Дядя Альфред поцеловал ее в щеку.
— Только поговорить, моя дорогая? Думаю, как Тейт, ты способна на гораздо большее, чем это. А теперь иди, я управлюсь тут. Пойду потолкаюсь среди посетителей, посмотрю, не удастся ли теперь, когда Джордж размягчил гостей, выудить из их карманов что-нибудь еще.
— Спасибо, дядя Альфред. Большое тебе спасибо. — Шелби обняла его.
Он тоже обнял ее.
— Какая прелесть! За что же это ты меня благодаришь? — Не убирая рук, Шелби отстранилась и посмотрела на дядю.
— За многое. — Она снова сморгнула слезы. — За то, что помог мне создать себя, как ты это называешь. За то, что рассказал о своих приключениях. За то, что вдохновил меня отправиться в большой мир, проверить свои крылья, а не просто остепениться. Без тебя ничего этого не случилось бы. Я была бы просто Шелби Тейт, пустой оболочкой. А теперь… — Она нерешительно улыбнулась. — А теперь я чувствую себя полноценным человеком, личностью. Ах, дядя Альфред, как же я тебя люблю!
Шелби еще раз обняла его, а потом пошла, пробираясь между столиками, искать Куинна. Несколько раз она останавливалась, принимая благодарности, объятия и даже поцелуй от мэра Бробст, которая добрых две минуты орала ей в ухо.
Куинн видел, как она идет, следил за ее медленным, радостным продвижением, видел, как она разговаривала с Алом, обнимала его. Да как он мог подумать, что Шелби бесчувственное существо, одна из Богатых и Отвратных. А ведь Куинн свалил их в одну огромную кучу, не потрудившись понять, что каждого человека нужно оценивать по достоинству, а не по количеству нулей на его счете в банке.
— Куинн! — Шелби протянула к нему руку, чтобы он помог ей выбраться из толпы и вывел в фойе. — Нам надо поговорить.
Куинн страшился услышать эти слова, страшился сам произнести их. Теперь он ничего так не хотел, как поговорить с Шелби, услышать, что скажет она. Куинн распахнул дверь, вывел ее на улицу, увлек за угол здания.
— Мы можем сначала поцеловаться? — спросил он, прижимая Шелби к оштукатуренной стене и упираясь руками по обе стороны от ее головы, сужая мир до них двоих. — Прямо здесь. Прямо сейчас.
— Нет, не можем, — ответила Шелби, но при этом улыбнулась. Улыбнулась губами, улыбнулась своими большими карими глазами, полными любви, искрящимися озорством. — Прежде всего я тебя люблю, Куинн Делейни. Я люблю тебя всем сердцем и буду любить всегда.
Куинн ухмыльнулся и наклонился ближе, изнемогая от желания.
— И я тоже люблю тебя всем сердцем. Навсегда. Теперь мы можем поцеловаться?
Шелби оттолкнула его.
— Второе, я хочу сказать тебе, что не знала. Сначала не знала и долго еще потом. Я очень плохо запоминаю имена и, кажется, никогда по-настоящему не смотрела на тебя.
— Знаю. Я негодяй. Ты уже сказала мне это. Но ты и не должна была меня видеть. Я был здесь, чтобы следить за тобой, вот и все, точно знать, что маленькая сестричка Сомертона не попала в беду. Но я вошел в ресторан Тони и столкнулся с тобой. Ты взглянула на меня, но не узнала. Признаться, Шелби, это разозлило меня. Чертовски разозлило. Я считал себя более запоминающимся. Она приложила ладонь к его щеке.
— Ты такой, ты такой. Представляю, как ты был зол из-за того, что я не вспомнила тебя.
— Нет, не представляешь. — Если она не дает себя поцеловать, у него есть время поведать ей все до конца. — Мне не нравятся богатые, Шелби. Никогда не нравились. В моей жизни был один случай, заставивший меня с предубеждением относиться к целому классу людей… кроме Грейди, моего партнера, но его невозможно не любить. Я даже решил закрутить с тобой роман, чтобы богатая девочка испытала приключение, которого, казалось, хотела.
Куинн вздохнул и покачал головой.
