Однако довольно о диком лебеде; поговорим теперь о трубаче. Это самый большой из всех американских лебедей. Своим названием он обязан тому, что крик его очень напоминает звук отдаленной трубы. Он весь белый, с черным клювом и лапами, и также имеет оранжевый оттенок на макушке и шее; но желтой плевы, присущей дикому лебедю, у него нет. Несмотря на разницу в величине и крике, он очень напоминает своими повадками дикого лебедя, но живет стаями в шесть или восемь голов, тогда как дикий лебедь встречается только парами. Трубач прилетает на север раньше других перелетных птиц, за исключением орлов, случается, даже тогда, когда реки и озера еще покрыты льдом. Они устраивают свои гнезда не южнее 61-го градуса, чаще всего уже за полярным кругом. Их гнезда очень похожи на гнезда других лебедей, но яйца крупнее, так что одного яйца достаточно для насыщения человека даже без хлеба. Их чрезвычайно трудно убить, так как они очень осторожны и пугливы.

Третью разновидность американских лебедей составляют так называемые Бевиковы лебеди, по имени натуралиста Бевика. Они мельче предыдущих, не длиннее пятидесяти двух дюймов от головы до хвоста и весят не более четырнадцати фунтов, тогда как дикие часто весят более двадцати, а трубачи даже часто достигают тридцати и более фунтов. Цветом они очень похожи на кликунов, так что их часто путают друг с другом. Важнейшее различие этих трех разновидностей состоит, главным образом, в величине и числе их перьев в хвосте: у дикого лебедя их двадцать четыре, у трубача – двадцать, у Бевиковых – всего восемнадцать.

Эти последние позже всех других прилетают на север, но строят свои гнезда севернее других. Эти гнезда находятся обычно на островках Ледовитого моря и делаются из громадных куч торфа, длиной в шесть футов, при ширине в пять и высоте в два. На вершине устраивается круглое углубление почти двух футов в диаметре. Яйца их коричневато-белые с более темными пятнами.

Географическое распределение этих трех видов очень интересно. На побережье Тихого океана водятся лишь дикие и Бевиковы лебеди, причем последних почти в пять раз больше, чем первых. Внутри страны встречаются лишь дикие лебеди и трубачи, последние в гораздо большем числе. На восточном же берегу Америки преобладают дикие лебеди.

И индейцы, и белые охотники усиленно уничтожают этих красивых птиц, так как их пух и перья находят спрос. В несколько лет более десяти тысяч лебединых кож было вывезено из Америки и продано по шесть-семь шиллингов каждая. По большей части то были шкуры наиболее распространенного дикого лебедя.

– Теперь вы знаете о лебедях столько же, сколько и я. Поэтому я заканчиваю свою лекцию и советую вам обратить свое внимание на жареного лебедя, который как раз готов. Я уверен, вы найдете его менее сухим, чем мое повествование, – сказал Люсьен в заключение.

Глава V. ОХОТА НА ЛЕБЕДЕЙ ПРИ ФАКЕЛАХ

Через несколько дней путешественники благополучно добрались до поселка реки Красной, в котором остановились на весьма короткое время. Пополнив там свои запасы, они отправились дальше к озеру Виннипег. Лебеди попадались им в громадном количестве, но были по-прежнему пугливы, так что все попытки Франсуа застрелить хоть одного из них оставались тщетными. Мальчики были уже в двадцати милях от озера, и было маловероятно, что им удастся еще раз, хотя бы с помощью орлов, полакомиться лебединым мясом.

Норман, видя, до какой степени Франсуа стремится убить хоть одну из этих птиц, решил помочь ему советом. Обрадованный Франсуа обещал подарить ему в случае успеха свой складной нож, который носил в сумке.

