– Правда, брат. Взгляд на карту не оставляет в этом ни малейшего сомнения. Значит, ты предлагаешь посетить сперва Южную Америку, чтобы потом перебраться в другую часть американского материка?

– Мы обязаны сделать это в силу нашего уговора. Когда мы добудем шкуры ursus ornatus и другой разновидности медведей, которую найдем в Андах, мы можем тогда по прямой линии направиться к северу. В долине Миссисипи мы встретим черного американского медведя (ursus americanus), и, присоединившись к одному из караванов, направляющихся к заливу Гудзона, достигнем стран, где обитает полярный медведь (ursus maritimus). Далее по направлению к северо-западу у нас будет медведь Бесплодных Земель, которого сэр Джон Ричардсон считает разновидностью бурого европейского. Однако наш отец об этом другого мнения. Перейдя затем Скалистые горы, я думаю, мы будем иметь возможность помериться силами со знаменитым страшным серым медведем (ursus ferox), а в Орегоне или английской Колумбии мы сможем присоединить к нашей коллекции шкуру коричневого медведя (ursus cinnamonius), которого обычно считают разновидностью черного американского медведя. Тогда мы покончим с медведями этого материка.

– И потом, полагаю, перейдем в Азию.

– Да, мы переправимся через Берингов пролив и встретим медведя с воротником (ursus collaris), или сибирского. Эта порода, говорят, заключает в себе две разновидности, из которых одна, известная под названием ursus sibericus, встречается также и в Лапландии.

– Продолжай, брат.

– С Камчатки мы сделаем большой переход по направлению к юго-западу, чтобы достигнуть Борнео.

– Родину небольшого красивого медведя с оранжевою грудью?

– Да, это борнейский медведь (ursus euryspilus), или бруанг, как называют его малайцы.

– Но нет ли там другого бруанга?

– Есть еще медведь полуострова Малакки (ursus malayanus), которого мы встретим на Яве или на Суматре.

– Список гораздо длиннее, чем я думал. Надо сказать правду, он очень увеличился со времен этого доброго старика Линнея.

– До конца еще далеко.

– Хорошо. Куда же потом?

– Вверх по Бенгальскому заливу до Гималайских гор. Сначала у подошвы мы найдем любопытную породу медведя-лентяя, которого французские писатели называют жонглерским медведем. Это ursus labiatus – большегубый медведь, мы сможем найти его на равнинах Индии. Добыв его шкуру, мы проникнем в горы и как только достигнем известной высоты, то непременно встретим тибетского медведя (ursus thibetanus), помещенного некоторыми натуралистами ошибочно в число многих разновидностей бурого европейского медведя. Еще выше, надеюсь, мы встретим солового медведя (ursus isabellinus), названного так из-за цвета его меха, но которого англо-индийские охотники называют снеговым медведем, потому что он обычно живет в области снегов.

– Ну, все ли теперь?

– Нет, брат, остается еще один медведь, но это уж будет последний.

– Какой же?

– Сирийский (ursus syriacus), первый, о котором упоминает история, и последний в нашем списке; именно медведицы этой породы вышли из леса и разорвали в клочки у ворот Вефиля сорок двух детей, насмехавшихся над пророком Елисеем. Следовательно, мы посетим Сирию и добудем шкуру одного из этих медведей.

– Очень хорошо, но я надеюсь, что они стали менее свирепы со времен пророка Елисея, а иначе мы рисковали бы встретить такой же прием, как и дети, оскорбившие пророка.

– Мы будем считать себя счастливыми, если не будем ранены до встречи с ливанским медведем. Но когда мы добудем его шкуру, нам останется возвратиться домой прямой дорогой.

– Еще бы! Ливанский медведь закончит наше кругосветное путешествие.

– Да, но теперь, выработав себе маршрут, не будем терять времени, а пойдем к отцу и скажем, что согласны на его условия, а потом сразу же займемся приготовлениями к отъезду.

– Хорошо, – сказал Иван.

И оба пошли к отцу сообщить о своем согласии.

– Мы поедем одни, папа? – спросил Иван. – Кажется, вы говорили о каком-то товарище?

– Да, у вас будет такой. Вам не нужно много слуг, многочисленная свита только бы помешала вам.

Барон позвонил.

– Позвать ко мне унтер-офицера Пушкина.