— Но я не смог. Просто не смог. Я был слишком занят тем, что влюблялся в тебя.
Шелби сдержала слезы.
— О, Куинн, ты не мог сказать мне ничего более приятного.
— Приятного? У тебя действительно особый взгляд на вещи, любимая. Но погоди, это еще не все.
— Да. Вот этого-то мне и жаль. Я хотела чего-нибудь добиться сама, впервые в жизни отвечать за себя. Но я так и не пожила самостоятельно, верно, Куинн? Ты был здесь почти с самого начала. Страховочная сетка Сомертона. Брат не приехал и не забрал меня, потому что ты следил за мной. Присматривал за мной.
Куинн думал точно так же. Он нагнулся и поцеловал ее в лоб.
— Шелби, здесь ты жила самостоятельно. Нашла работу. Более того, ты сохранила ее, добилась настоящего успеха. Боже мой, посмотри, что ты сделала с этим городом. Ты когда-нибудь видела, чтобы столько людей обнимались, питали друг у другу теплые чувства, помогали ближним? Ты пришла, вооруженная своей силой, у тебя есть способность собирать людей, устраивать грандиозные вечеринки… и видеть в людях только хорошее. Знаешь, не так уж много наследниц с Мейн-лейн вообще посмотрели бы на завсегдатаев, не говоря уж о том, что ты сделала для них.
Теперь Шелби плакала уже по-настоящему, у нее дрожал подбородок, по щекам текли горячие слезы.
— Я никогда не думала об этом…
— А следовало бы. Из всех женщин, с кем мне доводилось встречаться, ты одна из самых добрых, самых любящих, понимающих, необыкновенных. Нет, не так. Ты — самая добрая, самая любящая, понимающая, необыкновенная женщина из тех, с кем мне доводилось встречаться. — Куинн улыбнулся, стараясь развеселить ее. — Даже если ты не запоминаешь ничьих имен.
Шелби рассмеялась, потом замерла, вспомнив о чем-то. О том, что перед этим сказал Куинн.
— Ты не любишь богатых? Очень богатых, Куинн?
— Я же сказал тебе, что пересмотрел свои взгляды. Я уже неделю кляну себя за глупость. — Он ухмыльнулся. — А ты очень богата?
Шелби отвела глаза.
— Очень, — призналась она. — И это все еще тебя беспокоит, да? Я всегда подозревала, что мужчины хотят жениться на мне из-за моих денег, но никогда не думала о мужчине, который не пожелает жениться на мне из-за того, что у меня есть деньги. Пока я не выйду замуж или пока не стану немного старше, я просто получаю средства на содержание с доходов, но потом все деньги перейдут ко мне, и я смогу распоряжаться ими по своему усмотрению. Это действительно станет для тебя проблемой? Если да, то я откажусь от наследства.
— Ты бы это сделала, Шелби? Ты отказалась бы от денег, чтобы сделать меня счастливым? И жила бы на мои доходы… они не такие уж маленькие, между прочим.
Она кивнула. Твердо, решительно.
— Ничего себе, — смутился Куинн. — Э… а о какой сумме мы говорим?
Шелби опустила глаза.
— О тридцати миллионах долларов.
Куинн отступил и вытер ладонью внезапно пересохший рот.
— Тридцать миллионов, — повторил он. Потом издал короткий саркастический смешок. — Ты отказалась бы от тридцати миллионов долларов. Ради меня. Бог мой!..
Шелби отошла от стены, наклонилась, сорвала одинокий одуванчик, повертела его в пальцах.
— Так что, ты хочешь, чтобы я от них отказалась? — Куинн засмеялся. Расхохотался так, что опустился на траву, потянув за собой Шелби.
— Дорогая, может, я и не самый умный в мире человек, но у меня что, на лбу татуировка «идиот»?
— О, Куинн! — Шелби упала в его объятия. — Я так тебя люблю!
Он приподнял ее подбородок, думая, что сейчас самый подходящий момент прекратить разговоры и поцеловать любимую женщину. Но она высвободилась из его рук и поднялась.
— Я должна сделать еще одно признание.
Куинн тоже встал и пристально посмотрел на нее, пытаясь собраться с мыслями.
