Тропа войны

«Если неуклюжий Куакенбосс мог сюда взобраться, то мы тем более взберемся», – подумал я.

Я сообщил друзьям о своем открытии, и они, обсудив мой план, решили, что подняться на гору действительно возможно.

Мы только боялись, что не сможем спуститься с другой стороны. Иджурра с товарищем тоже подъезжал туда, надеясь, видно, взобраться на скалу и напасть на нас сзади. Но по их жестам было видно, что вернулись они недовольными.

Однако если нельзя спуститься с другой стороны, то к чему нам подниматься на вершину?

Разумеется, наверху мы были бы в большей безопасности, но тогда нам пришлось бы внизу оставить лошадей, и вряд ли на горе была вода.

Обдумав и обсудив все это, мы с Гареем пришли к выводу, что наверх карабкаться бесполезно. Рюб молчал, но по выражению его лица, было видно, что у него созревал какой-то план.

Несколько минут прошло в молчании, которое Рюб прервал вопросом:

– Какой длины у нас канаты от лассо?

– Около двадцати ярдов каждый, – ответили мы.

– Сорок ярдов да моих шестнадцать! Прекрасно! – промолвил Рюб.

В свой план он все еще нас не посвящал. Мы отчасти догадывались, в чем дело, но, боясь обидеть старого друга, молчали, предоставляя ему самому высказаться.

– Слушайте, – наконец заговорил он. – Как только стемнеет, мы влезем на гору, захватив с собой канаты, свяжем их вместе, а если они все-таки окажутся короткими, то прибавим к ним еще уздечки. Конец каната мы прикрепим к дереву, спустимся по нему по ту сторону скалы и быстро направимся в село. Там мы соберем отряд, вернемся обратно и покажем нашим врагам, где раки зимуют.

Вполне одобрив план, вселивший в нас новую энергию, мы с Гареем принялись помогать старому Рюбу в приготовлениях к бегству.

Пока один стоял настороже, другие работали.

Крепко привязав друг к другу лошадей, мы поставили их в укромное местечко за глыбой скалы, а сами скрепили вместе наши лассо и стали ждать ночи.

Согласно предположению Рюба, ночь наступила действительно темная: небо покрылось свинцовыми тучами, начал накрапывать дождь.

Все это благоприятствовало нам, как вдруг блеснула молния, ярко озарившая всю прерию.

Мы пришли в отчаяние.

– Это хуже луны! – воскликнул Рюб.

К счастью, молнии сверкали не часто, и можно было взбираться на гору, пользуясь промежутками темноты.

Снова сверкнула молния, и мы ясно увидели герильясов, стоящих около своих лошадей.

– Нам надо воспользоваться промежутками между двумя молниями, а пока необходимо показать неприятелю, что мы здесь, – заметил Рюб.

Высунув лица и ружья из-за скалы, мы дождались молнии, при свете которой мексиканцы не могли не заметить нас.

Гарей должен был подняться первым. Дождавшись темноты, он закрутил конец каната вокруг пояса и стал карабкаться на скалу.

Пока Рюб наблюдал за неприятелем, я не спускал глаз с горы. Однако темнота мешала мне видеть Гарея, и я только слышал легкий треск, раздававшийся все выше и выше.

Когда снова сверкнула молния, Гарею до вершины было далеко.

Он стоял на выступе, словно распятый, прижавшись к скале и вытянув в обе стороны руки. Я оглянулся в сторону неприятеля. Там все было тихо: значит, его не заметили. Снова молния… На склоне горы не видно ничего, кроме темной ленты каната. Стало быть, Гарей уже наверху!

Теперь очередь за мной. Я стал подниматься с уверенностью, придерживаясь за канат, зная, что Гарей надежно прикрепил его к чему-нибудь наверху. Благодаря лассо подъем не представлял большой трудности, и я скоро очутился на вершине.

Расположившись между кустами у самого обрыва скалы, мы ожидали Рюба, вскоре присоединившегося к нам.

Пробравшись на противоположную сторону, мы сразу нашли место, где можно было спуститься.