Вскоре открылась дверь, и вошел мужчина лет пятидесяти. Его высокий рост, коротко остриженные волосы, огромные седые усы, манера держаться прямо и серьезное выражение лица выдавали в нем ветерана императорской гвардии. Хотя он был и не в мундире, а в охотничьей одежде, однако его приветствие и манера держаться ясно говорили о ремесле, занимаясь которым, он провел большую часть своей жизни.

– Пушкин! – окликнул его барон.

– Что прикажете, ваше превосходительство?

– Прикажу, чтоб ты отправился в путь.

– Слушаю-с.

– Даю тебе час на сборы.

– Куда прикажете ехать, ваше превосходительство?

– Вокруг света.

– Мне довольно и полчаса на сборы.

– Хорошо. Будь готов через полчаса.

Пушкин поклонился и вышел.

Глава VI. В ТОРНЕО

Не станем описывать прощания барона с сыновьями. Приказания, обещания, взаимный обмен нежными объятиями – все это прошло так, как бывает обычно в подобных случаях.

Не будем касаться также и незначительных дорожных приключений, происшедших с нашими героями еще до гор Лапландии. Достаточно сказать, что они поехали из Петербурга на почтовых прямо в Торнео, находящийся на оконечности Ботнического залива. Оттуда они прошли на север вверх по реке Торнео до ее истоков, берущих начало в горах. Они имели все необходимое для быстрого путешествия, но не отягощали себя лишними вещами. Денег было вдоволь в кармане Пушкина, а с деньгами они могли везде найти все, не заботясь о толстых чемоданах.

Действительно, мало есть в мире таких земель, где с наличными деньгами нельзя было бы достать все необходимое для жизни, а так как нашим охотникам требовалось совсем немного, то они и были уверены, что не будут нуждаться ни в чем, даже когда заберутся в самые отдаленные места Лапландии. В своих полудиких пустынях лопарь отлично понимает цену монеты и охотно отдает в обмен на нее мясо, оленье молоко и все, чем располагает в хозяйстве. Наши молодые охотники путешествовали налегке, имея лишь по дорожному мешку на спине, в котором хранилось немного белья и несколько необходимых принадлежностей для поддержания чистоты тела, этого неизбежного условия для каждого цивилизованного человека. Третий мешок, гораздо больших размеров, был специально поручен заботам Пушкина, и хотя он был для обыкновенного человека весьма приличной тяжести, ветеран не обращал на это ни малейшего внимания. У каждого из путешественников имелась широкая меховая одежда, которую в пути они несли свернутой, но в которую закутывались ночью. Одним словом, она служила им одеялом и постелью. Все они были прекрасно вооружены: Алексей нес великолепный карабин, Иван – отличное двухствольное ружье, а Пушкин предпочел длинное охотничье ружье большого калибра. Кроме того, каждый из них имел по охотничьему ножу.

Вступив в Лапландские горы, молодые люди принялись за поиски «старика в теплой шубе», как выражаются туземцы, говоря о медведе.

Они приняли все меры, чтоб обеспечить успех своих поисков. Проводник обязался провести их в местность, где водилось очень много медведей и сам он жил почти в таком же диком состоянии, как и эти животные: это был чистокровный лопарь, не знавший другого жилища, кроме шалаша, поставленного среди гор. У него не было оленей, и охота служила ему единственным средством к существованию. Он ставил западни на горностаев и куниц, убивал при случае дикого оленя, проводил всю свою жизнь с волками и медведями и продавал их шкуры торговцам, приобретая необходимые предметы для жизни в таких условиях.

В его шалаше наши путешественники нашли убежище и гостеприимство, какие только мог предложить им бедный лопарь. Им пришлось жить среди дыма, выедавшего глаза, но они знали, что их путешествие не могло проходить без тяжелых испытаний, и потому переносили без малейшего ропота это тягостное неудобство.

Мы не будем пересказывать день за днем жизнь молодых охотников. Их дневник, из которого извлечен этот рассказ, наполнен множеством подробностей, которые могут быть интересны только им лично, да, может быть, еще старику барону: они описывали природу страны, нравы и обычаи жителей, их способ путешествия в санях, запряженных оленями, их ходьбу по снегу на лыжах, называемых скидорами, или скабаргерами.

Для описания этих подробностей потребовался бы громадный том, но мы ограничимся самыми интересными эпизодами.

