — урод, так еще и другие из-за тебя страдают. Скажи, и какого хрена ты на мою голову навязался?

Вместо ответа Толя в третий раз икнул и помотал головой, а потом начал икать непрерывно.

— Не знаешь, — грустно усмехнулся Олег. — И я не знаю. Садись. Давай, давай, тут стульев нету, так что опускай задницу на пол!

Толя послушно сел на грязный бетонный пол. Олег подождал, а потом и сам сел, прислонившись спиной к стене. Положил пистолет рядом, так, чтобы можно было мгновенно его схватить. Достал пачку сигарет, закурил и положил ее рядом с пистолетом. Медленно выпустил дым вверх и прикрыл глаза. Ухмыльнулся.

— Можешь попробовать дернуться. Посмотрим, кто окажется быстрее.

— Чего мне дергаться-то, все равно против «пушки» не успеешь.

— А я бы попробовал. А тебя даже на это не хватает. Видишь, какая между нами разница? Я бы попробовал… Обидно. Столько сил было вложено, такой расчет был, а из-за какого-то одного мудака — все коту под хвост. Хотя, чего я говорю — тебе все равно этого не понять. Ты бы так всю жизнь и грабил пьяных, на большее-то ни ума, ни смелости не хватит. Так бы и грабил, пока, лет через десять-пятнадцать, не загнулся бы где-нибудь на зоне от туберкулеза. А ведь ты бы и там не смог бы удержаться! Чушком родился, чушком бы и помер! Что, не прав я?

— Дай сигарету, — попросил Толя, пытаясь справиться с приступом икоты.

— Что, даже сигарет своих нет? На, покури! — Олег вытряхнул из пачки одну штуку и бросил ее Толе. Толя не поймал. Сигарета упала на пол и покатилась по грязному бетону. Толя смотрел за ней голодными глазами, но встать без разрешения и подобрать не решился.

— Растяпа, — Олег затушил окурок о стенку. — И даже этого ты не можешь. Возьми, покури напоследок!

Дождавшись, пока Толя сядет на место и закурит, Олег продолжил:

— Знаешь, у меня и злости на тебя уже нет. Ну, как на тебя сердиться, на такого убогого? Ты ведь сам для себя — худшее наказание. Но и простить, сам понимаешь, так просто я не могу. Слишком много ты напортил. Из-за тебя меня теперь весь город ищет. Я-то, конечно, выкручусь, но почему я должен как-то страдать, а тебе ничего не будет? Согласись, несправедливо! Кстати, из ментовки тебя из-за чего выпустили? Заложил уже кого-то или так, на будущее стучать обещал?

— Не знаю, — буркнул Толя, пытаясь с помощью сигаретного дыма справиться с икотой. — Никого я не закладывал.

Напоминание Олега о милиции немного взбодрило Толю, и он поспешно опустил глаза. Ведь если за ним установили наблюдение, то они обязательно вмешаются, как только Олег попытается его убить. Не могут ведь они допустит, чтобы его вот так вот просто пристрелили!

— Врешь, — протянул Олег, внимательно разглядывая Толю. — И врать-то не умеешь, вон, покраснел даже!

— Я правду говорю, отвечаю!

— Чем же это ты отвечаешь? Что у тебя такого ценного есть, чем ответ держать можно?

— Чем угодно отвечаю.

— Чем угодно? Хм! Такими словами, знаешь ли, бросаться нельзя! Я-то тебя, конечно, прощу, по старой памяти, а вот другие люди, боюсь, могут и не понять. Так о чем, говоришь, опера тебя пытали?

— За грабеж один. Старый. Я, блин, уже и забыл про него. Как говорить начали, долго врубиться не мог, про что он. Потом понял… Там какой-то свидетель был, который меня опознал. Только свидетеля мне этого так и не показали. Ни опознанки не было, ни очняков. Не знаю, может, наврали все?

— Может, — кивнул Олег. — Опера — они ведь мастера врать-то…

— И про кастет еще спрашивали.

— Какой кастет?

— Да дома у меня нашли, самодельный.

— Так ведь дома — не в кармане, за это ответственности нету.

— Так мне его и не вязали. Так, поинтересовались, откуда да зачем.

— А про остальное, значит, не спрашивали?

— Как же не спрашивали? Еще как спрашивали! Только я врубился, что больше ничего конкретного они не знают. Так, назвали еще пару эпизодов, так все — невпопад.

— И ты, значит, такой герой, что не раскололся?

— Ну, как — на тот эпизод раскололся. Даже признанку им написал, только перепутал кое-что. Они спрашивали, куда я вещи бросил, которые у мужика взял… Так часы были битые и «лопатник» старый. А я перепутал, не то место назвал. Потом уже сообразил, когда в камере сидел. Хотел следователю об этом сказать, так он мне раньше подписку на стол выложил, а я и не стал уточнять.

— А про остальное, значит, тебя и не спрашивали? Ни про мужика, которого ты на дискотеке уделал, ни про девчонку?

— Не, не спрашивали.

— Значит, не знают… А за какие же такие подвиги тебя отпустили? У тебя ведь одна подписка уже есть, а две вроде как иметь-то не полагается.

— Не знаю, мне не говорили. Отпустили — и хорошо. Что мне, проситься, что ли, чтобы меня «упаковали»?

— Наверное, для тебя же было бы лучше, чтобы они тебя все-таки «упаковали».

— Да, я теперь вижу…

— Пока еще плохо видишь. Потому как отпустить тебя, если ты, и вправду, молчал, как пионер, они ну никак не могли. Не могли, понимаешь! А значит, что-то интересное ты им все-таки наболтал. Правильно? А я, понимаешь ли, ну просто очень хочу узнать, что же такое любопытное ты им напел. Вдруг оно меня касается? Ведь может же такое быть?

— Ничего я им не говорил, — Толя с возрастающей тревогой смотрел, как Олег положил руку на пистолет.

— Ну, это ведь можно проверить. Сам понимаешь. Только вот, может быть, лучше, если ты сам все мне расскажешь? Все равно говорить придется, так, наверное, лучше, если по-хорошему. Я ведь не живодер, в конце-то концов, только так, в силу необходимости. А то интересно получается — ищут тебя менты, ищут, обкладывают со всех сторон, и все это ради того, чтобы мило поговорить с тобой да отпустить через несколько дней. Не бывает так.

— Бывает.

Олег поднял пистолет и теперь держал его, направив ствол в голову Толи.

— Не бывает, друг Толя, не верю я этому. А если бывает — что ж, тогда докажи это. Может, у меня к тебе даже уважение какое-то появится.

Будучи абсолютно уверенным в своих силах, Олег допустил одну ошибку. От многих других пистолетных систем «ТТ» отличает отсутствие предохранителя и самовзводного ударно-спускового механизма. Перед первым выстрелом необходимо передернуть затвор или, если патрон уже находится в канале ствола, пальцем взвести курок. Последующие выстрелы происходят автоматически, при каждом нажатии на спусковой крючок. Пистолет Олега был заряжен, то есть патрон уже был дослан из магазина в патронник, но курок стоял на предохранительном взводе. Олег был уверен, что всегда успеет его взвести.

Толя не разбирался в оружии и этих тонкостей не знал, но когда черный зрачок дула замер напротив его глаз, он понял, что единственная возможность спастись — это попытаться выбить оружие. В случае рукопашной схватки их шансы были почти равны. Олег, конечно, был лучше тренирован и подготовлен физически, но Толе приходилось чаще участвовать не в показательно-благородных, а в настоящих уличных драках, когда используются все приемы и в ход идут любые подручные средства. Кроме того, в этой ситуации на кону стояла жизнь Толи, и инстинкт самосохранения, хорошо развитый в условиях, в которых ему пришлось расти, должен был подсказать правильный выход.

Изображая сильнейший испуг, Толя поджал ноги и уперся ладонями в пол, немного приподнимая тело. Когда Олег, оценив это действие по-своему, ухмыльнулся, Толя резко толкнулся руками и перекатился через голову вперед, как учили его когда-то на тренировках по самбо. Олег не успел отскочить, а большой палец правой руки соскользнул с головки курка. Перехватив пистолет за ствол, Олег врезал рукояткой по спине противника, стараясь перебить позвоночник, но Толя, не обращая внимания на боль, выпрямился и растопыренными пальцами ткнул Олегу в глаза. Движением головы Олег сумел ослабить удар и в ответ саданул пистолетом по лицу Толи. Кровь из сломанного носа брызнула на стену, но Толя обеими руками вцепился в горло Олега. Они завалились набок и покатились по коридору. Олег пытался взвести курок, но только сломал ноготь, а пальцы противника все сильнее давили его шею. В глазах вспыхнули яркие пятна, и в затылке, после нескольких ударов о бетон, разлилась жгучая боль. Олег начал молотить рукояткой пистолета по спине и бокам Толи, а другой рукой пытался сорвать с горла пальцы. Толя не реагировал на удары, только глухо рычал и сжимал руки. Он молил Бога о том, чтобы в коридор влетели менты. Они ведь должны все это видеть!

Они несколько раз перекатились, и Олегу удалось оказаться сверху. Отчаянным усилием ему удалось освободиться от одной руки Толи, и он рванулся вверх. Размахнувшись пистолетом, он изо всей силы ударил рукояткой по виску. Толя дернулся и ослабил хватку. Олег сбросил вторую руку и снова ударил пистолетом, вкладывая в удар весь вес своего тела и всю злость. Хрустнула кость, и Толя обмяк, конвульсивно дернув ногами. Не останавливаясь, Олег ударил его еще несколько раз, превращая лицо ненавистного врага в сплошное кровавое месиво, а потом вскочил на ноги и отпрыгнул к стене.

Толя лежал, не двигаясь, и на бетоне, вокруг разбитой головы, расплывалось черное пятно.

Олег перевел дыхание, посмотрел на окровавленный пистолет в своей руке и едва успел нагнуться, как его вырвало. Тошнило его долго и мучительно, он даже не заметил, как выпал из ослабевших пальцев «ТТ».

Через несколько минут он смог взять себя в руки. Болели глаза, ныла разодранная шея и разламывался от боли затылок, но где-то в глубине души уже успело зародиться и стремительно росло чувство удовлетворения. Он смог. Он опять доказал, что не такой, как все. Он сможет выкрутиться из любых неприятностей, и ничто его не остановит.

Олег наклонился, подобрал и протер носовым платком пистолет, сунул его за пояс. Осмотрел одежду. На воротнике рубашки остались следы крови, а на брюках и ботинках — рвотная масса, но в глаза это не бросалось, и дойти в таком виде до квартиры Оксаны было вполне безопасно.

Олег подошел к телу Толи, присел на корточки, вглядываясь в разбитую голову.

— Готов, — тихо произнес он, поднимаясь и отряхивая колени.

11

— Где вы столько времени были?

— Обедали.

— Господи, сколько жрать-то можно? Хоть бы предупредили кого-то! Идите, начальник уже два часа вас ищет. Что-то срочное…

Не заходя в свой кабинет, Ковалев и Петров прошли дальше по коридору и остановились перед дверью кабинета начальника ОУР. Начальник разговаривал по телефону и, на секунду оторвавшись от блокнота, в котором делал пометки, махнул рукой в сторону выстроенных вдоль стены стульев.

— Значит, так, — сказал он, положив трубку и закуривая. — Нападение на журналиста в ДК имени Крупской помните? Очень хорошо. Похоже, появилась любопытная свежая информация. Кстати, где вы были? Я вас с самого утра найти не могу.

— Работали по налету на этот же ДК, — ответил Костя. — Пару адресов проверили и в РУОП заезжали. У них там свои наработки…

— Да? Ну, хорошо, если так. Я уж думал, опять куда-нибудь обедать отправились. Так вот. Три дня назад в Ленинградском районе было совершено убийство. Из автомата расстреляли некоего Маркова, директора фирмы «Балка-сервис», и его секретаршу Кормухину. Подкараулили, когда они выходили из дома, где в квартире подруги этой самой Кормухиной решали свои производственные проблемы.

— Да, это мелькало в информации, — кивнул Дима. — Только там, по-моему, убийц задержали?

— Если бы! Но получилось довольно интересно, я такой ситуации никогда раньше не встречал. Удирая на своей машине, эти наши киллеры умудрились врезаться в гаишную машину, лоб в лоб. Водитель разбился, а второй, который непосредственно стрелял из автомата, затеял перестрелку с гаишником, но промахнулся, хотя успел два раза выстрелить, а вот гаишник его уложил на месте. Все восемь пуль всадил.

— Ого! — Костя присвистнул. — Крутой, наверное, мужик. Я бы так не смог.

— Там расстояние было метра три, так что не мудрено.

— А чего ж тогда этот киллер так лопухнулся?

— Неправильные у тебя вопросы, — Владимир Карпович усмехнулся. — Радоваться надо уровню боевой подготовки наших коллег, а ты какие-то подвохи ищешь.

— А по-моему, вопрос довольно-таки интересный, — поддержал коллегу Петров. — Я бы и сам спросил, но ему раньше в голову пришло.

— Вопрос, может, и интересный, но пока он значения не имеет. Не в том дело. Интересно другое. Когда «убойщики» беседовали с родственниками этого Маркова, оказалось, что некоторое время назад его дочь была похищена.

— Из ДК имени Крупской? — догадался Ковалев.

— Из него самого. Получается, это именно она была той девушкой, с которой Баранов был. Якобы продержали ее сутки на какой-то даче, а потом папаша заплатил выкуп, ее отпустили. Вывезли в Петровск и там бросили в каком-то дворе. В милицию они, естественно, не заявляли. И никогда бы не заявили, если бы папаша жив остался. В общих чертах так. Так что езжайте сейчас в Ленинградское РУВД, найдете там Григорьева или Хромова из «убойного» отделения, они должны быть на месте. Поговорите, а дальше определитесь сами. Может, удастся раскрутить.

— Пусть РУОП подключается, это явно их тема, — проворчал Петров.

— Брось, Дима! Как маленький, прямо… Давайте, двигайте туда, и так уже времени много. Можете заехать пообедать, только недолго. Кстати, Римского ведь главк себе забрал? Что там у них, не звонили вам?

— Работают, — пожал плечами Дима. — Правда, почему-то наш район бросили, сейчас поднимают его эпизоды по Московскому. А у нас ведь еще десяток «глухарей» — его.

— Ладно, я сам узнаю, — Владимир Карпович поморщился. — Идите…

— Странно, я думал, он сам все это знает, а он у нас спрашивает, — сказал Дима в коридоре. — Черт, чувствую, запорет главк это дело. Премии себе понахватают, а наши дела больше никто и трогать не будет. Так и останутся висеть «глухими».

— Первый раз, что ли? — пожал плечами Костя. Несмотря на полученное от руководства прямое указание ехать сразу в Ленинградское РУВД, торопиться они не стали. Дорога предстояла неблизкая, и просто так жечь свой собственный бензин, который никто и никогда не компенсирует, не хотелось. Из своего кабинета они дозвонились до Григорьева и договорились о встрече, и только потом начали собираться.

— Жалко, что Герка уволился, — Дима кивнул в сторону пустующего письменного стола. — Хоть и хреновничал он в последнее время, но работать умел. Кого вместо него дадут?

— Найдут кого-нибудь.

— Кстати, не слышал, говорят, должны скоро прийти выпускники нашей областной школы. Из тех, кого без армии набирали, сразу после школы. Девятнадцать-двадцать лет, а уже лейтенант милиции. Кто же это придумал-то такое? Неужели непонятно, что большинство туда идет просто, чтобы от армии отвертеться и образование юридическое получить, а не из-за какого-то там призвания. Нет, ну скажи мне, какой может быть опер в девятнадцать лет? Чему бы его в этой школе ни учили, но посади ты перед ним сорокалетнего мужика, у которого за спиной четыре судимости и двадцать лет лагерей, так он и разговаривать с ним не станет!

— Ну, я думаю, смотря как научат. Какие преподаватели будут. Хотя это, конечно, не серьезно.

— Во, и я говорю! Ладно, хотят набирать школьников — пусть набирают. Но пусть берут в патрульную службу, в постовые… В ГАИ пусть берут, там всегда есть место подвигу. А кто проработает несколько лет, покажет себя — тогда пусть идет в оперативные службы. У американцев же, по-моему, так? Почему у нас считается, что двадцатилетний, который ни хрена еще в жизни не видел, но прослушал какие-то лекции и притащил, на практике, парочку пьяных в отделение, может работать опером или следователем, а тридцатилетний взрослый мужик, который десять лет форму таскает и преступника не только по телевизору видел, но не имеет высшего образования, на это не способен? Что, умственные способности и порядочность от образования зависят?

Костя опять пожал плечами.

— Не знаю. Начальству, наверное, виднее. Наверное, зависят. Поехали?

Григорьев, опер из «убойного» отделения Ленинградского РУВД, занимал крошечный угловой кабинетик, в котором с трудом умещались письменный стол, пара стульев и невероятных размеров ободранный сейф. На стенах были развешаны плакаты и фотографии самых разных размеров и качества. На нескольких групповых снимках некоторые лица были аккуратно обведены черным фломастером. На сейфе, между графином и горшком с засохшей геранью, стоял большой пожелтевший череп. Здороваясь с хозяином кабинета и усаживаясь на стул, Петров несколько раз опасливо покосился в ту сторону, пока не убедился, что череп все-таки пластмассовый.

Сидя за столом, Григорьев дотянулся до сейфа, открыл дверцу и вытащил тонкую папку с бумагами.

— У вас сигареты есть? Спасибо. А то сижу с самого утра, никак до ларька не выбраться… Ну что, давайте с самого начала? Значит, вот все данные на Маркова, а это — на его секретаршу. Кстати, Кормухиной она стала совсем недавно, после замужества, а до этого всю жизнь была Соколовой. Довольно известная, кстати, личность. В РУОПе ее хорошо знают, да и у нас она пару раз мелькала. Начинала когда-то валютной проституткой. Не слышали? Я потом подробнее расскажу. А это вот злодеи. Рыбников Василий Арнольдович и Грибко Роман Сергеевич. Машинка у них была интересная, ВАЗ-2105, девяностого года выпуска. По номерам двигателя и кузова — снята с учета два года назад, в связи с продажей. Бывший ее владелец, примерно в то же время, пропал без вести и до сих пор не найден. У Рыбникова в кармане были и техпаспорт, и доверенность. Все фальшивое, как и висевшие на ней госномера. Еще у товарища Рыбникова был при себе пистолет, что-то непонятное, но явно заграничное и дешевое. Эксперты до сих пор разобраться не могут, что за модель и кто ее произвел. Стреляли из автомата, АКС-74У. Весь рожок выпустили. Автомат, по номерам, нигде в розыске не числится. По нашему городу он «чистый», дальше еще не успели проверить. Стрелял товарищ Грибко. Часть пальцев он стер, перед тем, как автомат выкинуть, но несколько, вполне пригодных, все-таки нашли. У товарища Грибко еще оказался и револьвер «таурас», девятимиллиметровый, бразильского производства. Из него он пытался дважды поразить нашего гаишника, но — сами знаете, что получилось. С револьвером получается интересная штука. Полной уверенности пока нет, но очень похоже, что именно из этого ствола убили некоего Кашина. Помните, апрель прошлого года, по нашему району? Так, что еще про них… Вот, тут адреса… Оба не судимы. У Рыбникова — только одна мать, живет в пригороде. У Грибко — нормальная семья, вполне приличные родители. Грибко в марте вернулся из армии, несколько месяцев служил в Чечне, в каком-то стройбате. Ничем определенным он после этого не занимался. Родители говорят, что давали ему немного денег. Кое-что он привез с собой, да и где-то еще подрабатывал. Где — они не знают. Рыбников в армии не служил, ни у кого не дошли руки взяться и отправить его туда, а добровольцем он почему-то не пошел. Числился в каком-то техникуме, но последний раз появлялся там в декабре. Сессию, правда, умудрился сдать на одни четверки. Откуда и когда у него появилась машина — так и не установили. До этого он катался на какой-то старенькой «бээмвухе», приезжал в свой техникум. Ни номеров, ничего другого нет. Водительские права его в гаишном компьютере не числятся, но сделаны на высшем уровне. Я связывался с РУОПом, но они пока про этих ребят ответа не дали… Дочка этого Маркова утверждает, что пару недель назад ее похитили с дискотеки в ДК имени Крупской. Продержали сутки где-то за городом, а потом выкинули в Петровске. Заявления они не делали. Говорит, что похитителей было трое, одного якобы звали Толей… Привезли ее туда на каком-то грузовике или микроавтобусе, держали в подвале. Потом протокол почитаете, я пока в двух словах объясняю. Были мы в фирме этого Маркова. Там все в глубоком шоке. В основном, как я понял, из-за того, что попросту не знают, что им сейчас делать. Там ОБЭП и налоговая ковыряют, а пока, как я понял, получается, что дела у конторы шли далеко не блестяще, прибыли практически никакой. Хотя и это, видимо, неплохо. Совсем недавно, по крайней мере, год назад — точно, они вообще были в убытке. С приходом Маркова — а он у них как раз около года и директорствует — потихоньку стали подниматься. Они сейчас переживают из-за того, что все нити он в своих руках держал, все их деловые контакты через него шли. Сейчас не знают, что делать. Есть там такой Иванов, Альберт Никитович, заместитель Маркова. Замом он стал совсем недавно, до этого трудился бухгалтером. Так он сейчас просто в панике, не знает, что делать. Рассказал он одну любопытную вещь. Якобы недели три назад был на фирму, а конкретно — на самого Маркова, какой-то левый «наезд». Завалились под конец рабочего дня какие-то ребята, молодые и стриженые, прямо в директорский кабинет. Марков их, вроде бы, выставил, но они потом звонили с угрозами и якобы даже подкараулили этого Маркова где-то у дома. Когда они в офис приезжали, Иванов это сам видел. Была там еще и секретарша, но она подтвердить уже ничего не может. Про второй случай, с засадой у дома, он знает со слов самого Маркова, тот ему как-то пожаловался. Водитель Маркова говорит, что шеф ему тоже об этом упоминал.

— Как-то все очень складно получается, — задумчиво проговорил Ковалев. — Какие-то молодые «отморозки» решили легких денег срубить, «наехали»… С ходу не получилось, тогда они его дочку похитили. Но, раз они ее отпустили, выходит, что папаша их требования все-таки выполнил. Тогда какой смысл был его потом валить? Что получается, что один раз он на что-то согласился, а потом вдруг уперся, наплевав на здоровье дочери и все остальное, — и ни в какую? И все равно непонятно, зачем им это было надо, с мертвого-то какой спрос?

— Сами об этом думаем, — кивнул Григорьев. — Но тут мелькнула любопытная информация, что Марков готовился провернуть какое-то крупное дело и получил для этого очень солидную сумму. Речь, якобы, шла о нескольких миллионах долларов. Должен был он за границей купить нечто особо ценное и привезти сюда, и на закупку товара некие лица и выдали ему такой солидный кредит. Можно только гадать, что именно он должен был купить.

— И насколько точная эта информация? — спросил Петров.

— Ну, — Григорьев развел руками. — Сам понимаешь. Вероятность от нуля до ста процентов. Другое плохо — нет пока никаких способов подтвердить ее или опровергнуть, и не предвидится, что в дальнейшем появятся. Вкратце, наверное, все. Почитайте протоколы. Да и с людьми, наверное, сами захотите поговорить.

— А что за гаишник завалил Грибко? — спросил Ковалев.

— Гаишник как гаишник. Старший лейтенант милиции, двенадцать лет в органах. Нареканий к нему нет, в отделе своем на хорошем счету. Между прочим, в далекой своей комсомольской юности занимался стрельбой, кандидатом в мастера спорта был. Выступал за сборную города. Так что его меткость в этой ситуации вполне объяснима.

— А как они во двор этот попали? Больно уж красивое совпадение. Я, сколько работаю, ни разу с таким не сталкивался. Все б так работали, у нас и преступлений бы не было.

— Да, совпадение красивое, но ведь, по идее, оно так и должно быть. Оба гаишника говорят, что ехали по проспекту Лермонтова, услышали что-то очень похожее на автоматную очередь и решили посмотреть. Свернули во двор, а навстречу им несется эта самая «пятерка». Сразу после аварии Грибко выскочил с револьвером в руке и дважды выстрелил, ну а дальше… Проспект Лермонтова входит в зону их маршрута, так что с этой стороны все нормально. Может, конечно, Грибко и не успел ни фига в него выстрелить, но тут уж только гадать остается. Лозанов, наш начальник ГАИ, от этих своих ребят в восторге и особо приставать к ним с расспросами не дает. Да и повода сомневаться в их словах нет. По крайней мере, пока. Хотя, при нынешнем бардаке, все это действительно чудом кажется, в этом я согласен.

— Н-да, — Ковалев вздохнул и потер лоб. Эта история с перестрелкой вызывала у него большие сомнения, причину которых он, сколько ни думал, так и не мог обосновать. Коллеги четко и умело выполнили свои прямые обязанности, и надо бы радоваться этому, но почему-то кажется, что есть во всем этом какой-то второй план. Слишком все красиво… Или, может быть, развал дошел до такой степени, что нормальная, профессионально выполненная работа кажется невероятным чудом или чьей-то провокацией?

Сомнения Ковалева были полностью оправданы. История с перестрелкой, действительно, имела второй план, но узнать правду операм так и не было суждено.

Рыбникова и Грибко «подставил» Серый. Несколько лет назад он завербовал гаишника, носившего в то время погоны младшего лейтенанта. Крючок, на который зацепил его Серый, был довольно слаб, но гаишник сам не хотел соскальзывать, и их плодотворное сотрудничество продолжалось. Особо серьезных требований Серый не выдвигал — так, кое-какие незначительные разовые услуги и некоторая информация, не представлявшая большой важности. Но платил за все это исправно, а потому и мог, в нужный для себя момент, рассчитывать на полную отдачу. Готовя операцию с Марковым, Серый старался учесть абсолютно все. Квартира, в которую Света приводила своего шефа, была подобрана так, чтобы располагалась на территории, обслуживаемой этим старшим лейтенантом ГАИ. Неподалеку от места покушения, действительно, были выставлены наблюдатели, но их задача была совсем иная, нежели ее представлял Дрын. В нужном месте и в нужное время, с точностью до секунды, патрульный наряд пресек бегство двух наемных убийц. Чтобы все прошло гладко, Валя Латыш, перед самым выездом на задание, выдал Васе и Дрыну два дополнительных ствола. «Мокрый» «таурус», из которого год назад Латыш собственноручно застрелил предпринимателя Кашина, достался Дрыну. Чтобы старший лейтенант сильно не волновался, ему было обещано, что оружие будет заряжено холостыми патронами. Когда же он все-таки узнал правду, ему было популярно разъяснено, что соврали ему для его же пользы, и добавили лишнюю тысячу долларов. Разрабатывая эту комбинацию, Серый надеялся, что уголовное дело по факту убийства Маркова и Кормухиной будет прекращено «в связи со смертью лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых», и никто не станет копать глубоко. Похищение дочери Маркова, естественно, запланировано не было, но Серый сумел обыграть в свою пользу не зависящие от него факты.