Прежде всего мы покрепче прикрепили канат к стволу дерева, росшего на самом краю пропасти. Затем, настрогав деревянных палочек, навязали их в виде перекладин во всю длину лассо. Таким образом, у нас получилась самодельная лестница, значительно облегчавшая спуск.

Чтобы проверить длину каната, мы привязали к его концу камень, опустили его вниз и прислушались.

Раздался глухой удар о землю. Значит, канат достаточно длинен.

Убедившись в этом, мы снова подняли канат, отвязали камень и, сделав петлю, надели ее на Рюба, который должен был спуститься первым как самый легкий.

Сначала все шло хорошо, но вдруг веревка оборвалась, и снизу донесся пронзительный крик. Вскочив на ноги, мы стали тянуть канат вверх. Он шел совершенно свободно, так как груза на нем уже не было.

Рюб погиб! Мы в тревоге нагнулись над пропастью, но темнота не давала нам что-нибудь увидеть.

Тишина полная… Ни крика, ни стона! Он мертв… Но вот равнина под нами озарилась молнией, и мы увидели внизу у самой скалы двух всадников. Один из них был Иджурра. Они ехали шагом, спокойно разговаривая.

До нас долетели слова:

– Ты, наверное, ошибся и принял крик какого-нибудь зверя за крик человека.

– Нет, я уверен, что слышал человеческий голос.

– Но здесь никого не видно. Вернемся с другой стороны мезы.

По стуку копыт было ясно, что всадники проехали дальше.

Но что же стало с Рюбом?

Его нигде не было видно! Если наши враги не нашли его, значит, он не расшибся и успел куда-нибудь скрыться. Однако сделать это было очень трудно. Благодаря открытой местности, враги еще могли заметить его, и мы решили внимательно следить за ними.

Нагнувшись над пропастью, мы вдруг увидели Рюба, распростертого на земле. Он лежал совершенно неподвижно. Однако по его положению было видно, что он жив.

К счастью, Иджурра вернулся к своим товарищам, не заметив Рюба.

Когда же снова сверкнула молния, распростертая фигура виднелась уже гораздо дальше.

Слава Богу! Рюбу удалось ускользнуть.

XIV. Подкрепление. Шпион. Обратный путь

Со времени встречи с герильясами мы с Гареем в первый раз вздохнули свободно. Теперь мы не сомневались в своем спасении.

Разумеется, нечего было и думать спускаться вниз по оборванному канату. И нам оставалось только следить за врагами, чтобы при возможности помешать им приблизиться к нашим лошадям.

Теперь нас, главным образом, беспокоила судьба этих животных, так как за себя мы были совершенно спокойны. Рюбу, без сомнения, удастся дойти до села и привести к нам на помощь солдат. Если даже он вернется не так скоро, то и это не беда. Мы имели возможность утолять жажду соком росших здесь кактусов, а голод – питательными семенами шишек сосны…

Молния осветила неприятеля, продолжавшего в том же положении сторожить нас.

Вдруг раздался приближавшийся топот многих лошадей. При свете молнии мы разглядели Эль Зорро и его товарища, возвращавшихся в сопровождении еще тридцати всадников.

Мы ужаснулись при мысли, что теперь мексиканцы свободно могут напасть на нашу крепость и увести лошадей.

А кроме того, подкрепление Рюба могло оказаться недостаточным против отряда почти в пятьдесят человек.

Однако приготовлений к приступу не замечалось. Очевидно, они решили продолжать осаду и голодом заставить нас сдаться.

К полуночи молнии перестали сверкать, небо немного прояснилось и взошла луна, по временам прятавшаяся за облаками. Мы все время стояли на коленях за кустами и наблюдали, как наши враги беспечно болтали, пели и курили.

Через некоторое время Гарей отправился к противоположной стороне вершины взглянуть, не едет ли к нам Рюб с моими солдатами. Если отряд не ушел из села, Холингурс не замедлит оказать помощь своему капитану. Едва Гарей отошел от меня, как я заметил темную фигуру: это был человек.

