Так насчет чего мог «распоряжаться» Логан? Что делать с Домом Сэндлера в субботу, за два дня до сноса? Как ни крути, получается какая-то бессмыслица.

В голову ей приходил только один ответ: Логан говорил о тех распоряжениях, что сделал несколько минут назад, просмотрев газету. Охрана. Полиция. Страховка. Эшли тяжело поморщилась, снова представив, как на ее друзей надевают наручники и волокут их в полицейский автобус.

Неужели Логан говорил об этом? Но... почему бы и нет? Он сам признался, что не раз сносил старые здания. Должно быть, и с протестами возмущенных граждан ему не раз приходилось иметь дело. Наверно, в фирме «Каллахан и сын» эта процедура уже отработана. Может быть, существует даже специальный корпоративный план противодействия демонстрантам.

Эшли нерешительно повертела в руках ключи от машины. Боже, как не хочется туда ехать! Лезть в гущу скандала. Своими глазами видеть, как Каллахан отправляет ее друзей за решетку.

Она не хочет видеть человека, которого любит – да, да, любит! – в роли холодного, безжалостного бизнесмена. Куда больше нравится ей Логан на танцплощадке. Или когда кормит уток в Трекслер-парке. Или когда держит ее за руку, нежно поглаживая большим пальцем ладонь, в темном зале кинотеатра...

За эту неделю они, казалось, прожили вместе целую жизнь. И вдруг оказалось, что оба ровно ничего не знают друг о друге. Ведь она могла бы поклясться, что Логан Каллахан не из тех, кто хладнокровно отправляет людей в тюрьму за убеждения!

А он что знает о ней, если всерьез воображает, что она способна приковать себя к бульдозеру?

Я так и предлагала, но никто не проголосовал «за».

– О, боже мой! – простонала Эшли, с ужасом и жгучим стыдом вспоминая об этой неуклюжей шутке.

Она ведь шутила, господи помилуй, просто шутила! Неужели он поверил, что она и вправду может...

«А почему бы и нет? – напомнил безжалостный голос рассудка. – Это было в первый вечер вашего знакомства. Он вообще ничего о тебе не знал. Разумеется, он принял твои слова всерьез!»

Стоит ли удивляться, что сегодня утром, увидав ее наряд – джинсы и походные ботинки вместо платья в цветочек, куда больше подходящего для поездки на море, – он незамедлительно пришел к нелестным для нее выводам? Стоит ли удивляться, что зеленые глаза его сегодня были холодны как лед?

Подумать только, Логан считает ее какой-то чокнутой фанатичкой!

А она чем лучше? Считает его бесчувственным негодяем с куском льда вместо сердца и калькулятором вместо мозгов.

Что бишь там Мэри говорила о строительстве прочных отношений? И как, спрашивается, их строить на таком фундаменте?

Помимо Центра телекоммуникаций, пока что существующего только на бумаге, на бульваре Гамильтон располагалось еще несколько многоэтажных офисных зданий, а также множество магазинов, супермаркетов и ресторанов быстрого обслуживания. Вот почему даже в выходные, когда офисы закрыты, машин на бульваре было не намного меньше, чем в будни. Около получаса прошло, прежде чем «фольксвагену» Эшли удалось доползти до стройплощадки.

Толпу она разглядела еще издали. А подъехав поближе, убедилась, что дела и вправду плохи. Похоже, все, кто ехал мимо по своим делам, считали своим долгом остановиться и полюбоваться на компанию психов с плакатами, что, выстроившись в шеренгу посреди пустыря (на частной земле, между прочим!), неразборчиво, но громко скандировали какие-то лозунги. Многие – видимо, те, у кого никаких особых дел не было, – вылезали из машин и присоединялись к толпе зевак.

Заметила Эшли и две полицейские машины с включенными мигалками, и группу служителей порядка на обочине. Один из них вел переговоры по рации, о чем – догадаться нетрудно. Еще двое посреди дороги пытались регулировать движение, отчаянно махая водителям, чтобы те проезжали и не создавали пробки.

Короче говоря, Карл Уитьер с товарищами, хотел привлечь к себе внимание – и своего добился.

Эшли понимала: дальше будет только хуже.