Нож представляет немалую ценность в стране пушных зверей. За него вы можете получить лошадь, палатку, целую тушу быка или, что еще более странно, даже жену. Для охотников в этих местах, отстоящих на тысячи миль от того места, где продаются ножи, они чрезвычайно ценны. Но нож Франсуа был особенно хорош, и Норман не раз с завистью поглядывал на него.

– Что ж, – сказал Норман, – нам придется сделать несколько миль ночью, и, я думаю, мы не один раз с успехом разрядим наши ружья.

– Вы согласны, братцы? Не правда ли? Подумайте, как это будет интересно! – обратился Франсуа к братьям.

Люсьен и Базиль сразу согласились. Базиль никогда не слыхал о способе приблизиться к этим пугливым птицам и был тем более заинтересован.

– В таком случае, отлично, – сказал Норман. – Я с удовольствием познакомлю вас со способом, используемым местными индейцами при охоте на лебедей. Я думаю, мы будем в состоянии выполнить наш план сегодня же: ночь безлунная, и небо покрыто тучами. Будет достаточно темно.

– Разве это так необходимо? – спросил Франсуа.

– Чем темнее, тем лучше, – отвечал Норман. – Однако нам предстоят некоторые приготовления. Закат уже близок, и нам нечего терять время. Скорее же, пристанем к берегу.

Пирогу повернули к берегу, но, не дойдя до него, ее остановили, так как прикосновение пироги ко дну могло испортить ее. Всегда при приставании и отчаливании требуются самые большие предосторожности: путешественники выходят из пироги прямо в воду и по воде добираются до берега, в то время как один или двое остаются в пироге и держат ее неподвижной, затем вынимается груз, а после него поднимают пирогу и осторожно несут на берег, где и ставят килем вверх для просушки. Пироги из бересты настолько хрупки, что при малейшем ударе могут совершенно распасться. Они также чрезвычайно валки, и стоять в них далеко не безопасно. Поэтому, раз усевшись, путешественники двигаются в них как можно меньше. На ночь пироги всегда вынимают из воды, так как в противном случае береста вбирает в себя много воды и не скользит с прежней легкостью. Это заметно по разнице в ее весе утром и вечером.

Выйдя на берег, мальчики первым делом разложили костер и стали готовить ужин, который в этот день должен был состояться ранее обыкновенного: они хотели скорее отправиться на охоту и вернуться в лагерь около полуночи. Люсьен занялся стряпней, а Норман с помощью Базиля и Франсуа готовился к охоте. Франсуа, наиболее заинтересованный из всех, не пропускал ни одного его движения.

Прежде всего Норман в сопровождении Франсуа отправился в лес, где остановился около березы, легко различаемой благодаря своей серебристой гладкой коре. Своим острым охотничьим ножом он сделал на ней два параллельных круговых надреза, футах в четырех друг от друга. Он соединил их вертикальным надрезом и, запустив нож под бересту, содрал ее с дерева. Береза имела около фута в диаметре, так что содранная береста была шириною около трех футов. Вы ведь знаете, что окружность круга или цилиндра всегда приблизительно в три раза больше его диаметра.

Взяв с собою бересту, они вернулись в лагерь и разложили ее на земле, не полностью распластав. Ее вогнутую часть, которой она прилегала к дереву, зачернили углем, приготовленным для этой цели Базилем. К одному концу бересты прикрепили шест, который затем приладили к корме пироги так, что нижний край бересты приходился на уровне сидений, и мальчики были совершенно скрыты за нею.

Приготовив эту ширму, Норман взял топор и снова отправился в лес. Он шел за наростами особой породы сосны. И он очень скоро указал Франсуа нужное дерево, около пятидесяти футов высоты и около фута в диаметре у корня. Его кора была очень толстая, темная, с многочисленными трещинами. Иглы имели около трех дюймов в длину и росли по три вместе. Шишки были немного короче, напоминая своей формой яйцо, и тоже были соединены в группы из трех или четырех. Дерево было очень ветвистым, так что в наростах не было недостатка. При этой причине сосны не употребляются при плотницких работах, но очень ценятся как дрова.

