- Парри, пожалуйста, мой веер. Давайте перейдем в смежный покой. Сюда, сэр Эдвард, и вы, милорд, - вы нас сопроводите?
      Дрожа, я вышла в смежную комнату, за мной сэр Эдвард, позади Робин.
      Мальчик?
      То, что я сейчас услышу, скоро станет достоянием всего двора и, даю руку на отсечение, уже известно по всем гринвичским дворам и кухням, где прислужники сэра Эдварда, его конюхи и стражники изумляют слуг рассказами о господских грешках. Однако мне только предстояло узнать. Я взяла себя в руки, уселась, Робин бесшумно встал рядом, сэр Эдвард заговорил:
      - Сегодня утром леди Екатерина, кузина вашей милости, разрешилась от бремени. Схватки начались вчера ночью, роды...
      - Господи, вы что, повитуха? Короче! - сердито вмешался Робин. Сообщите Ее Величеству то, что она желает знать.
      Комендант напрягся всем телом, взглянул на Робина, но в последнюю секунду сдержался.
      - Родился мальчик.
      Мальчик.
      - Живой?
      Он спрашивает за меня, спрашивает то, что я хочу знать.
      - Живой и здоровый.., крепенький мальчуган...
      - Довольно, сэр! Ее Величество благодарит вас. Проследите, чтобы о матери и сыне заботились в соответствии с их рангом; вскоре вы получите новые приказы.
      Крепенький мальчуган...
      - Хорошо, милорд. - Комендант поклонился, заколебался, потом нерешительно начал, глядя на Робина, но постоянно кося в мою сторону:
      - Милорд, муж леди, молодой граф Гертфорд, денно и нощно молит допустить его к жене. Он говорит, кого Бог соединил, человек да не разлучает. Молодые супруги, сэр, безумно любят друг друга. А теперь, когда родился младенец, такой ладный, хорошенький малыш...
      - Убирайтесь прочь! Ее Величество подумает об этом на досуге. Покуда же у вас есть приказ, который гласит - держать их врозь!
      - Как скажете, милорд. Ваш слуга. Ваше Величество. - Судя по застывшему лицу и спине, он надеялся услышать нечто совсем другое. Но Робин сказал именно то, что хотела я.
      Там, за дверью, весь двор, надо думать, уже точил зубы на лакомый кусочек новостей. Здесь, неподвижные, как статуи, стояли Кэт и Парри, Мария Сидни и Кэт Кэри, Эшли, муж Кэт, Ноллис, Хансдон и мои телохранители.
      Темная, обшитая дубом стена, казалось, надвигается на меня. Я не знала, куда деться от глаз, от множества устремленных на меня глаз...
      Робин поклонился и коснулся моей руки.
      - Ваше Величество, не желаете ли прогуляться? Подышать свежим воздухом?
      ***
      Возле реки было прохладнее, воды катились медленно и величаво. Берега обступил высокий камыш и ворсянка, птичьи выводки, вполне оперившиеся к концу лета, не замечая нас, деловито сновали туда-сюда. На деревьях нежно щебетали пеночки. Мы остановились передохнуть на берегу, возле купы плакучих ив. Робин махнул свите, чтобы отошли. Сам он стоял чуть поодаль от меня, молчал и выжидательно смотрел, готовый сразу откликнуться на мои слова.
      - Нам придется послать во Францию людей, не только деньги, знаете? пролепетала я. - Гугенотам надо оборонять Дьеп и Руан, они обещали нам Гавр, пока мы не завладеем Кале... Они просят сто сорок тысяч крон, а потом еще триста тысяч, все золотом, и десять тысяч солдат, мы сможем набрать шесть, если я продам принадлежащие короне земли! Надо подготовить флот для перевозки войск, и, разумеется, если мы это сделаем, начнется настоящая война, я не смогу оставить Лондон и встретиться с кузиной Марией, Йоркская встреча срывается...
      В сумятицу моих мыслей ворвался голос коменданта: молодые супруги безумно любят друг друга.
      Моя болтовня оборвалась.
      Такой крепенький мальчуган...