Она снизила скорость – совсем немного, ибо машины в ряду и так еле ползли, – и включила сигнал поворота, надеясь, что полицейский позволит ей свернуть к стройплощадке. Но он уставился на нее словно на сумасшедшую, замотал головой и показал рукой, чтобы она ехала дальше.

В конце концов, Эшли припарковалась у магазина в пяти минутах ходьбы от пустыря и двинулась к месту действия пешком.

То, что она увидела, и в особенности то, что услышала, могло бы подкосить и более стойкого человека.

Посреди демонстрантов стоял Карл Уитьер. Внешний вид его был живописен: одни шорты-бермуды в сочетании с черными носками и ботинками чего стоили!

Но этого мало: Уитьер где-то раздобыл мегафон. В обычной жизни он был, что называется, «человеком в себе», но теперь его замкнутость, как рукой сняло: обращаясь к проезжающим водителям, он громогласно призывал их остановиться, выйти из машин и присоединиться к борьбе за правое дело.

Самое удивительное, что многие так и делали.

Пока что демонстрация собралась не слишком большая – человек сорок-пятьдесят. На массовые беспорядки не тянет.

Но Эшли понимала: сейчас только десять утра.

Дальше будет хуже.

Подойдя ближе, она разглядела среди демонстрантов Мэри Джейн Гастингс, Бонни Кауфман, Джорджа О'Нила и еще пять-шесть человек, знакомых ей по «Историческому обществу».

Что здесь делает Мэри Джейн, догадаться было несложно. Эта скромная библиотекарша уже добрый десяток лет влюблена в Карла Уитьера. К несчастью, он об этом и не подозревает – ибо, как и положено «рассеянному ученому», не слишком обращает внимание на окружающую действительность.

Бонни – лучшая подруга Мэри Джейн. Это объясняет ее присутствие. Хотя и не объясняет, зачем она нахлобучила на голову велосипедный шлем.

Что же до Джорджа О'Нила... бедняге восемьдесят пять лет, и, пожалуй, для него это последняя возможность ощутить себя молодым.

Остальные, как заметила Эшли, выглядели растерянными. Толпа зевак, гудки машин, усиленные мегафоном вопли Уитьера – все это изрядно их смущало; кажется, они уже жалели, что ввязались в скандал, и оглядывались в поисках возможности незаметно скрыться.

Мимо Эшли пронеслась женщина в развевающейся цветастой юбке.

– Скорее, Бен, – кричала она мужу на бегу, – доставай камеру! Снимем все, что тут будет, и продадим пленку в программу местных новостей!

«Лучше бы отправить в «Сам себе режиссер», – мрачно подумала Эшли.

Не одна эта пара сообразила, как можно заработать на скандале: какой-то шустрый малый, быстро сориентировавшись, закупил в соседнем магазине несколько упаковок газировки л продавал ее втридорога с борта своего «пикапа». День стоял жаркий, от желающих освежиться отбою не было.

Футах в тридцати от демонстрантов с плакатами сгрудилась кучка строителей в касках. А они-то что здесь делают в выходной? – мимоходом удивилась Эшли. Строители, судя по всему, были настроены решительно, один из них даже выкрикивал в адрес Карла Уитьера нечто неразборчивое, но явно оскорбительное. И, на взгляд Эшли, был совершенно прав.

«Настоящий цирк, только акробатов и укротителей со львами, не хватает!» – мрачно думала она.

Впрочем, не хватало и кое-чего еще. Точнее, кое-кого.

Как Эшли ни вертела головой, Логана Каллахана не заметила.

– Карл! – завопила она, отчаянно работая локтями, чтобы протиснуться сквозь плотную толпу. – Карл, черт тебя побери, чем ты тут занимаешься? Объясни, ради бога, чего ты этим добьешься?

– Эшли, – громогласно объявил Карл в ответ, – я знал, что ты придешь!

Собственный голос, многократно усиленный, оглушил его, и, поморщившись, он опустил мегафон.

– Прости, я еще не совсем освоился с этой штуковиной. Сама понимаешь, опыта маловато. Но, как говорится, нужда всему научит. Ну как тебе? – поинтересовался он, обводя «поле боя» широким жестом. – По-моему, все идет, как нельзя лучше! Всего десять утра, а у нас уже столько сторонников! Вот увидишь, к понедельнику весь город будет на нашей стороне!