— Какое? Ты ешь крекеры в постели? Поздно просыпаешься по утрам? Не умеешь готовить?
Шелби сердито прищурилась.
— Ты прекрасно знаешь, что я не умею готовить. Но я не об этом. Я про… про… в общем, я получила по почте это письмо. Письмо с угрозами, в котором мне велели убираться из города. А потом была попытка похищения, помнишь?
Куинн стиснул зубы.
— Помню.
— Я подозревала тебя. Поняв, кто ты, я подумала, что, может быть, ты устал от своих обязанностей няньки и послал это письмо, желая напугать меня и вынудить уехать домой, а сам решил оставить эту работу и заняться каким-нибудь делом поинтереснее.
Куинн схватил ее за плечи и заставил посмотреть себе в глаза.
— Шелби, я оставил эту работу, как ты это называешь, на следующее утро после нашего похода в кегельбан. Именно тогда я осознал, что все это гораздо больше, чем бизнес, что ты очень много значишь для меня.
— О! Это… это очень мило. Но разве ты не сердишься на меня за то, что я считала тебя автором письма?
— Писем, Шелби, во множественном числе. Раз уж мы тут исповедуемся друг другу, позволь мне признаться, что я проник в вашу с Брендой квартиру, порылся в твоей сумочке и нашел первое письмо. Потом извлек второе из твоей почты в то утро, когда была попытка похищения. Официально я не был при исполнении, но все равно делал свою работу. И — нет, я не сержусь, что ты подозревала меня. Жаль, что я не додумался до этого, поскольку тогда точно поговорил бы с тобой, а не позволил тебе затащить меня в постель.
— Затащить тебя в постель! Да ты…
— Понял. — Куинн нахмурился. — Но я провел расследование, попытался узнать, кто послал письма, кто нанял этих громил. И я полагаю, вернее, я вполне уверен, что это был Уэстбрук.
— Паркер? — Шелби вспомнила, что подозревала Паркера, но отмела эту мысль. — Не понимаю. Зачем ему все это?
— Я думал об этом. — Куинн взял ее ладони в свои. — Он знал, что ты здесь… все знали, где ты, моя милая, ты не слишком-то хорошо замела следы. Он мог приехать сюда, сказать, что любит тебя, упросить вернуться домой.
— Едва ли. Ведь Паркер знал, что я его не люблю. Значит, он пытался напугать меня и тем самым заставить вернуться? Но я не собиралась уезжать надолго. Почему он не мог подождать?
Куинн поднес ее руку к губам и поцеловал.
— Во-первых, любимая, Паркер, видимо, догадался, что я затеял свою игру, и забеспокоился, как бы я не преуспел. Но есть еще одна причина, о которой мне бы нз хотелось тебе говорить.
Она сжала его руки.
— Скажи.
— Хорошо, но дело вот в чем: чтобы узнать это, я не нарушал законов, балансировал на грани. Уэстбрук — банкрот, моя милая, хуже чем банкрот. Он утаивал доходы с денег своих инвесторов, растрачивал основные средства, и если в скором времени Паркер не получит твоего небольшого наследства, он, возможно, отправится в тюрьму.
Шелби задумалась.
— Мне все равно, — наконец сказала она.
— Слава Богу, потому что это еще не все. У него есть любовница.
Шелби ухмыльнулась.
— Теперь мне на самом деле все равно.
— А это еще лучше, потому что у Паркера их две. Шелби рассмеялась, испытывая огромное облегчение.
— Я полагала, что все дело во мне. Считала, что меня невозможно любить, так как я холодная. Но дело не во мне, а в нем. О, Куинн, как же мне хорошо!
— Так хорошо, что ты наконец позволишь мне поцеловать тебя?
Шелби улыбнулась ему.
— Сейчас узнаем. А ты очень сильно хочешь поцеловать меня?
Куинн привлек ее к себе.
— Кажется, я умру прямо здесь и сейчас, если немедленно не поцелую тебя. Ты это хотела услышать?
Шелби обхватила затылок Куинна и нагнула его голову.
— Как говорит Бренда, меня это устраивает…
Глава 34
— Сомертон? Это я, Шелби.