      Слезы хлынули рекой, и, подобно реке, я не могла остановиться. Он по-прежнему молчал, но глаза его темнели с каждой секундой. Солнце за деревьями стояло высоко, наши тени съежились У ног. Наконец он первый нарушил молчание:
      - Мадам.., миледи.., скажите, что вас гнетет, чтобы я попытался по мере сил поправить вашу беду.
      - О, Робин!..
      Я была так одинока - всю мою жизнь...
      У Марии был муж и скоро будет другой, у Екатерины - муж и ребенок, у меня - никого...
      - Ваше Величество, моя жизнь, мои силы в вашем распоряжении...
      Неужели он снова читает мои мысли?
      - Более того, мадам... - Он осекся, покраснел под цыганским загаром, потом вскинул голову. - Я осмелюсь открыть свое сердце, и будь что будет. В распоряжении Вашего Величества не только моя жизнь, но и моя душа.., моя безграничная любовь...
      - О, Робин! - Я всхлипнула, как ребенок, ноги у меня подкосились, и я рухнула без чувств.
      Глава 12
      Я спела? Или мне это пригрезилось?
      Через секунду я снова пришла в себя. "Сидни, оставьте шнуровку в покое, она совсем не давит, это полуденный жар, всего лишь жар..."
      Жар страсти - жар торжества - он меня, любит! Все во мне пело...
      - Ваше Величество, вы вся в огне, лоб горит!
      Милое бледное личико Марии Сидни полной луною расплывалось перед глазами. Она так похожа на Робина - или это Робин? Пахнуло сырой землей. Я лежала на траве. Где мой лорд?
      - Послали за носилками.., сейчас Ваше Величество доставят домой...
      Я мучительно повела глазами. Вот и он, на коленях рядом со мной, лицо искажено досадою и тревогой.
      - Что я за негодяй, потащил вашу милость невесть зачем в такое пекло!
      - Нет, Робин, нет! - Я почувствовала прилив сил. - Со мной все в порядке! - Я с трудом села, Робин и Сидни помогли мне встать.
      Однако я с благодарностью опиралась на Робинову руку, покуда мы медленно брели назад, с благодарностью чувствовала его жаркое пожатие, счастливая тем, что между нами произошло.
      Ибо теперь я увидела ясно: моя любовь к нему не умерла, никогда и не умирала, это было временное затмение, вызванное прошедшей между нами зловещей планетой. А теперь мы вернулись на предписанные сферы, любовь наша засияла вновь, и мы сторицей вернем все, что потеряли, все упущенное время. Теперь я могу показать, как я его ценю - его правдивый рассказ о Екатерине, его терпеливо ждавшую до сего дня любовь.
      Однако почему я не чувствовала всей полноты счастья? Почему день за днем у меня раскалывалась голова и летний жар преследовал меня повсюду?
      - Вашему Величеству нездоровится?
      Тревога Марии Сидни выражала ее заботливую натуру, но вызывала у меня лишь беспричинную досаду.
      - Ничего подобного. Сидни. Я совершенно здорова! Просто это бабье лето меня утомило.
      А сейчас слишком жарко для начала октября...
      Идемте, Робин! Хорошая прогулка - и все как рукой снимет.
      Мы вышли в осенний золотисто-бронзовый парк... Робин рядом - чего еще желать моему лихорадочно бьющемуся сердцу? Однако я по-прежнему не могла стряхнуть непривычную сонливость, этот досадный жар. А солнце, похоже, начало клониться к западу раньше, чем я думала, потому что внезапно резко похолодало.
      Я задрожала. Робин изумленно и раздумчиво смотрел на меня. "Быстрее! велела я. - Быстрее, чтобы разогнать кровь!"
      И к тому времени, как мы вернулись во дворец, кровь моя изрядно разогрелась.
      - Вот видите, - рассмеялась я в кислое лицо Робина. - Теперь перед ужином я приму ванну и выйду к вам свежая, как сад тюдоровских роз, - вы решите, что время побежало вспять и наступил июнь!
      - Ванну?
      Это Кэт.
      - Мадам, одумайтесь! Вы принимали ванну меньше года назад! И после прогулки - об этом не может быть и речи!
      - Кэт, ванну! - Приказ прозвучал визгливее, чем мне хотелось. - Я приму ванну!