— Вот, наверное, и все. Это можете забрать, у нас еще копии есть. К Марковым сегодня поедете? Они должны дома быть.

— Поедем, еще ведь не поздно.

— Нельзя сказать, что они убиты горем, так что разговор, наверное, получится. У супруги его, по-моему, давно уже запасной вариант был готов. Я позавчера к ним заехал неожиданно, там мужик у нее один вертелся…

— Посмотрим. Поехали, Егорыч?

— Поехали. Спасибо огромное.

— Да не за что. В следующий раз вы нам поможете. Удачи!

— Счастливо.

Они вышли на улицу и пошли к машине Петрова.

— Надо будет по дороге воды купить. Солянка была слишком острая, все время пить хочется, — пожаловался Дима.

— По пути навалом киосков будет. Мне надо сигарет купить. Есть какие-нибудь мысли гениальные по этому поводу?

Дима пожал плечами.

— Посмотрим, что они нам расскажут. Черт, не очень мне верится, что все это… Не знаю даже, как сформулировать. А этот, последний налет на дискотеку что, тоже из той серии? Так ведь здесь «центровые» были, а не какие-то сопляки с большими пустыми карманами. И Тихий, которого Рубцов завалил, тоже ведь из «центровых» был… Может, налет был устроен в отместку за Тихого, а Рубцов, Рыбников и Грибко — одна компания?

— Да, получается, что так! Ладно, разберемся. А пока запишем все это в загадки.

По дороге они купили сигареты и лимонад, а также утихомирили пьяного, который прицепился на автобусной остановке к девушке.

— Все, день прожит не зря, — объявил Дима, усаживаясь в машину. — Подвиг совершили, поэтому предлагаю все остальное отложить на завтра. А то сегодня еще чего-нибудь совершим, может и в привычку войти. Нет, я серьезно! Вдруг сейчас поговорим со вдовой и с ходу как раскроем и похищение, и… И еще чего-нибудь. То же убийство Кашина, например. Кстати, ты слышал, наши убийство Кавтарадзе подняли? Помнишь, в ресторане «Сирано»? Ты тогда по району дежурил и выезжал туда.

— Да помню, конечно! И кто там?

— Лопух! — Петров занялся настройкой магнитолы и замолчал, но Костя терпеливо ждал, и Дима, найдя нужную волну, продолжил без напоминаний: — Оказалось, там почти бытовуха. Резо этот с одной подругой встречался, семнадцатилетней. Потом она ему надоела, он ее оставил… Она пыталась с него деньги и после разрыва качать. Он давал немного, но ей все мало казалось, она и начала пугать, что, мол, малолетняя она и заявит на него куда следует. Он как эти угрозы услышал, уперся и вообще ни копейки больше не дал. Она обиделась и как-то нажаловалась своему новому приятелю. Тот естественно, пообещал разобраться, но так бы, наверное, и забыл, если бы баба не капала ему на мозги постоянно. А потом вообще придумала, что, мол, знает, где у этого Резо кубышка с баксами и бриллиантами, и если паренек ей поможет обидчику отомстить, то она с ним очень даже поделится. Подробностей-то я не знаю, но примерно так. Парнишка этот в какой-то команде состоял, не выше дворового уровня, но со своим названием. Какие-то «боровичевские». Слышал о таких?

— Нет, ни разу.

— У них на всю толпу пара разбитых «девяток», старый радиотелефон и два «ствола» было. Парень этот взял один пистолет и пошел в ресторан с Резо разбираться. Говорит, пьяный был, поэтому все так и получилось. Хотел себе крутизны прибавить, ну и подзаработать, конечно. Когда узнал, что баба его с деньгами, мягко говоря, на…ла, чуть и ее не порешил. Не знаю, что остановило. Может, водки под рукой не было, а может, пистолет уже своему «бригадиру» сдал, а голыми руками не интеллигентно показалось. Когда наши за ним приехали, он к ним на шею бросился — ожидал, что грузины до него раньше доберутся. Лешка говорил, что он каждый день бумаги прокурору пишет, просит, чтобы на подписку его отпускали и обещает не заниматься этим больше. Веселый парень.

— Н-да… По-моему, приехали. Вон тот дом нужен. Тормози, там дальше не проехать, кольев каких-то понаставили…

Вдова и дочь покойного Маркова оказались дома. Кроме них, на кухне оказался и настороженный господин в дорогом костюме, с обширной лысиной и ухоженными усами. Он медленно пил чай из крошечной чашки и по нескольку минут раздумывал, прежде чем сказать хоть одно слово. Появление оперов в восторг его не привело, а когда Ковалев попросил показать документы, он сморщил лоб и целую вечность доставал бумажник из внутреннего кармана пиджака. Но паспорт у него оказался в порядке, и лишних вопросов не возникло. Когда Костя переписал в записную книжку его данные, господин, поглаживая усы и глядя в окно, поинтересовался, насколько это необходимо. Ковалев заверил, что это крайне необходимо, и их диалог закончился. Господин остался допивать остывший чай, а опера прошли в гостиную разговаривать с вдовой и дочкой.

Вдова никаких эмоций не проявляла. На вопросы отвечала четко и кратко, почти не задумываясь. В самом начале разговора она многозначительно кивнула в сторону приоткрытой дверцы бара. Получив два отрицательных ответа, пожала плечами, налила себе в бокал густой темно-вишневый ликер и до самого конца не выпускала его из рук. Ничего нового она сообщить не смогла, только подтвердила давно известные факты. Костя подумал, что Григорьев, наверное, был прав, когда говорил, что у нее есть «запасной вариант». Было очень похоже, что этот вариант сидел сейчас на кухне, смотрел в пустую чашку и прислушивался к доносящимся из комнаты словам.

В отличие от матери, юная Оля Маркова действительно переживала. Она старалась держать себя в руках, но удавалось это ей плохо, и она несколько раз начинала тихо плакать, поспешно убегая в ванную комнату. Из-за этих вынужденных пауз разговор затянулся, но также ничего нового не принес, за исключением появившейся у обоих оперов глубокой уверенности в том, что ее действительно похищали, и похищали неизвестные, чтобы вытянуть из папы деньги. Она ни разу не видела своих похитителей и не могла никак помочь в поисках дома, где ее продержали. Одного из злодеев, который предлагал «пустить ее по кругу», во время спора по этому вопросу собеседник назвал Толей. Имя, судя по всему, было настоящим, но пока никак не могло помочь в поисках его обладателя. Задав еще несколько вопросов, опера распрощались.

— Есть мысли? — спросил Дима, отпирая машину.

— Сколько хочешь. Смотри, мне вот что не нравится. «Крышей» конторы Маркова были «центровые». Так?

— Так.

— Самая крутая команда в городе. Насколько я знаю, никто сейчас с ними специально связываться не будет и на рожон лезть не станет. Теперь дальше. Допустим, что Грибко, Рыбников и Рубцов — просто «отмороженные» идиоты, которые решили, что нашли верный способ заработать большие деньги. «Наезжают» на контору Маркова. Просто так, ни с того ни с сего выбирают ее и заваливаются в офис. Сомнительно, но, в принципе, так бывает. Марков, естественно, посылает их на хрен и объясняет, с кем им придется иметь дело. По идее, они уже должны наложить в штаны и испариться. Но похищают его дочку, и папаша им платит — иначе они бы ее не отпустили. Его прославленная «крыша» ничего сделать не может. Ладно, это, опять же, можно объяснить. Когда на кону стоит жизнь дочери, против нескольких тысяч «зеленых» особо дергаться не станешь. Если, конечно, есть чем платить. Папа им платит, и они отпускают дочку, а через несколько дней его ни с того, ни с сего вдруг валят. Зачем? Опять что-то от него потребовали, он заартачился, хотя один урок уже был ему дан… И опять его хваленая «крыша» ничего не сделала. Не понимаю… Кстати, как я понимаю, в офис к Маркову приходили именно Грибко и Рыбников?

— Да, якобы этот бухгалтер опознал их по фотографиям.

— Хм… Не вяжется все это одно с другим.

— Да мы ж еще толком ничего и не знаем! Так, набор отдельных фактов. Выяснятся еще какие-то детали — и все станет на свои места. А общая версия, вполне возможно, именно такая… Григорьев же говорил, что Марков, якобы, влез в какое-то миллионное дело. Мы же не знаем и одной десятой из того, что у них там происходило! Тихий приходил домой к Рубцову. А это очень даже вяжется со всем остальным. С Маркова потребовали деньги, он и подключил своих. Они и пытались, как могли, разобраться.

— Может, и так. Только у меня почему-то есть уверенность, что эти два эпизода — с похищением и с убийством Маркова — не так уж и связаны… А может, и вообще никакой связи нет! И начинать надо с Рубцова. Он ведь приводил двух знакомых на дискотеку перед тем, как исчезнуть. Покажем завтра фотографии Грибко и Рыбникова. Мне кажется, наверняка не узнают. И тогда будем ковырять все его связи.

— Наши «убойщики» этим уже не один день занимаются!

— Может, нам больше повезет.

— В РУВД будем заезжать?

— Да нет, хватит на сегодня…

— Что, к Вике?

— Ага.

— Я довезу.

Некоторое время они молчали, слушая музыку. Когда песня закончилась и диктор начала передавать городские новости, Костя закурил и опустил боковое стекло.

— С понедельника Карпыч в отпуск уходит, — сказал он, имея в виду начальника ОУР. — Черт, у него же почти два месяца! Пифагор достанет за это время. Почему он никак в свое ХОЗУ уйти не может?

— Говорят, место ждет… И не переживай ты так, как работали, так и будем работать. А дураков всегда хватало и хватать будет.

— От этого не легче. Неужели Карпыч не видит, что этот мудак такого наворотить может?

— Видит, конечно, — Дима пожал плечами. — Так не все ж от него зависит! Политика…

Костя молча смотрел в окно. Уход в очередной отпуск начальника, вроде бы, не сулил никаких особых перемен в его жизни, но дурное предчувствие не оставляло. Ему упорно казалось, что вслед за этим, незначительным, само по себе, событием, должно последовать что-то по-настоящему плохое. Может быть, какое-то продолжение истории с его племянницей? Тогда, месяц назад, все закончилось для него очень хорошо. Можно даже сказать, слишком, неправдоподобно хорошо. Но закончилось ли? А продолжение всегда хуже начала.

— Приехали, — Дима свернул во двор и затормозил рядом с аккуратно припаркованным у трансформаторной будки трехдверным «фольксвагеном». — Да, хорошая у твоей подруги машина! Завтра не опоздаешь, или — как обычно?

— Как получится.

— Понятно. Ну, давай, пока!

— Удачи.

Никто из охранников ДК имени Крупской не опознал Грибко и Рыбникова по фотографиям.

— Да нет, вообще не похожи, — сказал один из них, по имени Миша. — А кто это такие?

— Так, люди, — мрачно отозвался Петров, убирая карточки в папку.

— Да нет, я ведь к тому спрашиваю, что уже позавчера приезжали ваши, показывали.

— Да? — «молнию» заклинило, Дима дергал застежку и постепенно начинал ругаться.

— Я же там узнал двоих…

— Да? — Петров поднял голову и отложил папку. — Кого?

— А я знаю? — Миша пожал плечами. — Показали штук десять разных. Двое очень похожи были. А фамилии мне не говорили.

— А откуда приезжали?

— В смысле? А, понял! Да ваши и приезжали. Из вашего управления. Которые по убийствам работают…

До РУВД Петров доехал в рекордно короткий срок. Всю дорогу Костя молчал, куря одну сигарету за другой. Дима сквозь зубы матерился и почти не задерживался на светофорах, бросая машину из одного ряда в другой.

Они бегом взлетели по лестнице на третий этаж управления, а спустя несколько минут из кабинета «убойщиков» донесся яростный Димин мат.

Костя повертел в руках фотографию Ерастова, запоминая черты лица и характерный прищур глаз, бросил ее на стол.

— Вот, значит, он какой, этот Толя.

— Черт, ведь был же у нас в руках, — почти простонал Дима. — Отпустили его. Дня три или четыре назад. Доказательств им мало было.

— Ничего, далеко не ушел, — усмехнулся «убойщик». — В тот же день в больницу попал. В реанимации валяется, до сих пор в себя прийти не может.

— А что с ним случилось?

— Черт его знает! В строящейся школе, на Вишневского, кто-то его обработал. Куча переломов, открытая черепно-мозговая. По идее, давно умереть должен был. Другой бы не выдержал, но этому — что ему будет? Всех нас переживет! По территории 6-го отдела «глухарь» повис.

— Наверняка свои отоварили, — задумчиво сказал Ковалев. — Не поверили, что его просто так отпустили?

— Может, и так. Думают, что сдал всех.

— А второй, говорите, Бараев?

— Он самый. Сын нашего бывшего следователя. Из дома давно уже ушел.

— Кто, следователь?

— Да нет, следователь на месте. Сын его ушел. Точнее, уехал — папаша ему свою старую машину отдал.

— А какая машина?

— «Жигули» одиннадцатой модели. Зеленая.

— У вас фотографии есть лишние?

— Есть. Берите эти.

Ковалев и Петров прошли в свой кабинет.

— Надо ехать в больницу, — сказал Костя.

— Думаешь, очухался уже?

— Нет, я не об этом. Надо его вещи изымать. Насколько я помню, в той комнате, где Баранова отоварили, на двери хороший след обуви изъяли. Вряд ли у этого Толика много шмоток. Вдруг совпадет? А разговаривать с ним, даже если он уже очнулся, рано. Из больницы никто нам его не отдаст, и сидеть с ним с утра до вечера ты не станешь. Только предупредим и дадим время подготовиться. Он тебя сейчас запросто на хрен пошлет, скажет, что плохо себя чувствует и ничего не помнит.

— Тоже правильно… Я не понимаю, как же Савельев работал, у него ведь сначала материал по нападению на Баранова был. Неужели он им фотографии не показывал?

Костя сел за стол и позвонил в 15-е отделение. Савельев оказался на месте и трубку снял почти сразу.

— Гена? Привет, Ковалев из ОУРа. Слушай, ты ведь занимался нападением на Баранова?.. Да, на дискотеке. Ты с другими охранниками разговаривал?.. И что?.. А фотографии показывал?.. Так… Так… Ага, понял, спасибо. А у кого сейчас дело?.. Ага, спасибо. Пока!

Костя положил трубку и вздохнул.

— Показывал он им все. И Ерастова, и Бараева, и еще десяток других. Все связи Рубцова, кого смог раскопать.

— И что, не узнали?

— Не узнали. Но это ж давно было, еще до того, как им всем «центровые» наваляли. Тогда, наверное, думали, что это их личное дело. А теперь им немножко память освежили и разум прочистили… Тьфу, уроды! Сколько времени из-за них потеряли!

— Не переживай. Не эти, так другие бы нашлись.

— Да я и не переживаю. Просто надо на будущее запомнить — в ДК имени Крупской без дубинки ходить не стоит, а то разговора не получится. Сначала в рыло, а потом вопросы задавать.

— Не гуманно будет…

— Зато эффективно. Ты Матренова телефон не помнишь? У него этот «глухарь».

Следователь Матренов долго не хотел выписывать постановление на выемку одежды Ерастова, но в конце концов его удалось уломать, и в больницу опера отправились, вооруженные солидным бланком с печатью и подписью.

Толя Ерастов по-прежнему лежал в реанимационном отделении. В сознание он не приходил, но и отбывать в мир иной явно не собирался.

— Удивительно крепкий организм, — сказал врач. — Бывают иногда сюрпризы. Так ведь, чисто внешне, и не скажешь. Столько травм, да еще сколько он провалялся, пока его обнаружили… Большая потеря крови.

— Доктор, а когда он очнется? — спросил Костя. — Очень уж вопросов к нему много.

— Да я понимаю. Приезжали уже ваши коллеги, из другого района. Но трудно сказать. В такой ситуации крайне тяжело делать прогнозы. Открытая черепно-мозговая травма, перелом костей… Сами понимаете. Может, это случится и завтра, а может — только через две недели.

— А как вы сами считаете? Чисто ваше мнение, так сказать, неофициальное.

— Я думаю, вопрос двух-трех дней. Но это, как вы сами сказали, мое неофициальное мнение.

— И с ним можно будет поговорить?

— Трудно сказать. Это уж — как повезет. Операция прошла вполне успешно… Но вполне может оказаться так, что он забудет все, связанное с получением травмы, или начнет вам рассказывать свои… хм, домыслы, так сказать, искренне веря, что говорит вам сущую правду. Травмы мозга, тем более такие серьезные — вещь труднопредсказуемая. Разные могут быть варианты. И я, на вашем месте, не очень бы надеялся на его показания. Справка вам нужна?

— Да, выпишите, если можно.

— Сейчас напишу. И, как я понял, нужна его одежда? Я скажу сестре, она сейчас принесет.

Протокол оформили быстро. Пока Дима старательно заполнял бланк, Костя, склонив голову набок, задумчиво рассматривал разношенные кроссовки Ерастова. Перед поездкой в больницу, пока следователь выписывал постановление, он успел полистать уголовное дело. И хорошо запомнил изъятый при осмотре места происшествия отпечаток следа на выбитой двери. Рисунки подошв явно совпадали. И хотя точное заключение мог дать только эксперт-трассолог, а в городе была не одна тысяча таких кроссовок, да и с опознанием Ерастова по фотографии не все было понятно, Костя был уверен, что это — тот самый Толя, о котором говорила дочь Маркова.

— Все, — Петров дал расписаться в протоколе понятым и начал собирать бумаги в папку. — Доктор, у нас к вам просьба. Вот наши телефоны. Как только наш товарищ придет в себя или будут какие-то другие изменения в его самочувствии, дайте знать, пожалуйста. Это действительно очень важно.

— Да, я позвоню, конечно, — врач нахмурился, разглядывая номера записанных Димой телефонов, а потом положил бумажку под перекидной календарь. — Только вы у меня уже третьи. Большим, видимо, спросом пользуется этот наш больной. И кстати, номер 71-13-21, мне кажется, уже кто-то оставлял.

— Это, видимо, были из нашего отделения по раскрытию убийств. У нас с ними телефон параллельный.

— А-а, я так и подумал. Вы уже пошли? Всего доброго.

— До свиданья.

Опера вышли из больницы и одновременно закурили.

— К экспертам? — спросил Дима.

— Да, покажем обувь.

— Думаешь, он?

— Уверен. Только все равно не вяжется одно с другим. Не верю я, что этот несчастный Ерастов к расстрелу какое-то отношение имеет. Не его это «тема».

К вечеру эксперт дал ответ. На выбитой двери черного хода в ДК имени Крупской при осмотре места происшествия был обнаружен отпечаток кроссовки Ерастова.

Сидя за своим столом в кабинете, Ковалев разложил списки знакомых Ерастова, Рубцова и Бараева.

— Шестьдесят три человека, — задумчиво сказал Костя. — И это — только те, кого смогли установить. А сколько у них всего? Как думаешь, Димыч, успеем до пенсии всех проверить?

— Если работать вдвоем и на каждого, в среднем, тратить по одному рабочему дню, то за три месяца управимся. С учетом выходных. Так ведь еще и «убойщики» копают. Вообще, по-моему, все эти дела надо объединять. Чего мы с разных сторон одно поле ковыряем?

— Объединить всегда можно успеть. Пока, кроме нашей с тобой уверенности, никаких твердых доказательств, что это — одно и то же, нет. И ты забыл сказать, что каждый из этих проверяемых будет давать еще по две-три фамилии… Давай, садись, будем думать, как этот список сократить. С кого начнем? Со знакомых Олега, я полагаю. Вот этих «убойщики» уже отработали… Остаются пятнадцать человек. У кого он может прятаться?

— У кого угодно, — Петров повернул к себе лист, исписанный фамилиями и адресами. — Я думаю, у бабы.

— Ты о них всегда думаешь.

— Правильно, а что я, гомик, что ли?

— Женщин здесь осталось всего шесть человек. Вот этой, которая Аня, в городе якобы нет. Остаются пятеро. С них и начнем?

— Можно и с них. Кинь сигареты… Спасибо. Послушай, я вот все думаю, какого хрена Ерастова на Вишневского занесло? Кого он там искал? Рванул ведь туда, получается, прямо, как из ИВСа вышел. И чего он в этой школе недоделанной искал?

— Может, пивом на радостях обпился, вот и приспичило.

— Ну да, приспичило — и пошел по этажам гулять. Унитаз он там, что ли, найти хотел? Я к чему говорю — мы ведь думаем, что его кто-то из своих отделал, верно? Не кажется тебе, что этот Олег, или Марат, где-то поблизости мыкаются? Они ведь знают, что их ищут. И не станут, я думаю, днем по всему городу болтаться. Так что, где-то рядом их нора.

— Здесь, — Костя постучал пальцем по спискам, — ничего даже близкого нет. В основном, наш район и юго-запад. Там у Бараева много друзей.

Олег продолжал жить у Оксаны. Она давно уже хотела избавиться от своего квартиранта, но сказать об этом прямо побаивалась — за последнее время он сильно изменился и совсем не походил на того приятного и, в общем-то, достаточно дружелюбного и интересного парня, с которым она когда-то познакомилась на дискотеке. По той же причине она не обращалась за помощью к друзьям. К тому же, она не представляла, как попросить их прогнать из дома человека, которого сама пустила и которого даже не попыталась выставить своими силами.

Олег был уверен, что убил Толю, и считал, что поступил правильно. Из-за этого дурака сорвалось отлично продуманное дело и буквально из рук ушел куш, способный стать стартовым капиталом для восхождения к вершинам жизни. Ладно бы только деньги, но из-за многочисленных ошибок все пошло наперекосяк и теперь ему приходилось прятаться и готовить свое бегство.

Олег уже не думал о том, чтобы провернуть какое-нибудь крупное дело. Трезво оценив свое положение, он понял, что с каждым лишним днем пребывания в городе опасность для него возрастает все больше. По его подсчетам, необходимо было около двух тысяч долларов — чтобы осуществить отъезд и хоть как-то устроиться в Петербурге, пока будет входить в местные дела. Сумма была не такой уж большой, но, несмотря на все усилия, он никак не мог изобрести способа быстро и без особого риска достать ее. Первые два дня после происшествия в школе Олег вообще не выходил на улицу, а Оксану отпускал только для того, чтобы она принесла свежие газеты и закупила продукты. Про убийство Ерастова никаких сообщений не было, и Олег иногда начинал думать, что его до сих пор не нашли. Ему хотелось сходить в школу и проверить.

Валяясь с утра до вечера на диване, Олег перебирал в уме всех своих знакомых, более или менее обеспеченных материально, но ничего дельного в голову не приходило. Несколько раз он всерьез обдумывал вариант вернуться домой в отсутствие матери и вынести ее золото и аппаратуру. Вырученных от продажи этого денег как раз должно было хватить, но отпугивала мысль о том, что можно нарваться на засаду. Олег созвонился с Мишей из охраны дискотеки, но, после налета «центровых», отношение к нему резко изменилось, многие бывшие друзья считали, что он «подставил» всех, и хотели с гадом серьезно поговорить. Олег к такому разговору не стремился и поспешно повесил трубку, оборвав все вопросы о своем нынешнем местонахождении.

Попытки разыскать Марата успеха не принесли. Дома он не появлялся уже целую вечность, а ледяной холод в голосе Бараева-старшего заставил Олега отказаться от дальнейших вопросов. Периодически названивая общим знакомым, он так и не получил никакой информации и постепенно склонился к мысли, что Марат «ушел глубоко под корягу». С какой-то стороны это даже было лучше, уж больно ненадежным компаньоном оказался Бараев-младший. Олег надеялся, что у него хватит благоразумия не попасться хотя бы в ближайшие дни, до его отъезда из города. А там — будь что будет. Олег искренне верил, что расстояние в несколько тысяч километров сотрет все его прошлые грехи.

Во время отлучек Оксаны Олег тщательно обыскал ее квартиру. Под кроватью в спальне оказался тайничок, устроенный настолько бесхитростно и наивно, что Олег поначалу думал, что сделан он для отвода глаз и где-то есть другое, более укромное и, соответственно, богатое место. Но такого места, несмотря на предпринятые тщательные поиски, так и не нашлось. Олег разложил на кровати десять хрустящих банкнот достоинством по сто долларов каждая и взвесил на ладони две толстые цепочки. Был большой соблазн положить все это в карман и немедленно уйти, но пропажа ценностей, надо полагать, обнаружилась бы очень быстро, а рассчитывать на молчание Оксаны не приходилось. Можно было, конечно, заставить ее замолчать, и замолчать навсегда. В свете последних двух случаев мысль эта нисколько не пугала Олега, и рассматривал он ее достаточно долго и серьезно, но, по зрелому размышлению, пришлось от нее отказаться. Слишком долго он здесь прожил, и Оксана наверняка успела растрепать о нем своим подругам. Вздохнув, Олег положил золото и деньги на шелковую маечку, свернул и спрятал узелок обратно в тайник.

Дожидаясь возвращения Оксаны, Олег лежал на диване, смотрел по кабельному телевидению какой-то нудный боевик и потягивал холодный апельсиновый сок. Мысли о найденном тайнике не покидали его голову и постепенно он нашел решение, которое показалось ему вполне приемлемым. Ничего особенного в нем не было, и Олег поразился тому, что не додумался до этого сразу. Созвониться со своим приятелем в Петербурге, договориться о встрече, а потом взять билет на поезд и, перед самым отъездом на вокзал, отправить куда-нибудь Оксану и обчистить тайник. Когда она сообразит, в чем дело, и хватиться пропавших вещей, он будет уже далеко. Пусть тогда бежит в милицию или звонит своим друзьям. Все равно. Можно даже записку оставить с каким-нибудь душещипательным содержанием, мол, извиняюсь, но сложились непредвиденные обстоятельства и я был просто вынужден так поступить, но скоро вернусь, все объясню и верну. Обдумав идею со всех сторон, Олег решил, что это — идеальный вариант, и ничего лучшего он найти не сможет, тем более, что времени у него практически не осталось.

Вечером Олег предложил Оксане пойти прогуляться. Уходить один он не решился, побоявшись, что она может не пустить его обратно. На будущее он уже выведал место, где она хранила запасной комплект ключей от квартиры, и намеревался воспользоваться им, когда придет время ехать за билетами. Тащить все на вокзал не хотелось. Ни к чему ей знать, в каком направлении он собирается смыться.