Она сосчитала до трех, пока Сомертон приходил в себя, и улыбнулась, когда он сказал:
— Шелби? Шелби, это правда ты? Как ты? Где ты?
— Ты прекрасно знаешь, где я, Сомертон Тейт, и все время знал. Поэтому и послал Куинна присматривать за мной. За что тебе моя вечная благодарность. Не хочешь спросить, почему я звоню? Я хочу, чтобы ты первый узнал, что мы собираемся пожениться.
Шелби слышала, как восхищается ее звонком Джереми, затем Сомертон, прикрыв рукой трубку, сказал что-то вроде:
— Выходит замуж. Да. Так она сказала. Что? Да-да, я это сделаю. Уверен, сестра оценит твой вклад в ее платье и цветы. А теперь успокойся.
Шелби откинулась на грудь Куинну и тоже зажала ладонью трубку. Они провели дивную ночь в постели и дивное утро, пока она не решила, что следовало бы позвонить Сомертону.
— По-моему, там заливается Джереми. Ну разве не прекрасно? Тебе он нравится, да? То есть Джереми не смущает тебя?
— Ничуть, милая. Кстати, я расскажу тебе, что сделал Сомертон, когда я был там в последний раз. Тебе это понравится.
— Прошу прощения? — переспросила Шелби, убирая ладонь с трубки. — Повтори, пожалуйста, Сомертон. Я хочу, чтобы и Куинн это услышал.
Она подняла трубку так, чтобы они оба могли слышать Сомертона.
— Я сказал, что выдан ордер на арест Паркера. Он… — Куинн схватил трубку.
— Сомертон, это я, Делении. Кто вам сказал, что выдан ордер на арест Уэстбрука?
— Кто мне сказал? Дайте подумать. Да, между прочим, вы до сих пор не попросили у меня руки Шелби. Ну, с этим мы разберемся потом. Так… это был Декс Сандлер, вчера днем в клубе. Или может, Мими Брок вчера на ужине в защиту дельфинов. Не важно. Все говорили об этом.
— О том, что Уэстбрук арестован? — Куинн едва сдерживал нетерпение. — Он арестован, да? За решеткой? Или отпущен под залог?
— Нет, должно быть, вы не так меня поняли, Куинн. Я сказал, что все говорили о Паркере, и это привело к выдаче ордера, насколько я понимаю. Не знаю всех подробностей, но кто-то начал задавать странные вопросы о Паркере, о его делах, и все начали обсуждать вслух то, что думали, а потом кто-то, не знаю, кто именно, посетил окружного прокурора.
— Грейди, — выдохнул Куинн и улыбнулся вопросительно смотревшей на него Шелби. — Хорошо, значит, кто-то обнаружил махинации Уэстбрука и пошел к окружному прокурору. А что потом? На мой взгляд, расследование пошло слишком быстро.
Сомертон вздохнул.
— Вы хотите знать все отвратительные подробности? Что ж. Кто-то приходил к Паркеру, и кто-то в конторе Паркера очень разволновался и в тот же самый день нанес визит в чью-то контору в центре города с просьбой остановить расследование в обмен на показания. В тот же самый день, то есть в четверг, был выдан ордер на арест Паркера. И, упреждая ваш вопрос, — нет, с тех пор его никто не видел. Что? Да, Джереми, совершенно верно. По словам Джереми, Паркер сменил место жительства.
— Проклятие! — Куинн взглянул на Шелби. — Уэстбрук смылся, — пояснил он, уже мысленно укладывая чемоданы и покидая Восточный Вапанекен. — Ладно, Сомертон. Мы позвонили сообщить вам, что проведем здесь еще неделю или около того… ваш дядя хочет получить чек на зарплату, прежде чем вернуться домой. Но теперь нам придется уехать сегодня же, даже если Ал останется.
— Ал? Кто такой Ал? Вы говорите, что дядя Альфред там? Что он работает? Не верю.
— Мы обо всем расскажем потом. А сейчас соберем вещи и уедем отсюда.
Положив трубку, Куинн тут же снял ее и набрал какой-то номер.
— Куинн? Что случилось? Ты же сказал, что его арестуют. Не понимаю, почему ты теперь так озабочен, если… — Шелби озадаченно умолкла.