– Э-э... ну да, очень может быть, – поддакнула Эшли, соображая про себя, много ли «сторонников» останется у Карла, если понедельник выдастся холодный и дождливый. – Но послушай, Карл, мне кажется, ты выбрал не совсем верную тактику...

Но он ее не слушал. В обычной жизни Карл был редкостным рохлей (в первые дни знакомства Эшли предпочитала видеть в нем «настоящего интеллигента», но скоро поняла, что таких комплиментов он не заслуживает), однако преображался, стоило ему увлечься какой-нибудь идеей. К несчастью, он не владел искусством смотреть на себя со стороны. Вот и сейчас, упоенный своими «успехами», не понимал, что выглядит полным идиотом и мостит себе дорожку прямо в автобус с решетками на окнах.

– Не могу поверить, что ты вышел из «Исторического общества»! – снова заговорила Эшли. Переубедить Карла она уже не надеялась – хотела только отвлечь от мегафона. – А как же все остальные? Они тоже вышли?

Уитьер выпрямился во весь свой невеликий рост и гордо расправил плечи.

– Да, это был нелегкий выбор. Но все мы сделали то, что считали правильным. Для нас не было иного выхода, Эшли: мы пойдем на все, но не позволим погубить Дом Сэндлера!

– Карл, вы не видели его изнутри, а я видела. Он уже погублен! – тщетно пыталась воззвать к его разуму Эшли.

Но Карл ее уже не слушал. Обернувшись к толпе, он снова поднял к губам мегафон. В ужасе Эшли вцепилась ему в локоть: она чувствовала, что он задумал недоброе, и не ошиблась.

– Дамы и господа, прошу внимания! Я счастлив, представить вам Эшли Доусон, секретаря «Общества любителей истории». Эшли всегда была одной из самых горячих защитниц Дома Сэндлера, активнейшей участницей Комитета Спасения, к сожалению расформированного не по нашей вине. И вот сейчас она с нами, на нашей стороне!

От такой рекомендации у Эшли подкосились ноги. Господи, какое счастье, что здесь нет Логана!

– Эшли хорошо знает историю Дома Сэндлера, и сейчас мы попросим ее сказать несколько слов... – И Карл сунул ей мегафон.

Эшли молча его оттолкнула.

– Дамы и господа, Эшли немного стеснительна, – проворковал в мегафон Уитьер.

Эшли захотелось его убить. Господи помилуй, если он скажет: «А ну-ка подбодрите Эшли, дамы и господа! Не вижу ваших рук!» – она так и сделает!

«Дамы и господа» захлопали – кое-кто с энтузиазмом, большинство со скептическими ухмылками. Строители в касках в ответ замахали руками и запели хором что-то вроде «Боже, храни Америку!». Звучало это не совсем к месту – но велика ли разница? Одной глупостью меньше, одной больше...

Эшли ошиблась. Не потребовалось ни акробатов, ни укротителей с дикими зверями. Цирк был уже здесь. И в полном разгаре.

Видя, что отступать некуда, она, наконец, приняла мегафон и поднесла его ко рту. Что говорить? Единственное, что приходило в голову, – «Спасайся, кто может!», однако, когда Эшли открыла рот, из него совершенно неожиданно для нее самой вырвалось следующее:

– Дом Сэндлера был построен в середине тысяча семьсот пятидесятых годов. Более точную дату постройки мы не можем установить по двум причинам. Во-первых, городской архив в те времена содержался не так аккуратно, как нам бы хотелось, а во-вторых, во время Великой депрессии многие домовладельцы продавали камни с датами постройки, которые в большинстве старых домов закладывались в одну из стен под самой крышей. Коллекционеры исторических реликвий собирали такие камни по всей стране, а обедневшие хозяева домов были только счастливы, выручить за них деньги. Вот почему под крышей у старых каменных зданий часто можно видеть цементные «заплатки».

– История на продажу, дамы и господа! – выкрикнул Уитьер, на секунду забрав у нее мегафон. – Прошлое гибнет во имя наживы! Пора положить этому конец! Остановим бульдозеры! Скажем все вместе: с нас хватит! С нас хватит! С нас хватит!