Франсуа предполагал, что Норман собирается срубить одну из сосен, но он ошибался. Его товарищ, убедившись, что это было действительно нужное ему дерево, пошел дальше, внимательно посматривая на землю. Он остановился около поваленной ветром и полусгнившей сосны той же разновидности, топором срубил большое количество смолистых наростов, сложил их в свою сумку и повернул обратно в лагерь, объявив, что все приготовления закончены.

Мальчики сели ужинать и с аппетитом уничтожили большое количество сушеного мяса, сухарей и кофе.

Закончив еду, они спустили пирогу в воду. Перед берестовой ширмой, укрепленной на носу, они приладили сковороду, на которой разложили сухие сосновые наросты, готовые вспыхнуть от первой искры. Им оставалось только ждать темноты.

Охота должна была увлечь их еще ниже по течению, но так как это было им по пути, то оставалось только радоваться, что таким образом удавалось одним выстрелом убить двух зайцев. Они аккуратно сложили в пирогу все свои запасы и, весело болтая, ожидали наступления ночи.

Наконец темнота наступила и, как рассчитывал Норман, не было видно ни зги. Мальчики осторожно заняли свои места в пироге и пустились вниз по течению. Норман сидел на носу, чтобы иметь возможность наблюдать за устроенным факелом. За ним Франсуа с заряженной дробью двустволкой. Затем сидел Базиль с ружьем, а позади всех миролюбивый Люсьен веслом направлял пирогу. Плыли мальчики в полнейшем безмолвии. Скоро Норман зажег свой факел, и красные лучи его осветили поверхность реки и прилегающие берега. От берестового прикрытия лучи расходились только полукругом, а мальчики, вследствие контраста, казались в еще большей темноте, чем раньше. Преимущество такого приспособления было всем очевидно: перед мальчиками лежало ярко освещенное пространство, на котором ни малейшая травинка, не говоря уже о большом трубаче, не могла укрыться от взоров. Сами же они за берестой были совершенно невидимы.

Оставалось еще два вопроса: встретятся ли им лебеди и позволят ли они приблизиться на расстояние выстрела? На первый вопрос Норман не был в состоянии ответить, так как это зависело от случая. Не было причины сомневаться в этом, так как еще накануне они встретили многих лебедей. На второй вопрос Норман дал положительный ответ: он не раз таким способом охотился на лебедей и был убежден, что они наверно приблизятся к ним. Лебеди либо спокойно подпустят к себе освещенную пирогу, либо даже поплывут ей навстречу, побуждаемые к тому любопытством. Этим же способом охотился Норман и на оленей и перебил их не одну сотню по берегам рек, пока они спокойно наблюдали за необычайным огнем.

Его товарищи охотно верили ему, так как сами таким же способом охотились на оленей в лесах Луизианы. Животные, как будто загипнотизированные, спокойно подпускали к себе охотника, не спуская глаз с факела, и падали, сраженные пулей.

Скоро собственный опыт убедил их в применимости этого способа и к лебедям. Пирога обогнула поворот реки, на поверхности которой мальчики увидели три белых предмета, сразу признав в них лебедей, которые при фантастическом освещении факела казались еще более громадными. Их длинные выгнутые шеи не оставляли в том ни малейшего сомнения, и мальчики направили пирогу прямо на них.

Заметив приближавшийся огонь, один из лебедей испустил свой странный крик, похожий на звук трубы, и повторял его не раз, пока пирога подплывала ближе.

– Я слыхал, что лебеди поют только перед смертью, – сказал Франсуа Базилю.

– Надеюсь, это вполне оправдается на сей раз. – И он тихо рассмеялся своей шутке.

Базиль и Люсьен тоже улыбнулись.

– Боюсь, что в крике его слишком мало пения, – возразил Базиль. – Вероятно, он еще долго будет трубить в свою трубу.