К лопарям прибыли наши охотники в начале весны, или, лучше сказать, в конце зимы, так как земля еще была покрыта толстым слоем снега.

В это время года медведи не показываются и лежат в расселинах скал или в дуплах деревьев, откуда выходят лишь тогда, когда начинает пригревать весеннее солнышко или когда снег исчезает с горных покатостей.

Всем доводилось слышать о спячке медведей, в которую они бывают погружены в продолжение зимы, и о том, что все медвежьи породы подчиняются этому закону. Но эта ошибка: только некоторые медведи засыпают продолжительным сном, зависящим скорее от климата и местности, в которой обитает медведь, а не от естественных инстинктов животного. Действительно, замечено, что те же самые медведи, которые в некоторых странах засыпают на зиму, в других продолжают бродить в течение всей зимы. Состояние спячки как бы добровольно у этих животных, потому что только в местностях, где трудно добывать еду, они подвергаются этому продолжительному посту.

Как бы то ни было, бурый лапландский медведь принадлежит к числу подверженных этому периодическому сну, и его трудно встретить зимой. Не выходя из своей берлоги, разумеется, он и не оставляет на снегу следов, по которым мог бы найти его охотник.

К счастью для наших молодых русских, незадолго до их прибытия в край началась весна. Солнце появлялось несколько дней подряд, после чего выпал легкий снег. Но этого было достаточно, чтобы вызвать нескольких медведей из их берлог. Иные даже предпринимали небольшие прогулки в горы, без сомнения, вызванные голодом, поискать желуди и другие плоды, пролежавшие зиму под снегом и ставшие мягкими и сладкими, что очень по вкусу медведям.

Через несколько дней по прибытии наши охотники увидели на снегу медвежий след, который привел их прямо к берлоге. Это послужило поводом к первому их приключению, которое едва не стало последним в жизни Пушкина. Ветеран подвергся большой опасности.

Глава VII. ЯЩИК С СЮРПРИЗОМ

Наши молодые люди напали на медвежьи следы рано утром, выйдя из палатки. Пройдя по ним около мили, охотники увидели, что следы повернули в узкое ущелье между отвесными скалами, дно которого было покрыто слоем снега метра в полтора высотой. По краям снег был не так глубок, но следы отпечатывались на нем четко.

Охотники без колебаний вступили в ущелье. Вскоре следы перешли на другую сторону, и наши молодые люди сделали то же. Здесь была наметена большая куча снега. Длинные ветви вечнозеленых сосен защищали его от лучей солнца, так что он нисколько не растаял. На поверхности образовалась довольно прочная кора, которая могла держать человека на лыжах, но ходить по ней следовало с большой осторожностью. Медведь перешел через эту кучу, но, поднимая одну лапу, он остается на трех точках опоры. Напротив, человек, поднимая одну ногу, стоит на другой, и вся его тяжесть приходится на одну точку, и поэтому опасность провалиться гораздо больше. Длина туловища и расстояние между передними и задними лапами дают медведю еще одно преимущество: тяжесть его распределяется на гораздо большее пространство; из этого следует, что он может безопасно проходить по льду или по замерзшему снегу там, где человек пройти не в состоянии. Всем детям известно – по крайней мере, тем, которые играли на льду какой-нибудь речки или пруда, – что, если ползти на четвереньках или на животе, можно безбоязненно перебраться по льду, по которому не прошел бы на ногах и самый маленький из них.

Значит, медведь имел большое преимущество перед своими преследователями, в чем наши охотники или, по крайней мере, Пушкин, вскоре удостоверились. Они об этом, однако, сначала не думали и полагали, что там, где прошло большое и тяжелое животное, они тоже легко пройдут, и потому все, не задумавшись, вступили на замерзший снег.

Алексей и Иван были не столь тяжелы и благополучно прошли; но Пушкин, который один весил почти столько же, сколько оба брата, оказался очень грузным для ледяной оболочки. Едва он дошел до середины ущелья, как послышался треск, и прежде чем молодые люди успели оглянуться, Пушкин исчез, словно по команде. Торчал только конец его ружья на какой-нибудь аршин выше снега.

В то же время послышалось несколько слов, произнесенных почти замогильным голосом, словно человек говорил из глубины колодца или из пустой бочки. Но восклицания эти не выражали страха, скорее в них слышны были удивление и усмешка. Молодые люди сделали вывод из этого, что их товарищ не подвергался опасности, и, успокоившись, сначала Алексей, а потом Иван расхохотались.