Сделав такой необходимый комментарий, он снова сунул мегафон Эшли, похлопал ее по плечу и почти смущенно улыбнулся.

– Спасибо за поддержку, Карл, – сердито прошипела она.

Парень в бейсболке с эмблемой местной газеты навел на нее камеру. Эшли поспешно отвернулась...

И увидела Каллахана.

Логан стоял с краю, в стороне от толпы. Руки у него были скрещены на груди, козырек бейсболки с надписью «Филадельфийцы» скрывал глаза, но на губах играла знакомая ленивая улыбка. Встретившись взглядом с Эшли, он поднял руку, неторопливо помахал ей и послал в ее сторону воздушный поцелуй.

Так, значит, он все понял! Заметил ее смущение, нежелание говорить и понял, что «на трибуне» она оказалась против воли! Он простил ее, он ей поверил...

Хотя, разумеется, должен на коленях просить прощения за то, что позволил себе вообще в ней усомниться!

«Что ж, сейчас он у меня получит!» – сказала себе Эшли и, лукаво улыбнувшись, поднесла мегафон к губам.

– Дамы и господа, прошу внимания, особенно обращаюсь к работникам прессы. Я только что заметила, что с нами – Логан Каллахан, младший партнер той самой архитектурной фирмы «Каллахан и сын», что организовывает здесь строительство. Мы с мистером Каллаханом не раз обсуждали судьбу Дома Сэндлера и даже осмотрели его на этой неделе. Мистер Каллахан, может быть, вы выйдете сюда и расскажете всем, что мы обнаружили?

Она театрально указала в его сторону.

– Дамы и господа, встречайте Логана Каллахана!

Логан на миг склонил голову, затем снова встретился с ней глазами – и лицо его осветилось широкой улыбкой. Он начал неторопливо пробираться через толпу. В отличие от Эшли, расталкивать зевак локтями ему не приходилось – люди сами расступались перед высоким статным красавцем, затянутым в джинсовую ткань, и еще долго смотрели ему вслед.

Несколько секунд – и вот он уже стоит с ней рядом.

– За эту шутку, Доусон, я зацелую тебя до потери сознания! – прошептал он ей на ушко.

– Я тоже тебя люблю! – ответила Эшли и в тот же миг обомлела, желая одного: провалиться сквозь землю.

Ибо она забыла о мегафоне, и признание ее трубным гласом разнеслось над толпой.

В толпе послышался смех, аплодисменты и одобрительные выкрики, а Карл Уитьер уставился на Эшли так, словно она призналась в людоедстве.

Улыбаясь той самой улыбкой, что испокон веку доводит женщин до беды, Логан взял у нее мегафон и обратился к слушателям. Прежде всего, он поблагодарил всех за то, что они собрались здесь, чтобы выслушать его объявление.

– Объявление?! – переспросила Эшли, отводя мегафон от его лица. – Какое еще объявление? Каллахан, о чем ты?

– Дорогая моя, мы не узнаем, пока он не скажет, – резонно заметила Бонни Кауфман, поправляя велосипедный шлем.

– Хочу ознакомить людей с нашими планами относительно Дома Сэндлера, – объяснил Логан, протянув руку за мегафоном.

– Да ты что?! Собираешься прямым текстом объявить, что снесешь дом с лица земли во имя прогресса? Митинг окончен, спасибо за внимание, можете расходиться по домам? Ты с ума сошел! Дай мне, я все улажу!

Еще в первую минуту знакомства Эшли поняла, что Каллахан не из тех, кто упрямится по мелочам. Вот и сейчас он с галантным поклоном протянул ей мегафон и отступил.

– Дамы и господа, мистер Каллахан был к нам очень внимателен и проявил большое понимание, учитывая то, что мы вторглись на частную территорию. Кроме того, несколько дней назад по моей просьбе он вместе со мной осмотрел Дом Сэндлера изнутри. Мы своими глазами увидели, какой ущерб нанесли ему время, дурная погода и вандалы. Как секретарь «Исторического общества», хочу заявить вам со всей ответственностью: даже если Дом Сэндлера передадут в наше распоряжение, это будет бесполезно, ибо у нас нет средств и возможностей, чтобы восстановить его былую красоту!

