ГЛАВА 9

Пересыпкина допрашивали пятый день подряд. За это время сменилось несколько следователей, но раненый молчал. Особенно он озлобился, когда один из следователей, несколько раз сильно ударил его по лицу.

Арестованный и в этот раз промолчал, но так взглянул на офицера, что тот понял – если бы не рана, приковывшая бандита к кровати, тот, не задумываясь, бросился бы в драку.

Кроме того, по тому, как за Пересыпкиным ухаживали в тюремном лазарете и кормили, он понял, что обещание неизвестного руководителя исполняются и о нем не забыли. Один раз ночью ему даже передали записку от жены, в которой она писала, чтобы он не волновался – о семье позаботились. На шестой день в камеру вошли два человека в гражданском.

– Вы можете ходить? – Спросил первый.

– Нет.

Незнакомец повернулся к двери:

– Носилки.

Через некоторое время езды на автомобиле и долгого спуска на лифте Виктор Пересыпкин попал в небольшую комнату. В ней стояла аккуратно заправленная кровать и небольшой столик, на котором лежали газеты и журналы. Он не успел осмотреться, как дверь снова открылась и в комнату или камеру, потому что в новом жилище не было окон, вошел мужчина в безрукавке. Он приветливо улыбнулся и поздоровался. Спокойно прошел к столику и раскрыл принесенную с собой тоненькую папочку.

– Давайте знакомиться. Меня зовут Борис Аркадьевич. Теперь ваше дело буду вести я – следователь комитета государственной безопасности.

Пересыпкин похолодел. Он был готов ко всему: крику, избиению и даже расстрелу, но КГБ… Во рту пересохло, ладони взмокли. Следователь, по-прежнему улыбаясь, смотрел на бандита и тому казалось, что офицер читает его мысли.

«Что делать, господи? – Пересыпкин впервые в жизни упомянул бога. – Стоп, чего это я перепугался? Меня просили молчать до тех пор, пока смогу, а сейчас я не могу и не хочу молчать.»

– Если моя персона заинтересовала государственную безопасность, то я готов все рассказать. Только прошу об одном: не перебивайте меня. Я плохо себя чувствую и могу сбиться.

– Бога ради, – следователь протестующе поднял руку, – я вас слушаю.

– Всему виной моя неуемная жажда острых ощущений и наша паскудная жизнь, – Пересыпкин хотел встать, но острая боль в колене заставила его опуститься на кровать.

Следователь внимательно смотрел в потемневшие от боли глаза налетчика, но молчал. Он понимал, что в момент откровения не стоит отвлекать человека сочувствием.

Виктор перевел дыхание.

– Я все время хотел быть первым. В школе я часами штудировал учебники и читал груду различной литературы, чтобы поражать знаниями одноклассников и учителей. Особенно интересно было на уроках физики, когда мы начинали спорить с учительницей. Умная, удивительная была женщина. Мне до сих пор кажется, что я любил ее.

Пересыпкин задумался, легкая улыбка коснулась его губ. Следователь смотрел на него и думал о странностях жизни, заставившей этого, по рассказам соседей и сослуживцев, хорошего человека, взять в руки оружие и пойти на разбой. В доме, после непонятного и поспешного бегства жены Пересыпкина, не было каких-нибудь ценных вещей или признаков роскоши. Образ жизни арестованного говорил о том, что копить деньги этот человек не мог. Скорее он бы раздарил, прогулял их. Тогда что же сделало его бандитом?

– Да, – опять начал арестованный, – потом я стал увлекаться футболом. Хорошо играл, был в сборной области. Даже в армии, я не столько служил, сколько гонял мяч. Мне бы, дураку, посвятить себя спорту, а я в политехнический пошел. Учиться было трудно, но я привык ломать себя, вот и ломал. Получил диплом, а работа, – он вздохнул и отвернулся, – как старая-престарая жена. Не то, чтобы в одну кровать, а и одним воздухом дышать не хочется. Поверите, каждое утро заставлял себя вставать, одеваться и идти в отдел. Шел, как на расстрел, и так почти десять лет. А тут еще жизнь копеечная. Заработка едва на еду хватало. Чтобы жену и сына одеть, по рублю собирать приходилось.

– Скажите, – раненый повернулся к следователю, – можно на двести пятьдесят рублей общего заработка инженера и врача, жена у меня врач, жить втроем?