У Оксаны болела голова, и гулять ей совсем не хотелось, тем более, что вечер был невозможно душным. Но когда она робко попыталась отказаться, Олег одним взглядом пресек все ее слова, и она пошла собираться.

Одевшись, Олег задумался над тем, брать с собой оружие или нет. В последнее время он не выходил из дома без пистолета, повинуясь больше силе привычки, чем каким-то реальным доводам о необходимости постоянного его ношения. Однажды, выскочив к ларьку за сигаретами и оставив «ТТ» лежать в квартире, он почувствовал себя так, будто вышел без штанов на центральный проспект, и постарался скорее вернуться обратно. С другой стороны, лишний раз таскать при себе опасную «мокрую» железку тоже не стоило. Олег стоял у окна, вертел «ТТ» в руках и решал, сунуть его под диван или все-таки положить в карман. В этот момент в комнату заглянула Оксана.

— Я готова. Мы идем?

Поспешно повернувшись к ней спиной, Олег торопливо воткнул оружие за пояс и ответил:

— Пошли, я тебя дожидаюсь.

Вопрос был решен.

На улице она взяла его под руку, и они неспешно пошли вдоль дома, через сквер и мимо недостроенной школы. Рассказывая какую-то ерунду, Олег скосил глаза в сторону, всматриваясь в темные провалы окон. Его подмывало пожаловаться на больной живот и зайти туда, убедиться, нашли Толю или нет. Он уже подготовился сказать это, но в последний момент вспомнил, как читал, что преступника всегда тянет на место преступления, и намерение осталось неосуществленным.

Остаток пути до пункта междугородной телефонной связи Олег посвятил обдумыванию того, считает он сам себя преступником или нет. Подходя к широким стеклянным дверям, он решил, что ответ, скорее, отрицательный. Все его действия, конечно, нарушали какие-то законы и правила, но либо были железно обоснованны, либо не причиняли никому существенного вреда. Дочке Маркова они ничего плохого не сделали, разве что ограничили, на время, в свободе передвижения, да и то, это даже полезно для ее воспитания — меньше будет по дискотекам шляться и знакомиться черт знает с кем. Для Маркова тридцать тысяч долларов — не деньги, да и они ушли в доход государства. Мужика на дискотеке изуродовал не он, а Толя. Бандита он застрелил, но это была, в чистом виде, самозащита, а Толя получил то, что заслужил. Хотя бы за того же мужика. Оставался еще налет на квартиру, но это было так давно, а роль самого Олега — настолько несерьезна, что он об этом и не вспомнил…

Несмотря на раскрытые настежь окна, в переговорном пункте было душно, как в парнике, и Оксана вышла на улицу. Олег купил жетоны и зашел в кабину.

Связь с Петербургом была плохая, но, потратив минут десять, все-таки удалось дозвониться. Друг оказался дома — отсыпался перед «ночной работой», как он пояснил. Особого энтузиазма и радости в его голосе Олег не услышал, но обещание встретить и помочь устроиться все-таки было получено, и трубку Олег повесил, заметно повеселевший.

Оксана стояла между скамейкой и торговым ларьком и разговаривала с двумя кавказцами. Один, с большим животом и в расстегнутой почти до пупа рубашке, крутил на пальцах четки и надменно смотрел сквозь огромные зеркальные очки. Второй, невысокого роста и тщедушный, но с орлиным носом и воинственными усиками, что-то быстро-быстро говорил, размахивая руками и тесня Оксану к скамейке. Оксана пыталась отвечать, но кавказец превосходил ее темпераментом и заглушал ее слова своими, постоянно пытаясь схватить девушку за руку. У поребрика стоял сверкающий белый «мерседес» с несколькими длинными антеннами на крыше и багажнике. Дверцы правой стороны были распахнуты, и из салона доносились звуки индийской музыки. За рулем сидел еще один «черный», в белом костюме и красной рубашке, а на заднем сиденье, с банкой пива в руке, развалился блондин явно славянского происхождения. За разворачивающейся сценой знакомства оба наблюдали с явным интересом. Водитель, убавив громкость магнитолы, крикнул худосочному земляку что-то подбадривающее, и тот усилил напор.

Олег вышел на улицу, чувствуя, как спину покрыла испарина, а руки начали мелко дрожать. Стычка с «черными» ничего хорошего не сулила, тем более, что это явно были не простые торговцы с рынка.

— Олег! — крикнула Оксана, увидев его. Тщедушный мгновенно замолчал и развернулся в его сторону. Немного позже, сверкнув стеклами очков, развернулся и толстый.

— Привет, — сказал Олег, стараясь держать в поле зрения этих двоих и контролировать «мерседес». — Я все понимаю, но нам надо идти. Мы очень спешим. Пошли, Оксана.

Оксана шагнула в сторону, но темпераментный кавказец перегородил ей дорогу и схватил за руку.

— Эй, отпусти! — крикнул Олег, оставаясь на месте, но подведя руку поближе к пистолету.

— Девушка идет с нами, — спокойно и без всякого акцента сказал толстый, глядя на Олега через зеркальные стекла очков. — А ты — пошел на х..!

— Не, ребята, так не годится. — Олег смотрел на толстого, но боковым зрением отметил, что в «мерседесе» произошло какое-то движение и блондин, отложив пиво, собирается выбраться наружу. — Это — моя девушка, и мой город, в конце концов. Давайте по-хорошему разойдемся. Отпустите ее.

— По-хорошему ты не хочешь. — Толстый повернулся к «мерседесу»: — Коля, иди сюда!

Светловолосый Коля выпрыгнул с сиденья на асфальт и начал медленно приближаться, сверля Олега ненавидящим взглядом голубых глаз и играя мышцами рук.

На противоположной стороне улицы и за киосками, на безопасном расстоянии, начали собираться первые зрители.

— Уе…ай по-хорошему, — предложил Коля, останавливаясь метрах в трех перед Олегом. — Не видишь, что ли, с кем связался? Ничего с твоей бабой не случится. Покатается и вернется. Для того они и сделаны. А будет себя хорошо вести, так еще и денег принесет. Ну, давай, вали отсюда, маленький.

«Вот суки», — подумал Олег, видя, как прохожие изменяют маршрут, торопясь обойти опасное место, а кольцо зевак становится все плотнее, но придти ему на помощь никто не торопится.

— Ладно, ты, похоже, ни х… не понимаешь. — Коля хрустнул пальцами, сплюнул под ноги и решительно двинулся вперед.

Олег рванул из-за пояса «ТТ». В этот раз палец не соскочил, и курок, щелкнув, занял боевое положение.

— Стоять, суки! — рявкнул Олег, направляя ствол на Колю. — Стой!

Коля замер, будто наткнулся на невидимую стену. В толпе зрителей кто-то радостно выматерился.

— Брось «пушку», щенок, — спокойно сказал толстый. — Брось, тебе же лучше будет.

— Молчать! — Олег держал пистолет двумя руками, стоя на широко расставленных и согнутых в коленях ногах, водя стволом от толстого к Коле.

Оксана ударила окаменевшего тощего по рукам и отскочила в сторону.

— К машине! — Олег, не спуская глаз с противников, кивнул в сторону «мерседеса». — Быстро, все к машине!

— Сопляк, сам туда посмотри, — толстый презрительно ухмыльнулся. — Только не дергайся, все равно не успеешь. Тихо-тихо посмотри. Видишь?

Олег скосил глаза в сторону.

Водитель «мерседеса» пересел на соседнее, пассажирское сиденье и опустил ноги в ярких носках и кожаных шлепанцах на поребрик. Он улыбался, сверкая великолепными белыми зубами. Только через несколько секунд Олег понял причину его улыбки. В правой руке водитель держал огромный черный пистолет, ствол которого смотрел точно в грудь Олега. Рука не дрожала.

— Разглядел? Если ты дернешься, то Алик разрежет тебя напополам, как кусок сыра. Знаешь, что у него в руке? Это — «беретта». Она может стрелять очередями. Так что не дергайся, не надо. А девушка твоя поедет с нами. Или — Алик стреляет. Скажи ей, чтобы она садилась. Ну?

Олег молчал. Пистолет в его руке начал выписывать восьмерки. Что делать, он не знал. Мелькнула мысль, что надо запомнить номер машины.

— Брось свою «пушку», — приказал толстый. — Ну, бросай!

Руки Олега дернулись. Ствол «ТТ» смотрел теперь в землю.

— Бросай, сука! — рявкнул толстый.

В конце улицы из бокового проезда вывернул и стал стремительно приближаться желто-синий «УАЗик». Мигалка на его крыше посылала яростные вспышки, но сирена молчала, и никто из кавказцев патрульную машину пока не замечал.

Олег медленно опустил пистолет. Толстый воспринял это, как знак согласия. Добивать противника окончательно он не стал. Потеряв к Олегу всякий интерес, он повернулся к Оксане, выставив свою спину в качестве отличной мишени и тем самым показывая, что ее приятеля, несмотря на оружие, он не боится ничуть.

— Садись. На заднее сиденье. Видишь, все вопросы можно уладить.

Оксана молчала, глядя в пространство между Олегом и «мерседесом». Алик лучезарно улыбался, продолжая удерживать Олега на мушке, готовый открыть огонь в любой момент. Коля переминался с ноги на ногу, ожидая любого приказа и снова набрав уверенность в своих силах. «УАЗик» летел по проспекту. Олег разглядел, что рядом с водителем сидит мужчина в штатском, а с заднего сиденья выглядывает кто-то в камуфляже. «Сейчас они подъедут, и все закончится», — с облегчением подумал Олег, забыв о том, что для него тоже все будет кончено.

— Коля, помоги девушке, — распорядился толстый, слегка пожав плечами.

Коля ухмыльнулся и двинулся вперед. Оксана попятилась и посмотрела на Олега. Взгляд ее выражал одновременно понимание и робкую надежду на помощь.

— Оба, блин, менты! — кто-то из зрителей заметил «УАЗик» и поспешил оповестить остальных.

Толстый среагировал моментально и первым бросился в «мерседес». Коля, продолжая ухмыляться, сделал по инерции несколько шагов, но потом смысл услышанного дошел и до него — он мгновенно развернулся и прыгнул на заднее сиденье вслед за маленьким кавказцем. Алик уже сидел за рулем и, как только хлопнула дверца, «мерседес» задним ходом вылетел на перекресток и врезался в бок не успевшего увернуться старого «Москвича». «УАЗик» взревел сиреной и прибавил скорость, а из укрепленного на крыше громкоговорителя донеслись хрип и что-то похожее на команду остановиться.

Алик не выключил заднюю передачу, и «мерседес» еще несколько метров толкал подбитый «Москвич» с обалдевшим от страха водителем, пока впереди не оказалось достаточно места для разворота, а движение за спиной не было полностью парализовано. Несколько машин с визгом остановились перед самым «Москвичом». Алик переключил скорость, и «мерседес», присев на задние колеса, стремительно рванул с места. Водитель «Москвича» оставался сидеть в кабине, вцепившись в руль, и молился за то, что так легко отделался. Между задним бампером и поребриком оставалось достаточно места, и в эту щель начали протискиваться другие машины, водители которых решили не дожидаться продолжения и уносить ноги с опасного участка. «УАЗик» подлетел к перекрестку, чтобы свернуть направо, вслед за «мерседесом», но объехавшие «Москвич» машины непрерывным потоком шли перед его капотом, не обращая внимания ни на мигалку с сиреной, ни на высунувшегося из задней дверцы омоновца с автоматом в руке. Когда на светофоре, наконец, сменились сигналы, «мерседес» успел преодолеть пару километров и, не спеша, катил по одной из центральных улиц, выделяясь из общего автомобильного потока разве что слегка помятым задним бампером.

В это время Олег, вцепившись в руку Оксаны, тащил ее домой.

— Я не знала, что у тебя есть пистолет, — бесцветным голосом сказала она.

— Это газовый, — отмахнулся Олег, вертя головой по сторонам. — Игрушка, только на гопоту и действует. А это, знаешь, кто был?

— Нет, — безразлично ответила Оксана. — А кто?

Олег и сам не знал, но придал своему лицу такой многозначительный вид, что Оксана догадалась сама:

— Чеченцы?

— Ну. А тот толстый, в очках — самый главный в городе.

— Мне показалось, они больше на грузинов были похожи.

— Много ты понимаешь!

— А что это меняет?

Они подошли к дому, и разговор прервался сам собой.

В квартире Оксана сразу прошла на кухню, села за стол и тихо заплакала, отворачиваясь от Олега в сторону. Он попытался ее успокоить, но делать этого никогда не умел и, не добившись результата, ушел в комнату.

Вытащив из-за пояса «ТТ», Олег долго вертел его в руках и разглядывал с каким-то новым чувством, раздумывая о том, что оружие отнюдь не решает все проблемы, а обладание этой смертоносной железкой, само по себе, не гарантирует успеха.

Оксана прошла в ванную, и Олег услышал шум льющейся воды. Он спрятал оружие, поднялся с дивана и подошел к бару. Хотелось выпить. Происшествие оставило в душе горький осадок, хотя Олег и убеждал себя, что поведение его было абсолютно правильным и поступить лучше он не мог. «В конце концов, кто она мне такая? — думал он, разглядывая разнокалиберные бутылки, — Не сестра и не жена, подумаешь, что я у нее живу! Если из-за каждой под ствол лезть… Ничего бы страшного с ней и не случилось бы. Что они, убивать ее стали бы, что ли? А мне только лучше… Черт, до поезда еще четыре дня…»

Он вытащил бутылку лимонной водки, налил себе немного и выпил. Прошелся по комнате и сел на диван с бутылкой и стаканом в руках.

— Спасибо тебе, — тихо сказала Оксана, входя в комнату. — Другой бы вообще связываться не стал. У меня уже было… похожее. Спасибо!

— А-а, — Олег отмахнулся и показал бутылку. — Хочешь? Для снятия стресса?

Оксана отрицательно покачала головой, остановилась перед зеркалом и начала расчесывать волосы. Когда, минуту спустя, она села к нему на диван, с одного взгляда стало ясно, что для снятия стресса ей требуется совсем другое. Олег поставил бутылку на столик и придвинулся к ней.

Снимая с нее одежду, он думал о том, что через четыре дня он будет свободен, у него будут деньги, и он начнет новую жизнь, навсегда уехав из города, в котором наделал столько ошибок.

12

Илья Коралов три года назад окончил медицинский институт и с того времени работал врачом в одном из травмпунктов города. Самое первое время работа ему нравилась, потом начала раздражать, и он даже предпринял несколько попыток сменить ее, но особой настойчивости в этом деле не проявлял, а потому так и остался на своем месте. Постепенно он к ней привык, тем более, что после суточных дежурств оставалось достаточно времени для занятий своими делами. Илья занялся мелким бизнесом, и дело это приносило ему некоторый доход, несмотря на то, что относительно скромные удачи часто перебивались более оглушительными провалами. Но, по мере накопления опыта, дела его шли все более гладко, и в последнее время он был вполне доволен собой.

Возвращаясь поздним вечером из гостей, он вышел из трамвая и замялся, решая, садиться на автобус или пройти оставшиеся до дома две остановки пешком. Автобуса можно было прождать неизвестно сколько, а вечер был очень приятным, да и в гостях он слегка «перебрал», а потому склонился ко второму варианту, закурил и пошел через пустырь.

Когда до дома оставалось совсем немного, на его пути нарисовались двое мужчин. Они вынырнули откуда-то сбоку и медленно пошли ему навстречу. Ничего угрожающего в них не было, и Коралов, мельком взглянув на них, занялся своими мыслями.

— Стоять, милиция, — резко сказал один из мужчин, в сером пиджаке и черных брюках, когда Илью отделяло от них не больше двух метров. Второй, одетый в светлый джинсовый костюм и полосатую футболку, махнул удостоверением.

— Уголовный розыск, группа по расследованию особо тяжких преступлений. Лейтенант Лебеденко.

— Да? — Илья остановился. — А что случилось?

— А ты не знаешь? — мужчина в костюме приблизился и остановился, уперев руки в бока. Илья поморщился, услышав запах водки и чеснока.

— А что я должен знать?

— Не хами, — нахмурился тот, который назвался Лебеденко. — Чего, не понял, кто мы и откуда? Мы ерундой не занимаемся! Документы есть?

— А их что, обязательно носить?

Лебеденко коротко, без замаха ударил Коралова кулаком по челюсти. Илья отшатнулся и начал быстро трезветь.

— Тебя же предупреждали, что хамить не надо, — упрекнул одетый в пиджак. — Или ты на словах не понимаешь?

— Все я понимаю, — пробормотал Коралов, ощупывая скулу. — Только бить-то зачем? Что я вам, бандит, что ли? И вообще, можно удостоверение еще раз посмотреть? А то вы так махнули…

— На, смотри, — мужчина широким жестом выхватил из внутреннего кармана пиджака красную книжечку. — Капитан Жбанов, старший оперуполномоченный по особо важным делам. Понял, с кем разговариваешь?

— Понял, — Коралов растерянно всматривался в печати и заполненные неровным почерком строчки с указанием звания и должности.

— Хорошо понял? — угрожающим тоном спросил Жбанов, держа «ксиву» в вытянутой руке перед самым носом врача. — Больше выпендриваться не будешь?

— Да я и так не выпендриваюсь…

— Опять хамишь? — спросил Лебеденко и потер правый кулак. — Смотри, можно ведь поговорить не здесь и не так!

— Я думаю, он все понял, — Жбанов убрал удостоверение обратно в карман. — Документов, значит, нет с собой?

— Нет.

— Плохо. Плохо, когда документов нет. А откуда идешь?

— Как откуда? Из гостей иду. Вот, выпил немного… А что, нельзя уже в свободное время выпить?

Лебеденко перестал, тереть кулак, задумчиво посмотрел на него, поджал губы и влепил Коралову пощечину.

— Хватит бить-то! — Илья отскочил в сторону, потирая щеку ладонью. Лебеденко шагнул вперед, ухватил за воротник куртки и дернул к себе, одновременно ударив коленом между ног. Удар был не сильным, но неожиданным, и вспыхнувшая боль заставила Илью согнуться и захрипеть. Лебеденко подсек ему ногу и швырнул на землю, а потом, с размаха, ударил под ребра. Коралов обвился вокруг его ноги, но следующий удар, по спине, заставил выгнуться в другую сторону.

— Я думаю, ему достаточно, — остановил на парника Жбанов и присел на корточки. — Неужели так приятнее разговаривать?

— За что вы меня бьете? — прохрипел Илья. — Я ничего не делал.

— Все так говорят. Так откуда ты идешь?

— С остановки…

— С трамвайной? Во как хорошо! А там только что женщину ограбили!

— Какую женщину? — Коралов немного отдышался и приподнялся на локоть. — Там и не было никого!

— Была. Была одна женщина, у которой сумочку вырвали. И она тебя очень хорошо описала. Невозможно ошибиться. Так что, не ты это был?

— Какая сумочка? — Илья помотал головой, пытаясь унять боль. — Да приведите эту женщину сюда, пускай она на меня посмотрит. Не может такого быть!

— Паскуда! — Жбанов ударил Илью раскрытой ладонью в лоб, и он опять упал на спину. — Лейтенант, посмотрите, что у него в карманах!

— Есть! — Лебеденко ухмыльнулся и присел рядом.

— Ничего у меня нет, — отозвался Коралов, морщась от боли.

— Вот мы сейчас и проверим, — Лебеденко ловко ощупал карманы и вытащил бумажник. — Что там?

— Деньги.

— Сколько? — Лебеденко расстегнул «кнопку» и выжидательно посмотрел на Илью. — Что, не помнишь?

— Тысяч сто. Может, больше.

— Ни фига себе! Нам, значит, зарплату не платят, а у бедного врача такие бабки в кармане…

В бумажнике оказались сто восемнадцать тысяч рублей, несколько визитных карточек, десять долларов и два презерватива.

— Что, СПИДом боишься заболеть? — спросил Лебеденко, откидывая блестящие упаковки в сторону. — Правильно боишься, в тюрьме тебя по-всякому драть будут, только резинка эта не спасет!

— Какая тюрьма? — пытаясь уследить, как Лебеденко заново пересчитывает его деньги, Коралов приподнялся на локте, но Жбанов, тычком в лоб, снова повалил его на землю.

— А это откуда? — Лебеденко выудил из пачки купюр десятидолларовую банкноту. — Что, незаконные валютные операции, да?

— Какие незаконные, я ее в обменнике брал!

— А квитанция осталась? — Лебеденко ухмыльнулся с торжествующим видом, — Нету квитанции. И документов нету. Ну, что, товарищ капитан, машину вызывать?

— Да, — солидно подтвердил Жбанов. — Поедем в отделение, там разберемся.

— Это мы конфискуем, — отбросив в сторону пустой бумажник, Лебеденко спрятал в карман деньги.

— По какому праву? Это мое!

Пытаясь защитить свою собственность, Коралов на миг позабыл о боли и почти сумел вскочить на ноги, но Лебеденко, оставаясь сидеть на корточках и даже не глядя в его сторону, коротко ударил локтем в печень, и Илья рухнул на землю. Следующий удар пришелся по голове, и на какой-то миг Коралов потерял сознание. Очнувшись он увидел, как Жбанов и Лебеденко, не спеша, удаляются по тропинке в сторону жилых домов. Илья, шатаясь, поднялся на ноги, но его тут же стошнило. Когда он окончательно пришел в себя, грабителей уже не было видно, но уйти далеко они явно не могли, и Коралов бросился вдогонку.

Во дворе их тоже нигде не было, но зато у крайнего подъезда стояли голубые «Жигули» с антенной на крыше и государственными номерами, а за рулем сидел здоровый усатый мужик в форме сержанта милиции. Не раздумывая, Коралов бросился к ним.

— Меня только что ограбили! — крикнул он, подбегая и пытаясь открыть переднюю правую дверцу. — Двое, назвались милиционерами. Все деньги отобрали!

Дверца, наконец, открылась, и Коралов увидел, что рядом с водителем сидит солидного вида офицер с большими звездами на погонах и рядом нагрудных знаков. Он посмотрел на Коралова и поморщился.

— Я видел, куда они побежали. Давайте, я вам покажу!

— Делать нам больше нечего, — брезгливо отозвался офицер. — Водку жрать меньше надо, тогда и грабить никто не будет!

— Да я не пьяный, — опешил Коралов. — Это они были пьяные, от одного, он капитаном Жбановым назывался, водкой с чесноком так разило!

— Как? — офицер многозначительно переглянулся с водителем. — Как, ты говоришь, его фамилия?

— Капитан Жбанов. А, второго, такой помоложе, черненький — лейтенант Лебеденко.

— Ну, есть у нас такие сотрудники, — подтвердил офицер, глядя на Илью теперь уже с откровенной неприязнью. — В РУВД работают и живут здесь рядом. Так что, ты хочешь сказать, что они тебя ограбили?

— Ну да… — Илья отпустил дверцу и отошел от машины.

— Ты чего, мужик, перепил, что ли? Хочешь сказать, что два офицера милиции тебя грабить пошли?

— Да горячка у него, Алексей Сергеич, — рассмеялся водитель. — Давайте, я в отделение позвоню, пусть его в вытрезвитель определят. Там ему ребята быстро разъяснят, как на ментов бочку катить.

— На, позвони, — офицер вытащил из кармана кителя трубку радиотелефона. — У нас времени нет, а там с ним быстро разберутся. Ишь, чего выдумал! Ты бы хоть умылся, блевотину с лица стер!

Коралов машинально обтер лицо.

— Але, Вася? Это Петя, привет! — водитель дозвонился и теперь разговаривал, косясь на Илью, — Слушай, подошли машину… Какой тут адрес?

— Караванная… — офицер начал осматриваться в поисках указателя номера дома.

Не дожидаясь развития событий, Илья развернулся и побежал.

— Стой! — заорал ему вслед офицер. — Стой, стрелять буду!

Коралов ускорил шаг и влетел в первый попавший подъезд. Одолев три лестничных марша, он, обессиленный, повалился на ступени. Рвавшееся в груди сердце заглушало все остальные звуки, но погони, все-таки, слышно не было. Отдышавшись, Илья поднялся на ноги и выглянул в окно. Голубые «Жигули» медленно выезжали из двора, и в заднем окне явственно виднелась белокурая женская головка.

«Суки, — подумал Илья. — Правильно говорят, что менты хуже бандитов».

Коралов очень удивился бы, если бы увидел, как в соседнем дворе «Жигули» остановились, и водитель поспешно заменил номера на обычные, гражданские, а офицер торопливо снял форменный китель и рубашку, заменив их на джинсовую куртку.

— Кажется, нормально прошло, — сказал он, складывая форму в мешок и закуривая.

— Он мне позвонил, позавчера, — задумчиво сказала девушка и замолчала, разглядывая напряженно застывших Ковалева и Петрова. — Ничего толком не сказал, но по голосу, знаете ли, чувствовалось, что он чем-то очень встревожен. Или напуган.

— А о чем он говорил? — спросил Костя.

— Кто, Марат? Да ни о чем. Такое ощущение, что сам не знал, зачем звонит. Какие-то тупости. Мне не до него было. У меня приятель в гостях был, разговаривать не хотелось.

Петров в очередной раз покосился на тумбочку, где стоял телефонный аппарат с автоматическим определителем номера,

— Я попросила его попозже перезвонить, сказала, что очень занята.

— Звонил?

— Звонил, но я трубку не стала брать. Не хотелось разговаривать. А все-таки, что он такого натворил?

— Пока трудно сказать, — Костя пожал плечами и с безразличным видом отвернулся к окну. — Есть к нему кое-какие вопросы, достаточно серьезные. Чем быстрее мы сможем их ему задать, тем быстрее все прояснится. А пока ничего определенного мы сказать не можем. Вдруг окажется, что он совсем не при «делах», а мы будем на него огород городить? Такое ведь тоже бывает.

— Понятно, — девушка взяла со столика стакан с соком, сделала глоток. — Значит, что-то действительно серьезное. Хоть бы соврали что-нибудь, вам — все равно, а мне интересно.

— Я могу быстро придумать, — предложил Дима.

— Не надо, уже неинтересно будет. Знаете, я всегда думала, что он плохо закончит. Было в нем что-то такое. Какая-то предрасположенность к этому. Знаете, есть ведь люди, которые всю жизнь воруют — и ни разу не попадаются. А другой один раз что-нибудь возьмет, по глупости, а потом вся жизнь наперекосяк.

— Бывает и так, — сдержанно согласился Дима. По этому вопросу он имел свою точку зрения и в другой бы ситуации кинулся спорить, но сейчас сдержался.

— На нем всегда была видна какая-то обреченность. Видно было, что обязательно что-нибудь совершит и обязательно попадется.