— Ш-ш-ш, — успокоил он ее поцелуем в щеку и проговорил в трубку: — Грейди, это я. Да. Девять часов субботнего утра. Нет, я не пьян. Не вешай трубку. Помнишь Уэстбрука? Есть ордер на его арест. Тебе что-нибудь об этом известно? — Послушав несколько секунд, Куинн улыбнулся. — Да, как ветром сдуло, верно. Он сбежал, смотался, его не могут найти. Так вот, что бы ты сделал, если бы оказался банкротом, преследуемым копами, и хотел выбраться из страны? Но прежде чем выбраться из страны, ты должен знать, что у тебя хватит денег и ты сможешь вести привычный образ жизни.
На том конце опять последовала пауза, и Шелби оторвала трубку от уха Куинна, чтобы слышать разговор.
— Если мне почти удалось провернуть это дельце, когда я даже еще не пытался его провернуть… — размышлял вслух Грейди.
— Правильно. Я тоже об этом подумал.
— Значит, ты разбудил меня, желая спросить о том, что и так уже знал? Пока, Куинн, я еще посплю. Береги ее.
Шелби взяла у Куинна трубку и положила на место.
— Вы с партнером полагаете, что Паркер может похитить меня? По-настоящему?
Куинн погладил ее по щеке и попытался уложить на кровать, чтобы немного отвлечь.
— А пока, милая…
В следующий момент он оказался на полу, а Шелби торопливо надевала белую блузку, которая вместе с другими предметами одежды составляла цепочку, протянувшуюся из гостиной в спальню его маленькой квартирки.
— Никаких «а пока, милая», Куинн Делейни! — взорвалась она. — Вы с твоим грубияном партнером только это и знаете. Мы сказали, что проведем здесь еще несколько дней, и мы останемся. Кроме того, через пятнадцать минут у меня встреча с Мемориальным комитетом в ресторане Тони, где мы подсчитаем наши сборы. Где, черт побери, мои туфли?
Шелби разозлилась и до смерти перепугалась. Выяснить, что ты была обручена с преступником, содержавшим двух любовниц, — это одно. Но знать, что он собирается похитить ее и потребовать выкуп? О нет! Нет, нет и нет. Это уж слишком!
— Шелби, выслушай меня, это только подозрение, один шанс из тридцати миллионов, и тебе это известно. Паркер явно мыслит не так, как другие.
— Он мыслит так же, как и ты. — Шелби непослушными пальцами застегнула молнию на брюках. — И мне неприятно бояться, Куинн. А ты пугаешь меня.
— Этого не избежать, милая. — Последовав за ней в ванную комнату, Куинн увидел, как она взяла его зубную щетку и выдавила на нее пасту. — Я хотел бы напугать тебя так, чтобы ты вернулась со мной домой. То есть я был бы рад услышать, что Уэстбрук объявился и его поймали при попытке угона самолета в Бразилию. Но он слишком долго делал на тебя ставку, моя хорошая, видел в тебе свое спасение. И продолжает видеть. Ты для него курица, несущая золотые яйца.
По спине Шелби пробежал холодок. Положив щетку, она бросилась в объятия Куинна и прижалась к его плечу.
— Ладно, теперь я действительно напугана. Не рассержена, а напугана. И я не дура. Я всю жизнь подвергаюсь угрозе похищения и знаю, каковы могут быть последствия, если вдруг поведу себя так, будто охрана мне не нужна. Но я хочу со всеми попрощаться, Куинн. Мы можем сделать хотя бы это?
— Да, малышка. — Он погладил ее по голове. — Это мы сделаем. А теперь позволь мне одеться и проводить тебя домой, чтобы ты приняла душ и уложила вещи, а потом мы пойдем к Тони. Хорошо?
— Спасибо, Куинн! — Шелби встала на цыпочки и поцеловала его. — Но весь мой багаж в твой «порше» не поместится. Я уложу только самое необходимое, а за остальным мы вернемся потом, ладно?
Куинн согласился, ибо знал: Шелби должна чувствовать, что она снова вернется в Восточный Вапанекен. Он согласился бы выкрасить свои волосы в фиолетовый цвет, если бы это заставило Шелби уехать. Правда, Куинн не сомневался, что в случае необходимости справился бы с Паркером Уэстбруком Третьим и парой его громил. Однако не хотел, чтобы Шелби при этом находилась рядом.