– А у меня – есть.

На миг Эшли замерла, как вкопанная. Затем резко повернулась к Логану.

– Что ты сказал?

– Я сказал, – повторил Логан во всеуслышание, забрав у нее мегафон, – что после консультаций с подрядчиками и с клиентом, который согласен взять на себя расходы по восстановлению ценного памятника архитектуры, я ответственно заявляю: Дом Сэндлера будет жить!

У Эшли задрожали колени.

– Не может быть! Как... когда... почему ты ничего мне не сказал?

– Три дня назад. Почему не сказал? Потому, что ты не спрашивала.

Улыбка Логана сияла такой радостью и гордостью, что Эшли захотелось немедленно стереть эту улыбку с его уст поцелуем.

– Так что же, милая, хочешь узнать, что и как, или будешь перебивать меня на каждом слове?

Эшли молча замахала на него руками, требуя продолжения. Ни язык, ни рассудок ей не повиновались: если бы сейчас ей приставили к виску пистолет и под страхом смерти потребовали назвать собственное имя и адрес, Эшли не смогла бы вымолвить ни слова.

Досадливо отодвинув мегафон, от которого хлопот было куда больше, чем пользы, Логан крикнул в полный голос:

– Готовы, ребята?

Строители замахали руками в ответ. Так вот зачем они здесь! – поняла Эшли. Это люди Логана!

Двое из них двинулись влево, прочь от Дома Сэндлера. Только сейчас Эшли заметила, что посреди пустыря врыты в землю два плаката, завешенные брезентом.

Эшли покосилась на закрытые плакаты, затем снова на Логана и наконец, решила, что остается одно: обуздать свое нетерпение, слушать и ждать, что будет дальше.

– Дамы и господа, компания «Барроуз электроникс», на которую работает наша фирма, поручила мне объявить о своем решении: они готовы перенести Дом Сэндлера на место, отмеченное двумя плакатами. Этот проект потребует больших расходов и задержит начало строительства, так что хочу выразить свое восхищение щедростью и благородством руководства «Барроуз электроникс» и надеюсь, что вы поблагодарите их вместе со мной. В дальнейшем компания намерена отреставрировать Дом Сэндлера, вернуть ему былую красоту и организовать в нем дом бытовых услуг для работников Центра телекоммуникаций.

Толпа взорвалась оглушительными приветственными криками. Теперь счастливы были все – даже Карл Уитьер.

– Не может быть! Ты шутишь!

– Милая моя Эшли, сейчас я совершенно серьезен. Но если хочешь меня развлечь, – подмигнул он, – я всегда готов. А теперь подожди минутку, я еще не закончил.

Снова поднеся к губам мегафон – в таком шуме без него было не обойтись, – он отдал команду рабочим. Строители сдернули брезент с первого плаката. На нем красовалось изображение Дома Сэндлера – в первоначальном виде, без крыльца – и объявление, что памятник архитектуры будет перенесен на это место.

И снова – радостные крики, аплодисменты, широкие улыбки... Эшли уже ничему не удивлялась. Ее волновало одно: не хлопнуться бы в обморок прямо на глазах у толпы.

– А теперь, дамы и господа, если вы согласны потерпеть меня еще секунду... Давайте, ребята, второй плакат!

Повернувшись к Эшли, он обвил ее рукой за талию и прошептал:

– Вообще-то я хотел сделать это завтра и в более интимной обстановке. Но... почему бы и не сейчас? Признаваться – так во всем сразу!

– Признаваться? В чем признаваться? Не понима... О господи! Каллахан, что ты наделал!

Брезент упал, и взору зрителей открылись огромные ярко-розовые буквы на золотистом фоне:

ЭШЛИ, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ.

И подпись:

ТВОЙ НЕВЫНОСИМЫЙ КАЛЛАХАН.

– Как трогательно! – пробормотал Карл Уитьер и, отчаянно работая локтями, принялся пробираться через толпу.

Но Эшли не слышала ни Карла, ни восторженного рева толпы, ни даже щелканья фотоаппаратов. Она вообще ничего не видела, не слышала и не замечала. Ибо, как раз в этот миг невыносимый Логан Каллахан прильнул к ее губам.