Офицер пожал плечами.

– Только не говорите: «Живут же люди.» Живут, отказывая себе во всем, а я не могу и не хочу. В глаза жене смотреть не могу. Соседка, официантка с трехклассным образованием, в австрийских сапогах ходит, а я едва на поделку фирмы «матрешка» зарабатываю, а-а-а, – Пересыпкин заскрипел зубами и стукнул кулаком по стене.

– Ладно, оставим мои воспоминания. От нищеты тошно, работа – дрянь, жизнь – дерьмо, вот я и решил ее вздыбить. Сижу, как-то, с одним знакомым, который может в этой жизни вертеться, водку пью. Честно сложились: он – десятку, я – десятку. Сейчас не помню о чем шел треп, но я ему говорю: «Иногда до того тошно, что взял бы автомат и пошел на большую дорогу.» Он засмеялся, мол кишка тонка. На том и разошлись. А через несколько дней он нашел меня.

«Ну, – говорит, – не передумал автомат в руки брать?»

Я, по глупости, отвечаю: «Платили бы только по-настоящему, а стрелять меня хорошо научили.»

«Сколько, – спрашивает, – хочешь?»

– Тысячу в месяц.

«Третьего или семнадцатого?»

– Пятого и пачечкой.

Он спокойно лезет в карман, достает пачку червонцев и небрежно протягивает мне, я беру. Он шляпу поправил:

«Я чувствую, что ты настоящий мужчина и тебе этот кабак не по нутру. Кроме того, в тебе есть лидерская жилка. Поэтому ты будешь руководить пятеркой. Подберешь трех надежных ребят. За каждого получишь еще по тысяче премиальных. Помимо этого, как только создашь группу, будешь получать жалованье вдвое против этого. Сможешь?»

Я кивнул, а сам чувствую – могилой тянет, но уже не могу остановиться. Знаете, как над пропастью – под ложечкой сосет, а заглянуть хочется.

« Задание будешь получать не от меня, но от моего имени. За каждую операцию оплата помимо жалованья. Выполнять без дураков, тут цена – пуля.»

И ушел.

Пересыпкин неожиданно для себя взглянул на все, происходящее сейчас с ним со стороны и испугался. «Я им нужен, пока они на Организацию не вышли, а потом – высшая мера»… – Он потряс головой и встретился взглядом со следователем.

– Человек, пока он жив, – тихо, словно размышляя вслух, произнес тот, – должен надеяться на благополучный исход. Мне приходилось ходить в атаку. Встаешь и всегда надеешься, что твою пуля еще не отлита.

– Значит надежда есть?

– Да.

– Хорошо. – Виктор потер виски, тяжело вздохнул и продолжил:

– В тот день жена встретила меня у порога, «Извини, – сказала она, – я, не посоветовавшись с тобой заняла денег и купила себе и Олежке осенние куртки. Теперь мне придется взять на себя дополнительные дежурства, я уже договорилась с главным врачом.» Вот тут я и почувствовал себя человеком. Достал из кармана тысячу рублей и протянул ей. Она чуть в обморок не упала.

– Добрая шабашка на голову свалилась, вот и получил аванс, – сказал я.

Жена была счастлива до обалдения.

– Григорий Петрович, ну этот мой знакомый, появился ровно пятого числа. Протянул мне тысячу рублей и пригласил в ресторан. Когда сели, я ему рассказал, что нашел троих ребят. Он тут же выложил обещанные деньги.

« Поздравляю, – говорит, – командир. Только помни, что с сегодняшнего дня тебе и твоим ребятам придется строго следить за собой. Не дай бог сболтнуть лишнего или показать кому-то, что у вас появились лишние деньги. Заведите сберегательные книжки, а шиковать будете в отпусках, подальше от дома.»