Мальчики снова рассмеялись, но смех их был так беззвучен, что можно было сказать, что они смеются шепотом.

Но дело становилось серьезным. Они были на расстоянии каких-нибудь двухсот ярдов от птиц, и следовало соблюдать возможно большую осторожность. Заранее было решено, что первым выстрелит Базиль, за выстрелом которого должен был последовать выстрел Франсуа по уже взлетевшей птице.

Наконец Базиль решил, что пирога подплыла достаточно близко, и, прицелившись, спустил курок. Птица взмахнула крыльями и почти тотчас распласталась на воде. Два других лебедя поднялись в воздух, когда выстрел двустволки Франсуа ранил одного из них в крыло. Тем не менее птица была поймана лишь после ожесточенной погони за ней и борьбы, во время которой она с большой силой ударила по руке Франсуа своим здоровым крылом. Наконец оба лебедя были благополучно втащены в лодку и оказались огромными экземплярами самца и самки трубачей.

Глава VI. НЕОЖИДАННАЯ КАТАСТРОФА

Конечно, звук выстрелов спугнул всех других лебедей, находившихся невдалеке. И было маловероятно встретить новую стаю их, по крайней мере, на известном расстоянии. Поэтому путешественники быстро помчались дальше. Не прошли они и полумили, как неожиданно снова показались лебеди. Мальчики приблизились к ним тем же способом и убили целых три штуки, причем Франсуа особенно отличился: он застрелил по лебедю из каждого ствола своего ружья. Немного дальше убили они дикого лебедя, а еще дальше нового трубача.

Эти семь больших птиц почти заполнили всю лодку и, казалось бы, должны были удовлетворить охотников. Но не так-то легко охотнику отказаться от дальнейшего кровопролития, и вместо того, чтобы прекратить его, мальчики продолжали охоту.

Проплыв немного от того места, где они убили последнего лебедя, и обогнув небольшой выступ берега, они вдруг услыхали громкий шум водопада. В первую минуту они несколько смутились и встревожились, так как, возможно, их несло прямо к водопаду. Норман не мог сказать ничего определенного, так как никогда не плавал по этой реке и не знал, есть ли на Красной реке водопады. В свои предыдущие путешествия на юг он придерживался другого пути, идя по реке Виннипег, через Дождливое и Лесное озера в Верхнее, так как этот путь наиболее известен промышленникам Компании Гудзонова залива.

Застигнутые врасплох, мальчики остановили пирогу. Шум доносился очень явственно, и, очевидно, пороги или водопад были поблизости. Но внимательно вслушавшись, они пришли к убеждению, что шум производился не самой рекой Красной, а каким-нибудь притоком ее, и потому снова двинулись вперед.

Их предположение оказалось совершенно верным: шум с каждой минутой усиливался, и вскоре они увидели быструю речку, впадавшую в Красную с правой стороны. Эта речка была покрыта белой пеной и пузырьками, из чего можно было сделать заключение, что она только что прошла стремнину или какой-нибудь уклон. И действительно, подплыв к самому устью ее, мальчики увидели ярдах в тридцати довольно значительный водопад. Вода скатывалась вниз по нескольким ступеням и превращалась внизу в быстрый, пенящийся поток. Они направили пирогу в самый поток и, увлекаемые его быстрым течением, сложили весла и с неимоверной скоростью понеслись вниз по реке.

Их внимание было скоро привлечено большой стаей лебедей, наиболее многочисленной из всех виденных ими до сих пор. Обыкновенно лебеди не держатся больше шести-семи вместе, чаще же встречаются парами. Мальчики решили выстрелить по ним залпом. Все вооружились ружьями, и даже Люсьен, до тех пор направлявший веслом пирогу, решил на этот раз попытать счастья. Пирогу направили так, что она сама по себе неслась к тому же месту, где находились лебеди.