      И пусть поварята нагреют воду погорячее!
      ***
      Поварята расстарались. Лежа в большой медной, покрытой латунью ванне, я видела, как мое алебастрово-белое, словно предзакатный небосвод, тело идет безобразными красными пятнами.
      - Парри! Кэт!
      Они были рядом, служанки держали наготове большие, как скатерть, прохладные белые салфетки, но обе дамы смотрели на меня как-то странно.
      - Вашему Величеству следует лечь в постель.
      Голос Кэт не допускал возражений. Почему она такая хмурая, такая старая и встревоженная?
      Я рассмеялась беспечным заливистым смехом, совсем не моим.
      - Кэт, нет! Я ужинаю с лордом Робертом!
      Пусть стол в приемном покое украсят боярышником и маргаритками, а опочивальню надушат лавандой и розовым маслом...
      Почему я так медленно двигаюсь? Я села за туалетный стол и велела Парри приготовить белила. В углу Кэт разговаривала с Анной Уорвик, шумная Леттис спорила с новой фрейлиной, Радклифф, взятой на место Джейн Сеймур. Как болезненно отдавался в голове ее голос! Не хочу ее слышать - позову лучше Марию Сидни. "На сегодня черное платье. Сидни, скажите мастерице по уборам... Может быть, итальянское бархатное с жемчужной сеткой и новый воротник из Милана... Ой, кто это?"
      За моей спиною в зеркале появился мужчина.
      Смотревшее на меня лицо, челюсть, борода - все выражало напряженную озабоченность, круглые глазки буравили меня насквозь.
      - Кто вы? И почему глядите на меня так, сэр?
      Мужчины так на меня не смотрят! И почему он не преклонил колено? Что за возмутительная бесцеремонность!
      - Ученый и врач, мадам, - гордо объявил он, - из Гейдельбурга, посетил Лондон.
      Меня взбесил его тявкающий немецкий акцент. Голова раскалывалась.
      - Лондон - возможно, однако при чем здесь я?
      Он наклонился вперед, без спроса положил мне руку на лоб, другой потянул за подбородок и заглянул в рот.
      - Потому что, - сказал он кратко, - вы опасно больны, леди. У вас оспа.
      От ярости у меня потемнело в глазах.
      - У меня?! Дерзкий немецкий мужлан! Как вы смеете так со мной обходиться? Лгать мне в лицо!
      - Я есть мужлан.., лжец? - Лицо его стало чуть не краснее моего. Прошу прощения. - Он топнул ногой и вышел.
      - Скатертью дорожка! - прохрипела я. - А теперь, Парри, самые лучшие белила... Сидни, платье.., я буду ужинать с Робином и ангелами, яркими сонмами ангелов на сверкающих крыльях...
      ***
      Я лежала в кровати.
      Как я здесь очутилась?
      До чего же холодно, до чего же холодно и зябко...
      Лицо щекотал мех, на тело давила перина, такая тяжелая, что я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Издали доносились голоса Анны Уорвик, Сидни и Радклифф, Кэт и Парри, двоюродного деда Говарда, а это кто? Кажется, кузен Генри. Он-то здесь зачем?
      Торопливый шепот, кто-то плачет - не пойму, кто это.
      - Он единственный лечит оспу.., приехал из Брюсселя и спас леди Ласи, когда у нее все тело пошло язвочками.., живого места не было... Его надо вернуть!
      - Уже посылали. Он сказал, что не вернется.., после того, как королева обозвала его мужланом!
      Мужской голос - Робина, его-то я по крайней мере узнала:
      - Я с этим мужланом разберусь!
      Дверь хлопнула. Сколько времени прошло?
      Минуты остановились. Затем послышались шаги множества ног, мужские голоса, и меньше чем в ярде от меня появилось лицо, которое я узнала сразу, несмотря на смоченную уксусом муслиновую повязку вокруг рта и качающийся между нами ароматический шарик.
      - Мастер Сесил!
      - Сэр Вильям, мадам, и уже давно - благодарение вашей милости.