Когда они осторожно подошли к яме, куда провалился Пушкин, веселье их возросло еще больше: действительно, они увидели забавное зрелище.

Ветеран стоял, подобно тем картонным фигурам, которые запираются в коробочке с сюрпризами, и стоял в углублении, напоминающем воронку, проделанную собственным его падением. Но странно было то, что ноги его не упирались в снег, а находились по колено в воде.

Действительно, по ущелью протекал ручей, прикрытый толстым слоем снега, под которым он и прорыл себе тоннель. Молодые люди не могли сначала объяснить себе этого, ибо они видели только макушку Пушкина и его длинные руки, державшие ружье, но они не слышали журчания ручья, об этом ветеран рассказал им позже.

Но положение его не во всем было похоже на положение солдатика, заключенного в коробку с сюрпризом. В снежной куче не было механизма, действие которого вытолкнуло бы ветерана на свет Божий. Голова его находилась, по крайней мере, фута на три ниже уровня снега, и нужно было подумать о том, как вытащить его на поверхность.

Братья не смели подойти к краю провала; лед мог под ними тоже подломиться и их ожидала подобная участь. Однако Алексей придумал довольно надежный способ помощи.

В числе разных предметов, которые ветеран носил за спиной, имелась довольно длинная толстая веревка, свитая в кольцо, она-то и подала мысль о том, как выручить товарища.

Алексей немедленно велел Пушкину один конец веревки крепко обвязать вокруг тела, а другой, свободный, выбросить на снег как можно дальше. Приказание было исполнено. Тогда Алексей схватил один конец веревки и, обмотав вокруг ближайшего дерева, отдал его держать брату Ивану.

По окончании этой операции он тут же нашел длинную жердь, подложил ее под веревку и приладил поперек ямы, чтоб придать большую силу канату и помешать ему врезаться в снег.

Теперь Пушкину оставалось только подняться по веревке и самому завершить свое спасение.

Старый гренадер перекинул ружье за спину и ждал сигнала. Ему крикнули, он начал подниматься.

В ту минуту, когда его голова появилась на поверхности, молодые люди разразились неудержимым смехом. Действительно, вид старого солдата был уморительный. Иван хохотал до слез и едва не уронил веревки.

Наконец Пушкин, совершенно невредимый, появился на поверхности. Вода текла по его длинным сапогам, но никто и не думал останавливаться, чтоб разложить огонь и высушить промокшую одежду. Все они были страстные охотники и немедленно отправились выслеживать зверя.

Глава VIII. СКАНДИНАВСКИЕ МЕДВЕДИ

– Право, – сказал вдруг Иван, указывая на следы, – если бы я не различал когтей, я бы подумал, что мы следим за человеком, например, за каким-нибудь лопарем, прошедшим тут босиком. Эти следы похожи на человечьи.

– Действительно, – ответил Алексей, – между отпечатком медвежьей лапы и человеческой ступни сходство удивительное, в особенности, если он давнишний. Теперь, например, мы еще видим когти, но дня через два, после солнца или дождя, когтей не будет заметно.

– И размеры одинаковые.

– Совершенно. Есть даже породы медведей, лапа которых оставляет след больше человеческого. Например, у белых и серых медведей, ступни которых бывают часто длиннее двадцати пяти сантиметров.

– Итак, – продолжал Иван, – медведь, ступая, не опирается подобно другим животным на кончик ноги, а становится всей ступней.

– Именно, и вот почему его назвали стопоходящим в отличие от животных, которые, как лошадь, бык, свинья, собака, кошка и многие другие, ступают передней оконечностью ноги.

– А ведь есть и другие стопоходящие? – спросил Иван. – По-моему, это наш барсук или муравьед, например?

– Да, – ответил Алексей. – Они тоже стопоходящие, и этого было достаточно для некоторых ученых, чтобы поместить их в семейство медведей под родовым названием ursinae. Но, по мнению нашего отца, которое я разделяю, – прибавил он скромно, – классификация эта безусловно ошибочна, раз она основывается только на устройстве ног. Во всех других отношениях различные роды мелких животных, которых без всякого основания ввели в медвежье семейство, похожи столько же на медведя, сколько и на большую синюю муху.

– Какие же животные помещены под общим родовым названием ursinae?