Пользуясь каждой светлой минутой, чтобы следить за ним, я теперь увидел, как он, приблизившись к нашим врагам, снова лег плашмя на землю. Трава скрывала его от неприятеля.

Я же, находясь на вершине, хорошо мог разглядеть фигуру голого человека, быстро удаляющуюся в степь.

Вглядываясь в ту сторону, куда скрылась фигура, я увидел несколько всадников, в которых узнал индейских воинов, шедших в поход. Теперь мне все стало ясно: это был шпион.

Индейцы, вероятно, направлялись к горе, собираясь расположиться там, и послали на разведку этого человека. Вскоре надвинувшаяся туча скрыла их от меня.

Четверть часа спустя я заметил десяток лошадей, мчавшихся без всадников. По-видимому, это были дикие лошади, которые тотчас же исчезли из виду.

Вскоре после безуспешного обхода вернулся Гарей.

А в это время в мексиканском лагере раздались дикие крики и поднялся переполох.

Сперва мы предположили, что их всполошило появление диких лошадей, но оказалось, что причиной суматохи были мы.

Герильясы увидели нас и, примчавшись к подножию скалы, стали в нас стрелять.

Мы схватились за оружие, но в темноте нам трудно было разглядеть нападавших, среди которых ясно выделялся лишь всадник, сидевший на белом коне.

Гарей выстрелил в него, и тот упал с лошади.

В эту же минуту раздался воинственный крик индейцев, неожиданно напавших на мексиканцев. Последние поспешно вскочили на коней и выстроились. Борьба продолжалась недолго. Мексиканцы бежали, преследуемые неприятелем, к подошве горы.

Проследив за направлением погони, мы бросились в противоположную сторону, откуда лучше могли видеть всю картину.

Вдруг мексиканцы остановились. Навстречу им скакал отряд всадников, в которых мы с радостью узнали наших товарищей. Мексиканцы, круто повернув, умчались в прерию, оставив американцев лицом к лицу с дикарями.

Завязался ожесточенный бой, к которому мы прислушивались, сильно волнуясь за своих. Он продолжался недолго и закончился полной победой американского отряда.

Наш отряд состоял из пятидесяти человек, командовал им Холингурс. Привел их сюда Рюб, которому удалось благополучно добраться до села.

Счастливые и довольные своим освобождением, мы радостно отправились к своему лагерю.

Уитли ехал рядом со мной. Холингурс отстал от нас, рассматривая тела убитых мексиканцев, в тщетной надежде найти среди них Иджурру.

Я стал расспрашивать Уитли, нет ли каких-нибудь новостей. Он сообщил мне, что нас, кажется, хотят перевести в Вера-Круз. Это нам обоим было неприятно, так как Уитли тоже был увлечен одной девушкой, дочерью судьи нашего села.

Мне интересно было знать, как отнеслось начальство к моему исчезновению, но оказалось, что мои лейтенанты никому не сообщали о нем.

Мне несколько раз хотелось обратиться к Уитли с одним вопросом, но я никак не решался этого сделать.

Наконец я не выдержал и спросил с деланно-равнодушным видом:

– Обо мне никто не спрашивал в лагере?

– Нет, – отвечал Уитли, но потом, спохватившись, прибавил: – Ах да, разумеется, спрашивали. Несколько раз приходил к нам какой-то мексиканский мальчик узнать, вернулись ли вы. Он не хотел сказать, кто его посылает, но я заметил, что он всегда приходил по дороге, ведущей к дому дона Рамона.

Радостно взволнованный этим известием, я весело продолжал свой путь.

XV. По следам красавицы

Когда я, возвратившись домой, хорошенько отдохнул после пережитых треволнений, первой моей мыслью было лично отвести белого коня Изолине. Но, боясь, как бы этот визит из-за наших якобы враждебных отношений не поставил в неловкое положение обитателей гасиенды, я передумал и решил отослать коня с моим слугой негром. Отправив его с этим драгоценным подарком, я поднялся на крышу. Оттуда мне видно было, как негр ввел коня в ворота и очень скоро вышел обратно без него. Следовательно, подарок был принят.