      - Мастер сэр Вильям... - пролепетала я невпопад. Когда он стал рыцарем? Как давно я правлю? Неважно. Сейчас он здесь. - Сэр мой секретарь! - Кажется, так правильно.
      - Это ваш лорд-казначей Полет, ваш лорд-адмирал Клинтон, лорд-хранитель печати Бэкон, ваш двоюродный дед Говард, кузены Ноллис и Хансдон, лорд Бед форд...
      Сесил продолжал бубнить. Зачем они все здесь? Голос то звучал, то снова пропадал:
      - Ваша милость должны назначить преемника - сейчас, на смертном одре, благословить избранного вами наследника...
      На смертном одре?
      Я снова рассмеялась. Я не собираюсь умирать! А когда соберусь, да, прямо сейчас, только один человек достоин занять мой трон, править вместо меня.
      - Назначьте лорда Роберта Дадли регентом Англии на веки вечные. Положите ему пенсион двенадцать тысяч фунтов...
      Я услышала изумленный вздох - кто это, лорд-казначей?
      - Да, вы правы, слишком мало.., тогда на ваше усмотрение.., скажем, пятьдесят тысяч, сто? И пенсион его слуге.
      - Дадли! - Яростное шипение - конечно, это герцог Норфолк. - Теперь мы знаем, что таилось за его "преданностью" королеве! Он был ее любовником, и теперь она пытается сделать его королем!
      - Нет! - жалобно возразила я. На Робина возводят напраслину - я этого не потерплю! - Господь свидетель, я такова, какой Он меня сотворил! Признаюсь, что люблю лорда Роберта - люблю всем сердцем! - всегда любила и всегда буду любить, но между нами не было ничего предосудительного - я невинна, он безупречен, иначе бы он не резвился сейчас в облаках над нами, смотрите, вот он, там, где солнце...
      ***
      - Мадам, выпейте это! - Снова голос с немецким акцентом. - Лекарство выгонит оспу наружу.
      - Оспу? - Я оттолкнула чашку. - Не хочу, чтобы оспа вылезла наружу! У меня лицо будет рябое, старое и безобразное!
      - Истинная правда, леди! - взорвался он. - А что вы предпочитаете остаться с оспинами на лице и потерять красоту или потерять жизнь и все остальное?
      - Посмей только оскорбить Ее Величество, немчура, и, клянусь, я выпущу тебе кишки! Дай ей свое снадобье, скотина, и молись, чтоб оно подействовало!
      Почему Робин в моей комнате, почему держит обнаженный меч у докторского горла? Лекарь подпрыгнул, как заяц, и снова поднес чашку к моим губам.
      Питье оказалось сладким, теплым и успокаивающим, вроде глинтвейна. Я жадно проглотила. Теперь Сидни и Кэт закутывали меня в длинную алую фланель, укладывали к огню...
      Алое питье...
      Алая фланель...
      Алый огонь...
      И наконец я почувствовала, что алое во мне выходит наружу...
      Дни и ночи я словно плыла в этом алом сне.
      И вот однажды, проснувшись на заре, я провела рукой по лицу и нащупала зловещую сыпь. Мой голос, от которого я сама отвыкла, мой слабый голос сорвался на визг:
      - Оспины! У меня высыпали оспины!
      - Не пугайтесь, госпожа! - послышался голос Марии Сидни. - Раз болезнь вылезла наружу, значит, вы скоро поправитесь. Смотрите, со мной было то же самое.
      Я с трудом подняла глаза - как в зеркало глянула: все ее лицо было в красных оспинах.
      И тут я поняла, что не узнаю Сидни: некогда миловидное личико покрывали глубокие рытвины, красота ушла безвозвратно.
      - О, Сидни!
      - Не плачьте, госпожа. На все Божья воля.
      ***
      Dominus regit me... Господь - мой Пастырь, и ничто же мя лишит... Если и пойду посреди сени смертныя <Господь пасет мя... (Пс. 22,1,4)>...
      Я долго карабкалась к полному выздоровлению. Словно человеку, на полном скаку вылетевшему из седла, мне пришлось заново учиться ходить. И заново узнавать, кому я обязана этой жизнью: ибо я поистине прошла посреди сени смертныя; смерть проникла во все мои члены.