– Европейский и американский муравьеды (Gulo), европейский и азиатский сурки (Meles), американская крыса (Procyon), капская мышь (Mellivora), индостанская панда (Ailurus), южно-американский коати (Nasua), пародоксур (Parodoxurus) и даже яванский телигон (Mydaus), одно из самых интересных маленьких животных. Линней первый причислил этих животных к общему классу ursinae, известных в его время, а недавно великий французский анатом Кювье ввел и другие породы в эту ошибочную классификацию. Для отличия их от настоящих медведей они разделяют семейство на две группы: ursinae – собственно медведи и subursinae, или малые медведи. Но, по моему мнению, нет ни малейшей надобности называть эти многочисленные породы животных медведями или малыми медведями. Это действительно ни в коем случае не медведи, ибо они не имеют никакого сходства с настоящим благородным Михаилом Ивановичем, кроме того, что они стопоходящие. Так, все эти животные, за исключением яванского телигона, длиннохвосты, у иных хвосты очень длинные и пушистые, тогда как у медведя почти нет хвоста. Но есть и другие признаки, резко отличающие медведя от животных, называемых малыми медведями. Не противоречие ли это здравому смыслу, – продолжал Алексей, постепенно горячась, – делать медведя из крысы, животного в десять раз более похожего на лисицу и которое действительно ближе к роду собаки, нежели медведя. С другой стороны, так же нелепо разделять медведей на несколько пород, как делают те же ученые; ибо если есть в мире семейство, все члены которого имели бы между собой некоторое родство, то это именно фамилия господ Топтыгиных. Действительно, разные породы настолько схожи, что иные анатомы имеют диаметрально противоположное мнение, отличающееся не меньшей нелепостью. Они признают только одну породу, включающую в себя всех известных медведей. Впрочем, по мере того как мы будем знакомиться с различными группами этого благородного племени, мы лучше увидим, в чем они разнятся и в чем имеют сходство.

– Я слышал, – продолжал Иван, – что в Лапландии и Норвегии есть две различных породы бурого медведя, исключая черную разновидность, весьма редкую. Говорят также, что охотники встречают иногда серую разновидность, которую они называют серебряным медведем.

– Верно, – ответил Алексей. – Большинство шведских натуралистов полагает, что есть две породы или, по крайней мере, две устойчивые разновидности бурого медведя на севере Европы. Они даже дали им два отличительных названия: ursus arctos major и ursus arctos minor. Первый из этих медведей больше, свирепее и плотояднее. Другой – меньше, мягче или, по крайней мере, более робок; вместо того, чтобы питаться быками и другими домашними животными, он ест просто насекомых, муравьев, коренья, зерна и растения. Относительно цвета разница между двумя предполагаемыми породами не больше той, какая бывает между разновидностями одного вида, и их различают только по росту и по привычкам. Впрочем, позднейшие исследователи, наблюдения которых заслуживают большего доверия, полагают, что большой и малый бурые медведи – даже не разновидности; характерные признаки, по которым пытались их отличить, зависят от возраста, пола и других случайных обстоятельств. В самом деле, вполне естественно предположить, что медведь, если он молод, не так кровожаден, как в более зрелом возрасте. Если медведь нападает на других животных и питается их мясом, то не потому, что он плотояден по своей натуре, с чем согласны все натуралисты: это у него не более как привычка, появляющаяся из-за редкости всякой другой пищи, но привычка эта, будучи раз усвоена, быстро развивается, так же почти, как и у кошачьей породы. Что касается черного медведя, из которого хотели сделать отдельную породу, то охотники и натуралисты далеко не сходятся в этом мнении. Охотники говорят, что мех европейского черного медведя никогда не бывает того блестящего цвета, который отличает настоящих азиатских и американских черных медведей, но что он только темно-бурый, так что, по их мнению, этот мнимый черный медведь – просто бурый, мех которого с годами становится темнее. И есть основательные причины соглашаться с этим мнением, потому что установлено, что бурый медведь, старея, делается почти черным.

– Скажи, пожалуйста, брат, что ты знаешь о скандинавских медведях, – попросил Иван, – ты еще не говорил о тех, которые называются серебряными.

– Да, и не говорил также о другой разновидности, встречающейся в этих странах, из которой досужие натуралисты сочинили отдельную породу – о медведе с воротником.