Двадцать минут спустя в сопровождении встревоженной Бренды, которая словно приклеилась к боку Шелби, они втроем направлялись в ресторан Тони.
— Я буду так скучать по этому месту! — Шелби сжала руку Бренды. — Я буду скучать по всем, особенно по тебе и Гарри. Теперь мне трудно представить свою жизнь без вас.
— Ты в любой момент можешь приехать в гости, радость моя. — Бренда бросила озабоченный взгляд на Куинна. — А если вдруг надумаешь послать за мной Джима Хелфрича с лимузином, знай, что я возражать не стану. О черт! — Она вдруг остановилась. — Я забыла конверты, которые дал мне на сохранение Тони. Пожертвования. Вы идите, а я вас догоню.
Они медленно прошли второй квартал. Куинн держал Шелби за руку, а сам смотрел на дорогу, вглядываясь в проезжавшие мимо автомобили. Несколько машин он увидел на стоянке у ресторана, но в этом не было ничего необычного. В сущности, все выглядело так же, как всегда.
Это заставило Куинна занервничать и насторожиться, хотя он и так был настороже. Но Куинн никогда не нервничал, всегда был уверен в себе. Вот что сделала с ним любовь.
И только они ступили на щебенку стоянки, как это случилось.
Рекламный шит, на котором значились специальные блюда дня, невысокая вывеска на колесах, поставленная на границе парковки, как раз настолько заслонила Куинну обзор, что он не заметил присевшего за ней человека.
Незнакомец поднялся и бросился на Куинна.
Шелби закричала.
Куинн узнал в парне того, кто пытался затащить Шелби в машину. Он выругался, пожалев, что оказался прав, когда совсем не хотел этого.
Выставив вперед руку, Куинн отбил умелый удар мужчины, затем двинулся вперед, собираясь рубануть ребром руки по шее нападавшему.
Этот сукин сын парировал удар. «Отлично, — подумал Куинн. — Как все нынче увлекаются единоборствами. То, что надо. Парень, считающий, что умеет драться».
Но с другой стороны, он, вероятно, не знает, как драться нечестно.
Куинн знал. Развернувшись боком и балансируя почти на цыпочках, он опустил руки, только что не умоляя парня снова броситься на него.
Шелби устремилась в ресторан, зовя на помощь, и промчалась мимо начальника полиции, почти совсем незаметного в своей обычной позе у игрального автомата.
— На Куинна напали! Скорее!
Потом снова кинулась на улицу.
Тони схватил разделочный нож и сделал вид, что бежит. Джозеф и Фрэнсис перевернули на пути к двери пару столов. Завсегдатаи вывалились из своей кабинки, замыкая колонну.
К тому моменту, когда Шелби снова оказалась на улице, Куинн, тяжело дыша и все еще сжав кулаки, стоял над напавшим на него мужчиной. Тот извивался на земле, держась за самую чувствительную часть тела.
— Куинн, ты цел! — Шелби бросилась к нему через стоянку.
— Нет! — крикнул он, переводя дыхание. — Иди внутрь. Ради Бога, вернись туда!
Но было слишком поздно. Темный седан, взвизгнув тормозами, въехал на парковку, с пассажирского сиденья выпрыгнул мужчина и схватил Шелби за руку.
— Паркер? — Шелби не поверила своим глазам, хотя стоявший перед ней мужчина казался еще более напуганным, чем она. Его страх придал ей мужества. Увидев измятый теннисный костюм Паркера, вероятно, бывший на нем, когда он сбежал от полиции, Шелби рассмеялась. — Паркер, ну и задница же ты!
Однако Шелби не удалось вырваться. Завернув ей руку за спину, Паркер потащил ее к открытой дверце машины, а водитель в это время кричал:
— Давай, давай, живей!
И в этот момент на своем «кадди» 1967 года выпуска мэр Бробст, чуть припозднившись из-за своего обычного субботнего визита в парикмахерский салон Моди, въехала на стоянку.