      И прежде всего кому как не Робину? Когда лекарь с возмущением покинул дворец, кто вскочил на коня и бросился вдогонку, догнал и пообещал оторвать немецкую башку, если тот не вернется, и вдобавок разрубить на тысячу кусочков, если не спасет меня и мою красоту - кто как не Робин?
      И кто стерег лекаря, не смыкая глаз, даже когда тот засыпал, из страха, что немец сбежит, - кто как не Робин?
      И кто дежурил при мне день и ночь, кто вливал мне лекарство по капле, когда из-за распухшего горла я не могла даже пить, - кто как не Мария Сидни, которая так страшно поплатилась за свою преданность: переболела еще хуже моего. На ее бедном личике остались уродливые борозды, такие ужасные, что муж при виде их разрыдался.
      Он снова плакал, на коленях умоляя меня отпустить ее от двора. "Теперь, когда лицо ее обезображено, ей не место в вашей свите.
      К тому же заразился наш сын, и она покорнейше просит дозволения удалиться и ухаживать за ним".
      Ах, бедная моя Мария и бедный Генри. Их единственный сын, обожаемый малыш, Филипп - "любящий лошадей" по-гречески, названный так в честь любимого Марииного брата, Робина, - такой смышленый, такой хорошенький...
      Мать спасла ему жизнь, но не красоту. Как и она, он носил на лице оспины, покуда их не разгладила своим лобзанием смерть...
      Робин и его сестра спасли мне жизнь, рисковали ради меня, страдали. Даже их брат Амброз неотлучно дежурил возле меня день и ночь.
      А тупицы все чесали в затылках, когда я возвышала сестру и братьев Дадли. Чернь дивилась: за что я его люблю? Его называли убийцей и хуже так вот, я скажу правду: он был моим мужчиной! Потому что он посвятил мне свою жизнь, а когда я умирала, вернул мне мою!
      ***
      Теперь я могла отблагодарить его, и отблагодарить сторицей. Показать всему миру, как ценю своего самого верного друга - да, и возлюбленного, хотя и не в том смысле, в каком понимали они! Послушайте, что я сделала! О, какая радость - дарить! Видели бы вы его глаза, когда я шепнула ему о задуманном!
      Для положения в свете: монополию на полотняную торговлю с Нидерландами, это даст ему доход не меньше, чем у первых сановников страны. В Лондоне как раз появился человек по фамилии Хоукинс, мэр Плимута, с кучей мореходных проектов, и многие обогащались на его заморской торговле. Сесил горячо рекомендовал мне этого Хоукинса как человека, ведущего постоянную войну с кораблестроителями: требует строить маленькие и ходкие суда вместо их обожаемых плавучих дворцов, как у короля Испанского, из чьей казны, перевозимой на этих роскошных галионах, похоже, и складывалось по большей части состояние плимутского мореходца.
      - Боюсь, этот Хоукинс - довольно сомнительная личность, - мрачно сказал Сесил, - и даже пират. Но он может оказаться полезным.
      - Пират? - Я старательно разыграла ужас. - Но все равно, воспользуемся им, пусть приглядывает за флотом. А если Хоукинс считает, что пару моих кораблей можно употребить для выгодной экспедиции - ну разве обязательно трубить об этом на весь свет?
      Мне позарез нужны были деньги - и для себя, и для Робина! Чтобы достойно вознаградить его за верность, надо наполнить его кошель: как своему шталмейстеру я положила ему пенсион в тысячу двести фунтов из королевской казны.
      А за самоотверженную службу во время моей болезни я ввела его в Тайный совет, чтобы разбавить старую кровь - новой, компанию стариков - молодым человеком, говорунов - человеком действия, бумажных воителей - солдатом.
      Можно представить, как бесился его недруг Норфолк! Но я подсластила пилюлю и уравняла счет, назначив в совет самого Норфолка, а заодно и Генри Кэри, барона Хансдона.
      Теперь, когда мы собрались открыто воевать во Франции, а не просто втихаря посылать золото адмиралу Колиньи, предводителю гугенотов, или принцу Конде, их вождю в Орлеане, предстояло поставить во главе шеститысячного войска кого-то из моих лордов.
