Не переставая защищать свою позицию, оба брата постепенно продвигались к высоким ветвям, представлявшим для них более надежное убежище. Но по временам им приходилось останавливаться и раздавать новые удары прикладами. Наконец им удалось достичь самых длинных ветвей, и каждый из них, выбрав себе достаточно толстую, чтобы она могла выдержать его, влез по ней на верхушку дерева. Здесь они могли не опасаться пекари, так как, хотя теперь эти животные и могли взобраться на главный ствол, что некоторые из них уже и сделали, все усилия их подняться на ветви были напрасны, и те, которые попытались это сделать, скатились на песок.
Наши охотники, очутившись вне опасности, не могли удержаться от радостного возгласа, на который им отвечали криками с лодки; в этих криках легко было разобрать громоподобный голос Пушкина.
Однако, окруженные со всех сторон, они еще должны были заставить осаждающих снять осаду; они об этом и раздумывали, когда их взгляд привлекли новые обстоятельства.
Глава XXV. ЯГУАР
Бегство братьев на ветви привлекло в эту сторону часть их врагов, и, испустив радостный крик, охотники увидели, как вдруг заметались под ними пекари среди тех ветвей дерева, которые лежали на земле. Часть их была совершенно покрыта сухой травой, и там укрывался страшный зверь, вдруг представший пред взорами осажденных и осаждающих. Этим новым действующим лицом в разыгрывающейся драме было животное внушительного вида и роста, перед которым пекари казались толпой лилипутов. То был их извечный враг – ягуар.
Был ли он разбужен криками наших юных охотников или потревожен в своем логовище пекари, или же его появление вызвали обе эти причины? Как бы там ни было, зверь одним прыжком вскочил на ствол дерева и остановился. Одну минуту он продержался неподвижно, поворачивая глаза то к ветвям, где прятались молодые люди, то в сторону леса. Казалось, он был в нерешительности, и это не могло не произвести на наших героев самого неприятного впечатления. В самом деле, если ягуар нападет на них, их гибель можно считать неизбежной, ибо он разорвет их на ветвях; если же они свалятся на песок, то их растерзают пекари.
К счастью, пекари, как только показался ягуар, бросились на него со всех сторон, и он, чтобы избавиться от них, вскочил на ствол дерева. Здесь, наконец, зверь решился на что-то. Испуская ужасное рычание, он начал наносить удары когтями, и при каждом ударе один из его врагов катился на песок, воя и корчась в предсмертных муках.
Во время всех этих событий Алексей сохранял присутствие духа, что, быть может, положило конец драме и спасло жизнь ему и брату.
Его карабин был еще заряжен, так как он понял, насколько бесполезно было стрелять в двести нападающих, с которыми они вначале имели дело. Алексей мог убить лишь двух или трех из них, чем только удвоил бы их ожесточение, вместо того чтобы напугать остальных. Поэтому он сохранил свой заряд. Теперь момент казался ему подходящим, чтобы воспользоваться им; Алексей решил избавиться от ягуара, пустив в него пулю.
Вскинуть ружье на плечо и прицелиться было для него делом одной минуты. Раздался выстрел, и наши герои тотчас же с удовольствием увидели, как рыжее и пятнистое чудовище приникло к стволу дерева, а потом упало на песок, где в одну секунду было окружено стадом пекари, которые со всех сторон набросились на него, издавая бешеные крики.
Опять-таки к счастью, пуля Алексея только ранила ягуара. Если бы он был убит наповал, пекари принялись бы раздирать его на месте, на что им потребовалось бы всего несколько секунд. Но у него была лишь перебита одна лапа, и он решил бежать на трех остальных в сторону леса. Свирепая стая свиней последовала за ним, перенеся на нового врага весь свой гнев и, казалось, совершенно забыла о своих первых противниках, которых оставила спокойно сидеть на ветвях хлопчатника.
Удалось ли пекари умертвить ягуара, или же лесной тиран, хотя и был ранен, смог избавиться от их страшного нападения? Наши юные охотники не полюбопытствовали пойти посмотреть на развязку этого страшного боя. Также они не позаботились и подобрать мертвых пекари. Иван отказался от желания попробовать их мясо, и, как только их враги скрылись из вида, оба брата соскочили на землю и во всю прыть побежали к лодке. Они достигли ее без новых приключений, и гребцы, проворно действуя веслами, вскоре вывели лодку на середину реки, где можно было не опасаться ни ягуаров, ни пекари.
