Ленч прошел весело, и, к величайшему облегчению Рэн, никто даже не упомянул о ее выходке за завтраком. Складывалось такое впечатление, что Малькольм завоевал расположение ее семьи своим тихим поведением. Сирена, по крайней мере, вроде бы прониклась к нему уважением и время от времени обращала на него внимание.
      Сара была весьма поглощена рассказами Калеба о его приключениях на службе в Голландской Ост-Индской компании, и Рэн вынуждена была признать, что заигрывания Сары задевают ее. Но ей не в чем было обвинять подругу: Калеб – обаятельный мужчина и невероятно красив. Опять же, зависть, которую она испытывала, смягчалась тем, что взгляд Калеба постоянно падал на нее, и Рэн надеялась, что Малькольм заметит это. Девушке была приятна мысль, что Малькольм может ревновать ее. А потом она поняла: Малькольм верит, что Калеб – ее брат, и у него нет никаких оснований для ревности. При первом же удобном случае Рэн собиралась все ему рассказать. Может быть, они смогут остаться наедине сегодня вечером, после ужина. Рэн была разочарована, что не отправилась с Малькольмом на прогулку, как обещала, но ленч сегодня слишком затянулся. Кроме того, несколько минут назад Сирена пригласила компанию прогуляться по пристани, чтобы Калеб смог продемонстрировать, как он заботится о «Морской Сирене», и Рэн с радостью ухватилась за это предложение. Еще на Яве, когда Калеб во время своих нечастых визитов заводил «Морскую Сирену» в порт, Рэн любила наблюдать за теплым сиянием глаз Сирены и Ригана, когда они осматривали судно, как они прикасались друг к другу, когда считали, что на них никто не смотрит. Ведь именно на «Морской Сирене» Риган и Сирена открыли свою любовь друг к другу, и теперь один только вид корабля уносил их в счастливые воспоминания.
      Завязав ленточки шляпки, Рэн отвернулась от зеркала и спросила Сару:
      – Ты уверена, что не хочешь пойти с нами? Я знаю, что Сирена с Риганом не будут возражать.
      – Нет, иди сама. У меня ужасно разболелась голова, – ответила Сара и уселась на высокую кровать.
      – Мне попросить кого-нибудь принести порошок от головной боли или мокрое полотенце? – Рэн подошла к постели и пощупала лоб Сары. – У тебя горячий лоб. Попросить Камиллу послать за доктором? – в голосе Рэн слышались заботливые нотки, а в глазах было беспокойство: она никогда не видела подругу больной.
      – Нет, нет, со мной все в порядке, – заверила Сара. – Кажется, в последнее время пища не идет мне на пользу. Но тебе не о чем беспокоиться.
      – У тебя действительно какой-то зеленоватый цвет лица, – заметила Рэн. – Ты убеждена, что я ничего не могу для тебя сделать?
      Сара застонала и повернулась на живот.
      – Если ты сейчас же не уйдешь вместе со своими духами, то меня вырвет прямо на постель! Уходи же!
      После того как дверь за Рэн закрылась, Сара затихла и задумалась. Что с ней происходит? Она еще ни разу в жизни не болела, а последнее время чувствует недомогание каждый день после завтрака, а иногда и после ленча. Но перед обедом ей всегда становится лучше. Сара пыталась объяснить свое теперешнее состояние эмоциональным срывом после измены Малькольма и беспокойством из-за финансовых трудностей семьи. Все это и вызывало у нее тошноту. А если этих причин недостаточно, то ее нездоровье – результат постоянного страха испытать на себе гнев родителей, когда те приедут в Лондон.

* * *

      Сара проснулась от какой-то суматохи в главном холле на первом этаже. Оттуда доносились приветствия и звуки властного резкого голоса, который встревожил девушку не на шутку. Отец! Такого голоса не могло быть ни у кого, кроме Джейсона Стоунхама, да еще, возможно, его сына Баскома.
      Сара широко раскрыла голубые глаза и рывком вскочила с постели. Вдруг комната завертелась у нее перед глазами, и она снова опустилась на кровать. Сара умирала от страха из-за неотвратимо надвигавшейся встречи с родителями. Она решила снова лечь в постель и притвориться спящей. Но при звуках голоса Джейсона, громыхающего на лестнице, девушка поняла, что это ей не удастся.