Очень скоро охотники приблизились к птицам и ясно различали их длинные шеи, в удивлении повернутые в сторону факела. Мальчики не могли расслышать их крики за шумом водопада. Базиль и Норман выстрелили одновременно, почти сейчас же за ними раздались выстрелы Франсуа и Люсьена. Три лебедя были убиты наповал, четвертый, очевидно раненый, нырнул и затем понесся вниз по течению. Остальные поднялись в вышину и исчезли в темноте.

Пока все их внимание было обращено на охоту, пирогу, не управляемую веслом Люсьена, внезапно подхватил водоворот и повернул кормой вперед, так что факел не освещал более их пути. Впереди все было в полнейшем мраке. Раньше чем путешественники были в состоянии вернуть пирогу в прежнее положение, до их слуха донесся новый шум, заставивший некоторых из них вскрикнуть от ужаса. Этот шум был также шумом водопада, но не того, мимо которого они только что проплыли. Водопад должен был быть прямо перед ними, на самой реке, и к нему-то с неимоверной быстротой несло их течение.

Норман быстро приказал товарищам со всех сил налечь на весла, и сам поднялся в пироге, чтобы схватить весло. Мальчики были в полном отчаянии: валкая пирога почти переворачивалась от их быстрых движений. Новый водоворот снова повернул ее, и факел осветил пространство, к которому они неслись. Оно все было покрыто пенившейся и клубящейся водой, неистово бившейся о торчащие из воды утесы. Водопада, правда, не было, но пороги, на которые они неслись, были не менее опасны. Они забыли и думать о лебедях. Единственной мыслью их было как остановить пирогу, не доходя до порогов. Но все их усилия оставались тщетными: пирога была подхвачена сильным течением и неслась все быстрее и быстрее.

В несколько секунд пирога стрелой пронеслась через первые пороги. Посредине реки возвышалась громадная скала, о которую неистово бились волны. Пирогу несло прямо на нее, но так как факел снова был обращен в противоположную сторону, то мальчики заметили ее только тогда, когда пирога уже коснулась ее. Но даже и знай они о близкой опасности, они все равно были бы не в состоянии помочь: пирога совершенно вышла из их власти и неслась вперед по воле волн.

Несколько секунд, прибитая к скале водою, пирога оставалась неподвижной. Но бока ее скоро поддались напору волн, и вода начала вливаться в нее. Базиль, всегда сохранявший хладнокровие, сразу увидел, что пирога обречена на гибель и что во что бы то ни стало необходимо покинуть ее. Он бросил весло, схватил свое ружье и решительно приказал товарищам прыгать на скалу, что тотчас же и было исполнено. Маренго последовал их примеру.

Облегченная пирога снова была подхвачена течением и стрелой помчалась вниз. В следующее мгновение ее перебросило через другую скалу, вода быстро наполнила ее. Белые лебеди, платья, одеяла и прочие вещи поплыли по поверхности. Горевшие сучья с шипением гасли в воде, и скоро все погрузилось в непроницаемую тьму.

Глава VII. КОЖАНЫЙ МОСТ

Лодка погибла вместе со всем или почти со всем, что в ней было. Спасены были только ружья, ножи, рожки с порохом, то есть то, что люди имели на себе. Уцелела еще одна вещь: топор, выброшенный Базилем на скалу в последнюю минуту крушения. Все остальное – платье, одеяла, кухонная посуда и принадлежности, провизия: кофе, мясные консервы и прочее – было утрачено безвозвратно; все это или было унесено водою, или застряло между камней – словом, все пропало, и наши путешественники стояли на небольшой голой скале, окруженной стремниной, имея на себе только одежду и оружие. Они были столь ошеломлены поразившей их неожиданно бедой, что на несколько минут оцепенели и молчали. Они искали глазами лодку, но ничего не могли увидеть, окружавший их мрак как будто усилился с исчезновением света факелов. Только выделялась в темноте пена, белая, как убитые ими лебеди, и шум прибоя поражал их слух зловещим гулом.