Я решил, что он прав. Мы немного выпили и разошлись. Больше я его не видел, но деньги получал исправно. В дом пришел достаток. Месяца через два меня встретил почтальон и вручил заказное письмо. Не знаю почему, но читал я его в туалете, закрывшись от жены и сына. В письме было написано, что сегодня в девятнадцать часов мы должны собраться. Через час, на вокзале в тридцать восьмой ячейке нас будет ждать чемодан и сумка с оружием и одеждой. Дальше надо было все это взять и прийти на стоянку, к памятнику. Там сесть в светлую «волгу» с номерными знаками 13-13. В машине всем переодеться и вооружиться, потом приказать водителю ехать к железнодорожному переезду около поселка Белово. Там, в соответствие со схемой, приложенной к письму, занять оборону. От группы требуется одно – задержать или уничтожить милицейские машины, если они от двадцати одного до двадцати двух часов поедут от станции к поселку. Мы исправно пролежали в степи час, но, слава богу, машин не было и стрелять не пришлось. Я все вернул на вокзал, заплатил водителю и выдал деньги за операцию своим ребятам. Когда мы возвращались домой, Алик, один из моих ребят, догнал меня и отказался от такой работы и таких денег. Я, как меня научил Григорий Петрович, сказал ему, что он сам волен решать быть ему с нами или нет. Из дома я позвонил по «тревожному» телефону, передал привет от бабы Фени и через полчаса пошел гулять по бульвару. Меня догнал какой-то блеклый человечек. Он сказал, что пришел от Гриши, и я ему все рассказал, а утром узнал, что Алик исчез.

«Ушел из дома и не вернулся», – сказала жена, звонившая утром по друзьям.

Тогда я понял, что все серьезнее, чем я предполагал, но было поздно. Потом мне позвонили и посоветовали в следующий раз не ошибаться. Через пять дней я нашел замену Алику.

Пересыпкин облизал пересохшие губы. Следователь встал, открыл дверь и попросил принести чаю. Какое-то мгновение он смотрел на налетчика, потом спросил:

– Извините, а как фамилия Григория Петровича?

– Сиволоб, сейчас не знаю, а тогда он работал снабженцем в ПМК – 10.

Солдат принес два стакана чая, печенье, конфеты. Виктор взял в руки горячий стакан и, не замечая этого, жадными глотками осушил его.

– Вот, собственно, и все. До банка я участвовал в четырех акциях. Каждый раз все было расписано по минутам. Нам оставалось лишь досконально следовать переданным указаниям. После ареста мне передали записку о том, чтобы я молчал до тех пор, пока хватит сил.

– Где ваша жена?

В глазах Пересыпкина появилась тоска.

– Не знаю. Мне передали от нее записку.

– В камеру?

– Да.

– Когда?

– Четыре дня назад.

– Кто?

– Я не видел. Ночью стукнула полка на двери и кто-то положил на нее письмецо, а минут через десять открыл и протянул руку. Я понял и вернул записку. Там ничего не было, – предваряя вопрос следователя, сказал Пересыпкин. – Она написала, что любит и понимает меня, будет ждать сколько потребуется, а в конце была такая фраза: «Нам предложили уехать, и я поняла, что они правы. Тебе сообшат где мы.»

– Ну, – офицер поднялся, – отдыхайте, на сегодня хватит…

Старший следователь областной прокуратуры Шляфман столкнулся на ступенях обкома с директором швейной фабрики Чабановым.

– Здравствуйте, – сдержанно поздоровался Леонид Федорович.

Эмиль Абрамович чуть задержал руку Чабанова в своей и скороговоркой произнес:

– Этот бандит переведен в КГБ, заговорил, но его людей в городе нет.

– Хорошо.

Леонид Федорович сел в свою машину и, проезжая мимо областного управления комитета государственной безопасности, усмехнулся. Даже эта серьезная, по его мнению организация, не могла нанести ему ощутимых потерь.

Совсем о другом думали сейчас в этом здании. Когда оперативники доложили, что по адресам, указанным арестованным, никого не оказалось, туда выехал следователь. Он долго ходил по квартирам, носившим следы поспешного бегства, и удивлялся. Всего несколько дней назад в них жили люди, играли дети и вдруг все бросили и уехали, не поставив в известность даже родственников и родителей.

« Им-то, женам и детям, ничего не грозило. Так какие же слова, а главное – кто, нашел, чтобы убедить их бросить насиженные места, работу?.. – Думал офицер, – Со времен гражданской войны никто, а тем более, бандиты, не вывозили семьи своих товарищей. Скорее всего, тут действует интеллигент, совершенно не знакомый с законами преступного мира. Налет на банк, акции, расписанные по минутам и обеспеченные техникой и оружием – это уже не банда, а серьезная организация. Она строго законсперирована и потребуется немало времени для ее поиска. Похоже, Пересыпкин и Кутайсов больше ничего не знают. Осталась только одна ниточка – Яшка, завербовавший Кутайсова. Сиволоб, к сожалению, полгода назад скончался от инфаркта.»