– Знаю, ты хочешь сказать о медведе, которому природа подарила белый воротник вокруг шеи. Каково же твое мнение? Этот медведь с воротником составляет отдельную породу или, по крайней мере, постоянную разновидность?

– Ни то, ни другое; этот воротник – простая случайная отметка, встречающаяся у некоторых разновидностей из семейства бурых медведей, когда они молоды, и которая обычно исчезает с достижением животными зрелого возраста. Правда, охотники встречают по временам довольно больших старых медведей с воротниками на шее; но все согласны, что это – отдельные экземпляры из семейства бурого медведя, а не отдельная порода. То же самое относится и к серебряному медведю, и многие охотники рассказывают, что в одном выводке из трех медвежат они находили три разновидности: обыкновенно бурого, бурого с воротником и серебристо-серого, в то время как мать была бурая.

– Хорошо. Отец требует от нас только бурого и черного; но, если мы можем прибавить шкуры двух других разновидностей, он, вероятно, будет очень доволен. А теперь, что ты думаешь о животном, за которым мы гоняемся? По размерам следов, мне кажется, что это должен быть большой медведь.

– Да, очевидно, это старый самец, – ответил Алексей, – но если я не ошибаюсь, то мы скоро будем в состоянии решить это окончательно. След становится свежее, вероятно, животное прошло здесь недавно, и я не удивлюсь, если мы встретим его, не выходя из ущелья.

– Посмотрите! – воскликнул Иван, нетерпеливый взор которого, оторвавшись от следов, устремился вперед, – посмотрите, под корнем этого дерева – яма. Не тут ли мишка?

– Что-то похоже. Тише! Будем идти по следам осторожно. Ни слова!

И все трое, затаив дыхание, пошли по следам, ступая с крайней осторожностью по снегу, и вскоре очутились в шести шагах от указанного дерева.

Казалось, все подтверждало справедливость слов Ивана. След тут кончался, и у начала ямы, которую увидели охотники, снег был истоптан недавно, словно медведь поворачивался здесь два или три раза.

Глава IX. МЕДВЕДЬ ЗИМОЙ

Как мы уже сказали, бурый медведь, подобно другим породам того же семейства, имеет привычку засыпать зимой на несколько месяцев. Когда настает время этой спячки, он ищет пещеру или другое убежище, в котором устраивает себе постель из сухих листьев, трав или мха. Ему, впрочем, и не нужно много этого материала, потому что пушистый мех служит ему в одно и то же время постелью и одеялом. Часто он просто влезает в избранное убежище, укладывает голову меж пушистых лап и засыпает.

Натуралисты видели в этом сне состояние спячки, из которой животное не может ни само выйти, ни быть выведено до срока, определенного природой. Это – совершенное заблуждение, потому что часто медведи, будучи захвачены охотниками во время сна, просыпаются и ведут себя по отношению к противникам, как и во всяком другом случае.

Справедливо будет заметить, что жизнь медведя зимой не походит на жизнь сурка, белки или других грызунов в это же время года: те прячутся просто для предохранения от холода, а чтобы не голодать во время этого затворничества, они предварительно собирают в свое убежище большие запасы того, что составляет их обычную пищу. Пчелы и другие насекомые делают то же самое. Но медведь поступает иначе. Неужели природа отказала ему в инстинкте предусмотрительности? Трудно сказать, но бесспорно, что он не делает никаких запасов на эти продолжительные дни заточения и засыпает, не заботясь о завтрашнем дне.

Как же он может прожить несколько месяцев без пищи? Это одна из тайн природы. Все слышали, что в это время он сосет свои лапы, и не только Бюффон допустил и распространил это нелепое толкование, но еще и старался доказать его правдоподобие, сказав, что если разрезать подошву медведя, то из нее выходит белый молочный сок.

Эта небылица распространена по всему свету, где только зимуют медведи. Ее рассказывают на Камчатке, у индейцев, у эскимосов, на берегах залива Гудзона и между охотниками Норвегии и Лапландии. Каким образом подобная басня могла укорениться у столь различных и до такой степени отдаленных друг от друга народов?

На этот вопрос ответить нетрудно. Басня эта зародилась в Европе между скандинавскими охотниками и была слишком оригинальна, чтобы не распространиться. Путешественники, становясь ее распространителями, прилагали старание, украшая ее и прибавляя разную отсебятину. Так она обошла вокруг света. Но разве не нелепо предполагать, что огромное четвероногое, которому для ежедневной пищи необходимо много килограммов животной и растительной пищи, медведь, пожирающий за один раз теленка, мог бы в течение нескольких месяцев жить, сося свои лапы, питаясь беловатым соком, о котором упоминает Бюффон?