Долго стояли они, угнетенные печальным положением, в которое поверг их слепой случай. А положение было поистине печально! Они находились на тесной скале среди быстрины реки, в дикой местности, вдали от всякого жилья, отделенные от него непроходимыми лесами и глубокими реками.

Но наши юные путешественники были людьми такого закала, что не поддавались отчаянию. Всякому из них и прежде случалось испытывать опасности большие, чем теперь. Как только они убедились, что судно их со всем имуществом погибло, первой их мыслью была мысль о том, как выпутаться из скверного положения.

В эту ночь они были беспомощны: нельзя было покинуть скалу, окруженную быстрым потоком; острые камни торчали из бурлившей вокруг них воды; в темноте невозможно было переправляться вплавь к невидимому берегу, борясь со стремительным течением – это было бы безумием. Не оставалось ничего другого, как дождаться утра, а потому они тесно уселись на скале и приготовились провести на ней ночь. Было слишком мало места, чтобы они могли лечь, и, истомленные, сидели они в полудреме, изредка перебрасываясь словами. Рев воды их оглушал, они зябли.

Правда, спасаясь из лодки, юноши не очень промокли, но они потеряли все верхнее платье, все одеяла и буйволовы кожи, которыми обыкновенно прикрывались, и хотя весна уже была на исходе, но в окрестностях озера Виннипег, даже и в это время года, ночи пронзительно холодны. Эта местность находится приблизительно под 50-м градусом широты, и если в Англии, лежащей на этой же параллели, весенние ночи не очень свежи, то не надо забывать, что линия равных средних температур – что на языке метеорологов зовется линией изотерм – лежит в Америке гораздо дальше от полюса, чем в Европе. При этом надо, кстати, заметить, что и на берегах Атлантического океана она под тою же широтою. Вообще климат западных побережий обоих континентов, то есть Старого и Нового Света, менее суров, чем климат стран на восточных их берегах.

Но обратимся к тому, что мы говорили о холоде в весеннее время на широтах озера Виннипег. Холодны только ночи, днем же там бывает так жарко, что можно вообразить себя в тропиках. Эти резкие перемены характерны для Америки, в особенности тех ее областей, которые удалены от западных берегов.

Наши путешественники прозябли до самых костей и были рады увидеть рассвет. Как только утренние лучи проникли к ним сквозь чащу окружавших реку деревьев, они стали соображать, как им добраться до этих деревьев. Хотя переплыть реку для каждого из них было пустяком, но тут дело осложнялось. Будь они на какой-нибудь отмели, им нетрудно было бы найти место, где течение не так сильно, но ведь вокруг скалы, на которой они приютились, ревел со всех сторон такой бурный, стремительный поток, что при попытке броситься вплавь человек мог быть унесен водой и разбиться о камни. Все это юноши поняли, когда сделалось совсем светло. Все их внимание, все умственные силы были сосредоточены на одной мысли: как добраться до берега?

Правый берег реки отстоял дальше, но достигнуть его казалось легче: течение было слабее и глубина как будто меньше на этой стороне реки. Базиль решил попытаться, но едва вошел в воду, как погрузился в глубину, вода его понесла, и он едва мог доплыть обратно до скалы. До правого берега было около ста ярдов, там и сям торчали из воды острые камни, и Люсьен заметил, что если бы у них была веревка, то, обернув ее вокруг скалы, они могли бы добраться до одного из этих камней, а от него до других с помощью той же веревки, и так далее, до самого берега. Мысль недурная, но откуда взять веревку? Все их веревки пропали, оставались только ремни и шнуры, на которых висели сумки, но они были ненадежны, да их бы и не хватило. Путешественники призадумались. Они глядели вопросительно друг на друга, не оставляя надежды изобрести что-нибудь. Базиль и Норман, по-видимому, нашли: оба разом, как будто сговорясь, расстегнули свои пояса и стали снимать с себя свои кожаные блузы и охотничьи рубашки. Другие два брата поняли их намерение и, ничего не говоря, последовали их примеру.