      - Ваше Величество, пошлите во Францию меня! - на коленях умолял он.
      - Робин, я не могу прожить без вас и часу!
      Неужто вы полагаете, что я стану рисковать вашей жизнью на войне? Вспомните вашего брата Генри, - слезно увещевала я, - которого разорвало ядром при Сен-Квентине! Не требуйте этого от меня. И думать не смейте!
      Однако, чтобы смягчить горечь отказа и сделать приятное Робину, я придумала лучшую замену.
      - Робин, что вы думаете о новом назначении - о командующем войсками во Франции?
      Он нахмурился:
      - Не могу сказать, госпожа.., пока не узнаю, кто он!
      - О, вы его знаете! Почти как себя! Его имя - попытайтесь-ка угадать начинается на "А" и созвучно цветку.., цветку Тюдоров... цветку Англии...
      Догадка озарила его лицо.
      - Амброз! Брат Амброз! Ах, мадам, как вы возвеличили нашу семью!
      И я сделала его старшего брата Амброза графом Уорвиком, вернула утраченный титул и разделила между ними двумя наследственные земли, отошедшие короне после казни отца при Марии. Когда они оба преклонили колена в безмолвной благодарности, под признательными взорами своей сестры и ее дорогого супруга, Генри Сидни, того самого Сидни, на руках у которого скончался мой брат, я от радости не могла даже плакать.
      ***
      С каждым днем ко мне возвращались силы.
      Чтобы доказать свое выздоровление, я посетила заседание совета. На мне было жемчужно-белое атласное платье; хотя кожа моя и не обрела былую гладкость, именно белое лучше всего скрадывало красноту. И если немец считался кудесником в медицине, то во всем, что касается притираний и белил, истинной кудесницей была моя Парри, и выглядела я вполне прилично.
      От своих лордов я ожидала сердечных поздравлений, ждала, что после пережитых страхов они окружат меня любовью и преданностью. Куда там! Со своей исключительной деликатностью Сесил нарисовал печальную альтернативу, с которой они столкнулись, когда почитали меня при смерти: назвал двух кандидатов на мой трон и корону. Нет, не Марию, ее они исключили сразу порадовалась я или рассердилась, узнав, что они отвергли старшую ветвь Тюдоров? Они посчитали, что им придется выбирать между Екатериной Грей и лордом Хантингдоном.
      - Хантингдоном? - Достойный пэр, который исполняет свой долг, не более. - Хантингдоном?!
      - В нем течет кровь Плантагенетов, мадам.
      - Это в нем-то? Жалкая капля - всего лишь титул, и тот более чем двухсотлетней давности. Потомок младшего сына третьего Эдуарда в седьмом колене! - бушевала я. - Нет, уж если до этого дойдет, пусть меня сменит кто-то из вас, человек, отмеченный собственными заслугами, личным мужеством!
      И прежде всего один!
      Они знали, что я говорю о Робине. Брови Норфолка поползли к бархатной шапочке, лицо исказилось злобой. Робин холодно смотрел на него поверх стола, под столом оба теребили рукоятки мечей.
      - Кто-то из нас?..
      Сесил выдержал паузу, достаточную, чтобы в ней прозвучала угроза, и у меня заныло сердце. Господи, я и позабыла, как ненавидели они Робина, когда я впервые приблизила его к себе. Теперь я вернула ему свою благосклонность, даже назвала наследником, в своем, как они полагали, предсмертном бормотании - новая попытка заговорить о нем как о преемнике заставит всю старую аристократию взяться за оружие, разрушит мир в стране, вызовет гражданскую войну.
      И то же ждет любого из лордов, кто захочет стать primus inter pares, первым среди равных, возвыситься над другими. Но уж коли не Робин, то уж и не этот скучный граф с семикратно разбавленной кровью Плантагенетов в жилах!
      - Нет, не Хантингдон, - проговорила я, обиженная за Робина, оскорбленная за себя, - и не Екатерина!
      Длинное постное лицо Норфолка скривилось в подобии усмешки.
      - Тогда выходите замуж. Ваше Величество!
      И подарите нам своего собственного наследника!