Куинн видел, как Амелия Бробст сердито смотрит на сцену, разыгравшуюся в другом конце парковки, как Беттиэнн Финк кричит что-то ей в ухо. Амелия отпустила тормоз и клаксон и дала, предупреждая, полный газ.
Посмотрев на лежавшего на земле мужчину, Куинн решил, что тот еще не скоро оправится. Затем взглянул на Шелби, которую Уэстбрук тащил к машине. Она не облегчала ему задачу, благослови ее Бог, но помощь ей явно не помешала бы.
И Шелби получила ее.
Да еще какую!
Фрэнсис, который был тяжелее Джозефа на несколько фунтов, по-медвежьи обхватил Уэстбрука сзади и поднял над землей.
Потом бросил на землю с приличной высоты, и на его место заступил Джозеф.
Джозеф пнул Уэстбрука Третьего именно в то место, которое сулило рождение Четвертого.
Между тем мэр Бробст переключила передачу и направила свой автомобиль-танк прямо на седан. Тот внезапно поехал ей навстречу, то есть к выезду, затевая, похоже, серьезную войну нервов — кто свернет первым.
Обняв Шелби, Куинн продолжал наблюдать, уверенный в том, что Амелия Бробст — настоящий игрок. Она не собиралась уступать. Ни на йоту. Только не Амелия, с ее слуховым аппаратом и соломенной шляпкой с цветами… и с ее «кадди», не уступавшим по мощности грузовичку Мэка.
Седан продолжал движение.
«Кадди» продолжал движение.
Шелби закрыла глаза.
В последний момент седан свернул, прямиком угодив в одно из широкоствольных деревьев покойного мэра Бробста. Это был первый случай, когда разрушающие тротуар растения принесли хоть какую-то пользу.
Завсегдатаи, чувствуя, что остались в стороне, поскольку Тони и два его помощника с разделочными ножами нависли над лежащим на земле громилой, бросились к седану, оторвали дверцу со стороны водителя и выволокли бедолагу наружу.
— Может, их стоит спасти, дорогой? — спросила Шелби, открыв глаза. — В смысле, Паркера и его друзей.
— Обо всем уже позаботились, моя милая, — сказал дядя Альфред, присоединяясь к ним на парковочной площадке. — Я позвонил в полицию, как только ты вбежала в ресторан. — Он посмотрел на Паркера, которым перебрасывались, явно игриво настроенные Фрэнсис и Джозеф, и поморщился. — Никакого изящества, — заметил дядя Альфред, передернувшись.
Вдали завыла, неумолимо приближаясь, сирена — это ответил на звонок дяди Альфреда работающий на полставки полицейский Восточного Вапанекена.
Дядя Альфред подмигнул Куинну:
— Все хорошо, что хорошо кончается. Делейни, мальчик мой, как ты думаешь, мне следует предупредить начальника или пусть уж он играет? Собственно, почему бы и нет…
Эпилог
Парк поместья Тейтов, и без того блиставший своей природной красотой, был еще улучшен благодаря декораторским талантам Джереми Рифкина.
Поскольку наступила середина сентября, он заказал хризантемы в горшках, чтобы поставить их вдоль всех дорожек и заполнить клумбы, на которых уже начали увядать летние цветы. Белые, желтые и розовые, они прекрасно сочетались с голубыми драпировками, которые словно висели в воздухе над центральной дорожкой, ведущей к беседке, где стоял в ожидании священник.
На газоне, по обе стороны от кирпичной дорожки, выстроились ряды складных деревянных стульев, умело скрытых под белыми чехлами с голубыми бантами, и почти все они были уже заполнены.
Завсегдатаи со своими женами и детьми занимали четыре ряда со стороны невесты, поэтому Фрэнсиса и Джозефа попросили сесть со стороны жениха, чтобы немного уравновесить положение.
Оставшиеся места заняли мэр Бробст и миссис Финк, все официантки и персонал из ресторана Тони, сам Тони и многие из его постоянных клиентов. Табби сидела в первом ряду со стороны невесты, под руку с дядей Альфредом. Ее шестеро детей — в возрасте до двенадцати лет — сидели при полном параде по обе стороны от них. Дядя Альфред смотрелся щеголем и прикидывал, как бы смыться…
Не было только миссис Миллер, клявшейся, что пришельцы похитят ее, устроят ей промывание мозгов и — как сказала Табби, «вот повезло бы ей, старой крокодилице» — «кое-чем с ней займутся».