Через несколько дней путешествия, не лишенного интереса и различных приключений, наши охотники прибыли, наконец, в Арчидону, городок, от которого начинается судоходство по Напо и где обычно садятся на пароход те, которые из окрестностей Квито едут в долину Амазонки.
До сих пор страна, которую они проезжали, была настоящей пустыней. Им попалось всего несколько мелких поселков, называемых миссиями, где священник, принадлежащий к какому-нибудь религиозному ордену, живет среди двух или трех сотен индейцев-полухристиан, которыми управляет по своему усмотрению.
Из Арчидоны в Квито ездят обычно верхом, на лошади или на муле; но наши путешественники не направлялись непосредственно в этот город. Между ними и древней столицей Перу находилась восточная цепь Анд, а на ее склонах или в долинах они, вероятно, и встретят тех животных, за которыми ехали так далеко. Обычно медведи водятся на самом Напо, выше Арчидоны, неподалеку от того места, где река, питаемая снегами великого вулкана Котопахи, стекает с горных высот; туда они и решили отправиться.
Достав себе мулов и проводника, они продолжали путь и после трехдневного путешествия, в течение которого охотники из-за трудностей дороги сделали никак не более восьмидесяти верст, очутились среди холмов, образующих первые отроги Анд, у подножия Котопахи, конус которого, покрытый снегом, поднимался над их головами на недосягаемую высоту.
Здесь они находились в настоящей медвежьей области; им оставалось только основаться временно в какой-нибудь деревне и приготовиться к охоте.
Городок Напо, обязанный своим именем реке, близ которой расположен, и поднимающийся среди леса, вполне подходил их планам. Итак, установив там свою временную резиденцию, они тотчас же отправились на поиски черного медведя Кордильерских гор.
По обыкновению, они взяли для услуг туземца, причем выбор их пал на метиса, единственным ремеслом которого служила охота. Он принадлежал к классу тигреро, то есть тигровых охотников, называемых так по имени животного, с которым они, главным образом, воюют. Во всей испанской Америке имя тигра неправильно присвоено ягуару по причине его пятнистой шкуры.
Однако хотя профессией метиса и была охота на ягуаров, он не брезговал и медвежьими шкурами, когда какому-нибудь из этих животных случалось сменить высокие горы на более теплую область, где живут ягуары. Медведи не во всякое время года встречаются в этих долинах, так как хотя ursus frigulegus и живет под тропиками, но не любит чересчур жаркого климата. Он также не живет на холодных плоскогорьях, тянущихся по соседству с вечными снегами. Он предпочитает умеренную температуру и находит ее, как мы уже сказали, на возвышенностях, образующих первые отроги восточных Анд. Там находится его настоящая родина, можно сказать, его колыбель, и там же проводит он большую часть своей жизни. Тем не менее, во время года, соответствующему нашему лету, он спускается в нижние долины. Что он там делает? Алексей задал этот вопрос тигреро. Ответ был столь же курьезен, как и лаконичен:
– Ест «голову негра».
– Ха-ха-ха! Ест голову негра! – повторил Иван, недоверчиво смеясь.
– Да, сеньорито, да! – утверждал охотник. – Именно это его и привлекает.
– О, кровожадный зверь! – воскликнул Иван. – Неужели он убивает бедных чернокожих, чтобы съесть их головы?
– Нет, нет! – возразил тигреро, улыбаясь в свою очередь, – это не то.
– Что же это тогда означает? – нетерпеливо спросил юный русский. – Я слышал, что есть табак, называемый «головой негра», уж не любит ли он этот табак?
– Карамба! Нет, сеньорито, – ответил охотник за тиграми, тоже засмеявшись, – зверь любит вовсе не жвачку. Вы это сейчас увидите. К счастью, у нас теперь такое время года, когда он может удовлетворить свою страсть, иначе было бы напрасной потерей времени искать здесь медведей. Нам пришлось бы тогда идти выше в горы, где их труднее найти и выслеживать. Но нет сомнения в том, что мы спугнем одного из них, когда придем к «головам негра». Теперь их орехи полны тем сладким молочным тестом, до которого так охочи медведи, и в одной миле отсюда есть целые леса этих деревьев. Я ручаюсь за то, что мы там найдем медведя.
Хотя это объяснение далеко не удовлетворило любопытства юных охотников, они доверчиво последовали за тигреро.