— Ну, пока-то еще не попался, — возразил Костя. — И не факт пока, что действительно что-то совершил. Так, подозрения…

— Да нет, видимо, совершил… И судя по всему, попадется. Вас, наверное, интересует телефон, с которого он звонил? Вы мой АОН глазами уже съели.

— Да, — признался Дима, улыбаясь. — Честно говоря, надеемся, что телефон этот у вас остался. Не разочаровывайте нас, пожалуйста.

— Увы, боюсь, что все-таки придется это сделать. Я не помню, откуда он звонил, и номер был незнакомый. А в памяти ничего не осталось. Вчера моя кошка разыгралась и вырвала провод из розетки. Все стерлось.

Опера молчали. Дима думал о том, что она врет. Костя, разглядывая украшенный лепкой потолок, решил, что она просто набивает себе цену и номер телефона все равно скажет.

— Можете проверить, — девушка поставила стакан на столик и махнула в сторону телефона.

— Верю, — сказал Костя, поднимаясь из кресла. — И если все действительно так, как вы нам сказали, то мы сейчас уйдем и мешать вам больше не будем. Но я почему-то думаю, что вы нам можете помочь и помочь реально, но просто пока не решили, стоит вам это делать или нет. Если вас волнует только это, то могу заверить, что стоит. Дело достаточно серьезное. Если нашего слова вам не хватит, то подкрепить нам его нечем. Но дело достаточно серьезное, и Бог его знает, что они натворят дальше и кто будет следующей.

— Следующей, — задумчиво повторила девушка, сделав ударение на окончании слова. — Они что, кого-то изнасиловали?

— Неважно.

— На насильника он никогда не был похож, скорее, наоборот. Не хватало в нем чего-то такого, знаете…

Костя пожал плечами.

— А статьей вы меня пугать не будете? Как она там, за укрывательство, что ли? Меня один раз уже пугали ваши коллеги.

— Мы не будем. Просто подумайте еще раз хорошенько, сами для себя, и все решите. Если вы не захотите, то переубедить вас мы не сможем. Подумайте.

Размышления были недолгими.

— Как-то это нехорошо… Он мне ничего плохого не сделал, наоборот, всегда хорошо относился. А я возьму и так вот, просто так, его и заложу?

— Жизнь такая. Бывает и хуже.

— Хорошо, я постараюсь вам помочь. Поверю, что это действительно так важно. Если вы меня не обманываете. Вы ведь не обманываете меня?

Костя вздохнул:

— А какого ответа вы ждете? Если я скажу, что не обманываем, то это вас устроит?

— Устроит. Только вам придется немного подождать. Если хотите, можете включить на кухне кофеварку.

— Спасибо, не стоит.

Девушка перенесла телефон к себе на диван и взяла толстую записную книжку. Первый разговор занял около четверти часа, но никакого результата не принес. Второй раз она разговаривала немного короче, но с тем же успехом.

— Я же не могу прямо так вот, в лоб, взять и спросить, — пояснила она, набирая третий номер.

— Правильно, — одобрил Дима. — Конспирация нужна во всем.

Через десять минут разговора девушка начала делать рукой какие-то непонятные жесты. Костя сообразил первым и протянул ей авторучку, а потом сел обратно в свое кресло, искоса наблюдая, как она выводит на чистом листе номер.

— Вот, — объявила она, повесив трубку и покусывая колпачок авторучки. — Нашла. 24-00-17 или 24-00-37, точно не помню. Похож на номер одного моего знакомого, потому и нашла.

— Просто похож, или это его номер и есть?

— Что? А-а, нет, просто похож. Чей этот — даже без понятия. Держите.

Костя убрал листок в карман и поднялся.

— Большое спасибо. Не будем вам больше мешать.

— И больше не придете?

— Вряд ли. Надеюсь, вас это не сильно расстроит. Единственная просьба…

— Никому не говорить?

— Верно.

— Так я и сама догадалась. Что я, дура, что ли, трепаться, как я ментам помогла?

— Правильно, не надо об этом трепаться. И Марату не будем звонить, хорошо?

— Очень надо! Ему-то я что скажу? Беги, я тебя сдала!

— Очень хорошо. Значит, мы договорились? До свиданья!

Опера вышли на лестницу и, пока спускались на первый этаж, так и не услышали, чтобы сработал замок.

— Что ей, с дивана лень подняться, — пробормотал Дима, но Костя его оборвал, кратко выругавшись и сбавив шаг.

— Ручку у нее забыл.

— Что?

— Ну, ручку ей давал писать… Пошли, не возвращаться же.

— Как ты думаешь, не позвонит она ему?

— Марику-то? Вряд ли. Что она ему, действительно, скажет? Боюсь, что с номером этим ничего не выйдет. Или вообще левый окажется, или свалил он оттуда уже давно. Давай на базу, проверим.

Они вернулись в РУВД, и Костя сразу подсел к телефону. Через несколько минут выяснилось, что телефон 24-00-17 является служебным и установлен в каком-то институте, а вот второй номер — квартирный и принадлежит некому Кисловскому П. Г., проживающему в отдельной квартире на улице Камышовой.

— Камышовая — это у нас ведь где? — спросил Костя.

— Да в новостройках. 15-й отдел обслуживает. Поехали, на месте виднее. Заодно Гену привлечем, хватит ему бездельничать.

Заканчивалась суббота, по случаю очередного обострения событий в Чечне объявленная рабочим днем. За несколько предыдущих дней опера, пытаясь установить местонахождение Бараева, проверили почти два десятка человек, но результат пока оставался нулевым. Особой надежды на то, что адрес на Камышовой окажется счастливым, не было — уже отпали другие варианты, на первый взгляд казавшиеся более перспективными. В воскресенье Дима собирался отправиться с семьей на дачу, у Кости тоже были свои планы. Оба понимали, что если Марат будет задержан, то все придется отложить.

— Поехали? Сейчас Савельеву позвоню.

— С бензином плохо, — вздохнул Дима. — Когда, наконец, зарплату дадут?

— Говорили, может, к концу недели будет… У меня тоже пусто. Подожди, я сейчас подойду.

Костя вышел из кабинета, отправившись на поиски бензина. Петров проводил его, глядя с откровенным скептицизмом. Он давно уже привык к тому, что на работе приходится пользоваться своей машиной и заправлять ее за свой счет. Еще несколько лет назад затраты на бензин, расходуемый на служебные дела, хоть как-то компенсировали, но в последнее время, в связи со все ухудшающимся финансированием органов внутренних дел, вопрос этот даже не поднимался.

Костя отсутствовал довольно долго, но зато вернулся, неся в руках два талона на бензин.

— Неужели Антоныч расщедрился? — удивился Дима, слезая со стола и надевая пиджак. — Звони Гене, и поехали.

Савельев оказался на месте и, несмотря на то, что собирался уже уходить домой, выразил готовность задержаться и оказать помощь. Спустя полчаса опера сидели в его кабинете.

— Камышовая, один — два, сорок четыре, — задумчиво проговорил Гена. — Это «точка», шестнадцатиэтажная. Кооператив. В принципе, спокойный дом, за год всего одна кража была. А два года назад на чердаке мужика зарезали, так и не нашли, кто… Как, говоришь, фамилия?

— Кисловский, — подсказал Костя.

— Квартира сорок четыре. Кисловский… Хм. А, да это же Сашка Ржавый! Черт, как же я сразу-то не сообразил.

— Известная личность?

— Так, относительно. Ему сейчас двадцать два. По молодости влетал с квартирными кражами, сейчас, вроде бы, остепенился, держит пару ларьков и пункт приема цветных металлов. Родители у него были хорошие, в нашем медицинском преподавали, а сын вот такой получился… Ну что, поехали, посмотрим?

— А участковый не знает…

— Да нет, там участковый молодой, только перевелся к нам. Быстрее сами управимся. Пошли, чего время тянуть? И так поздно…

Петров остановил свою машину метрах в ста от нужного дома, и некоторое время опера сидели в кабине, вглядываясь в квадраты окон и распахнутую входную дверь.

— Так, — первым нарушил молчание Гена. — Я в пару квартир загляну, один. Поговорю с людьми, может, видели чего… А вон там, за домом, есть стоянка. Между прочим, единственная в этом районе. Не хотите проверить?

— Посмотрим, — кивнул Ковалев. — Когда встречаемся?

— Давай через полчаса у лифта. Все, я пошел.

Савельев вышел из машины, закурил «Беломор» и, сунув руки в карманы куртки, зашагал к дому.

— Нет, среди постоянных клиентов у нас такого нет, — заверил сторож автостоянки, средних лет мужчина в камуфлированной куртке и с пышными усами. — Точно вам говорю.

— А среди не постоянных? — Костя покосился через окно будки на плотно заставленный автомашинами «пятачок» между двумя домами. — На ночь-то машины берете?

— Да, но только по квитанциям!

— А без квитанций?

— Нет, у нас с этим строго! Раньше, правду сказать, бывало, но…

— Да ладно, мы ведь не из налоговой инспекции. Нам только машина нужна, а все остальное нас не интересует. По крайней мере, пока.

Сторож промокнул шею, передвинул лежавшие на столе журналы.

— Нет, зеленой «одиннадцатой» с таким номером никогда не было. Точно!

— Хорошо, — Костя взялся за ручку двери. — Но мы все-таки проверим, если не возражаете.

— Да я, как бы, и не могу разрешить, — сторож опустил глаза. — ГАИ нас проверяет, и участковый заходит, а вас я не знаю. Надо начальнику позвонить…

— А мы, как бы, разрешения-то и не спрашиваем, — ответил Костя, выходя из будки. — А просто информируем. И собачку свою попридержи, мало ли что…

Сторож остался стоять в своей будке, растерянно глядя вслед удаляющимся операм и положив мокрую ладонь на телефонную трубку.

Машина Бараева стояла во втором ряду, совсем недалеко от входа. Задние колеса были полуспущены, а на левом боку виднелась свежая царапина, оставленная, судя по всему, бампером стоявшего на соседнем месте микроавтобуса.

Дима сунул руки в карманы брюк и плюнул,

— Черт, пропал выходной. Похоже, он давно уже ей не пользовался… Пошли?

Они вернулись обратно в будку. Костя закурил, подошел вплотную к сторожу и долго смотрел ему в лицо, покачиваясь с пятки на носок.

— И сколько она стоит? — наконец, спросил он.

— Дней пять, — глядя в сторону, ответил сторож. — Ее Петрович поставил, без квитанции, на одну ночь, а он до сих пор не забирает. Начальнику уже говорили…

— А чего ж ты нам-то сразу не сказал?

— Да я ж не знал… — сторож мельком взглянул в лицо Ковалева и тут же опять принялся изучать пейзаж за окном. — Может, у человека проблемы какие, а с удостоверениями сейчас многие ходят. Чего мне-то соваться? Я ж не знаю, кто вы и откуда…

— А мы тебе представлялись.

— Да не разглядел я, мало ли, что там написано.

— Надо смотреть было. Паспорт свой давай.

Сторож, помявшись, выдал требуемый документ, и Костя переписал в свою записную книжку его данные.

— Значит, говоришь, ты этого парня и не видел? Того, который машину ставил?

— Нет, не приходил он.

— И данных его никаких у вас не осталось?

— Нет… Петрович, конечно, посмотрел у него документы — не будет же он угнанную машину ставить, так что с этим там все в порядке было, точно.

— Точно, говоришь? — Костя придвинулся к сторожу еще ближе. — Козел твоя фамилия. Не дай Бог, бл…ть, узнаю, что соврал ты нам — конец тебе, понял? Жалуйся потом, куда хочешь — мне по х… Понял?

— Понял, — подтвердил сторож, судорожно сглотнув и разглядывая теперь уже не окно, а собственные ботинки. — Я…

Костя завершил его фразу своей, нецензурной, но рифмичной, посверлил еще немного взглядом и развернулся к Петрову:

— Пошли, Димыч.

На улице он выбросил окурок, длинно и витиевато выругался и пнул ногой подвернувшуюся пивную банку.

— Ладно, не переживай. Не один он такой. И не последний.

— Это меня и радует. Сколько уже времени? Двенадцать есть?

— Почти половина первого.

— Черт, поздновато уже в хату ломиться… Ладно, придумаем чего-нибудь.

Остаток пути до дома они проделали молча. Поднявшись на крыльцо, Костя обернулся и еще раз, теперь уже беззвучно, но не менее выразительно, выругался, глядя в сторону темного массива автостоянки.

Савельев уже ждал их, прислонившись спиной к разрисованной стене и смоля «Беломор». Выражение лица у него было абсолютно спокойным и даже скучающим, но Костя с первого взгляда понял, что его поход по квартирам оказался не менее результативным, чем их — на стоянку.

— Здесь? — спросил Ковалев, останавливаясь и поправляя шнурок на ботинке.

— Здесь. Дней пять назад появился. И Ржавый тоже здесь, сейчас оба должны в квартире быть. Ржавый час назад пришел, позвонил, и ему кто-то изнутри открыл.

— Чего делать будем?

Гена пожал плечами:

— Пошли? Он мне откроет. Если, конечно, сам не при «делах».

— А если при «делах»? У них и «ствол» может быть.

— Тогда и через дверь шмальнуть может. Пошли?

— Пошли.

На восьмой этаж лифт поднимался долго, за это время Костя успел изучить все рисунки и надписи, которыми были украшены стены темной, пропахшей мочой коробки. Когда лифт остановился, Савельев достал пистолет и передернул затвор, а Ковалев расстегнул куртку, чтобы легче было, при необходимости, выхватить свой «ПМ», заткнутый сзади за брючный ремень.

Дверь в квартиру была одинарная, стандартная и давно не крашеная. Савельев встал справа, дождался, пока Ковалев и Петров займут свои места налево от нее, и нажал кнопку звонка.

Звучавшая в квартире музыка резко оборвалась, и потянулись бесконечные секунды ожидания.

Костя облизал губы. Дима разминал пальцы правой руки, медленно сжимая и разжимая их и неотрывно глядя на дверную ручку. Савельев вздохнул, посмотрел в потолок и позвонил еще раз.

Тишина.

Савельев еще несколько раз нажал кнопку звонка, а потом пнул в дверь ногой и несколько раз дернул ручку.

— Саня, открывай! Это я, Савельев. Разговор есть. Ты слышишь, нет? Открывай, я знаю, что ты дома. Ну!

Видимо, последний аргумент оказал решающее действие, и всего через минуту из коридора донеслись осторожные шаги.

— Геннадий Иваныч, это вы?

— Я, Саня, я.

— А что случилось? Я уже спать лег.

— Разговор есть. Открывай.

— А что случилось? Давайте, я к вам завтра подойду. А то я уже сплю…

— Саня, хватит выпендриваться! Открой, а то я дверь сломаю. Как в прошлый раз. Ну, давай!

— А завтра нельзя?

Вместо ответа Савельев опять ударил ногой по двери, несильно, но с достаточным звуковым эффектом.

— Сейчас открою, подождите! Только одеться надо…

— Давай быстрее.

Когда шаги затихли, Савельев повернулся к Ковалеву и бесшумно, одними губами, сказал: «Он здесь». Костя кивнул, слегка расставляя ноги и проверяя, не скользят ли подошвы по грязному бетону.

Одевался Ржавый целую вечность. Савельев начал примериваться, чтобы опять, ногой в дверь, напомнить о своем присутствии, но в коридоре раздались шаркающие шаги, а потом лязгнул, отодвигаясь, ригель замка.

Костя в последний раз промокнул ладонь о брюки.

Дверь начала открываться.

Савельев толкнул ее плечом и ввалился в квартиру, толкая Ржавого впереди себя.

Ржавый хотел что-то сказать, но, увидев лица Кости и Петрова, все понял и замолчал.

— Да нету его, — сказал он, когда Костя стоял уже посреди единственной комнаты, а Дима успел проскочить в кухню. — Спросили б, я и так бы сказал.

— Что, ушел? — спросил Савельев, оттесняя Ржавого из коридора на кухню.

— Да, часа два назад. Сказал, что к бабе какой-то поехал.

— Не свисти. — Опер почти прижал Ржавого к стенке и заговорил громким угрожающим шепотом: — Послушай, Саня, мы друг друга давно знаем. Кореш твой в нехорошее дело влип. Очень нехорошее. Не бери на себя лишнего. Он где — в шкафу?

Ржавый, возвышаясь над собеседником почти на голову, молчал и растерянно моргал.

— Ну? Там он или нет, я спрашиваю?

Ржавый медленно, не отводя глаз, кивнул.

— Понял. У него с собой есть что-нибудь?..

— Нет, — тихо ответил Ржавый.

— Понял. Посиди пока.

Савельев и Петров выскочили из кухни в комнату. Ковалев посмотрел на них.

— Там?

— Ага.

Дима держал пистолет в руке, стволом вверх. Костя вздохнул и громко, отчетливо выговаривая каждое слово, произнес:

— Марат, все закончилось. Вылезай. Без глупостей. У тебя не самое плохое положение, а шансов удрать сейчас — никаких. Вылезай.

В шкафу что-то тихо пошевелилось, и Костя напрягся, ожидая, когда откроется дверца, и готовый среагировать ва любую неожиданность, но ничего не произошло. Бараев-младший сдаваться не собирался.

— Послушай, Марат, мы ведь тебя можем сейчас пристрелить, и все. Вылезай. Ты слышишь меня? Не делай себе хуже. Там подземного хода нет, так что все равно никуда не денешься. Давай!

Дверца шкафа со скрипом отворилась, и Марат медленно, опасливо держа руки ладонями вперед, вылез и замер, морщась от яркого света.

Костя шагнул к нему, развернул спиной к себе и быстро обыскал.

— Да нету у меня ничего, — сказал Марат, опасливо поглядывая на Петрова.

— Это хорошо, что ничего нет, — Костя выдернул из-за пояса наручники и защелкнул браслеты на запястьях Марата. Отошел в сторону.

Пауза получилась довольно долгой.

Дима сунул пистолет обратно в наплечную кобуру. Марат настороженно проследил за его движением, пошевелил скованными руками, привыкая к их новому положению, и сказал:

— Я давно вас ждал. Через пару дней, наверное, сам сдаваться бы пришел. Надоело все…

Ржавый вышел из кухни и стоял теперь в коридоре, нервно куря сигарету.

— Собирайся, тоже с нами поедешь, — повернулся к нему Савельев.

— А мне-то зачем? Я же ничего не делал!

— За компанию. Собирайся, не тяни время…

Всю дорогу до 15-го отделения Марат молчал и неотрывно смотрел в окно, временами начиная болезненно моргать. Сидевший на переднем сиденье Костя искоса поглядывал на него и думал о том, что особых проблем с ним не возникнет. Когда тяжело нагруженную машину трясло на ухабах, Дима начинал привычно ругаться и обещал всех высадить и отправить пешком. Савельев молча курил «Беломор» и думал о чем-то своем, а Ржавый, откинув голову и приоткрыв рот, безмятежно задремал. Костя чувствовал усталость, перебившую даже азарт, обычно всегда появлявшийся в таких ситуациях. Он пытался мысленно представить разговор, который состоится с Маратом, и сформулировать вопросы, которые предстояло задать в первую очередь, но мысли путались и перескакивали на другое, никак с этой ситуацией не связанное, а четкого плана не получалось.

Въехали во двор отделения, и Дима с трудом нашел место для своей «шестерки» среди машин, запаркованных здесь жителями соседних домов.

— Приехали…

— Вставай, Ржавый, — Савельев ткнул его локтем в бок и открыл дверь.

Оперативный дежурный отделения встретил их с небывалой радостью, выскочив из-за пульта и бросившись навстречу.

Савельев коротко выругался и оказался прав.

— Гена, блин, хорошо, что приехал! Камышовая, пятьдесят три, разбойное нападение на магазин. Только что заявка прошла!

— Где, на Камышовой? Да мы только что оттуда.

Дежурный развел руками:

— Не знаю, две минуты назад из РУВД сообщили. Я ГЗ туда направил, пока не отзванивались. Надо ехать…

— Знаю, что надо, — Гена закончил фразу нецензурно, но очень выразительно. — А машина где?

— Наркоту, которую ты днем изымал, на экспертизу повезла, — дежурный с немного виноватым видом пожал плечами, но тут же с надеждой посмотрел на Петрова: — Может, тебя ребята подкинут?

— Ну да, у ребят своей работы хватает. Да еще и вызов, может быть, ложный.

— Вот-вот, — обрадованно подхватил дежурный. — Поэтому тебе и надо ехать, разобратся. Может, и не подтвердиться ничего. Может подкинешь, а, Дим? Тем более, если подтвердиться, то все равно по вашей линии будет. Это ж недалеко…

— Послушай, Саныч, у нас двое человек задержанных, с которыми работать надо.

— Да я понимаю, а что делать? Я их пока по разным камерам рассажу. Сейчас помощнику скажу. Женя!

Петров посмотрел на Костю:

— Ну, что скажешь? Мы смотаемся, посмотрим?

— Давайте. Я пока с Маратом начну. Гена, откроешь кабинет?

— Вот и отлично! — обрадовался дежурный. — Может, там и нет ничего! Только отзвонитесь сразу…

Петров и Савельев уехали проверять заявку, помощник Женя отвел в камеру Ржавого, а Костя с Маратом прошли в помещение уголовного розыска и разместились в кабинете Савельева.

Костя снял куртку, открыл окно, сел за стол и достал сигареты. Марат посмотрел на телефон и облизал пересохшие губы.

— Можно, я позвоню?

— Куда?

— Домой.

— И что ты сказать хочешь?

— Не знаю, — Марат пожал плечами. — Скажу, что я здесь.

— Попозже. Ты ведь, когда из дома убегал, не звонил, не говорил, где прячешься. Чего вдруг теперь такая забота?

— Не знаю, — Марат опять пожал плечами, опустил голову и начал рассматривать свои пальцы. — Спрашивайте, я все расскажу.

— А чего спрашивать-то? — Костя размял сигарету, прикурил и глубоко затянулся, откинувшись в кресле. — И так все известно, ничего нового ты не скажешь. Так ведь? Где Олег сейчас?

— Олег? Не знаю…

— Ну, вот видишь, об этом ты говорить не хочешь, а остальное и так ни для кого не секрет.

— Нет, я, правда, не знаю, где он может быть. После того, как Толик от меня сбежал, мы больше не виделись. Я ведь из дома ушел, и он тоже где-то прячется. Это все он придумал! Я вообще этого делать не хотел!

— Ну, не хотел бы, так, я думаю, и не делал бы. Он ведь тебя не под пистолетом заставлял. Мог спокойно от всего этого отказаться, но ведь полез. Кого ж теперь винить в этом?

— Нет, вы не понимаете! Ну да, да, конечно, не заставлял он меня, но как я мог после того случая отказаться?

— А тот-то случай при чем? — Костя не понимал, о чем идет речь, но изобразил абсолютное равнодушие и спокойствие, зевнул и потушил окурок. — Ты в одну кучу-то все не мешай. Разные ведь это вещи. Если хочешь, давай сначала про, как ты говоришь, тот случай поговорим, но там ведь и вообще все понятно, никаких вопросов уже давно не осталось. Думаешь, что-то новенькое сможешь добавить?

— Так ведь с того все и началось! — Марат сообразил, что, пока Олег не задержан, можно все валить на него, а дальше… А дальше — будь что будет. — Я ему случайно про эту квартиру проболтался, он меня часто спрашивал, чем отец занимается, какие у него клиенты. Я и говорил, думал, ему просто так интересно. Не знал я, зачем ему все это нужно! Он и предложил на хату эту напасть. Сначала говорил, что можно просто дверь сломать, пока бабы дома не будет, а потом предложил — в открытую, при ней. Мне уже и не отказаться было! Он пригрозил, что если я откажусь, то хату они все равно возьмут, но потом он все на меня свалит, если попадутся, скажет, что я наводчиком был.

— А так ты кем был? Потерпевшим, что ли?

— Нет, конечно, так оно все и остается, но ведь лучше-то отвечать за что-то, а не просто так, правда?

Костя неопределенно хмыкнул.

— Олег и пистолет принес. Это ведь его «ствол», знаете?

— Знаю, конечно.

— Я могу место показать, где мы его бросили.

— Зачем же было Кабана калечить?

— Кого?

— Да мужика этого, которого вы подстрелили, так зовут. Нет, я ничего не говорю, мужик-то этот, с одной стороны — дерьмо дерьмом, и не жалко его ничуть, но вам-то это зачем надо было?

— Да у него самого «пушка» была! — Марат даже покраснел от праведного негодования. — Он первый в Толика выстрелить хотел, просто не повезло ему. Сам и виноват! Я, правда, в машине все время сидел, это мне ребята говорили.

Костя вытянул из пачки еще одну сигарету и начал разминать.

— Можно закурить? — Марат протянул к столу руку, но взять сигарету без разрешения не решился.

— Бери. А почему, ты говоришь, после этого отказаться не мог? Сделали дело — и разбежались. Что, опять, что ли, тебя наводчиком выставить обещали?

— Да нет, но ведь в той квартире и не взяли почти ничего. Толик успел там рвануть немного, и то мелочь, пришлось ноги уносить, пока этот… Кабан не очухался. У нас ведь всего один патрон был! Олег мне потом говорил, что это из-за меня так получилось, что денег не поимели, а и менты, и бандиты нас искать станут. Он и предложил это дело. Говорил, сорвем бабки — и разбежимся, обещал, что все продумал, что получится все, да только я с самого начала не верил, так и думал, что хреново все кончится.

— Так не соглашался бы!

— А как отказаться? Получается, что в первый раз я людей как бы подставил, а теперь отказываюсь? Да он меня на месте и шлепнул бы! Вы ведь знаете, у него еще один ствол есть.

— «ТТ»?

— Да, от брата остался. Он ведь у него раскопками занимался, много таких железяк насобирал, а потом продавал… Олег и про девчонку про эту все узнал, она ведь к нему на дискотеку постоянно ходила. Нет, ну вы сами подумайте, откуда я-то про нее мог узнать! Он все это и придумал. Я их отговаривал, но они оба уперлись. Толя все боялся, что его бандиты найдут, хотел из города сбежать. Для этого ему деньги и нужны были. Только не получил бы он ни хрена, Олег его «завалить» собирался.

— А ты, думаешь, получил бы?

— Не знаю…

Вчера утром поступила информация из РУОП, один из отделов которого разрабатывал заместителя начальника линейного отдела милиции. Имелась запись телефонного разговора, смысл которого заместитель начальника, задержанный, наконец, за взятки и превышение власти, наотрез отказывался объяснить. Неизвестный мужчина звонил ему и просил прокомментировать ситуацию на вокзале. Разговор состоялся в тот день, когда Марков должен был выплатить выкуп за свою дочь.

— Как же вы так с деньгами-то лопухнулись?