      – Сара! Ты где?! Ответь немедленно!
      Потом послышался тихий голос Маргарет Стоунхам:
      – Джейсон! Джейсон! Ты переполошишь весь дом! Нам ведь сказали, что баронесса отдыхает, Джейсон…
      – Тихо, Маргарет! Я собираюсь сейчас же встретиться со своей дочерью! Сара, где ты? Сара!
      – Я здесь, отец, – пролепетала Сара, внутренне содрогаясь.
      Дверь в ее комнату распахнулась, и через порог переступил Джейсон Стоунхам. Сара на какое-то мгновение подумала, что обозналась и это не ее отец. На вошедшем была добротная одежда, которая придавала некоторую элегантность его полноватой фигуре. Ему очень шел черный сюртук и остроконечная шляпа, какие стали слишком популярны среди пуритан. Широкий белый воротник рубашки был выпущен наружу и хоть как-то украшал мрачный костюм Стоунхама. Он снял шляпу, аккуратно положил ее на стул, потом подошел и молча стал перед дочерью, уперев руки в бока и сверля ее холодным взглядом.
      – Здравствуй, отец, – выдавила из себя Сара. – Как дела? Надеюсь, все хорошо?
      – Достаточно хорошо для человека, который узнал, что его собственная дочь ничуть не лучше проститутки! – заорал он на съежившуюся Сару. – Как ты могла опозорить меня? В академии мне рассказали такое, о чем я в жизни никогда не слышал! Директрисса доложила мне все, и я чуть со стыда не сгорел. Подумать только! Мой собственный ребенок позволил втянуть себя в эти… эти тайные свидания! Я могу только предполагать, через какое время ты сама начала бы бегать по ночам с каким-нибудь безмозглым идиотом, у которого лишь похоть в голове, а эта дрянная девчонка ван дер Рис стояла бы на страже!
      – Малькольм не безмозглый идиот! – закричала Сара; слова сорвались с языка прежде, чем она сообразила, что говорит. – Я… я делала это, чтобы помочь подруге! Рэн собирается замуж за Малькольма, поэтому здесь нет ничего дурного!
      Джейсон поразился ее резким словам. Ни дочь, ни жена никогда не разговаривали с ним в таком тоне.
      – Послушай, дочь, не забывай, о чем ты говоришь…
      – Сара! Сара! – в комнату ввалилась задыхающаяся Маргарет Стоунхам, все еще придерживая юбки после подъема по лестнице.
      – Мама! Что ты с собой сделала? – Сара открыла рот от удивления.
      Маргарет Стоунхам всегда носила модные платья и тщательно укладывала волосы. Сейчас же она выглядела как старуха: волосы были гладко зачесаны и собраны на затылке, из-под полей белой шляпки поблескивали седые пряди; шелка и атлас заменило простое платье черного цвета, которое освежалось лишь белым воротничком и манжетами.
      – Она всего лишь обратила свою душу к Господу, оставив все эти глупейшие украшения и посвятив свою жизнь Ему, – сурово пояснил Джейсон. – И тебе нужно сделать то же самое вместо того, чтобы впутываться во всякие сомнительные истории, молодая леди. Ты позабудешь обо всех глупостях, когда наденешь такое же платье. Безделушки – работа дьявола, который отвлекает молодых людей от слова истинного.
      Сара с недоверием покачала головой. Ее родители уже несколько лет были пуританами, но никогда не бросались в крайности. Только Баском, со своими безумными глазами и нездоровой худобой, носил такой мрачный костюм.
      – Когда же все это началось? Уверена, что вы стали так рьяно исповедовать веру пуритан не из-за того, что я натворила в школе!
      – Конечно же, нет. Нам с твоей матерью был указан истинный путь к вечным ценностям. Наши платья символизируют то, что мы посвятили жизни Спасителю.
      – Вы хотите сказать, что это произошло, когда вас осудил король за поддержку проповедей Баскома, и из-за близкого финансового краха вы не можете позволить себе носить что-либо другое! – бурно" запротестовала Сара, не обращая внимания на гневный взгляд отца. – Мама, где твои красивые наряды? Что ты сделала со своими волосами?!