Пройдя около мили, они очутились в долине, или, скорее, на равнине, покрытой странной растительностью. Казалось, будто это лес из пальм, стволы которых ушли в землю, и лишь верхушки остались над почвой. У некоторых из них ствол был от десяти до двадцати дюймов высоты, но в большинстве своем они казались совершенно вкопанными в землю, кроме листвы, которая у всех развивалась одинаково мощно. Среди каждого такого большого пука блестящих и продолговатых листьев виднелись крупные закругленные предметы, очевидно, плоды этого растения, которые издали в самом деле походили на головы африканцев.
Это была роща тагуа, как называют перуанцы растительную слоновую кость.
Эти странные деревья, принадлежащие к породе пальмовых, имеют две разновидности, отличающиеся одна от другой только размером плодов. Перуанские индейцы употребляют их листья на покрытие своих хижин; но это дерево обязано своей известностью плодам одной его крупной разновидности.
Эти плоды имеют треугольную продолговатую форму и заключены по нескольку штук в общую оболочку. Будучи неспелыми, они наполнены жидкостью, не имеющей никакого вкуса, но которую индейцы используют как прохладительный напиток. Немного позже эта жидкость принимает цвет и густоту молока, затем обращается в белое тесто. Когда плод совершенно созревает, это тесто приобретает цвет и плотность слоновой кости. Эта растительная слоновая кость с незапамятных времен употреблялась индейцами на пуговицы, курительные трубки и множество иных мелких вещиц. С некоторого времени ее обрабатывают на европейских фабриках, и так как она много дешевле, нежели настоящая слоновая кость, и во многих предметах необходимости или роскоши может ее заменить, то торговля ею приняла довольно значительные размеры.
Глава XXVI. ТАГУА
Но как бы ни любили индейцы «голову негра» и как бы ни ценили европейские негоцианты растительную слоновую кость, есть четвероногое, питающее не меньшее пристрастие к плодам тагуа: это черный медведь Анд (ursus frigulegus). Чтобы лакомиться ими, он, разумеется, не ждет, когда они превратятся в слоновую кость. Такой орех был бы слишком твердым даже для его крепких челюстей. Он его любит в незрелом виде, когда корка плода еще не отвердела. Полуспелый орех служит для него лакомством, так что в это время года можно встретить черного медведя всюду, где только растут тагуа, и как только он примется смаковать «голову негра», он становится равнодушным ко всякой опасности и не всегда уходит даже при приближении человека.
Наши охотники вскоре убедились в этом, так как, едва они вошли в рощу тагуа, заметили следы медведя и почти в ту же минуту увидели его самого, занятого едой.
Алексей, Иван и Пушкин готовились пустить в него по пуле, когда они, к большому своему удивлению, увидели, что тигреро вскочил на свою проворную лошадку, пришпорил ее и галопом промчался мимо них, прямо к зверю. Они забыли предупредить своего проводника, что хотят сами убить медведя, и потому ничего не сказали и остались простыми зрителями, предоставив ему действовать по своему усмотрению.
Очевидно, он собирался покончить с медведем особым способом. Они не могли в этом сомневаться, видя у него в руке кожаный ремень с петлей на конце. Они узнали знаменитое оружие южных американцев – лассо, и, никогда не видев, как оно употребляется, рады были представившемуся теперь случаю.
Когда всадник очутился шагах в двадцати от медведя, тот испугался и начал убегать, но медленно и с таким видом, будто ему жаль покидать поле сражения. В этом месте тагуа находились на довольно большом расстоянии одна от другой, и большинство из них были слишком малы, чтобы скрыть медведя от глаз зрителей, которые таким образом не пропускали ни одной сцены из этой своеобразной охоты.
Она продолжалась недолго. Медведь, заметив, что всадник нагоняет его, вдруг обернулся и, сердито ворча, поднялся на задние лапы, как бы ожидая его в этой вызывающей позе. Однако при приближении охотника, он, по-видимому, струсил и снова грузно побежал между кустами. Но, едва успев сделать несколько шагов, он, раззадоренный криками своего врага, остановился и снова обернулся, поднявшись на задние лапы.
Именно этого и ждал охотник, и прежде чем медведь успел опуститься на четыре лапы, чтобы продолжать свое бегство, длинный ремень взвился в воздухе, и зверь почувствовал, как на плечи ему упала петля. Ошеломленный этим нападением, он попытался освободиться от лассо; но ремень был так тонок, что еще туже затянул петлю вокруг его шеи.