Через час по городам страны разошлись фотографии уехавших людей, а в лагерь, где сидел Яшка – вызов. Первым ответил лагерь: заключенный, интересовавший КГБ, три дня назад исчез. Охрана предполагает, что он убит, но организованные поиски пока результата не дали. Таким образом, их снова опередили и следователь решил начать тщательную проверку всех местных предприятий, производящих дефицит. Умный человек, способный в течение нескольких часов дотянуться до сибирского лагеря и убрать свидетеля, не мог не наложить на них какой-нибудь оброк, а это уже след.

– Он же должен где-то зарабатывать деньги, – объяснил он свои действия начальству, – хотя бы на «мелкие» расходы.

КГБ области по своей оперативной сети проверил все сколь = нибудь серьезные предприятия. Выяснилсоь, что на шелкопрядильном комбинате поговаривают о подпольном цехе. Офицер позвонил своему старому товарищу, который работал в УБХСС и, поговорив о посторонних о:вещах, невзначай спросил:

– Как там наши шелководы живут?

– Что ты имеешь в виду? – Насторожился собеседник.

– Ничего, – рассмеялся Борис Алкадьевич, – чего это ты нервным стал? Жена на днях говорила о французском шелке, вот я и вспомнил. Ты-то о дефиците все знаешь.

– А-а-а, – неопределенно протянул товарищ, – из Франции мы ничего не получали уже лет пять.

Поговорив еще несколько минут, следователь положил трубку. Он решил по своим каналам проверить серьезность слуха. В это время его милицейский собеседник, известный среди своих сослуживцев умением анализировать ситуацию, доложил по инстанции о предмете интереса службы безопасности. Информация об этом сразу прошла до самого «верха». Через час о ней знал Чабанов. Еще через два – он принял решение закрыть подпольный цех, производивший шелк, отправив его станки на металлолом.

Месяц стпустя первый секретарь обкома партии вызвал к себе начальник областного управления государственной безопасности.

– Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела, – сказал он, заботливо посадив полковника напротив себя, – но в городе все еще говорят небылицы о нападении на банк. Надо быстрее осудить бандитов, тем более, что двое из них в ваших руках.

– Пешки, – возразил офицер, – суд над ними может осложнить следствие.

– Уж не хотите ли вы сказать, что у вас под носом орудует целая банда, а вы ничего не делаете?

– Все, что входит в компетенцию управления, мы делаем, – жестко сказал полковник.

– Тогда посадите их на скамью подсудимых и дайте обкому спокойно работать. Дело на контроле самого «верха» и мне звонят каждый день.

– Нам спешить нельзя, – полковник сжал зубы, – мы не пожарная команда.

– Я в этом не уверен, – Моршанский поднялся из-за стола, прошелся по кабинету, потом снова вернулся к столу.

– Извините, – в голосе секретаря звучало сожаление, – я погорячился, но и вы поймите меня. Я не знаю, что ответить столице, от меня требуют скорейшего суда.

Вернувшись в управление, полковник вызвал к себе следователя.

– Скажите, майор, вы видите пути выхода из этого «подвала»? Я имею в виду нападение на банк.

– Как это ни страшно звучит, – ответил офицер, – но теперь я уверен, что у нас в области действует серьезная подпольная организация. Нападение на банк, инкассаторы, расстрел приисковой машины – это все звенья одной цепи. Я понимаю это, но не могу положить вам на стол ни одного, сколь-нибудь серьезного следа. На мой взгляд, какой-то интеллигент организовал подпольную бандитскую сеть из глубоко законсперированных звенья. Работать против него сложно. При малейшем сигнале об опасности он, без сожаления, уничтожает целые ячейки своей организации. Это умный и серьезный противник, против которого придется вести длительную и кропотливую работу.

– Тогда сделаем так, – полковник протянул своему подчиненному документы о нападении на банк, которые до этого просматривал, – вы подготовьте их к суду. Бумаги и налетчиков передайте по инстанции, но обложите их так, чтобы мы знали кто, когда и что им принесет. Может быть, нам удасться нащупать их след. А сами, не спеша, продолжайте работать по этому делу, используя наши каналы.

– Я все понял.

– Держите меня в курсе дела, – полковник пожал руку следователю и кивнул ему, прощаясь.