      Лицо Маргарет на минуту стало задумчивым, но, заметив, что муж испытующе смотрит на нее, женщина побледнела и торопливо произнесла:
      – Послушай, Сара, все не так уж плохо. Пойми, это путь к спасению. Ты скоро привыкнешь носить нашу одежду. По крайней мере, тебе не придется каждый день думать, что надеть.
      – Скоро привыкну? Нет! Никогда! Я никогда не буду выглядеть как черная ворона! Не буду, пока у меня шкаф набит прекрасными шелковыми и атласными платьями! Я поклонялась Господу вместе с тобой и отцом, слушала проповеди Баскома, но никогда не надену это, это, это! – она тыкала пальцем в наряд матери, дрожа от возбуждения.
      – Ты сделаешь так, как я скажу, дочь. Маргарет, вели прислуге, чтобы принесли сумку, которую ты уложила для Сары. И пришли лакея, чтобы вытащить из комода все ее вещи. Моя дочь будет верить так же, как и я, а ее поведение будет соответствовать поведению сестры лидера нашего собрания.
      – Я отказываюсь, отец. Я не надену это монашеское одеяние! Я лучше буду ходить голой, чем выглядеть как…
      Джейсон оборвал богохульствования своей дочери увесистой оплеухой. Сара была настолько шокирована, что даже не смогла закричать от оскорбления и боли.
      – Ты будешь делать то, что я скажу, – угрожающе повторил Джейсон, возвышаясь над дочерью, как скала. – Я воспользовался гостеприимством барона Синклера при условии, что не позволю тебе провести еще одну ночь в комнате с этой сумасбродкой Рэн ван дер Рис. Ты немедленно перенесешь свои вещи – а их останется немного – в комнату своей матери, где мы сможем наблюдать за тобой.
      Сара глотала неудержимо льющиеся слезы и беспомощно смотрела, как мать разбирала сумку, в которой лежали простое черное платье и чопорные муслиновые нижние юбки…
      Вернувшись с Риганом, Сиреной и Калебом с пристани, Рэн поднялась в комнату, которую делила с Сарой. Ей хотелось переодеться во что-нибудь особенное красивое к сегодняшнему обеду: тогда, возможно, Малькольм и посмотрит на нее так, как Риган смотрел на Сирену на борту корабля. Их прошлое было таким романтичным, таким страстным и полным приключений! Почему-то Рэн могла представить себе Калеба, который глядит на женщину, как его отец на Сирену, но не могла представить Малькольма, делающего то же самое. Может быть, она была дурочкой, когда настаивала, что только после женитьбы их любовь станет полной? По позвоночнику Рэн пробежала дрожь, когда она вспомнила о пылких ласках Малькольма и его протестах, когда она умоляла остановиться.
      – Сара, Сара! – возбужденно позвала она, распахивая дверь в их гостиную, но обнаружила там лишь горничную второго этажа.
      – Мисс Сара внизу, в комнате миссис Стоунхам, – объяснила женщина.
      – Вот как… Она уже переоделась к обеду? – спросила Рэн, разочарованная, что придется подождать с рассказом о прогулке.
      – Можно сказать, что она переоделась навсегда, – загадочно ответила горничная. – Мисс Сара останется в комнате своей матери, – добавила она.
      – Со своей матерью? А им там не тесно? – Рэн была очень удивлена, но потом вспомнила, что Сара плохо себя чувствовала. – Наверное, миссис Стоунхам захотела быть поближе к дочери на случай, если ей снова станет нехорошо. Ну, ладно… Ты можешь приготовить мне ванну? У меня есть только час, чтобы собраться к обеду. Пока я буду в ванне, погладь мое ярко-красное платье. Я хочу выглядеть особенно красивой сегодня вечером.

* * *

      Все собрались в гостиной, ожидая, когда объявят об обеде, – все, кроме Сары.