Между тем, кинув лассо, охотник сделал полуоборот и, стиснув бока своей лошади, пустил ее галопом в противоположном направлении. Можно было предположить, что, спасаясь от нападения медведя, он старался от него ускакать. Ничуть не бывало. Лассо, один конец которого обвился вокруг шеи зверя, другим концом было крепко привязано к крюку, вделанному в деревянное седло. В ту минуту как лошадь побежала, ремень натянулся, дернул медведя, и он, опрокинувшись на землю, стал по ней волочиться, то подпрыгивая над землей, то с шумом продираясь через кусты.
Лошадь и медведь промчались таким образом по равнине около мили. Пушкин и молодые люди последовали за ними, чтобы быть свидетелями развязки, которая не представила ничего особенного. Когда, наконец, проводник остановился и наши путешественники подъехали к нему, они увидели лишь какую-то косматую массу, настолько покрытую пылью, что она походила на кучу земли. Это был уже мертвый медведь; но, боясь, как бы он не пришел в себя, тигреро соскочил с лошади и всадил ему свой нож между ребрами.
Таков в его стране способ ловить медведей – объяснил тигреро. Но, так как этот медведь был убит при условиях, не позволяющих юным Гродоновым включить его шкуру в свою коллекцию, то тигреро оставил ее себе. Однако они вскоре отыскали второго медведя среди тагуа, и этот, будучи убит наповал одновременными выстрелами Алексея и Пушкина, доставил им шкуру, добытую при условиях, вполне соответствующих предписаниям барона. Следовательно, их миссия была закончена, поскольку она касалась ursus frigulegus, и им больше нечего было делать в этой местности. Его большеглазый собрат, хукумари, живет в гораздо более возвышенных областях, и, чтобы его встретить, предстояло взобраться по крутым откосам Кордильер.
В самом деле, они настигли его в одной из возвышенных долин, известной у перуанцев под названием Сьерра. Животное занималось опустошением маисового поля. Медведь был настолько поглощен этим занятием, что ничего не видел кругом, и наши охотники, осторожно приблизившись к нему, могли выстрелить в него почти в упор. Этот единственный выстрел уложил его насмерть.
Путешественники, сняв с него шкуру, снова сели на своих мулов и направились к древней столице северного Перу.
Глава XXVII. НА СЕВЕР!
Отдохнув несколько дней в Квито, наши охотники отправились в маленький портовый город Барбакоас, где сели на пароход, шедший в Панаму. Затем они доехали по перешейку до Порто-Бельо и снова пустились оттуда по морю в Новый Орлеан, на реке Миссисипи. Их целью было приняться за поиски североамериканских медведей, в том числе и полярного медведя, живущего также на севере Азии, которого им удобнее было встретить на американском материке. Алексей знал, что черный медведь (ursus americanus) водится всюду на этом материке, от Гудзонова залива до Панамского перешейка и от Атлантических берегов до Тихого океана. Кроме того, этот медведь живет не только в горных цепях, – его встречают и на равнинах. Правда, в тех местностях, где обосновался человек, медведь был оттеснен к горным областям, служащим ему убежищем от охотников. Но когда ничто не стесняет его врожденных привычек, он настолько же любит и лесистые ущелья, и чувствует себя под тропиками так же хорошо, как в лесах Канады.
Поэтому нашим юным охотникам предоставлялась на этот раз полная свобода выбирать тот или иной путь; но так как нигде нет такого множества черных медведей, как в Луизиане, то они решили, что самое лучшее будет начать оттуда свою охоту. В самом деле, в обширных лесах, еще покрывающих большую часть этой области и, главным образом, по берегам байу – особого рода лагун, вокруг которых болотистая почва и многочисленные кипарисы, увешанные испанским мхом, препятствуют всяким культурным начинаниям, – еще свободно бродит медведь, и его нетрудно там встретить.
В этой стране практикуется несколько способов охоты на медведей, причем чаще всего используются ямы, куда звери падают, после чего их и хватают. Но плантаторы забавляются также медвежьей охотой с собаками, и подобная охота редко бывает неудачной. Дело в том, что преследуемый медведь влезает обычно на дерево, а в таком случае нет ничего легче, как сбить его оттуда ружейными выстрелами.