      ***
      Наследование, наследование! Мария вновь наседала. "Огорченные отменой нашей с Вами, дражайшая сестрица, встречи в Йорке, - писала она изящным наклонным почерком (к своей досаде, я обнаружила, что пишет она почти не хуже моего), - мы тем не менее надеемся из Ваших собственных уст услышать признание наших прав". Иначе, добавляла она почти незавуалированную угрозу, ей придется поискать мужа, который эти права отстоит.
      - Мужа! - сказала я Робину насмешливо. - Да весь свет знает, что ее хваленый брак с доном Карлосом, который принес бы ей войска для вторжения на нашу землю, как не двигался с места, так и не двигается!
      Робин нахмурился:
      - А что, если бы вы, мадам, убедили ее выйти за человека, которого сами выберете, - не за нашего врага, а за того, кто скорее укрепит ее право наследования?
      Я взглянула на него. Меня осенила мысль, такая простая, такая прекрасная...
      - Да, Робин!
      ...дать Марии в мужья человека, на которого я смогу положиться.., достаточно волевого, чтобы держать ее в узде.., со временем посадить на английский престол его сына.., наша любовь была уже такова...
      Я, сверкая глазами, взяла его за руку:
      - Робин.., а что, если я сделаю вас королем Шотландским?
      Глава 13
      Женить Робина на Марии?
      Неужели я это всерьез?
      Она так и не поверила.
      - Английская королева предлагает мне своего конюшего?! - визжала она в лицо моему послу Рандольфу.
      - Он - член совета, вельможа и ближайший сподвижник королевы, непреклонно отвечал сэр Томас, - человек, которого Ее Величество всей душой желали бы видеть рядом с Вашим Величеством на шотландском - или английском - престоле.
      Лакомая наживка для алчной Марии! Она отправила ко мне собственного посла, сэра Джеймса Мелвилла, по лютой зиме, по снегу, прощупать мои намерения. Я встретила его в Уайтхолле притворно-светской улыбкой, под стать его собственной. Я им покажу - и ему, и ей!
      "Сюда, сэр Джеймс!"
      По крайней мере, мой новый придворный кавалер, высокий и пригожий Хаттон, на голову возвышался над коротышкой-шотландцем! Мы покажем этим беспокойным соседям их настоящее место! Я провела его через королевские покои в опочивальню.
      - Смотрите, сэр!
      Рядом с моей парадной постелью, убранной пышным алым шелковым балдахином, стоял изящный наборной работы кабинет в рост человека. На нем были выложены буквы ER под моим гербом, увитым розами Тюдоров и дубовыми листьями, инкрустированными слоновой костью, черным деревом и перламутром. Я распахнула дверцы на хитрых латунных петлях. За ними были другие дверцы, дальше ящички, в них Другие ящички, и так далее, и так далее.
      - Смотрите! - кричала я, воодушевляясь, распахивая дверцы и выдвигая ящички. Я вытащила дивную нить белоснежного жемчуга, золотое деревце с изумрудными листиками, пригоршню алмазов, рубин с перепелиное яйцо - отец держал его у изголовья - и еще, еще...
      - Все это достанется вашей хозяйке.., со временем!
      Незачем было добавлять: "Если она сделает по-моему!"
      Однако зоркого Мелвилла не ослепили побрякушки, пусть самые великолепные. Словно аист, он видел рыбку за милю.
      - А это что, мадам?
      - Это? - Я деланно рассмеялась. - Так, ничего!
      Но прежде чем я успела его остановить. Мелвилл запустил руку в ящик и расхохотался.
      - "Портрет моего лорда"? - прочел он в притворном изумлении. - Кто же ваш лорд, госпожа?
      Отнекиваться было бесполезно. Собрав все свое высокомерие, я взяла у него завернутый в бумагу пакетик и вынула оправленную в золото миниатюру. Мелвилл даже не удосужился разыграть удивление:
      - Да, мадам, лорд Роберт - настоящий красавец, Ваше Величество не зря удостоили его своей близости.
      Близости?
      Духовной или телесной - на что он намекает?
      Как ловко он насмехается - оскорбляет, будто и не оскорбляя!