— Не знаю, там какая-то левая заморочка вышла. Толик уже взял деньги и переложил в нашу ячейку, мы должны были девчонку отпустить, чтобы все думали, что баксы у нас, а потом, когда все уляжется, забрать их потихоньку. А какая-то фигня вообще получилась. Кто-то позвонил и сказал, что вокзал заминирован. Олег сначала все не верил, думал, Толя нас нае…ть хочет — сам деньги забрал и спрятал где-то. Потом я уже в газете прочитал об этом. Вы, наверное, не поверите, но я сейчас так жалею об этом…

— Конечно, не поверю. Если бы деньги взяли, то ты ничуть не жалел бы. Или, в крайнем случае, если бы с деньгами и пролетели, как оно и получилось, но не попался бы — так тоже никогда не жалел бы. Так что жалость эта твоя вовсе не от того, что раскаялся ты в совершенном, а от того, что попался и отвечать теперь за это придется. Что, не так?

— Да нет, вы не понимаете, но я действительно жалею. Я… Мне это на всю жизнь урок!

— Потому, что попался. Не сидел бы ты сейчас здесь — так и урока никакого не состоялось бы, радовался бы, что найти тебя не смогли, и на будущее выводы делал бы, как…

На лестнице раздались шаги, и донесся громкий пьяный голос — Петров и Савельев вели «разбойника», задержанного за нападение на магазин. Парень был неопределенного возраста, от шестнадцати до тридцати лет, высокий, здоровый, наголо бритый и одетый в черную кожаную куртку и разорванные зеленые «слаксы».

— Ну ты, бл… полегче, ты че, не понял, что ли? Бл… в натуре, вы че, ох…ли совсем? Я те, сука, сейчас покажу!

С треском распахнулась дверь, отделяющая помещение уголовного розыска от общего коридора второго этажа. Савельев заскочил в кабинет, мельком взглянул на Марата и принялся рыться в верхнем ящике своего стола, ища ключ от соседнего кабинета.

— Чего там у вас? — спросил Костя.

— А-а, — отмахнулся Гена, яростно вороша бумаги, авторучки, фотографии и прочую дребедень, которой был забит его стол. — Ничего серьезного. Сняли этого героя из кабака. Разменная пешка у «хабаровских», а строит из себя… Я его помню, еще когда он «Момент» в подвале нюхал и в ИДН истерики закатывал. Черт, где же ключи? Ввалился в ночной магазин на Камышовой, «построил» охранника, побил стекла и утащил пару банок пива… Вот, нашел! Димыч сейчас подойдет, вы тут занимайтесь, а я там быстренько определюсь.

Из коридора донесся новый всплеск мата, плавно перешедший в звуки короткой неравной борьбы, а потом и это стихло — задержанного все-таки удалось затащить в кабинет и усадить на стул.

Марату снова хотелось закурить, и он напряженно смотрел на лежавшую на столе пачку, но спросить сигарету не решался. Предлагать ему Костя не стал.

— А журналиста зачем калечить было? Еще немного — и…

— Какого журналиста?

— Того самого, на дискотеке.

— Да откуда ж я знал, кто он такой! Это Толя все. Говорили ему, что надо просто вырубить его ненадолго, а он, сука, понервничал и переборщил. Он это сделал, он! Я там вообще в стороне стоял, знал бы, что так получится — вообще не пошел бы. Он ведь нас дважды подставил — и здесь, и на вокзале потом, с деньгами. Из-за него все так и получилось. Если б он тогда от меня не сбежал, Олег его, наверное, убил бы. Все из-за него так получилось! Нас и нашли-то, наверное, только поэтому, да?

— Ну почему же? Не только… А Толя свое получил, так ведь?

— Как — получил?

Лицо Марата выразило столь искреннее удивление, что Костя сразу решил — к происшествию в строящейся школе он никакого отношения не имеет.

— Да так вот, получил. В больнице сейчас.

— Это… Олег?

Ковалев не ответил, и некоторое время они молча смотрели друг на друга, а потом Марат отвел глаза и тихо пробормотал:

— Это Олег… Он ведь, сука, и меня мочканул бы, не задумываясь.

Разубеждать его Костя не стал и продолжал молчать.

— Нашел, значит, все-таки… А где это было?

Костя назвал улицу. В первый момент Марат искренне удивился услышанному адресу и поднял глаза на опера, ожидая пояснений, но уже через несколько секунд в глазах его отразилось какое-то воспоминание, он наморщил лоб и отвернулся в сторону. Костя закурил, неотрывно наблюдая за собеседником и чувствуя, что сейчас будет сказано что-то действительно важное.

— А Гранитная улица оттуда недалеко? — глядя в сторону, осторожно спросил Марат.

— Рядом, — безразлично ответил Костя.

Марат опять замолчал, напряженно что-то обдумывая. Костя, не торопя его и не задавая вопросов, спокойно курил, после каждой затяжки аккуратно стряхивая пепел и стараясь не думать ни о чем.

— На Гранитной у него подруга живет, — наконец, сказал Марат, подняв глаза. — Ее Оксаной зовут. Я так и думал, что он у нее прятаться будет. Раньше у нее Толя жил, Олег его туда привел. Вы, наверное, это и так знаете?

Медленно стряхивая пепел, Костя молча кивнул.

— Я их туда подвозил пару раз, могу адрес показать. Только квартиру не помню. Показать?

— Не знаю, может, и пригодится. В твоем положении сейчас каждый плюс дорого стоит…

— Я ведь сам все рассказал. Скажите, а я могу рассчитывать на подписку? Я ведь не сам все это сделал, меня заставили. И сейчас я все рассказал. Меня могут отпустить?

— Трудно сказать. Не хочу тебе врать, не от меня ведь это все зависит. Сам знаешь, вопросы такие решает следователь, и не он один. Преступления-то совершены тяжкие, и вопрос об аресте в обязательном порядке ставиться будет. Ну, а уж как решат — не знаю. Сейчас многих отпускают, не то, что раньше.

— А следователь кто будет, не знаете?

— Я сейчас фамилию не помню,

— Ну, а он хоть кто — мужчина или женщина?

— Думаешь, это что-то изменит? В любом случае, настраивайся лучше на то, что, как минимум, до суда тебе сидеть придется. Если отпустят — считай, повезло, и от радости никто не умирал. А если будешь на подписку рассчитывать, а тебя закроют — тут уже…

— Я понимаю. Но я все-таки надеюсь. Отец мне говорил, что сейчас почти всех, кто первый раз попался, до суда освобождают. А у меня ведь раньше ничего не было, и сейчас я все сам рассказал. Если бы за мной сегодня не приехали, я, честное слово, не смог бы дальше прятаться, так все надоело! Вы мне, наверное, не верите, но это на самом деле так. Наверное, мне это все написать надо?

— Как хочешь. Мне с тебя надо будет брать объяснение, там я сам писать буду. Но если хочешь, можешь признание написать, вон бумага лежит, а ручку я дам. Только учти, оно один раз пишется, потом уже ни добавить, ни выкинуть ничего нельзя будет. И написано в нем должна быть полная правда, а иначе — никакой цены этому признанию не будет.

— Я напишу. Скажите… А мне потом хуже от этого не будет?

Костя пожал плечами:

— Тут уж сам решай. Признание у нас доказательством не является, смотрят ведь на объективные улики, а не на то, кто что наговорил. Признание, в основном, как характеризующий материал идет. Смотрят, осознал человек свою вину или нет, и как он к этому относится. Так что подумай и решай. Сам решай.

— Да-да, я понимаю. Сейчас, я подумаю… Можно сигарету? Спасибо. Сейчас, я подумаю… Вы ведь понимаете, я и так все рассказал, но я не хочу, чтобы мне потом за это только хуже было. Можно зажигалку?.. Спасибо. Сейчас, я покурю, и решу…

Марат все-таки написал свое признание, ограничившись в нем полуправдой, которую считал для себя спасительной. К четырем часам утра Костя закончил брать с него объяснение. Марат долго читал три плотно исписанных листа, по несколько раз перечитывая самые напряженные для себя места и внося кучу дополнений, касавшихся, в основном, руководящей роли Олега и незначительности своих собственных действий. Подписывать все это ему страшно не хотелось, он долго мял авторучку, вздыхал и ворошил листы, но потом все-таки поставил свои росписи и, склонив голову набок и болезненно морщась, вывел завершающую фразу: «С моих слов записано верно и мною прочитано».

За это время Петров успел опросить Ржавого и помочь Савельеву закончить разбираться с неудачливым налетчиком.

Когда все было закончено и Марат опустился на скамейку в камере, где уже сидел, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону местный мафиози, опера собрались в одном кабинете и без всякого желания закурили. Савельев вытащил из стенного шкафа две бутылки пива.

— Мне чуть-чуть, — предупредил Дима. — Мне еще ехать.

— А тебе никто много и не предлагает. Черт, посуда ведь осталась у Иваныча в кабинете. Можно в дежурке спросить.

— Не надо, так обойдемся…

Пиво выпили быстро, и почти не разговаривая. Савельев встал, потянулся:

— Вы как хотите, а мне домой пора.

— Выгоняешь нас, значит?

— Да нет, сидите, сколько надо, но я пошел. Мне послезавтра сутки по району дежурить, и на завтра дел хватает. Я ключ оставлю.

— Мы тоже пойдем. Костик, ты куда?

— Домой. Надо часам к десяти, хотя бы, подтянуться. Тебе, я думаю, не стоит приезжать. Я и сам не хочу завтра надолго зависать. Помогу следователю и с Маратом на Гранитную прокачусь, на дом этот посмотрю. В понедельник надо будет им заняться. Все равно завтра ни жилконтора, ни паспортный не работают.

— Давай, я с утра все-таки подъеду. Посмотрим…

— Не надо, хоть иногда с семьей-то побудь. Ничего страшного тут завтра не будет. Подкинешь до дома?

13

Ковалев приехал на работу в половине одиннадцатого. Следователь уже занимался Бараевым, печатая на машинке протокол допроса и дымя сигаретой. Раньше Косте никогда не приходилось с ним работать, и, когда он заглянул в кабинет, следователь оторвался от бумаг и строго спросил:

— Вы кого ищете, молодой человек?

Костя пожал плечами и закрыл дверь, успев встретиться глазами с Бараевым. Взгляд у Марата был потухший и слегка заторможенный. Косте показалось, что он его даже не узнал.

Костя спустился в дежурную часть и просмотрел сводку о происшествиях по району. Набор преступлений за прошедшие сутки был типичным для последнего времени: несколько квартирных краж, несколько уличных грабежей, кража со склада крупной торговой фирмы, нанесение тяжких телесных повреждений, два угона автомашин, изъятие наркотиков и множество других, более мелких инцидентов. Поговорив с дежурным, Костя вышел в коридор и столкнулся с Бараевым-старшим, который с угрюмым видом перешагнул порог и двигался к лестнице. В этот раз адвокат узнал его, остановился и даже хотел протянуть руку для пожатия, но в последний момент передумал, опасаясь, что ему не ответят.

— Здравствуйте.

— Добрый день.

— Вы, если я не ошибаюсь, Ковалев?

— Он самый.

— Значит, мне с вами и нужно переговорить. Я по поводу сына, вы же его делом занимались? Кстати, мы ведь, по-моему, и раньше встречались, я ведь тоже здесь работал…

— Не припоминаю, к сожалению.

Адвокат вздохнул, показывая, что так получается всегда и что человек нужен только тогда, когда он нужен, а потом про него все забывают.

— Но, в общем-то, дело не в этом. Я хотел узнать, насколько там все серьезно. Ну, вы понимаете…

— Понимаю. Там все достаточно серьезно. Извините, но это все, что я могу вам сообщить. Сами знаете, что более подробную информацию вам может предоставить только следователь.

— Да, я знаю, но мы же, в конце-то концов, с вами коллеги.

— С одним важным примечанием: бывшие коллеги. Поэтому еще раз вам говорю, что по всем вопросам вам надо обращаться исключительно к следователю. Видимо, больше я вам помочь ничем не могу. До свиданья.

Костя развернулся и пошел к лестнице. Адвокат задумчиво посмотрел ему вслед и, поджав губы, пробормотал что-то, явно не отличавшееся доброжелательностью.

Костя зашел в свой кабинет, открыл окно, выкинул окурки из пепельницы и сел за стол. Почти сразу же зазвонил телефон.

— Да.

— Привет!

Звонила Вика. В последнее время они встречались все чаще, но их отношения продолжали оставаться достаточно неопределенными. Костя понимал, что это полностью его вина, но не спешил вносить в вопрос ясность, хотя и знал, что рано или поздно, но делать это все равно придется.

— Привет.

— Работаешь?

— Угу, но, я думаю, недолго.

— Я тебя сейчас обрадую.

— Чего-то у тебя голос не очень радостный…

— Я уезжаю, прямо сейчас.

— Куда?

— В Кондратьевск. Срочная командировка, и отказаться — никак, там по моей теме что-то намечается, надо присутствовать. Так что можешь сегодня гулять.

— Да, конечно, обрадовала… И надолго это?

— Понятия не имею. Как получится. Думаю, дня четыре, не меньше. Через два часа поезд, а мне еще кучу всего собирать. Может, на вокзал подъедешь?

Костя промолчал, но Вика и не ожидала положительного ответа.

— Понятно. Ладно, не надолго расстаемся. Побежала я собираться. Пока!

— Счастливо! Позвони, когда приедешь.

— Обязательно. Ну все, пока!

Костя положил трубку и закурил, мрачно глядя в окно. Он рассчитывал на сегодняшний вечер, и внезапная перемена планов полностью выбила его из колеи. Костя задумался о том, чем займется вечером. После развода с женой, которая сидеть дома не любила и постоянно старалась в его редкие выходные «вытащить» его в театр, в гости или на какую-нибудь модную выставку, он почти перестал общаться со своими старыми знакомыми, а новых не приобрел. Так что отмена свидания означала, что придется заниматься домашними делами, которых скопилось более чем достаточно, или просто валяться на диване перед телевизором, благо, в холодильнике еще осталось несколько бутылок пива.

Костя подумал, что надо наконец собраться и сделать дома генеральную уборку, привести в порядок смеситель в ванной и перестирать кучу вещей, но испорченное настроение не способствовало совершению таких подвигов, и он понял, что, скорее всего, его воскресный вечер завершится в полном соответствии со вторым вариантом. Тем более завтра намечается ответственный день.

Следователь занимался с Маратом долго. Костя принялся за бумажную работу и успел за это время привести в порядок множество дел, до которых в другое время просто руки не доходили. Когда следователь выписал Бараеву «сотку» — оформил задержание на трое суток в порядке статьи 122 Уголовно-процессуального кодекса, и его отвели в ИВС, Костя прошел туда же и в специальной комнате для допросов, всю обстановку которой составляли привинченные к полу стол и два стула, несколько минут беседовал с ним, уточняя расположение дома, куда Марат привозил Олега и где жила его подруга Оксана. Марат покрыл неровными прямоугольниками и дрожащими стрелками два листа в записной книжке Ковалева, и в конце концов, Костя смог достаточно четко представить, какой именно дом имеется в виду.

Расставшись с Маратом, Костя опять поднялся в свой кабинет. Время приближалось к половине пятого, и он удивился, как быстро прошел день. На столе Петрова валялась забытая им газета. Костя просмотрел заголовки, убедился, что пара интересных статей там найдется, сунул газету под мышку и спустился в дежурную часть.

— Михалыч, я — на территорию и, наверное, с концами. Позвоню еще, но если ничего страшного не будет, то не приеду. Хорошо?

Дежурный флегматично пожал плечами, и Костя вышел на улицу. Недалеко от здания РУВД в малиновой «девяносто девятой» сидел Бараев-старший, а чуть подальше, около двух огромных джипов, стояли несколько молодых людей в строгих темных костюмах, ожидая решения участи своих знакомых, задержанных в пятницу вечером за вымогательство. Бараев проводил Ковалева долгим тяжелым взглядом, а молодые люди, когда Костя проходил мимо, замолчали.

— Он здесь работает, опером, — услышал Ковалев за спиной, отойдя от них на несколько метров.

Трамвай уже подходил к остановке, и, чтобы успеть на него, пришлось пробежаться.

Указанный Маратом дом Костя нашел сразу. Закурив, он присел на скамейку во дворе. Дом был девятиэтажный, с пятью подъездами. Марат говорил, что квартира находится где-то на средних этажах, и подъезд — тоже один из средних. Если Оксана здесь прописана, то особых проблем не возникнет, но если она снимает квартиру, живет у родственников или квартира была куплена ее отцом, то здесь придется побегать. Конечно, один дом — не город, и сужение круга поисков до такого небольшого объекта — само по себе большая удача, но Костя не очень верил в этот вариант. Слишком легко получится, если Олег до сих пор живет у нее. Интересно, почему считается, что обязательная прописка — это нарушение прав человека, и почему одним из завоеваний демократии, как получается на практике, явилась данная преступникам возможность максимально долго и качественно заметать свои следы и прятаться? Еще раз, исподлобья, Костя окинул взглядом интересующий его дом, раздавил окурок, поднялся и пошел искать местное отделение милиции.

По дороге он вспомнил старый фильм о том, как подростки нашли где-то пистолет и дважды из него стреляли — сначала в стену, а потом — по воронам, и вся милиция города была поставлена на уши, чтобы найти этих подростков и не дать им возможность воспользоваться оружием в третий раз.

В отделении милиции полезной информации получить не удалось. Ему повезло, в этот день работали и участковый, и оперативник, которые обслуживали территорию, на которой находился дом, но никто из них не знал девушку по имени Оксана или ее приятеля Олега.

— Там квартир много приватизированных. Район ведь у нас считается достаточно престижным, а здесь, так получилось, раньше много гопников жило. Как вся эта х… с квартирами началась, так их за два года всех отсюда выжили, — сказал оперативник. — Черт его знает, кто там сейчас живет. В своей-то квартире, если она купленная, можно и не прописываться.

— Да, я знаю. Думал, может, мелькали они где-нибудь.

— Нет, ничего такого не вспоминается. Извини, но ничем тебе помочь, похоже, не могу. Серьезное чего натворили?

— Да так, пошаливают. — Открывать все карты незнакомым коллегам не хотелось, и Костя решил обойтись без подробностей. — Парнишка этот не простой. Возможно, со «стволом» ходит.

— Сейчас двое из десяти со стволами ходят… Как, ты говоришь, он выглядит?

Костя еще раз повторил описание.

— Не, ничего такого не вспоминается. Если попадется — тормознем.

— Спасибо.

Они пожали друг другу руки, и Костя направился к дверям.

— Подожди-ка! Блин, совсем из башки вылетело. Была тут одна фигня на днях. Не знаю, может, по вашей теме. Что там на самом деле было — черт его знает, но, как я понимаю, получилось так, что какие-то «черные» наехали на парнишку, который с бабой гулял. Ну, знаешь эту тему, когда они в машину посадить пытаются? Здесь, видимо, то же самое получилось, но парнишка оказался не простой. У него «пушка» при себе была. Не знаю, может, это газовик был, а может, и что-то реальное, но «черные» на рожон не поперли, начали переговоры вести. Парнишка по своему виду, наверное, не из крутых был, иначе они этого и затевать не стали бы. Четких его примет нет, сам понимаешь, свидетелей там море было, но говорить никого не заставишь. Короче говоря, пока они все это дело перетирали, кто-то из зрителей все-таки звякнул по «ноль-два». Туда патрульную машину направили, но никого поймать они не смогли: «черные» прыгнули в свой «мерс», подбили на перекрестке «Москвича» и смылись, а парнишка с бабой тоже в сторону рванули. Я уж не говорю про свидетелей. Так ничего из всего этого и не получилось. Номера на «мерсе» были белорусские, так что с этой стороны, сам понимаешь, ничего не вышло. А паренек, в общих чертах, под ваши приметы подходит. Но все это, я так понимаю, тебе тоже не очень поможет.

Костя пожал плечами:

— Слишком неопределенно. Но подумать есть над чем.

— Буду рад, если поможет. Извини, но больше ничего.

— И за это спасибо. Удачи!

Костя вышел из кабинета и направился к выходу из отделения. Проходя мимо дежурной части, он вспомнил, что надо позвонить. Как оказалось, в РУВД его присутствие не требовалось и никто его не искал. Ковалев сказал дежурному, что отправляется домой, повесил трубку и вышел на улицу.

Время приближалось к семи часам, и дневная жара спала. Над северной частью города стягивались тучи, и Костя подумал, что скоро пойдет дождь. Несколько кварталов он прошел пешком, а потом встал на автобусной остановке, всего на минуту опоздав на автобус своего маршрута. Ждать теперь предстояло долго, и он стал медленно прохаживаться вдоль ряда ларьков, разглядывая выставленный товар.

— Костя! Ты, что ли?

Ковалев обернулся. Несколько мгновений он не мог узнать широко улыбавшегося мужчину его возраста, а потом шагнул навстречу и протянул руку:

— Привет!

Это был Вадик Медведев, с которым они когда-то учились в одном классе. После окончания школы они виделись несколько раз, в основном — на вечерах встреч для выпускников, когда Костя еще ходил туда. Последний раз это было года четыре назад. Медведев в то время уже работал в какой-то солидной фирме и вскоре после этого, по слухам, уехал в долгую командировку за границу.

— Здорово!

Медведев пожал ему руку с таким чувством, как будто только час назад сбежал по трапу самолета, наконец-то вернувшись на горячо любимую родину, от которой был оторван столько лет.

— Как живешь-то, Костик? Ты совсем не изменился! Черт, а я мимо проезжал; сначала не поверил, думал, похож просто! А ты что, теперь здесь живешь?

— Нет, по делам был.

— А-а, а то район-то хороший. Ну, рассказывай, чем сейчас занимаешься?

— Да все тем же.

— Все жуликов ловишь? Не надоело? Ну, главное, чтобы самому нравилось! Видишь кого из наших?

— Редко. Юрку Мезенцева встречал недавно, он в крутой бизнес ударился, постоянно какие-то фирмы открывает, весь в делах… Ты-то как?

— Отлично! Три года в Испании был, всего один раз приезжал и то — по делам, ни минуты свободной не было. Месяц назад вернулся, теперь вот отдыхаю. Представляешь, отпуск за три года сразу, почти четыре месяца. В сентябре только на работу. Устал уже ничего не делать! Слушай, ты спешишь куда-то?

— Нет, свободен, — Костя тут же пожалел о сказанном — где-то в глубине сознания звякнул сигнал опасности.

— Так поехали, отдохнем немного! Сколько работать-то можно! От работы кони дохнут. Поехали, машина есть, все остальное тоже найдем. Ну?

— Вадик, извини, но — никак. У меня через час мероприятие намечено, уже никак не отложить. Давай в другой раз?

— Не, никакого другого раза. Ты ж говорил, что уже свободен, какие мероприятия?

— Личные.

— Женщина?

— Ага.

— Я ее знаю?

— Вряд ли.

— Так у нее ж подруга, наверное, есть. Может, объединимся?.. Ладно, понял, не обижайся. Но просто так я тебя не отпущу. Я ж тебя первого встретил! Никого еще не видел. Представляешь, первую неделю, как приехал, дела передавал, а потом неделю отсыпался. К климату вашему никак привыкнуть не могу… Давай по пятьдесят капель?

— Ты ж за рулем?

— А-а, фигня. Мы ж напиваться не собираемся, а с гаишниками всегда можно договориться, это я уже понял. Давай завалимся куда-нибудь, я угощаю. За встречу. Ты здесь кабаки знаешь?.. Ерунда, найдем!

Что-то подсказывало Косте, что соглашаться не следует, но Вадик продолжал напирать, перебирая десятки вариантов возможного времяпровождения, и Костя чувствовал, что где-то в глубине души хочет согласиться, несмотря на все разумные опасения — слишком уж тусклыми были остальные перспективы на предстоящий вечер.

— Ладно, уговорил!

Медведев шлепнул кулаком по раскрытой ладони.

— У тебя час времени есть? Сейчас заедем в одно местечко, у меня там приятель работает, тяпнем по пивку, а потом я тебя отвезу, куда скажешь. Договорились? По глазам вижу, что договорились! Все, едем!

Предупреждающий сигнал зазвучал громче, но Костя, не обращая на него внимания, кивнул и вслед за обрадованным Медведевым направился к темно-зеленому «БМВ-320».

— С собой привез, — гордо объявил Вадик, устраиваясь за рулем. — Девяносто третьего года. Полтора года там на ней ездил, ни одной поломки! Только-только номера получил. Растаможка в такую сумму встала! Правда, классная тачка?

Костя кивнул.

— Во, правильно, всем нравится!..

Заведение, куда привез Медведев Костю, не имело ни вывески, ни названия, но внутри выглядело очень приятно и уютно. Свободных столиков в зале было много, и они расположились за угловым. Костя по привычке сел лицом ко входу.

— Ну чего, давай для начала по пятьдесят водочки?

— Нет, я только пиво буду.

— Да брось ты, ладно. От этого не напиваются, а для аппетита полезно. Не хочешь?.. А коньяк будешь?.. Тоже нет. Черт, а я думал, у вас там все пьют. Ну ладно, я тогда тоже не буду. Значит, пиво?

Заведение предлагало большой выбор алкоголя, но с закуской дело обстояло неважно. Как им объяснили, что-то случилось с электропроводкой, и сейчас могли подать только бутерброды и соленые орешки. Медведев несказанно огорчился данному обстоятельству и предложил отправиться в другое место, но Костя отказался, сославшись на нехватку времени.

Ему стало надоедать показное радушие бывшего одноклассника. Было во всем этом что-то неестественное и наигранное, тем более, что Костя помнил, каким Медведев был раньше. Проведенные в командировке годы сильно изменили его. Пиво подали в огромных глиняных кружках.

— За встречу! — ослепительно улыбаясь, провозгласил Медведев.

После того, как обсудили всех бывших одноклассников и общих знакомых, разговор начал затихать, несмотря на предпринимаемые Медведевым усилия найти общие темы. Костя вдруг понял, что говорить им не о чем, что выпирающее из Вадика дружелюбие раздражает его все больше и больше и ему хочется быстрее покончить с этим мероприятием и отправиться домой.

Пиво оказалось очень крепким, и, допив кружку, Костя подумал, что сам он в таком состоянии за руль бы уже не сел. Но Медведев внешне выглядел абсолютно трезвым и порывался заказать еще по кружке. Косте удалось отговорить его с большим трудом.

— Костик, я не понимаю, чего ты боишься? Ты же видишь, что я еще ни в одном глазу. Я тебя довезу, куда скажешь. У тебя же еще есть время?

— Уже нет.

— Тогда поехали. Давай, на дорожку, по пятьдесят грамм тяпнем?

— Нет. Не люблю с пивом мешать.

— Правильно, я тоже не люблю. Но сегодня это не помешает. За встречу, давай?

— Не стоит.