Наши путешественники остановились на этом роде охоты и вскоре нашли то, что искали. Русский консул в Новом Орлеане дал им рекомендательное письмо к знакомому плантатору, жившему около одной из байу внутри страны, и тот поспешил предоставить в распоряжение гостей своих лошадей, собак и весь дом.
Глава XXVIII. СЕВЕРНЫЕ ЛЕСА
Как только прибыли охотники, плантатор приступил к устройству большой охоты и разослал приглашения своим соседям. Каждый должен был привезти своих собак, чтобы иметь возможность занять значительное пространство леса. Это распространенный обычай среди южных плантаторов.
Обычная дичь в южных штатах – американская лань, которая встречается в значительном количестве. Это единственная порода, что водится в Луизиане, потому что благородный олень или, как его ошибочно называют, лось, не заходит так далеко на юг. На берегах Тихого океана он, однако, встречается гораздо южнее, нежели на берегах Атлантического.
Кроме лани, луизианский плантатор охотится за серой лисицей, за рысью или дикой кошкой, и временами, но гораздо реже, за кугуаром, который спасается на деревьях от собак, если их много.
Но самой крупной дичью считается медведь, и случай поохотиться за этим зверем тем более ценен, что не представляется ежедневно. Чтобы открыть его берлогу, иногда необходимо проникать в самые густые, непроходимые чащи леса, за несколько миль от плантаций. Расстояние это не мешает старому медведю подходить к поселениям и лакомиться маисом и сахарным тростником, ибо он, как все его соплеменники, чрезвычайно любит сладкое.
В этом отношении он очень похож на бурого медведя, но во всем другом оба вида до такой степени различаются, что трудно понять, каким образом натуралисты могли считать их одной породой.
Они различаются не только цветом. В то время как мех бурого медведя, растущий пучками, походит на нечесанную шерсть, мех черного американского медведя очень гладкий и блестящий. С этой точки зрения черный медведь больше похож на медведя азиатских островов, нежели ursus arctos, от которого он отличается и в другом. Размерами он меньше, морда у него длиннее и острее, и сам он менее свирепый.
Так как охота не могла состояться раньше, чем через три дня, братья решили использовать это время на осмотр тропических лесов, которых они вблизи никогда еще не видели. Плантатор отправился к соседям и друзьям с приглашениями, а братья Гродоновы в сопровождении слуги-негра отправились в лес. Пушкин остался дома заниматься починкой дорожных принадлежностей.
Глава XXIX. БАЙУ
Охотники скоро вышли с обработанной местности и вступили в темный и величественный лес. Они слышали об одной байу, или пруде, находящемся недалеко, который должен был быть весьма интересным, и направились туда.
Когда они прибыли на берег пруда, они действительно увидели странное зрелище. Птицы и разных форм пресмыкающиеся, казалось, покрывали всю его поверхность. Здесь плавали сотни аллигаторов. Временами, поднимая огромные хвосты, они били ими по поверхности воды с шумом, раздававшимся по всему лесу. Блестящий предмет, в котором можно было узнать рыбу, вылетал при этом из воды и тотчас же попадал в пасть кому-нибудь из них. Множество разных водяных птиц занималось рыболовством. Пеликаны, стоя в воде, погружали в нее свои длинные клювы и вылавливали жертву. Были здесь цапли, журавли и даже большой луизианский журавль, хохлачи, чайки, секретари, и самая красивая птица – красный гусь, или фламинго.
Другие птицы, не принадлежащие к числу водяных, также участвовали в этой странной сцене. Над озером летали черный коршун и ворон, а на сухом дереве сидел великолепный белоголовый орел. Пониже рыболов-орел следил за всеми движениями на воде и хватал на лету рыбу, взлетающую в воздух от удара по воде хвоста аллигатора.
Сцена была шумная. Глухой рев аллигаторов, шум от ударов хвостами по воде, крик пеликанов и щелканье их челюстей, жалобные голоса цапель и журавлей, клекот орлов – из всего этого получался чрезвычайно оригинальный концерт.
Выстрел Ивана, сваливший великолепного орла, положил конец этой драме и возвестил о прибытии охотников на берега байу. Птицы разлетелись в разные стороны, а чудовищные пресмыкающиеся, которых охотники научили бояться соседства человека, поспешили скрыться в тростниках противоположного берега.