Я с нетерпением ждал возвращения своего посыльного, который, к великому моему огорчению, принес мне лишь словесную благодарность красавицы сеньориты.

Откровенно говоря, это обстоятельство сильно огорчило меня. Погруженный в мрачные мысли, я грустно расхаживал по крыше. В этот день в селе был праздник, и площадь кишела народом.

Поселяне нарядились в свои лучшие костюмы, составляли процессии, приготовляли фейерверки.

Весь этот шум и пестрота раздражали меня. Мне захотелось уехать от них подальше, и я велел оседлать моего коня. Взглянув еще раз на дом дона Рамона, я увидел Изолину, выехавшую из ворот на белом коне, и, разумеется, решил догнать ее.

Сказано – сделано. Я быстро достиг подошвы возвышенности, на которой стояла гасиенда дона Рамона, и свернув с большой дороги, направился по тропинке, окаймляющей холм.

Следуя за белым конем, я вскоре очутился в лесу. Чем дальше я продвигался, тем лес становился гуще, а путь – труднее.

Зачем понадобилось Изолине выбрать именно эту, почти непроходимую дорогу?

Наконец чаща начала редеть, и тропинка вилась вверх по холму уже среди волшебного сада всевозможных тропических цветов и растений.

Выехав на вершину холма, на открытой полянке я увидел Изолину.

Легкая, стройная, сидела она на своем белом коне, любуясь природой, наслаждаясь пением птиц и ароматом дивных цветов.

Я остановился в нерешительности: ехать ли мне дальше или вернуться назад. Собираясь уже повернуть обратно, я увидел, что Изолина посмотрела сначала на часы, а потом на равнину.

Острая боль пронзила мое сердце. Наверное, она ждала кого-то и прислушивалась к шагам любимого человека…

Поводья выпали у меня из рук при мысли, что этим человеком является Иджурра!

Я решил дождаться его, чтобы тут же отомстить. Со мной была только легкая шпага, но овладевшие мною ревность, ненависть и жажда мести были сильнее всякого оружия.

Внезапно заржавший Моро вдруг прервал мои кровожадные размышления.

– Кто здесь? – спросила Изолина.

Скрываться больше было невозможно, и я, пришпорив лошадь, подъехал к красавице.

Лицо Изолины выразило удивление.

– Где ваш проводник и как вы пробрались сюда? – осведомилась она.

– Очень просто. По вашим следам, сеньорита.

– Но я не ждала вас так скоро…

– Я знаю, вы ждали другого.

– Да. Я думала, что Сиприо придет раньше вас.

– Кто этот Сиприо? Если это другое прозвище вашего родственника, то лучше бы ему сюда и не являться!

– Мой родственник? В чем дело? Я вас не понимаю.

– В таком случае позвольте мне объяснить точнее. Если Иджурра будет здесь, то кто-нибудь из нас – или я, или он – не выйдет отсюда живым. Он покушался на мою жизнь, и я поклялся убить его, где бы ни встретил.

– Помоги вам небо сдержать эту клятву! Иджурра – мой злейший враг! Враг всего нашего дома.

– Но… тем не менее вы его ждете?

– Боже сохрани! Я не трусиха, но не желала бы остаться с ним здесь наедине! Я ждала вас, чтобы лично поблагодарить за ваш дивный подарок. Не смея пригласить вас к себе в дом, я выбрала эту хорошенькую полянку своей гостиной. Нравится ли вам здесь?

– Где вы – там всегда рай!..

– Опять заговорили языком поэта! Мы не на маскараде. Бросим всякие комплименты и будем откровенны.

– С удовольствием, и позвольте мне прежде всего спросить: кто этот Сиприо, которого вы ждали?

– Мой слуга, – ответила, смеясь, Изолина. – Тот самый, который передал вам мое поручение. Я не думала, что вы так скоро приедете, но очень рада этому, так как мне многое нужно сказать вам.