Все четверо взялись за работу: Люсьен и Франсуа держали блузы и рубашки в руках, а Базиль и Норман нарезали из них ножами узкие полосы. Через несколько минут ремни из козловой кожи шириною в два дюйма и около одного ярда длиной были накрепко связаны и образовали веревку около сорока футов длиной. На одном конце ее сделали отверстие и через него продели другой конец: получилась подвижная петля вроде индейского или мексиканского лассо. Теперь веревка была готова и отдана в распоряжение Базиля, когда-то упражнявшегося в обращении с лассо. Став на вершине скалы и взяв в правую руку петлю, а в левую свободный конец, он поднял самодельное лассо над головой. Товарищи его пригнулись, чтобы дать простор размаху веревки, которая после нескольких вращательных движений была удачно накинута на ближайший камень и обвила его. Громкое «ура» приветствовало этот успех.

Конец веревки прикрепили к скале таким образом, что она не могла сползти с нее, и теперь путешественники могли приступить к переправе. Каждый из них опоясался ремнем, пропустив через него длинную кожаную веревку, перекинутую между скалами, так что мог двигаться вдоль нее и в то же время свободно действовать руками. Базиль перебрался первым. Он был старше других и считал справедливым первым подвергнуться риску. Своеобразный кожаный мост действовал отлично, выдерживая тяжесть человека при всей силе течения. Действительно, течение относило смельчака, и веревка туго натягивалась, но, цепляясь за нее руками, Базилю удалось добраться до ближайшего камня и влезть на него. С боязливым вниманием следили за его усилиями товарищи и, как только он стал на ноги, радостно приветствовали его. Следующим переправился Люсьен, а за ним Франсуа, все время смеявшийся во время переправы, тогда как его братья не без опасения совершили ее. Вслед за ним был таким же способом переправлен Маренго. Последним переплыл Норман, и теперь все четверо со своей собакой стояли на камне, хотя едва помещались на нем.

Тут возникла новая трудность, о которой они до того не подумали: надо было переплывать вторую стремнину до следующего камня. Но как высвободить конец каната, прикрепленный к скале? Кто-нибудь из четверых мог бы переправиться обратно и отвязать конец, но как он снова вернется назад? Вот новая дилемма.

Надо сделать второй канат. Остались рубашка Франсуа и их сапоги, можно было их разрезать. Таково было мнение Франсуа и Нормана, и Люсьен, очевидно был с ними согласен.

Они уже хотели снимать сапоги, но возглас Базиля: «Стоп!» остановил их.

– В чем дело?

– Я думаю, что могу освободить тот конец. Во всяком случае, я попытаюсь это сделать.

– Каким образом?

– Потеснитесь-ка, вы! Освободите мне место – и увидите.

Став твердо на камне, Базиль взял в руки ружье, как бы намереваясь стрелять. Да это он и собирался сделать. Его братья не произнесли ни слова. Они сразу поняли его план и напряженно следили за находчивым юношей. Ремень представлял с той стороны, где стоял Базиль, удобную цель. Конечно, юноша не рассчитывал одним выстрелом порвать его, но надеялся это сделать хоть несколькими.

Раздался выстрел, и вслед за ним поднялась пыль в том месте скалы, куда целился Базиль.

Пока Базиль заряжал снова ружье, прицелился Норман, и хотя он не был таким стрелком, как Базиль – трудно было встретить второго такого же! – но тоже считался метким среди охотников, и его пуля также попала в цель. Ремень был более чем наполовину рассечен. Второй выстрел Базиля был также удачен, и едва он раздался, как ремень лопнул и упал в воду. Снова раздалось веселое «ура» Франсуа, и канат был вытянут на камень. Базиль, как в первый раз, перекинул петлю на следующий ближайший камень, ловко охватив его, и вторая переправа совершилась. Теперь уже больше не нужно было доставать конец каната. С этой скалы можно было достигнуть берега просто вплавь; оставив свой кожаный мост на месте, отважные, ловкие юноши бросились в воду и все четверо благополучно достигли берега.