Подобрав убитого орла, братья продолжали путь по берегу. Вскоре они вступили в тенистую полосу, еще недавно покрытую водой; несмотря на действие солнечных лучей, земля была еще свежая. С первого же взгляда они заметили след, показавшийся им человеческим, но в котором они сейчас же узнали медвежий. Негр подтвердил это.
– Да, это медвежий след, – сказал он, вытаращив глаза. – След большого медведя. Сэм его знает. Ха, ха! Медведь также приходил на рыбную ловлю, ха, ха, ха!
И негр засмеялся от своей шутки, которую посчитал остроумной.
Присматриваясь к следам, братья убедились, что они действительно были медвежьи, но гораздо меньше тех, какие они видели в Лапландии. Отпечатки казались такими свежими, что охотники невольно начали осматриваться по сторонам.
Вероятно, медведь перед самым их приходом был на берегу и ушел в лес, встревоженный выстрелом Ивана.
– Как жаль, что я не оставил орла в покое! – воскликнул Иван. – Мы могли бы стрелять по медведю. А теперь что нам делать? Не укрылся ли он за этими огромными штабелями поваленного леса?
И Иван показал на небольшой полуостровок, вдававшийся в байу, шагах в тридцати от них. Он соединялся с берегом узким илистым перешейком, но его оконечность на несколько саженей была покрыта сухим лесом, поваленным во время наводнения.
– Это возможно, – ответил Алексей, – место очень удобное.
– Пойдем, посмотрим. Если он там, то не уйдет от наших пуль, а я слышал, что американского медведя убить гораздо легче, чем нашего.
– Это смотря по обстоятельствам; и черный медведь иногда энергично защищается.
Братья подошли к перешейку.
– Как жаль, – сказал Иван, – что здесь лежит это бревно, а то мы могли бы увидеть следы.
Иван говорил об огромном дереве, сваленном вдоль перешейка и представлявшем из себя что-то вроде мостика. Но ведь зверь мог пройти и по бревну, и братья решили перебраться тем же путем на полуостров.
Вдруг Алексей остановился и наклонился.
– Что ты там увидел? – спросил Иван.
– Следы медведя.
– Ты уверен? Где же?
Алексей указал на кору дерева, на которой виднелись грязные пятна, свидетельствовавшие о недавнем проходе животного.
– Нет никакого сомнения. Это та черная грязь, на которой мы только что видели его следы.
– Я тоже так считаю.
Братья Гродоновы приготовили ружья и осторожно пошли по бревну на полуостров.
Глава XXX. НЕГР ВЕРХОМ НА МЕДВЕДЕ
Как только охотники вступили на полуостров, а негр, следовавший за ними, шел еще по бревну, вдруг послышалось громкое ворчанье и из-за костра появилась черная масса. Увидев медведя, Иван и Алексей вскинули ружья. В тот момент он стоял на задних лапах, но потом принял горизонтальное положение, так что братья не имели возможности хорошенько прицелиться. Гродоновы опять прицелились, но медведь бросился с ревом и пробежал мимо них с такой скоростью, что пришлось стрелять наудачу. Иван выстрелил, но безуспешно; пуля ударила в бревно позади медведя. Медведь и не думал нападать на них, а продолжал бежать, пытаясь скрыться в лесу. Негр, видя приближение страшного зверя, закричал от испуга и попробовал задать стрекача.
Напрасно! Не успел он сделать и нескольких шагов, как медведь, более опасаясь двух противников, следовавших за ним, нежели стоящего впереди негра, кинулся прямо на него, и его морда, голова, и, наконец, шея очутились между ног у несчастного слуги. Тот растерялся; он чувствовал, что поднимается, и скоро действительно сидел верхом на медведе лицом к хвосту. Он мог бы далеко уехать подобным образом, но, не находя удовольствия в таком путешествии, старался всеми силами отделаться от своего скакуна.
Потеряв равновесие, он свалился, увлек своим падением медведя, и оба погрузились в грязь. С минуту они возились, медведь с ворчанием, а испуганный негр издавая дикие крики. Наконец мишка встал на лапы и побежал что есть силы.
Алексей послал ему вдогонку заряд, но пуля только ускорила его бегство, и прежде чем негр вскочил на ноги, медведь уже скрылся из виду.
При виде перепачканного в грязи негра братья не могли удержаться от смеха. Но они все-таки зарядили ружья с намерением погнаться за зверем.