— Вот ты зануда! Ну ладно, не стоит, так не стоит. Слушай, я знаю, от чего ты не откажешься! Тут готовят один коктейль, нигде в городе его больше не найдешь. Ты его просто должен попробовать. Он всего-то — пять градусов, но вкус изумительный. И готовят его, между прочим, тоже из пива. Там пиво и еще восемь каких-то компонентов.

— Водка, наверное. И называется он «ерш».

— Не, не «ерш». Давай, и — пойдем. Пять минут.

Коктейль Косте понравился. Вкус у него, действительно, был приятный, хотя крепость намного превышала обещанные пять градусов.

— Раньше они лучше делали, — недовольно объявил Медведев, отставляя пустой стакан. — Все портится. Пошли?

— Пошли.

Они поднялись и пошли к выходу. На пороге Вадик остановился и хлопнул себя по лбу.

— Извини, совсем забыл. Мне позвонить надо. Держи ключи, а я сейчас подойду. Там центральный замок, снимешь с сигнализации, и все. Садись, я быстро.

Костя устроился на переднем пассажирском сиденье, чувствуя, что захмелел сильнее, чем можно было ожидать. Ощущение опасности ушло.

Вадик вернулся через минуту, уверенно сел за руль и стартовал с места, демонстрируя скоростные возможности своей машины. Ехали молча. Костя опустил боковое стекло и прикрыл глаза, подставив лицо под поток прохладного воздуха.

Подъехать к самому подъезду не удалось — дорогу во двор перегородил грузовик, и Вадик, ругаясь, остановил машину за ним.

— Звони. У меня телефон старый. Собираюсь квартиру купить, надоело с родителями жить, но до этого еще далеко. Помнишь телефон-то?

— Записан.

— Ну, тогда все. Нашим, если кого увидишь, привет передавай. Пока!

Костя вылез из «БМВ» и пошел к дому. Вадик лихо развернул машину и, включив магнитолу, рванул с места.

Костя достал сигареты. В пачке оставалась последняя штука, и он подумал о том, что надо вернуться к ларькам и купить. Но разворачиваться и идти квартал до перекрестка было лень, и он, потоптавшись на месте, продолжил путь к подъезду, решив, что если очень приспичит, то сходит потом, а вообще постарается обойтись без курева и пораньше лечь спать.

Сигарета тянулась очень плохо. Костя остановился и долго разглядывал ее, пока не заметил разрыв около фильтра. Со злостью отбросив окурок в сторону, он открыл тяжелую дверь и вошел в дом.

На лестнице было темно, только где-то на верхнем этаже горела лампочка. Ставя ногу на нижнюю ступеньку, Костя услышал слева какой-то шорох и начал оборачиваться, но реакция была ослаблена алкоголем, и он не успел. Сильный и точный удар обрушился на голову. Перед глазами вспыхнула оранжевая молния, а земля встала на дыбы и понеслась ему навстречу, но удариться лицом о ступени Косте на дали. В самый последний момент его подхватили и, замедлив падение, плавно опустили на лестницу. Другие руки рывком задрали на спине куртку и выдернули из-за пояса пистолет. Острое лезвие швейцарского офицерского ножика рассекло кожаный шнурок, протянувшийся от скобы на рукоятке пистолета к брючному ремню, и табельный «ПМ» исчез в чужом кармане.

Все это заняло несколько мгновений. Тихо закрылась входная дверь, и две приземистые фигуры в неброской темной одежде направились к перегородившему въезд во двор грузовику. Оба шли, не торопясь, и ничем не привлекали к себе внимания. Подойдя к машине, один из них, доставая ключи, пнул ногой переднее колесо, а второй закурил и, ожидая, пока ему изнутри откроют дверцу, смотрел по сторонам.

Когда грузовик выбрался на проспект и покатил, набирая скорость, к центру города, сидящий на пассажирском месте достал из бардачка радиотелефон и набрал «02».

— Алло, это милиция? Здравствуйте! Понимаете, я только что провожал свою девушку и видел, как по двору болтается пьяный, с пистолетом в руке… Нет, я не знаю, какой у него пистолет, может, и газовый, но вы, пожалуйста, проверьте. Я видел, что он зашел в подъезд дома номер семнадцать… Улица Ольховая… Да… Нет, я из автомата звоню. Сейчас мне его не видно. Но перед этим, понимаете, он что-то бормотал о том, что он сотрудник милиции… Нет, не в форме. Ага, спасибо. Проверьте, пожалуйста.

Отключив трубку, он посмотрел на своего напарника и ухмыльнулся:

— Нормально получилось. Жаль только, что сильнее нельзя было. Я бы их всех…

— Успокойся, — водитель был старше по возрасту, опытнее и рассудительнее. — Делай то, за что тебе платят. А остальное нас не касается.

Через несколько минут во двор дома семнадцать по улице Ольховой медленно въехал патрульный «УАЗ».

— Никого тут нет, — мгновенно определил сидевший на заднем сиденьи милиционер с пустыми погонами и автоматом на коленях. — Конечно, сколько уже времени-то прошло!

Водитель остановил машину посреди двора. Старший наряда распахнул дверцу и сплюнул под колеса, о чем-то раздумывая. Приняв решение, он вылез из машины.

— Толик, пошли посмотрим в подъездах. Может, еще и болтается где.

Толику куда-то ходить и что-то проверять явно не хотелось, но спорить он не стал и, закинув автомат на плечо, спрыгнул на асфальт.

Они безрезультатно проверили два подъезда. Толик вопросительно посмотрел на своего командира, расстегнул кармашек на рукаве куртки и достал пачку «Мальборо».

— Проверим еще там, — не оборачиваясь, прапорщик зашагал к приоткрытой входной двери.

Толик прикурил, коротко выругался и пошел следом. В подъезде, головой на нижних ступенях лестницы, лежал человек. Пока прапорщик разглядывал тело, тренированный на алкогольные ароматы нос Толика уловил знакомый запах.

— Ах ты, сука! Нажрался, а мы за тобой бегать должны! — с короткого размаха Толик врезал тяжелым ботинком под ребра лежавшему. — Делать нам больше нечего!

— Подожди! — прапорщик заметил обрезанный пистолетный ремешок, но остановить подчиненного не успел, и высокий шнурованный ботинок еще раз, хотя и с меньшей силой, ткнулся в бок незнакомца.

— Стой, я тебе говорю! Не видишь?

— Чего? — Толик был занят важным делом — выбрасывал окурок, и обращать внимание на какие-то мелочи времени у него не было. — Да я его уже видел! Он где-то здесь живет, у нас в отделе уже раз двадцать был. Мы с Кирей его как-то по пьяни задерживали, он на Клеверной у кабака болтался…

Лежащий перед ними мужчина застонал и приподнял голову.

— Не хрен пить, если не умеешь, — нравоучительно произнес Толик и поднял ногу, раздумывая, стоит подкрепить слова действием, или пока подождать.

Прапорщик присел на корточки и потряс мужчину за плечо. Он попытался открыть глаза, но тут же зажмурился, что-то тихо пробормотав.

— Чего? — Толик презрительно скривился и плюнул на пол. — Не слышу, громче давай!

Прапорщик перевернул мужчину на спину и быстро ощупал одежду. В правом нагрудном кармане рубашки лежало что-то твердое, знакомых размеров, и, расстегивая пуговицу, он уже догадался, что именно сейчас достанет.

— Капитан милиции Ковалев Константин Егорович, старший оперуполномоченный, — тихо прочитал прапорщик секунду спустя и, переведя взгляд на обрезанный конец пистолетного шнура, добавил: — Если «ствол» ушел — конец ему…

Толик переминался с ноги на ногу, теребил брезентовый автоматный ремень и молчал.

— Чего застыл? — сказал прапорщик. Армейской жесткости в его словах не было, прозвучали они метко, по-домашнему, но Толик дернулся и шагнул в сторону двери. — Скажи Шурику, пусть машину сюда под гонит. Не стой.

Когда подчиненный выскочил на улицу, старший наряда приподнял незнакомого капитана и усадил, прислонив спиной к стене.

— Чего ж с тобой случилось-то?

Следующие несколько часов Ковалев, хоть и окончательно пришел в сознание, находился в состоянии, похожем на транс. На место происшествия — в подъезд его дома — слетелось множество народа. Постовые, участковые и опера местного отделения, районное начальство, промелькнул даже кто-то из прокурорских работников. Костя постоянно отвечал на одни и те же вопросы и через некоторое время неожиданно понял, что ему никто не верит. Напрямую никто этого не сказал, но по выражениям лиц и интонации, с которой его в очередной раз просили пересказать все с самого начала, он догадался, что общее мнение сводится к тому, что оружие он попросту прое…л по пьяни, а теперь, нелепыми и ничем не подтвержденными байками, пытается оправдаться. Запах алкоголя налицо, а вот следов побоев — не видно. И как объяснить ту телефонную заявку, благодаря которой его и нашли?

Вскоре приехал ответственный от руководства Правобережного РУВД майор Шлыков. Он всю жизнь проработал участковым инспектором, а сейчас командовал каким-то организационным отделом в управлении и мгновенно сделал выводы о причинах и сути случившегося. Задав несколько вопросов и не выслушав ответы, он многозначительно кивнул, смерил Ковалева презрительным взглядом и удалился к группе руководителей местного управления.

Через несколько минут Ковалева отвезли в районный травмпункт. Когда шли от машины к зданию поликлиники, сопровождавший его опер тихо произнес:

— Я попробую с врачом договориться, чтобы он алкогольное не ставил. Побольше на голову жалуйся… Ну, да ты сам знаешь!

Пока Ковалев сидел в коридоре и разглядывал выписанную ему карточку травматика, опер заскочил в кабинет к врачу.

Молодой врач поначалу благосклонно отнесся к высказанной ему просьбе, но когда услышал звание и должность Ковалева, взгляд его изменился: он вспомнил пустырь и двух «оперов», которые ограбили его несколько дней назад.

— Хорошо, ведите вашего больного, — оборвал он опера и начал перекладывать бумаги на столе.

— Нормальный мужик попался, обещал помочь, — услышал Костя, когда его коллега выскочил из кабинета. — Пошли, сейчас быстренько все оформим…

Костя жаловался на сильную головную боль и пытался изобразить все известные ему симптомы сотрясения головного мозга, при этом чувствуя себя настолько омерзительно, что не мог смотреть на врача и помогавшую ему пожилую медсестру. Выйдя обратно в коридор, он вздохнул с облегчением и всю дорогу до отделения беспрерывно курил.

В отделении его уже ждал Петров. Он успел побеседовать с местными оперативниками и общую картину происшедшего представлял.

— Как же ты так?

— Мудак потому что, — ответил Костя, направляясь в кабинет начальника, чтобы писать рапорт.

Вскоре поступила телефонограмма из травмпункта. В ней говорилось, что обратившийся к ним гражданин Ковалев жалуется на головную боль, но телесных повреждений у него нет и подозрение на сотрясение головного мозга объективно ничем не подтверждается, но зато наличествуют все признаки алкогольного опьянения.

Сопровождавший Ковалева в «травму» опер громко выругался.

Костю отвезли в больницу. Содержание алкоголя в крови оказалось соответствующим состоянию опьянения средней степени.

— Пиво, значит, пил? — Шлыков, вертя в руках справку. — Не умеешь врать — так и не берись тогда уж…

Под утро все формальности были, наконец, закончены. Петров ждал его во дворе отделения, прохаживаясь вокруг своей белой «шестерки».

— Куда сейчас? — спросил он, усаживаясь за руль и доставая ключи.

— Давай этот адрес проверим, где мой одноклассник обитать должен.

— Думаешь, он…

— Водку-то мне в пиво намешал кто-то. Не он, конечно, а бармен, но с его подачи.

Дима включил скорость.

— Если он хоть как-то при «делах», я ему, суке…

— При «делах», и еще как. Только вот дома его не окажется. Ни сегодня, ни в ближайшее время. Но проверить надо.

Доехали быстро. В двух окнах квартиры горел свет, но зеленого «БМВ» нигде поблизости не наблюдалось.

— Не в цвет, — вздохнул Костя, выбираясь из машины. — И сейчас еще целую жизнь будем в дверь долбиться…

Он оказался прав. Женский голос через дверь ответил им, что никакого Вадика здесь нет и никогда не было, но пустить их в квартиру наотрез отказались, и пришлось долго ждать, пока приедет наряд местного отделения, а хозяйка рассмотрит в окно патрульные «Жигули».

Проверив у оперов удостоверения и успокоив перепуганную женщину, милиционеры уехали на следующую заявку.

— Я эту квартиру два года назад купила, через агентство. Могу документы показать. А что, что-нибудь не так?

Петров бегло просмотрел договор купли-продажи и какие-то другие бумаги. Ничего полезного в них не было.

— Я же по глазам вижу, что что-то случилось, — допытывалась хозяйка. — Просто почему-то не хотите мне говорить. Кого-то убили? Сейчас с этими квартирами столько всякого творится, просто ужас!

— Извините за беспокойство и до свиданья, — Костя повернулся к двери.

— Нет уж постойте, вы мне должны объяснить! — возмутилась женщина.

— К вам это никак не относится, — ответил Дима, протискиваясь мимо нее на выход.

— Но я должна знать! — донеслось им вслед, когда они сбегали по лестнице.

— Куда теперь? Бармена за «хобот» брать? — спросил Дима, отпирая дверцы машины.

— Каким образом? — усаживаясь на переднее пассажирское сиденье, Костя пожал плечами, — Не в лес же мы его повезем, там-то он все бы рассказал… Давай домой.

— Домой?

— А куда еще? — Костя закурил сигарету и прикрыл глаза. — Черт, голова болит, не соображаю ничего. Сам посуди, как все это организовано было. Мы своими метаниями сейчас только людей насмешим. Им ведь не пистолет нужен был, у них другая цель была.

— Какая?

— Меня подставить. На пистолет, сам по себе, им наплевать. Не было бы его — чего-нибудь другое придумали.

— И чего же они хотят?

— Вот этого я и не понимаю… В перспективе меня увольнение ждет.

— Ну, это еще…

— Не «ну», а ждет. Федю Брауна за утерю «ствола» без всяких разговоров уволили, хотя на него нападение реальное было, со свидетелями и травмами. Чего ж про меня-то говорить? Если я его не найду за месяц-полтора, пока мой вопрос решаться будет. Но я почему-то не верю, что найду его. Не бывает так хорошо. Но вот кому все это надо?

Они остановились перед светофором, и Петров, оторвав взгляд от дороги, посмотрел на напарника.

Они поняли друг друга.

— Только почему так сложно? — пробормотал Костя.

— Я не люблю действовать за глаза, — сказал Александр Петрович, глядя мимо Ковалева в окно и перекатывая по столу карандаш. — И поэтому говорю прямо. Я буду ходатайствовать о вашем увольнении.

Несколько дней назад начальник ОУРа подполковник Поляков ушел в отпуск, и отдел возглавил его заместитель, именуемый обычно Пифагором, Архимедом или каким-либо другим научным прозвищем — за пристрастие к длинным пустым речам и полное непонимание сути работы. В уголовный розыск, да еще и на руководящую должность, Александр Петрович попал случайно, благодаря родственным связям в управлении кадров главка и каким-то своим личным, очень непонятным заслугам. Место это он сам для себя считал проходным и давно настроился перепрыгнуть в один из уютных кабинетов хозяйственного управления, но нынешний обладатель вожделенного кресла не торопился его освобождать, и приходилось ждать, героически снося тяготы и неприятности непонятной, а потому давно опротивевшей службы.

— Утрата боевого оружия — это очень серьезный проступок. Проступок, если не сказать больше, — начальник сделал паузу и впервые за все время разговора посмотрел на Ковалева, но теперь тот уклонился от взгляда, с безразличным видом рассматривая стоящий на подоконнике горшок с кактусом.

— Плохо, что вы этого не понимаете, — Александр Петрович вздохнул и возобновил прерванное занятие — катание карандаша по столу. — Тем более, когда все это произошло при таких… м-м… обстоятельствах. Обстоятельствах, в которых, кстати говоря, еще надо разобраться. Ваша, так сказать, версия, никакого объективного подтверждения пока не находит. Где этот одноклассник, который якобы угощал вас пивом? Он выписался три года назад и переехал на постоянное место жительства в Израиль. Родственники утверждают, что последний раз он приезжал весной девяносто третьего… Бармен утверждает, что ничего крепче пива вы у него не пили, но пришли вместе с каким-то мужчиной и были уже навеселе. Перед уходом выпили у него коктейль. Медведева, о котором вы столько говорите, он по фотографии не опознал. Неизвестный, который звонил по «02», сообщил, что вы попросту болтались, будучи пьяным, по двору своего дома и размахивали пистолетом. Конечно, дать официальные показания он не может, но факт остается фактом. Врачи зафиксировали наличие алкоголя в крови, но никаких телесных повреждений. Кроме ваших, опять-таки голословных, жалоб на головную боль. Не слишком ли много всего получается? Думаю, даже вы согласитесь, что, если посмотреть непредвзято, то все это можно объяснить очень просто: нажрались и оружие потеряли. Может быть, кто-то у вас его и вытащил, но только после того, как шатались, размахивая стволом, по своему двору, а потом свалились в подъезде и уснули. Не так?

— Не так, — спокойно отозвался Ковалев, продолжая рассматривать кактус.

— Что ж, проверка ведется, и о результатах ее говорить рано. Но лично я не думаю, что выводы ее будут хоть в чем-то для вас положительными.

— А я на другое и не рассчитываю, — Ковалев оторвался от кактуса и посмотрел начальнику в глаза. — Вы, насколько я понимаю, тоже.

— Я бы на вашем месте не стал так хорохориться. Впрочем, смею надеяться, я бы на нем никогда и не оказался.

— Не сомневаюсь.

В словах Ковалева явственно просматривался второй смысл. Раздумывая над этим, Александр Петрович не успел подхватить карандаш, и тот свалился на пол. Наклоняться за ним начальник не стал.

— Как это следует понимать?

— Как хотите, — Костя пожал плечами. — Просить или оправдываться я не собираюсь. Если вы полагаете, что этими разговорами можно что-то изменить, то я так не считаю.

— Изменить что-либо уже сложно. Я не думаю, что в ближайшее время удастся найти пистолет. Но из всего случившегося нужно делать выводы. По крайней мере, разобраться в причинах случившегося.

— Чего тут разбираться? — Костя пожал плечами. — Я во всем виноват. Надо было раньше думать. А насчет того, что «ствол» в ближайшее время не найдется — тут вы абсолютно правы.

Фраза опять прозвучала очень многозначительно, и Александр Петрович, глядя на подчиненного, попытался определить, какой же второй смысл был в нее вложен, но догадаться так и не смог — Ковалев с самым безразличным видом достал пачку сигарет и закурил, не спрашивая разрешения. На душе у начальника остался неприятный осадок, и он поспешил закончить беседу.

— Еще раз повторю, что буду ходатайствовать об увольнении. Слава богу, желающих устроиться к нам сейчас достаточно, есть из кого выбирать. Замечаний к вам и раньше хватало, но последний ваш… подвиг, вообще переполнил край. Неизвестно еще, где этот пистолет всплывет и для каких целей он будет использован.

— Ну, кому-то это наверняка известно.

— Что?

— Хотя такие вещи до «шестерок», как правило, не доводят.

— Что? Послушайте, Константин… э-э-э… Егорович… У меня складывается такое ощущение, что вы постоянно говорите какими-то намеками. Непонятными намеками. Может быть, вы скажете прямо, что вы имеете в виду?

Костя пожал плечами:

— Не очень вас понимаю… Я только хотел сказать, что тот, кто украл у меня пистолет, наверное, знает, как он им дальше распорядится. А уж какие намеки вы во всем этом увидели — извините, не понимаю.

Александр Петрович хлопнул ладонью по столу:

— Ладно, хватит. Идите и работайте. Пока… Доделывайте то, что осталось.

— А что мне еще остается?

Костя бросил недокуренную сигарету в пепельницу и вышел из кабинета.

— Надо ведь что-то делать! — Петров подошел к окну, раздраженно подвинул в сторону занавеску и присел на подоконник. — Не бывает ведь безвыходных положений, ты сам это прекрасно знаешь. Должны быть какие-то ходы, надо просто хорошо подумать!

— Брось, — Костя поморщился. — Посмотри на вещи реально. Оба мы прекрасно понимаем или, по крайней мере, догадываемся, откуда все это идет. Так? Так! Ну, а дальше-то что? «Ствол» сейчас лежит где-то в укромном месте и дожидается своего часа. Сомневаюсь, что сегодня или завтра побегут кого-то из него «мочить». Не для этого его брали. Но как-то он проявиться должен, это само собой. Только не сейчас. Я думаю, после моего увольнения. Кто-то решил со мной поиграть.

Дима посмотрел на напарника с откровенным скептицизмом.

— Нет, это действительно так. Иначе не было бы смысла весь этот огород городить. Если уж у Медведева номера на машине были «левые», то… Согласись, просто раздобыть «ствол» можно было без всех этих заморочек. Нет, надо было меня основательно подставить. И у них это получилось. Прос…ть по пьяни оружие — куда же больше. Пифагор прямо сказал, что будет настаивать на моем увольнении. Много времени это не займет. В течение месяца, я думаю, все это решится. А вот потом начнется основное.

— И в чем же это основное будет заключаться?

— Не знаю, — Костя пожал плечами. — Я не полковник Гуров. К сожалению… Первый раунд они выиграли. А своим дерганьем мы им сейчас только удовольствие лишнее доставим. Ну, посмотри ты трезво: да, знаем мы заказчиков, но как на исполнителей выйти? Единственная ниточка ко всему этому была — Медведев, так и ее они аккуратно обрезали и смотали. Что остается? Бармен?

— А что, ты считаешь, что он не при «делах»?

— Не знаю. Вполне возможно, что очень даже при «делах». Только нам это уже все равно не поможет. Он с сегодняшнего дня в отпуск ушел. Проводить его собирался на Кипре, даже путевку заранее купил. Вернее, как я понимаю, ему купили…

Петров выругался.

— Не огорчайся так сильно. — Костя достал сигареты. — Будешь? В любом случае, ничего особо ценного он сказать, я думаю, не смог бы. Так, мелкий исполнитель… Сомневаюсь даже, что он знал, откуда вообще ветер дует. Ему сказали, он сделал.

— Ну, и что ты предлагаешь? Сложить руки и сидеть?

— Почему? — Костя взял со стола пепельницу, поднялся и подошел к стоящей около двери корзине для бумаг. — По-моему, у нас и так работы хватает. Надо с Олегом заканчивать…

— А на это, значит, плюнуть, — Дима слез с подоконника и, набычившись и уперев руки в бока, прохаживался по кабинету.

— Зачем плюнуть? — К дну пепельницы прилипла жевательная резинка, и Ковалев, сжимая сигарету зубами и щурясь от попадавшего в глаза дыма, сковырнул ее спичкой. — Просто ждать. Продолжение ведь будет…

— Продолжение всегда хуже начала, — буркнул Дима.

— Это уж — как повезет. Может, еще и придумаем чего…

Позвонив на вокзал, Олег узнал, что билеты на поезд до Петербурга продаются свободно и купить их можно даже перед самым отъездом — свободных мест навалом в любом вагоне. Расписание движения поездов не изменилось, и Олег планировал покинуть город в 18.15 вторника.

В воскресенье, когда Олег мылся под душем и, закрыв глаза, представлял себя лежащим на верхней полке в купе, Оксана случайно нашла его пистолет. Она не имела опыта обращения с оружием, хотя и бывало так, что некоторые ее знакомые хвастались своими «машинками». Рассматривая «ТТ», она случайно нажала расположенную на рукоятке кнопку, и на пол вывалился магазин. Желтые, с торчащими пулями патроны никак не походили на газовые. Сглотнув подступивший к горлу тяжелый комок, Оксана торопливо всунула магазин на место и спрятала оружие. Она едва успела сделать это и отойти от опасного места, как в комнату вернулся Олег.

— Ну что, моя радость, скучаешь? — насквозь фальшиво спросил он, вытирая широким махровым полотенцем голову, а спустя минуту, отбросив полотенце, повалил ее на диван.

Понедельник они весь день провели дома, смотря кабельное телевидение и почти не разговаривая. Предстоящий отъезд, несмотря на заключавшиеся в нем положительные стороны, заставлял Олега нервничать, и он все чаще доставал из бара бутылку перцового «Абсолюта». По мере приближения вечера, владевшее Олегом напряжение возрастало, и хотя каждая новая доза становилась больше предыдущей, алкоголь не оказывал привычного расслабляющего воздействия. Олег злился, и ставшая в последнее время традиционной, а потому уже не доставлявшая никому удовольствия ночная близость на этот раз вышла совсем скомканной и безрадостной.

Олег взял с тумбочки сигареты и долго не гасил зажигалку, с ненавистью глядя на лицо уснувшей рядом девушки. Оксана просила его не курить в спальне, но сейчас ему было наплевать на ее запреты, и он несколько раз глубоко затянулся, стряхивая пепел под кровать. Потом все-таки встал, накинул рубашку и вышел на балкон.

Ночной город всегда манил его, но в последнее время он же заставлял Олега испытывать и острое чувство неполноценности. Раньше он любил выбраться в центр и погулять по залитым светом широким проспектам. Всего несколько лет назад это было, а кажется, что прошла вечность. Столько всего изменилось. Червонец гарантировал приятное времяпровождение на весь вечер, и не было никаких проблем с тем, чтобы в любое время добраться домой. В последний раз, оказавшись на центральном проспекте, он пронесся по нему бегом, ощущая буквально физическое давление от обступивших со всех сторон сверкающих казино, ресторанов, супермаркетов и элитных магазинов. Зеркальные стекла витрин отражали именно тот мир, в который он так стремился; эти же стекла показывали его самого и гнали его прочь, обозначая невидимую границу, которую ему так и не удастся переступить.

Олег сплюнул с балкона вниз, двумя затяжками прикончил сигарету и сбросил окурок.

Завтра его жизнь должна перемениться. Что ж, не повезло здесь — значит, суждено добиться успеха там. Олег слышал много историй о том, как ребята с периферии, попав в большой город, быстро пробивались наверх. Он не сомневался, что его ждет то же самое. Воображение рисовало волнующие картины будущего успеха. Пусть у него нет денег или крутых связей, но зато он приобрел жизненный опыт, доступный далеко не каждому. Это уже не так мало.

Олег вернулся в постель, но еще долго не мог уснуть, а потом ему приснился сон, полностью соответствующий представлениям о настоящей жизни: белая рубашка, приятная тяжесть отягощенного баксами «лопатника» в нагрудном кармане, шикарная иномарка и сверкающий огнями реклам центральный проспект. Соседнее кресло правда, почему-то пустовало, но эта проблема казалась легко разрешимой: вдоль проезжей части по тротуару выстроились целые шеренги блондинок, и он медленно катился мимо них, решая, на какой остановить свой выбор…

— У нас хлеб закончился, — хмуро объявила Оксана, когда он пришел на кухню для завтрака. — И масла почти нет.