Эти слова ободрили и обрадовали меня так, что я, приблизившись к Изолине и пристально вглядываясь в ее чудные глаза, решился шепнуть ей:

– Я вас люблю!

Улыбка исчезла с ее лица, девушка сильно покраснела, а лицо ее как-то сразу преобразилось, сделалось серьезным.

Изолина не отвечала. Молчание казалось мне бесконечным.

Наконец она произнесла дрожащим голосом:

– Скажите, капитан, пожалуйста, что я должна, по-вашему, сделать? Объясниться вам в любви?

– Нет… ведь это невозможно… вы не можете…

– Но ведь вы меня не спрашивали! Почему?

– Я боялся отрицательного ответа.

– Какой вы трус! – засмеялась она.

С этими словами Изолина, пришпорив коня, выехала на более возвышенное место и подозвала меня к себе.

– Капитан, – сказала она. – Вы искренно говорите, что любите меня?

– Да, я люблю вас всей душой!

– Благодарю вас.

– И только, Изолина?

– Я могла бы дать вам кое-что, но оно принадлежит вам.

– Что же это?

– Мое сердце.

При этих словах я обнял Изолину, и мы закончили наше объяснение горячим поцелуем.

Мы расстались, так как ехать вместе было бы неблагоразумно. Прощаясь, мы дали друг другу слово каждый день видеться на этом месте.

– До завтра, – сказала мне Изолина, уезжая.

Я остался один со своим блаженством. Все мне казалось в розовом цвете, и я готов был пробыть здесь до следующего дня, если бы обязанности службы не призывали меня.

В своем упоении я не обращал внимания, куда ехал, и через некоторое время очутился в лесу, где не видно было ни одной тропинки. Я потерял ориентиры и не знал, верно ли еду.

Не зная, что делать, я повернул назад и вскоре понял, что заблудился.

К несчастью, уже становилось темно, и мне грозила ночевка в лесу. Это мне не особенно улыбалось, так как ко всему я был сильно голоден. Вдобавок начинал накрапывать дождь, а я был очень легко одет.

Я стал прислушиваться. Выстрел – и вслед за ним что-то тяжелое упало на землю. Я, как охотник, хорошо знал, что это свалилась убитая птица или зверь. Быстро повернув лошадь, я поскакал к месту, откуда послышался шум, но там никого не нашел. Вдруг позади меня раздался голос:

– Да ведь это наш капитан!

Повернув голову, я увидел в кустах моих друзей Рюба и Гарея. Они, услышав топот лошади, спрятались в кустах и дали мне проехать мимо.

Все вместе мы благополучно добрались до дома.

XVI. Прощание. Неприятное положение

Я пережил две недели безоблачного счастья. Мы встречались с Изолиной каждый день, иногда даже по нескольку раз, и единственным пятнышком на светлом фоне нашего блаженства было ежедневное расставание. Однако нас утешало сознание, что на следующий день мы снова увидимся.

Но вот настало время, когда нам пришлось расставаться не на один день, а на целые недели, месяцы, а может быть, и годы. Разгоревшаяся война призывала меня в ряды сражающихся.

Будучи лишь добровольцем и искателем приключений, я имел полное право не идти воевать. Отечества у меня не было, сражался я не за свою страну, и поэтому чувство патриотизма не могло меня удерживать. Мною руководило совершенно другое чувство – гордость. Я жаждал славы, чтобы принести ее в дар Изолине… Расставание наше было невыносимо тяжелым. Мы никак не могли оторваться друг от друга. А между тем мне надо было как можно скорее вернуться в лагерь, чтобы рано утром выступить со своим отрядом в поход.

Мы с Изолиной и приезжали на место свиданий и уезжали оттуда всегда порознь, по разным дорогам. Делали мы это из предосторожности, хотя здесь мы никогда никого не встречали, да и поблизости не было никаких жилищ. Будучи в полной уверенности, что наши встречи никому не известны, мы в последнее время стали менее осмотрительны.

Утром перед моим последним свиданием с Изолиной Уитли намекнул мне, что в деревне кое-что пронюхали и мне следует быть осторожнее.