Над лужайкой были натянуты два больших тента, две парящие белые конструкции, дополненные временными полотняными стенами с вставками из прозрачной пластмассы, напоминавшими окна в церкви. В одной стояли украшенные стулья, несколько дюжин круглых столиков, на которых красовались салфетки, сложенные в виде лебедей, и большой стол, с возвышавшимся на нем пятиярусным свадебным тортом.
Во второй был устроен изысканный буфет. Джереми, разумеется, осуществил надзор над меню, во всяком случае, над большей его частью. Там значились омар, филе миньон — с одним «л», — седло барашка и свежая семга. Были также шесть разнообразных овощных гарниров и четыре салата. Шампанское, самое лучшее, и вина нескольких сортов.
В одном из углов, в наполненной льдом ванне, покоился большой бочонок пива, как раз рядом с ящиками чая со льдом. Джереми пришлось пережить и это, и твердый отказ Куинна в ответ на просьбу украсить ванну лентами и цветами.
Солнце перемещалось по небосводу, и около трех часов Куинн обнаружил, что стоит возле алтаря во взятом напрокат смокинге, белом, с небесно-голубым галстуком-бабочкой и таким же поясом.
Он спокойно скрестил руки на груди, когда органист сменил музыкальный фон на более знакомую мелодию.
Двое из обслуживающего персонала подошли к алтарю, взялись за концы ткани, укрывавшей алтарь, и осторожно отступили, оставляя за собой дорожку в сорок футов белоснежного льна.
И вот появилась она, в самом конце ведущей к алтарю дорожки из ткани.
Красавица! Эта самая красивая женщина в мире улыбалась ему, шла к нему. Ее юбки из небесно-голубой тафты колыхались на обручах при каждом движении, обнаженные плечи вздымались над многочисленными рядами небесно-голубых кружев, а от солнца ее защищала огромная небесно-голубая шляпа, отделанная длинными белыми атласными лентами.
Куинн шагнул на дорожку, подошел к Шелби и протянул ей руку, когда она дошла до пятого ряда, точно как на репетиции.
— Не знаю, как в таком платье можно выглядеть роскошно, жена, но тебе это удалось.
— Тише. — Карие глаза Шелби заискрились. — Бренда всегда об этом мечтала, с детства. Я не могла отказаться. Кроме того, по-моему, мы оба выглядим очень мило.
Куинн взял ее за руку, сжал и провел оставшийся путь до алтаря, до того самого алтаря, к которому две недели назад шли они с Шелби в присутствии тех же самых гостей. Отсутствовал только Грейди, взявшийся за одно «приятное», как он его назвал, дело. Оно должно было удерживать Грейди вдали от агентства не меньше месяца, «чего ты как раз заслуживаешь, после того как бросил меня тут одного в трудном положении, Куинн, старина».
Куинн и Шелби расстались у алтаря, встав по обе стороны от него, когда орган начал исполнять «Свадебный марш». Гарри, стоявший рядом с Куинном, своим шафером, слегка пошатнулся, и тот быстро поддержал его.
— Кольца у тебя? — лихорадочно спросил Гарри, выглядевший так, словно его затолкали в белый смокинг, а потом придушили белым галстуком-бабочкой. — Ты сказал, что кольца у тебя. Кольца у тебя?
— Кольца у меня, Гар, — спокойно ответил ему Куинн. — А теперь расслабься. Даже мама улыбается.
— Еще бы! — Гарри вынул большой носовой платок и промокнул лоб. — Не могу поверить, что вы отправили ее в Европу.
Куинн, предлагавший Шелби послать мамашу Мэк на луну и получивший отказ, только улыбнулся, затем подтолкнул Гарри локтем, когда под руку с Сомертоном на дорожку ступила Бренда.
— О Боже! — с благоговением произнес Гарри и сглотнул, едва Бренда двинулась к алтарю в облаке кружев. — Ты только посмотри на нее, Куинн! Ты только посмотри на нее…