— Что же ты мне раньше не сказала? — озабоченно ответил Олег, подсаживаясь к столу. — Были ведь в магазине… Ты не сходишь? У меня чего-то голова болит, не хочу никуда выходить.

Удивленная неожиданным предложением, Оксана замерла у плиты.

— Нет, правда, — продолжал Олег, придвигая сковородку с яичницей и выбирая себе больший, из двух оставшихся, кусок хлеба. — Может, тебе сходить куда-то хочется, а ты все со мной сидишь и не говоришь ничего. Если надо — иди, не обращай на меня внимания, я тут отдохну… Очень вкусно сегодня получилось!

В половине первого Оксана собралась и ушла, пообещав вернуться часа через три. Олег проводил ее до двери и, на прощание, долго целовал, внутренне смеясь и восторгаясь своими актерскими способностями.

Из кухни он видел, как девушка прошла вдоль дома и встала на остановке, а спустя всего минуту села на автобус.

Запасной комплект ключей лежал на своем обычном месте. Олег взял связку и прошел в комнату, решая, какие вещи надо брать с собой, а что не жалко и бросить.

Сборы были недолгими. Оставлять ничего не пришлось, все его имущество уместилось в одной небольшой сумке. Взяв из шкафа Оксаны пару новых полотенец и несколько носовых платков, он бросил их туда же и застегнул «молнию». Все. Олег закурил и присел на диван, повинуясь известной примете, в которую сам никогда не верил. Он попытался подвести какой-то итог своей жизни в этом городе, но отдельные картинки прошлого перебивались радужными мечтами о предстоящем успехе, и четкой панорамы не получилось.

Раздавшийся телефонный звонок заставил его прерваться. Отвечать не хотелось, но это вполне могла звонить Оксана, и пришлось подняться и пройти в спальню. Он снял трубку и подождал, вслушиваясь в треск и шипение на другом конце линии.

— Алло!

Никто не отозвался, а спустя мгновение вообще повесил трубку. Олег пожал плечами и посмотрел на часы: время уже поджимало.

Он встал на коленки и заглянул под кровать. Свернутый из шелковой майки узелок был на месте, но, протянув руку и отцепляя его с крючка, Олег почувствовал, как похолодела спина: под несколькими слоями тонкой материи не ощущалось ничего.

Пальцы начали дрожать и долго не могли справиться с узлом. С трудом распутав его, он растянул бледно-розовую майку на полу, плюнул и выругался. Оксана убрала деньги и золото.

Олег опять заглянул под кровать, но ни цепочек, ни банкнот там не валялось.

Из оцепенения его вывело тиканье будильника. Схватив подушку, он сначала сшиб ею на пол часы, а потом сорвал со стены бра.

— Сука! Ах ты, сука драная! — постоянно твердил он, размахивая подушкой и сметая косметику, книги и сувениры. — Я тебя, с-сука…

Со звоном осыпалось на пол разбитое зеркало. Олег остановился, сел на кровать и закурил. Оставалась надежда, что Оксана просто перепрятала вещи.

Через четверть часа поисков он начал понимать, что ни золота, ни денег в квартире больше нет, а через тридцать минут окончательно убедился в этом. Она все унесла и унесла, видимо, сегодня — еще совсем недавно он проверял тайник, и тогда все было на месте.

Олег прошелся по разгромленной квартире, поддевая ногами валявшиеся на полу вещи и пытаясь сосредоточиться. Откладывать отъезд, тем более после того, как он устроил такой погром, нельзя. Денег взять негде. Значит, остается одно — дожидаться, когда вернется Оксана. Время еще есть, и, если повезет, он успеет на этот поезд. Придется с ней обойтись жестко, но другого выхода нет. Если будет себя разумно вести, то ничего страшного с ней не случится. В конце концов, она стольким ему помогла, и он это тоже помнит.

Олег вернулся на кухню, сделал себе кофе и сел у окна. На часы он старался не смотреть.

— Не прописана, и паспорт не получала, — вздохнул Петров, когда они вышли из РЭУ и сели в его машину. — Какие будут предложения?

— Пробежимся по квартирам. Если она здесь живет, то кто-то же ее должен знать, — отозвался Костя.

Включая зажигание, Дима вздохнул:

— Туфта все это… Чувствую, «пустышку» тянем.

— А что еще остается? Сам не очень верю, но других-то концов нет. Если он вообще еще в городе, Я бы на его месте давно уже свалил. — Костя не надеялся, что след окажется верным, но ему было необходимо заняться какой-то живой работой, пусть даже и бесполезной, чтобы отвлечься от своих проблем, путей к разрешению которых он пока не видел.

— Я бы на его месте вообще этим не занимался, — пробормотал Дима, выруливая со двора на проспект. — Куда, сразу на место поедем?

— А куда еще? Давай сразу, чего оттягивать-то?

Олег находился в туалете, когда пришла Оксана. Услышав скрип открываемой двери, он поспешно спустил воду и выскочил в коридор, готовый к любым неожиданностям.

Оксана растерянно смотрела на разбросанные вещи, перебирая в руке ключи. У нее было несколько секунд, чтобы, оценив ситуацию, выскочить на площадку и убежать. Но она не успела воспользоваться своим шансом. Олег схватил ее за руку, отшвырнул в сторону и захлопнул дверь.

— Привет, — настороженно сказал он, не спуская с девушки глаз. — Хорошо погуляла?

— Ты мне сделал больно, — она потерла предплечье.

— Это пройдет. Пошли в комнату, поговорить надо.

Оксана наклонилась, поднимая выброшенную из шкафа коробку с туфлями.

— Что здесь произошло?

— Грабители побывали, — Олег пожал плечами. — Сейчас, знаешь ли, опасно оставлять квартиру без присмотра.

— Ты что-то искал? — трясущимися руками Оксана надела крышку коробки и растерянно обернулась, ища место, чтобы поставить ее. — Сказал бы так, что тебе надо…

— Вот об этом мы сейчас и поговорим. — Олег посмотрел на часы. — К сожалению, у нас слишком мало времени. Иди в комнату. И поставь ты это куда-нибудь!

Оксана пристроила коробку на стиральную машину.

— Пошли, потом будешь прибираться!

Она села на диван. Олег выдвинул из угла кресло и присел на подлокотник. Правая рука машинально нырнула под куртку и легла на рукоять пистолета.

— Послушай, Оксаночка, я не хочу тебе зла и очень хорошо к тебе отношусь. Честное слово! Но бывают в жизни такие ситуации… — Нужные слова подбирались с трудом и звучали насквозь фальшиво. Выдерживая паузу, Олег взял со столика пачку «Данхилла», неторопливо закурил, глубоко затягиваясь и прикрывая глаза. — Бывают такие ситуации, когда приходится поступать не очень красиво. Извини, но это жизнь. Ты и сама это знаешь, у каждого так случается. Сейчас такая ситуация у меня. Я думаю, ты давно уже поняла, что у меня неприятности. Причем настолько серьезные, что тебе о них лучше вообще ничего не знать. Так тебе же спокойнее будет. При таком раскладе любой другой вообще бы на тебя не посмотрел… Ладно, не об этом. Дело в том, что мне надо уехать. Срочно. Прямо сегодня. И ты мне должна в этом помочь. Потом я все верну, можешь не сомневаться. Ты для меня столько сделала, неужели я буду тебя «кидать»! Но сейчас мне очень нужны деньги.

Ничего не отвечая и не глядя на него, Оксана взяла сигарету. Олег торопливо поднес зажигалку. Поблагодарив кивком, она отвернулась в сторону, и Олег впился взглядом в ее лицо, стараясь понять, о чем она думает.

— Оксана, я уже все сказал, — затушив сигарету, снова начал он, так и не поняв ничего. — Спасибо тебе, огромное спасибо за все, что ты для меня сделала, но сейчас ты должна помочь мне в последний раз. В самый последний. Тебе это ничего не стоит, а для меня это значит все. Ты же это понимаешь!

Она не отвечала, и Олег, влажными пальцами поглаживая нагретую телом рукоятку пистолета, почувствовал, что начинает терять терпение. Времени оставалось в обрез, самое крайнее — через час ему надо быть на вокзале, а значит, пора заканчивать с уговорами.

— Оксана, я к тебе обращаюсь! Не прикидывайся, что не слышишь!

Отложив сигарету, девушка открыла сумочку и с самым серьезным видом выложила на стол несколько мятых пяти — и десятитысячных купюр. Олег ошарашенно смотрел на разноцветные бумажки, пока одну из них сквозняком не сбросило на пол.

— Что это? Ты что… издеваешься?

— Боюсь, ничем другим я тебе помочь уже не смогу. Знаешь, Олег, я слишком долго ошибалась насчет тебя. Одно время ты мне даже нравился. Но потом ты очень сильно изменился. Я это поздно поняла, но поняла.

— К чему ты это?

— Я все увезла.

Олег почувствовал, как у него потемнело в глазах, а в затылке что-то лопнуло, и по голове начала медленно растекаться вязкая боль. Он поднялся с кресла и хотел шагнуть к дивану, но покачнулся и ухватился за спинку, чтобы устоять.

— Я… Я догадалась, что ты, рано или поздно, обчистишь меня. Не хотелось этому верить, но кое-какой опыт у меня уже был. Я специально собрала всякую мелочь и спрятала под кроватью. Специально, чтобы тебе нетрудно было найти. Сейчас в книгах много полезного пишут. Я прицепила там сбоку волосинку, чтобы посмотреть, полезешь ты туда, или нет. Полез… До остального-то ты не добрался, обрадовался, наверное, когда эту майку нашел. А ведь рядом лежало!

Оксана замолчала, прикуривая от окурка новую сигарету.

— А сегодня я отнесла все это одному своему другу. До него ты никак не доберешься. Можешь искать сколько хочешь, но в квартире ничего больше нет.

Туман перед глазами рассеялся, но головная боль не прошла, наоборот, становилась все сильнее. Потирая затылок рукой, Олег приблизился к дивану.

— Зачем ты мне все это говоришь?

Оксана пожала плечами:

— А зачем мне это скрывать? Я, кстати, навела кое-какие справки. У тебя действительно серьезные неприятности. Настолько серьезные, что тебе давно уже надо было срывать из города.

Морщась от нарастающей боли, Олег спросил:

— Ты меня сдала ментам? Или…

— Что? А-а-а! Нет, видимо, тебе на роду написано только майки и находить! Если бы я тебя кому-то сдала, то неужели ты думаешь, что я пришла бы сюда одна? И сейчас бы сидела с тобой, разговаривала… Нет, давно бы ты уже в камере дох, или в лесу, с паяльником в заднице!

— Что-то ты разговорилась, — покачал головой Олег, лаская под курткой пистолет. — Не боишься ничего… Не страшно, что я тебя, как свидетеля, прямо сейчас мочкану? Мне ведь терять нечего, одним трупом больше, одним меньше…

Оксана усмехнулась:

— Иди, майки поищи. Бесстрашный охотник за бельем! Нет, не боюсь я этого. Слишком много народу знает, что ты у меня жил. И письмецо я, вместе с деньгами своими, оставила. Так что, сам посуди, есть тебе какой смысл убивать меня или нету.

— Не было у тебя ничего больше. И волоска никакого там не было. Не было, я б нашел.

Оксана усмехнулась:

— Иди, проверь!

— Нет, не было…

Усиленно массируя ладонью затылок, Олег сел обратно в кресло. Оценивающе посмотрел на девушку, улыбнулся и медленно вытащил из-под куртки пистолет. Взвесил его, сдул с затвора пыль и положил на колено. Продолжая тереть голову, улыбнулся еще раз.

— Значит, умереть ты не боишься… И подстраховалась ты со всех сторон… Только одного ты не учла: деньги мне действительно нужны, а взять больше их неоткуда. Понимаешь? Совсем… неоткуда. Из-за одного тупорылого барана я уже потерял… почти все. Извини, но во второй раз этого не будет. Отдай деньги по-хорошему. Ты же говоришь, у тебя много было. Отдай то, что я видел. Я тебе это потом все верну, честное слово. Даже больше верну, как скажешь. Я не забываю тех, кто помогает мне, когда мне трудно. Отдай. Мне… мне ничего больше не остается.

— Ты бы еще пулемет достал, а потом просить начал. Знаешь, наверное, я такая дура, что отдала бы тебе их, если бы ты попросил немного пораньше и по-другому. И не пытался бы сам взять. А сейчас — сейчас, извини, уже ничего не получится. Поздно. Ушел поезд.

— Что?! — сорвав левую руку с головы, Олег впился взглядом в часы. — Тьфу, бля, не пугай! Отдай. Я тебя прошу, не доводи, отдай по-хорошему. Позвони этому своему приятелю, скажи, чтоб хватал машину и срочно сюда летел. Ну, придумаешь что-нибудь!

— И не подумаю.

— Почему?

— Я не люблю людей, которые в ответ на хорошее в душу срут.

Олег задумчиво посмотрел на Оксану, потом опять перевел взгляд на часы. Секундная стрелка жизнерадостно прыгала по циферблату, отсекая столь дорогие для него мгновения. Он потряс рукой и положил ее обратно на затылок.

— Зря. У меня нет времени и нет другого выхода. Ты все равно позвонишь этому своему приятелю, и он все равно привезет и деньги, и это твое дурацкое письмо. Только для вас это будет хуже. Ты говоришь, что не боишься меня. Херня все это! Просто ты не знаешь, что с тобой может быть. Есть очень много способов заставить человека что-то сделать. Очень много. Подумай, стоит ли из-за своего упрямства и каких-то несчастных четырех лимонов в двадцать лет становиться инвалидом?

Олег поднялся с кресла и взвел курок пистолета.

— У меня, действительно, нет другого выхода. Времени не остается, а я рассчитываал на эти деньги. Очень рассчитывал. Сначала я прострелю тебе обе ноги, а потом начну сдирать ногти с рук. Думаю, уже на втором пальце ты со мной согласишься. Если не раньше. Деньги ведь дело наживное, а вот красоту тебе никто не вернет. Кстати, если стрелять через подушку, то никто выстрела и не услышит. Да если и услышат — все равно никто сейчас в ментовку звонить и не станет. Ну что, начинаем?

— Вот эти два подъезда, — сказал Костя, медленно, с первого этажа до последнего, разглядывая ряды окон. — Скорее всего, вот этот.

Машину они поставили немного в стороне, чтобы при случайном взгляде из окна она не бросалась в глаза. Петров убрал в «бардачок» магнитолу, запер дверцы и включил сигнализацию.

— Пошли?

— Пошли…

На каждом этаже было по четыре квартиры. Начали с первого. Достав из карманов и выставив перед собой удостоверения, принялись звонить во все двери. В одной из квартир залилась лаем собака, но к двери никто так и не подошел. В остальных стояла полная тишина. Дима посмотрел на напарника, вздохнул и начал подниматься по лестнице.

— Здравствуйте, милиция.

— Да? А почему вы не в форме?

Женщине было лет сорок пять. Она широко распахнула дверь и даже ступила обутой в меховой шлепанец ногой на площадку, но на обоих оперов смотрела с явным подозрением, категорически отказываясь верить, что перед ней действительно стоят сотрудники милиции. Петров улыбнулся:

— Посмотрите, видите, здесь вот написано, что мы — сотрудники уголовного розыска. Мы в форме редко ходим.

— Да? Я без очков не вижу! А следователи, между прочим, занимаются расследованиями и сидят в кабинетах, а не по лестницам болтаются! Что вам нужно?

— Мы хотели спросить… Вы здесь давно живете?

— Я? Давно! — ответила женщина так энергично, как будто от продолжительности ее проживания в квартире зависело, уйдут незваные гости с миром или вломятся к ней и начнут грабить. — А вот вас почему-то не знаю!

— Да мы у вас раньше и не были, — продолжал улыбаться Дима. — И сейчас вас надолго не задержим. Скажите, пожалуйста, у вас тут проживает девушка по имени Оксана? Может быть, не одна, а с молодым человеком.

— У меня?

— Ну, почему обязательно у вас? В вашем доме…

— А почему вы тогда ко мне пришли?

— Да мы по всем квартирам ходим…

Видимо, Петров сказал что-то лишнее: его собеседница вцепилась обеими руками в дверь и с грохотом захлопнула ее. Целую минуту лязгали замки, потом донесся крик: «Я сейчас в милицию позвоню!», и все стихло. Дима задумчиво потрогал дерматиновую обивку двери и повернулся к Ковалеву:

— Может, это она и есть? Только постарела малость…

Костя достал записную книжку, пролистал несколько страниц.

— Так… Супруги Кабановы, Петр Григория и Александра Ивановна, пятьдесят третьего года… Квартира однокомнатная, вряд ли там кто-то прятался. В остальных никто не отвечает. Пошли выше?

— Пошли. Сейчас местные приедут, начнут нас задерживать.

— Вряд ли она позвонит. А надо было отделение предупредить, что мы здесь лазить будем… Так, кто-то есть! Милиция, откройте, пожалуйста!

Дверь моментально распахнулась, ударившись ручкой о противоположную стену. Костя отскочил в сторону, удивленно отмечая, что дверной проем пуст, и только, опустив голову ниже, увидел застывшую на пороге девочку лет восьми в ярком спортивном костюме и с «чупа-чупсом» во рту.

— Привет, — Костя помахал удостоверением. — Позови родителей. Мы из милиции.

— А их дома нет. Вечером придут, — ответила девочка, с любопытством разглядывая гостей и продолжая сосать конфету. — Наверное, в шесть часов.

— А ты что, одна дома?

— Одна.

— Так, — Костя мысленно выругался. — Значит, слушай меня внимательно. Закрой дверь и ни-ког-да ни-ко-му ее не открывай, если дома одна. Даже если и не одна, все равно не открывай, пусть родители подходят. Поняла? Ни-ког-да! И кем бы они не назывались: водопроводчик, сантехник, милиционер, хоть президент!

— Я же вижу, что вы из милиции, — девочка доела конфету и теперь вертела в руках пластмассовую белую трубочку, не поднимая на взрослого глаз.

— Как ты это видеть-то можешь? Так что закрывайся и к двери больше не подходи. Ясно?

— Ага.

— Ну все, до свиданья…

Костя прикрыл дверь и еще раз выругался. Пока он общался с ребенком, Петров успел переговорить со старушкой из соседней квартиры.

— Не знает никакой Оксаны, — вздохнул он, подходя к следующей двери. — Говорит, наверху много молодых живет, но все недавно въехали.

— Кто там? — донеслось из-за двери.

— Милиция.

— А зачем? Мы вас не вызывали.

— Мы сами пришли. Поговорить с вами нужно.

— Ну, я вам не открою. Надо — так говорите так, а мне от вас ничего не надо. Я паспорт потерял, так потом целый месяц в отделение бегал. Спрашивайте, что вам надо?

— Так не могу же я на весь дом кричать!

— Не знаю, мне от вас ничего не надо. Вам надо — вы и кричите! Или повестку присылайте, тогда приду. А так вы не имеете права!

— Да мы по всем квартирам ходим…

— Не знаю, где вы ходите, но я вас не пущу… Не хватало мне еще милиции.

Костя заглянул в свой блокнот, нашел нужную запись и тронул Диму за рукав: квартира явно не представляла интереса с точки зрения розыска Олега, и тратить время на переговоры с хозяином не стоило.

— И вообще, без адвоката я с вами говорить не буду, — донесся до оперов победный голос, когда они уже начали подниматься на следующий этаж.

Дима остановился, посмотрел в сторону неприступной двери, сплюнул и пробормотал: «Чтоб ты сдох, козел!»

Стрелять по ногам не пришлось, хотя Олег был готов пойти и на это — пятичасовой поезд на Петербург казался ему волшебной палочкой, способной решить все его проблемы, и препятствия в виде несговорчивой девчонки не могли остановить его. Избив свою бывшую подругу, он связал ей руки ремнем и, присев на диван, торопливо перекурил.

— Плоскогубцы, кажется, в ванной лежат, — сказал он, выходя в коридор.

Он почти сразу нашел подходящие для его цели кусачки, но, стремясь оказать психологическое воздействие и все-таки избегнуть крайних мер, долго еще передвигал коробки и гремел банками, яростно матерясь и комментируя свои предстоящие действия. Цель оказалась достигнутой, и, когда он щелкая инструментом, вернулся в комнату, Оксана начала просить прощения и обещать, что все сделает так, как от нее требуется. Убедившись, что воля девушки сломлена и ждать от нее сюрпризов не придется, он перенес из коридора телефон и развязал ей руки.

— Я знал, что ты поймешь все правильно. Извини, но мне не оставалось другого выхода, слишком уж большая ставка. Я тебе потом все верну. Сейчас позвонишь, но только не говори ничего лишнего. — Олег ткнул ей в бок ствол пистолета. — Жизнь стоит дороже каких-то несчастных бумажек… Даже если ты его предупредишь — ну, крикнешь что-нибудь о том, что тебе нужна помощь, или еще что-нибудь, то я успею тебя шлепнуть и спокойно уйти отсюда, прежде чем менты появятся. Я этого не хочу, но и жалеть тебя не стану. Поняла?

— Я все поняла.

— Ну и умница. Давай, звони. Будешь себя нормально вести — и ничего с вами не случится. А так — и ты пострадаешь, и ему достанется. Поняла? Звони! Где он, кстати, живет?

— На Лабораторной.

— Значит, минут за двадцать доберется, — Олег посмотрел на часы. — Черт, тяжко уже со временем.

Телефонный аппарат Оксаны имел отводную трубку, и Олег смог полностью контролировать разговор. Павел, приятель Оксаны, долго не хотел приезжать, намекая, что занят сейчас делом куда более интересным, но в конце концов его удалось уговорить, и он обещал поймать такси и прибыть уже через четверть часа. Ничего настораживающего Олег не заметил и, когда Оксана повесила трубку, похлопал ее по плечу:

— Молодец! Так бы сразу, а то ломалась, и себе, и другим проблемы строила. Ну зачем тебе это надо было?

Не отвечая, Оксана отвернулась к столику и потянулась за сигаретами. Олег задумчиво посмотрел на ее затылок и, подчиняясь внезапно принятому решению, ударил рукояткой пистолета.

Оксана беззвучно сползла с дивана на пол.

— Так оно лучше будет, — пробормотал Олег, садясь на нее сверху и заново спутывая ремнем запястья.

Оттащив девушку в угол комнаты, он вышел в коридор и начал торопливо приводить обстановку в порядок.

Четкого плана действий у него не было, но последняя победа окрылила его, он почувствовал вкус своего успеха и был уверен, что оставшийся барьер не окажется слишком высоким.

Закидывая в шкаф пустые коробки, обувь и одежду, он вспомнил Марата и усмехнулся. Жалкий неудачник! Все, что он мог, — это сидеть в кабаке и строить грандиозные планы. А для настоящего успеха нужны не только мозги, но и сила, и воля, и удача. Все это есть у него, и потому-то именно он, несмотря на все ошибки, сумел извлечь из них уроки и теперь добьется своего. Осталось совсем немного.

Когда он закинул в шкаф последнюю коробку и закрыл створку, в дверь позвонили. Торопливо осмотревшись кругом и убедившись в отсутствии явного беспорядка, он поправил пистолет и пошел открывать.

Проходя мимо зеркала, он оглянулся в него и не смог сдержать довольной улыбки.

— Из милиции? — пожилая женщина недоверчиво посмотрела на оперов, медленно переводя взгляд с одного на другого. — Что-то я вас раньше не видела.

— Мы не из этого района, — Дима широко улыбнулся. — Но суть не в этом. Мы ищем девушку по имени Оксана. Она живет где-то в этом доме, скорее всего — в вашем подъезде. Возможно, не одна, а с молодым человеком. Не припоминаете такой?

— Молодая она?

— Лет около двадцати, — Дима виновато развел руками. — К сожалению, подробнее и сами не знаем.

— Оксана… Покажите-ка еще раз свое удостоверение! Что ж вы, до сих пор лейтенант?

Почти год назад Петров стал уже старшим лейтенантом, но заменить вкладыш в удостоверении до сих пор не удосужился.

— Я еще не старый, просто так выгляжу, — Дима решил не вдаваться в подробности.

— Оксана у нас, кажется, действительно живет. Слышала я такое имя. Я ведь раньше тут почти всех жильцов знала, это сейчас много новеньких понаехало… Она, мне кажется, тоже недавно вселилась. Кто-то говорил про нее. Но плохого ничего сказать не могу!

— Да бог с вами, почему обязательно плохое? Нам просто адрес ее никак не найти!

— Да? Что ж получается, она не прописана?

— Получается, что так. Но ничего страшного в этом нет, никто ее за это наказывать не собирается.

Видимо, Дима так и не убедил свою собеседницу в отсутствии у него злых намерений, и разговор закончился безрезультатно.

Так же безрезультатно опера прошли еще два этажа, а потом остановились на площадке перекурить.

— Еще четыре осталось, — сказал Дима, выбрасывая пустую пачку.

— И соседний подъезд, если в этом не найдем, — добавил Костя. — Но, по-моему, где-то здесь она. Имя-то достаточно редкое, но уже двое его вспомнили. Сколько у нас осталось? Шестнадцать квартир… Ну что, пошли?

— Что ты меня вечно торопишь-то? Пошли, пошли… — Дима выбросил окурок в окно. — Черт, пить хочется. Спроси у кого-нибудь стакан лимонада. У тебя лицо доверие внушает, и в «ксиве» капитан целый написан.

— Лучше водки. Правдоподобнее выглядеть будет.

Они снова принялись обзванивать квартиры. Петрову открыл седой мужчина с напильником в руке, а Косте — накачанный молодой человек с короткой стрижкой и наглыми глазами. Бросив короткий взгляд на удостоверение, он ухмыльнулся и крикнул в глубину квартиры:

— Ленка, сделай потише! Тут к нам из ментовки пожаловали.

Обернувшись к Ковалеву, он ухмыльнулся еще шире и спросил:

— Извините, вам не обидно, что я так сказал? Но так ведь все говорят!

— Не обидно. Давно здесь живете?

— Не-а, — ухмылка стала еще шире.

— Как вообще подъезд, спокойный?

— Ну.

Парень стоял в коридоре квартиры, но перегнулся через порог, облокотившись рукой на распахнутую дверь. Костя задумчиво посмотрел в его лицо, чувствуя нарастающее желание изо всей силы ударить в прыщавый, с плохо выбритой щетиной массивный подбородок. Вздохнул.

— Большое спасибо.

— Да не за что, — парень постарался придать лицу серьезное выражение, но не сдержался и опять широко ухмыльнулся.