Погруженный в мрачные мысли о предстоящей разлуке, я не придал особого значения словам лейтенанта и пропустил мимо ушей его совет взять с собой провожатого. Я не хотел, чтобы кто-то был свидетелем нашего прощания.

Когда мы расстались, сказав друг другу последнее «прости», мне страстно захотелось еще раз взглянуть на Изолину, и я отправился по ее следам.

Не успел я проехать и пятисот ярдов, как до меня донесся громкий разговор. В одном из разговаривающих я узнал голос Изолины, в другом… Ее собеседником был Иджурра, который по «достоверным данным» находился со своим отрядом за десятки миль от нашего села.

Трудно описать, что я испытывал в эту минуту… К стыду своему, чувство, охватившее меня, больше всего было похоже на ревность. Несмотря на Изолинины слезы, клятвы, поцелуи, я снова ревновал ее к Иджурре.

Тихо соскользнув с седла, я подкрался поближе к разговаривающим.

Изолина сидела на лошади, а Иджурра стоял около нее, ухватившись за поводья. По выражению его лица я понял, что встреча эта – по крайней мере, со стороны Изолины – была случайной.

Лица Изолины я не видел, но голос был гневным.

Находясь всего лишь в нескольких шагах от них, я отчетливо мог слышать каждое слово.

– Итак, вы отказываетесь? – спросил Иджурра.

– Я и прежде отказывала. Вы ничего не сделали, чтобы я могла изменить свое решение.

– Ну, у вас есть и другие причины. Я не так глуп. Мне отлично известна ваша тайна. Вы любите этого американского офицерика.

– А если бы и так? Больше скажу: я и не хочу скрывать этого. Я действительно люблю его.

– И вышли бы за него замуж?

– И выйду за него замуж.

– Этого никогда не будет!

– Но кто же может помешать мне?

– Я!

– Вы бредите, Рафаэль!

– Вы можете любить его, сколько вам будет угодно, но женою его – клянусь – не будете. Слушайте, Изолина де Варгас, у меня есть важные документы, касающиеся вас и вашего отца. – При этом Иджурра вынул из кармана какие-то сложенные бумаги.

– Вот это, – продолжал он, – пропуск, выданный Изолине де Варгас американским главнокомандующим. А это письмо вашего отца к главному комиссару американской армии и письмо последнего к вашему возлюбленному. Хорошенький образчик измены! Теперь во главе республики стоит генерал Санта-Анна. Если я ему представлю эти документы, он прикажет тотчас арестовать вас и вашего отца. Ваша земля и имущество будут у вас отняты и перейдут ко мне. Советую вам взвесить все это, и, если вы согласитесь стать моей женой, я сейчас же уничтожу эти документы.

– Этого никогда не будет!

– Никогда? Ну, так вы еще раскаетесь в этом! Как только выгонят отсюда эту орду американских бездельников, ваши земли будут моими.

– Вы забываете, что владения моего отца лежат по техасской стороне Рио-Гранде, и прежде чем американские бездельники, как вы выражаетесь, будут изгнаны отсюда, река эта станет границей их владений. Кто же тогда будет иметь право конфисковать наши земли? Вы или ваш трусливый начальник?

Этот ответ окончательно взбесил Иджурру.

– Да, но и в этом случае владения вашего отца никогда не достанутся вам, так как вы не родная дочь дона Рамона. Я могу подтвердить свои слова доказательствами. И неужели вы думаете, что я люблю вас? Если я когда-нибудь говорил вам это, я лгал! Любить дочь бедного индейца! Ха-ха-ха…

– Негодяй, – воскликнула Изолина, – ступайте прочь!

– Погодите, – ответил Иджурра, еще крепче сжимая уздечку. – Я должен еще кое-что сообщить вам.

– Бросьте уздечку!

– Прежде обещайте мне…

– Пустите меня или я убью вас!

Я бросился к ней на помощь. В это время Изолина выхватила пистолет и направила его на Иджурру. Решительность ее произвела впечатление: трус отпустил поводья и отошел в сторону. Лошадь, почувствовав свободу, бросилась вперед, и в одну минуту Изолина исчезла из виду. Я опоздал к ней на помощь, и она даже не знала, что я был свидетелем их разговора.