Они не могли, однако, следить за ним без помощи собак и хотели уже послать на плантацию, но вскоре убедились, что обойдутся и без них. Жидкая грязь, которой пропиталась шкура медведя, оставляла след везде, где он проходил, а потому братья решили идти покуда можно по нему. Но не успели они сделать и сотни шагов, как след оборвался у корня огромной смоковницы.
Осмотрев кору, они увидели и грязные пятна, и большие царапины. Положим, царапины были старые, но две или три показались совершенно свежими, и, кроме того, на коре виднелись следы еще не высохшей грязи. Листва смоковницы была не очень густой, но по ветвям висели длинные фестоны испанского мха, среди которых мог укрыться медведь. Осмотрев смоковницу, охотники убедились, что медведь не скрылся между мхом, а спрятался в дупле, отверстие которого между двумя толстыми ветвями могло быть видно только с одной стороны.
Глава XXXI. СМЕРТЬ МЕДВЕДЯ
Каким же образом заставить его выйти оттуда?
Охотники пробовали кричать, стучать по дереву, но все было безуспешно.
Осматривая потом внимательно грязные пятна, Алексей и Иван заметили в них следы крови и решили, что зверь ранен и, следовательно, нет надежды заставить его выйти из убежища.
Раненый черный медведь забирается обычно в первое дупло, где и остается до смерти, и Гродоновы, зная это, решили срубить дерево.
Негр тотчас же был послан на плантацию и возвратился с полудюжиной своих товарищей с топорами, под предводительством Пушкина. На старую смоковницу посыпались дружные удары, и через час она с шумом повалилась на землю, сломав молодые деревца. Братья, рассчитывая, что зверь появится в ту же минуту, навели ружья на отверстие дупла, но, к величайшему их изумлению, медведь не подавал ни малейшего признака своего присутствия.
Пушкин опустил в дыру палку – сперва осторожно, а потом начал пробовать изо всей силы, однако медведь не шевелился.
Тогда решили перерубить дерево возле самого дупла, и когда это сделали, увидели мертвого медведя. Пуля Алексея нанесла ему смертельную рану.
Здесь же Гродоновы узнали от негра странный факт: дупло дерева, куда часто уходит спать медведь, редко бывает намного шире его туловища. В большинстве случаев оно бывает таким узким, что он не может повернуться. Значит, он должен спать стоя или скорчившись. Из этого можно заключить, что медведю все равно – стоять ли на двух лапах, или на четырех, или, наконец, лежать.
Медведь, убитый нашими охотниками, принадлежал к числу самых крупных экземпляров своей породы, и мех его, обмытый и очищенный, оказался достойным занять место в их коллекции.
Братья выполнили свой долг, но они задержались еще на некоторое время у гостеприимного хозяина.
В их честь была устроена охота на ланей, во время которой убили также кугуара – событие более редкое, нежели смерть медведя, так как кугуар встречается теперь весьма нечасто в лесах Северной Америки.
Плантатор приготовил для своих гостей другое развлечение – барбекю, праздник, весьма распространенный у обитателей самых отдаленных американских лесов, и за свою оригинальность заслуживающий хотя бы краткого описания.
Глава XXXII. СКВАТТЕР
Как мы уже сказали, барбекю – праздник, характерный для новых поселений, основанных в сердце американских лесов, хотя празднуется и в старых Штатах, где он нередко служит предлогом для больших политических собраний разных избирательных движений. Заимствованные украшения и усовершенствования, которые придают ему в этих случаях, лишают его естественности.
Когда Алексей и Иван вышли рано утром на прогулку и забрели на поляну, избранную для деревенского праздника, они нашли там шумную толпу. На одном конце поляны горел костер, достаточный не только для того, чтобы зажарить быка, но и чтобы устроить целое жертвоприношение, тут же рядом негры рыли яму, занимаясь болтовней. По окончании работы эта яма была футов четырнадцать в длину, семь в ширину и фута четыре в глубину. Ее обложили гладкими камнями. Когда догоревший костер превратился в горящие угли, их сгребли лопатами в яму. Другие негры приготовили множество длинных жердей, из которых над ямой устроили огромную решетку. Бык, убитый накануне и составлявший главный предмет пира, был разрублен надвое и положен на решетку. Старший хозяйский повар при помощи нескольких соседских поваров распоряжался приготовлением быка, время от времени он заставлял человек двадцать переворачивать бифштекс, между тем как сам посыпал поджарившееся уже мясо смесью из перца, соли и разных трав.