Как же в этом случае он живет без пищи? Может быть, в продолжение этого долгого сна способности и работа пищеварения прекращаются совершенно или становятся почти нечувствительными, а может быть, жизнь и кровообращение поддерживаются огромным количеством жира, которым медведь, так сказать, запасается перед своим заточением. В самом деле, известно, что при наступлении зимнего поста эти животные бывают жирнее, чем в другое время года. Созревание плодов в лесах, желудей, каштанов и других растительных продуктов, составляющих главную пищу медведя, дает ему возможность жить в изобилии, и он жиреет. Да и к чему послужило бы ему бодрствование? В странах, где медведь подвергается спячке, он умер бы в течение зимы с голоду, если б не засыпал периодически. В замерзшей земле, под снегом, он не мог бы находить коренья, а птицы и животные не могут идти в расчет, ибо мишка не настолько проворный, чтобы ловить их.

Медведи пожирают друг друга при случае, но это бывает не всегда, и если б в продолжение зимы они имели только этот источник, то сильно рисковали бы околеть с голоду. Вот почему всегда предусмотрительная природа дала им эту странную способность почти летаргического сна, продолжающегося несколько месяцев. Нельзя сомневаться, что таково было намерение Творца, раз мы видим, что медведи, живущие в теплых странах, таких как Борнео, полуостров Малакка, и даже южноамериканские черные медведи не подвержены спячке. Им нет в этом надобности. Леса, где мороз неизвестен, питают их круглый год, и круглый год медведь бродит, отыскивая себе пищу. Даже в северных местностях полярный медведь остается на ногах всю зиму; так как он не питается растениями, то снег не закрывает его корма, и он постоянно находит себе пищу. Правда, самки скрываются на некоторое время, но совершенно с другой целью.

Если бы не доказано было, что жир, которым запасается медведь перед спячкой, способствует продолжению его жизни во время сна, то чтоб рассеять все сомнения в этом отношении, достаточно будет заметить, что этого жира совершенно не бывает в момент пробуждения. Действительно, в этот момент или немного погодя, мишка бывает тощим, как палка. Если б он мог посмотреться в зеркало, то едва узнал бы себя – до такой степени его длинное, исхудалое тело бывает непохоже на объемистую, круглую тушу, для которой несколько месяцев назад вход в берлогу был слишком тесен.

В продолжение этого долговременного сна в медведе происходит другая очень значительная перемена. Перед зимним заточением он не только бывает очень толстым и жирным, но и очень ленивым, так что самый неопытный охотник легко может убить его. Будучи от природы не злым – я говорю лишь о буром медведе (ursus arctos), хотя замечание это может относиться и ко многим другим породам – он тогда становится еще более мирным и кротким, нежели в обычное время. Так как он находит достаточное количество растительной пищи, которую он предпочитает мясной, то он и не опасен никакому животному существу, лишь бы только его не тревожили. Но он делается совершенно другим при своем пробуждении: он беспокоен, голоден. В это время медведь бросается на стада скандинавских скотоводов и делается бичом окрестных фермеров. Сами охотники, встречая его в это время года, приближаются к нему с большой осторожностью.

Так поступили и наши путешественники. Все трое очень хорошо знали привычки животного, с которым имели дело. Вместо того, чтобы шумно подойти к пещере, они подкрадывались к ней в тишине, держа ружья наготове.

Глава X. ДОМА ЛИ МИХАЙЛА ИВАНЫЧ?

Пещера, если только можно было так назвать медвежью берлогу, не имела другого входа, кроме отверстия обычного размера, едва достаточного для туловища медведя средней величины. Это скорее была яма или нора, вырытая под большой сосной, между корнями которой медведь выбрал себе жилище. Дерево стояло на склоне горы. Перед ним была небольшая площадка, снег на которой казался недавно утоптанным.

Охотники расположились таким образом, чтобы не упустить из виду ни малейшего движения неприятеля. Пушкин стоял ниже всех, прямо напротив входа, на расстоянии не более шести шагов. Иван находился справа, Алексей слева. Естественно, самый опасный пост был избран старым солдатом.