— Маленький совет, — Костя придержал начавшую закрываться дверь. — Выпендривайся поменьше. Иногда это вредно бывает.

— Ага, — парень рывком захлопнул дверь. Костя выругался в его адрес почти теми же словами, которые донеслись из квартиры.

Дима уже закончил разговор и звонил в следующую дверь.

— Живет, — возбужденно сказал он, поворачиваясь к напарнику. — Точно живет. На восьмом или на девятом. И парень у нее несколько дней назад был. Я показал фотографию, говорит, похож!

— Кто? — донесся требовательный голос.

— Милиция! — нетерпеливо крикнул Дима и торопливо закончил: — Здесь одна бабулька живет, она точно должна знать.

— Милиция? Одну минуту!

«Бабульке» оказалось лет шестьдесят пять. Она была ярко накрашена, одета в малиновые брюки и сиреневую куртку от спортивного костюма и курила длинную сигарету в мундштуке.

— Заходите, если вы из милиции.

— Да мы на минутку.

— Заходите, не буду же я вас на лестнице держать!

Опера, потоптавшись на вытертом половике, зашли в квартиру. Кроме хозяйки, в коридоре их встретили два здоровенных рыжих кота и болонка.

— Здравствуйте, у нас к вам всего пара вопросов, — привычно начал Дима. — Простите, как вас по имени-отчеству?

— Валентина Петровна. Да, Валентина Петровна Солуянова, такая вот редкая фамилия… А вы кто по званию будете?

— Старший лейтенант. Валентина Петровна, у нас…

— У меня первый муж тоже был военный. Только он до полковника дослужился. Ну, да у вас еще все впереди!

— Спасибо. Ва…

— А коллега ваш, он кто, тоже старший лейтенант?

— Нет, он — целый капитан. Вален…

— Да что же вы стоите-то? Проходите в комнату, садитесь! Приятно, что милиция не оставляет нас своим вниманием. Подождите, я сейчас приготовлю кофе. Вы же на службе, вам ничего крепче нельзя…

— Нет-нет-нет, спасибо огромное за кофе, но — в другой раз. Мы…

— Ну, не могу же я вас просто так отпустить! Простите, но это с моей стороны будет просто невежливо. Проходите! Обувь можете не снимать.

— Спасибо, но — в другой раз. Сейчас мы, к сожалению, очень торопимся. Если вас не затруднит, то налейте просто стакан воды, холодной.

— Простой воды?

— Да, просто воды.

— Я вас компотом угощу, — с победным видом решила Валентна Петровна и, дымя своей огромной сигаретой, удалилась на кухню. Оба кота, мяукая, затрусили следом. Опера переглянулись.

На кухне долго звенели кастрюли и переливались какие-то жидкости, а потом Валентина Петровна вернулась, неся перед собой две налитые до краев кружки.

— Спасибо, очень вкусно, — Дима в два глотка осушил и отставил, в сторону свою. — Валентина Петровна, у нас к вам всего один вопрос…

— Да, я вас внимательно слушаю!

— Вы ведь давно здесь живете и всех знаете. Как нам Оксану найти?

— Да я не так уж и давно здесь живу, всего-то лет шесть… Или уже семь?

— Да это и не так важно, — Дима попытался направить разговор в нужное русло, но безуспешно.

— Даже, наверное, больше семи… Я сюда въехала в январе восемьдесят восьмого. Да, уже семь с половиной лет получается! А до этого я жила в Правобережном районе, на Рентгена. Там еще милиция недалеко. Вы ее, наверное, знаете…

— А Оксана…

— А Оксану очень просто найти, — Валентина Петровна пожала плечами, одновременно выпустив огромный клуб дыма. — А вы почему не пьете, товарищ капитан?

— Пью, — Костя героически сделал еще один глоток бледно-розовой кисловатой жидкости.

— А она что, натворила что-нибудь?

— Нет, простая формальность.

— А-а, а то я и думаю: такая хорошая девушка, спокойная, вежливая. Здоровается всегда. Хотя к ней часто приезжают молодые ребята такой, знаете ли… э-э-э… устрашающей, я бы сказала, наружности.

— Бандиты?

— Что? А-а, да-да, правильно, на вид — настоящие бандиты, но ведь по внешности нельзя судить…

— Так где, вы говорите, она живет?

— А на последнем этаже! Или на восьмом? Да, точно, на последнем! Квартира — дверь напротив моей, такая серая, железная, с глазком.

— Не знаете, дома она сейчас?

— Так давайте я ей позвоню! — с совершенно неожиданной прытью Валентина Петровна мотнулась к телефону, едва не раздавив болонку.

— Нет-нет, подождите! Не надо! — Дима двинулся следом и зацепился ногой за вынырнувшего откуда-то сбоку кота. — Не надо звонить!

— Да? Ну, как скажете… — Валентине Петровне очень хотелось позвонить, она даже успела набрать три первых цифры номера, но все-таки остановилась и, тяжело вздохнув, положила трубку.

— Вы не знаете, она сейчас одна живет?

— Ну, этого я уж не знаю! Девушка она видная, и молодых людей у нее много бывает, заходят… Бывает, что и поздно приходят, на машинах ездят… Но кто у нее сейчас — этого я уже не знаю. Вам об этом лучше Свету спросить. Она должна знать.

— Какая Света?

— Да Света, подружка ее! Она на восьмом этаже живет, квартира — как раз над моей. У нас ведь седьмой этаж не жилой.

— Что, совсем не жилой?

— Совсем. Там все квартиры какой-то бизнесмен скупил, говорят, будет там сам жить и охрану свою поселит, но пока еще не переехал. Даже ремонт не начали. А Света Оксану хорошо знает. Они хоть и не подружки, но ровесницы, да и живут рядом. Вы у нее спросите, она скажет. Она как раз дома, минут сорок назад заходила, я видела.

Несостоявшийся телефонный разговор каким-то странным образом подействовал на Валентину Петровну. Ее интерес к беседе начал стремительно угасать. Она пнула ногой одного из своих котов, назойливо просившего обед, и перестала следить за тем, как Костя допивает компот. Дима задал еще несколько вопросов, но было похоже, что ничего полезного узнать больше не удастся, и опера поспешили закруглить разговор.

Костя поставил опустевшую кружку.

— Спасибо вам огромное, вы нам очень помогли. До свидания.

Озабоченная какими-то своими мыслями, Валентина Петровна попрощалась сухо и, не закрывая дверь, долго стояла на пороге, наблюдая, как опера поднимаются по лестнице.

— Ну, попить ты нашел, — сказал Костя. — А теперь, у этой Светы, в туалет будешь проситься?

— Кстати, не помешало бы. Надо было у Петровны сходить, она душевная тетка. Если уж в комнату так звала, то в сортир сходить — точно разрешила бы. Не пора в отдел звонить?

— Рано. Поговорим со Светой, а там видно будет. Посмотри, этаж действительно нежилой, все двери опечатаны.

Когда они подошли к площадке между седьмым и восьмым этажами, снизу донесся отчаянный голос Валентины Петровны:

— Товарищ лейтенант! Товарищ старший лейтенант!

От неожиданности Дима вздрогнул:

— Чего она так кричит-то?

— Товарищ старший лейтенант!

— Черт, да она так весь подъезд перепугает, — Дима остановился и посмотрел вниз, между лестничными пролетами. — Подожди, я сбегаю, успокою ее.

— Я пока к Свете постучусь.

— Подожди, вместе пойдем, — отозвался Дима, сбегая по ступеням.

— Зачем время терять? — Костя начал подниматься.

По лицу Валентины Петровны было видно, что произошло что-то ужасное. Она стояла на площадке и нервно прикуривала сигарету. Один из котов выбрался из квартиры и обнюхивал перила.

— Товарищ старший лейтенант, я… Вы только не ругайтесь, пожалуйста!

— За что? Объясните, что случилось!

— Я… простите меня, пожалуйста! Я же не специально.

— Да что случилось-то, Валентина Петровна?

— Понимаете, я даже сама не понимаю, как я так…

У Димы мелькнула догадка:

— Вы что, все-таки позвонили?

— Что? А, нет…

На восьмом этаже скрипнула, отворяясь, дверь. Дима посмотрел наверх.

— Да говорите же вы, ради бога, что у вас произошло!

— Я… Понимаете, я все перепутала. У меня сегодня с утра голова болела, я из-за дочки вчера напереживалась…

Дима почувствовал, как у него похолодела спина.

— Что вы перепутали?

— Я не специально!

— Что, что вы напутали? Да скажите же вы, наконец!

— Это Оксана живет на восьмом, а Светочка — на девятом. Я все перепутала! И это Оксану я видела в окно! Я их все время путаю…

Не дослушав, Дима развернулся и бросился вверх по лестнице. Преодолев один пролет, он услышал, как на восьмом этаже с грохотом закрылась дверь.

Судя по голосу собеседника Оксаны, Олег предположил, что ему должно быть около тридцати лет. Прежде чем открыть дверь, он погасил в коридоре свет. Увидев, в полутьме, стоящего на площадке мужчину, он невольно улыбнулся: по своему внешнему виду и возрасту тот вполне соответствовал ожиданиям.

— Привет. Заходи, мы уже заждались, — вполне доброжелательно сказал Олег и отступил в сторону, даже повернулся вполоборота к гостю, демонстрируя свои миролюбивые намерения.

За последнее время Олег сильно изменился и теперь мало походил на свою фотографию, имевшуюся в распоряжении оперов. Костя не узнал его и, кроме того, не предполагал, что Валентина Петровна ошиблась. Несколько удивленный неожиданным радушием и бесстрашием хозяев, он вошел в коридор, сжимая в руке удостоверение.

— Подожди, я закрою, — пробормотал Олег, протискиваясь мимо него к двери и щелкая замками.

Костя почувствовал опасность, но, не уверенный до конца в том, что произошла ошибка, промедлил. Олег отошел назад и встал посреди коридора, уперев руки в бока. Свет из кухни упал на его лицо, и все стало на свои места.

— Принес? Извини, Оксанка выскочила к подруге, просила, чтобы я все забрал. Чтоб тебя не задерживать!

Костя прикинул расстояние. Метра три… Если Олег безоружен, то можно успеть. Черт, здоровый он, оказывается, кабаняра.

— Чего ж она меня-то не дождалась? — недовольно пробормотал Костя. — Договаривались ведь.

— Извини, старик, так уж получилось, — Олег улыбнулся, но не изменившие выражения глаза выдали его огромное внутреннее напряжение. — У них какие-то свои, женские, тайны. Извини, что в комнату не приглашаю, там у нас бардачок маленький. Сам понимаешь, вчера отмечали немного.

Костя понимающе кивнул:

— Знаю, у самого повод был. Тебя как зовут-то?

— Игорь.

— Меня — Костя.

Это было ошибкой. Олег помнил, как звали собеседника Оксаны, и в глазах его мелькнуло недоумение. Он не смог оценить ситуацию сразу и, в ответ на протянутую руку Ковалева, шагнул навстречу, но уже был готов к неожиданностям.

Костя схватил его за запястье и рванул на себя, одновременно дергая рукой вверх и в сторону, а правой ногой нанося удар по голени противника. Но Олег напряг мышцы и рванулся назад, приседая. Костин ботинок скользнул по бедру, не причинив вреда, а сам он потерял равновесие.

Они упали на пол. Олег поджал ноги, пытаясь ударить ими Ковалева в живот и перебросить через себя, но Костя раньше, со всей силы, врезал ему по челюсти, а потом локтем по носу. Голова Олега врезалась в паркет, но он только захрипел и ткнул опера кулаком под ребра. Удар был точный, но не сильный, и Костя, оторвавшись от противника, ответил несколькими ударами по голове. Лицо Олега залила кровь, а движения его утратили четкость и быстроту, но сознания он не потерял. В напавшем на него мужике он видел последнее препятствие на пути к спасению, и это придавало ему дополнительные силы. Глухо зарычав, он сбросил Ковалева с себя и откатился в сторону, пытаясь выдернуть из-за пояса пистолет. Вскочив, Костя пнул его ногой в живот, но Олег успел схватить его за ступню и подсек опорную ногу. Костя полетел на пол, ударившись головой о стенку.

В этот момент в дверь позвонили. Олег замер, пытаясь оценить новую опасность, и Ковалев успел снова подняться. Его шатнуло, перед глазами вспыхнули яркие круги.

— Откройте, милиция! — донесся с площадки дикий вопль Петрова.

— Сука, ментов за собой привел! — взревел Олег, подбираясь пальцами к запутавшемуся в рубашке пистолету.

— У него оружие! — крикнула из комнаты Оксана. В тот же миг «ТТ» оказался в руке Олега.

— Вот вам, бляди! — оскалился он разбитым ртом, пытаясь взвести курок.

Костя прыгнул к нему. Он хотел выбить пистолет, но Олег, бессвязно матерясь и пуская кровавые пузыри, успел отдернуть руку и резво ударил обеими ногами, целясь оперу в живот. Костя закрылся локтями, но печень все-таки пронзила острая боль. Он согнулся, чувствуя, что теряет темп, и попытался перехватить щиколотки противника. Перекатившись на бок, Олег вырвал левую ногу и ткнул Ковалева в подбородок. Отворачивая голову, Костя ответил ударом в промежность, но его ботинок лишь царапнул по бедру Олега, который дернулся в другую сторону и сумел освободить вторую ногу. Одновременно с этим он сумел все-таки взвести неподатливый курок. Чуть приподняв руку, он вдавил спуск.

В небольшом замкнутом пространстве квартиры два выстрела произвели оглушающий эффект. Первая пуля насквозь пронзила входную дверь и выбила глазок в квартире напротив, вторая ударила в косяк, расщепив напополам и сорвав со стены наличник.

Костя рухнул на пол. Увидев перед собой голову противника он, не раздумывая, ткнул пальцем в глаз.

На лестнице раздался грохот — Дима дважды выстрелил в замок, а потом врезал по двери ногой. Посыпались щепки, и почему-то именно в этот момент в комнате отчаянно закричала Оксана.

Олег еще раз выстрелил в дверь и опустил пистолет. В нескольких сантиметрах от своей головы Костя увидел дрожащее черное отверстие.

На мгновение все замерло. Звуки отдалились, и в голове Ковалева прошла совершенно четкая мысль: «Все, допрыгался. И какого хрена мне надо было? Все равно, одной ногой уже на гражданке…».

В следующую секунду Костя ударил Олега по горлу и тут же, глядя на его окровавленное, с одним открытым глазом оскаленное лицо, понял, что это бесполезно, а ничего другого он уже не успеет.

Ствол пистолета шевельнулся и теперь смотрел ему точно в лоб. Косте показалось, что он слышит, как пришел в движение ударно-спусковой механизм, готовясь выплюнуть ему в лицо несколько граммов горячего металла.

С треском вылетела входная дверь и в коридор, сжимая обеими руками выставленный перед собой «ПМ», ввалился Петров. Он увидел Олега с поднятым пистолетом и успел прицелиться, но замешкался с выстрелом, боясь попасть в друга. Рука Олега обессиленно рухнула на пол, но в последний момент палец успел-таки вдавить спусковой крючок.

Дима вскрикнул и осел на пол.

Костя так и не смог понять, каким образом он оказался на Олеге и успел перехватить снова начавшую подниматься руку с оружием. Совершенно спокойно и расчетливо он ударил во второй, неповрежденный глаз, а потом, ломая пальцы, отобрал у противника оружие. Схватив «ТТ» как молоток, он, не задумываясь, вогнал ствол Олегу в рот.

— Пи…ц тебе, сука, — прошептал он, обхватывая рукоятку и кладя палец на спуск.

— Стоять, милиция! — донесся с лестницы, еще издалека, истошный вопль, сопровождаемый щелчком передергиваемого автоматного затвора. — Всем стоять!

Совершенно спокойно Костя отметил, что кто-то из жильцов все-таки позвонил по «02», закрыл глаза и потянул спусковой крючок.

Курок сорвался с боевого взвода и упал на ударник, но выстрела не произошло. Услышавший характерный щелчок Олег замычал и попытался отдернуть голову, но Костя вогнал пистолет еще дальше и пресек эту попытку.

— Бросай оружие, стреляю! — донесся из-за спины перепуганный голос.

Костя обернулся.

На площадке замерли две фигуры в синей форме и пятнистых бронежилетах. Один держал автомат, другой — пистолет и дубинку. «Зачем она ему нужна?» — не к месту подумал Ковалев.

— Спокойно, я свой. Угрозыск Правобережного РУВД, капитан Ковалев.

«Бывший капитан, теперь уже точно — бывший», — мелькнуло в голове.

— Бросай оружие!

— Брошу.

Костя выдернул «ТТ», задумчиво посмотрел на него, протер рукавом места, которых касался, и отбросил оружие в сторону. Встал.

— Уберите его! — заорал Олег с неожиданной силой. — Это псих, он напал на меня! Уберите, я все скажу!

— Заткнись, — негромко сказал Костя, и крик оборвался. — Надо срочно «скорую». Тот раненый — мой коллега. Я сейчас достану удостоверение, только не пристрели меня при этом…

Автоматчик продолжал целиться в него, а второй, отложив дубинку, достал рацию.

Карман, в котором обычно хранилось удостоверение, оказался пуст, и Костя вспомнил, что перед началом драки держал его в руке. Наверное, отлетело куда-то…

Дима открыл глаза, посмотрел на свой залитый кровью пиджак и попробовал подняться. Пистолет вывалился из его руки и упал на паркет. Костя шагнул к нему.

— Стоять! — ствол автомата дернулся.

Не обращая внимания, Костя присел рядом с другом. Дима криво улыбнулся.

— Кажется, обошлось…

— Конечно, обойдется! — осторожно отогнув пиджак, Костя попытался определить, куда попала пуля. На первый взгляд, рана казалась неопасной. — В мякоть попала… Навылет. Ерунда, через месяц уже забудешь.

— Хорошо, что я толстый, — Дима закрыл глаза и привалился к стенке.

Откуда-то издалека донесся и стал стремительно нарастать вой сирен. К ним спешила не одна машина.

— Сейчас врач будет… — Костя тронул Петрова за плечо. — И… Спасибо тебе!

Сирены взвыли в последний раз, а спустя минуту на лестнице раздался топот многих ног.

Петров опять открыл глаза и попытался сесть.

— Забери «ствол», в больнице он мне ни к чему. И машину отгони, помнишь, где у меня стоянка? Черт, болит все-таки…

Ранение оказалось неопасным, хотя прошедшая навылет пуля зацепила не только мягкие ткани. Петрова поместили в палату Окружного военного госпиталя, и Костя, после завершения формальностей, связанных с задержанием Олега Рубцова и перестрелкой, снова заехал к нему.

В палате было душно и пахло медикаментами. Дима выглядел неплохо, хотя правую часть груди скрывала огромная повязка. Лежа на спине, он читал какую-то газету.

Костя присел рядом на шаткий стульчик, выложил на тумбочку несколько пачек сигарет и нехитрый набор продуктов, вопросительно посмотрел на друга. Дима понял правильно:

— Бутылку принес? Это хорошо. Давай по чуть-чуть. Посмотри в тумбочке, там пара стаканов валялась.

— А тебе можно сейчас? — Костя вытащил из пакета бутылку, сорвал металлическую пробку.

— Можно, конечно! Даже нужно. Наливай!

В палате лежали еще двое больных. От предложения не отказался никто.

— Плохо, не вовремя все это, — сказал Дима, закусывая соленым огурцом.

— Это никогда вовремя не бывает, — угрюмо отозвался его сосед, вернувшийся из Чечни майор артиллерии.

— Я не про то… Костик, наливай еще, не жди. Черт, больше недели они меня тут не продержат. Надо ведь и с твоим делом решать.

— Успеем, — Костя сдвинул разномастные стаканы вместе, проверяя, где сколько налито. — Есть кое-какие идеи. Если повезет, то все обойдется.

— Когда успеем-то? С тобой тянуть не станут, месяц-полтора, и все.

— Я знаю. Думаю, успеем. По крайней мере, должны. А ты давай, выздоравливай. Давай, за тебя! И еще раз… Спасибо тебе!

— Не стоит. Давайте, мужики!

Стемнело. Костя, не спеша, ехал на машине Петрова, чтобы поставить ее на стоянку. Улица проходила через один из кварталов промышленной зоны в северной части города и была пустынной. С обеих сторон тянулись мрачные заборы фабрик, далеко впереди, на перекрестке, мигал желтым светофор. Ни прохожих, ни машин не было, и Костя раздумывал о том, как разобраться со своими неприятностями. У него действительно появились кое-какие мысли по этому поводу. В перспективе все это должно было принести успех, но требовало тщательной проработки и подготовки. По его расчетам, оставалось около месяца до того момента, как приказ о его увольнении будет подготовлен и подписан. Надо уложиться в этот срок.

Инспектор ГАИ вынырнул откуда-то справа, из узкого проезда между ограждениями обувной фабрики и механического завода. В свете фар «шестерки» блеснули кокарда на фуражке и нагрудный жетон. Щурясь, инспектор присмотрелся к номерам машины, подождал и в самый последний момент поднял светящийся жезл.

Включая правый поворотник, Костя посмотрел на спидометр. Пятьдесят с небольшим. Пил он немного и несколько часов назад, так что с этой стороны проблем тоже не должно быть. Разве только из-за документов… Но ведь, все-таки, свой, мент. Хотя…

— Лейтенант Снегирев, отдельный батальон дорожно-патрульной службы ГАИ. Документы, пожалуйста.

Костя вытащил из кармашка на козырьке техпаспорт, достал права и вылез из машины.

Лейтенант, похлопывая себя жезлом по ноге, стоял около капота. Ему было не больше двадцати пяти лет, и служил он, явно, недолго, но лицо уже успело приобрести характерное выражение. Форма сидела на нем идеально, как на манекенщике, и все в ней было новеньким, сверкающим, хорошо подогнанным, даже кобура была не стандартной, образца пятьдесят какого-то года из негнущейся толстой кожи, а открытая, иностранного производства, со множеством красивых застежек и карабинчиков.

Костя подал ему документы. Удостоверение достал из кармана, но держал в руке.

— Не понял, — чеканно проговорил Снегирев. — Техпаспорт и права вижу. А где доверенность?

— Нету. Послушайте, лейтенант, это машина моего друга, его сегодня ранили. Он в госпитале. Я перегоняю машину ему домой. Не бросать же ее на улице.

Снегирев заглянул в Костино удостоверение, усмехнулся, вложил пластиковую карточку прав в техпаспорт и отступил на шаг, постукивая ими по ребру левой ладони.

— Когда мы доверенность-то могли оформить? Не хирург же ее заверять будет. Машина не в угоне, документы на нее есть, вот мое удостоверение. Возникнут вопросы — меня всегда найти можно. Правобережное РУВД, отдел уголовного розыска.

Лейтенант выдержал паузу, любуясь самим собой. Шлепнул жезлом по ноге и выдал:

— Значит так: машина пойдет на штрафстоянку. Сами потом разбирайтесь со своим другом, меня это не касается. Документы не в порядке.

Костя задумчиво посмотрел в уверенное, холеное лицо лейтенанта.

— Послушайте, но я же…

— Послушай, капитан, на дороге — я хозяин. В кабинете своем будешь командовать, а не тут. Ясно? Какие еще вопросы?

— Никаких, — медленно ответил Костя.

Мимо них со свистом пронесся большой черный «БМВ». Скорость его была не меньше сотни, не говоря уже о включенном дальнем свете и тонированных до черноты стеклах, но инспектор даже не посмотрел в ту сторону.

— Ты бы их ловил, — сказал Костя, убирая удостоверение в карман.

— Не надо меня учить, — с ходу отрезал лейтенант, — кого и как ловить!

— Чего же мы… друг на друга-то? Одни погоны носим…

— Хватит пререкаться, капитан! — Снегирев в очередной раз рубанул жезлом по ноге. — Я б к тебе за кражу попался — ты бы меня не отпустил! Машина пойдет на штрафстоянку.

— Машина пойдет туда, куда мне надо, — тихо сказал Костя, глядя лейтенанту в глаза. — А вот ты пойдешь на х… Я сейчас сяду в нее и уеду. Посмотрим, что ты будешь делать. Станешь стрелять — так я стреляю лучше, посмотрим, что из этого получится.

Снегирев открыл рот, но сказать ему Костя не дал.

— Молчать, — угрожающее произнес он. — Закрой рот и выражение попроще сделай, а то прямо сейчас по е..ку получишь. Если ты по рации крикнешь и меня еще где-то тормознут — то я твой номер запомнил, потом найду и разберусь. Понял?

Снегирев что-то сглотнул. Даже в тусклом свете фонарей было хорошо заметно, как он побледнел.

— Давай документы!

Лейтенант не пошевелился, и Ковалев сам вырвал из его ставшей вялой и влажной руки техпаспорт.

— Счастливого дежурства… Король дороги!

Отъехав сотню метров, он посмотрел в зеркало. Снегирев стоял на том же месте и смотрел ему вслед. Светящийся жезл на ремешке свисал с его руки, кокарда и жетон утратили свой блеск, а сам инспектор, казалось, стал ниже ростом, и даже форма на нем как-то обвисла. Ковалев усмехнулся и закурил.

Он поставил машину на стоянку, поговорил со сторожем и вышел на улицу. Проходя мимо телефонной будки, остановился, подумал и снял трубку.

После третьего гудка ему ответили. Он этого не ожидал, чуть не подавился табачным дымом и выбросил сигарету.

— Але-о!

— Привет, Вика, это я.

— Костик, ты где?! Я тебе и на работу звонила, сказали, давно домой ушел…

— Так, были дела.

— Но сейчас-то ты освободился?

— Освободился.

— А почему ты тогда все еще там? В смысле, почему еще не здесь?

— Еду.

— Какой-то у тебя голос уставший. Что-нибудь случилось?

— Так, ерунда. Обычные неприятности. Как поездка?

— Никак. Мне там вообще было нечего делать, не понимаю, зачем меня туда вообще посылали.

— Ничего страшного. Хоть город посмотрела.

— Много там интересного! Так ты едешь?

— Конечно!

— Все, жду!

Костя повесил трубку и пошел к автобусной остановке. Проходя мимо зеркальной витрины ювелирного магазина, он посмотрел на свое отражение и нахмурился. Слишком угрюмым и злым показалось ему свое лицо. Поправив волосы, он поглубже засунул руки в карманы брюк и двинулся дальше.

Автобуса долго не было. Начал моросить мелкий дождь, и Костя зашел под козырек остановки, разглядывая налепленные там объявления и читая надписи.

«Но если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день…» — вспомнилась строчка из старой песни.

Через несколько минут к остановке подкатил сдвоенный желтый «Икарус». Костя зашел в салон, сел и стал смотреть в окно на мокрый ночной город.

Потом он что-то вспомнил и улыбнулся.