Глава VIII. ОБМАНУТЫЕ КОЗЫ

Избавившись от опасности, путники устроились у реки, но положение их нельзя было считать приятным. Они находились в пустынной местности, и у них не было ни лодки, ни лошади, на которых они могли бы выбраться из нее. Они лишились всего имущества, кроме топора и ружей. На широте, где холодное время года иногда так затягивается, что даже захватывает летние месяцы, двоим из них пришлось пожертвовать своим платьем и дрожать от холода. У них не было даже пищи: ни мяса, ни хлеба, ничего такого, чем можно было бы насытиться. С этого момента им оставалось надеяться только на свои охотничьи принадлежности, оставшиеся после катастрофы, чтобы отыскивать себе пропитание. Найти его было первой их задачей. Голод сильно давал себя чувствовать. Выйдя на берег, юноши, точно сговорившись, начали внимательно смотреть на деревья в надежде увидеть между ветвями хоть какое-нибудь четвероногое или птицу, пригодных для завтрака. Но не всегда действительность соответствует надеждам: лес, который, судя по внешнему виду, должен был скрывать в своей чаще множество дичи, казался необитаемым, и глаза проголодавшихся юношей ничего не находили в нем. Между большими деревьями росло много ягодных кустов и всякие растения со съедобными корнями, и наши путешественники не сомневались, что поблизости должна была в изобилии водиться дичь. Было решено, что Люсьен и Франсуа останутся на месте и разложат костер, а Базиль и Норман отправятся в чащу на охоту.

Не прошло и часу, как последний вернулся, неся на плечах животное, в котором Франсуа и Люсьен узнали старую знакомую – антилопу с рогами, похожими на вилы. Норман называл ее козою, говоря, что так называют этих животных промышленники, тогда как между канадскими путешественниками они известны как кебри. Люсьен, однако, отлично знал это животное; знал, что таких коз не существует и что это настоящая антилопа особого вида, единственная, встречающаяся в Северной Америке. Они живут только в прериях и в настоящее время совершенно не встречаются на востоке, где кончается степь, и на севере, где холод для них невыносим. В прежнее время, однако, лет двести тому назад, они, по-видимому, доходили до берегов Атлантического океана, так как отец Геннепен в описании своего путешествия говорит о козах, убитых близ Ниагары; это, по всей вероятности, и были вилорогие антилопы. Дикие козы Америки, встречающиеся в Скалистых горах, —совершенно другая порода.

Убитое Норманом животное было именно антилопой, хотя цветом и бородой, растущей у нее под мордочкой, она действительно очень напоминает обыкновенную европейскую козу.

Самцы, кроме того, имеют характерный козлиный запах, исходящий из двух маленьких желез в углах рта, где расположены пятна черновато-бурого цвета.

Люсьену и Франсуа уже не в первый раз приходилось убивать антилоп. Они не раз заманивали их во время своего первого странствия по прериям и бывали свидетелями того, как волки применяли в своей охоте на них тот же способ. Индейцы тоже хитростью заманивают антилоп; эти животные настолько любопытны, что достаточно какой-нибудь ярко окрашенной тряпки или другого необыкновенного предмета, чтобы заставить их приблизиться на расстояние выстрела.

Норман сказал, однако, что индейцы редко охотятся на них: шкуры антилоп не имеют особенной ценности, мясо не считается вкусным, да и водятся они в местности, изобилующей другими, более интересными и ценными животными – буйволами, лосями и оленями.

Поэтому антилоп преследуют и убивают только в крайнем случае, когда индейцы уж чересчур голодны и не имеют выбора.