Иджурра продолжал стоять, посылая вслед Изолине проклятия и угрозы. Его голос заглушал мои шаги, и он, стоя ко мне спиной, не слышал, как я подошел к нему.

Он находился полностью в моей власти. Я легко мог всадить ему в спину свою саблю, но чувство чести удержало меня.

Дотронувшись до его плеча, я назвал его по имени. Побледнев, он в страхе повернулся ко мне.

– Вы Рафаэль Иджурра? – повторил я свой вопрос.

– Да, – ответил он нерешительно. – Что вам угодно?

– У вас есть документы, часть которых принадлежит семье дона Рамона. Будьте добры мне их вернуть.

– Вы капитан Уорфилд? – спросил Иджурра после некоторого молчания, делая вид, что рассматривает письмо комиссара. Я видел, как у него дрожали руки.

– Да, я капитан Уорфилд. Вам пора бы это знать!

– Действительно, здесь есть письмо на ваше имя. Я нашел его на дороге. Пожалуйста, возьмите, – сказал он, передавая приказ комиссара, но удерживая другие бумаги.

– В письмо была вложена записка. Она у вас в руке. Надеюсь, вы мне отдадите и ее, а также документы американского главнокомандующего, выданные одной даме. Я возвращу их по принадлежности.

Иджурра начал озираться кругом, намереваясь убежать.

– Да, у меня есть пропуск. Можете получить и его, тем более что для меня он не имеет никакой цены, – сказал Иджурра, дерзко смеясь и спрятав драгоценные бумаги в карман.

Я встал в боевую позу, предлагая моему противнику также обнажить саблю и защищаться.

Иджурра как будто колебался.

– Но вы должны драться! – воскликнул я. – Трус! Или вы хотите быть убитым, не вынув сабли из ножен?

Никогда не видел я такого труса. Его губы дрожали, глаза бегали по сторонам. Я уверен, что при малейшей возможности он готов был улизнуть.

Но вдруг Иджурра преобразился. Глаза его сверкнули злобой, он выдернул саблю, и поединок начался.

К счастью, я, защищаясь, повернул голову в сторону и увидел двух герильясов, бежавших к нам с саблями в руках. Вот и разгадка неожиданной храбрости Иджурры! Он выждал момент, когда они смогут напасть на меня сзади.

Только теперь я действительно почувствовал себя в опасности.

Одному осилить троих было совершенно невозможно. У меня мелькнула мысль о бегстве, но это было немыслимо. Конь мой стоял далеко, и меня, наверное, убили бы раньше, чем я мог бы добраться до него. Однако раздумывать было некогда.

Я едва успел отскочить шага на два назад, как очутился лицом к лицу с тремя противниками.

Между нами завязалась неравная борьба. Получив несколько ран, я начал истекать кровью, постепенно теряя силы. Наконец я почувствовал, что не в состоянии буду отразить ни одного удара, и в отчаянии вскрикнул.

В ту же минуту откуда-то раздался выстрел. Пуля пронзила поднятую надо мной руку, заставив противника выронить саблю. В одно мгновение все трое бросились бежать и скрылись в чаще.

Взглянув в противоположную сторону, я увидел человека с ружьем, направлявшегося ко мне. Судя по одежде, я принял его за мексиканца и приготовился к защите.

Но каково же было мое удивление, когда я увидел, что обязан своим спасением Куакенбоссу!

– Спасибо, храбрый друг, – сказал я ему, – вы спасли меня от верной гибели!

– Вы ранены, капитан? – спросил Куакенбосс.

– Да. Но думаю, что не смертельно, я чувствую слабость от потери крови. Пожалуйста, приведите мою лошадь, она там. – С этими словами я потерял сознание, а придя в себя, увидел своего коня и Куакенбосса, перевязывавшего мне раны. Он был в одном сапоге, а другой стоял рядом, наполненный водой, которой он поил коня и смачивал мне виски.