      - Лорд Роберт - мой лорд в той же мере, что и все остальные мои лорды - не более чем ближайший друг и брат!
      - И моя королева не станет отнимать у Вашего Величества, - проворковал он, глядя притворно-чистыми, словно вода над галькой, глазами, - человека, которого вы называете братом и ближайшим другом. Она добивается лишь того, что причитается ей по праву.
      Ах эти скользкие шотландцы! Мой лорд - вот что ей причитается!
      - Так она отвергает лорда Роберта?
      Мелвилл вкрадчиво улыбнулся:
      - Отнюдь, мадам. Как сестра вашей милости и ближайшая наследница, моя королева не хотела бы огорчать вас своим браком! Но что один мужчина для прекрасной королевы, которую должны осаждать тысячи?
      Зеркало, зеркало на стене...
      Я не устояла перед искушением.
      - Насколько красива ваша королева? Как я?
      Он деликатно кашлянул в ладошку.
      - Она... - помолчал он, - прекраснейшая королева Шотландии, как вы прекраснейшая королева Англии.
      Хмм.
      - Она так же бела лицом?
      - Чуть смуглее, мадам, но все равно очень привлекательна.
      - Но кто из нас красивее?
      Сэр Джеймс привычным жестом отбросил со лба серебристую прядь.
      - Сам Парис, - легко отвечал он, - вынесший знаменитый суд трем богиням, встреть он вас и мою хозяйку, не знал бы, какой из королев вручить золотое яблоко.
      Хмм!
      - Какого она роста? Выше меня?
      - О да, мадам.
      Наконец-то я заставила его признать за ней недостаток!
      - Значит, она чересчур рослая - ведь я не слишком высока и не слишком низка!
      - Тем легче вам подобрать мужа себе по росту.
      Я покачала головой:
      - Я не чувствую склонности к супружеству.
      Будь моя воля, я бы осталась как есть - королевой-девственницей. Но если ваша королева, которая могла бы стать моей любезной наследницей, вздумает угрожать мне мужем-иноземцем, придется и мне подумать о браке!
      Он рассмеялся неожиданно звучным, сочным смехом:
      - О нет, мадам, что бы ни делала моя королева, вы о замужестве не помышляете! Вы слишком горды, чтобы покоряться; вы считаете, что в браке станете всего лишь английской королевой, тогда как сейчас вы и королева и король!
      Я сверкнула глазами. Он поспешил загладить впечатление:
      - Но не тревожьтесь, миледи, моя королева и не думает вам угрожать! Она понимает, чем будет вам обязана, когда вы назовете ее своей наследницей!
      ***
      Что ж, в этом было свое утешение. Сэр Джеймс обещал, что Мария не выйдет замуж, без моего согласия, если я открыто признаю ее наследницей английского престола. Неплохо - если истинным наследником станет сын Робина! Мы с Марией, почитай, ровесницы. Наверняка я ее переживу, и речь идет о следующем поколении.
      Но чтобы она вышла за дона Карлоса, чтобы сын испанца метил на английский престол - нет, это немыслимо! А если она пойдет за Робина...
      ***
      Поначалу у него глаза полезли на лоб.
      - Мадам, вы шутите! - ошарашенно заявил он.
      Я взяла его за руку, принялась разглядывать длинные, бледные в зимнем свете пальцы.
      - Вы говорите, будто любите меня, а сами отказываете мне в таком пустяке?
      Он сглотнул.
      - Пустяке? Мадам...
      - Робин... - Я приложила палец к его губам. - Я не могу позволить, чтобы королева Шотландская вышла за врага Англии.
      Но отдать ей моего лучшего друга? Я отвернулась.
      Он расхохотался:
      - Я вас раскусил! Моя мудрая госпожа все рассчитала! Покуда мы уютно сидим в Уайтхолле, греемся у огня и смотрим на снег за окном, вы бросаете меня под ноги этой охотнице за мужьями, чтобы отсрочить ее брак с кем-то другим и заставить ее, словно собачонку, бежать за вами в надежде заполучить ваше официальное признание, сделаться вашей признанной наследницей! - Он перевернул мою руку ладонью вверх, поднес к губам. Поздравляю вас, миледи!