      Рэн беспокоилась о подруге и хотела спросить Стоунхамов, стало ли Саре лучше, но мистер Стоунхам бросал на нее такие колючие взгляды, что Рэн не отважилась заговорить с ним. После того как их представили друг другу, девушка попыталась объяснить родителям Сары, что та ни в чем не виновата, но ей быстро заткнули рот резкими замечаниями. Калеб поспешил Рэн на помощь и увел в дальний угол комнаты, чтобы рассказать о туземцах Бразилии, куда он плавал в последний раз.
      Даже Малькольм попал под горячую руку Джейсона Стоунхама, и если бы Сирена не пришла ему на помощь, неизвестно, чем бы все кончилось. Только Камилла выглядела счастливой и не обращала внимания на суматоху, царившую вокруг.
      Внезапно на пороге появилась Сара, глаза ее были опущены в пол и красны от слез. Рэн открыла рот от изумления, когда увидела, во что одета подруга. Траурный черный цвет драматически оттенял ее бледную кожу, делая девушку похожей на приведение. Шелковистые светлые волосы Сары были затянуты в тугой узел на затылке, а на макушке примостилась маленькая белая шляпка.
      В гостиной повисла тишина. Джейсон вышел вперед и взял дочь за руку.
      – Какая ты красивая, Сара! Такая чистая и непорочная!
      Сара ничего не отвечала и не поднимала глаз, не находя сил посмотреть кому-либо в лицо, Ей так хотелось, чтобы здесь сейчас не было Малькольма, чтобы он не мог видеть ее в таком одеянии. Когда же она наконец отважилась взглянуть на него, в глазах Уэзерли светилась лишь издевка.
      Рэн стало жаль подругу. Никто и ничто не смогло бы заставить ее одеться в пуританский наряд, даже если бы ей стукнуло сто лет!

* * *

      Сара на цыпочках вышла из комнаты матери и под тихие похрапывания Маргарет закрыла за собой дверь. Быстро застегнув ненавистное черное платье, надетое поверх ночной сорочки, она несколько мгновений прислушивалась, а затем двинулась к черной лестнице, которая вела на кухню. К счастью, Стоунхамы всегда ложились спать рано, и сегодня, после долгой молитвы Джейсона о спасении души дочери, они уже улеглись в постель.
      Отец исполнил угрозу и отобрал у Сары все платья, потому что они считались дьявольским одеянием. Теперь у нее остался только этот черный наряд.
      Сара расчесала светлые длинные волосы, молясь про себя, чтобы Малькольм еще не уехал. А еще усерднее она молилась о том, чтобы не проснулась ее мать и не подняла тревогу из-за исчезновения дочери.
      Со стороны парадного входа доносились слова прощания. Уезжал Калеб, а Камилла жаловалась Тайлеру на усталость. Через несколько минут, когда все стихло, Сара прокралась через кухню и побежала через сад туда, где стояли экипажи. Последним в ряду был наемный кэб Малькольма, на козлах которого дремал кучер. Сара беззвучно открыла дверцу и забралась внутрь. Она долго не могла отдышаться, но наконец затаилась в укромном месте – на полу, между сидениями.
      Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем девушка почувствовала, как зашевелился кучер, увидев приближающегося Уэзерли. Сердце Сары забилось так сильно, словно собиралось разорваться в груди. Наконец-то она сможет остаться с Малькольмом наедине! Сара все еще лелеяла слабую надежду, что он сжалится над ней и увезет с собой. Она и представить себе не могла, как будет жить без него, не видя его, не слыша его звонкого смеха, не ожидая случайного прикосновения его руки…
      Черное платье хорошо скрывало девушку в темноте. Сара дождалась, пока Малькольм сядет в экипаж, кучер тронет лошадей, и лишь потом обнаружила себя:
      – Малькольм, Малькольм…
      Он повернул голову, в темноте блеснули иссиня-черные волосы.
      – Сара!.. Что ты здесь делаешь? – спросил он, не веря своим глазам. – А что, если узнает твой отец? Хорошенькое же будет удовольствие объяснять ван дер Рисам, почему ты здесь, со мной!
      – Малькольм, Малькольм, прошу тебя! Мне нужно было увидеть тебя… Может быть, в последний раз! Родители хотят увезти меня куда-то. Прошу тебя, Малькольм, – взмолилась она, подползая к нему на коленях.