Я вскоре почувствовал, что могу сесть на коня, и мы отправились в село, причем Куакенбосс вел мою лошадь.

Приходилось ехать мимо гасиенды, но, к счастью, наступила тьма и никто не видел меня. Говорю «к счастью», так как я был весь в крови и мой вид мог пробудить излишнее беспокойство.

XVII. Поход. Жестокий приговор

Рано утром раздался сигнал тревоги. В последний раз взобрался я на крышу, окинул взором окружающее. Весь отряд уже собрался на площади, готовый к выступлению. Все жители были на ногах. В укромных уголках, в окнах и даже на площади начались трогательные прощания. Красивые поселянки со слезами на глазах расставались с нашими воинами.

Однако среди населения встречались и враждебные нам, злобные лица. Меня волновали какие-то мрачные предчувствия, беспокоили тревожные мысли об Изолине. Что станется с ней, когда мы уйдем? Не угрожает ли ей какая-нибудь ужасная опасность? Ведь от такого негодяя, как Иджурра, всего можно ожидать.

Я решил еще раз повидаться с Изолиной и ее отцом, чтобы уговорить их уехать отсюда на время войны.

Однако я боялся, что дон Рамон не согласится на это, да и Изолина сама слишком горда, чтобы покинуть дом из-за такого труса, как Иджурра.

Кроме того, посещение мною дона Рамона около пяти часов утра могло стать известным и навлечь на него ту самую опасность, от которой я хотел оградить его и его дочь. Я был в нерешительности: что предпринять? Холингурс вывел меня из затруднения, посоветовав мне написать дону Рамону письмо.

Послушавшись лейтенанта, я быстро написал письмо, с более легким сердцем отправил его, а сам дал отряду сигнал к выступлению.

Через некоторое время после нашего выхода из села нас откуда-то обстреляли. Посланные в разные стороны разведчики никого не нашли, хотя издали мы видели группу всадников, мчавшихся от нас во всю прыть.

Это был, по всей вероятности, отряд Иджурры, но мы его не преследовали, боясь столкнуться с сильным и хорошо организованным отрядом мексиканцев под начальством самого Каналеса.

Во время пути мне не давали покоя мрачные предчувствия относительно Изолины. Добравшись благополучно до города, мы, к своему удивлению, узнали, что дивизия еще не покинула его. Она должна была выступить утром, но получила приказ пробыть здесь еще неделю.

Я надеялся, что нас снова отправят в село, но нам было приказано остаться при дивизии.

Мой отряд расположился на берегу красивого ручья в полумиле от города. Я недолго оставался в лагере и вскоре отправился в город узнать о дальнейших действиях армии и повидаться с товарищами. Это несколько рассеяло мои грустные мысли.

Когда я возвратился в лагерь, меня снова одолели тяжелые думы. Лежа в своей палатке, я предавался таким мрачным размышлениям, что, в конце концов, не мог больше оставаться в неизвестности относительно Изолины и придумал, взяв несколько солдат, отправиться с ними ночью к дому дона Рамона. По прибытии туда я предполагал оставить солдат у ворот, а самому войти в дом и, если обитатели еще не выехали оттуда, постараться убедить их сделать это.

Решено было выехать, когда стемнеет: во-первых, мне не хотелось, чтобы в лагере узнали о моей экспедиции, во-вторых, для большей безопасности.

С наступлением темноты мы отправились в путь.

Рюб и Гарей шли впереди в качестве разведчиков, которым мы, разумеется, вполне доверяли.

Пробирались мы по совершенно пустой местности. Только на полпути попалась нам какая-то разоренная хижина. Не доезжая до нее около полумили, мы услышали голоса, плач и стоны женщин. Пришпорив своих коней, мы быстро поехали вперед. К нам навстречу спешил Гарей, по лицу которого было видно, что случилось нечто ужасное.

– Капитан, плохие вести!.. Эти негодяи в нашем селе хуже индейцев поступили! Женщины убежали сюда, в эту хижину. Пойдите, взгляните на них!